Текст книги "От заката до рассвета (СИ)"

Автор книги: Александр Артемов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 26

Скрипнула половица, и Каурай проснулся.

Ночной глаз выхватил ее из темноты в мгновение ока, но она знала, что одноглазый видит ее. Она пришла не для того, чтобы скрываться.

– Пришла предъявить счет за услуги?

– Нет… Я пришла попросить прощения.

Каурай помолчал пару ударов сердца – спокойных и размеренных, которые не дали бы ей усомниться, что он ничуть не боится ее.

– В общем… – потупила глаза Малунья, избегая смотреть на одноглазого. – Ты прости уж…

– За что?

– Ну, за это… – она помялась, подбирая слова. – За волка. Больно это, наверное? А, ну да… Я просто немного напутала. Заставила тебя сказать Adi Abilis, а нужно было произнести Adi Adilis, и тогда бы ты превратился в полевую мышь, я бы сунула тебя… куда-нибудь, и мы бы тихонько сбежали. А все вона как вышло…

– Да, мало мне того, что моей крови жаждет целый табор. Да еще я едва не погиб, пока оборачивался в волка – туда и обратно. И тебя едва не загрыз.

– За меня не волнуйся. Я умею за себя постоять.

– Хорошо. Тебе это умение пригодиться, когда по нашему следу явятся таборщики с факелами, чтобы спалить это место к едреной матери.

– Ой… Об этом я как-то не подумала…

– Может быть, хочешь сообщить об этом Хель?

– Нет! – в испуге ведьмочка попятилась и наткнулась на закрытую дверь. – Только не Хель!

– А вот стоит мне только встать, – сказал одноглазый, медленно поднимаясь с лежанки. – Взять тебя за ухо, юная ведунья, и отвести в избу, где мы оба расскажем всем троим, насколько искренне ты раскаиваешься.

Когда он приближался, девчонка уставилась на него одичавшим взглядом затравленного олененка и сделала нелепую попытку открыть дверь – но та была надежда заперта на крючок да еще и заложена доской. Одноглазому пришлось постараться, чтобы отвадить от себя похотливых женщин снаружи, но запор сгодился и для девчонки внутри.

Не сдерживаясь, Каурай грохнул кулаком о стену подле ее головы. Девчонка вздрогнула и со страху едва не осела на пол, придавленная его громадной, пугающе-черной фигурой.

– Я буду кричать… – задушено проговорила она. – Зараза!

– Вот именно, – зашептал одноглазый ей на ухо. – Ты полностью в моей власти. И радуйся, что перво-наперво я не заставил тебя оголить задницу и не всыпал тебе розог.

– Ты не посмеешь! Зверь!

– Именно, – ухмыльнулся Каурай крайне гнусно, что вкупе с сиянием его правого глаза, светящегося сквозь мрак подобно звезде, сделало его схожим с волком, которого ведуньи пытались укротить прошлой ночью. – Но не буду этого делать лишь из уважения к Хель и ее подругам. Ты даже представить не можешь, сколь многим им пришлось пожертвовать и что пришлось пережить, прежде чем они осели в этой дыре.

– Ты что мне отец, чтобы нотации читать?!

– Нет, я же не сгораю от стыда. Мне просто нравится унижать такую глупую девку, как ты. Которой дана капля власти, и теперь она думает, что всесильна и может делать со своим даром все, что ей заблагорассудится. Не слушать старших, летать, где вздумается, совать свой аккуратный носик в любую дырку, на которой написано «Не суйся!». Ну и конечно плевать на тех, кто отнесся к тебе по доброму и научил многому из того, чего знать ты явно не достойна.

– Все сказал, учитель?

– Нет. Это было первое. А теперь второе – чтобы между нами не было недомолвок. Я тебе не деревенский олух, которого стоит только поманить накрашенным ноготком, и он сразу бросится выполнять твои указания. Так что лучше оставь все эти “загадочные” появления для того, чтобы впечатлять местных свинопасов. Как ты сюда попала, кстати?

– Через дымоход пролезла! – хмыкнула Малунья и закатила глаза. – И вообще к чему все эти поучения? Я тебе никто, и ты ничего обо мне не знаешь. Ни обо мне, ни о моей жизни.

– Плевал я на тебя и на твою горе-судьбинушку. Не о ней я беспокоюсь. Та каша, что ты заварила, грозит затопить здесь вообще все.

