Текст книги "Шухов: Покоритель пространства"

Автор книги: Александр Васькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Интересно ли было Шухову ходить по выставке? Поставим вопрос по-иному: что его, знавшего толк в инженерии, могло удивить, заставить остановиться, обратить на себя внимание? Куда ни пойди – всюду следы его бурной интеллектуальной деятельности. Вот в Машинном отделе – витрина родной конторы, на которой представлена карта Российской империи с обозначенными на ней результатами внедрения шуховских идей, на которые у Бари ушло более трех пудов железа (и какие только заказы не выполняли инженеры фирмы, взять хотя бы хлебные элеваторы). Пойдешь в другую сторону – а здесь уже его, системы Шухова нефтеперегонный аппарат, а тут – в павильоне Нобелей – все, чему он посвятил период своей жизни в Баку: буровые вышки, трубопроводы, резервуары и прочие неотъемлемые части инфраструктуры нефтяной промышленности. Это было полтора десятка лет назад. Как давно… А сейчас ему уже сорок три – вершина жизни! Насмотревшись на котлы, Шухов идет в павильон, где выставлены велосипеды.

Официальное признание заслуг Шухова выразилось в присвоении конторе Бари права изображения государственного герба Российской империи на своих изделиях, бумагах, рекламе и т. д., о чем было торжественно объявлено 8 сентября 1896 года на заседании в концертном зале выставки. Фирма вошла в число тех немногочисленных – всего 138 – участников, отмеченных столь высокой и почетной наградой. Еще 117 экспонентов получили право повторного изображения государственного герба. А всего разными наградами было удостоено 5925 экспонентов из 9700 экспонентов. Закрылась выставка 13 октября 1896 года.

Итоги выставки были вполне ожидаемы: число гостей за четыре месяца ее проведения подскочило под миллион, самым главным из которых был, естественно, «хозяин земли Русской» – император Николай II. В Москве, конечно, было бы больше, но ведь в том и был весь смысл организации ее в Нижнем Новгороде – привлечь интерес к провинции. Бесплатно смогли посетить выставку учителя и преподаватели, учащиеся и студенты, рабочие из восьмидесяти губерний империи, было организовано 183 различных транспортных маршрута по железной дороге, речным путям. Да что говорить – своим строительством выставке обязан новый вокзал Московско-Нижегородской железной дороги, известный ныне нам как Курский. Общая сумма расходов участников превысила 50 миллионов рублей (для сравнения: шуховская башня обошлась всего в 2 тысячи рублей), в ресторанах на встречах нашедших друг друга деловых людей было открыто тысячи бутылок шампанского, съедены тонны осетрины и ветчины, икры и балыка.

Триумф Шухова на выставке – а по-иному никак не назовешь реакцию инженерно-архитектурного сообщества – выдвинул его в число инженеров-новаторов мирового масштаба, о чем свидетельствует то обстоятельство, что попытка воплотить на практике его идеи была вновь предпринята лишь более через три десятка лет. На его башню и сетчатые покрытия обратили внимание и за рубежом, где в это время также шли поиски в аналогичном направлении. Разработки Шухова пытались повторять, копировать (например, сетчатые своды Цолингера, Юнкерса), совершенствовать, забывая или не зная о его первенстве, но в конечном итоге все равно признавали Шухова первопроходцем. И в этой связи очень важным было получение патентов на изобретения, показанные на выставке. 12 марта 1899 года, после почти четырех лет ожидания, Шухов получил привилегии под номерами 1894, 1895, 1896 соответственно на сетчатые покрытия для зданий, сетчатые сводообразные покрытия и ажурную башню. И ведь что интересно – ажурная башня рассматривалась изобретателем не только в металле, но и из дерева. В полученной привилегии 1896 года читаем: «Ажурная башня, характеризующаяся тем, что остов состоит из пересекающихся между собой прямолинейных деревянных брусьев, или железных труб, или угольников, расположенных по производящим тела вращения, форму которого имеет башня…»

Башни Шухова стали активно шагать по стране, контору Бари завалили заказами. А вот интенсивное применение сетчатых покрытий, в том числе и в мировом масштабе, еще ожидало своего часа и началось уже после смерти изобретателя, в середине XX века. К причинам сего нередко относят чрезвычайную сложность расчета металлических паутин, каждая из которых по сути является оригинальной. Потому здесь требуется и специальный опыт в производстве и монтаже, и особые материалы. Это означает и другое – слишком новой была технология Шухова для своей эпохи, предвосхитив зарождение архитектурного авангарда и стиля хай-тек.

