Текст книги "Ху Из Мы (СИ)"

Автор книги: Александр Скляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Annotation

Сюжет повести ведёт к восприятию того, что предлагается всё плохое признать хорошим и радоваться тому, что есть. А есть инструкция к прочтению, в которой рекомендуется, чтобы не тратить время зря, читать: – студентам – первую и последнюю страницы; – домохозяйкам и людям тяжелого физического труда – последнюю страницу; – лицам умственного труда – на выбор произвольно, но не более двух страниц; – бухгалтерам – каждую десятую страницу перед сном; – романтикам энтузиастам – каждую пятую страницу, отсчитывая от первой произвольной и так по кругу. ...И при этом помнить, что время важнее денег.

Скляр Александр Акимович

Скляр Александр Акимович

Ху Из Мы

ХУ ИЗ МЫ

– Дураки закончились...

– А умных нет?

– Есть, но дорого.

– А подешевле?

– Дураки...

– Так их же нет!

– Ждите. Дураков всегда подвозят в первую очередь и много – спрос лучше.

– А когда завезут?

– Когда снова зайдёте...

– Так, когда же?

– А когда хотите...

Продавец был весь покрыт чёрным волосом, как цыган. Руки в чёрном бархате кучерявых барашек, борода такая же – спутанная кольцами. ...И белый фартук, как у мясников в лавке на базаре, и лицо такое же круглое и крупное. Только не хватало топора встрем

лённого в деревянную колоду для разделки туш...

Марик продавца даже во сне запомнил со всеми приметами – специфика работы выработала привычку. Доведись ему встретиться с этим типом наяву, он бы его вмиг признал. И откуда берутся такие дурацкие сны? Нет, чтобы приснилось нечто прекрасное, ласкающее, нежное, чтоб полной грудью воспарить проснувшись. Видно, влияние повседневной деятельности так накладывает на мозг свою тяжёлую печать, что мыслящий орган во сне выдавал всякую несуразицу, отхаркиваясь чепухой. "Сны пошли, – что жизнь – сплошные сомнения", – пронеслось в голове и рассыпалось.

Официально, для всех, Марк Арнольдович Сечин работал в одном из подразделений министерства по чрезвычайным ситуациям, сокращённо – МЧС. Эта пугающая наводнениями, землетрясениями, ураганами и прочими негораздами аббревиатура была выписана на спине его униформы. Парадная форма, с такими же литерами на спине и на эмблеме левого рукава, хранилась в шифоньере и одевалась по праздникам или, когда Марику хотелось покрасоваться перед зеркалом. Униформа выглядела слегка поношенной, так как жена каждый месяц, по распоряжению мужа, относила парадную и рабочую форму в химчистку, где ей придавали вид отличной от новой.

Ни в какой МЧС Марик не работал. Марк Арнольдович Сечин являлся сотрудником отдела внешней разведки Службы Государственной Безопасности. Работа у него была настолько важная, что он не только дорожному патрулю не имел права предъявлять своё служебное удостоверение, но и сотрудникам разнообразных силовых ведомств. Даже жене Глаше Марик не показывал своё волшебное удостоверение. Волшебное, потому что оно могло проделывать чудеса. Но об этом нельзя было говорить кому бы то ни было, за исключением... Вот эти "за исключением..." и были настоящими творцами жизни. Из их среды никак нельзя было вырываться. Потому, Марк Арнольдович Сечин вёл уединённый образ жизни, ни с кем близко не сходясь. С соседями был приветлив, улыбчив и пытался юморить. Со старыми знакомыми водил дружбу на расстоянии.

Жена Глаша этого не понимала, и корила мужа за снобизм и отшельничество. Она таскала его на вечеринки и праздники к своим знакомым, на которых Марик держался скромно, но с достоинством и на все возникающие ситуации предпочитал отшучиваться или молчать с умным видом. Молчать с умным видом получалось лучше.

В соседнем с Мариком подъезде жил друг детства – Зефир. Понятное дело, фамилия его была Зефиров Егор, но кто б его звал с такой фамилией по-другому? Вместе они ходили в детский сад, вместе в нём капризничали, вместе шалили и вместе выросли аж вот до каких лет.

