Текст книги "Ху Из Мы (СИ)"

Автор книги: Александр Скляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Кирилл Мефодьевич так и не дождался совета, потому как президент его не озвучил. И эта неопределённость преследовала его все последующие дни, а после и недели, переходящие в месяцы.

* * *

Письма на конкурс по благоустройству города продолжали прибывать, словно стаи перелётных птиц возвращающихся после зимовки. Семен Степанович Шалый, видя такой неиссякаемый ресурс употребления бумаги, привлёк к делу своего племянника Виталия – не по годам шустрого юношу, и организовал машину для доставки макулатуры в пункт приёма.

Вырученные деньги договорились делить, как две части к одной. Смышлёный Виталик никак не мог понять, кому должна была достаться одна часть, и что это за часть, как Семён Степанович ему не объяснял и не талдычил одно и то же понятие с разных сторон. В конце концов, он не выдержал и в ярости крикнул: "Черт с тобой! Делим прибыль пятьдесят на пятьдесят – так понятно? Вот бог родственничками наградил". После оброненного уточнения вопросов не возникло.

Родственник настолько быстро освоился с нехитрым делом превращения бумажной макулатуры в живые деньги, что уже через неделю служащие департамента стали жаловаться на молодого человека, нагло врывающегося в комнаты и норовившего сгрести со шкафов производственную литературу, копии разработанных проектов и прочую важную документацию. Ему удалось очистить от бумажной продукции несколько шкафов, прежде чем работники организовали охрану полезной документации от нашествия агрессивного коммерсанта. Виталик обиделся на противников и уже хотел жаловаться дяде, как стал случайным свидетелем разговора двух сотрудниц, в котором прозвучало слово "архив" и фраза о стеллажах с "макулатурой", в которых можно блуждать день и не найти нужных бумаг.

Эта новая для него информация так возбудила юношу, что он не спал ночь, а занимался подсчетом перспективы совокупления изъятой и сданной макулатуры, вырученных денег и затраченного времени.

Наутро Виталик, даже не выпив чая, направился в департамент. Слово "архив" манило золотыми лучами славы и золотым блеском, скрытым пылью годов. Он ругал свою сообразительность за то, что она не подсказала ему место, куда стекается вся бумажная документация огромного учреждения годами, десятилетиями, а если капнуть поглубже, то не исключено, что и столетиями.

Зайдя в департамент, он тут же направился в архив, нахождение которого ему любезно указали служащие. Тишина кабинета, в который он попал, располагала к комфортному перемещению бумаг и капиталов, как ему подсказала наивная молодость, которой вечно мешает заскорузлая древность учености на пути.

Осмотревшись, он подошёл к работнице архива и вкрадчивым голосом спросил, как пройти к стеллажам с макулату... простите, документацией.

– Какая документация интересует? Наименование, шифр из системного каталога вам известен? Разрешение на пользование у вас есть? – очень любезно спросила сотрудница.

– Да у вас тут, я смотрю, бюрократия расплодилась и мхом поросла, – сдерживая внутреннюю ярость, крепясь из последних сил, ответил тоже вежливо Виталик. – Я здесь по поручению начальника службы Шалого Семена Степановича по важному делу, и можно сказать, даже немножко секретному.

– Пропуск. У вас пропуск есть? Пропуск! – твердила, как заговорённая сотрудница архива.

– Вы кто такая, что отказываетесь выполнять...

– Я архивариус.

Сказанное неизвестное слово произвело на Виталика грустное впечатление. Ранее он никогда такого в жизни не слышал, но ассоциация со словом "генералиссимус" встревожила и поколебала молодую прыть юноши.

Виталик, натолкнувшись на непредвиденные обстоятельства, решил зайти с другой стороны, с тылу:

– Скажите, а сколько понадобилось бы машин, чтобы перевезти весь ваш архив? – с важностью в голосе осведомился Виталий.

– Без счету... – не менее важно ответила архивариус.

