Текст книги "Шухов: Покоритель пространства"

Автор книги: Александр Васькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Глава двадцать третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ К НЕФТЕПРОВОДАМ
ЗАВОД «СОВЕТСКИЙ КРЕКИНГ» ИМЕНИ ШУХОВА

С начала 1920-х годов Шухов становится все более востребованным – его включают во всевозможные комиссии, просят выступить консультантом, поучаствовать в различных проектах. Он даже заседает в ЦЕКУБУ – Центральной комиссии по улучшению быта ученых, созданной в 1921 году. Как авторитетный специалист с мировым именем, он очень нужен не только старой, но и новой власти. Большевики его терпят – так можно выразить отношение к Шухову. Недаром Лев Троцкий скажет о пассажирах «философского парохода», отправившихся с билетом в один конец в 1922 году: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно»^{218}.

По-прежнему широк диапазон его инженерной деятельности – деревянные трубопроводы для воды, турбобуры, глубоководный подводный аппарат «Батискаф», газопроводы, гиперболоидные башни, стропила, эстакада для ленинградского порта, а 3 мая 1923 года в его дневнике упоминаются даже танки… И все это помимо основной проектной деятельности и технического руководства бывшей фирмой Бари – ее конторой и котельным заводом. А 1920 году он приходит в родную альма-матер (с 1918 года – Московское высшее техническое училище) преподавать.

С начала 1920-х годов жизнь понемногу начала налаживаться, причиной чего явился нэп – провозглашенная Лениным в марте 1921 года новая экономическая политика, нацеленная на временное ослабление жесткого режима военного коммунизма со всеми его продразверстками. Нэп «означает переход к восстановлению капитализма в значительной мере. В какой мере – этого мы не знаем…» – откровенничал Ильич в октябре 1921 года на II Всероссийском съезде политпросветов. Воспользовавшись незнанием большевиков, инициативу быстро захватил частный капитал, начав вкладывать деньги в развитие промышленности. Возникли кооперативы, тресты, акционерные общества, синдикаты, в Советскую Россию потянулись еще недавно преследуемые капиталисты – устраивать концессии и, как говорил один из героев «Двенадцати стульев», – «договора с большевиками подписывать». Свою лепту в расцвет экономики внесла денежная реформа 1922–1924 годов, сделавшая рубль конвертируемой валютой.

Шухов, испытывавший к новой власти неприязнь (большевиков, со слов сына Сергея, он называл невежественными людьми с красными книжками, преследующими непонятные цели), в данном случае мог только приветствовать нэп. Ведь как он намучился на строительстве башни на Шаболовке – рабочие, вместо того чтобы работать даром, приближая мировую революцию, бастуют, требуя большей оплаты, которую успевает за время забастовки съесть инфляция; миллионы не умещаются в кармане, а купить на них можно все меньше: того нет, сего нет. В своих записях в июне 1920 года Шухов отмечает жуткий дисбаланс в экономике: денег в обороте 2 тысячи миллиардов, а до войны было в тысячу раз меньше, следовательно, при прежней стоимости муки в 1 рубль и нынешней в 100 тысяч за пуд, на одного жителя теперь приходится в 75 раз меньше муки, чем раньше. Шухов делает расчет и приходит к выводу: обеспечить хлебом голодающую страну может всего лишь одна губерния, по территории равная Астраханской. Но это в теории, пока же в России царит экономическая разруха, по сути, и повлекшая ту самую аварию на строительстве его башни. А была еще и разруха в головах – диагноз профессора Преображенского, который будто слетел с уст Шухова.

Благодаря нэпу и свободной торговле в Москве открылись рынки, частные магазины, полки наполнились товарами и деликатесами, вкус которых покупатели успели позабыть за время Гражданской войны. Появилась и любимая Шуховым икра, а еще нэпманы – частные предприниматели, чей удел в глазах временно притаившегося пролетариата состоял в том, чтобы день и ночь напролет веселиться в кабаре и ресторанах и слушать «Бублички» и «Лимончики». Уже в 1925 году нэпманы будут лишены согласно принятой Конституции избирательных прав как «нетрудовые элементы». В этом тоже был парадокс – выборов большевики не проводили, а право выбирать отобрали! Тем не менее до конца 1920-х годов частный капитал еще как-то терпели – надо же восстанавливать производство…

