Текст книги "От заката до рассвета (СИ)"

Автор книги: Александр Артемов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Ага, – отозвался мальчик, встречаясь с ним взглядом. Правый глаз Каурая с черным вытянутым зрачком перемещался в глазнице, словно тот жил собственной жизнью. Белок этого странного глаза сиял бледным ровным светом, и при одном его виде комок подступал к горлу. Невольно мальчику припомнилась их первая встреча.

– Это хорошо, – тень улыбки тронула губы Каурая, и он тяжело взвалил меч себе на плечо. – Держись за мной.

Игриша не нужно было просить дважды, тем более к ним уже мчались всадники с саблями наголо. Каурай ждал их – клинок он завел за спину, и стоило только первому черту подлететь к нему, рассчитывая пришпилить одноглазого к земле, как меч обрушился на него со всей яростью. Сабля отлетела в сторону вместе с рукой, а всадник, задыхаясь от боли, завалился на гриву своей лошади. Со спины Каурая уже пытался настигнуть еще один рогатый воин – сталь разорвала воздух, и тут же меч одноглазого влетел противнику в брюхо, с пугающей легкостью пробив кольчугу. Всадник харкнул кровью и свалился, высвобождая клинок для нового врага. Но стоило тому увидеть, что этот жуткий меч сотворил с двумя его товарищами, как он рванул коня в сторону, и клинок лишь задел лошадь по крупу. Скакунья вскрикнула от боли, оступилась и кубарем покатилась по траве, превращая своего наездника в груду визжащего мяса.

Каурай выдохнул, когда вокруг больше не осталось ни одного смельчака, решившего помериться с ним силами, кивнул Игришу, и оба они направились к Рогоже и другим казакам, которые уже скакали к ним на неоседланных лошадях.

– Ловко ты их пощекотал, одноглазый! – воскликнул Рогожа при виде Каурая с обнаженным мечом на плече, при виде которого лошади начали волноваться и стричь ушами. – Хорошо владеешь этой хреновиной! А ну, казаки, айда!

Рогожа вскинул саблю и вся ватага понеслась добивать немногих оставшихся рогачей. Они неохотно огрызались стрелами, предпочитая бросаться наутек, стоило им только завидеть конных казаков, которые во всю прыть неслись к ним с копьями и саблями наперевес. Им не понадобилось долго возиться, чтобы рассеять ряды конников. Стоило только последней рогатой голове скатиться в траву, как отряд Рогожи устремился в лес, оглашая окрестности веселым свистом.

Рядом с полыхающей шинкой было не продохнуть от гари, разбросанных тел, иссеченных стрелами, и стонов умирающих. Один из них, недобитый воин в рогатом шлеме, лежал в луже собственной крови и звал на помощь, одновременно пытаясь отбиться от девок-подавальщиц во главе с шинкаркой, которые с яростным визгом отводили душу – топтали и драли рогача за космы.

Каурай не стал им мешать – еще предстояло отыскать связку со штыками и броней, которую он оставил под окнами полыхающий шинки. Однако искать долго одноглазому не пришлось. По счастью, в суматохе никто и не подумал прихватить ни черепушку, ни другое барахло.

– Гриш, дуй в лес и разыщи Красотку, – приказал он мальчику. – Она не могла ускакать далеко. Только не попадись никому, по округе наверняка еще рыскают недобитки. Держи – на всякий, – сказал одноглазый и сунул ему в руки кинжал.

– Куда?.. А как же ты?..

– А я пойду пошурую в кустах, – кивнул он в сторону леса, где без устали кипела схватка. – Помнишь, как надо свистеть?

Игриш кивнул – свистеть он умел замечательно. Каурай показал ему как правильно подзывать Красотку. Несильно, чтобы не привлечь кого не надо, но даже на тихий свист скакунья охотно поворачивала голову и фыркала в ответ.

– Отлично, беги. Только один момент…

– Да?

– Помоги мне убрать этого монстра в ножны.

– А? Меч?

– Куроук легко вытащить, а вот сунуть обратно бывает проблемой. Особенно ночью, и когда вокруг пахнет кровью.

Одноглазый говорил правду – клинок в его руках продолжал вибрировать и сочиться «соком», словно не мог дождаться, когда им снова будут забирать жизни. Странная жидкость проступала на темном металле и скатывалась с острия на землю.

