Текст книги "Ху Из Мы (СИ)"
Автор книги: Александр Скляр
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
* * *
Марик начал было переворачиваться на другой бок, чтоб с удобством отойти ко сну, как хозяйская рука задержала его в прежнем положении, с возгласом: «Куда?» – и притянула к себе.
– Ты, что это последнее время спишь, как сурок, едва коснувшись подушки, и никакой тебе любезности к жене. Я полагаю, что здесь без посторонней помощи на стороне не обошлось? Или я не права? – Глаша держала мужа за плечо, хотя тот вырываться не помышлял.
Марк Арнольдович возмущенно фыркнул, и убедительными словами растерзал сомнения жены. В первопричинах подозрения обвиняющей стороны выявилась, конечно же, работа и её производные: усталость и притупление внимание к окружающим, даже к собственной жене, – а это повод для покаяния. Марик убедительно покаялся, Глаша размякла, и всё складывалось, как нельзя лучше для обмена самого ценного, что у кого было в их отношениях...
И вот уже Амур со стрелой натянул тетиву, как кто-то сторонний похлопал рукой по плечу Марка Арнольдовича. Тот вздрогнул и всмотрелся в полумрак. Фигура, стоящая перед ним, показалась знакомой.
– Прошу прощения, если я не вовремя, – произнес неподражаемый голос господина Пукина, – но мне крайне срочно надо кое-что выяснить у службы безопасности инкогнито. А вы, насколько помню, имеете непосредственное отношение к этому ведомству.
– Господин Пукин? Ну, что вы, что вы... Очень даже кстати, – Марк Арнольдович посчитал себя обязанным радушно принять гостя. – Персона такого ранга не может быть некстати, даже, если муж с женой интимничали и готовились сплестись в единую жилу. Правда же, Клавонька?
Жена, почему-то, промолчала.
Следом Марик увидел знаки, которые адресовались, несомненно, ему. Сначала указательный палец господина Пукина перечеркнул горизонталь рта, что означало – молчок, а засим, тот же палец поманил его к себе. С небольшой задержкой, он сообразил, что они могли относиться и к жене Глаше, но она своё счастье упустила, а вот он ринулся на зов.
Нежданный гость вышел тихонько из комнаты и Марк Арнольдович последовал вослед, мысленно чеканя шаг, не забыв прихватить со стула пиджак, совершенно забыв о штанах; да и трусы, как-то не вовремя куда-то запропастились.
Они проследовали в ванную комнату, и главный разведчик тут же включил краны, из которых зашумела вода – верный способ против прослушивающих устройств.
Марк Арнольдович натянул пиджак, чувствуя себя очень неловко в одном предмете одежды. Он непроизвольно сунул руку в карман пиджака, и о счастье! – вытащил из него скомканный комочек материи, оказавшийся женскими воздушными трусиками, и вмиг приспособил по назначению. Чьи, когда, откуда? – вспоминать было вконец неуместно, но главное – как раз в пору пришлись. "Хоть фиговым листком прикрыться – всё же комфортней, отже стоишь перед первым лицом страны, а срам снаружи пасётся", – и на душе стало немного спокойней.
– Меня интересует морально этическое состояние внутри вашей организации. Взаимоотношение сотрудников, злоупотребления, использование служебного положения в личных целях, интимных связях... и всё остальное, что сочтёте нужным доложить. Понятное дело – беречь честь мундира, не выносить сор из избы... В данном случае, это не годится. Меня интересует точная информация, в противном случае мундир сдеру вместе с кожей, а мусором законопачу все отверстия в голове, – и нога в туфле ненароком наступила на босую стопу сотрудника Сечина. Марк Арнольдович втянул живот и закусил губу, чтобы не издать звуки слабости. – И ещё, – продолжило первое лицо, – укажите тонкое звено в структуре железо-бетонной системы вашей организации: где может треснуть и надломиться в первую очередь.
– Вопросы понятны, но непостижимы по своей алгоритмической сущности – начал Марик заумно, пытаясь выдернуть зажатую ступню из-под подошвы туфли президента.
– Изъясняйтесь яснее... – туфель господина Пукина вновь занял прежнее положение, сведя на нет отвоеванные Мариком пяди.