Как раз в этот период – короткое время больших ожиданий – в СССР стали приезжать иностранные бизнесмены. В 1921 году к Ленину нагрянул Арманд Хаммер, провернувший крайне удачную сделку: он Советам – пшеницу, а они ему – золото-бриллианты, пушнину и черную икру. А к Шухову из-за океана на голову свалилась целая делегация от нефтяного концерна «Синклер ойл» – главного конкурента «Стандард ойл», с которой мы уже встречались на этих страницах. «Синклер ойл» была создана Гарри Синклером из Оклахомы в 1916 году и до сих пор хорошо известна своим логотипом в виде большого зеленого бронтозавра (подразумевающего, что нефть образовалась именно в эпоху динозавров). Получилось как в поговорке: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». В роли горы выступал Шухов, когда-то не захотевший остаться в Америке.

С чего это вдруг американские нефтяники пожаловали в советскую столицу? Дело было в разгоревшейся борьбе за право разработки нефтяных месторождений большевистской России. Борьба велась между британскими и американскими капиталистами. Синклер предложил Москве заключить контракт на концессию по разработке нефтяных месторождений Сахалина и Баку. А реализацией добытой нефти могло бы заниматься совместное предприятие, которым стороны управляли бы на равных правах, что в итоге позволило бы им распределять прибыль от продажи нефти поровну.

Столь стремительное де-факто признание американцами советской власти (а по-другому это и невозможно интерпретировать) еще раз доказало, что деньги не пахнут, а если и пахнут, то только нефтью или газом. Дело оставалось за малым – найти инвестиции в размере, превышающем 100 миллионов долларов. Естественно, что означенная сумма должна была прийти из США (у Ленина в это время даже на шуховскую башню денег не хватало), но только после установления дипломатических отношений, что весьма важно. Будучи близок к Республиканской партии, Гарри Синклер намеревался оказать влияние в этом вопросе на президента-республиканца Уоррена Гардинга. Возможно, что все и пошло бы как по маслу и США признали бы СССР задолго до 1933 года, если бы не коррупционный скандал, которыми характеризовалось президентство Гардинга. Одного из ближайших к президенту государственных деятелей обвинили во взятках при распределении участков нефтяных месторождений в Вайоминге. Установление дипломатических отношений пришлось отложить – президент испугался обвинений в симпатиях к большевикам (актуально!), а в 1923 году Гардинг неожиданно умер, в 57 лет. Поговаривают до сих пор, что президента-ловеласа могла отравить его обиженная супруга, а тот самый коррупционный скандал вспыхнул уж очень кстати и был спровоцирован британской разведкой, не желавшей допустить заключения выгодных нефтяных контрактов между СССР и США. Пришедший ему на смену Джон Калвин Кулидж уже не так привечал Гарри Синклера.

«Синклер ойл» и «Стандард ойл» вели жесткую конкурентную схватку за нефтяные месторождения во всем мире, в том числе и за более качественное и дешевое «черное золото» России, не гнушаясь ничем. От визита в Москву Гарри Синклер ждал очень многого – прежде всего признания того факта, что приоритет в изобретении крекинга – процесса глубокого разложения нефти под давлением – принадлежит русскому инженеру Шухову, а не американцу Бартону, чем уже десять лет, с 1913 года, умело пользуется «Стандард ойл», присвоившая себе право на крекинг. Стоит только доказать, что первым патент на крекинг получил Шухов и по конкурентам – Рокфеллерам, владельцам «Стандард ойл», – будет нанесен мощнейший экономический удар.

Американцы – Альберт Миллер и Альберт Ипсом – посетили Шухова 10 сентября 1923 года и оказались весьма въедливыми, все последующие десять дней измучив изобретателя доскональными вопросами о процессе дробной перегонки нефти под давлением, на который и была получена привилегия в 1891 году. В привилегии приведена лишь лаконичная схема, гостей же интересуют чертежи, которые могли бы подтвердить, что Бартон в принципе повторяет изобретение Шухова. Вопросы все больше специфические, например, о температуре, давлении, циркуляции в аппарате Шухова, о полученных продуктах, или вот такой: «Имел ли купол над верхним резервуаром аппарата, изображенный на схеме в привилегии, достаточное охлажденное воздухом пространство?» Подоплека вопроса в том, что якобы другие изобретатели утверждают, что купол в этой схеме не был дефлегматором.