– Держи крепче. Как можно крепче.

Игриш сглотнул и принял ножны. Они уперли их в землю, и Каурай принялся вгонять клинок внутрь – с трудом, словно тот вообще не предназначался для этих ножен. Но меч все же входил, пусть и рывками, однако, оказавшись почти у гарды, встал намертво.

– Держи, держи его! – прошипел одноглазый, вытащил откуда-то молоток и принялся долбить им по навершию, вколачивая меч в ножны, словно ржавый гвоздь. Когда гарда таки ударилась об устье, замок слегка щелкнул.

– Сделано! – выдохнул одноглазый и вытер пот со лба. – Будем надеяться, что сегодня он мне больше не понадобится…

– Уверен? – спросил Игриш, оглядываясь на бушующий лес.

Каурай закинул меч за спину и нагнулся. Следом в его руках оказалась богато изукрашенная сабля. Рукоять сжимала чья-то отрубленная рука – одноглазый разжал скрюченные пальцы и отбросил конечность в сторону.

– Нет. Но я постараюсь обойтись этим. А ты не теряй времени – Красотка наверняка поскачет к водопою или еще куда, где можно набить брюхо. Лучше, чтобы первым ее нашел ты, чем какая-нибудь морда, – сказал Каурай и, не прощаясь, пустился бежать.

Игриш провожал одноглазого взглядом до тех пор, пока его горбатый силуэт, нагруженный железом, не пропал среди деревьев, а затем повернулся к его вещам. Белеющий в траве череп приветственно “подмигнул” ему розоватой глазной впадиной. Стоило ему коснуться черепушки пальцем, как на ухо кто-то рявкнул:

Куда тянешь руки загребущие, малец?!

Едва не свалившись наземь с такого окрика, Игриш готов был провалиться сквозь землю, однако, кроме охающих и пары стонущих раненых женщин, вокруг него никого не было.

Да здесь я, здесь, – рычали жутким скрежещущим голосом, словно строгали металлом металл. – От тебя, парень, за версту несет магией. Ты весь в пыльце. Аж светишься.

И захохотал. Мерзко и крикливо.

Игриш сглотнул, осознав, что это голосит черепушка Каурая, которую он то и дело именовал словом Щелкун. Ага, не шутила Маришка, когда говорила, что эта самое мерзкое и злобное существо на свете.

Воровато оглянувшись, Игриш прижал протестующую черепушку к груди и побежал по копытному следу.

Глава 17

Каурай бежал на звон стали и рокот выстрелов, которые с каждым шагом звучали все ближе. Колчан с болтами он держал под рукой, хоть и не рассчитывал, что сумеет быстро зарядить арбалет на бегу. Впереди зашуршали кусты, и одноглазый насторожился – сослепу накинуться на него мог кто угодно…

Сбитая рогатая шапка набекрень, выпученная глаза и повисшая плетью, перебитая рука. Тратить драгоценные стрелы на такого бессмысленно. Тогда Каурай, не сбавляя хода, выставил вперед саблю. Бегущий споткнулся и со всего маху налетел грудью на острие. Одноглазый встретил его плечом, и бедолага отлетел в сторону, соскочив с клинка. Смерть он встретил молча.

Каурай бежал дальше ведомый звуками боя.

Очень скоро тьму прорезали огни факелов, а за ними показались и чубатые головы. Стоило ветке хрустнуть под его стопой, как все как один обернулись, вскидывая арбалеты с пищалями.

– Свои! – воскликнул Каурай, поднимая руки. На мгновение ему показалось, что в него сейчас плюнут десятком свинцовых мух, и поминай как звали этого одноглазого… Но он недооценил выучку хлопцев Кречета, и стоило ему выйти на свет, как смертоносные игрушки уперлись в землю.

– Да это же одноглазый! – расплылся в улыбке здоровяк Повлюк со своей бессменной бомбардой на плече. – Задерживаетесь вы что-то, ваше благородье! Мы тут панов-разбойничков уже пощекотали.

– Всех?

– Осталось немного, гляди еще их по леску помурыжим, кто убечь не успел, а там можно будет и соснуть маленько… – сказал он и в подтверждение своих слов оглушительно зевнул, прикрывая рот кулаком.