– Вы сами упомянули железо-бетон, а чем его может сокрушить? Завуалированными интимными отношениями? Вряд ли...
– Допустим, ответов на данные вопрос вы не имеете. Но... не можете не знать, что вокруг нас очень много врагов. На днях ежа разоблачили. Его ещё в детстве завербовали; ничем враг не гнушается... Носил иголки отравленные...
– Да что вы говорите?!
– Ныне в музее "Славы" под стеклом покоится шкура с иголками.
– Простите, какого Славы?
– Никакого. Просто "Славы". Музей "Резидентской славы".
– А..а
– Рот прикройте, неровен час, секрет выскочит – враг не дремлет.
Марк Арнольдович клацнул зубами.
– Продолжим. О прочности брони... Как нашу железо-бетонную конструкцию обнести таким же прочным саркофагом, чтобы никакая сучка не проскочила?
– Это вы, простите, о нашем учреждении? А зачем саркофаг? Ах-да, чтобы сучка не проскочила, – Сечин почесал голову, уже не обращая внимание на стиснутую туфлей ступню.
Господин Пукин убрал ногу, и уязвлённая часть тела Марка Арнольдовича освободилась из-под давления.
– Ещё раз повторяю вопрос о неполадках в вашем учреждении, нуждающихся в реставрации. Требую указать слабые места и способы их устранения.
– Неполадок не видно и на ощупь не осязаются: всё просчитано, отглажено, отутюжено. Учреждение работает, как смазанный подшипник: все части крутятся-вертятся согласно высшим указаниям. Ничто наружу вытечь не может и не желает, – Марк Арнольдович смутился , что ничто не лезло в голову, о чём можно было накляузничать. Про себя же и свои просчёты не станешь же распространяться – простодушие ныне не в цене.
– А как же ёжик к нам пробрался, если подшипники смазаны?.. – настаивал гость на разъяснении.
– Ды..к, он же не к нам в учреждение проник. Видно, шастал по дороге, его машина и раздавила. У них у всех с правилами дорожного движения не очень... Вечно раздавленные вдоль дороги валяются.
– Ваша позиция понятна, – нахмурился господин Пукин.
Видя внутреннее недовольство важной персоны, Марик выкинул спасательный круг:
– Я что-то не пойму, мы с вами находимся в просторах подсознания или же в обычном состоянии в квартире?
– Мы с вами в обычном состоянии в одном помещении находиться не можем, а тем более вести беседу. Думайте, что говорите.
– Вы скоро там? Сколько можно шептаться? – голос Глаши разрезал беседу.
– А как же она? Её голос?.. – засомневался Марик.
– Как-как? – также, как и все – на секунду зашла в подсознание, но сама этого не поняла и не зная чему верить, отвергает то, что не нравится – женская логика непостижима.
– Как лучше соорудить саркофаг, может быть у умников спросить, они владеют достоверной информацией? – вернулся к утерянной теме Сечин, и тут же сам себя поспешно поправил: – Правда, от них в нашей жизни проку мало. Потому, я бы рекомендовал обратиться к глупцам – у них ответы практичнее при экономии средств. А после, если что не так станется – какой спрос с дураков?
– Ну, вот же, можете соображать, если хотите, – подбодрил господин Пукин. – Проводите меня к бородачу, как его – Миклухо-Маклай? – а то признаться, я без охраны даже здесь себя неловко чувствую.
Они решительно двинулись, зная за чем, но, не ведая куда...
Марк Арнольдович ещё успел подумать, что дорога-то им неизвестна: бородач со своим штатом самопроизвольно появляется, когда вопрос созревал до нужного уровня, а иной раз и безо всяких вопросов.
– Я же говорил, что он – вылитый Миклухо-Маклай. Вот глядите: и лоб, и борода, да и нос его, – сказал господин Пукин, входя в зал, где за стойкой возвышался торговец живым товаром. – Сами посмотрите – точь в точь.
И как только Марик на секунду направил взгляд, чтобы узреть указанные черты, как господин Пукин исчез, словно мыльный пузырь лопнул.
