Текст книги "Ху Из Мы (СИ)"

Автор книги: Александр Скляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Жена ещё немножко походила вокруг, муж шуршал газетой, терзая её страницы. Клавдия Семеновна не выдержала и сообщила, что ей доверили верные люди – проект внимательно изучен глубокими специалистами, зарезервирован, как вариант решения проблем и благополучно ждёт своего часа.

Муж выпучил глаза на жену, уронил газету, и долго не мог сформулировать свой вопрос. После длительной потуги, Кирилл Мефодьевич поинтересовался, откуда извлечена эта конфиденциальная информация, и не завербовала ли его супругу служба безопасности, пока он просиживал на работе. Немного помучив мужа молчанием, жена таинственно сообщила, что у неё имеются свои надёжные источники информации.

– Как стул у Кузьмы? – поинтересовался Кирилл Мефодьевич состоянием желудочно-кишечного тракта домашнего любимца из породы французских бульдогов.

– Нормальный. А вот неделю назад...

– Знаю...

– А у президента...

– Этого я не могу знать, поспешил ответить супруг.

– А у президента, – повторила Клавдия Семеновна, – через десять дней день рождения. Неплохо было бы ему такой подарок подсунуть, чтоб на всю жизнь запомнилось, и хорошо бы без особых затрат. Тут только женская смекалка способна обнаружить пленительную потребность.

Кирилл Мефодьевич только фыркнул в ответ, и напомнил, что президент один, а желающих поздравить его по женской линии – чрезмерное количество, потому можно нарваться на бросок через натренированное бедро, или ещё на какую подножку... в виде идеально сформированного бюста.

Жена поморщилась. Кирилл Мефодьевич состроил беспроигрышную гримасу, осмотрел супругу внимательным взглядом с ног до головы, и безнадёжно покачал головой.

– Тогда готовь деньги, – зло бросила Клавдия Семеновна.

На реплику жены супруг порекомендовал всё же попробовать ранее предложенный вариант – а вдруг, получится? Тем паче, что имеются надёжные источники поступления информации, было упомянуто с лёгкой издёвкой. Денег всё же было более жалко, чем всего остального... Равноценной замене деньгам не находилось. То, что имелось – никак не подходило, и это угнетало.

Жена, услышав про такие предпочтения, собралась громко хлопнуть дверью. Но двери были отрегулированы так, что этого нельзя было сделать по техническим причинам. Пришлось Клавдии Семеновне топнуть ногой об пол, что было силы и идти мечтать о возмездии. Надёжный вариант всегда хранился в кармане: "К банкету закажу такие фасоны и по таким ценам, что у него коньяк с креветками в ореховом соусе в глотке застрянет..."

* * *

Ворон сел на подоконник и нагло уставился вглубь квартиры пронзительным взглядом.

"Вороны никогда не садятся на подоконники, – подумал Марк Арнольдович, и шикнул в сторону непрошенного гостя: – Брысь, сейчас же, бесово племя. Вспомни предков – они по подоконникам не шастали и дожили до глубокой старости".

"Кар-р!" – ответил ворон и отвёл взгляд.

Из-за спины птицы вдруг возникла нелепая голова с густой чинной бородой, увеличиваясь, по мере приближения.

"Опа-на, знакомые все лица", – невольно озвучил Марик дурацкую исхоженную фразу, узрев в приближавшейся физиономии бородача – продавца глупцов и умников.

Бородач выставился в окне по пояс со стороны улицы и скрестил руки на груди. Ворон ходил по подоконнику, острыми глазами, время от времени, заглядывая в комнату.

"Интересно, на чём он стоит за окном? – подумал Сечин, но спросил совсем о другом:

– Вы что, умников притащили?

– Есть и те и другие – по желанию, – ответил торговец.

– Не засоряй мне мозги – уплачено за умников, прошу рассчитаться, – наставительно и на "ты" потребовал Марик.

– Как изволите, – торговец опустил руку книзу и извлёк одного за другим из-под подоконника двух щуплых умников, худощавых, словно подростки.