– А, вот и ты, – вышел из-за деревьев Кречет с коптящим факелом и лошадью на поводу. – Жив, как я погляжу.

– Как видишь, – кивнул ему одноглазый. Следом за паном головой показались и другие казаки – кто пешком, а кто на лошадях.

– Кликайте всех – выходим из лесу! – приказал Кречет. – Коней утром искать будем. Не хватало нам еще на засаду нарваться в эдакой-то темени.

– Мы им так вломили, вовек теперь не забудут, пан голова! Поджилки у них-то поди трясутся, засаду-то устраивать! Факт!

– Может быть, но бегать по лесу не знамо куда, да еще и в потемках не можно, – покачал усами Кречет. – Ранко видали?

– Неа. Бегает где-нибудь поди.

– Смерти ищет! Как бы голову не потерял на своих бегалках, дурачок, – сплюнул голова и повернулся к Каураю. – Вы там с Рогожей, слыхивал я, тоже знатно помахали саблями?

– Ничего особенного, – пожал плечами тот. – Сами нарвались.

– Скромный какой! Жалую тебе саблю за доблесть.

– Спасибо, пан Кречет, но саблю я себе уже навоевал.

– А ну покажи.

Каурай передал Кречету свою саблю. Тот взвесил ее на ладонях и оглядел всю – от рукояти до загнутого как клюв острия.

– Ишь как блестит, – похвалили саблю казаки, подсвечивая голове факелами. – Знатная работа!

– Шибко знатная для оборванцев-колядников, – цыкнул языком Кречет и покачал головой. – Тут клеймо умельца из Шатрана. Эх, не хватало еще чтобы слухи о кочевьях оказались правдой… И у кого ты такенную красотищу отвоевал? Уж не у самого ли атамана Баюна?!

– Темно было, пан, не разглядеть. Я только пальцы мертвые разжал и к вам бросился – некогда было в лицо ему вглядываться. Да и не помню, было ли оно лицо это – кисть с саблей отрубленная и все.

– Эх, тела надобно осмотреть, – поджал губы Кречет и отдал саблю хозяину. – Чует мое сердце, Баюна могли мы сцапать! Всякий сброд с такими железками не ходит. Недалеко он, нутром чую. Он или его подручный – неистовый Коляда, сукин сын! Его люди, больше никто в шкуры да рогами не одевается, чтоб народ пугать. Спасителя на них нет…

– Пан голова! – окликнул его запыхавшийся казак с факелом, вылезая из кустов.

– Чего?

– Мы тута одного разбойничка… живым сцапали!

– Так давай его сюды! – охотно двинулся Кречет за казаком. Каурай и остальные пошагали следом.

– Пан голова, дозволь его выпотрошить немножко?

– Обожди, как я с ним потолкую. А вот опосля…

Изрядно побитого разбойника казачки скрутили «ласточкой» – повалили пленника на живот, стянули связанные руки и ноги за спиной и связали их веревкой. Он лежал лицом в грязи, тяжело вздыхал и пытался что-то втолковывать своим пленителям, которые ходили вокруг него и на каждое его слово знай поплевывали ему в глаза.

– …отдам все, ничего не пожалею! – стонал он, пытаясь вывернуть голову, чтобы не задохнуться. – Пустите меня, они меня насильно! У меня дети малые!

– Ага, знаем мы вас – насильно, – хохотнул казак и вдарил тому сапогом по заднице. – Кобылой ты поди тоже правил насильно, или это она тебя в полон взяла?

– Так, покажьте мне его, хлопчики! – раздвинул Кречет спины казаков и присел на корточки, внимательно вглядываясь в небритую морду. – Ага, какое знакомое лицо! Да неужто это сам пан Сосуля предстал пред моими очами?

– Неужто?!

– Точно оный сам, сукин сын! – поднялся Кречет и от души вдарил тому по ребрам. Пан Сосуля зарычал. – Ну что, пан, видно тебе больше не любо лошадёв разводить? В разбойники к мерзавцу Коляде подался, проклятый?