Оставшись один на один с Могелатом, Марк Арнольдович на секунду растерялся, обменялся туманным взглядом с торговцем, а вслух сообщил, лишь бы чего ляпнуть, что его коллега передумал задавать вопросы и свидание отменяется. "Меня подвёл, а сам исчез – вот она, характерная черта государственных деятелей", – не сдержался Марик. Сечин хотел ещё кое-что добавить, пока опасность не грозила, но его резко потянули за руку и он потерял равновесие...
– Ты снова в облаках витаешь? – жена обвила Марика виноградной лозой и её однозначная заинтересованность обаяла мужа. – Только не говори, что о работе думаешь...
"Ах, да! – сообразил окончательно Сечин, что находится дома, в кровати, и рядом жена Глаша. – А где же господин Пукин? Ещё вернётся или как?"
* * *
Двое мужчин молча, сосредоточенно пили чай.
Был воскресный день и солнце отпустило свой фитиль без всякой экономии.
– Третью чашку одолеваю, – сказал Зефиров. Подтверждая результат, на лбу выступили мелкие бусины пота.
– Я – четвёртую, – похвастался Марик. У него тоже влага окатила лицо здоровыми естественными выделениями. – Видишь, как хорошо для здоровья и экономии средств – воды надрались, ко сну клонит и ничего более крепкого и жгучего не хочется.
– Ну, почему же, – возразил Зефир, – я бы чуть-чуть, пожалуй, смог живительной водовки вбросить в чрево. Поколыхалась бы там, заодно, сосуды прочистив.
– Выпей ещё чашку чая и это чуть-чуть пройдет, – посоветовал товарищ.
Егор так и поступил, выпив, развалился на подушках кресла:
– Подремать так с пол часика, и к девочкам.
– Угу, – ответил друг, сидя с полуприкрытыми глазами. Вспомнился анекдот: "Сидоров, любишь тёплую водку и потных женщин? Нет? Тогда пойдешь в отпуск в декабре..."
Чаепитие, как и многие иные занятия, имело свои выгодные стороны, недостатки, косвенное влияние на многие аспекты человеческого настроения, состояния мыслей и их толкование. Опять же, философия рвётся наружу, преодолевая сонливость.
– Как ты относишься к Ленину? – неожиданно спросил Марик.
– Так себе, неопределённо... Я хорошо отношусь к Че Геваре.
– Почему?
– Я ничего о нём не знаю. Ни хорошего, ни плохого...
– А как относишься к Патрису Лумумбе?
– Так же. По той же причине. Но очень хотелось бы знать, как Патрис Лумумба, мог относиться ко мне, когда был жив?
– Надо полагать, хорошо. По той же причине. Ходили слухи, что он не брезговал каннибализмом, то есть, людоедничал по праздникам. Если это правда, он должен был относиться к тебе, лучше, чем ты к нему. Почему-то так сложилось, что жертва всегда меньше любит хищника, чем хищник жертву. И скажи, что это не любовь? Возможно, иное её проявление, специфическое...
– Ну что, ещё по одной чашке осилим?
– У–у
* * *
– Скажи-ка, цыган, ты мне Маклухо-Маклая с фотографии напоминаешь – не родственники случайно?
Могелат промолчал, без всякой реакции на вопрос. Господин Пукин тоже хранил безразличие к ответу, как и подобает опытным игрокам.
– Ладно, не обижайся, Миклухо-Маклай, я о своем подозрении никому не скажу, будь спокоен. Кроме, разве что... Да и им не раскрою секрет, не тяготись. А вопрос такой к тебе будет: я с этого мира, в котором сейчас прибываю, обязательно вернусь в свой, законный? Или как? Признаться, мне здесь общаться на равных со всякой шушарой, как-то обидно...
– Обычно возвращаются, но не все и не всегда. Точного закона бытия здесь нет, ибо вычисляется в многомерном измерении. Для вашего понимания естественней будет ответ – всё произойдёт так, как решит Мироздание.
– А можно повлиять на это решение каким-нибудь образом? – с кислым выражением лица спросил господин Пукин, предчувствуя непривычный ответ.
Вдруг сбоку выскочила голова с раскрасневшимся лицом от чайных возлияний, а следом и сам Марк Арнольдович Сечин.
