Текст книги "Шухов: Покоритель пространства"

Автор книги: Александр Васькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

Для чего мы столь подробно описали тяжелый труд нефтяников, получавших гроши, превращавшиеся в золотые перстни на руках бакинских олигархов? Не только для создания обстановки, в которой Шухову пришлось работать. Он постоянно думает над тем, как облегчить труд рабочих, раз и навсегда найти замену пресловутой желонке. Он отметит для себя непроизводительность процесса подъема нефти с помощью желонки. Во-первых, желонка в скважине одна, следовательно, время на ее спуск расходуется неэффективно, проще говоря, теряется время, как пропадает и часть вытекающей при подъеме нефти. Труд тартальщика уже сам по себе малопроизводителен, ибо все операции надо производить только в светлое время суток. Как сделать подъем нефти непрерывным?

Шухов что-то пишет у себя в книжечке – его вечной спутнице, чтобы затем через несколько лет предложить использовать на буровых не желонки, а насосы, обладающие, несомненно, более высоким коэффициентом полезного действия, нежели несчастные 7 процентов желонок. Это будет так называемый шнуровой, или капиллярный насос, в устройстве которого использованы внутренние силы сцепления жидкости. Нельзя сказать, что до Шухова теорией насосов никто не занимался, более того, существовало мнение, базирующееся на неудачном опыте их использования на нефтепромыслах, что, дескать, насосы там не применимы по той причине, что скважины бурятся на песках, который эти насосы засоряет. Наблюдая за допотопной технологией выкачивания нефти, за адским трудом тартальщиков и желонщиков, Шухов ищет путь усовершенствования насоса – а что, если конструкцию насоса не дополнить еще одной деталью, а, наоборот, убрать из нее направляющую трубу, заключающую в себе восходящую часть шнура и не позволяющую жидкости разбрызгиваться? Так Шухов создаст первый в России шнуровой насос.

Но пока все остается по-старому. Русский нефтепромышленник Виктор Иванович Рогозин сообщал: «Все бакинские затеи и претензии имеют вид арабских сказок; здесь все грандиозно на вид… А в действительности заводы работают в 1/₄ силы, буровые – в 1/₇, нефтепроводы – в 1/₅. Для чего все сооружено, на каких расчетах все основано – добраться логикой и цифрами невозможно. Все, что здесь совершается, совершается без счета и расчета: у него фонтан, и у меня будет фонтан, у него завод, и у меня будет завод. Так и настроили заводов и навертели дыр в земле. Когда приезжаешь к Балаханам, то множество вышек производит грандиозное впечатление. Въедешь, и начинается разочарование: одни стоят потому, что некому продать нефти, другие потому, что не доведены до конца, третьи вновь бурятся, и кое-где есть действующая буровая».

Удачей считалось при бурении скважины напороться на фонтан, когда нефть била ключом на десятки метров над землей, заливая все вокруг. В Балаханах это происходило особенно часто. Еще Марко Поло в XIII веке видел такой фонтан, из которого било столько нефти, что «ею можно было погрузить до ста судов». Нефть возили в те времена в Багдад караванами, число верблюдов достигало двухсот, каждый мог увезти более 300 килограммов. Нефть не только служила для освещения, но и использовалась как лекарство.

Фонтаны порой извергали так много нефти, что на залитых ею вокруг окрестностях можно было устраивать соревнования по плаванию и катания на лодках. Хорошо известен случай с владельцем нефтяного промысла инженер-полковником Александром Бурмейстером, которого прозвали «фонтанмейстером» по той причине, что на его участке било несколько высоченных фонтанов. Впоследствии Бурмейстер – а с такой фамилией только и бурить скважины – служил у Нобелей.

Но иногда бывало и по-другому. Вспомним популярный телефильм «Не бойся, я с тобой!», действие которого разворачивается в Бакинской губернии. Богатый бек с помощью русского бурового мастера никак не может найти нефть на своем участке, но в конце концов фонтан неожиданно бьет из-под земли. Восторг бека сменяется разочарованием: это смесь грязи и песка.