– И ты подашься, Кречет, если как я по миру пойдешь, – простонал Сосуля, пытаясь выплюнуть собственный ус изо рта. – А с нашим паном воеводою и не на такое пойдешь, ежели детишки с голоду дохнут. Хоть к Коляде, хоть к самому Сеншесу!

– Вот он черт какой, – зашипел на него Кречет. – Сам людей жизни лишает, а на другого сетует. Нет, брат, такого делать не можно. Признавайся, сволочь, где у Баюна логово его спрятано!

– Логово его степь да дорога!

– По дороге только бродячие псы лаются, а на вашу ватагу по дорогам не напасешься! Признавайся, плут! Не хочешь признаваться? Ты мы сейчас тебя во-о-он на том деревце подвесим – будешь ножками дрыгать да вспоминать пана Кречета, пока он дюже добрый был. А ну, хлопчики, подмогните его, поганца, поднять!

Запасливые казачки размотали веревку, и не успел разбойник даже завопить со страху, а петля уже затягивалась на его горле. Другой ее конец перебросили через ветку – навалились втроем, и связанный Сосуля в следующий миг заболтался на дереве, как куль с картошкой.

– Ну, что, дорогой мой пан? – кричал ему Кречет снизу. – Не рассмотрел оттудава, где Баюн укрывище свое содержит? Или нам тебя еще подержать?

Разбойник хрипел и раскачивался на ветке, покраснев аки свекольная голова. Глаза лезли из орбит, а по ногам начало разливаться дурно пахнущее пятно.

– А ну отпускай его! – приказал Кречет. – Небось язык уже развязался.

Веревку выпустили и разбойник шумно рухнул на землю.

– Тебе… это даром не пройдет… Кречет! – было первым, что умудрился выдавить из себя задыхающийся Сосуля.

– Ох-ма, так он еще не наболтался, смелый какой! – хлопнул себя по коленям Кречет. – А, брат, чего-чего, а храбрости тебе не занимать, может оттого Коляда тебя и приметил. Но, боюсь, ума он у тебя разглядеть все же не сподобился. А ну-ка, хлопчики, повторяем протседуру.

И вновь казачки дернули веревку, и во второй уже раз хрипящий и свистящий разбойник вознесся на дерево, аки Святой и Смелый Лакриф во время испытания огнем, и повис, дергаясь всем телом и что-то нечленораздельно вереща.

– А?.. – приложил ладонь к уху Кречет. – Не слышу я тебя, хочешь еще повисеть или же готов поведать нам тайну Баюна? Спускайте его, хлопцы, дадим дураку последний шанс помереть как казак, а не как собака.

Разбойник свалился на землю и какое-то время не мог выдавить из себя ни слова. Кречет присел на корточки рядом с ним, схватил за чуб и начал трясти:

– Ну? Ну, брат, последний раз спрашиваю! Покажешь нам этого черта, или мне с тобой тут до утра нянчится?

Разбойник исходил кашлем и пырил покрасневшие от натуги глаза, пытаясь что-то выдавить, но из-за кашля никто не мог разобрать ни словечка.

– Тому не надо далеко ходить… – смог расслышать Каурай среди общего свиста и хрипа, – у кого черт… за плечами!

И тут нутро разбойника разразилось каким-то истерическим хохотом, нагнавшего жути на казаков. Единственным из братии, кто не отступил от него на шаг, остался невозмутимый Кречет.

– Ой, видно, брат, не понял ты ничего из сказанного мною… – покачал он головой. – Глупая, глупая же ты собака, хоть и верная своему хозяину.

С этими словами он еще раз ударил разбойника сапогом по ребрам. Тот крякнул и завыл от боли.

– Хватайте этого болвана и тащите к шинке, потом еще побалакаем. Надоело тут мне куковать. Ранко! – всплеснул руками Кречет, когда увидел своего подопечного, осторожно выводящего лошадь в круг света. – Ты где это шлялся, паршивец?

– Разбойничков гонял, – отозвался Ранко, слезая с коня. – Двух прибил, один убег, гад.

– Да и пес с ним! – махнул рукой Кречет. – Привязывай вон этого молодца к лошади и тащи его к шинке. Или что там от нее осталось…

* * *

У Игриша коленки тряслись от каждого шороха, пока он шаг за шагом удалялся от пылающей шинки и непрестанного бряцания мечей. Еще и проклятый череп голосил, не затыкаясь, словно просидел с зашитым ртом другую сотню лет:

Эта тварь далеко не могла сбежать! Я ее давно знаю. Зуб даю – она найдется в чьем-нибудь амбаре с полными щеками овса. Или на елде у жеребца, тоже вариант.