– Они, что у вас, с концлагеря?..

– Нет, с библиотеки...

Умники зашли в комнату, и расселись с уверенной независимостью.

– Мы вас слушаем и заверяем в своей искренней информационной поддержке и оказании помощи в выборе правильного решения, – сказал один из них.

У Марка Арнольдовича, как-то все вопросы выскочили из головы. А накануне их было много, толкающихся в очереди на разрешение.

– Вот так всегда, – сказал Сечин, – как только что понадобится – никогда не найдёшь. – Как вас зовут? – переключился Марик на бородача. – Мы с вами общаемся, а не представлены...

– Зовите, как хотите. Можете звать Могелатом, – ответил не очень дружелюбно торговец.

– Грек, что ли? Первая гласная в имени, как в слове "маг"? – спросил Сечин.

– Нет, – ответил бородач, – как в слове "могу". Пусть будет грек... И поторопитесь с вопросами: у вас в распоряжении десять минут.

– Почему так мало? – возмутился Марк Арнольдович. – Это безобразие... За такие деньги.

– У вас осталось на всё про всё девять минут.

– Ну, знаете ли... Да я смотрю, вы шулер, Могелат.

Сечин напряг память, сконцентрировал мысль, сморщил лоб, закусил губу и выдал:

– Рыбак поймал большую рыбу на удочку, взятую у другого рыбака. Чья рыба: по закону, по справедливости и по чести? – состроив при этом недовольную собой рожу.

– По закону рыба принадлежит государству. Чтобы говорить о справедливости, надо знать условия договора между рыбаками при одалживании удочки. А по чести – тому, кто честно выполнил условия договора, – ответил умник, и второй согласно кивнул головой.

Марк Арнольдович нервно чесал шею, грудь, руки.

– Сколько времени у меня ещё осталось?

– Четыре минуты...

– Может ли быть нарушен международный договор, и при этом не иметь последствий для нарушителя?

– Может, – ответил второй умник, – если одна договаривающаяся сторона поглотит другую. Или, если одна из договаривающихся сторон перестанет существовать. Или же такое нарушение может быть урегулировано дополнительным к договору соглашением или новым договором, аннулирующим предыдущий, – умники пожали друг другу руки в знак согласия.

– Предложенные вами варианты достаточно сложны в реализации. Нет ли более простых решений? – Сечин выжидательно-напряженно посмотрел на собеседников.

– Простые ответы обычно характерны для простых вопросов. Вы же поставили вопрос о нарушении международного права – такие задачи простых решений не имеют. Но обычно, чем дольше тянется их разрешение, тем большие потери поджидают впереди проигравшую сторону, – умники опять пожали друг другу руки с довольными улыбками на лицах.

Ворон, сидевший до этого спокойно на подоконнике, стал долбить клювом окно.

– Пшла вон, нечистая сила! – у Марика так засвербело в носу, что он чихнул, сидя в кресле, аж ноги подпрыгнули.

Окно распахнулось, ворон вспорхнул, а с ним пропал и бородач представившийся Могелатом. То ли вниз упал, то ли взлетел куда, но снизу послышался звон разбитого стекла.

И умники куда-то подевались...

– Ты разбил стакан, – сказала жена Глаша, пробуждаясь. Опять поставил на край стола – а я предупреждала...

– Он сам по себе упал, видно, Земля же вертится, ты знаешь, а тут развернулась неудачно. Я от него слишком далеко находился – никак не дотянуться, чтоб уронить.

– Не Земля развернулась, а ты вернулся вчера поздно, подшофе. Опять с другом революционные песни горланили? Я предложила лечь в постель, ты отказался.

– Хочешь сказать, что я всю ночь просидел в кресле?

– Почему просидел, – проспал. Или не твой храп всю ночь разносился по комнате?

– Не может быть! Я убеждён, что находился всё это время в здравом сознании.

– На стёкла от стакана не наступи...