– Нет, а всё же? Точнее можно? Я же тоже на службе нахожусь, – для пущей солидности напустил юноша тумана в разговор.

– Каких машин, какой грузоподъемности?

– Допустим, двадцатитонных...

– Трудно сказать... Может быть – двадцать, или тридцать, а возможно, пятьдесят...

– О! – обрадованно отреагировал Виталик, – благодарю за информацию. Похоже, мне и заходить в архив не понадобиться.

– А к чему был задан ваш вопрос, позвольте узнать?

– Будем перевозить архив в более надёжное место, – не растерялось молодое дарование, с радостной улыбкой.

– У нас надёжное помещение, документация хранится уже многие десятилетия, все условия хранения соответствуют нормативным документам, – доложила обстановку архивариус.

– Класс надёжности не достаточен, – ляпнул на ходу Виталик, вовремя вспомнив фразу из какого-то кинофильма. Ответа он не стал ждать, чтобы не расстраиваться лишними заморочками и, сломя голову, помчался к дяде.

– Идиот, – чрезвычайно кратко и крайне не радостно отозвался об инициативе племянника Семен Степанович.

– Как бы после не пожалеть, – попытался оспорить Виталик мнение дяди, – другие умыкнут и глазом не успеем моргнуть.

– Такое возможно в малой степени, но никак не раньше, чем развалится департамент, – примирительно ответил дядя.

– Так давай его развалим из середины...

– Идиот! – снова употребил обидное слово взбесившийся Семен Степанович. – Какая в этом необходимость? Он же меня кормит, поит, деньги немалые приносит и ещё... – дядя не договорил понятный намёк.

– А?..

– Ага! Иди, занимайся порученным делом, пока оно вертится и тебя терпит. И не суй нос, куда не следует – есть возможность без него остаться. Тут таких умников – пруд пруди: рыбы смышлёной много, да удочек нет. А того, у кого есть – попробуй, отними.

* * *

Сквозняк. Хлопнула дверь... Заяц по заснеженному полю улепётывает... За ним на открытой машине люди в военной амуниции с винтовками... Сейчас начнут стрелять...

Марик зажмурился от напряжения. Гардина на окне вздулась от порыва ветра...

– Вы меня искали, кажется? – перед Марком Арнольдовичем Сечиным стоял продавец живого товара с осуждающей строгостью в глазах.

– Да, – ответил Марик, – что же вы убегаете, когда за вами гонятся. Хочу приобрести у вас двух умников.

– Умники ныне дороги. Может лучше приобретёте на те же деньги десяток дурней – они сейчас в ходу, идут нарасхват?

– Я вас что-то не пойму: вы мне всё дураков норовите подсунуть. Могу я за свои трудовые финансы совершить покупку?

– Конечно, конечно, – быстро согласился бородач, – я только хотел помочь сделать лучший выбор. За ваши деньги – ваш каприз.

– Товар предъявите. Могу ознакомиться с предложенным товаром в полном ассортименте? – Марик начинал злиться.

– Вот, пожалуйста, альбом с фото, имена, полные данные всех кандидатов...

Сечин принял альбом и стал рассматривать фотографии умных людей и надписи под ними с подробным описанием достоинств.

– А почему у всех одно и то же имя? – встрепенулся покупатель.

– Да, имя у них одно – Леонардо, только номером отличаются под фотографией. И такой же номерной знак у них на жетоне пристёгнут к запястью. Так что ошибок, или каких несовпадений у нас, не беспокойтесь, не бывает.

– Это роботы или настоящие? – забеспокоился Марик о товаре, боясь, что его на чем-то обманут.

– У нас только натуральный продукт, суррогатами не занимаемся.

– А где гарантия, что они умные?

– Сами увидите... я гарантия, и продавец слегка кивнул бородой.

– Не убедительная гарантия за такие деньги, – опять забеспокоился Сечин.

– Что имеем, других нет... Возьмите дураков, попробуйте, – с ними проще.

– Когда я могу забрать свой товар?

– Он всегда будет с вами, но только здесь...