Его болтовня Игриша никак не успокаивала, а только разгоняла нервозность – болтать с черепами ему еще не приходилось, да мальчик и не старался ему отвечать. Вставить слово в этот непрекращающийся словесный поток было той еще задачей.

То и дело он пытался легонько посвистывать, прислушиваясь к лесным шорохам и уханью ночных птиц. Он пожалел, что не взял с собой факел или еще что-нибудь, чем можно было бы светить себе под ноги – следов от копыт наверняка было вдоволь, однако так он рисковал привлечь к себе ненужное внимание. Недобитых разбойников, например. Или того хуже – чудища из леса.

Кобылу он рассчитывал застать за ее обычным занятием – Красотка наверняка кусала какого-нибудь бедолагу и пыталась отгрызть тому конечность. Но ни криков, ни стонов в округе не раздавалось. Нет, он не верил, что Красотка погибла в пожаре – такую злобную и живучую тварь огонь лишь пощекочет. Когда он выразил эти мысли, Щелкун с ним согласился.

Я бы тоже сейчас с удовольствием кого-нибудь загрыз. Ты был близок, парень. Я тебя пожалел только из уважения к нашему общему другу. Привязался он к тебе – не оторвешь.

– И зачем я ему?.. – неожиданно спросил у него Игриш.

Хмм… – заворчал Щелкун. – Не догадываешься? Или боишься себе в этом признаться?

– О чем ты?

Ну, как же! Это же твоя сестренка любит голышом покататься на метле, или мои глаза обманывают меня?

– Ну, моя…

И твоя сестренка снюхалась с Ямой? Вот-вот, она родимая. От тебя самого изрядно попахивает ведьминой пыльцой, которую они везде разбрасывают как пчелы. Что, виделся с ней накануне?

– Не твое дело…

Ну, вот! – прыснул со смеху Щелкун. – Пусть лучше бежит подальше отсюда, запутывая следы. Ежели ее дорожка пересечется с путем моего спутника – не сдобровать твоей сестренке. Я с удовольствием полакомлюсь ее косточками, как уже лакомился плотью всех тех, кто решил нарушить Договор и пойти в услужение Яме! И твоими, если ты вздумаешь ей помогать…

Игриш сглотнул. Глупо было отрицать очевидное. У одноглазого он был простым заложником, чтобы добраться до Маришки, которая нарушила какой-то Договор.

Он продолжил плестись по темноте дальше, рассчитывая наткнуться, в конце концов, на какой-нибудь ручей или речку, где перепуганные обгоревшие лошаденки запивали свои невзгоды. В кармане постоянно мешалась шкатулка несчастного Бесенка – он постоянно щупал находку пальцами, раздумывая откуда такая прелесть могла взяться у этого мальчишки. Ворованная как пить дать. И зачем она Игришу? Мало ему было проблем с конягой, за которого Игриша чуть не утопили в речке Смородинке. И эта черепушка, которая все никак не заткнется. А тут еще шкатулка, от которой буквально разит проблемами… Но просто зашвырнуть обоих в кусты у него рука не поднималась.

К воде он-таки вышел – к озеру, которое огромной серебристой монетой блестело под хмурым небом, однако ни одной хвостатой ему не попалось. Зато он отыскал несколько иное и буквально прирос к каменистому берегу с открытым от изумления ртом.

Нежданно выглянувший месяц пересекал небосвод, напоминая заточенную саблю. Вокруг него клубились ветхие тучи, еле слышно шелестели крылья сов и развивались мантии полуобнаженных всадниц, которые верхом на метлах летели сквозь мрак, кутаясь в свои длинные волосы. По земле вереницей текли их быстрые тени.

Осознав что он как на ладони, Игриш хотел было бросился наутек – под защиту лесных крон, подальше от их хищных черных глаз, но, не успев сделать и десятка шагов, оступился и едва не пропахал носом землю.

Из леса к пруду, цокая подковами, выходила Красотка собственной черногривой персоной.