– Извините, ради бога, мне только один вопрос без очереди, секунда дела; думаю, коллега по бывшей службе в обиде не останется. Я только про Че Гевару хотел спросить: как бы он относился ко мне лично, если бы был жив?
Никакого ответа не последовало.
– А Патрис Лумумба, как?..
Ответ повторил тишину.
– Ясно, – удовлетворился Марк Арнольдович и тут же исчез.
– Я же говорил, даже здесь пытаются хамить, хотя, на сей местности подобное невозможно. Привычка не знает границ – лезут даже в мир иной со своим укладом.
– Можно писать письма с пожеланиями и отправлять в Космос, – Могелата неожиданно прорвало, и он продолжил ответ на предыдущий вопрос, – в надежде на то, что сработает обратная связь и учтутся пожелания. Но проще и дешевле сформулировать их мелом на обычном заборе, результат тот же...
– Намёк понял, не продолжайте, – господин Пукин вытянул немного шею вперёд и таинственно вопросил: – И денег не берут? Даже, если отгружать баржами? Ну-да, ну-да...
Могелат молчал и лицом не реагировал. Своим отношением к словам он был под стать бетонной стене: слышу, отражаю, но игнорирую из-за отсутствия всякого смысла.
– Как сюда попал, и что здесь делаю? Должен же быть на заседании Совета Национальной Безопасности, – огорчённо произнес лысоватый гражданин с пузатыми щеками и с лицом не вытрушенной подстилки, внезапное появление которого никого не удивило. – Тульчик, председатель СНБ, – представился вновь прибывший. – Требую немедленно отпустить меня на заседание, иначе...
– Чего ты раскудахтался, как у себя в курятнике. Здесь никто никого не держит, но и просто так не отпускает.
– А вы кто такой? – с дерзостью осведомился Тульчик.
– Господин Пукин, – представился господин Пукин.
– Пушкин? – не расслышал председатель Совета Национальной Безопасности.
– Пукин я, Пукин. Мог бы, и запомнить лицо.
– Что мне кого-то запоминать, пусть меня запоминают, – самолюбиво бросил вновь прибывший.
– Эх, не сносить тебе головы, пастор липовый, – ответил еле слышно Пукин, по лисьи склонив голову набок.
– Не пугайте, я ничего не боюсь, после того, как в детстве с дерева упал. Что я здесь делаю, как мне к делу вернуться?
– Вот и я думаю, чего вы здесь делаете? – заявил в резонанс господин Пукин. Вас же на пост поставили, а вы свалили без спроса, поводья ослабили. А если кони понесут, да с седла вытряхнут?
Между болтавшими вдруг возникла голова юного дарования, и прерывая разговор вопросом: «У вас тут макулатуры нигде нет, товарищи?» – нагло зыркала глазами по сторонам.
– Мы тебе если и товарищи, то очень дальние, и только здесь, – спокойно ответил господин Пукин.
– Вы не правы, товарищ, а если хотите – господин. Все люди братья и сестры, и должны помогать друг другу. Вот и спрашиваю: нет ли здесь макулатуры? Ведь не из простого любопытства осведомляюсь; я, можно сказать, на службе состою.
Какой-то отрезок времени троица смотрела друг на друга, не нарушая тишины (Могелат – не в счёт).
– Молчание надо понимать, как отсутствие... – и Виталик, не договорив, также внезапно исчез, как и появился.
– Дознаются про путь-дорожку вашу на пьедестал, быстро щёки сдуются.
– Меня парламент выбрал, президент утвердил...
– Не валяй дурака, пастор. Тебя я посадил на трон, с помощью подручных, конечно, вот и сиди, болтай ногами, и поменьше языком. Насколько мне известно, ваша докторская диссертация (господин Пукин опять перешёл на уважительное "вы") о теневой экономике и коррупции пошла на пользу... только не обществу. Вы продемонстрировали удачный переход от теории к практике, и если не удалось побороть ни теневую экономику, ни коррупцию, то поставить их под управляемый контроль получилось в превосходной степени. Только этого раздела в вашей диссертации не было, как мне помниться...
– Что старое вспоминать: было – не было. И языком я много не болтаю – это от ума.