– Где это здесь?..

– Там, где мы с вами находимся в данный момент. На вынос не торгуем.

– Вы хотите сказать, что это сон?

– Я ничего не говорил. Вам самим решать: хотите пользоваться товаром – заходите... Вам продано.

– А мы случайно не на Марсе?

– Нет.

– А я уже подумал...

– Нет.

– У вас ко мне, однако, незаслуженное обвинение, будто я что-то украл? Вы это действительно? – Марк Арнольдович обиженно поджал губу.

– Вы остров брали? А вместе с ним там много чего чужого было...

– Да нет, это как-то так, само собой получилось...

– Вот как-то так и верните обратно.

– Так не хотят же многие...

– Многие не хотят каждый день на работу ходить, выполнять черновую работу, да много чего ещё не хотят. Но это же не значит, что этого не надо делать, – торговец затеял неприятный разговор, от которого хотелось ругаться, плеваться, драться...

– И как же теперь быть? – осмелился задать Марик трудный вопрос.

– Думать... Расплатившись, вы стали обладателем умников – вот они вам и объяснят, что к чему. Если их выводы вам не понравятся, помните, всегда есть большой выбор всезнающих глупцов, – бородач направился к балконной двери, за которой и скрылся.

Подуло свежестью. Гардину, открытой настежь двери, шевелил ветер. «А мог бы за собой дверь, и закрыть», – подумал Марк Арнольдович, обнаружив себя сидящим в кресле возле постеленной кровати, медленно приходя в чувства и усиленно соображая, был ли это сон. Всё выглядело, как наяву. Во время разговора с торговцем-бородачом он специально пару раз сильно щепал себя за бедро, чтобы проснуться, и выйти из этого странного сновидения. Но ничего не произошло, а нога и поныне побаливала в том месте. Чертовщина... Марик перелёг в кровать и сразу же ненадолго заснул. Рядом посапывала жена.

* * *

– Дорогой дядя! У меня есть распрекрасная идея расширения нашего макулатурного бизнеса, – ворвался раскрасневшийся Виталий в кабинет Семена Степановича возбужденный головокружительной идеей, посетившей его так же внезапно, как налоговый инспектор является бухгалтеру.

– Чу-чу-чу! – ответил недоверчиво опытный на новые идеи дядя, – водички выпей, а то кровь от напряжения из ушей хлынет.

– Дядя, я дело говорю. На этот раз верное – глаз даю...

– Побереги зрение, племяш, да и частями тела не шибко разбрасывайся – самому пригодятся. А что касается умных идей – то не ты ли их мешками отвозишь в пункт приёма макулатуры? И заметь, в каждом письме идея и, предложивший её, считает верной, логичной и лучшей в мире. А себя чуть ли... ну, совсем, как ты... Вон у меня и стол ними заложен, – и Семен Степанович подбросил в охапке несколько писем над столом. Пару конвертов соскочила на пол – он их поднял и, не раскрывая, переправил в мусорное ведро. – Вот, видишь, не менее двух идей уже покинули этот свет. Ну, давай, чего у тебя...

– У меня не такая, – с вызовом ответил юный гений, – у меня железная, – броня, можно сказать. Выслушай и сам убедись. Надо построить бумажную фабрику и производимую на ней бумагу отвозить в пункт приёма макулатуры. Конвейер денег, дядь...

У Семёна Степановича округлились глаза и в них блеснул звериный оскал, но он сдержался. Спустя продолжительную паузу дядя выдавил улыбку.

– Ты долго думал, чтобы к этому прийти?

– Сегодня утром зацепило...

– Хорошо. Предложение занимательное, из разряда: а что будет, если голову засунуть в капкан? Согласен, – ты строишь фабрику, производишь бумагу и сдаёшь в макулатуру. Вся прибыль – твоя. Я в этом не участвую – стою на бугорке и лузгаю семечки.

– А денег на постройку фабрики дашь? – попросил не сообразительный гений.