На ловца и зверь бежит! – щелкнул челюстями Щелкун.

Мальчик был бы несказанно рад, если бы кобыла своей чуйкой отыскала его в этом лесном лабиринте. Однако на ее мощной спине восседали две девушки. Первую он узнал немедленно – одна была его сестрой Маришкой, которая внимательно рассматривала Игриша сквозь вуаль ярко рыжих волос, спадающих ниже спины Красотки. Вечерняя прохлада совершенно не страшила этих двоих. Вся одежда Маршики заключалась в тяжелом ожерелье из россыпи ярко переливающихся камней. Другая девушка носила здоровенные сапоги на мужскую ногу, которые едва не спадали с ее ступней.

– Гришик, ты чего тут делаешь? У нас же с тобой уговор, помнишь? Принес? – спрашивала Маришка опешившего мальчика, задорно покачивая босыми ножками. Ее подружка с пепельно-серыми волосами мельком глянула на него и снова подняла озабоченный взгляд к небу.

– Ага… – кивнул он и сунул ей черепушку. Глазные впадины тонули в красноватом сиянии.

Принес? – ахнул Щелкун, едва не вырвавшись из его пальцев. – Это куда это ты меня принес? Положи на место, где взял!

Взбесившийся череп едва не откусил Игришу палец, но мигом завертелся вокруг своей оси, вскрикнул нечеловеческим голосом и оказался в руках у ухмыляющейся Маришки.

– Вот значит, он какой, – надула она губки. – Спасибо, ты молодец, Гриш. Мои подружки будут тебе очень благодарны. Как и я.

С этими словами она нежно прижала Щелкуна к груди и поцеловала желтоватую кость. Игриша передернуло, но он постарался не подавать вида.

– Никуда не денешься, дорогуша, – проворковала Маришка.

Ведьма, – шипела черепушка. – Я разорву тебя в клочья, дай только…

– Цыц! – прикрикнула на него Маришка, и череп мигом умолк. – Пищать будешь, когда я разрешу. Страшно пищать. За все те страшные мучения, которые ты причинил моим подругам. Побереги силы.

Щелкун ничего ей не ответил. Лишь дрожал и отчего-то не мог проронить ни единого звука. Словно ему отхватили “язык”.

– Твоя лошаденка? – спросила ведьма, мигом потеряв интерес к наглой черепушке.

– Моя, – отозвался он, пятясь назад по камням. – Я ее ищу тут.

– Бедненькая какая, – провела Маришка ладонью по шее кобылы. Как ни странно, Красотка даже не попыталась фыркнуть на нее – спокойно шагала дальше к воде, словно незнакомки на ее спине не было и в помине.

Игриш остановился на кромке берега, еще шаг и ему пришлось бы промочить ноги. Красотка прошествовала мимо с таким отрешенным видом, словно он был пустым местом, и склонилась над водой. Пока кобыла хлюпала водицей, рыжеволосая всадница гладила ее по мускулистой шее и поглядывала на Игриша из-под полуопущенных ресниц. Мальчику на мгновение показалось, что он обознался и принял Красотку за какую-то другую лошадь. Уж слишком спокойно та вела себя с чужим человеком – даже не пыталась вредничать и кусаться. Бледная ручка Маришки свободно и без опаски поглаживала ей холку.

Однако шрам на крупе, доставшийся кобыле после нападения умертвий, мигом развеял все сомнения. Нет, у Красотки явно были не все дома.

– Сегодня будет славный пир, ты знал? – сестра вырвала Игриша из раздумий, не спуская с него темно-зеленых, задумчивых глаз. На лошади она держалась уверенно, словно всю жизнь проездила верхом, и смотрела на собеседника, высоко задрав голову, точно купаясь в сиянии растущей луны.

– Пир? О чем ты?

– Мои подружки-мастерицы вовсю развлекаются в небе, – кивнула Маришка на небо, где хозяйничали ведьмы. – Только погляди на них! Как им весело.

Те начали снижаться, и вскоре пропали за макушками деревьев. Как и не было их.

– Может быть, – она поглядела на Игриша с хитрецой во взгляде. – Ты хочешь к нам присоединиться?..

– Я?

– А кто же? Раз ты так порадовал меня, позволю и тебе порезвиться под луною. Но сначала нужна мазь.