– Так-то ты благодаришь меня за спасение?!

– Это «спасение» больше напоминает лавину. Лучше бы ты оставила меня привязанным к колесу – меня бы вытащил Ранко.

– Ага, твой Ранко не свет не заря помчался в Замок, когда узнал, во что вляпалась Божена! Как же! Никто бы тебя не спас, и если бы не я, осталось бы от тебя одно мокрое место, одноглазый!

– Слушай, – поджал губы Каурай, приблизившись к ее лицу на расстояние, не превышающее и пальца. Она в ответ только зашипела и отвернулась, стараясь не сталкиваться взглядом с блеском его правого глаза. – Если ты хотела сделки, то мы заключим сделку…

– Не тебе ставить условия! Если я захочу, то от тебя и мокрого места не останется!

– Да? И что те проблемы, из-за которых ты, рискуя собственной шкурой, вытащила висельника из петли, подставила своих подруг, натравила на них табор, а теперь заявилась ко мне посреди ночи с “извинениями”, уже испарились точно роса? Не верю.

Малунью зажали в угол в прямом и в переносном смысле. Взгляд ведьмочки метался, лоб исходил ручьями пота, несмотря на то, что баня давно остыла. Лицо ведьмочки поблескивало в полумраке, словно ее только что натерли мылом.

– А теперь поговорим о деле. Правильно я понял, что работа по моему профилю подразумевает вытаскивание одной особы из того потустороннего дерьма, в которое она умудрилась сунуть свой миленький носик, а провалилась туда по уши?

– Правильно… – кисло отозвалась ведьмочка. – Я прошу тебя спасти Божену.

– И яма эта настолько глубока, что без помощи рубаки со стороны вам обеим никак не управиться? Что даже Хель не сможет помочь?

– Нет, – твердо ответила Малунья. – У них и мысли такой не возникнет. Ведь они твердо чтут эти свои глупые правила. Так что спасти Божену может только такой сказочный мудак, как ты.

– Какой именно «сказочный мудак»? Я про себя ничего не рассказывал.

– Ты же опричник Каурай, верно? – стрельнула она глазами, но тут же отвела их, слово обжегшись о сияние его глаза. – И тебе не раз приходилось убивать ведьм, жечь колдунов, резать и громить все, на чем свет стоит? Ты же тот самый хмырь, который постоянно ходит за армиями, чтобы подчищать мусор, который нанесут они грабежом и убийствами. И мусор этот – твари и колдовство всех мастей?

– Ага, – кивнул одноглазый без тени насмешки в глазах. – Вижу, ты любознательная.

– Нет. Вернее, да, но нет. Про тебя мне рассказал Ранко, когда я поведала ему, что сталось с Боженой.

– Вот как? Ранко явно знает обо мне слишком много для казачьего повесы, я недооценил его. И откуда же, интересно?

– А мне почем знать… Он сказал, что тебя ожидает петля, и что ты опричник, вот я и решила вытащить тебя. Скажешь ему спасибо, когда вы снова встретитесь.

– Обязательно скажу. А теперь по поводу Божены… Я правильно понимаю, что твари, которые угрожают ей, это не простая нечисть, с которой ты каждый вечер ходишь пить чай?

– Правильно.

– И что же это?

– Она пыталась… вызвать демона.

– Обычное дело. Что же она настолько слаба и не удержит простого фамильяра, вроде того милого котика, который расхаживает по избе Хель?

– Нет, это кое-что… похуже. Не знаю, как это описать. Но это нечто такое, с чем даже Хель не справится. И оно хочет забрать Божену с собой. Душу Божены, чтобы растерзать ее в клочья.

– Ага. А как закончит, потом явится за тобой, я правильно понял? Или причина в чем-то другом?..

Она побродила затравленным взглядом по половицам бани, опасаясь снова заглядывать в его глаз, который за весь их разговор ни на мгновение не моргнул. По ее бледной щеке прокатилась одинокая слезинка, потом к ней присоединилась вторая. Малунья беспомощно всхлипнула, смазала слезы и закивала, не в силах произнести членораздельно ни слова.