* * *

«В основе желания быстро разбогатеть всегда стоят жадность и глупость...» – начало отобранного для ознакомления письма заинтриговало Семена Степановича, и первейшая мысль, пришедшая в голову, предполагала сомнение, что данное письмо будет полезно городу, но, несомненно, целебно для любимого племянника. «Меня же это не касается, -реабилитировал себя начальник службы, – я к таким вещам спокойно отношусь, с пониманием...»

Семен Степанович Шалый все ещё надеялся "наступить" на плодотворную идею, но внутренне верил только в поставку макулатуры. Подсознание угнетало сознание своей близостью к реальности. Письма поступали прежним потоком, что говорило о неубывающем энтузиазме населения к наукотворчеству. Это не позволяло расслабляться и самому собирателю полезного злака, верившего в причуды судьбы-плутовки, и потому чтение писем было обречено на продолжение. К тому же, необходимо было доложить о результатах конкурса начальнику департамента, если он не забыл...

"А хорошо было бы, если забыл – отчёт не понадобится и случайные вопросы по макулатуре не всплывут – стругай денежки потихоньку и не высовывайся, – меркантильные мысли скреблись непроизвольно сами по себе. – Да и новые регионы к этому делу подключить не мешало бы. А оправдание в неудаче всегда найти можно".

Начальник службы отогнал провокационные мысли и продолжил чтение.

Соискатель премии в письме уверял, что все, что необходимо городу и его структурам для нормальной деятельности давно придумано, продумано и применено, если не в столице, то в других городах, и необходимо лишь отыскать искомое блюдо. Финансы же на нововведения легко можно получить, сократив количество чиновников до необходимого числа, а также от сдачи в пункты приёма макулатуры наплодившейся, благодаря их деятельности.

Услышав о знакомом до сердечной боли слове "макулатура" Семен Степанович вскочил, лицом позеленел с оттенком серого, и нервно стал трясти кулачками. "Ой, неспроста мне это письмо подкинули, ещё и с упоминанием этого..." – он не позволил себе обозначить даже мысленно волнующий его предмет. Он нервно набрал номер телефона племянника и потребовал срочной аудиенции, употребив в резком тоне два нецензурных слова для выразительности. Они то, похоже, и сыграли наиважнейшую роль – Виталик появился в кратчайший срок, Семен Степанович не успел даже телефон положить на место.

– Звал, дядя? – расхристанный и запыхавшийся племянник влетел, как из пушки выстрел.

– Много наторговал?

– А что случилось? – спросил Виталик виноватым голосом, кладя на стол деньги: – Твоя доля, – и добавил не к месту, – воровская.

Дядя зыркнул так глазами, что племянник понял об ошибке, и рука сама потянулась чесать затылок, как вроде б то после удара.

– Похоже, нашу коммерцию раскрыли.

– Почему решил? И что из этого? Мы ни у кого ничего не воруем, отдаём своё, кровное... ну, хорошо – пусть будет – ничьё. Кому какое дело?

– Да вот есть кому. Дела надо делать тихо, аккуратно, без шума и безобразий, а ты? Пришёл, нашумел, напакостил... А теперь говоришь, кому какое дело. На вон, читай, – и дядя метнул письмом в дорогого племянника.

Виталик поднял письмо и неспешно прочёл.

– Ну и что? Письмо, как письмо. Случайное совпадение отдельных слов и мыслей, а далее твоя мнительность и более ничего. Выпиши ему мизерную премию за здравые мысли и, увидишь, он прибежит тебе руку жать.

– Думаешь? Дурак дураком, а идея верная. Так мы всю цепочку участников этого дела проверим, если она есть, а заодно и себя реабилитируем, если что...

Дядя пожал племяннику руку, чему был сам крайне удивлён, и воспарил духом, видя какое славное поколение идёт на смену.

* * *

Руководитель бригады Сергей Гадкий, выбрав удобный момент, шепнул Гарику Рыбчинскому, чтобы тот зашёл к нему в кабинет. Подчинённый, видя не публичность приглашения, и сам пожаловал инкогнито.