– Мазь?

– Ну да.

– Зачем?

– Чтобы быть свободными, дурень, – она нагнулась и ткнула Игриша в лоб черным пальцем. – Вечно тебе приходится все объяснять. Ты не меняешься. Вам срочно нужна мазь!

– Не нам, а ему, – буркнула себе под нос ее пепельноволосая подружка. – Мне нужна метла. Да и вообще, я сюда не развлекаться пришла. Ты обещала…

– Я обещала, – оборвала ее Маришка. – И предупреждала. Но она не хотела слушать.

– Ты нам не поможешь?

– Не раньше, чем ты пройдешь по Тропе, – хмыкнула Маришка. – Странно просить снисхождения у Ямы, и отказываться принять ее дар, Малунья. У тебя есть время, пока идет Дикий Гон.

– Я не за себя прошу. А за Божену.

– Вот и передай мои слова Божене. Мы не делаем исключений для простых ведьм. Вы ничем не лучше хуторских девок. Пока не докажете свою верность.

– Мы не ведьмы… – пробормотала ведьмочка, которую звали Малуньей.

– Оставь эту чушь опричникам! – сказала Маришка и подняла череп. – Хозяину этой милой вещицы… Помнишь малышку-дурашку Варву? Ее съела вот эта собака.

Малунья при этих словах нервно дернула щекой:

– Мне нечего его опасаться…

– А Божене? Если он узнает, что решила сотворить твоя безмозглая подружка?

– Никто же не пострадал…

– Это ты расскажешь опричнику, – развернулась в седле Маришка к ней лицом и схватила Малунью за подбородок. – Посмотри на меня, Малунья.

Ведьмочка не сразу, но исполнила приказание.

– Докажи свою верность. Это единственное, что я тебя прошу. Тогда поговорим о Божене.

– Но…

– Никаких “но”! – с этими словами она влепила ей хлесткую пощечину. – Сначала дело, потом награда. Или можешь идти на поклон к опричнику. Но эти цепные псы тоже ничего не делают бесплатно.

Ведьмочка ошарашенно захлопала ресницами, залилась краской и опустила голову.

– Хватит, не заставляй нашего милого щеночка ждать! Ищите мазь. Дикий Гон вас тоже ждать не будет.

Произнеся эти слова, Маришка забралась с ногами на спину Красотке, выпрямилась и соскочила вниз, широко расставив руки, словно ярмарочная гимнастка. Не успела сестра долететь до земли, как нечто быстрое подхватило ее на лету и смерчем унесло в небо. Игриш от неожиданности шлепнулся на пятую точку, подумав было что на сестру напали. Но нет – Маришка свободно летела по воздуху, обливаясь лунным светом, навстречу ледяному ветру и сияющему месяцу. Между ног у нее была зажата метла.

– Эй… – поднялся на ноги Игриш и подошел к Малунье, которая безуспешно пыталась сдержать рыдания.

– Чего тебе?

– Тебе не больно?

– Такая уж у меня, ведуньи, судьбинушка… – отозвалась она, растирая слезы по покрасневшему лицу. – Метлу еще нужно заслужить, говорят все они… а пока поноси эти мерзкие сапожищи. Видал?

– Ага, – опустил Игриш глаза вниз и уставился на ее сапоги. – Вижу.

– Все ноги себе уже износила – слышишь как ноют? – поднесла она подошву Игришу к лицу. Тот осторожно прислонился ухом, но он расслышал только свое сердце, которое учащенно билось у него в груди.

– Слышу, – соврал Игриш, чтобы не расстраивать ее еще больше. – Болит.

– Хорошо уж твоя подружка помогла мне немного передохнуть. Как ее звать-то?

– Красотка.

– Ага! Так и думала, – расплылась ведьмочка в довольной улыбке и повалилась на кобылу, сунув мокрое лицо той в гриву. – Красотка… А тебя как звать?

– Гриш.

– Очень приятно, Гриш, – слегка кивнула незнакомка, поблескивая влажными глазами. – Слушай, а как ты такой маленький и на такой здоровой кобыле катаешься? Не падаешь?

– Нет, – покраснел мальчик. – Она не моя, а моего… друга.