«В начале 1890 года в Москве был построен опытный аппарат и заявлен патент, который получен в 1891 году. Осуществление аппарата в коммерческих размерах принял на себя Рогозин. Но смерть помешала ему претворить в жизнь свое начинание. А я занялся более интересными делами – конструированием котлов, башен, покрытий и т. п.», – сообщает Шухов американцам обстоятельства неудачного внедрения изобретения. «Но почему же аппарат, обладающий такими преимуществами, не получил широкого промышленного применения?» – не унимаются дотошные янки. «Это объясняется тогдашним уровнем развития нефтяной промышленности, не было условий для осуществления такого процесса в промышленном масштабе»^{219}, – отвечает Шухов. Текст беседы с американцами хранится ныне в Архиве Академии наук.

Гости не только беседуют с Шуховым у него дома, вместе они посещают Всероссийскую сельскохозяйственную выставку (на месте будущего ЦПКиО имени Горького), едут в Сокольники. Вероятно, американцы заводят разговор и о чудесных перспективах изобретений Шухова в Америке, о том, как могла бы измениться и его судьба за океаном – заманивают золотым тельцом, как говорится. Однако Шухов отвечает, что работает для советской нефтяной промышленности, а не для американской. Тогда они предлагают ему деньги – времени изобретатель потратил много и даже назвал это «занятиями», так что оплата вполне заслуженная и по праву, но Шухов отказывается (по разным данным, сумма достигала 40 тысяч долларов). Дважды (!) он отмечает в дневнике, что его отказ от предложенного за консультации гонорара поражает американцев, они не могут понять его поступка. Их реакция Шухову явно приятна…[7]7
  Забавно читать описание этого эпизода советскими биографами Шухова: он чуть ли не бросил ненавистные доллары в лицо американцам со словами: «Шухов выбирает Советскую Россию!»


[Закрыть]

И это при том, что в эти же дни к Владимиру Григорьевичу приходят сотрудники Нефтяного комитета «хлопотать» об улучшении его существования. Такую активность, несомненно, вызвал интерес американцев к Шухову. Свои тоже решили обратить внимание на старого инженера и хоть чем-то помочь ему. То есть в деньгах он все же нуждался, но от долларов гордо отказался. Есть, правда, одна интересная деталь, обращающая на себя внимание. На следующий день после отъезда американцев 24 сентября 1923 года он запишет: «В ожидании посещения ГПУ»^{220}. Юмор очевиден – уже само слово «посещение» на то указывает. На первый взгляд странная запись, хотя почему странная – она-то как раз все и объясняет: почему не взял деньги, для чего беседа с американцами велась под запись. Тут все яснее ясного.

Шухов в описании встречи немногословен, зато Худяков оказался тут как тут – запомнил уморительный эпизод. Американцы, конечно, были бы рады купить у Шухова патент на его изобретение – да кто же им даст! И вот в процессе беседы они замечают модель шуховского гиперболоида, что стоит в его кабинете: «Браво, мистер Шухов! Но как попала к Вам наша американская башня? У нас они широко используются вместо мачт на военных кораблях». В ответ Шухов демонстрирует гостям старый журнал «Engineer» за 1897 год, где опубликована фотография его башни с указанием истинного автора – его, Владимира Григорьевича! Как говорится, умыл Шухов американцев. Мало того что он придумал крекинг, так еще и гиперболоид. Грустно лишь оттого, что оба эти изобретения многие до сих пор считают американскими.

Вдогонку довольным американцам журнал «Нефтяной бюллетень» написал: «Будем ждать от заатлантической почты вестей о результатах этого посещения, ибо вряд ли оно совершилось из одной любви к истории и внимания к нашему известному изобретателю». Результаты вскоре последовали – правительство Соединенных Штатов ввязалось в международное юридическое разбирательство против «Стандард ойл». А с посланцами американских корпораций Шухов встречался и в дальнейшем^{221}.