Приехавший, как и Шухов, в Баку инженер Сергей Васильевич Шульгин рассказывал: «Я спал. Кто-то разбудил меня крепким тычком в бок и прокричал в самое ухо: «Вставай, забил нефтяной фонтан». Я торопливо оделся. Со двора доносился оглушительный гул, от которого сотрясались стены дома, скрипела кровля. «На каком промысле? Чей фонтан?» – спрашивали люди друг друга. Никто ничего не знал. Я вышел из комнаты. Рассвело. Горизонт окрасился в алый цвет. Рабочие высыпали из бараков и стояли словно пригвожденные. Нефтяной столб поднимался до небес. Вышка была сметена, нефтяной сель уносил с собой бревна, доски, железные трубы, оборудование. Камни, выбрасываемые из скважины, описав гигантский полукруг, падали на землю. От гула глохли уши. С неба падали нефтяные капли, одежда и лица людей почернели от нефти. К тому же еще усилился хазри – сильный бакинский норд. Стоило нефтяному столбу чуть-чуть ослабнуть, как вокруг скважины начинали суетиться рабочие, пытаясь заарканить устье скважины чугунным листом. Хотя эти чугунные листы были пригодны лишь для мелких, отрытых вручную колодцев.

Разбудили владельца участка, где забил фонтан. Вместе с братом и сыновьями на случайно подвернувшемся фаэтоне они прибыли к месту происшествия. Увидев высоту нефтяного фонтана и вмиг представив себе все возможные последствия, хозяин скважины побелел, как мертвец. Его окружила тол на людей. Каждый что-то советовал, требовал принять срочные меры. А фонтан набирал силу. Жители близлежащих домов спешно нагружали арбы и повозки домашним скарбом, торопясь покинуть это место. Они слишком хорошо знали, что такое нефтяные пожары. А пожар мог случиться в любую минуту. Нефтяная река подбиралась к домам, заполняла подвалы, первые этажи. Ковры и паласы, подушки и одеяла, деревянная посуда и прочая утварь плыли по нефтяному озеру. Засучив шаровары, согнувшись под тяжестью пожитков, мужчины брели по колено в нефти, честя на чем свет стоит хозяина скважины.

Зато гулякам, кутилам, «золотой» молодежи было раздолье. Они приезжали в роскошных экипажах, на собственных фаэтонах прямо из казино и увеселительных заведений, чтобы полюбоваться экзотическим зрелищем. Вскоре землянки, лачуги, ветхие строения, где обитали рабочие, исчезли с лица земли. Рухнули заборы, повалились ограды. Черным нефтяным туманом заволокло Баку и полил нефтяной дождь».

Фонтан этот забил на Биби-Эйбате, одновременно то же самое случилось в Сабунчах и Балаханах. «Небо все плотнее окутывает черной пеленой, и вскоре начинает лить нефтяной дождь. Капли падают на лицо, на руки, затекают за воротник. Шляпа и верхняя одежда были густо перепачканы нефтью. Я извлек липкими пальцами носовой платок из кармана и принялся водить по глазам, по лбу, подбородку, вытирая черную клейкую массу. Платок в мгновение ока стал угольно-черным. А нефтяной дождь все усиливался. От непривычного запаха першило в горле, кружилась голова. Прохожие, видя мое состояние и улыбаясь моей неопытности, удалялись, покачав головой. Я чуть было не упал и прислонился к стене. Кто-то взял меня под руку, отвел в близлежащий сквер и усадил на скамью…»^{34} – писал очевидец.