– Гарик, – сказал наставительно Гай Юлий, оказавшись наедине, – оставь в покое разработку новой национальной идеи, а заодно и Свету Соколову – на тебе лица нет – весь измождённый. Так и до потери сил недалеко, а там и вовсе предел наступит. Единственный плюс твоих усилий – то, что Соколова светится, словно бусина янтарная в огне. Но для тебя это имеет несомненную опасность. И, кроме того, перестань прятать презервативы за батареи и прочие экзотические места. Уборщицы жалуются, что им приходится изымать инструменты ваших изысканий из труднодоступных мест. Зачем на люстры забрасываете несвойственные им предметы, и к растениям в горшки закапываете – для лучшего роста, что ли? Знай, при поливе ваша тайна оголяется...

– Это не мы. Это до нас... – неубедительно попытался оправдываться Рыбчинский.

– Я тебя предупредил...

Гарик покраснел, опустив голову, думая, чтобы такого умного ответить, и ответил:

– Откуда вам известно, над какой проблемой я работаю сверхурочно?

– Многоуважаемый, юный друг, – высокопарно начал Гай Юлий, – во-первых, не учитесь смолоду говорить неправду, – это вам плохо зачтётся в будущем. Это я по поводу внеурочного времени. А что касается непосредственно вашего вопроса, то испокон века несомненна истина: что известно двоим, то знают все.

– Ну, Светка! – злобно не сдержался Гарик.

– Но-но, – сказал успокоительно Гай Юлий, – у каждого сотрудника есть глаза, уши, логика, интуиция – а их здесь сотни, так что девушка в этом вопросе совершенно невинна. Вы согласны?

– Да, невинна, как божья матерь...

– Не богохульствуйте, – обрезал Гай Юлий – а то лишитесь божьей благодати, пока ещё довлеющей над вами.

– Каюсь, каюсь, – поспешно согласился Гарик с руководителем бригады. – Но должен заметить, мы недаром работали над проблемными вопросами страны, и открыли... я подметил, то есть, мы пришли к выводу, что над страной нависла угроза согласно некой закономерности.

– Ну-ну, – заинтересовался Гай Юлий, проявляя сдержанный интерес со скидкой на особу первооткрывателя, – открой Вселенной её место, чтоб не ёрзала туда-сюда.

– В истории повторялась закономерность: цены на водку неоднократно повышают на коротком промежутке времени перед распадом или смене власти в стране. Надо бы и теорию под это подвести, – у Гарика заблестели глаза от находки, как у первооткрывателя, а в голове пронеслось: "Может ещё и Нобеля дадут, чем чёрт не шутит?"

– Теория здесь проста, – самоуверенно отстранил Гай Юлий Гарика от едва не обрушившейся на него славы, – так традиционно поступают правительства, когда все остальные источники финансирования бюджета исчерпаны, и денег взять больше негде. А они категорически нужны. Ты прав в одном, – что это признак серьёзного кризиса власти. Молодец, наблюдателен, – руководитель бригады потрепал Гарика по спине и добавил, – а презервативы всё же не разбрасывай, где не попадя, государственное учреждение так-таки...

* * *

– Как хорошо, что вы живы, Могелат. А я уж думал, разбились при последней нашей встрече.

Бородач никак не отреагировал на такое приветствие и молча ждал продолжения. Марк Арнольдович тоже выждал паузу, желая передать инициативу разговора продавцу, но уловка не удалась. Пришлось объяснять цель прихода без сопутствующих разговоров:

– Хочу послушать, что скажут ваши дураки на те же вопросы – вдруг, меня... то есть, нас, их слова устроят больше, чем ответы умников. Подайте двух дураков: если один затруднится с ответом, второй ему подскажет.

– Пройдите в комнату ожиданий, – и бородач указал Сечину дверь, которой он прежде не замечал. "А двери этой до сего момента, возможно, и не было... Не мог же я не заметить ещё одного входа?" – подумалось Марку Арнольдовичу.

– Только подберите мне лучших, пожалуйста, – попросил он, открывая указанную дверь.

– Самые свежие, самые лучшие, калиброванные по лучшим параметрам...