Это сегодня мы привыкли к сетчатым перекрытиям того же Нормана Фостера (взять хотя бы воздушную крышу Британского музея и многие другие его здания) – да он и не скрывает имя своего кумира Владимира Шухова, из творчества которого черпает неиссякаемое вдохновение, а тогда подхватить эстафету изобретателя гиперболоидных конструкций желающих не нашлось. Требовалось несколько десятилетий, чтобы появилось новое поколение архитекторов – Ээро Сааринен, Оскар Нимейер и многие другие. Да что говорить – сетчатые конструкции Шухова получили развитие даже в аэрокосмической отрасли, в частности при производстве отсеков для космического ракетного носителя «Протон-М». Композитные сетчатые конструкции изготавливаются и для ракетного комплекса «Тополь-М».

Ну а что же стало с шуховскими конструкциями после выставки? Башня сохранилась до сих пор и стоит в селе Полибине Данковского района Липецкой области. Ее возможности оценил богатейший человек России – Юрий Степанович Нечаев-Мальцов, владелец Гусевско-го хрустального завода во Владимирской губернии и других прибыльных предприятий, меценат, один из главных благотворителей Музея изящных искусств в Москве. Башню разобрали и перевезли в его усадьбу, где под руководством Шухова ее собрали и поставили в парке, где она выполняла первоначально возложенные на нее изобретателем функции водоснабжения. Водой из шуховской башни поливали сад и огород. В 1920-е годы Шухов часто наезжал в Полибино, обожал играть в городки с деревенскими ребятами, а еще устраивал лодочные гонки с жителями соседнего села Стрешнева. Рассказы о приездах изобретателя на Липецкую землю передавались из поколения в поколение^{154}. В 1974 году башня была взята под государственную охрану и в настоящее время нуждается в реставрации – результат многолетней коррозии.

_{Телебашня Гуанчжоу и перекрытия Британского музея – это и многое другое построено уже в наше время современными архитекторами по технологиям, разработанным Шуховым}

Еще одна конструкция Шухова – сетчатое покрытие Управления казенных железных дорог – после выставки перешла во владение железной дороги и нашла свое применение в качестве крыши на одном из пакгаузов Московско-Курской железной дороги. Местом ее последней прописки стала станция Чепелево в 45 километрах от Москвы.

Шухов и выставки – тема, достойная отдельного повествования, ибо с Филадельфийской выставки началась карьера Шухова, а Нижегородская выставка 1896 года определила его место в иерархии лучших инженеров России. А через четыре года в Париже началась очередная Всемирная выставка, на которой Россия была представлена чрезвычайно широко. Российский павильон в общем и целом напоминал по стилю исполнения Московский кремль и привлек большое внимание. Различных наград удостоились представленные на выставке проект Красноярского железнодорожного моста и его инженер Лавр Проскуряков, уже знакомая нам пальма Мерцалова, ряд других экспонатов. А горизонтальные паровые котлы Шухова были отмечены отдельной золотой медали и почетного диплома. Сегодня эти реликвии хранятся в Архиве Академии наук. На медали выбито: «W. CHUKHOFF». И вот какой характерный факт приводит биограф Шухова И. Д. Вавицкий: «Когда на проспектах и бланках фирмы А. Бари по обе стороны государственного герба помещалось изображение золотой медали Всемирной выставки в Париже, на которой отлита фамилия В. Г. Шухова, вместо фамилии Шухова печаталась белая строчка»^{155}.

Но, съездив в Париж за высокой наградой, Шухов вновь берется за работу – спрос на его гиперболоиды, сетчатые покрытия и котлы растет с каждым годом. Не было, пожалуй, более или менее крупного города в России, где не помянули бы добрым словом Владимира Григорьевича…