Скважина, о которой рассказывал Шульгин, выбрасывала до 20 тысяч тонн нефти в сутки. Казалось бы – вот счастье привалило! Однако это оказалась пиррова победа. Соседи, залитые нефтью, в свою очередь, тоже завалили нефтедобытчика, но совсем другим – исковыми требованиями. Потерпевшие, потерявшие имущество, дом, крышу над головой, – а их были сотни, – подали в суд на хозяина скважины. Общая цена иска достигла такой суммы, что никакой банк не смог бы выдать на нее кредит, дабы покрыть требования истцов. Впору было лезть в петлю, что и сделал ответчик. В один прекрасный день его нашли повешенным. И все концы в воду, а точнее в нефть. Подобные случаи повторялись с печальной периодичностью.

Понятно, что от такого вот самопроизвольного выброса нефти пострадали все. Но, наверное, конкуренты-нефтепромышленники должны были радоваться исчезновению еще одного игрока с рынка. Не тут-то было. Из-за этого фонтана цена на нефть рухнула более чем в шесть раз, упав с 50 копеек до восьми. Вслед за самоубийством последовали банкротства более мелких нефтедобытчиков, не способных сбыть свой товар, цена на который рухнула ниже себестоимости. И тут, как всегда, подсуетились Нобели – они купили промысел с фонтаном по заниженной цене, обещая всем пострадавшим возместить хотя бы одну десятую часть всего ущерба.

Единственными, у кого вид бьющего из-под земли гигантского нефтяного фонтана вызывал восторг и радость, были немногочисленные туристы. Они уже заранее знали, что помимо Старого города с Девичьей башней есть тут достопримечательности нерукотворные, коих не увидишь нигде в Европе. Один из первых путеводителей так и писал: «Нефтяные фонтаны наиболее интересны для туристов и представляют собой грандиозное зрелище, особенно ночью, при электрическом освещении».

Но у Шухова фонтаны вызвали иные эмоции. Его инженерное образование не хотело, да и не могло смириться с тем, что вот так, неукротимо природная сила – сжатые подземные газы – выбрасывает на поверхность неисчерпаемый дар земли – нефть. В Баку ему и пришла мысль о возможности подъема нефти из буровых скважин сжатым воздухом. Ведь по сути фонтан – это тот же насос, качающий не поршнем, а сжатым газом. Но сила газа рано или поздно иссякнет, а насос, работающий по этой схеме, нуждается лишь в электричестве и может качать нефть постоянно.

Вот Шухов и предложил использовать в нефтедобывающей промышленности насос типа эрлифт, что с английского переводится как «поднимать воздухом».

В мае 1886 года Менделеев на заседании в Бакинском отделении Русского технического общества расскажет: «Могу здесь оповестить вас, что при проезде через Москву я узнал, что инженеры Шухов и Бари заняты испытаниями изобретенного ими насоса, действующего сжатым воздухом. Они ставят его на тамошнем артезианском колодце, а затем намерены приехать сюда и предложить это чрезвычайно важное применение – оно предохраняет от пожара и сберегает работу; сжатый воздух, проведенный от буровой по тонким металлическим трубам, может заставить действовать насос без людской работы и без огневых приспособлений».

Шухов оказался далеко не первым русским ученым, ступившим на апшеронскую землю. До него еще в 1863 году сюда приехал мало кому известный тридцатилетний доцент Московского университета Дмитрий Менделеев, предложивший строить нефтепроводы. Но тогда к нему не прислушались – слишком сильно было влияние лобби откупщиков во власти, крайне не заинтересованных в сохранении статус-кво. Менделеев сразу оценил перспективы российской нефтяной промышленности – следовало только отказаться от малоэффективного и трудозатратного рытья колодцев и заменить их буровыми вышками. Однако один из главных откупщиков – Иван Мирзоев немедля обратился с жалобой к кавказскому наместнику с призывом не давать разрешения на бурение скважин на 168 десятинах, лежащих между «главными источниками», и «восстановить на законном основании нарушенные права, воспрепятствовать бурить нефтяные колодцы в черте откупа».