Обошлось без ожидания: пара улыбающихся глупцов сидела на диване. Они были покрупнее и выглядели намного предпочтительнее умников.

– Сколько в моем распоряжении времени? – громко спросил Сечин.

Голос Могелата откуда-то ответил, что те же, как обычно, десять минут.

– Тогда и вопросы будут те же, чего мудрить, – сказал вслух Марк Арнольдович, и задал для разминки первый вопрос: – Один рыбак одолжил другому удочку. Тот поймал рыбу. Кому должна принадлежать рыба по закону, по справедливости и по чести?

Глупцы засуетились и стали перешептываться, а следом злиться. Чувствовалось, что мнения разделились, и дело могло дойти до драки. Во всяком случае, один сжал пальцы в кулак и изготовился для удара. Но, слава богу, в этот момент, похоже, пришло согласие:

– Поймавший рыбу рыбак должен был спрятать её в сумку и никому не говорить об этом. В этом случае: и по закону, и по справедливости, и по чести рыба принадлежит тому, кто её поймал, – ответил глупец, который мог получить удар кулаком.

– А если не удастся сохранить секрет, тогда как? – поставил новое условие Сечин.

– Тогда необходимо нейтрализовать обладателя нежелательной информации, – ответил глупец, готовивший кулак к действию. – Далее ответ совершенно совпадает с предыдущим случаем.

– Да-а, интересное решение, – протянул Марк Арнольдович глубоко задумавшись. – Любопытно, каков будет ответ на второй вопрос:

– Может ли быть нарушен международный договор, и при этом не иметь последствий для нарушителя?

Двое на диване закопошились, сгорбившись: один шептал что-то, второй слушал, но возражал. Затем они сжали пальцы правой руки в кулак, по общему счету на три выбросили пальцами какие-то фигуры, после чего один из дураков отвесил второму "лычку" в голову – шлепок оттянутым средним пальцем руки.

– Это возможно в следующих случаях, – ответил глупец, отвесивший лычку партнёру, -

если одна из договаривавшихся сторон прекратила своё существование или, если одна из сторон поглотила вторую договаривающуюся сторону, или же, если стороны закрепили такое совершённое нарушение соглашением, узаконивающим такое нарушение.

Оба глупца, с улыбками на лицах, встали и вышли прочь, намекая этим, что время аудиенции окончено.

"Ответы этих господ намного привлекательнее и содержательнее ответов умников, – подумалось Сечину, – в них хоть есть какая-то перспектива для нас, а не то, что у этих разумников – одни невзгоды впереди пророчат".

Выйдя из комнаты, Марку Арнольдовичу опять повезло лицезреть Могелата и он обрадовался нужной встрече. Очень хотелось задать вопрос: почему он попадает к торговцу-бородачу совершенно непроизвольно, а не тогда, когда есть срочная необходимость. Как попасть в магазин с умниками и глупцами тогда, когда потребность созрела и подготовлены вопросы, а не от случая к случаю без всякой закономерности?

Бородач, как всегда с безразличным лицом, выслушал вопросы, волнующие Сечина и сообщил, что ему повезло, как никому другому, потому что для того, чтобы попасть в магазин, надо сначала войти в своё подсознание, а это не просто. Там же, в подсознании, можно выяснить и некоторые вопросы, результат которых известен только в будущем. Марку Арнольдовичу же очень повезло – он входит в своё подсознание, как только засыпает, если собственное сознание не отвлекает хозяина какими-нибудь каверзными запросами, например, страстным желанием отведать мороженого с клубничным вареньем.