– Знаешь, почему ты постоянно отводишь взгляд? – ощерился Каурай. – Боишься. Ведь в этом глазу ты видишь их. Тех, кто всегда наблюдает за вами, кто всегда ждет вас в темноте. Ждет, когда вы ошибетесь, зачерпнете слишком много и сами попадете им в руки. Но, не переживай. Они и за мной наблюдают, и также страстно желают утащить меня туда, где каждой из вас уготовано местечко.

– Иди к Сеншесу… – огрызнулась она. – Я не единственная, кого они могут сожрать.

– Да, – кивнул одноглазый. – Дай им волю, так они не успокоятся на одной жертве, а пожрут всякого, кого жертва знает и любит. В том числе и тех, кто ей ближе всего на свете. Именно поэтому мы и заключили Договор, чтобы всякие пустоголовые дуры не наломали дров. Но вас, похоже, ничто не способно унять. Готов об заклад биться, что ритуал проводили вы с Боженой на пару, а пострадала она одна. Не заставляй меня продолжать расспросы и выяснять как так получилось, что от нее остался лишь кусок визжащего мяса, а ты стоишь здесь – живая и здоровая, даже имеющая наглость хамить. Итак…

– Что?..

– Только чудо способно спасти душу Божены, и дать ей спокойно стать ничем.

– Это и есть твое спасение? Стать ничем?!

– А что ты хотела? Веришь в сказки попов о райском блаженстве в посмертии? Не ври, ты не такая глупая, чтобы верить в это. Ведь посмертие – это и есть ад, вечная жизнь в лапах страшных существ, которые не дадут твоей душе раствориться. Они порвут душу любой ведуньи, которая только попробует заглянуть за грань, не принеся им человеческих жертв. Сами возьмут ее как жертву. Порвут и будут пытать каждый клочок по-отдельности, разрывая на более мелкие клочки, и так до тех пор пока душа не превратится в пыль, а потом соберут ее заново, чтобы повторить круг. Это никогда не прекратится. Это судьба каждой глупой ведуньи – быстро сгореть и превратиться в вечно тлеющий уголь боли. Хель, Ванда и Хлоя хорошо усвоили этот урок и должны были объяснить вам, дурочкам, что у всякой силы есть цена. И некоторую и вовсе заплатить невозможно.

– Зря походу я обратилась за помощью к такому как ты… – пробурчала себе под нос Малунья. – Ты просто трус, который сочиняет страшилки и ищет оправдание.

– Разве я сказал “нет”? Я лишь сказал тебе правду, только и всего. Чтобы ты лучше понимала, что случится с Боженой, со мной, с тобой и с очень многими другими, если я потерплю неудачу. В худшем случае все Пограничье может превратиться в пылающий котел, и здесь еще очень и очень долго будет невозможно жить. Как когда-то случилось в славном городе Лурд, от которого ныне остались одни стены и толпы призраков, скитающихся по кущам мор-травы. А ты говоришь, оправдания. Итак, моя часть работы такова – я спасу Божену.

Он замолчал. Малунья сглотнула и забегала глазами, наспех разжевывая свалившиеся на нее лавиной сведения, заставившие ее сердце трепетать, слово адские твари уже поджаривают ее на медленном огне. Наконец она вырвалась из силков собственных мыслей:

– Что. Ты. Хочешь, – раздельно проговорила она, глубоко вздохнув, словно перед последним шагом на эшафот.

– Я хочу, чтобы ты сделала все, чтобы даже носа этих табунщиков не было не только на пушечный выстрел от избы Хель, но и на всем Пограничье. Пусть засунут свои обиды поглубже и утрутся моими искренними извинениями.

– Но… Но как ты себе представляешь, чтобы я заставила таборщиков отказаться от кровной мести? Хочешь, чтобы я передушила их в постелях, одного за другим?

– Нет. Но ты можешь напугать их. И страшно. Уж с этим, я думаю, такая неопытная дурында справится прекрасно. В сундуках Хель ты покопалась изрядно. Но я советую тебе придумать что-то получше еноховой мази…

– Слушай, ты!..

– И второе…

– Второе?!

– Найдешь моих мальчишек и приведешь их обратно к Хель. Гриша и этого Бесенка, или как там его…

– Прекрасно! – оттолкнула его Малунья изо всей силы и пошла в наступление, наставив на одноглазого свой миниатюрный пальчик. – Что ты еще хочешь от меня?! Чтобы я нашла твою трижды вы…ную кобылу?