– Дам. На семечки... Предлагаю упростить вариант: скупай книги в магазинах и свози их в пункт приёма макулатуры – отпадает необходимость в постройке фабрики. Можешь начинать прямо сейчас: стартовый капитал с макулатуры у тебя уже есть.

Виталик снова покраснел, но эта раскраска была другого характера, чем прежде. Он начал догадываться, что в его проекте снова что-то неладно, и судьба плутовка подсунула очередную заманчивую фигу. Теперь у племянника забегали глаза, уразумев, что собственная голова пошутила над хозяином и только сейчас указала на сбой смысловой логики, выставив на посмешище. Хозяин постучал в отместку по ней костяшками кулака. В ответ раздался глухой отзыв.

Дядя сложил руки на груди, демонстрируя очередное примирение.

– Так я пойду, – нашёл верный выход из положений Виталик.

Семён Степанович пожал плечами и развёл руками. Когда племянник вышел, он уселся поудобнее за стол и открыл очередной конверт с, безусловно, мировой идеей.

"Если все дома в городе покрасить в белый цвет, то в тёплое время года солнечные лучи будут отражаться, меньше нагревая здания изнутри. Это прямой путь к экономии электроэнергии и повышению комфортного проживания.

Заодно, инопланетянам по лучу отражения будет передаваться информация, где что расположено и куда лететь...

На основании вышесказанного, предлагаю все дома в городе перекрасить в белый цвет – попутно, пусть трогают радость в душе".

Семен Степанович пробежал глазами текст письма и грустно задумался: складно всё было написано, и инопланетянам посильная помощь оказывалась, о прибытии которых в последнее время так часто говорилось в ученых кругах. И в остальных достоинствах предлагаемой темы логика была, но красить все дома в городе в белый цвет ему не хотелось. Письмо проследовало в мусорное ведро, чтобы отражать там действительность сегодняшнего времени и влияние идей на насущный день.

Следующее письмо, как-то само попало в руку и начиналось оно настойчивым словом "предлагаю". Соискатель премии предлагал сэкономить средства в отопительный сезон за счет работы котельных исключительно в ночное время. В дневное время отопительные приборы должны были молча ждать темноты и наступления времени Ч, позволяющего включать системы отопления в работу. Как вариант, рассматривалось удаление воды из систем отопления на всю зиму, чтобы во время морозов трубы не полопались. Вырученные деньги от экономии ресурсов рекомендовалось направить на строительство крематория, так необходимого жителям города, особенно после неотапливаемой зимы.

Семен Степанович обхватил голову руками и думал: "Что же это делается? Где проекты несущие благо людям и городу? Где научный подход и убедительные доводы? Похоже, что единственный верный проект – это расширить поступление и сдачу поступающей корреспонденции в пункты приёма макулатуры. Вот это настоящий, надёжный, верный проект по зарабатыванию денег".

Подведя такой итог, Семен Степанович вывалил в мусорное ведро непрочитанные письма, лежавшие на столе, и с чистой совестью отправился на обед. "Завтра новые принесут – их почитаю", – оправдал он своё действие.

* * *

Президент смотрел на вошедшего министра обороны и не мог отвести взгляд ревности: высокая тулья фуражки с пузатой увесистой кокардой, позументы, банты, нашивки, шевроны золотые, платиновые с бриллиантами... И какая женщина могла пропустить это мимо, не ухватившись за болтающиеся всюду цацки?

– Если бы моя супруга тебя раньше увидела, пришлось бы жениться – не отстала бы ни за что, – расплывшаяся улыбка президента огорчила министра упущенным случаем.

– Свят-свят меня от таких забот, – перекрестился министр Обороны, – и так закрепощён присягой верности до умопомешательства. Да и силы уже не те – на всех не хватит.

Президент ещё раз осмотрел блистающего одеянием воина и поинтересовался, шашка ли болтается у него в ногах или меч какой?.. Министр Обороны сам не знал – сослался на то, что подчинённые прицепили, а как называется, вставленная в ножны фигура не уведомили: вот теперь и догадывайся. Надо бы спросить, да в нужный момент память подводит. Признаться, и важности особой нет в том – болтается у ноги и ладно, – всё одно проку никакого, хоть "шваброй" поименуй. Лишь женщин в восторг приводит, а так без надобности.