Последние десятилетия жизни Шухова связаны с его возвращением к исследованиям в области нефтепереработки, что было вызвано объективными причинами – большевики сами захотели добывать и торговать нефтью на мировом рынке, для чего в июле 1922 года создали Нефтяной синдикат Союза ССР, целью которого была монополизация внешней торговли в этой области. Синдикат (прямое следствие нэпа) продавал на мировом рынке нефть, добываемую трестами «Азнефть», «Грознефть» и «Эмбанефть», располагая нефтепроводами и резервуарами. Представительства синдиката в Европе позволяли ему вести прямые переговоры с зарубежными партнерами, среди которых были совместные с иностранцами английские, французские, немецкие и итальянские фирмы. К Шухову Нефтесиндикат обратился в сентябре 1923 года, аккурат после отъезда американцев (кажется, что без этого визита о нем и не вспомнили бы), после чего Владимир Григорьевич наряду с тем большим объемом работ, который он осуществлял и в других областях, уже не оставлял тему нефтепереработки. 3 октября 1923 года он отмечает в тетради: «Нефтеперегонный аппарат», 17 октября: «Проектирование нефтяного прибора». В этот же день в «Нефтяном бюллетене» опубликована его биография с портретом, что вызывает досаду супруги – о ней-то ничего не написали! 2 ноября Шухова озаботил холодильник нефтеперегонного прибора.

Шухов пишет статью для журнала «Нефтяное и сланцевое хозяйство»: в № 10 за 1923 год выходит его «Заметка о патентах по перегонке и разложению нефти при высоком давлении», из которой следует, что идея аппарата для крекинга нефти есть итог не только его исследований в области нефтеперегонки, а также и теплотехники: «Для каждого занимающегося водотрубными котлами (а мне пришлось работать в этой области – имеются патенты на водотрубные котлы системы Шухова) и немного знакомого со свойствами нефти в отношении зависимости состава дистиллатов от давления и температуры, должно быть ясно, что для работы при большой температуре (до 400°) и при большом давлении (до 10 атмосфер) прибор должен иметь поверхность нагрева трубную, подобно водотрубным котлам. Для избежания накопления осадков кокса в трубах должна быть циркуляция. Если уклон труб не имеет естественной циркуляции, то следует ввести искусственную. Далее очевидно, что прибор должен иметь дефлегматор».

Изобретатель доказывает свой приоритет по сравнению с аппаратом американца Бартона: «Из этого краткого очерка видно, что русская нефтяная промышленность может спокойно строить аппараты для крекинга по любой из описанных систем, без упреков со стороны американцев в «даровом позаимствовании».

С февраля 1923 года Шухов работает над выполнением заказа Грознефти на постройку сорока резервуаров объемом 300 тысяч пудов. В марте его удостаивают звания «Герой Труда» от завода «Парострой» и дарят портсигар (это было его первое звание, которые присваивались, так сказать, на местах). Недели не проходит, чтобы Шухов не упомянул в дневнике про нефть, перегонные кубы, нефтепроводы и т. д. Одновременно разворачивается крайне неприятная история с Пермским пушечным заводом, в проектировании которого, а именно прокатного цеха, принял участие Шухов. Заказ на проектирование цехов этого старейшего оборонного предприятия (основан в 1736 году) был особым, военным. В этом большом проекте принимали участие несколько инженеров, в том числе А. В. Самойлов, которого Шухов в своих записях называет мошенником, сам же проект, полный недостатков, ему очень не понравился. Однако на заседании Военного совета Шухов о недостатках говорить не решился. В итоге возведенная по проекту крыша в Перми обвалилась, а сотрудников конторы Шухова потащили в ГПУ на допрос. Ему же предложили самому выехать в Пермь, от чего Шухов отказался.

В мае 1924 года необычайно торжественно отмечается 45-летие профессиональной деятельности Шухова, причем делается это в рамках Нефтяной подсекции Всероссийской ассоциации инженеров. Шухов назван выдающимся русским ученым-изобретателем, внесшим неоценимый вклад в нефтяное дело. Речь на заседании, собравшем более семидесяти человек – чиновников, инженеров – держит Худяков. Он говорит двусмысленные вещи. С одной стороны, сравнивает Шухова с Эдисоном, с другой – говорит, что среда Эдисона куда более культурна, чем наша, русская. И потому изобретения Эдисона «не залеживаются», а у нас – сами понимаете: Шухова не знают даже очень высококультурные люди. Дальше: Эдисон – обогащался, а Шухов – все подарил народу, то есть прямо бессребреник (в дневнике Владимир Григорьевич скрупулезно отмечал, кто и сколько ему заплатил). Наконец, Худяков намекает: после 1917 года Шухов казался некоторое время ненужным, но лишь некоторое… Раздаются аплодисменты, Шухову поют дифирамбы начальники Нефтесиндиката, Азнефти, Грознефти, Эмбанефти: он не только видный ученый, но и надежда всех коммунистов! Вступить в партию ему пока не предлагают. Но нужность Шухова именно для нефтяной отрасли подчеркивается особо^{222}.