Зефир не был женат и, пользуясь этим счастливым обстоятельством, Марик часто навещал его с единой целью – дать передышку жизни. Егор рассказывал ему о перипетиях своей проектной работы, на которой он проектировал схемы управления, контроля и сигнализации различных механизмов. С его слов это было интересно, увлекательно, но и скандально, особенно при сдаче проекта заказчику, когда приближалось время расплаты за работу. Хозяева, почему-то, в таких случаях, не торопятся расставаться с деньгами. Какое-то, просто ни земное, у них наступает упорство по отношению к личным или доверительным финансам, точнее, с расставанием с ними. Вот тут-то и начиналось перетягивание каната...

Веселая таки штука жизнь, куда ни плюнь – всюду г... Но иногда ещё и х... А в критических случаях приходит и вообще – пи... Вот и теперь...

Марик часто про себя называл своего друга "Проектировщик". Иногда, это произносилось вслух непроизвольно. Да и что в этом плохого? Скорее, наоборот, подтверждение качества специалиста. Егор, время от времени, подшучивал над Мариком:

– Не надо ли чего спроектировать в вашем МЧСе? Я мигом справлюсь – будешь доволен.

Марика он дружески обзывал мчс-ником, хотя знал, что эта аббревиатура лишь прикрытие, а настоящее занятие связано со спецслужбой, о которой друг не распространялся, а он и не интересовался по той же причине.

«Веселая таки штука жизнь, куда ни плюнь – всюду г... Но иногда ещё и х... А в критических случаях приходит и вообще – пи... У нас тепло, летает тополиный пух, и все чувствуют себя х... Так что, за нас не волнуйся, мы в полной ж... Но мы привычны к такой х... и продолжаем б... как ни в чём ни бывало», – этот текст Сенчин подсмотрел по профессиональной привычке у прилично одетого мужчины средних лет, который набирал в ноутбуке письмо товарищу, а вот нынче вспомнилось.

Сегодня Марик, как обычно зашёл к Егору. Всё было так же, как всегда, только выглядел гость слегка удручённым.

– Жена, работа? – вмиг почувствовал Зефир настроение товарища, осведомляясь.

– Работа, – нехотя признался друг.

– Какая такая коза-дереза? Давай спроектируем картину. Будет всё, как у Микеланджело и даже чуть лучше, – повеселился Егор на неприятностях друга.

– Проект – это как раз то, что мне сейчас необходимо. Только как его рассчитать, если нет ясности, – размазано заговорил Марик, видно припекло.

– Тебе и не нужна никакая ясность, – уверенно заверил Егор. – Твоё дело предоставить техническое задание на проектирование, а мое – на базе предоставленных данных, создать проект – в нём-то ты и рассмотришь то, чего ныне не видно.

– Что такое – техническое задание на проектирование? С чем это едят?

– Эх, ты – мчс-ник вшивый... Это полная характеристика и параметры объекта. А так же задание – то, что необходимо получить в итоге. Понятно?

Марик сделал такую длинную паузу в разговоре, что Егор вынужден был внимательно осмотреть товарища – всё ли с ним благополучно.

– Мне надо подумать, – отозвался друг.

– Да ты уже думаешь десять минут.

– Мне нужен день.

– Да бери, хоть два...

Они молча сидели и смотрели футбол – нуднейшую из игр, которую можно было предложить для издевательства над болельщиками.

Через неопределённое время Марик встал и сказал:

– Я пошёл.

– Салют, – ответил Егор.