– Давай к делу, – предложил президент, – а то настроение к обеду движется; часик поспать после – святое дело на благо организма и отчизны.

– Может быть девочек?.. – тут же отреагировал боевой министр, у которого логический ряд слов: спать, кровать, женщина находился на подсознательном уровне.

Президент поморщился:

– Какой там... работы невпроворот, не знаешь, за какую отмычку дёргать, чтоб не смыло преждевременно.

Президент тяжело опустился в кресло и долго в нём устраивался, прежде чем испытывающим взглядом окинуть министра обороны.

Министр смутился и вытянулся по стойке смирно, сидя в кресле. Господин Потрошенко почмокал толстыми губами, и тихо, почти шепотом, признался, что к нему поступила секретная информация из верных источников, что якобы он, как Главнокомандующий ничего не смылит в военном деле.

– Навет, навет, – запричитал басом министр обороны. – А что в нём понимать: выдернул чеку у гранаты и!.. чеку выбросил, как хлам, а гранату сунул за пазуху тому, кто тебя донимает назойливыми вопросами.

– Я так обычно и поступаю, – признался президент, – а они всё равно не довольны. Твердят, что я ничего не понимаю ни в тактике, ни в стратегии, ни в обороне, ни в наступлении... но силён в отступлении.

– Отступать тоже надо уметь, – министр вытер аксельбантом уголки губ. – Народ вечно чем-то недоволен – это вопрос бесконечности желаний, за которыми угнаться невозможно.

Помолчали. Президент испил глоток минеральной воды из стакана. Министр обороны проглотил слюну. Главнокомандующий расправил плечи и поинтересовался планами и перспективами развития оборонной способности армии. Министр мощно выдохнул воздух и доложил, что секретный план, разработанный генеральным штабом, обязывает надёжно стоять на месте – ни шагу назад. Но и вперёд движений не планировалось, во избежание непредсказуемых событий и неуместных наговоров недоброжелателей.

Главнокомандующий мимоходом поинтересовался, как бы советуясь с самим собой, как пользоваться вверенным ему полномочиями, и что с ними делать.

– Ничего не надо предпринимать, пусть лежат... – также отвлеченно произнес министр и перешёл к привычной для него теме о положениях, предписываемых инструкциями и уставом.

Он погладил кокарду на фуражке. Спина между лопатками чесалась, но министр знал, что заскорузлая рука может добраться только до поясницы – пришлось чесать то, что покорялось, хоть потребности в том не было. Полушепотом, как секретную информацию, он доложил президенту о результате проведенных многолетних исследований – был сделан вывод, что дураки и проходимцы во всех сферах жизнедеятельности, включая и армию, пользуются большим спросом и доверием. Глубокий технический подход к любому предмету вызывает у людей несведущих зубную боль и неприязненное отношение, близкое к отвращению. Народ, как и солдат, воспринимает простое примитивное объяснение намного благожелательней и восприимчивей. Так зачем козе баян, спрашивается, если и барабаном можно обойтись... и даже обычной палкой, колотя по стволу дерева или ржавой покорёженной миске.

Президент слушал, посапывая, с прикрытыми глазами. Спал ли он? Министр обороны применил хитрый тактический ход: снизил голос до минимума, а после и вовсе умолк, наблюдая.

Глаза президента открылись – министр тут же продолжил доклад, как и не прерывал. Он ласкал интонацией слова "устав" и "инструкция" и божился, что в них содержится и тактика и стратегия, оборона и наступление, жизнь до и после... всего. В докладе он уверял, что всё должно быть просто, как дембель у солдата – сложности в военном деле, лишь засоряют мозги и толкают голову в противную сторону; да и умники каверзой достали – мозги пудрят, земля под ногами кружится, вот-вот упадёт.