– Или его отсутствия...
– На подобные уловки не поддаюсь, не той пси... – и исчез, испарился, пропал, не договорив.
Господин Пукин привычным движением размял руки, и уже собирался обратиться к Могелату с новым вопросом, пользуясь подвернувшимся случаем, как перед ним на четвереньках возникла массивная фигура совсем не спортивного телосложения. Голова повернулась на толстой шее, и произнесла: «Здрасьть-вуйте».
– Ах, это вы снова. Настырный... Спина не беспокоит после броска?
– Никак нет. Никаких ощущений, даже можно сказать, одна приятность от встречи осталась, – и Кирилл Мефодьевич Ракушкин стал приподыматься неуклюжим ленивцем с пола.
– Здесь не здороваются, здесь – вечность, – услышал начальник департамента, но пока поднялся на ноги, не застал господина Пукина – тот выпал из подсознания, чему начальник департамента заметно обрадовался.
Перед ним был только Могелат со своим непроницаемым лицом.
– Я что, действительно нахожусь в вечности? А как же Клава дома осталась?
– В подсознании, – уточнил Могелат.
– Что? Это не одно и то же?
– Это сегмент вечности, связь с ней...
– А как я попадаю в подсознание? И когда обратно домой? – испуганно спросил Кирилл Мефодьевич.
– Вам способствует в этом чрезмерная доза спиртного. Она же и разрушает ваш организм, давая некоторый шанс...
– И что мне делать?
– Отказаться от спиртных напитков.
– Совсем?
– Исключительно в лечебных целях и целебными дозами.
– Это сколько же?
– Пятьдесят-семьдесят грамм.
– И всё? Да я же вымру, как мамонт, от такого ограничения. Лучше уж баб лишите... ваша воля.
– Мамонты здесь ни при чём. А вас ждут серьёзные проблемы, в случае продолжения подобного образа жизни.
– С вашими рекомендациями... ещё и учиться мне идти накажите, а то и в культурный университет погоните...
– Это единственное, что вас может спасти для ценности во Вселенной. Но, похоже, этот путь вам не под силу. И будет ваш фотон вставлен в Мироздание, как использованный вхолостую материал, наполнитель и не более...
Кирилл Мефодьевич боковым зрением уловил, что кто-то стоит у него за спиной и поводит чёрным пятном под носом, похоже, усами. Он встрепенулся и, непроизвольно вскрикнув, вопросил:
– Ты кто такой, что сзади подходишь и прячешься?
– Дужкин Пал Палыч, секретарь вверенного вам департамента, – с готовностью ответить на самый глупый вопрос доложил Дужкин.
– Как здесь оказался, спрашиваю?
– Я всюду за вами. И в огонь, и в воду, всегда за спиной. Такова стезя...
– Вот что, братец, вали-ка ты отсюда, пока... Пока.
– Ваше приказание для меня закон, но не могу оторваться от земли. Ноги идут, голова мыслит, а стою всё там же, как бы не желалось, согласно вашему наказу. Готов понести наказание, но сдвинуться с места не под силу. Вот и сейчас пыжусь, пыжусь и никакого движения.
– Подлец ты, братец. Уж, какой подлец. Начальник сказал – лети, а ты даже руками не машешь. Я ещё хотел тебе зарплату повысить.
«Малокультурный человек никогда не признается в том, что он бескультурен. Малообразованный человек никогда не признается, что он недостаточно образован. Культурный, образованный человек винит себя в том, что он недостаточно образован и культурен», – проговорил Кирилл Мефодьевич и вздрогнул.
Перед ним стояла жена Клава с вытянутым от удивления лицом, и с немым вопросом на сморщенном лбу.
– Это не я сказал. Это мне оттуда... из вечности пришло. Оставьте меня в покое – пить брошу, мамой клянусь!
Лицо Клавдии Семёновны сморщилось, исказилось и потекло обильно влажностью.
– Допился, скотина, доработался. Меня бы пожалел, детей взрослых, срам какой тра-па-пам, – и она заголосила, извергая много всяких не связанных между собой слов отчаяния.
– Пахать буду, как проклятый, – вставил фразу Кирилл Мефодьевич в разразившийся гам.