Сергей Витте вспоминал эту эпоху: «Еще во времена Барятинского кавказский наместник был заинтересован тем, чтобы начать разработку различных богатств, которые содержит Кавказ. Я помню, что эти попытки производились еще в то время, когда я был мальчиком… Я помню время, когда производство нефти в Баку ограничивалось несколькими миллионами пудов; оно сдавалось с торгов, и эти промыслы находились всецело в руках Мирзоевых. В то время это было самое ничтожное производство»^{35}.

Аргументы Менделеева потонули в колесном скрипе арб, караван которых растянулся от Чертова базара до Черного города. Транспортировка нефти бочками и на лошадях сначала до заводов, а потом, после ее перегонки, на пароходы была очень прибыльным бизнесом и главным источником дохода местного населения. Всего в нем было занято более 10 тысяч возчиков, каждый из них на своей арбе за один рейс мог вывезти деревянную бочку в 25 пудов. В 1877 году при себестоимости пуда нефти в 3 копейки его перевозка на завод обходилась в семь раз дороже, что значительно увеличивало конечную цену продукта, коим был керосин. В дождливую погоду и ненастье перевозка прекращалась – непроходимая грязь препятствовала движению, в итоге заводы останавливались. Таким образом, погода оказывала свое влияние на нефтеперегонку. «Только навык и большое искусство тех кучеров, которые существуют в Баку, позволяет совершить переезд от Баку к промыслам, не изломав экипажей и костей», – писал Менделеев.

Странно, что деловые люди не понимали тупиковости положения: сколько можно вывезти нефти лошадиной силой – несколько миллионов пудов, а если добыча вырастет в десятки и сотни раз – где взять столько лошадей? Поражает их недальновидность. Взять хотя бы, к примеру, крупнейшее Бакинское нефтяное общество, устав которого утвердил лично государь император в 1874 году. На Балаханском промысле общество добывало нефть из десяти скважин глубиной от 23 до 35 саженей и с максимальной производительностью до 10 тысяч пудов в сутки. Завод общества считался образцовым. «На Сураханском заводе имеется 25 кубов емкостью от 620 до 660 ведер и пять кубов емкостью 208 ведер… При заводе имеются обширные бондарная, слесарная и кузнечные мастерские. «Бакинское нефтяное общество» имеет, кроме того, бондарный завод около самого Баку и может производить до 40 тыс. бочек в год. Остальные здания представляют магазины, склады или жилые помещения для служащих. Между некоторыми зданиями проложены рельсы. Вся площадь завода ограждена каменной стеной, к которой с северной стороны прилегает монастырь гебров. Вообще главную силу Сураханского завода «Бакинского нефтяного общества» составляют, кроме хороших качеств его керосина, обширные бондарные, а также вспомогательные мастерские, на рациональное содержание которых я обращаю внимание крупных нефтезаводчиков… Для успеха нефтяной техники, конечно, особенно необходимо, чтобы заведывание фабриками поручалось образованным и сведущим техникам. До сих пор это можно найти только на заводе «Бакинского нефтяного общества»», – писал профессор Горного института Конон Лисенко.

Кроме того, общество располагало флотилией из шести парусных шхун, пяти барж и парохода, пристававших к своему же причалу. Филиалы общества были разбросаны по всей стране. Казалось бы, Бакинскому нефтяному обществу и карты в руки, но вместо этого акционеры решают строить… новый бондарный завод, сырье для которого надо завозить со всей империи.

Шухов как-то попал на улицу, целиком занятую бондарями – ее так и назвали Бондарной, она шла от промыслов Сабунчи. Казалось, что не улица, а весь город – это огромная бондарная мастерская. Везде, где только можно, с утра до вечера клепали бочки. Шухов не раз и не два оступался, чуть не падая в смрадные большие лужи – они никогда не просыхали, поскольку в них мочили обручи для будущих бочек. Над всем этим «производством» роились тучи насекомых, мошек и комаров. И все это существовало десятки лет.