– Еще чего, – закатил глаза Каурай. – Чтобы ты превратила Красотку в муху вместо того, чтобы по-тихому вытащить ее из загона? Нет, благодарю. Достаточно, чтобы ты просто держалась от моей лошади подальше. Она ведь денег стоит.

– Ну, ты и козел! Отправляешь меня, такую неладную, искать мальчишек, а самому жизнь лошади дороже!

– А ты дура, которая даже копыта моей кобылы не стоит. Мы идеальная пара.

– Умеешь же ты заключать сделки, одноглазый!

– Ну, так что? По рукам? – ощерился Каурай и подал ей раскрытую ладонь. Малунья поломалась пару ударов сердца, но все же схватила его руку и пожала.

– Отлично, – кивнул одноглазый и убрал доску с двери. – А теперь проваливай. Мне нужно поспать.

Освежающий холодок снаружи чуть остудил обоих. Буркнув на прощание какую-то гадость, Малунья побрела через пустынный двор, залитый мягким лунным светом – куда? Одноглазому было совсем не интересно. Он запер дверь на крючок, прошел к своей смятой лежанке и улегся, отвернувшись лицом к стене. Но уснуть так и не смог, как не пытался. В конце концов бросил напрасные попытки уговорить строптивый сон, вскочил на ноги и выбежал во двор.

Месяц продолжал свой неторопливый поход, оставляя за собой дорожку из мерцающих во тьме слезинок. Застыв посреди двора, одноглазый огляделся и прикинул, куда могла деваться взбалмошная ведьмочка. Избу он отмел сразу – не станет она заявляться к Хель посреди ночи, скорее всего в ближайшие недели вообще не рискнет показываться ведуньям на глаза. Лес выглядел уж слишком грозно и неуютно, чтобы в здравом уме отправляться туда в такую пору. Оставалось лишь хозяйственные постройки, где с отчаяния могла заночевать Малунья-Ревунья.

Поскрипев немного дверьми и не найдя ничего, кроме переполошившихся курочек с тройкой сонных лошадей, одноглазый ступил в хлев. И почти сразу заметил, что в стогу кто-то ворочается.

– Эй, – еле слышно позвал Каурай спрятавшуюся в сене ведьмочку. – Ты чего удумала ночевать здесь?

– А тебе какое дело, одноглазый? – обиженно хлюпнули носом из темноты. – Проваливай в свою баню.

– Ну, уж нет, – зашел он в рыдающую темноту, которая сразу окружила его и захлопнула за ним дверь. – Ступай в избу, глупая. Простынешь.

– Еще чего! – злобно шикнули на него. – Так они меня и ждут, чтобы вцепиться в меня и поедом заесть. И не подумаю! Проваливай уже, одноглазый, пока цел!

Но Каурай был сама неотвратимость – он запустил руки в стог сена и быстро нащупал там теплую и упирающуюся колдунью.

– Эй, ты чего творишь?! – зашипела она чуть громче. – Я сейчас закричу, мразь!

– Кричи на здоровье, – ответил одноглазый, поднял ее на руки и под куполом отборной брани, которой постеснялся бы и пан Рогожа, вынес негодяйку на воздух. Вместо того, чтобы звать на помощь, она принялась размахивать кулаками и пытаться его укусить, но Каурай мужественно вытерпел все попытки наставить ему синяков. Их и так было вдоволь – одним больше, одним меньше. На землю, вернее на пол, он опустил ее уже в бане – прямо на собственную лежанку, и, не слушая угроз и недовольного рычания, вышел наружу с доской под мышкой, прикрыл дверь и заложил ее уже снаружи. Не сбежит.

Рядом скрипнула лавка. Каурай уселся на нее почти по своей воле, как нечто вцепилось ему в рукав, а потом прижалось прямо к плечу.

– Ванда?.. – почувствовал он мягкие губы и устало вздохнул. Она еще немного потерлась об него своим носом, а потом…

Я ненадолго, Гвин, – раздалось прямо в голове, едва не заставив одноглазого подскочить на месте. Настолько неожиданно было снова слышать этот, казалось бы, давно забытый бархатный голосок.

Мне не спиться. Вы тут так сильно шумели, что отбили у меня всякую охоту досматривать сон. А теперь я хочу просто посидеть и поглядеть на месяц. Составишь мне компанию? Твоя лежанка, кажись, занята.