– Ну, ты это брось, – посчитала нужным ответить на реплику мужа супруга. – Я твои возможности знаю: на "как проклятый" тебя хватит на десять минут, а следом дух весь выйдет и ещё хуже всё пойдёт, так что не бросайся словами зря.
Она мгновенно умолкла, внимательно присмотрелась к мужу, и сообщила об открытии:
– Так ты ж не пьян вовсе, сволочь. Мозгами тронулся!.. – и снова зарыдала навзрыд не жалея усилий.
– Ни то, ни то, – замахал руками Кирилл Мефодьевич.
– Что ни то, а чо?
– Сказать – не поверишь.
– Чего же не поверю – поверю. Бабы, – они проклятые. Ну, это лучшее из бед. Сходи в нашу баню, да хорошенько попарься, чтобы весь гнус долой вышел. А я следом проверю...
– Ах, ты моя репитуля...
* * *
– Что это? – спросил Гай Юлий, недоверчиво покосившись в сторону Гриши Бобра, торжественно положившего несколько исписанных листков бумаги на стол руководителю.
Брать в руки листки Гай Юлий не торопился, так же, как Гриша объяснять то, что легло на стол. Они глядели друг на друга, невольно играя в игру – кто первый моргнёт. Первым не выдержал Гриша: и по рангу, и по заинтересованности изучения того, что он принёс.
– "Воинственность и миролюбие", – произнёс инженер победным голосом. – Моя разработка видения развития у людей агрессивных качеств и их нейтрализация. А так же путь цивилизации к мирному сосуществованию.
– Ух, ты. Может, и читать не будем? Меня уже сейчас предварительный страх разбирает. Если прочесть, вполне возможно, он ещё более усугубится. Вот я и говорю: может не надо?
Ответа не последовало, но между сотрудниками пробежала мудрая пауза.
– Судя, по твоему молчанию, ты всё же настаиваешь на том, чтобы наш департамент стал мировым центром организации мирного сосуществования всех наций, – сформулировал мнение руководитель бригады. – Ладно, садись рядом, так и быть, уделю время столбу организации мировой выживаемости.
Человек предполагает, а бог располагает: через приоткрытое окно ворвался порыв ветра и опрокинул листки бумаги, лежащие на столе, на пол. Ещё через секунду приоткрылась дверь и в неё просунулась голова уборщицы с вопросом: "У вас мусор в корзине есть? – и ответом на свой же вопрос: – О, вижу, есть", – подхватила листы с пола, сдутые ветром со стола, и в мгновение, скомкав, швырнула в свой пакет для мусора.
Гриша взъерепенился, словно при извержении вулкана, видя те коллизии и темп, с которыми происходят нелепые превращения с его умственным изобретением. Продукт мозговой деятельности заслуживал более достойного отношения, как ему казалось. Правда, у этой версии в жизни много оппонентов...
– Что вы, что вы, женщина! Вы же своим действием мировую цивилизацию загнали в тупик своего мешка. А ну-ка, выворачивайте наизнанку ваше барахло, будем путь новой жизни искать.
После того, как вопрос разрешился, и всё вернулось на места свои, а расправленные листки на стол, Григорий жалостливым голосом испросил разрешение заново перепечатать текст.
Гай Юлий был разумным руководителем и, проанализировав произошедшее, заключил, что одну рецензию работа уже получила, а это многообещающе... Чем вызвал грустную улыбку у подчинённого.
Не успел Гриша доулыбаться до конца, как в открытое, по-прежнему, окно влетела ласточка, описала нервный круг под потолком, выпустила "снаряд" – дело сделала и улетела.
Сергей Гадкий выразительно посмотрел на инженера Бобра, после на его мятые бумаги и след, оставленный на них после "бомбометания" и вышел на следующее умозаключение:
– Вот тебе и ещё одна рецензия. Я ещё прочитать ничего не успел, а уже идут такие атаки на твои соображения. Тут, чувствую, либо удача заложена, либо голова с плеч, трамвай, рельсы...
Руководитель бригады инновационных технологий Гай Юлий ещё раз разгладил смятые листки и углубился...