* * *

Начальник департамента социальной политики дрожал, как сухой лист. Нежданно-негаданно, а самое скверное, что как раз вчера, ближе к ночи, он только расстался со своим кумом Васей, с которым они вспомнили и выпили за всё хорошее и плохое, что было в их жизни и ещё будет, зазвонил телефон. Голова скрипела, как не смазанный подшипник, и обещала развалиться на части, если ей сейчас же не поднесут рюмку смазочного материала. Начальник департамента, Кирилл Мефодьевич, размечтался о случайном выходном дне, учитывая свой служебный ранг и начальствующее положение. Принимая травяную ванну под лёгкую музыку с бокалом вчерашнего недопитого пива, он был страшно раздражен неожиданным звонком секретаря департамента, который был неоднократно предупреждён, о том, что в подобных случаях «хозяину» департамента можно звонить не ранее одиннадцати ноль-ноль. И вот НА тебе – все поучения даром... Кирилл Мефодьевич, выждав паузу, приготовился выдать заготовленную фразу подчинённому, разящую наповал, как... чёрт всех побери...

– Вас президент требует к двенадцати... Кирилл Мефодьевич, – нейтрализовал секретарь все заготовленные убойные проекты начальника.

– Так что ж ты су...учёнок, раньше не позвонил... мать свою давно видел?..

– Да уж десять лет, как померла. А крепкая была женщина, никогда б не подумал...

– Царствие небесное, – автоматически ответил Кирилл Мефодьевич, – тут же сплюнул в сердцах, и начальственным голосом потребовал: – О дундук! Что говорили, конкретно, – изложи, скотина... за язык тянуть должен.

– Сказано было, буквально, два слова: "Начальнику департамента социальной политики прибыть в приёмную президента к двенадцати ноль-ноль, и более, ни-ни..."

"Я не дундук, – веско сказал сам себе секретарь, положив трубку телефона, – а только, иногда, прикидываюсь, если в том есть государственная необходимость. А в будущем я, Дужкин Пал Палыч, непременно стану... Впрочем, не буду загадывать – мир так непредсказуемо уродлив".

Кирилл Мефодьевич вылез из ванны с перекошенным лицом, размякшим телом и не смытой пеной шампуня в волосах. Во всём виноват был кум...

Едва начальник департамента социальной политики переступил порог главной приёмной страны, как секретарь оповестил, что его ждёт президент. У Кирилла Мефодьевича жалобно заныло под ложечкой. Почему-то в этот момент он вспомнил себя, лежащим в коляске и сосущим молочко из бутылочки. Бутылочку держала мама, аккуратно прокручивая её для лучшего перемешивания содержимого. В этот момент Кирилл Мефодьевич усиленно чмокал губками, чтобы не прерывать получаемого удовольствия. Его розовые щёчки излучали благоденствие, из угла губ сочилось молоко. Кормящая мама непроизвольно слизывала язычком мнимое протекание со своей губы.

...Президент долго молча осматривал вошедшего начальника департамента, выпучив глаза и не моргая. Выпуклость глаз увеличивалась, рискуя взорам выпасть из орбит и это пугало подчинённого до коликов в животе. Раздался характерный звук рвущейся материи, и лицо Кирилла Мефодьевича покрылось багряными красками. В окружающем воздухе возникла повышенная концентрация сероводорода... Начальник департамента задрожал мелкой дрожью, потрескивая, как тростник на ветру. Снова вспомнился кум, будь он трижды не ладен. А так всё хорошо складывалось при расставании... Совершенно не вовремя зубы стали цокать, словно копыта беговой лошади. Кирилл Мефодьевич загасил их стук, закусив платок, извлечённый из кармана – благодарность жене, сунувшую тряпицу заблаговременно в мужнин карман.

– Ну...с, – сказал президент, словно швырнул перчатку в лицо, вызывая на дуэль, на которой на двух дуэлянтов приходился один пистолет, – чего уселись и молчим?

Кирилл Мефодьевич продолжал стоять и дрожать. Дух его не был готов к равнозначной дискуссии. Да и что скажешь, если один пистолет на двоих... и к тому же, не в твоих руках.

– Что стоим, как вкопанный столб? Где наши успехи? Где достижения, которые благодарные потомки... чёрт возьми... Слушай сюда, Мефодьич, – президент взял быка за рога, и явно желал покорить его с пользой для личного блага, – мы блуждаем впотьмах собственного недуга – затерявшейся цели жизни, национальной идеи нации. Идём туда – не зная куда, хотим достигнуть того – смутно понимая чего. Только не надо здесь молоть про всеобщее счастье и благоденствие. Врать все вы горазд, наслышаны... Куда бредём, чего ищем, как жить собираемся? Дай ответ простой и по существу: что есть наша национальная идея? Даю неделю срока. Не появится идея – сам сгинешь, я не шучу... – президент ткнул указательным пальцем, с волосиками на кожице, в сторону начальника департамента, что чуть не помутило у того рассудок.