А ведь среди нефтепромышленников были люди далеко не глупые и самых разных национальностей – русские Петр Губонин и Василий Кокорев, азербайджанцы Гаджи Тагиев и Шамси Асадуллаев, армяне Лианозовы и многие другие. И лишь шведы Нобели взяли на себя смелость и риск первыми вложиться в прокладку трубопровода. Никто из конкурентов не согласился войти в долю, посчитав идею шведов безумной затеей и пустой тратой денег. В самом деле: зачем сорить деньгами на что-то новое, когда свое, старое исправно и так служит десятки лет! Лучше будем грузить нефть бочками…

Людвига Нобеля не смутил молодой возраст Владимира Шухова – он и сам в эту пору был готов горы свернуть. Перед инженером была поставлена цель создать нефтепровод пропускной способностью 80 тысяч пудов нефти в сутки. Вроде бы задача не слишком сложная – это же не велосипед изобретать. К тому же первый нефтепровод проложили в Америке в 1865 году протяженностью 6 километров от нефтепромысла Ойл-Крик в Пенсильвании до железнодорожной станции Миллер Фарм Стэйшн (Менделеев мог бы радоваться, что хоть где-то его услышали). В Америке производили и трубы, так что чего уж там думать: достань чертежи или разбери, скопируй и строй. Именно так будут поступать коллеги Шухова в более позднее время, не видя в этом ничего зазорного. Однако Шухов не был бы Шуховым, пойдя на такое. Пускай где-то уже существует нефтепровод, он создаст свой, более совершенный, изготовленный при наименьших материальных и временных затратах – в этом его собственные цели и устремления Людвига Нобеля совпадали.

В то же время, понимая, что он начинает работать не с чистого листа, Шухов, естественно, изучает опыт заокеанских предшественников. Слово «опыт», правда, здесь не совсем подходит, скорее эксперимент. Никакого фундаментального и международного научного опыта, которым Шухов мог бы воспользоваться, у него под рукой в Америке все-таки не было. Там строили наобум. Иными словами, практика была, а теории не было, несмотря на то, что общая протяженность нефтепроводов достигла 500 миль. Не было даже точно определено, из какого металла делать трубы. Известен случай с одним из первых нефтепроводов Пенсильвании, построенным летом и пролегавшим по поверхности земли. Трубы изготовили из чугуна, который при высоких температурах расширяется, а при низких сокращается. Все это следовало предусмотреть заранее, должным образом отразив в проектной документации. Когда грянула лютая зима – нефтепровод лопнул по швам, нефть хлынула на землю. Аналогичный случай произошел с другим нефтепроводом, проложенным уже не летом, а зимой, там, наоборот, трубы расширились, вырвавшись из державших их оков. В результате прямая нитка нефтепровода превратилась в нагромождение извивающихся труб, напоминающих гигантского удава.

Американский нефтяник Джейкоб Вандергриф, вице-президент компании Рокфеллеров «Стандард ойл», в честь которого в Пенсильвании назван город Вандергриф, признавался без обиняков: «Вы не можете ответить на заумные вопросы, пока не построите трубопровод. А построить его вы не сможете без настоящих парней – с ломами, гаечными ключами, захватами, динамитом и запасом смелости. Только это и надо брать в расчет». Но Шухов не мог брать в расчет парней с лопатами.

Шухову принадлежит следующее определение нефтепровода: «Нефтепровод представляет собой одно из простейших технических сооружений, служащих для перемещения нефти и ее продуктов. Устройство его во всем аналогично с трубопроводом, предназначенным для перемещения воды, и заключается в следующем. Между двумя главными станциями – одной приемной, другой сдаточной – проложены железные трубы, по которым и перемещается нефть. На приемной станции устанавливаются насосы, берущие жидкость из сборных резервуаров и нагнетающие ее по трубам к резервуарам сдаточной станции».