Из тех же побуждений в родном училище Шухова учреждается именная стипендия в его честь. «Принимая во внимание ряд выдающихся изобретений инженера В. Г. Шухова в области русской науки и техники, в частности крупнейшие достижения его в области чисто нефтяного дела, учредить в Московском высшем техническом училище на механическом отделении стипендию Совета нефтяной промышленности имени В. Г. Шухова в размере пятидесяти рублей в месяц»^{223}, – следует из решения Научно-технического совета нефтяной промышленности ВСНХ СССР 31 мая 1924 года, членом которого являлся изобретатель.

Все чаще встречается в тетрадях Шухова упоминание о работе над нефтепроводами, в том числе Баку – Батуми, Грозный – Туапсе и Грозный – Новороссийск. Но это были не первые советские нефтепроводы Шухова, в октябре 1920 года он занимался разработкой трубопроводов Ма-кат – Гребенщиково и Эмба – Урал. Последний оказался частью огромного проекта, известного как Алгемба и ставшего первой великой стройкой коммунизма. До сих пор нет полной ясности – на что рассчитывали Ленин и его наркомы, затеяв в 1919 году строительство нефтепровода и железной дороги от саратовского города Александров Гай до Эмбинских нефтепромыслов в Казахстане, именно из первых букв этих географических названий и сложилось таинственное слово Алгемба.

Район реки Эмбы был известен богатыми запасами нефти и газа издавна, еще в XIX веке, но отдаленность месторождений от транспортных путей не позволяла достаточным образом освоить их – ведь Эмба настолько далека, что по ней можно проложить границу между Европой и Азией. Старый и короткий нефтепровод со своей задачей уже не справлялся. Свою роль играло и отсутствие под боком железнодорожной ветки, ближайшая железная дорога заканчивалась как раз в Саратовской губернии, в Александровом Гае. Как известно, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики, вот они и решили достроить железную дорогу и построить заодно нефтепровод от Саратова до Урала, решив проблему нефтеснабжения в условиях Гражданской войны – все другие нефтепромыслы России находились в это время у белых. Планы были грандиозные: протяженность нефтепровода 775 верст, мощность ожидалась в 90 миллионов пудов в год, что было максимальным объемом в то время, а железная дорога должна была пропускать более двух десятков составов в сутки.

В январе 1920 года войска Туркестанского фронта под командованием Михаила Фрунзе заняли Эмбинские нефтепромыслы, и почти сразу же началось строительство Алгембы, причем силами Трудовой армии, то есть работали люди подневольные. Других трудовых ресурсов и средств у советской власти не было. Фрунзе, на которого Ленин возложил всю ответственность за строительство нефтепровода и дороги («Прошу т. Фрунзе… развить революционную энергию для максимального ускорения постройки дороги и вывоза нефти», из телеграммы от 17 января 1920 года), пытался всячески избежать такой чести. «Принимая во внимание трудности с транспортом, доставкой большого количества строительного материала и распределением его по линии проектируемой стройки, затруднительностью размещения необходимого количества рабочих команд в условиях безводных степей и отсутствия топлива, считаю долгом доложить, что осуществление постройки встретит большие препятствия», – по военному честно рапортовал он в ответ в Москву. До сих пор непонятно: для чего понадобилось бросать на нефтепровод именно Фрунзе, нельзя исключать и попытку председателя Реввоенсовета Льва Троцкого убрать подальше талантливого конкурента, подставив его.

Все случилось, как и предсказывал Фрунзе. На строительстве вследствие эпидемий резко подскочила смертность, рабочие (вчерашние солдаты) недоедали, жили в несносных условиях. В Эмбу пригоняли все большее число людей, в частности, 45 тысяч человек с Поволжья, а для местных жителей ввели трудовую и гужевую повинность, обязывающую их работать принудительно. Однако это было не главной трудностью: отсутствие труб грозило вовсе остановить прокладку нефтепровода. Железных труб нашли на складах лишь 3 процента от нужного количества. Что же касается деревянных труб, то отсутствие в казахских степях лесов полностью исключало такую возможность.