Оппонента сильно штормило. Возникла реальная опасность перевернуться килем вверх...

Выставленный палец был страшнее демона в аду, и особенно пугали шевелящиеся рыжие волосики на нём. Кирилл Мефодьевич это точно рассмотрел, и, прорываясь сквозь шквальный ужас происходящего, молил бога, чтобы тот уяснил ему только одно: "Целовать руку сейчас, или позже выдастся более благоприятный момент?"

– Уткнулись мы мордой в забор. Укажешь идею, куда двигаться – слава тебе и отпуск в придачу. А нет, – не взыщи, – пороть не буду – сам застрелишься. Помнится, тебе министр хреновых дел именной пистоль и винтовку вручил, – вот и будет случай воспользоваться, заодно проверишь работоспособность техники.

Президент съёжившимися глазами довёл до подчинённого суть его ближайшей перспективы. Трудности молодого служащего, пришедшего не по душе начальству, показались ему розовым восходом над синевой моря. Начальник департамента вник печальным воображением в суть относительности, проплывающей вокруг жизни.

«Ты причина всех наших бед! У тебя нет понимания национальной идеи, и мы бродим, как бездомные собаки в поисках лучшей жизни, не имея ориентиров разумения. И каждый хам пытается нас из земли, словно бурьян выкорчевать или, напротив, втоптать поглубже, чтоб не роптали. И всё это по твоей милости!.. Помни – неделя тебе дадена, чтоб стать героем, либо...» – мерещилось это Кириллу Мефодьевичу или же президент на самом деле кричал ему в след? Спросить было не у кого, а самому разобраться не удавалось из-за помутнения, произошедшего в голове и разноцветных кругов, мелькающих перед глазами.

Начальник департамента пришёл домой не в себе. Восстановить утраченное спокойствие не было никакой возможности. Супруга, Клавдия Семёновна, видя состояние мужа, уложила его в постель, в ногах разместила тёплые грелки и, гладя рукой по голове, приговаривала: «Ты у нас самый умный, самый мудрый. Мы сейчас Кирюше сварим манную кашку, кашку вкусную, ароматную, сладкую... Кирюша съест кашку и всё у него наладится... А хочешь, я тебе цицю покажу?»

– Какая у нас национальная идея? Президент требует, застращал... – Кирилл Мефодьевич приподнял голову и со зверским взглядом уставился на жену. На его щеке отпечаталось красное пятно от подушки, волосы на макушке торчали гребешком.

– Кирюшина национальная идея – всегда быть сытым, слегка пьяным, чтоб ножкам тепло было. А в отпуск эти ножки побегут по заграничной дорожке...

– Дура! – резко оборвал жену Кирилл Мефодьевич. – Да должна же ты, хоть что-нибудь знать. Ни одного умного слова от тебя за всю жизнь услышать не довелось. Похоже, уж, и не придётся...

– Ну-ну-ну, хамить! Ты не у себя на работе! Сейчас, хвачу утюгом по кумпалу, так всякая идея из тебя выйдет вон, а не только национальная... Президент, видите ли, интересуется... Плевать я хотела на тебя и твоего прези... – фразу жена не окончила из мудрой предосторожности.

Обнаружив, что супруг вяло реагирует на жизненные процессы, Клавдия Семёновна начала снова гладить его по головке и приговаривать, что на ум взбредёт. Она рассказала и про дятла, который с утра долбил дерево, мешая спать, и про уточку с утятами, которые плавали в их пруду. Про песочницу, в которой детки из влажного песка создавали с помощью форм пасочки с изображением птички, лисички, ёлочки...