"Воинственность и миролюбие"
Люди, имеющие склонность к глубоким техническим исследованиям и решениям, пользующиеся больше услугами левого полушария мозга, приходят к строго техническому решению любой проблемы. Им свойственно строго и конкретно решать поставленную задачу, не считаясь с «чужими» потерями и ужасными последствиями. Например, как управлять миром?
Решение: создать оружие массового уничтожения и уничтожить или запугать неугодных оппонентов.
Люди, склонные к гуманитарным наукам, и пользующиеся больше услугами правого полушария мозга, рассуждают о мире во всем мире, как о единственно верном направлении. Война им чужда и непонятны её мотивы.
Ясно, что один технарь с дубиной раскроит череп десяти гуманитариям с карандашами.
Чем всё закончиться, как уравновесить решение любого вопроса технарей с гуманитариями и каково должно быть благоустройство мира?..
Гай Юлий сжал голову руками, а после отмахнулся рукой, то ли от голубя мира, могущего влететь в окно и помешать, то ли от своих навеянных мыслей.
Гриша сидел в волнении рядом, затаив дыхание, в ожидании приговора.
...Технические и гуманитарные специалисты должны прийти к взаимному пониманию о вреде любого оружия для человека: от оружия массового уничтожения до пистолета.
Идеальное состояние вооружений на Земле – полное его отсутствие. Мировые полицейские части вооружаются луками со стрелами, копьями и прочим необходимым для защиты населения инвентарём.
Оружие Земли поэтапно уничтожается, за исключением отобранного в два-три центра наиболее эффективного ракетного для решения задач, связанных с угрозой из Космоса: уничтожение астероидов, угрожающих Земле, и подобных опасностях.
Контроль над оружием в центрах должен находиться в руках узкой группы людей, выбранных Миром.
Государствам, создавшим такое оружие, Мир выплачивает комиссионные деньги до возмещения расходов. В дальнейшем, поступающие мировые деньги, будут идти на создание в центрах более эффективного оружия для нейтрализации опасностей из Космоса.
Менталитет и отношение человека к решению любого вопроса складывается из множества факторов, но основополагающим является соотношение задействования в решении вопроса левого и правого полушария мозга. Необходим правильный баланс такого соотношения в решении любого конкретного дела и его соблюдение...
– Этот бред, откуда? – оторвав голову от работы, после затянувшегося молчания, спросил Сергей Гадкий.
– Идея поступила "сверху", – Гриша, услышав вопрос, решил нейтрализовать его мутным ответом и закатил глаза в сторону потолка, намекая на невесть что. – Точного адреса не указали... Похоже, от того, кто там сидит и руководит...
Гай Юлий встал из-за стола, подошёл к окну и надолго замер. Он закинул голову вверх и долго смотрел в небо, похоже, разыскивая того руководителя, который там сидит.
– Никто там не сидит, не ври – у меня зрение отменное. Да, да, да! Но, – нет, нет и нет! Ты меня понял? – спросил он у подчинённого.
Гриша обиженно молчал.
– Нас и так ругают всюду, что мы разрабатываем рекомендации, не пользующиеся поддержкой у руководства. А ты снова вглубь копаешь. Известно, что им надо. Вот и выдай согласно вкусам, а не смыслам и потребностям!
– А как же... – начал, было, Гриша.
– Это всё фантазии имеющие, в лучшем случае, столетние перспективы. А мы живём сейчас – нам хлеб с маслом ныне нужен, потому важнее нейтрализовать, убить, забрать сегодня. Ясно? Ты идёшь обедать? – вот и иди, обедай! – в сердцах заключил руководитель.
– Там ещё немного... – робко сообщил Гриша, – читать будете?
– Обедать!..
* * *
«Какая старуха не мечтает разбогатеть?»
"О чем это вы?"
"О сказке про золотую рыбку..."
– Вот это я попал... Отойдите, Владимир, в сторону. Нас не должны видеть вместе – вы меня компрометируете, – сквозь зубы произнес Потрошенко.
– Я тоже попал... с дундуками. Знал бы, что вы ни рыба, ни мясо, да ещё такие наваристые, вовсе по-иному стратегию можно было запустить. Остерегались по наивности предположений. Растянуть удовольствие на полгода и всё бы выглядело совсем по-иному: чинно, элегантно, почти законно...