Прежде чем составить проект трассы будущего нефтепровода, Владимир Григорьевич не день и не два ходит там с нивелиром, ищет лучшие точки, дабы исключить всякую возможность нарушения транспортного цикла при будущей эксплуатации трубопровода: здесь будет приемная станция, тут путепроводы, там сдаточная станция. Путь от Балаханы – именно здесь начнется строительство – до Черного города он излазил вдоль и поперек. Небольшая группа строителей во главе с высоким русским инженером, находящимся в центре и постоянно что-то объясняющим своим спутникам, пока не привлекает возчиков на своих арбах, они, как и несколько веков назад, подобно караванам верблюдов едут и едут по грязной дороге, туда – груженные нефтью, обратно – порожняком. Им и в голову не может прийти, что когда-то их услуги станут никому не нужными и семейный бизнес (дед возил, отец возит и сын будет возить) канет в небытие. Неужели кто-то сможет заменить их?

Однако пришел день, когда угроза стала реальной. Дружелюбное на вид местное население стало врагом строительства, впрочем, ничего нового в таком отношении нет. В Америке прокладке трубопроводов препятствовали индейцы по той причине, что трубы мешали их исконным скотоводческим промыслам. Здесь же, на каспийских берегах, возник своеобразный бакинский чартизм против научно-технического прогресса. Этого Шухов в своем проекте предусмотреть не мог. Перевозчики нефти принялись вредить и что только не делали: саботировали подвоз труб, поджигали склады с инструментами, ночами растаскивали трубы по аулам, сбрасывали их в колодцы, пытались испортить резьбу на трубах. Хорошо еще, что не поймали самого инженера. Лишь круглосуточная вооруженная охрана навела порядок на стройке. Оберегать трубопровод от вредителей наняли «гочу» – это особый род вооруженных бойцов, профессиональных телохранителей. Их часто использовали для личной охраны нефтяных олигархов, сильных и метко стреляющих бойцов «гочу» боялись и старались обходить стороной. После их появления на стройке саботаж сразу прекратился.

Была и еще одна трудность, природная: окрестности Баку были населены всякого рода опасными гадами – змеями и скорпионами. Скорпионы прятались здесь чуть ли не под каждым камнем. Но еще более неприятной была встреча с фалангой – пауком, укус которого сам по себе был не ядовитым, но способен был привести к заражению крови. Аборигены подсказали Шухову, что лучшим средством спасения от назойливых и членистоногих детей природы служит баранья шкура. Ею непременно надо устлать пол палатки, и тогда всякого рода пауки разбегутся сами, ибо запах барана действует для них как красная тряпка. Для баранов скорпионы лучшее лакомство. А вот комаров и москитов не было – в ноябре, когда началась прокладка нефтепровода, их уже и след простыл.

Шухов, наделенный всеми возможными полномочиями, не только инженер, выбирающий оптимальный маршрут трубопровода, конструкцию качающих нефть насосов, тип резервуаров для ее хранения, но одновременно и бригадир, и бухгалтер, подсчитывающий расходы (он подробно записывает их в маленькую книжечку – ничего не уходит от его внимания). Он и подрядчик, и заказчик, нанимающий сотрудников, распоряжающийся рабочими, строителями, плотниками, каменщиками, землекопами… Универсальность Шухова станет его фирменным стилем на всю жизнь.

Несмотря на палки в колеса от перевозчиков нефти и на то, что несколько американских труб все же лопнули, нефтепровод Балаханы – Черный город длиной почти 10 километров и диаметром 3 дюйма (76 миллиметров), оснащенный паровым насосом, вступил в строй в начале 1879 года. Стальные трубы нефтепровода были соединены с помощью муфт и нарезных концов. Людвиг Нобель немного поворчал: трубопровод обошелся почти в 100 тысяч рублей, но окупаемость его полностью зависела от загрузки, при первоначальном объеме 35 тысяч пудов в сутки затраты должны были окупиться уже через год при себестоимости перекачки в одну копейку за пуд нефти. А расходы на транспортировку нефти в конечном продукте – керосине – сократились на одну четвертую часть рубля. Кроме того, нефтепровод качал нефть круглосуточно, следовательно, заводы работали день и ночь. Выгода была очевидной. «Техническую идею надо до воплощения вынашивать, пока стоимость не станет приемлемой», – отметил как-то Шухов в своей записной книжке.