Глава семнадцатая
ЗАЧЕМ АМЕРИКАНЦЫ
У ШУХОВА УКРАЛИ БАШНЮ

Начиная с 1896 года и по 1917-й, два десятка лет стали для Шухова временем максимальной самореализации. По всей Российской империи вырос если не лес, то уж точно большая роща его гиперболоидных башен, а уж про сетчатые покрытия и говорить не приходится: что только ими не накрывали – и музеи, и вокзалы, и магазины, и заводы, и металлургические цехи. Такое широкое разнообразие областей применения шуховских изобретений свидетельствовало не только об умело поставленной Бари рекламе, но и об их наибольшей экономической и технической эффективности по сравнению с продуктами фирм-конкурентов, коих развелось тогда немало. Как писал в то время в одной из своих корреспонденций Максим Горький, «инженеры, инженеры, кругом одни инженеры»…

Заказы поступали один за другим, бухгалтерия конторы Бари на Мясницкой работала не менее интенсивно, чем завод в Симоновой слободе, не говоря уже о главном инженере и его подчиненных. Шухов максимально систематизировал процесс расчета конструкций, что значительно облегчало процесс определения их материалоемкости. «Владимиру Григорьевичу достаточно было сообщить величину пролета и длину цеха для покрытия металлическими фермами, и он тут же назовет вам общий вес покрытия. Для резервуаров и барж достаточно было дать емкость, для мостов – длину пролета, уточнить – один или два пути, для водонапорной башни – емкость бака и высоту, чтобы он тотчас же точно определил вес требуемого металла. Для всех конструкций у Владимира Григорьевича были особые формулы, которыми он пользовался, чтобы немедленно определить общий вес металла», – рассказывал его сотрудник Александр Петрович Таланкин^{156}.

В Архиве Российской академии наук хранится «Перечень водонапорных башен системы Шухова, построенных с 1896 по 1928 год». Несложный подсчет позволяет определить число башен, поставленных конторой Бари по городам и весям за 20 лет, – 46. Наверняка были и другие фирмы, сооружавшие гиперболоиды Шухова, так что число их явно превышает полсотни. По названиям городов, где быстро и споро поднимались водонапорные башни Шухова, можно изучать географию Российской империи: Коломна и Николаев, Харьков и Воронеж, Ярославль и Андижан, Химки и Коканд, Казань и Тамбов, Царицын и Луганск, Феодосия и Астрахань, Ташкент и Евпатория, Прилуки и Ефремов, и т. д. Башни строились как для городских водопроводов, так и для предприятий, а также железнодорожных станций. И ведь что интересно – все они отличались друг от друга не только силуэтом, но и по высоте, колеблясь от 9 до 40 метров, по числу металлических стержней (от 25 до 80), по нагрузке установленного резервуара с водой (от 10 до 100 тысяч ведер). Хотя в распоряжении конторы Бари были и типовые проекты башен, разработанные Шуховым.

Одной из самых известных водонапорных башен Шухова за пределами Москвы стала башня в Николаеве – крупнейшем городе на Черном море, центре кораблестроения. Местные власти пытались решить вопрос с современной водопроводной башней еще с 1904 года, когда был обнародован проект инженеров В. Вебера и Л. Роде, согласно которому башня объявлялась важнейшим элементом всей сети городского водоснабжения, простиравшейся более чем на 75 километров. Главная роль, помимо колодцев с насосами и отстойников, отводилась железобетонному резервуару объемом 530 тысяч ведер. Идея была хорошая, как, впрочем, и ее фантастическая стоимость – 146 тысяч 235 рублей! И это не считая затрат на покупку земли. Не помогло и проведение конкурса в 1906 году, который выиграла Одесская артель десятников: для возведения башни по ее проекту требовалось аж три года! Но николаевцев это не устроило.

Следующие торги проходили уже с участием конторы Бари. Теперь предел стоимости башни был определен в 40 тысяч рублей, а емкость резервуара – в 50 тысяч ведер при высоте всего сооружения в 12 сажен. Участники тендера должны были, соревнуясь между собой, предложить как можно меньшую стоимость выполнения подряда. За счет значительного снижения себестоимости шуховской металлической башни с ценой 25 тысяч 200 рублей Бари обошел главных конкурентов. А ими были завод Фицнера и Тампера (36 тысяч рублей), Анонимное общество судостроительных, литейных и механических заводов (29 тысяч рублей). Но не только по стоимости шуховская башня опережала другие проекты, в частности, она и гораздо меньше весила, чем кирпичные башни – в 12 раз: в шесть раз меньше, чем резервуар с водой, а кирпичная башня оказалась в два раза тяжелее воды в резервуаре. Выгода была налицо.