– Ух, ты! Так у тебя есть друг?

– Ага… но он никакой мне не друг. А так. Попутчик.

– Попутчик с такой хорошей лошадью – это всегда неплохо. Еще лучше, если у него есть настоящая метла.

– У него и метла есть. Вернее была.

– Не шутишь? – заинтересовалась ведьмочка. – Настоящая? Не из таких, с которыми всякие любительницы балуются?

– Ну… – задумался Игриш. Он был ни в зуб ногой, какие метлы считаются у нее настоящими, а какими любительскими. – Он меня как-то спас, сидя на метле, так что думаю настоящая.

– Уважаемо, – кивнула она. – Он колдун? Ведьмак?

– Вроде того…

– Интересные люди тебя окружают. Поедешь со мной?

– Куда?..

– Как куда? Тебе же нужна мазь? Вот.

– Нет… – замотал головой Игриш. – Я не могу.

– Почему?

– Я… не знаю, где искать твою мазь.

– Почему это мою, глупый? – прыснула девушка. – Искать мазь нужно нам. Ты не знаешь, а я знаю.

– Эмм, – замялся Игриш. – Извини, но я всего лишь искал лошадь.

– Ага. Но ведь ты ее уже нашел, так ведь?

– Так.

– Нет, не так! – покачала она пальцем у него перед носом. – Вернее это я ее нашла, да? И привела к тебе, так?

– Ну, да…

– А раз так, то ты у меня в долгу.

– Послушай…

– Не хочу я ничего слушать! – наклонила она голову и хитро поглядела на стушевавшегося мальчишку. – Запрыгивай в седло и поехали. Мазь точно где-то здесь. Я ее нутром чую.

* * *

– Малаша, старая ты проплешина! – воскликнул Кречет, когда они подошли к шинке, которую еще добивало пламя. – Ты чего это с пленным удумала! Не можно так с пленным обращаться, не можно!

Сначала Каурай не понял, что такое сотворила Малаша с несчастным разбойником, но подойдя ближе, он увидел мертвое тело, измочаленное и разрубленное топором на несколько частей. Кому-то из казаков такое зрелище показалось чересчур резким – и он всласть проблевался.

– А шинку мою огню предавать можно разве? – только заметив казаков, бросилась к ним шинкарка с окровавленным топором в руке. – Кто мне теперь за хозяйство заплатит, а? Ты что ли, Кречет?!

От конюшни к тому моменту остались лишь несущие балки, но им стоять считанные мгновения. Пока казаки препирались с шинкаркой, конструкция покосилась и оглушительно рухнула, взметнув в горячий воздух гущу искр и пепла. Трактир оказался куда крепче, однако и ему скоро предстояло последовать за подругой.

– Ну ты… – грозил ей пальцем голова. – Скверная ты баба, Малашка! Скверная! А за шинку тебе пан воевода заплатит. Как узнает, сколько мы сегодня разбойничков пощелкали, так сразу расщедрится.

– Гляди, пан воевода расщедрится! Держи карман шире! – махала на него руками зареванная старуха. – Мне шинка от мужа досталась, а ему от деда с бабкой. Двести лет стояла шинка, Запустение пережила, ни единым бревнышком не покосилась, когда здесь шатранцы хозяйничали, и на тебе – пришла ватага Кречета горилки попить!

– Да че-ты разоралась, старая! – прикрикнул на нее пан Рогожа. – Избу сколотить дело-то нехитрое. Завтра как огонь погаснет – кликнешь мужичков, они тебе новую сколотят, получше прежней!

– Ага, спасибо, дурак. Забесплатно мне сделают, ага!

– Ну, это другой разговор, – смутился Рогожа. – Ты баба богатая, от тебя не убудет. Краем нальешь им горилки, чтоб было чем промочить горло.

– Дурень ты, – всхлипнула она и уткнулась лицом в передник. – Откуда ж я им горилки возьму?.. Так оно же все в огне и погибло, эх!

– Ну-ну, Малаша, душа наша, не плачь, – обнял шинкарку пан Кречет и прижал ее сморщенное лицо к своему плечу. – Я замолвлю словечко пану воеводе. Будет у тебя новая шинка.

– Обещаешь?..

– Обещать не могу, но словечко замолвлю.