Каурай не стал ее прогонять. Если Ванда говорила, что хочет побыть с ним один на один, помолчать и поглядеть на месяц – это значило, что так оно и будет. Так оно и было.

Он проснулся с первыми лучами рассвета. Скамья рядом пустовала.

Глава 27

– Ванда сказала, что эта чертовка приходила ночью?!

К нему шагала Хель – ее глаза метали молнии. Если бы из ушей колдуньи сейчас бы валили два столбика пара, он бы точно не удивился.

Каурай сидел на завалинке и вертел в руках подаренный Вандой кинжал. Пусть одноглазый и упирался как мог, но немая ведунья была крайне настойчива, и буквально силой заставила его принять подарок. Обнажив клинок на свету, Каурай присвистнул – дымно-темная сталь переливалось алыми прожилками. Вещь редкая и очень недешевая. Рядом стояла сумка, в которой были сложены склянки с порошками и зельями, которые Хлоя притащила, опорожнив пару своих сундуков и взяв у него обещание, что если снадобья закончатся, он обязательно вернется и возьмет еще.

– Заявилась ко мне в баню, – отозвался одноглазый, засовывая кинжал в сапог – подарок Хель, размер подошел только с ее ноги.

Это же касалось и штанов, и куртки, которая сейчас сидела на его плечах, едва сходясь на груди. Ванда и Хлоя остались при своих одежках, благо размеры у них были куда меньше в отличие от рыжей, которая всегда славилась и ростом, и статью, обгоняя большинство мужчин на голову, а то и на две. Одним из немногих, кто мог сравниться с ведуньей ростом был Каурай, но сейчас она смотрела на него сверху вниз.

– Вот сука, – сжала зубы ведунья. – Почему не сказал?! Я бы ее выдрала – у меня давно рука чешется познакомить ее с розгами.

– Вчера и так был довольно насыщенный день. Не хотел вас будить по пустякам.

– И это ты называешь пустяками? И где она сейчас?

Каурай молча пожал плечами. Когда он заходил в баню утром, та пустовала, а доска стояла нетронутой. Очевидно Малунья вышла из бани тем же самым путем, которым и вошла ночью – а каким, ведал лишь Сеншес.

– Чего она хотела? – не отставала колдунья. – Только не говори, что ты и ее…

– Поговорить, – развеял ее страхи одноглазый. – Извинилась. Сказала, что сожалеет.

– Сожалеет она!

– Возможно, даже искренне. По крайней мере, мне так показалось. Решила загладить свою вину и привести мальчишек обратно.

– Она и собственную голову вряд ли найдет, если ее за нос не схватишь!

– Не слишком ли ты с ней строга, Хель?

– Это ей полезно. Когда в следующий раз захочет превратить кого-нибудь в волка, десять раз подумает.

– Чую, в следующий раз она решит обратить тебя – в муху, чтобы раздавить. Совсем затравила ты ее. Она даже от одного имени твоего трясется.

– Так, – уперла она руки в бедра. – Не учи меня воспитывать молодежь! Не в первый раз она уже сбегает и творит непотребства. Не в первый, и это не потому, что я, как ты изволишь выражаться, затравила нашу сахарную дурочку. Я сама беспокоюсь о девочке, ибо она пусть и глупышка, но глупышка талантливая. Пусть этому таланту и мешают раскрыться ее куриные мозги. Вернется, никуда она не денется. Поплачет и вернется.

– Она же злится не просто так. Сама говорила – после того, что произошло с Боженой… Наверное она винит во всем себя.

Она хотела выдать нечто колкое, но тут из избы послышался грохот, и о чем-то громко загомонила Хлоя. Хель помрачнела, оборвала речь на полуслове и схватила Каурая за локоть, и не успел он опомниться, как она уже толкала его под крышу амбара.

– Божена это другой разговор, – заговорила Хель, когда их обоих скрыл полумрак. – Она была сильна, очень сильна как ведунья, но при этом крайне своевольна и горда. Иногда складывалось ощущение, что это не она наша «скромная ученица», а сама Божена считает нас своими слугами, которыми можно помыкать – вся в отца. Очень скоро она вовсе перестала бывать у нас, а если и появлялась, то только для того, чтобы что-то попросить, а когда не получалось достать это добром, начинала угрожать или просто брать без спроса. Ну, и я, в конце концов, не выдержала, надавала ей по щекам и просто прогнала нахалку со двора, лишив ее метлы и серёг. Но и это ее не остановило – она начала подсылать Малунью, чтобы та воровала для нее из сундуков.