Победа в тендере московской фирмы была тем более примечательна, что Николаев с его судостроительной промышленностью мог вполне и сам справиться со столь сложной задачей. Кое у кого возникли и сомнения: не лучше отдать подряд своим, местным, ибо в случае необходимости ремонта башни расходы на него могут превысить первоначально заявленную Бари стоимость. Однако авторитет и имя Шухова в конечном итоге перевесили: в результате голосования в городской думе 19 гласных подняли руки за его башню, что оказалось вдвое больше тех, кто высказался против.

Срок на возведение башни по контракту составил пять месяцев – времени было в обрез, штрафы за просрочку установили большие. Фундамент для нижнего опорного кольца начали сооружать в октябре 1906 года. В это же время в Николаев из Москвы везут металлические детали башни. Окончание работы над фундаментом и доставка всех элементов башни ознаменуют первый этап оплаты за подряд – половину от стоимости. Вторая половина будет оплачена городом через неделю после установки. Поскольку все операции по сборке были Шуховым предельно элементарно стандартизированы, сложностей на месте не возникло. Не потребовалось даже его присутствия, да Владимир Григорьевич и не мог ездить всюду, где собирали его конструкции: когда же тогда работать? Простота шуховских башен позволяла руководить их постройкой местным специалистам, – известно, что в Николаеве этим занимался инженер Н. Чумаков. Процесс сборки, как всегда, поэтапно фотографировали.

Башню поначалу собрали и скрепили болтами, заменив их на заключительном этапе заклепками. Высота ее была обозначена в 25,6 метра, а с баком – все 32 метра. Не считая верхнего и нижнего колец, каркас гиперболоида опоясывали девять колец, склепанных с пересекавшими их металлическими стержнями. Внутри башни – винтовая металлическая лестница. Заметим, сборка проходила зимой, в декабре – январе, что нисколько не повлияло на ее качество. Сборка и была самым ответственным этапом. В 1911 году инженер Дмитрий Петров подробно разобрал вопрос о башнях Шухова в своем фундаментальном труде «Железные водопроводные башни. Их назначение, конструкции и расчет», изданном, кстати, здесь же, в Николаеве. Он писал про «остроумные гиперболические башни системы известного инженера В. Г. Шухова», что «практическое осуществление их также весьма просто, так как главная работа состоит в устройстве прямых частей, и только изгибание горизонтальных колец из углового железа по кругам данного диаметра представляет пока дорогую работу. Эти башни требуют более точной разметки дыр заклепочных соединений отдельных частей. Хлопотливая разметка их вознаграждается, однако, чрезвычайно скорой сборкой всей башни на месте».

Так что на месте оставалось лишь поставить заклепки по уже готовой разметке, что и удалось закончить силами приехавших из Москвы глухарей-заклепщиков – редких профессионалов своего дела, хорошо знавших «почерк Шухова» – к концу января 1907 года. Не нарушила сроков сдачи объекта сборка и покраска огромного резервуара системы Интце – самого большого на тот момент в империи, уровень воды в котором регулировался автоматически приборами, установленными на башне. На башне огромными буквами было выведено «В. Г. Н.», то есть водопровод города Николаева. Работу водонапорной башни на современный уровень вывели новые для того времени пневматический гидрометр, манометр и электрический сигнализатор, наконец, башня Шухова не нуждалась в отоплении. Вокруг резервуара был сооружен металлический балкон. Уже 15 марта 1907 года башню сдали в эксплуатацию, включив ее в сеть водопровода Николаева. Гарантия составила два месяца и включала в себя исправление всех возможных неисправностей. Но ничего не нарушило планов городских властей по окончательной оплате подряда конторе Бари.

Башня и поныне стоит в Николаеве, жители которого считают ее первым гиперболоидом в мире, а также верят, что в городе во время сборки бывал сам изобретатель – проездом по пути в Херсон на строительство Аджигольского маяка. Гиперболоид Шухова служил николаевцам полвека, пережив даже взрыв, устроенный немцами при отступлении в 1944 году. Несколько лет назад был проведен ее осмотр, выявивший определенного рода расхождения с конструкторской документацией, хранящейся в архивах. Вероятно, это и есть следствие восстановления башни в 1944 году. По мнению местных специалистов, «применение электросварки при восстановительных работах в 1944 году было большой технической ошибкой, так как металл, из которого изготовлена башня, по своим свойствам не предназначен для электросварки». Ныне сварочные швы подвержены серьезной коррозии. Сегодня шуховская башня – это памятник архитектуры и гордость города.