«Хорошо смеется тот, кто смеется последним!» – гласит народная мудрость. Теперь смеяться над своими конкурентами пришла очередь Нобелей. Соседние нефтедобытчики, сразу смекнувшие, что быстрее и дешевле перегонять нефть по трубам, нежели на допотопных арбах, пришли к ним с предложением… транспортировки своей нефти по их трубопроводу, само собой, не бесплатно. Даже установленный Нобелями тариф в пять копеек за пуд был значительно ниже стоимости перевозки нефти в бочках. Окупаемость обещала прийти еще быстрее.

Прибавилось работы не только у трубопровода, но и у Шухова. Те, кто еще вчера не хотел быть в доле, сами решили по примеру Нобелей строить свои нефтепроводы: Лиано-зов, Мирзоев, Кокорев… Все они стоят в очередь в бакинский филиал конторы Бари, обеспечив ее загрузку заказами на год вперед. Впрочем, часто переговоры проходят в чайхане – ибо в Баку очень любят пить чай, без этого напитка не обходится ни один важный (и не очень важный) разговор. Бывало, заглянет человек на минуту-другую, а там ему уже предлагают присесть: чайку попьем! Шухов подмечает, что в какой бы час ни заглянул он в чайхану, там всегда оживленно: разговор, игра в нарды, чтение газет, обмен мнениями. А главное, что без женщин – их туда не допускают.

В семье Шуховых чай тоже любили, самовар всегда стоял на почетном месте, чай пили по-русски, в больших чашках, часто переливая его в глубокие блюдца. Но здесь этот напиток просто боготворят и пьют его в особых небольших грушевидных стаканах из тонкого стекла – армуду. Впрочем, Шухову форма стакана напоминает не грушу, а силуэт восточной женщины, ибо у стакана тоже есть талия посередине, не позволяющая чаю остывать. Бакинцы учат Шухова пить чай из армуду и убеждают, что, оказывается, Азербайджан – родина первого самовара в мире. Шухов не спорит: зачем разочаровывать гостеприимных бакинцев? Чай они заваривают крепким-крепким, пьют не разбавляя, никогда не наливают до краев, оставляя сверху место для губ – «до-даг йери». Сахар в чай не кладут – не принято! А Шухов и сам так любит, за что ему отдельный почет и уважение. Но как вкусен бакинский чай с чабрецом, да вприкуску с шербетом, халвой и всякими сладостями…

Шухов и приехавший в Баку его помощник Сергей Петрович Гаврилов, выпускник Императорского училища 1875 года, выпили не один центнер чая, а потому трудятся не переставая. В 1879 году построен еще один нефтепровод для фирмы «Г. М. Лианозов и К°» протяженностью более 12 километров. И так далее… В 1893 году общее число трубопроводов превысило 26 длиной от 7 до 14 верст и общей протяженностью в 262 версты. 20 трубопроводов перекачивали нефть с промыслов на заводы, остальные шесть доставляли морскую воду на промыслы для паровых котлов.

Ну а Нобели стали только богатеть. Объем керосина, произведенного на их заводах, вырос почти в сто раз, в 1876 году эта цифра составляла 6 тысяч 248 пудов, а в 1879 году – 551 тысячу 428 пудов. В мае 1879 года они учредили первую в России фирму по добыче нефти с иностранным участием – «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», сокращенно «БраНобель» с основным капиталом в три миллиона рублей. За короткое время компаньоны стали владельцами промыслов в Сураханах, Балаханах, Биби-Эйбате. Первыми выстроив трубопровод, они потеснили всех конкурентов, удерживая лидирующие позиции в нефтяном бизнесе вплоть до 1917 года. Постоянная модернизация производства, новые технологии, поступавшие прямиком из Европы, позволили сколотить Нобелям свою империю, говоря современным языком – первую вертикально-интегрированную нефтяную компанию. Инвестируя в нефтедобычу, они владели уже не только буровыми скважинами, а полноценными месторождениями, транспортной инфраструктурой, оснащенным по последнему слову техники перерабатывающим производством, разветвленной системой реализации конечного продукта и услуг. Именно Нобели стали перевозить нефть в нефтяных цистернах и танкерах, создав лучший в мире нефтеналивной флот. Лишь еще один игрок на нефтяном рынке мог тягаться с «БраНобель» – это «Каспийско-Черноморское нефтепромышленное и торговое общество» баронов Ротшильдов. С ними Нобели и поделили российскую нефть. А ведь как все началось – случайно…