Муж то ли внимательно слушал, замерев, то ли заснул, и супруга была уже готова оставить его в покое, как Кирилл Мефодьевич внезапно приподнялся и заголосил сквозь хрипотцу задраенного слизью горла:

– Где он?! Там, за шкафом... – и глаза его забегали в поисках угнетающего предмета.

Жена отнесла этот новый всплеск боязни на счет кошмарного сновидения, и продолжала улюлюкать в прежнем тоне:

– Никого здесь нет, и не было. А плохой сон мы зажмём в кулачок и выбросим на улицу, – при этом она собрала в кулак растопыренные пальцы Кирилла Мефодьевича. – А если, он снова явится нашему Кирюше, паршивец этакий, мы его веником поколотим, пальчиком погрозим и прогоним прочь, вдогонку газики выпустим...

Реакция супруга имела противоположное от ожидаемого действие.

– Уймись, глупая баба! Ой, погубишь меня ни за грош! Президента хочет веником отутюжить. Ох, горе мне горе! – слёзы обидной безысходности закапали из глаз и потекли по подушке. – Я ж преданный в душе, как серп молоту...

Клавдия Семёновна выслушала восклицания мужа и задумалась. С одной стороны, президент тоже человек, да ещё и мужчина к тому же, а с другой, – он обижает моего Кирюшу. Чью сторону принять, чтобы не остаться крайней и без навара?

Прошёл час тревожных размышлений. Кирилл Мефодьевич сидел на кровати, сутулясь и свесив босые ноги, причитал:

– Где я найду ему национальную идею? Везде смотрел – нигде не видно. Да и принеси, как пить дать, не то окажется – ещё в большее худо влезу. Я ж их натуру досконально знаю, – и он начинал раскачиваться взад-перед, скуля, как собачонка. – Неделю дал...

Супруга наморщила лоб, нахмурив брови.

– Что ты себе такими муками голову забиваешь. Переложи эту заботу на плечи подчиненных, пущай их жёны грелками обкладывают и бегают впопыхах. А тебя я сейчас любовью лечить намерена. Будешь долг свой исполнять, а то совсем от рук отбился, – и супруга ловко скинула шлейки платья, швырнула ногами тапки в разные стороны, и, набрав в грудь воздуха, ринулась к мужу.

Кирилл Мефодьевич зарылся в покрывало на кровати и заскулил с новой силой, засучив высунувшейся на воздух слоновьей ножкой.

На улице завыла собака.

* * *

– Принёс? – Егор улыбчиво смотрел на Марика, – я уже заждался. Руки чешутся, что-нибудь такое эдакое своротить. Как взгляну на твое лицо сумное, – Зефир издевался над товарищем, – так сразу и чешусь весь, а не только руки...

– Я набросал здесь кое-какую задачу, и данные некие, как просил... Только ты не трепись по округе... Можешь, – помоги, а нет, – забудь навсегда.

Егор посмотрел на протянутый листок взглядом глубокого специалиста. На листе бумаги было отображено следующее:

Y – Заказчик;

X – территория;

– Не знаю почему, но это мне напоминает пляшущих человечков Конан Дойля, – не удержался от комментария Егор.

– Прочти внимательно. Будут вопросы – отвечу, да пойду – некогда мне.

– Экой ты дёрганный стал со своим проектом, – укорил Зефир, – не стоится тебе на месте.

Далее следовало описание того, что территория Х управляется человеком, избранным президентом по фамилии Янкович, с ударением на первом слоге...

– С Балканской стороны, что ли?.. – высказал Зефир догадку.

– Именно, с Балканской... – нехотя подтвердил Марик. – Читай не разглагольствуй – я спешу.

... с криминальным прошлым, на которого имеется компрометирующий материал, и находится под контролем спецслужб Заказчика – Y. Половина населения территории Х смотрит на Запад, а вторая – крестится на Восток. Спецслужбы территории Х, как и вооруженные силы, находятся в подчинении президента Янковича, но очень тесно сотрудничают со спецслужбами Заказчика – Y и готовы во всём содействовать... В результате перечисленных факторов, Заказчик имеет преобладающее влияние на президента Янковича.