– Малунья упомянула, что Божена пыталась вызвать какого-то демона. И провалилась.

– Да, – кивнула она с каменным лицом. – Вия.

– Вия? – переспросил одноглазый. От одного звучания этого имени у него отчего-то мурашки забегали по спине.

– Вий – это один гномьих королей Ямы. Странник, глаза которого способны видеть сквозь время и пересекать миры. Чудовищно сильное и древнее существо, которому лучше не переходить дорожку. Божена постоянно интересовалась такими сущностями, спрашивала, как их можно призвать, и что можно выторговать для себя. И я не удивлюсь, что именно Вия эта дурочка пыталась вытащить из Ямы. Глупая, несчастная душонка.

Она поглядела ему прямо в глаза и схватила за руку.

– Гвин, и ежу понятно, что от тебя нужно Малунье. Просто помни – правило “ведунья всегда умирает в одиночку” написано кровью. Это не моя блажь. Это кровь сотен ведьм, в том числе и моих подруг, которые пропали также – ни за что ни про что, только по собственной глупости и жадности. Но то, что подняла из Ямы эта наглая воровка настолько чудовищно, что мне и подумать страшно. Даже и не думай помогать Малунье!

– Ты боишься? Ты ли это, Хель?

– Да, твоя старая подруга Хель боится! Но свои силы нужно всегда верно оценивать, как также значится в одном из правил ведуний. Божена не рассчитала и поплатилась за это не просто жизнью, а еще и душой, которая уже по колено в Яме, а это самое страшное для ведуний – попасться. Попасться в лапы к кому-нибудь настолько голодному и сильному, что тебе не удастся не то, что сладить с ним, а просто удрать. Мы не ведьмы, Гвин, мы не служим Яме.

– Ага, вы у нее воруете.

– Сила на дороге не валяется! Но любая сила требует осторожности. Месяцев, а то и лет подготовки. Исследований, наблюдений и всего прочего, чтобы исключить даже вероятность провала. Божене все это было побоку, она всегда хотела больше и быстрее. Я ее предупреждала, но она не слушала. И теперь ее уже не спасти, Гвин. Я это знаю, лучше остальных. Не ходи. Божена сама выбрала свою судьбу. А ведунья всегда умирает в одиночку.

– Она же твоя ученица. Пусть и бывшая, но…

– Но, – сжала его руку Хель. – Божена сделала все, чтобы забраться на край Ямы, и не тебе ее оттуда вытаскивать, чтобы рухнуть вместе с ней.

– Я в любом случае поеду к воеводе, я уже дал обещание Кречету, что помогу им сладить с Баюном. А там расспрошу и про Божену – если ничего и в самом деле поделать нельзя, не стану рисковать.

– Воевода безумен, – проговорила она странным шепотом. – Он из тех людей, которые ухватятся за последнюю ниточку, но урвут свое. Если он узнает, кто ты, Гвин, то он скорее тебя в поруб бросит, но добьется, чтобы ты спасал его безнадежно увязшую дочь. А этот Кречет наверняка уже разболтал о тебе всему Пограничью. Лучше тебе даже и носа не показывай у Замка и даже не заикайся, что имел дело с нечистой силой – он возьмет тебя в оборот, ты даже глазом моргнуть не успеешь! Мне приходилось иметь с ним дело, и я не я, если снова стану ему помогать. Последнее время он совсем не выходит из своего Замка и давно повредился рассудком после смерти жены.

– Что же ты предлагаешь мне просто сбежать?

– Останься… – с надеждой в голосе проговорила ведунья, делая к нему нетвердый шаг. Каурай вздохнул и положил руки на ее чуть подрагивающие плечи.

– Нет, Хель, у меня еще есть незаконченные дела, – сказал он, мягко держа ее на расстоянии. – Мальчишки…

– Твоих засранцев мы найдем, – махнула рукой ведунья. – Мор уже один раз отыскал Бесенка – найдет и во второй.

– Ваш Мор легко может переварить их, пока добежит до избы! Но мне еще нужно вернуть Красотку и мою железку. Куроук в желудок к вашему любимцу точно не вместится.