Когда говорят о заслугах Нобелей перед Россией, то в первую очередь упоминают строительство первого нефтепровода, забывая обычно назвать фамилию Шухова. Сам же Владимир Григорьевич довольно скромно оценивал свои заслуги. В конце XIX века он так писал о своей работе в Словаре Брокгауза и Эфрона:

«В окрестностях Баку существует 28 нефтепроводов, построенных от нефтяных источников до керосиновых заводов, расположенных по берегу моря. Эти нефтепроводы построены почти все из американских материалов и по американским образцам. Длина их от 8 до 14 верст, диаметр труб от 3 до 6 дюймов и производительность колеблется от 10 до 50 млн пудов ежегодной перекачки, в зависимости от диаметра труб и размеров насосных машин. Первый нефтепровод в окрестностях Баку был построен инженером А. В. Бари для товарищества братьев Нобель в 1878 году; диаметр его 3 дюйма, длина 8,5 версты. Второй нефтепровод был построен им же для Г. М. Лианозова в 1879 году; диаметр его 3 дм, длина 11,5 версты – этот Н. работает до сих пор. Общее протяжение работающих ныне нефтепроводов от мест добычи нефти в Балаханах к перегонным заводам, расположенным в Черном городе, составляет около 300 верст. Все нефтепроводы, как в Америке, так и в окрестностях Баку, построены из железных труб с прочными муфтами, соединяющими трубы с помощью слегка конической нарезки. Нефтепроводные станции как в Америке, так и у нас строятся почти по одному типу и представляют крайне простые сооружения в смысле эксплуатации. Насосные машины употребляются преимущественно сдвоенного типа системы Вортингтона, изделия американских заводов Вортингтона или Блэк».

Вот так, ни слова о себе, только Бари, хотя его и рядом не было в Баку – он все это время находился в Москве, выбивая новые заказы для своей конторы. Не только краткость, но и скромность, как это видно из биографии Шухова, является сестрой таланта.

Баку в год сооружения первого нефтепровода обрел наконец канализацию – правда, в ее сооружении обошлись без Шухова, слава богу. С водой в городе было туго, бедный люд пил не очень чистую воду из колодцев, богатые бакинцы – привозную воду. В Баку было много бань – банные процедуры имели здесь особый ритуал. И Шухов тоже мылся у бакинских банщиков, здесь часто использовали не мыло, а особую бузовнинскую глину, благотворно влиявшую на кожу. Бани носили экзотические названия – «Эрмитаж», «Фантазия», «Восторг», а иногда просто назывались по имени владельца: мироновская, ахундовская, кадыровская и пр.

В центре города жили богачи, те, кто владел промыслами, а в нагорной части – беднота, гнувшая на них спину. Они никогда не пересекались друг с другом. В центре были свой бульвар для прогулок аристократии, рестораны, роскошные магазины «Драгоценности», «Блестящий», «Парча», «Шелк». Шухову понравился магазин «Ковры». В одном из них, торговавших тортами и пирожными, продавщицами работали прелестные девушки. «Чтобы привлечь покупателей, владелец магазина брал на службу только красивых девиц. Их белозубые улыбки, кокетливый наряд, шелковые ленты в аккуратно убранных волосах очаровывали мужчин, которые никогда не уходили из кондитерской с пустыми руками»^{36}, – писал современник. Но обитатели трущоб сюда не заходили.