Именно в это время Шухов проводит экспертизу проектов нефтепровода Алгемба в рамках конкурса «Красный круг в диске»: «Для перекачки по длинным трубам одиночных насосов ставить нельзя. Остановки насоса в конце хода вызывают сильные толчки в трубах. На всех нефтепроводах ставят насосы сдвоенные… Вместо обычно принятых резервуаров в проекте показан один открытый бассейн, наполовину углубленный в землю. Открытый бассейн неприемлем, так как он будет заноситься песком и испарение с открытой поверхности вызовет большую потерю легких углеводородов нефти. На станциях нефтепровода надо ставить не менее трех резервуаров… Третий служит запасным на случай чистки одного из них»^{224}. Шухов находит, что проект во многом неудачен, и предлагает свое решение, рассчитав смету и экономическую эффективность строительства в том числе и деревянного нефтепровода^{225}.

А по поводу использования деревянных труб инженер пишет: «Деревянные трубы образуются клепками, стянутыми обручами. Обручи сопротивляются разрывающему усилию, вызываемому давлением жидкости, а клепки подвергаются ломающему моменту на пролете между обручами». С помощью предложенного расчета Шухов доказывает ошибки проектирования деревянных труб, в частности, в распределении колец. В то же время в проекте есть и достоинства: «Предлагаемая автором остроумная идея водяных каналов в стенках труб дает схему предохранения труб от утечки нефти и обещает безопасность в пожарном отношении. Вопрос о практическом осуществлении этой идеи может решить только опыт, который укажет, какое количество воды из каналов стен вытекает вне и внутри трубы».

В это время Шухов вплотную занимается деревянными трубопроводами, в том числе и для воды. Сохранился в архиве его детальный чертеж стяжки для деревянных труб. А в 1922 году для Люблинских полей орошения в Москве «группой инженеров по устройству деревянных трубопроводов и конструкций» была проложена первая в России деревянная труба Шухова диаметром 42 дюйма, длиной 50 метров и давлением 0,5 атмосферы^{226}.

В дальнейшем использование дерева при строительстве трубопроводов будет поставлено ему в заслугу при избрании его в Академик) наук: «В эпоху недостатка железа, в разгар революции, Шухов с успехом использовал дерево для постройки разнообразных типов стропил и на основании простых теоретических соображений смог сократить чуть не вдвое расход материала и труда. В связи с этим Шухов напечатал в 1921 г. в журнале «Нефтяное и Сланцевое Хозяйство» (№ 5–8) интересную статью о деревянных трубопроводах, в которой, в простой и общедоступной форме, выработал законы сопротивления деревянных труб, скрепленных железными обручами, и выяснил область выгодного их применения, после чего становится ясной причина широкого распространения деревянных трубопроводов в Америке»^{227}.

Объективные трудности при прокладке Алгембы, когда даже разборка старого нефтепровода не помогла (трубы отличались длиной и диаметром), а также авторитетное мнение Шухова по этому вопросу повлияли на снижение злободневности проекта. К тому же к весне 1920 года нефтепромыслы Северного Кавказа были уже захвачены Красной армией. Неудивительно, что Ленин теряет интерес к строительству, ибо мощность Эмбинских нефтепромыслов едва превышала один процент от объемов добычи нефти в Баку и Грозном. В перечне документов Российского государственного архива экономики (бывший ЦГАНХ СССР) по теме «Строительство железной дороги Александров Гай – Эмба и Эмбинского нефтепровода (1920–1922 гг.)» мы находим следующий приметный документ от августа 1921 года – «Доклад комиссара строительства нефтепровода Эмба – Урал – Саратов Молоканова И. А. в ЦК ВКП(б) о ликвидации строительства и роли спецов в нем. (За создание специальной политревизионной комиссии для исследования строительства «панамы»)»^{228}. Панама – это афера, именно это слово все чаще стало встречаться в бумагах о строительстве Алгембы, которое фактически прекратилось осенью 1921 года. Есть там и еще одна докладная записка – в Экономическое управление ВЧК «о тормозе инженеров в работе по строительству нефтепровода». Очень красноречивое название, указывающее на то, где искать причины проблемного строительства^{229}. И по сей день неудавшаяся первая коммунистическая стройка – «дорога в никуда» – вызывает немало вопросов и толкований.