"Что не указано в инструкции или в уставе, того, вообще, быть не может и не должно", – он взмахнул рукой с готовностью опустить массивный кулак погромче на стол, но спохватился.

– Обед! – сказал президент, потягиваясь. Глаза его блестели слезой. – Складно говорил – запиши на бумаге и подай.

* * *

У сотрудников бригады инновационных технологий было приподнятое настроение – в перерыве предстояло отметить очередной день рождения старейшему сотруднику Зиновию Вульфовичу Канарейке. По этому поводу в холодильнике запотевала водка и тут же готовились принести в жертву празднеству своё содержимое коробочки, кулёчки, пакетики и баночки, плотно запихнутые увесистой рукой. Мужская часть бригады усиленно изображала активное творчество за своими рабочими местами, лишь чаще обычного посещая комнату для курения и задерживаясь там чрезмерно. У женщин глаза светились радостным предчувствием, и они без конца хлопали дверцей холодильника, лишний раз, изучая его содержимое и объявляя свежие новости о процессе запотевания бутылок с волнующим всех содержимым. Работа на ум не шла.

Гарик Рыбчинский остановил в коридоре Светлану Соколову сообщением, что у него к ней есть предложение.

– Я согласна, – тут же ответила коллега по работе, не вдаваясь в ненужные подробности, и не позволяя сослуживцу уйти в сторону и замутить сорвавшееся с языка слово.

– Меня посетила интересная мысль, деловая, можно сказать... – продолжал Гарик, не обращая внимания на высказанное согласие.

– А как же предложение, на которое я, взвесив твою порядочность, ум и деловые качества, дала положительное подтверждение?

– Светка не дури, – Гарик состроил гневное лицо, – вечно не дослушаешь, даёшь согласие, а после расхлёбываешь порочное происшествие.

– Так ты же сам предложил, а теперь на попятную.

– Я предложил выслушать меня, а ты вечно делаешь несуразные заключения на основе какого-нибудь идиотского понравившегося слова, да ещё и в собственной интерпретации.

– Ничего я не интерпретировала. Ты сделал мне предложение, я ответила. Тебе не понравилось непонятно что, а вина на мне...

– Последний раз спрашиваю, иначе уйду, видит бог, – готова ли ты выслушать моё предлож... мою мысль, – ушёл Гарик от опасного слова, – не перебивая, и не соглашаясь раньше времени на неизвестно что?

– Мой ответ ты знаешь. За всё остальное сам отвечай, а слушать я всегда готова – хоть глупость, но чтоб озорно и весело.

– Я хотел предложить... черт побери! – взорвался Гарик. – Ты со своим предложением выбиваешь меня из колеи. Я забываю смысл предлож... идеи, гром её разрази.

– Вижу, ты бедный, совсем запутался: предложение не моё, а твоё. Ты его мне сделал и тут же пошёл на попятную. Ну, вспомнил?

Гарика прошиб пот – он жаждал довести дело до конца и не собирался сдаваться. Выждав благоразумную паузу, Рыбчинский сообщил Соколовой, что не намерен так просто принять поражение. На что Светлана уверила, что он, несомненно, будет победителем, если женится на ней, но никак не побеждённым. Глаза "будущего победителя" заблестели обидой за такое непонимание важности момента и невысказанную ценную идею.

Светлана убрала лёгкий платочек, повязанный на шее, слегка прикрывавший роскошное декольте, демонстрировавшее природные ценности обладательницы, ловким движением опустила тонкую лямку платья с плеча, и стала ждать, что случится дальше.

Гарик заглянул в декольте сверху, столкнулся с радостным взглядом Светки, чертыхнулся негромко, и приступил к изложению мысли. Новый замысел являлся продолжением старого вопроса – о национальной идее. Инженер Рыбчинский убеждал сотрудницу Соколову, что негоже останавливаться в исследовании данного вопроса на том основании, что конкурс проведен и национальная идея отобрана для воплощения в жизнь. Гарик убедительно доказывал множеством примеров, что жизнь слепа, и бег на месте или отползание назад, в сторону или в никуда происходит постоянно со всеми персонажами, темами, явлениями... Он был уверен, что если они объединят усилия и продолжат поиск, то, несомненно, найдут нечто такое головокружительно гениальное, что заставит отказаться от уже выбранной идеи и задействовать вновь обнаруженную ими.