Могелат объяснил, что для того чтобы войти в подсознание и использовать его в качестве инструмента для решения всевозможных задач необходимы упорные тренировки по специальной программе, которые вырабатывают обладание соответствующим даром. Базис этих занятий составляют философия, психоанализ и специфические направления математики, астрономии, физики и многих иных предметов. Ещё бородач рассказал о том, что многим людям дано входить в подсознание на короткий промежуток времени, получать оттуда информацию, но не понимая этого, удивляться заранее предвиденным событиям. Могелат уверял, что так происходит со многими людьми, не понимающими своего счастья или несчастья, получая информацию как будто бы из ниоткуда. Он утверждал, что в подсознании понятия "счастья" или "несчастья" отсутствуют, как и многие другие, присущие земным людям. Там царит исключительно "чистое" информационное поле. Это людям кажется, что информация может быть положительная или отрицательная. Им трудно оторваться от земных суждений. Их мозг это делает без спроса, на мгновение покидая несмышлёного владельца и черпая информацию из Космоса втайне от хозяина, если тот не владеет и не желает заниматься своим подсознанием. Результат такой прогулки остается практически незамеченным, и отражается лишь в секундном удивлении человека от предоставленной информации "на удивление" верной впоследствии.

Марику тут же пришла в голову блестящая, свежая, но сырая в своей поспешности идея – приручить и использовать подсознание в своей работе. Голову сразу атаковали бесчисленные вопросы, в том числе о славе, почёте, уважении и о тщеславии: а не пора ли взяться за научную работу о подсознании?

...Свет проник через слегка приоткрытые веки и пробудил ото сна. Марику пришлось открыть глаза и увидеть наступивший новый день, который сегодня его не обрадовал: такой сон прервал, помечтать не дал, зараза...

* * *

Звонок секретаря растормошил начальника службы по связям с общественностью от глубокой задумчивости граничащей с переходом в сон. Мысли были всё больше скучные, серенькие, а вот тело, напротив, расслабилось и отдыхало в удовольствии. Вот он золотой баланс сил – если голова в печали, то тело обретает наслаждение.

Секретарь сообщила, что уже вторую неделю к начальнику на приём пробивается женщина неопределённой внешности по фамилии Калина. Прозорливая помощница послала посетительницу вымыть руки и привести себя в порядок на случай, если её примут, и тут же спросила у начальника, как поступить с этой Калиной.

"Пусть зайдёт. Но не более пяти минут..."

Семен Степанович с недовольным видом разложил бумаги перед собой и углубился в работу, прогнав сон.

...Она была одета в яркие одежды. Присутствовали все цвета радуги, но не по-цыгански, а по... он не находил сравнения. У дятла было нечто схожее, но у него разноцветные перья по уму вставлены, а здесь... Попугай, пожалуй, ближе подходил в сравнение, но тоже не то. Это надо же так одеться, чтоб сравнить не с чем было... Семен Степанович аж расстроился от такого кроссворда и своего бессилия. И лет ей было: то ли сорок, то ли шестьдесят... Годиков двадцать гуляли туда-сюда.

Женщина широким шагом подошла к начальнику службы, упёрлась крепкими руками в стол, за которым он сидел, и выразительно посмотрела в глаза. Господин Шалый заёрзал на кресле и отстранился от такой назойливости, припав к спинке. В его взгляде отражался недосмотренный накануне сон.

– Я – Александра Калина! – представилась женщина, скрестив руки на выразительной груди. Грудь приподнялась в наступательной манере и невольно устрашила хозяина кабинета.

– С каким вопросом вы пожаловали, Александра? – невозмутимым голосом поинтересовался Семен Степанович.

– Как, вы меня не помните?

– Признаться, нет. Знаете ли, много работы, толпы людей...

– А моё письмо вы тоже не помните, с разработкой проекта скоростного в обслуживании общественного туалета открытого типа? Посадочные места расположены змейкой... Ну же, вспомнили? Так это я изобрела.

Лицо начальника службы просветлело, и на нём обозначились черты сдержанной улыбки.

– Интересный проект, он обогнал своё время, – умело соврал Семен Степанович и попытался закрепить ложь следующими умозаключениями: – Наши специалисты отложили его с пометкой "перспективы будущего". Его надо, знаете ли, дополнить, доукомплектовать... усовершенствовать, черт побери...

– Вот именно, поэтому я и у вас, – расцвела госпожа Калина. – Мною продуманы все вопросы осовременивания проекта, и вашим специалистам не придётся ломать головы на изгибах премудростей.