Разработка Шуховым нефтепровода Эмба – Урал мощностью 15 миллионов пудов и длиной 215 верст в 1920 году оказалась невостребованной, а вот нефтепровод Баку – Батуми, проект которого был предложен им еще в 1884 году, был как бы извлечен из небытия и построен в 1928–1930 годах. В середине 1920-х годов идеи Шухова, высказанные им за 40 лет до этого, вновь обретают актуальность, о чем очень точно высказался Худяков: «Он всегда как бы слишком «забегал вперед» со своими светлыми инженерными идеями, со своими оригинальными изобретениями»^{230}. В случае с нефтепроводом «забег вперед» оказался длиной в четыре десятка лет.

Примечательно, что в 1925 году в журнале «Нефтяное хозяйство» была напечатана статья «Расчет нефтяных резервуаров», впервые опубликованная Шуховым в журнале «Инженер» еще в начале 1880-х годов. Поясняя положения давней статьи, Шухов замечает: «45-летняя практика постройки в России нефтяных резервуаров, основанная на теоретическом определении наивыгоднейших соотношений диаметра и высоты заданного объема, дает возможность точно определить наименьший вес материала, затраченного на постройку резервуара данного объема, и в этом отношении практика Соединенных Штатов ничего нового дать не может». В предисловии к публикации ученик Шухова, работавший когда-то в конторе Бари, профессор Л. С. Лейбензон подчеркивает: «В классической стране нефтяного дела – Соединенных Штатах Америки – в деле сооружения резервуаров господствует грубый эмпиризм, нашедший отражение и в практике других стран», а исследование Шухова «приобретает еще и особое значение ввиду чрезмерного у нас увлечения американской практикой, в которой постройка резервуаров не стоит на такой высоте, как у нас в СССР». Цель публикации статьи – указать на преимущество советских (читай – шуховских) резервуаров по сравнению с американскими, которые уступают им и по надежности, и по прочности.

Строительству нефтепровода Баку – Батуми предшествовала прокладка другой магистрали – Грозный – Туапсе, на которой были опробованы многие оригинальные технические решения. Это и был первый советский нефтепровод, строившийся в 1927–1928 годах для перекачки «черного золота» из Чечни к Черному морю. Шухов руководил осуществлением этого проекта как глава Экспертно-технической комиссии Госплана СССР (с 1924 года). Поначалу рассматривалось три варианта маршрутов нефтяной магистрали из Грозного: до Новороссийска, до Туапсе и до Поти. Давние наработки Шухова позволили определить наиболее эффективный с экономической точки зрения проект, коим оказался средний по протяженности – 618 километров – от Грозного в Туапсе. Самый короткий проект до Поти после тщательно проведенной шуховской комиссией экспертизы оказался и самым дорогим по причине сложных природных и геологических условий – сложных горных перевалов и рек, извилистых и непригодных дорог.

На строительстве нефтепровода Грозный – Туапсе Шуховым была применена новаторская идея – теория лупинга, или нефтяной петли. Это оригинальное решение позволило значительно увеличить пропускную способность нефтепровода. Теорию лупинга Шухов сформулировал в статье «О применении петель (loops) в нефтепроводных линиях», опубликованной в № 2 «Нефтяного хозяйства» за 1926 год. Теория Шухова и сегодня применяется в области транспортировки нефти.

«Автор исходит из того, – оценивают шуховскую теорию специалисты, – что проект нефтепровода должен предусмотреть наивыгоднейшую возможность увеличения пропускной способности линии без повышения предельного давления в трубах. Чтобы решить эту задачу, обычно прибегали к постройке дополнительных, промежуточных насосных станций. Шухов находит другой, более экономичный и остроумный способ. Когда возникает необходимость перегонять по трубопроводу больше нефти, чем предусматривалось первоначальным расчетом, можно проложить параллельно существующей линии дополнительный участок труб, так называемую петлю, или люпинг. Если количество нефти, перегоняемой по трубам, продолжает и дальше увеличиваться, люпинг можно наращивать до тех пор, пока он не сравняется длиной с основной линией. В чем выгоды шуховской петли? Устройство дополнительных станций перекачки с их сложным оборудованием обходится достаточно дорого. А мощность станций не может быть сразу использована в полной мере, так как количество нефти, перекачиваемой с промыслов, возрастает постепенно. Зато петля наращивается плавно, по мере роста расхода жидкости. Проектировщиков и строителей нефтепроводов работа Шухова вооружает формулами, с помощью которых точно определяется длина петли в зависимости от объема пропускаемой жидкости, диаметра труб и т. д.»^{231}.