На территории Х осуществляется кланово-олигархическое управление всеми государственными структурами под руководством президента. Президент тесно сотрудничает с лояльными олигархами, но имеются и обиженные миллиардеры, оттеснённые от основных финансовых потоков. Они одухотворяют собой потенциальную оппозицию, и ждут удобного момента для упрочнения своих позиций.

Задача: как прибрать к рукам то, что плохо лежит? Сделать предлагается это на какой-то видимости законности, и так, чтобы после, – всевозможные чистоплюи разных стран не подняли крик, что это украдено, а значит, незаконно, и не несли всякую прочую ахинею в этом роде.

Видя, что Егор прочёл "техническое задание на проектирование", Марик счёл нужным подчеркнуть:

– Надо всё слепить так, чтоб было хоть чуточку законно, и на века.

– Если надо на века, то это лучше – к богу. Я всего лишь проектировщик и могу создать лишь проект. Любой проект ограничен временем. Увы, время над ним берёт верх, и на смену одному проекту приходит новый. Ладно, возьму для работы, – благосклонно ответил Егор, – чего не сделаешь для товарища, а тем более родного МЧС, – и он лихо подмигнул мрачному Марику. – Думаю, времени два-три дня хватит.

– А быстрее? Чего тянуть? – спохватился Марик.

– Послушай, дружище, ты хочешь, чтобы проект был на века, а пару дней на раздумье жалеешь. Не бывает так. Всё имеет в мире свои соотношения и пропорции. Даже кошачьи роды можно соотнести с полной луной или же с её какой-нибудь иной стадией.

– Ладно, звякнешь...

– Звякну...

* * *

Чуть свет забрезжил за окном, начальник департамента социальной политики, Кирилл Мефодьевич Ракушкин, сидел в трусах и носках на кровати и мыслил думу. Жена спала рядом без признаков жизни. Это благоприятствовало утренним размышлениям мужа. Кирилл Мефодьевич был зол... Он был зол на всех своих служащих, их жён и даже детей, по одной лишь причине – никто из них не мог ответить на вопрос о национальной идее. А сегодня – это был смысл жизни, смерти и всего сущего – так виделась ближайшая перспектива сего вопроса лично для него – Кирилла Мефодьевича Ракушкина.

Начальник департамента приехал на работу на час раньше её начала. Проворные уборщицы драили служебные помещения, коридоры и лестницы с завидным энтузиазмом. Их национальная идея состояла в том, чтобы каждый день к началу рабочего дня рабочие кабинеты были прибраны от мусора и царивших здесь накануне страстей: производственных, интимных, душевных и всяких прочих. Кирилл Мефодьевич для них представлялся, что звезда в небе: они его видят, а он их – нет.

Секретарь начальника депертамента, Дужкин Пал Палыч, возник сразу по приходу начальника. Каким органом: обоняния, осязания или неким иным, неведомым до сего момента ученым, он узнавал о приходе на работу начальника – оставалось тайной для всех сотрудников. Но как только Кирилл Мефодьевич появлялся на подотчётной ему территории, тут же за его спиной возникала полоска усов Пал Палыча срисованная с великого Чарли. Он ловил каждое слово начальствующей персоны, и даже каждый взгляд, находясь за спиной, что добавляло ему славы поборника спиритизма, водящего дружбу с нечистой силой. То что, Пал Палыч видел сквозь стену, а не то, что сотрудников насквозь – было известно каждому. Особенно не везло в этом плане любвеобильным труженникам, предпочитающим заниматься любовью без отрыва от производства. Не было случая, чтобы в самый неподходящий момент в дверь комнаты с уединившейся парой не постучала вероломно пухлая рука секретаря, и громоподобный голос не сообщил о срочности дела, к которому надо немедленно приступить.

Следом к своим рабочим местам потянулись начальники служб, секторов, отделов. Все мысленно кляли босса, припёршегося на работу ни свет ни заря, и связывали это с неудачным сексуальным происшествием. Подтверждением этого предположения служило свирепое лицо начальника, рыскающее взглядом в поисках неизвестно чего.