Интересно, что еще в 1911 году про башни Шухова писали, что они «гигиеничны и эстетичны». Это действительно так. Если верить инженеру конторы Бари Валериану Ивановичу Кандееву, определяя пропорции своих башен, Шухов опирался не только на их экономическую эффективность и техническое совершенство, но и на их внешний вид. Металлическая башня, по мысли изобретателя, должна была послужить изменению окружающего ее ландшафта, причем в лучшую сторону. Скажем больше: благодаря шуховским башням захолустные окраины преображались. Пресловутая ажурность башен достигалась не только за счет тонкости их деталей, придававших изящность – вот почему столь высокие башни вовсе не выглядят громоздкими. Тут была и закономерность, уравновешивающая число и наклон металлических стержней, и то эстетическое впечатление, которое они производили в собранном гиперболоиде. Шухов полагал, что красота башни зависит и от пропорций диаметров нижнего и верхнего колец, и потому постоянно искал новые их соотношения. Менялась и форма: усеченный гиперболоид, гиперболоид, сужающийся по длине почти вдвое (в Симоновой слободе), башня с узкой «талией» посередине. Владимир Григорьевич любил, сидя за рабочим столом, вращать в руках модель гиперболоида – поворачивать кольца цилиндра, соединенные параллельными стержнями относительно друг друга. Таким образом, он «ловил» наиболее оптимальный момент, «при котором необходимо отсечь часть его высоты в целях создания гармоничных пропорций гиперболоида-оболочки»^{157}, – утверждал Кандеев.

Красота шуховских построек вызвана, конечно, присущим ему набором исключительных качеств, позволивших реализовать все свои способности. Сам он так говорил: «Профессия инженера тем не благодарна, что для понимания ее красоты нужно иметь знания, а красота произведений искусства воспринимается чувствами». Иными словами, в работе инженера нужны не только знания, но и большой художественный вкус, которым обладал Шухов.

Та скорость, с которой Шухов работал, привлекала в контору Бари все большее количество потенциальных заказчиков, деловых людей, считавших свое время и деньги, не желавших терпеть убытки и маяться в длившихся годами конкурсах на постройку всякого рода необходимых конструкций и, в частности, водонапорных башен. Одно дело – городская дума с ее волокитой, другое – частное предприятие. Фабриканты быстро оценили возможности конторы Бари и ее главного инженера. Так было и с заказом САНТО – крупнейшей корпорации, расшифровывавшейся как Среднеазиатское нефтепромышленное и торговое общество, объединявшее в своих рядах богатеев Урала, Поволжья, Москвы и Санкт-Петербурга. Заказчики из САНТО поразились оперативности Шухова – едва огласив желательные параметры водонапорных башен (начиная от объема резервуара и заканчивая ценой), они уже через полчаса услышали от Шухова точные технические характеристики сооружений, схемы и размеры деталей и элементов, вплоть до диаметра болтов. У гостей глаза на лоб полезли: это каким же надо обладать умом, чтобы за полчаса составить, по существу, общий проект башни?

Сотрудники Шухова вспоминали, что наблюдение за восторженной реакцией заказчиков доставляло Шухову большую радость, примерно такую, с какой фокусник достает из своей шляпы живого зайца. Таких «зайцев» у Владимира Григорьевича было немало на все случаи жизни. Опыт проектирования самых разных башен позволил ему стандартизировать не только технические процессы, но и детали в зависимости от высоты и объема резервуара (на 10, 30, 50 и 100 тысяч ведер). За 20 лет строительства башен Шухов сумел значительно продвинуться, увеличив их несущую нагрузку более чем в десять раз, создав различные типы сооружений. Его башни готовы были удерживать самые большие резервуары в России. А потому у него заранее все было рассчитано по полочкам – и число ног башни, и их сечение, и высота, и диаметр колец, чтобы сложиться подобно конструктору в цельную систему в нужный момент. В общем, «а ларчик просто открывался», – чего стоила эта простота изобретателю, мы уже знаем.