Светка выпячивала грудь, стараясь привлечь внимание Гарика, увлеченного открывающейся научной перспективой, заглядывала в глаза с умнейшим видом и, невзначай, касалась его бедром.

– Так вот, – заключил он в конце, – у меня есть ключи от свободной триста пятой комнаты. Предлагаю пойти туда, и до банкета, обсудить предварительно этот архи важный вопрос. А после и откушать вкусненького будет очень даже кстати.

После такой речи оба сотрудника устремились к обозначенной цели в приподнятом настроении и с верой в успех.

– Снимай трусы и всё остальное – будем думать без ограничивающих тело и душу условностей повседневной жизни, – приказал Гарик, лишь только ключ в замке сработал на закрывание. – Это мой новый подход к поиску истины, – объяснил он свое решение. – Ничто не должно препятствовать полёту мысли.

Неожиданно быстро подошло время обеда, пора было собираться на банкет.

– Вот так всегда, – сказал Рыбчинский, – только подойдешь к решению какой бы то ни было задачи, как возникает помеха и надо идти неизвестно куда, неизвестно зачем.

– Ну, почему же, – возразила Соколова, – нам известно, куда и зачем мы идём: поздравить нашего коллегу с юбилеем. – И продолжила, нечаянно, поменяв тему: – Как было бы хорошо, образуй мы ячейку общества в виде семьи. Могли бы заниматься поиском национальной идеи каждую минуту, хоть круглосуточно.

– У нас и так условия нормальные для этого, зачем усложнять отношения, – высказал мужскую точку зрения Гарик.

– Не усложнять, а напротив, упрощать. Если бы мы поженились, то...

Гарик не стал слушать, чтобы было, если бы... и озвучил свою категорическую точку зрения:

– С вами, женщинами, невозможно заниматься решением задач государственного значения: одно на уме – женитьба, хоть камни с неба, хоть денег нет...

Они смешались с сослуживцами, готовящимися расхватать места за аппетитно накрытым столом, и вместе с ними перемешались в наступившие взбаламученные минуты мысли, идеи, намерения донимающие накануне. Всё отлетело в сторону, как грязь из-под колес машины.

* * *

«Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить...» Лихая песня под прозрачную водочку лилась из квартиры Зефирова. Дуэт состоял из Марика и Егора, по-дружески возложивших руки на плечи друг другу, бесконечно повторяя один и тот же припев. Про первую пулю, попавшую в коня, и вторую, угодившую в повествующее лицо, они ещё помнили, но дальше шёл обрыв в памяти, пробел... и припев повторялся заново. Им было весело, беззаботно; душа готова была объять вселенную. Под ногами каталась опорожненная бутылка, и они забавлялись, подталкивая её друг другу.

Наконец, они разъединились, снова выпили, довольно крякнули и дружно набросились на закуски, расставленные на столе.

Жевательная пауза затянулась. Пришло время поговорить. Употреблённый напиток традиционно требовал общения и обмена мнениями.

Марик, продолжая жевать, начал первым:

– Как можно развалить общество во время войны? Вот эти наши соседи долб...

– ...Добрые люди, – опередил Зефир друга с определением.

– ... Ну, просто кость поперёк горла. Ей богу: ни себе, ни людям не могут толк дать. Как бы им помочь, чтобы они или в одну сторону или в другую провалились, и не путали карты зрелым игрокам.

– Я так понимаю, что ты интересуешься, как их из середины, точнее, изнутри, да по второму варианту образумить. Бери бумагу и записывай, пока я помню, что сказать по этому вопросу. Только, чур, когда твой мчс-ный начальник выпишет премию за изложенную мысль – пополам делим.