– Ты про тот жуткий меч?! Ты еще не избавился от него?

– Нет. Если я не отыщу Куроук, то он с удовольствием сам отыщет меня. Только жертв будет втрое больше.

– Была бы я на твоем месте, уже давно закопала бы где-нибудь или выбросила в море…

– Поверь, я пытался. Но это не выход. Я не могу просто так оставить все на самотек и спрятаться здесь. Да и кто знает – к моему прибытию панночку уже сто раз схоронят. Думаю, минувшей ночью она уже отдала Спасителю душу. Вернее, этому Вию.

– Не знаю, Гвин, – опустила глаза ведунья. – Пан воевода легко выкопает жену из могилы, лишь бы все было по его хотению. Это очень страшный человек, а нынче, чую, он просто озвереет от горя. Совсем недавно он схоронил Ладу, с которой у них не было никакого счастья. Он держал жену взаперти с тех пор, как они насильно обвенчались, и в конце концов загнал в могилу. Если умрет и дочь – вернее когда она умрет – Серго станет настоящим монстром и тогда горе всем валашцам, кто не успеет сбежать. Я сама подумываю уехать отсюда, уж слишком опасно стало в Пограничье. Сначала этот Баюн, потом люди Кречета, которые ничуть не лучше, а теперь и таборщики. Не хватало нам еще и ярости воеводы, если он вдруг проведет ниточку от своей дочери к нам. Знаешь как его прозвали местные? Шкуродер. Только тсс… Даже не думай называть его так на людях.

– Хель… – поджал губы Каурай. – Пустое. У меня нет никаких обязательств перед этим человеком. Не факт, что он вообще согласиться меня принять, раз безвылазно сидит в этом своем Замке. Головорезов у него целый острог. Зачем ему еще один?

– Я бы тоже хотела так думать, – пробормотала она. – Но, поверь… Воевода… проклят. Как и весь его чертов острог. Я знаю, о чем говорю.

– Проклят? – поднял бровь одноглазый. – Кем?

– Не знаю… Это очень сильные чары, и даже мне к ним не подступиться.

– Он нанимал тебя, чтобы ты сняла эти чары, и…

– Да, – еле слышно призналась она. – Я провалилась.

– Полагаю, Божена пыталась призвать демона, чтобы он снял проклятье с ее отца?

– Нет. Она ненавидела его всей душой. Такого как Серго невозможно любить. Тут только жадность и тщеславие… не более. Не ходи.

– Я пойду, – твердо проговорил Каурай. – Если ты говоришь, что Серго обязательно сорвется с цепи после смерти Божены, то представь, что это будет за чудовище, если его дочь не просто отойдет в мир иной, но и станет добычей Ямы? Кому он попробует отомстить в первую очередь?

Она долго сверлила его недовольным взглядом. Но сдалась и опустила плечи.

– Ладно, – вздохнула она. – Но как ты доберешься до Валашья? Тебе понадобится лошадь.

– Ни за что.

– Гвин…

– Я не стану обворовывать вас еще и на лошадь. Вы и так дали мне куда больше, чем нужно.

– Если бы ты остался здесь, тебе не пришлось бы нас обворовывать.

– Хель!

– Ладно… Но идти пешком до Валашья в такое время – крайне опасное занятие. Даже для такого как ты. Вот что! Выправим тебе Подорожную.

– Подорожную? Хель, это уже с лишком!

– Заткнись, я сама лучше знаю, что с лишком, а что нет, – отмахнулась она. – Ты только приехал, ты и понятия не имеешь, насколько тут все серьезно. Не пройдет и нескольких дней, как даже сюда могут заявиться либо головорезы Баюна, либо Кречет со своей ватагой, либо эти табунщики… Ох, и заварили мы кашу…

– Мы?

– Гвин…

– Да?

– Помолчи…

И тут она положила ладони одноглазому на предплечья и решительно согнула руки, разрушая преграду между ними.

– Хель… – проговорил он, когда она коснулась его грудью.

– Молчи, – произнесли эти сладкие губы, прежде чем сомкнуться на его устах и властно добиться ответа.

Она все еще была такая же – он не мог не отметить это, когда легко укусил ее пару раз. Она была не против, и с удовольствием куснула его в ответ, оплетая руками его шею, проходясь пальцами по его поседевшим волосам. Спустилась ниже и…

– Не надо, – остановил ее Каурай. Их близость длилась считанные удары обоих сердец, торопливо догоняющих друг друга в унисон.