Создавая типовые проекты своих гиперболоидов, Шухов не только способствовал увеличению прибыли конторы Бари и на деле осуществлял научно-техническую революцию. Его технический аппарат мог заменить солидный научный институт. А та же контора превратила строительство башен в индустрию. И при этом в новых проектах Шухов никогда не повторялся. Например, в 1911 году Управление Северной железной дороги получило для станции «Ярославль» новую водонапорную башню Шухова, составленную не из одного, а из двух гиперболоидов. При общей высоте башни в 39,5 метра оба гиперболоида соединялись между собой общим кольцом. Так увенчались поиски Шухова в решении актуальнейшей проблемы – за счет чего увеличить высоту башни при сохранении необходимой жесткости и устойчивости? Это возможно и путем применения специальных колец жесткости и изменения ритма пересечения стержней между собой, число которых растет с увеличением высоты гиперболоида. Шухов предложил новый подход за счет наращивания одного гиперболоида другим.

Но и это еще не все: каждый гиперболоид водонапорной башни в Ярославле поддерживал свой персональный резервуар: верхний и нижний, объемом 96 тысяч и 192 тысячи литров соответственно. Вода из верхнего резервуара высокого давления использовалась в противопожарных целях, а из нижнего – для снабжения курьерских поездов. Получилась очень интересная и снаружи, и внутри конструкция: башня вроде одна, а резервуара два, и каждый из них призван выполнять отличную от другого функцию. А соединение резервуаров трубами давало возможность перекачивать воду из верхнего в нижний, если, например, требовалось срочно заправить водой поезд. Подмена одного резервуара другим значительно облегчала задачу их ремонта. Железнодорожникам так понравилась эта башня, что они захотели иметь такие и на других станциях. В 1912 году Среднеазиатская железная дорога оформила заказ на гиперболоидные башни для Самарканда, Ашхабада и Джебеля.

Двухъярусный гиперболоид Шухова в Ярославле долго служил людям, пока, простояв до 2004 года на территории Ярославского вагоноремонтного завода, не был снесен по причине обветшалости. Нехватке средств на восстановление башни нашли быструю альтернативу – просто снесли ее. Сотрудник Шухова Галанкин когда-то писал: «Согни тысяч тонн металла благодарны Шухову за то, что он их поставил в наилучшие условия работы, что он строил сооружения так, чтобы материал жил вечно, не уставая». Вот и выходит: металл-то Шухову благодарен, а мы, люди?

А башня Шухова в Николаеве стала визитной карточкой конторы Бари. На рекламе, опубликованной в журнале «Московский архитектурный мир» в 1916 году, мы видим не только изображения государственного герба и золотой медали выставки в Париже, но и надпись большими буквами: «Инженер А. В. Бари. Москва». Справа от этого заголовка – фотография шуховской башни из Николаева. А слева… маяк Херсонского морского канала высотой 68 метров. Это была демонстрация еще одной области применения гиперболоидов, показавшая, что шуховские башни покоряют не только сушу, но и море.

Аджигольские маяки на Днепровском лимане (открытый пресноводный лиман в северной части Черного моря) были построены в 1911 году, официально они называются так: Передний Станислав-Аджигольский (высотой 26,8 метра) и Задний Станислав-Аджигольский (высотой 68 метров). Стоят они в море неподалеку друг от друга. Работая над конструкцией маяков, Шухов предложил новое решение, ранее не применявшееся в строительстве маяков. В центре гиперболоида он поместил не привычную нам винтовую лестницу, а равную по высоте башни железную трубу, соединявшуюся с кольцами радиальными тягами, что придавало маяку дополнительную устойчивость. Маяки горели огнем белого цвета, видного за 19 морских миль. Передний маяк стал самым высоким одноярусным гиперболоидом Шухова, построенным до 1917 года. И по сей день он остается самым высоким маяком Украины, входя в первую двадцатку самых высоких маяков планеты.

На Украине шуховские башни также были сооружены в Полтаве, Фастове, Белой Церкви, Харькове, городке Помошная Кировоградской области, Черкассах^{158}. В некоторых городах башни еще сохранились: по разным оценкам, всего на территории бывшего СССР гиперболоидов осталось чуть более десяти.