– Ну, так чего ж вы?.. Скорей, отойдите в сторону, сейчас газетчики компромат на меня свяжут. Вам же известно, что означает тайная встреча с главой страны агрессора.
– Ой-ли, ой-ли, куда загнул. Расслабьтесь, Петр. Здесь нет ни газетчиков, ни компромата, ни свидетелей. Поживите немного естественной жизнью, если вообще представляете, что это такое. Залез ты в своё подсознание, Петя; не знаю, сдуру ли, по уму ли. Только здесь иной мир, иные законы. Вот к нему обратись, – я зову его Миклухо-Маклаем, – он тебе всё разъяснит. Только не задавай обычных своих навязчивых вопросов, предназначенных для аудитории; понты – не принимает, подлец, молчит. Отвечает только на существующую реальность, – не в твоем мозгу взращённую, а на естественную, природную, связанную со Вселенной.
Только тут Потрошенко заметил чернявого человека с бородой, похожего чем-то на цыгана.
– Здрасте, – сказал Потрошенко и приклонил слегка вежливо голову.
Цыган промолчал.
– У него есть запас умников и образованных дурней. Им можно задавать любые вопросы – получите соответствующие форме ответы. Знающие люди рекомендуют для использования образованных дураков – с ними проще найти общий язык.
– Это меня не интересует. Своих аффилированных дурней – стада. Этим не удивишь.
Господин Пукин только помотал головой в знак полной бессознательности. Кивнул головой, отключился и переключился на более естественную тему.
– Да, признаться, не очень хорошо получилось: из-за черт знает чего, такая нестыковка вылезла наружу. Плюсы есть, но при таких минусах...
– Да мы, признаться, не сильно огорчились. Заглотнули остров – теперь давитесь ним. Не в слух будь сказано, мы бы и ещё чего отдали, да у вас не вышло... Эти добровольцы, патриоты сумасбродные, лезли во все щели, словно нечисть какая, – пришлось что-то делать. Да и вы проморгали – вечно головотяпство, неразбериха, ей богу, сродни врожденной контузии. Всё ведь было в руках... И мы не возражали... Теперь, что делать? – Потрошенко понуро смотрел вскользь.
– Что делать... – вы уже наделали. Остается только спину и место пониже беречь фундаментально, и корень спереди...
– А могли же ведь по-доброму договориться...
– Нет, не получалось по-доброму. Теперь будем общий воз дерьма тянуть – тебе недолго, мне подольше.
– Почему это мне недолго? – Петр скорчил обиженную рожицу.
– Потому что у тебя какой рейтинг народной поддержки? А у меня – смотри статистику... плюс остров в придачу. У тебя же он в минусе болтается. Вот так-то, Петя, господин президент.
– Остров, гляди Володя, ещё боком выйдет в годы времени.
– Посмотрим, – пробурчал господин Пукин. Тебе он точно в минус пойдёт. Хочешь, можем у умников спросить или у дурней. Они ответят, как должно-может быть. Но вот у Миклухи – надёжней. Он, иногда, конечный результат выдает, но не во всех случаях – чего-то остерегается. Спросим у чернявого, если удосужится ответить наперёд...
Внезапное появление небритого мужчины с топором и в шлеме с рогами, обласкавшего присутствующих убийственным взглядом, прервал беседу.
– Ни я! Это всё они, проклятые! – успел выкрикнуть в испуге Петр, и душа ушла в пятки, а мысль парализовало.
– Выдохни, Петя. Это всего лишь викинг, случайно забредший в открывшуюся брешь. Он совершенно безобиден, как и прочая толпа всякого-разного народу, что бродит здесь. Не свидетель, ни агент, а просто физиологическая особь, а то и просто – дух, кто его разберёт.
– Фу! Напугал, черт рогатый. Я уж подумал, за мной это... Аж дыхание перегородило внутри; прихватило, словно в свободном падении в бездну.
– И пусть захватывает, – поддержал физический процесс у собеседника господин Пукин, -желудок очистится, жизнь станет веселее. Несомненная польза от такой прочистки просматривается, да ещё с эффектом удовольствия.