– Мы можем его убрать, – не отпускала она его. – Это не так сложно… Всего лишь горб. Зачем он тебе? Останься.

Но спустя пару вязких мгновений он снял ладони с ее плеч, в последний раз вдохнул аромат сирени, пройдясь носом по влажной щеке, и, не оглядываясь, вышел во двор.

* * *

Ушел он без лишних церемоний. Только обнял каждую ведунью на прощанье и звонко поцеловал в прохладную щеку. Больше всех отчего-то растрогалась Хлоя – она чуть ли не рыдала, когда он присаживался на дорожку, а потом принялась водить руками вокруг себя, чтобы еще раз потрогать «недотепу Гвина», как она выразилась.

Но Каурай только скрипнул дверью и быстро зашагал в сторону леса, стараясь не оглядываться. Не хотелось снова сталкиваться с ними взглядом – ни с нервно кусающей губы Вандой, ни с зареванной Хлоей, ни с внешне невозмутимой Хель. Он чувствовал, что все трое застыли на крыльце, глотали слезы и что-то бормотали ему вслед, выжидая пока широкая спина их старого друга не утопнет в массе скудеющей листвы. Ему тоже было невмоготу – запоздало скатившуюся слезу он вытер только тогда, когда изба затерялась среди деревьев.

Хоть ведуньи и объяснили ему как выйти из леса, но он все равно довольно долго плутал по окрестному бурелому, прежде чем набрел на хоть какое-то подобие тропы. Идти по ней было не в пример легче, чем лазить по кустам.

– Спешишь? – неожиданный вопрос разбил тишину лесной глуши. Одноглазый потянулся к кинжалу – он жутко ненавидел, когда к нему вот так подкрадываются – и огляделся, но кроме сотен березок вокруг глаз его поймал лишь зелень, трепещущую на ветерке.

– Да тут я, глазик свой выше подними!

Каурай выругался, когда задрал голову – ухмыляющаяся Малунья сидела прямо на ветке и болтала своими гигантскими сапожищами.

– Вижу я, как ты выполняешь свою часть сделки, – буркнул одноглазый и пошел дальше.

Скрипнула ветка, сверху донеслось:

– Эй, даже не снимешь меня?

– Еще чего, – хмыкнул Каурай и пошел дальше. – Как сама забиралась, так и слезешь.

– Ну, одноглазый, погоди!

Ветка снова скрипнула и на землю рухнуло нечто тяжелое, громко пискнув при этом. Каурай даже не подумал обернуться. Быстро зашелестела трава – удар кулачком пришелся прямо в горб. Одноглазый скривился, но сделал вид, что даже не заметил.

– Ты даже не спросишь, что мне от тебя нужно? – бросила она ему в спину.

– Я думал все кристально ясно, – вздохнул он, но остановился и устало поглядел на ведьмочку. – Я помогаю тебе, ты – мне. Проблемы?

– Ага, – насупилась она. – Ты так и не сказал, где я должна найти этих твоих оболтусов?

– Ты же ведунья?

– Да. И что?

– Мальчишки это что иголки в стоге сена? Мне что объяснять тебе, как ведуньи ищут людей, если им сильно нужно?

– Нет… но…

– Или нам пойти прогуляться до наших общих знакомых и попросить их?

– Нет, – надула она губы. – Ты издеваешься надо мной!

– Совсем немного. Но ты хорошо знаешь этого Бесенка, значит, найти его будет куда проще, чем мне. Что совсем не знаешь, куда он может направиться?

– Догадываюсь…

– Вот, значит ты уже на шаг впереди, – кивнул одноглазый и зашагал по лесу дальше, надеясь, что дурочка отвяжется. Напрасно.

– Постой…

– Что еще? – скосил он глаз на непутевую ведьмочку. И как она могла ему показаться настолько таинственно-пугающей в лагере таборщиков? По тропинке бежала невысокая, тоненькая девчушка. Большие постоянно бегающие глазки навыкате и вздернутый носик-кнопка грозно выглядывали из-под низко надвинутого капюшона. Глупый несформировавшийся подросток – даже груди еле намечались под плотно прилегающей тканью короткого плащика.