Молодые специалисты прибыли на работу строго к обусловленному времени, отягощённые своими заботами и ночными бдениями. Волнения старшего руководящего состава их мало интересовало, и принимать на свои плечи дополнительные тяготы они категорически отказывались. Начальника департамента им приходилось встречать по случайным совпадениям не чаще одного-двух раз в год, и они относились к нему, как к очень важной, но не обязательной фигуре в их жизни.

Начальник департамента приказал вызвать руководителя службы инновационных технологий, и когда тот, скукожившись, вошёл, бросил с порога:

– Что?! Много новых идей наплодил за последние годы? В глаза смотреть! И не врать!

Наэлектризованный обстановкой начальник службы горел внутренним огнём былых прегрешений – волосы вскочили ёжиком и треск электрических разрядов стоял над волосяным покровом головы, постепенно скатываясь на спину и грудь, шелестя и нежно царапаясь. Но эта нежность напоминала американские горки, на которых душа, то стремительно взлетала в небо к ангелам, то проваливалась в преисподнюю, где мерещился чёрт в медицинском халате, требующий измерить пульс и привязать душу для безопасности к животу, чтобы не выскочила вон.

– Изложите нашу национальную идею, – как бы, между прочим, сказал начальник департамента, голосом средневекового инквизитора, подающего команду на движение гильотины.

– Это, простите, какую же? – не сразу нашёлся инноватор.

– Нашу! Национальную! Ради чего мы всё это творим и получаем зарплату... Разъясняющую к чему мы идём и куда стремимся, – рявкнул шеф, вставая из-за стола с воинственным видом.

"Сейчас будет бить", – подумал начальник службы, и мысли в его голове зашевелились быстрее.

– Идея у нас ясная и простая... то есть, сложная... хотя и... а впрочем, – и он восторженно, но с испугом произнёс: – Свобода, равенство, братство!

– Ишь ты, какой умный! У французов спёр лозунг, про который они уже и забыли, и мне его пытаешься всучить? Так вот, инноватор! Даю тебе четыре дня. И если за это время ты со своей ватагой не соорудишь национальную идею: ясную, чёткую, убедительную... то твоей судьбе не позавидует базарная дворняга. А я ещё корми их... тунеядцев, бездельников, шалопаев, – последняя фраза вытолкала инноватара в приёмную в сопровождении неотъемлемого секретаря босса Пал Палыча.

– У тебя много детей? – спросил начальник службы инновационных технологий у руководителя отдела того же наименования.

– Двое...

– И тёща жива?

– Кровь с молоком...

– А вот ты выглядишь ненадёжно... Может и дело тебе поручать не надо?

– Почему же так?

– Потому что дети, тёща... Думаешь, сами прокормятся, если с тобой что случиться?

– Это почему же так? – начальник отдела лишних слов не любил бросать на ветер и предпочитал обходиться мизером.

– Потому что задача перед тобой стоит серьёзнейшая: найти, обосновать и выдать нашу национальную идею: ясную, четкую, безупречную, и это в три дня. Не управишься... – даже не буду тебе советов давать – всё зря...

Начальник отдела инновационных технологий департамента социальной политики вошёл к себе в кабинет злой. «Найди мне то, не знаю что. Сходи туда, не знаю куда», – вертелась в его голове заданная неопределённость.

Он сел в кресло, потянулся, икнул и нажал кнопку селектора вызова секретаря. Как и следовало ожидать, секретарь ответил незамедлительно.

– Вату ко мне, – сказал он повелительно, ощущая себя далеко не повелителем.

Любомир Вата, заведующий сектором, был незаменимым человеком в подобных делах, когда поставленная начальством цель не имела границ постижимости. Нет, он не был семи пядей во лбу, и не изыскивал выход из глумливой безысходности. Он действовал намного проще – всегда находил на чьи плечи возложить соскальзывающую от невыносимого бремени ношу. Вот и сейчас, он стоял перед начальником отдела, вглядываясь в оконную даль и бормоча под нос замысловатые слова: "Главное кирпич вытесать, а из него всё можно выстроить... Идей, что кирпичей много... хороших и плохих. Был бы приказ, а кладку выложим... Не останется идея без кирпича".