Семен Степанович был озадачен таким вступлением, но пока не мог сообразить: улыбаться ли ему, принять сдержанно изобретательницу и утопить в бесконечных обещаниях или гнать в шею, без лишних сентиментальностей.

– Сливная воронка должна быть больших размеров, а место для постановки ног – точно рассчитано и установлено горизонтально. Вся территория "гнезда" должна обмываться струями воды, – мыть после ничего не надо. Я всё продумала – нажал кнопку, помыл помещение за собой, и иди с богом. Не нажал, – через время автоматически уборка проведётся, – только успей выскочить, если кто в загаженное вошёл... Генеральная уборка – раз месяц, а то и в три. Считайте теперь экономию средств и рабочих человеко-часов! И замкнутый цикл подачи воды, как в фонтанах – для экономии.

– Вы забыли про фильтровальные и очистные сооружения при таком подходе, – не весело дополнил начальник службы.

– Вот, вот. И их можно пристроить к делу.

– Только здесь возникает небольшая заковырка: они стоят столько, сколько весь наш трамвайно-троллейбусный парк... с рельсами в придачу.

– Что вы говорите? – изумилась Александра.

– Вас с работы отпустили?

– Нет. Я в свой отгул к вам...

– Напрасно прогуляли.

– Почему же?

– Туалеты всё равно в ближайшие годы придётся чистить механически.

– Что значит механически?

– Это значит, руками. Технологиями мы не вышли...

– Нет! Я категорически против. Верните моё письмо, я его доработаю, – громогласно потребовала изобретательница. – Для того и пришла к вам.

– Спокойно гражданка, – повысил голос и Семен Степанович, – вы не можете забрать письмо. Оно было вашим, когда его отправляли. А после присвоения ему входящего номера, оно стало нашим. С ним работали отделы и отложили на доработку и применение в последующие годы. Приходите, лет так через десять, я смотрю, вы молоды...

– Так значит, не отдадите? – Александра Калина обхватила крупными руками стол начальника службы, и другой судьбы, как быть перевернутым, у данной единицы мебели не ожидалось.

В этот момент распахнулась дверь кабинета, и в помещение ворвался молодой задорный голос Виталика, поющего популярную песню: «Ай-яй-яй, убили негра...» Завидев посетительницу, он подправил: «афро-американца...»

– Я с хорошими новостями, Семен Степенович, – Виталик перешёл на официальный язык, входя в роль служащего при постороннем человеке, – вами разработанный проект приносит неплохие плоды. А можно сказать, даже превосходные.

– А вот мой проект даже вернуть не хотят, признанный всеми, как перспективный, – Александра Калина переключилась на вошедшего Виталика, посчитав, что возможно, он ей поможет изъять собственное письмо.

– Что такое, что такое? – принял участие племянник, и ему тут же пришлось выслушать суть возникших трудностей. – Да разве это проблема? – воскликнул бойко Виталик. – Семен Степенович, позвольте, я провожу даму, и укажу, где упокоилось её письмо. Пусть оценит место и цену его в истории нашего города.

Семен Степанович встал из-за своего стола с видом потревоженного бульдога, и тоже опёрся об стол со своей стороны.

– Саша Калина, или как вас там, выйдите из кабинета и обождите в приёмной. Я переговорю с сотрудником по рабочим делам и он займется вами и вашей пропозицией.

– Композицией? – не расслышала женщина.

– Пропозицией... вашими пожеланиями, в каком-то смысле.

После того, как настырная изобретательница покинула кабинет, Семен Степанович, схватив за лацкан курточки, притянул к себе племянника и повелительно сказал:

– Веди её куда хочешь, говори, что вздумается, но чтоб я эту женщину больше у себя в кабинете не видел.

– Дядя, давай я покажу ей местонахождение пункта приёма макулатуры – места, где хранится её письмо, и пусть ищет – на свежем воздухе, в поиске, годы пройдут незаметно.