– Слово кавалера ордена Меча и Орала, – Марк Арнольдович, согнув левую руку в локте, прижал ладонь к сердцу, изображая подобие некой присяги. – Пишу, – сказал он, при этом,

не имея ни ручки, ни бумаги, но очень быстро трезвея в этот момент.

– Для того, чтобы развалить ведущее войну общество изнутри необходимо, – начал Зефир интонацией школьного учителя, диктующего ученикам домашнее задание, – агентам влияния так повлиять на власть, чтобы понятие "патриотизм" был заменён на суждение "выгода". С точки зрения подобной власти, можно одновременно и воевать, и торговать, и воровать. Те, кто воюет в окопах, должны быть представлены обывателю, не как народные герои, и всякие там патриоты-добровольцы, а люди, выбравшие себе такую работу – они за это деньги получают. И потому война – это их личное дело, и пусть сами несут ответственность за свой выбор.

– Круто ты загнул лямку. Такой полубред трудно даже вообразить, а не то, что внушить противной стороне. Но попробовать можно, чем чёрт не шутит.

– Не шутит, не шутит... Доносишь это мнение через коррумпированную власть гражданам, так скажем, твоих недоброжелателей, и дело сделано – страна покатится кубарем. Вот насколько быстро и далеко, этого сказать не могу. Тут всё зависит от работы агентов влияния, степени коррумпированности власти и зрелости или слабости гражданского общества.

– Все необходимые компоненты присутствуют, – радостно подытожил ситуацию Марик, наливая водку в рюмки. – Ну, проектировщик, погоди! Дадим мы кой-кому дрозда...

Запив теоретические занятия водкой, они снова возложили руки друг другу на плечи и затянули тот же припев, о том, как любо жить на свете, и что с хорошим атаманом не приходится тужить.

Прерывистый звон водосточных труб в квартире, говорил о том, что время позднее, и недовольные соседи напоминали, стуча металлом по этим самым трубам, что кое-кому завтра рано вставать на работу.

Было действительно поздно, но никто из друзей не собирался смотреть на часы, которые текли необычно быстро. Любо, братцы, любо... Водки ещё было достаточно в бутылке. А соседи – параметр не совсем одушевлённый, если в рюмках налито.

* * *

– Твой любвеобильный взгляд может ввести в смущение кого угодно. А это правда? – мне сказали, что ты шлёпаешь молоденьких секретарш пониже пояса?

– Это чудовищная клевета, Клава, – отразил наскок супруги Кирилл Мефодьевич. Если кого и ударил, то по заслугам: дюжая заслуга – сильный шлепок, слабенькая – мягкий... Всё по добру, по справедливости в зависимости от отдачи...

– Что ты сказал, насчёт дачи? – не расслышала Клавдия Семеновна.

– На даче ныне хорошо, а вот отдача могла бы быть и более... – комкая слова, произнёс начальник департамента.

Супруга неторопливо прохаживалась по залу в поисках темы для разговора. У неё, как у всякой женщины, были козырные темы в запасе, но всякой даме нужен свой король, то есть требуется подходящий случай для своевременного хода. Она ходила, супруг молчал и хмурился, часы стрекотали, отсчитывая секунды. Время уходило в бесконечность.

В конце концов, супруга не выдержала и стала вытаскивать заготовленную карту из рукава, а она возьми, да застрянь. Клавдия Семеновна поинтересовалась, как здоровье президента, и не вызывал ли он к себе благоверного по государственным или иным вопросам. Кирилл Мефодьевич молчал и только надувал щёки, просматривая свежую газету.

Жена прошлась ещё немного, и вновь поинтересовалась, добавив конкретики: нет ли результата по проекту выхода из политического и экономического кризиса, который ей так понравился, а муж передал президенту.

Кирилл Мефодьевич оторвался от газеты и три раза сплюнул через левое плечо, с негодованием заметив, что он уж и забыл про данное событие, так нечистая сила жену прислала с напоминанием.