Начальник отдела слушал нелепое бормотание заведующего сектором, и в его душе метался ветер сквозняков. Не было никакой уверенности, что и на этот раз Любомир Вата вытащит гиблое дело на поверхность в столь короткий срок.

– Даю три дня. И передай своим "гаврикам", если не уложатся и не обозначат жирные вехи нашего счастливого будущего – быть им на городской свалке сортировщиками. Ну, а ты будешь у них бригадиром.

Гай Юлий Цезарь был руководителем бригады отдела инновационных технологий, сектора того же наименования, относящейся к одноимённой службе. Это было прозвище Сергея Гадкого, который был на редкость не гадкий человек. Видно, звёзды в своё время где-то, что-то напутали, так оно и покатилось навыворот.

Гай Юлий, вернувшись от заведующего сектора, сел на стол посреди огромной комнаты и долго изучал диспозицию, разглядывая подопечных работников и орудия их труда. Сотрудники терпеливо ожидали, чем разродится их наставник. Гай Юлий не торопился трогать вожжи, и сотрудники терпеливо ждали, чем закончится молчание. До конца рабочего дня было далеко. Мухи нагло лазили по поверхности рабочих столов заваленных книгами, инструкциями, нормативными документами, не страшась полусонных сотрудников.

– Мне накануне по секрету из приёмной начальника департамента сообщили, что нам должны поручить нечто, с чем, если мы не справимся, то пойдём всей бригадой устраиваться в бюро трудоустройства. Так вот, нам, это-самое, поручили-таки, радуйтесь... Дали два дня – начать и окончить.

Члены инновационной бригады, в составе пятнадцати человек, не мигая, зрели своего руководителя, надеясь услышать: что же всё-таки им поручили. Руководитель упрямо молчал, продолжая чихвостить ряды коллектива испытывающим взглядом. Наконец в его глазах блеснула разумная искорка, и он обратился к присутствующим:

– Кто знает, какая наша национальная идея?

Глаза сотрудников округлились и радостно забегали. Они оживленно закивали головами, обменялись друг с другом обмолвками и притихли...

– Ну? – напористо спросил Гай Юлий. – У кого какие будут мнения?

Мнений не было. Во всяком случае, никто не торопился их высказывать. И только Гарик Рыбчинский ущипнул под юбкой Свету Соколову, не понятно на что намекая.

– Ой, – сказала Светка.

– Ой, – сказал Гарик. – Мы эту идею чувствуем, понимаем... Она всё время вокруг нас копошится, но вот на словах описать, пока как-то не дается, – Гарик взял-таки на себя смелость огородить товарищей от позорного факта отсутствия ответа.

– Даётся она или не даётся – это ныне вам не должно мешать, чтобы её обнаружить, описать и задекларировать. От этого, можно сказать, наша с вами судьба зависит. И на всё про всё дадено два дня, и время уже идёт, пока мы с вами тут молчим. Поднять все умственные ресурсы и накопления. Определить, найти, описать – умно, ёмко, кратко. Чтобы она массы народу смогла за собой повести. А иначе... – и Гай Юлий с гордо поднятой головой направился к выходу. Задача коллективу была поставлена. И уже от двери, подняв перст над головой, оповестил:

– Ответственных за разработку национальной идеи назначаю, – и он ткнул пальцем: – Рыбчинский, сам выставился – следующий раз умничать не будешь, Канарейка и Бобёр. Идите по трём независимым направлениям, глядишь, одно и выстрелит.

– Дай-то бог, – произнёс Гриша Бобёр.

– Вы сперва свои мозги задействуйте, а после, если никчемы, за помощью к господу обратитесь. Общими усилиями может, и сбросим камень с дороги...

Гай Юлий вышел.

Гарик от души рассмеялся, как может это делать молодой специалист, ещё не понимающий всей ответственности на него возложенной. Да и на него ли?

Гриша Бобёр с лёгкой улыбкой усиленно чесал затылок, желая стимулировать умственную деятельность – опытный специалист, знает, где основной ресурс расположен и как его извлечь.