– Ни в коем случае. Она такое может раздуть из этого познания! Как тебе в голову взбрело подобное? Кажется, кстати, я её письмо отложил в другую кучу, но не надолго...

– Да шучу я, дядя, шучу. Скажу ей, пусть готовит новый проект со всеми доработками, чертежами, экономическими расчетами и согласует его с главным архитектором города и его службами, – Виталик улыбался с победной заносчивостью.

– Не пойму, я вас молодых, – сказал дядя, утирая вдруг набежавшую слезу, – то в простом деле откровенную чепуху мелите, то удивляете простотой решений в замысловатом и каверзном. – И он чмокнул племянника в лобик в виде заслуги.

* * *

«Я не могу себе представить, что моя бабушка была когда-то девушкой. Хотя имеются бесчисленные доказательства этого – фотографии юности и зрелости, да и сам я, откуда-то же взялся? Однако не верю. Не понимаю, как нежное, юное, красивое лицо превратилось в то... что я стал внуком».

Зефиров сидел, тяжело задумавшись, обхватив голову руками.

– Я знаю то место в Мире, где все возрасты не то что равны, но совершенно безразличны. И то, что мы отмеряем годами, там представляется простыми штрихами, обозначенными мелом на заборе, – озвучил невразумительную замысловатость Марик.

– И где же ты полетал так красиво, – отреагировал Зефир на слова друга, – не во сне случайно?

– Именно во сне, твоя догадка угодила в цель, должен тебе признаться... Ты когда-нибудь слышал такое понятие, как подсознание?

– Да... Это некий иной мир, кажется, скрытый в нашем мозгу и имеющий невероятные коммуникабельные возможности.

– Так вот, я имею такое свойство: когда засыпаю, проваливаюсь в мир подсознания, если меня не отвлекает ничего земное. И там общаюсь с чудаковатыми людьми... Правда, я ещё не освоился, и круг общения узкий, но там такие перлы мне выдают, что не знаю, как и быть. А ты про бабушку... Когда освоюсь – там верно кругом сплошные бесконечности, куда ни глянь – такие чудеса поведаю, что даже ты мне не поверишь. Признаться, мне самому с трудом в такие вещи верится, если бы всё это не со мной происходило.

Марик, прочитав свой монолог сомнительных понятий, задумался так же тяжело, как и Егор.

Они долго сидели, молча обдумывая сложившийся вокруг Мир. Было ясно одно, что в нём, в этом Мире, ничего не ясно: где вход, где выход, где начало, а где конец. В чём находка, а в чём потеря... И всюду начало было концом чего-то, а конец разматывался к началу, если отслеживать любой путь беспрестанно, исключив потери и выгоду.

– Ну, и чё? – сказал Егор.

– А ни чё, – ответил Марик. – В этих координатах наша жизнь теряет всякий смысл, потому что выглядит весьма мелко.

– А ты мелом на заборе это сможешь доказать?

– Это не имеет доказательной базы. Во всяком случае, пока, – вставил в спор заумную фразу Марик, твердо уверенный в своей правоте.

Прошла длинная предлинная пауза, прежде чем Зефир сказал:

– Бог есть...

– Любовь... – подхватил инициативу Марик.

– И нечего засорять мозги заумностями, невозможными к восприятию, когда за двумя поворотами, не судьбы, а улицы нас ждут вполне понятные и восприимчивые друзья-подружки. Гай-да развлечемся от сущих страданий и тревог.

– Не возражаю, – ответил с готовностью Сечин, облизывая губы, как кот сметану, с предчувствием удовлетворения.

Эльвиру с Татьяной все почему-то принимали за сестёр, хотя таковыми они не являлись. Близость менталитетов не является гарантией кровного родства, а всего лишь говорит об общих взглядах на жизнь. Эльвира с Татьяной обожали жизнь весёлую, беззаботную и не любили скучную и обременённую хлопотами. Тут уж кому что нравится, и как звезды повернутся в вашу сторону. Эльвира с Татьяной дружили с детства. Друзья, почему-то, их звали нежно «подушками».