Логично рассказать о еще одном «морском» применении гиперболоидов Шухова, которого мы уже касались, – на военных кораблях в качестве мачт. Правда, эти корабельные башни почему-то принято было называть не шуховскими, а американскими, вероятно, по той причине, что именно в Америке, раньше, чем на родине Шухова, стали активно ставить башни-гиперболоиды на военных кораблях. И как только туда попали чертежи, непонятно… Некоторые исследователи обвиняют в передаче технологий чуть ли не самого Бари, припоминая ему американское гражданство. Но мы не будем столь категоричны, теория заговора вряд ли здесь уместна. Деловому Бари проще было продать технологию, а не тайно передавать ее за границу. Но возможности промышленного шпионажа тоже надо принимать во внимание. Известно, например, что под вывеской немецкой фирмы «Зингер» скрывалась обширная и разветвленная шпионская сеть немецкой разведки. А штаб ее располагался чуть ли не в известном магазине Зингера на Невском проспекте в Санкт-Петербурге. Так или иначе, но сетчатые башни впервые появились на линейных кораблях американского военно-морского флота раньше, чем на российских судах.

Свое влияние на необычное, противное «мирному» военное применение шуховских гиперболоидов оказала Русско-японская война, с учетом которой началось проектирование новых броненосцев типа «Андрей Первозванный». Эти эскадренные броненосцы отличались увеличенным бронированием, гораздо большим водоизмещением (на четыре тысячи тонн по сравнению с предыдущими) и мощным вооружением. Интересно, что проекты броненосцев были утверждены еще до войны, но уже после ее начала были внесены поправки – в том числе новые системы управления огнем и конструктивной защиты, но главными внешними изменениями были так называемые «решетчатые мачты американской конструкции». Да, именно так, а не иначе их и называли на заседаниях в военном министерстве, что вдвойне обидно.

По уровню технического оснащения броненосцы типа «Андрей Первозванный» были призваны не уступать зарубежным аналогам. Но так вышло, что корабли этого типа стали последними броненосцами Императорского военно-морского флота – их слишком долго доводили до ума. В итоге к началу своей эксплуатации они сильно устарели, единственное, что было в них нового, – шуховские башни. Первый, головной корабль так и назвали – «Андрей Первозванный», заложили 28 апреля 1905 года в Санкт-Петербурге, спустили на воду 7 октября 1906 года, а в строй он вступил лишь через шесть лет, 30 апреля 1912 года. К тому времени превосходство его боевых качеств сводилось к нулю, но все же корабль успел поучаствовать в Первой мировой войне, затем в Гражданской войне, во время которой в августе 1919 года был торпедирован с английского катера. Ремонт броненосца затянулся вплоть до 1923 года, когда он был сдан на металлолом.

Второй броненосец, «Император Павел I», заложили позже, 27 октября 1905 года, спустили на воду 7 сентября 1907 года, но в строй он вступил раньше своего собрата – 10 марта 1911 года. И шуховские башни были установлены на нем первыми. Вот почему «Император Павел I» – первый российский корабль с гиперболоидными сетчатыми мачтами: высота их не превышала 24 метров, кольца – в форме эллипса, трубы же постепенно уменьшались в диаметре (от 15,2 до 7,6 дюйма). Пройдя все войны, броненосец также был сдан на металлолом.

Ну а что же стало с шуховскими башнями? Неужели и их безжалостно разрезали? Да, разрезали, только еще раньше, в августе 1914 года, когда выяснилось, что они демаскируют русские корабли в боевых действиях на Балтийском море, подставляя их под вражеский огонь. Гиперболоиды сначала спилили, «подравняв» их с дымовыми трубами, а осенью 1914 года их заменили прежними мачтами. Эту процедуру проделали и на «Императоре Павле I», и на «Андрее Первозванном».

А ведь устанавливали их не только по причине легкости, очевидном снижении сопротивления воздуха при движении кораблей, но и «прозрачности». Предполагалось, что сетчатые башни будут менее уязвимы при обстреле корабля противником. Их ремонт обещал быть куда более быстрым и легким, нежели восстановление обычной мачты. Но все вышло с точностью до наоборот. Башни превратились в отличный ориентир для стрельбы, благодаря чему противник был прекрасно осведомлен, что есть только два русских корабля, видных отовсюду: «Андрей Первозванный» и «Император Павел I». Кроме того, шуховские гиперболоиды еще и чрезмерно перегревались из-за тепла, идущего от стоящих рядом дымовых труб, а потом еще и вибрировали, что вносило неожиданные помехи в функционирование оптических приборов и в работу моряков-сигнальщиков.