Текст книги "Слепящая тьма [СИ]"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Афганистан, провинция Нанхаргар
Окрестности Хела
21 июня 2008 года

Просыпался тяжело. После того, как отдежурил свою смену, снова завалился спать, проспал два часа – и подскочил, словно укололи иглой в мягкое место. Снова трясло как в лихорадке, липкий, холодный пот – как будто заболел. Взял аптечку, сожрал две таблетки – аспирина и антибиотик еще – полегчало немного. Блин, если так и дальше будет…

Остальные уже проснулись и обживались в здании как могли. Спецназ вообще может обжиться в любом, даже самом неприспособленном для этого месте. Это пехота пошла в атаку, вышла на намеченный для нее рубеж – и ждет, пока интенданты лагерь соорудят, быт наладят, пока повар жрать приготовит. А в спецназе – как ты сам обустроился – так и жить будешь, никаких интендантов нет…

Первым делом, проверили всю окружающую местность на наличие мин, две нашли и сняли. Советские противопехотные мины, опасная штука, могли бы вчера напороться. В этой неприветливой, каменистой земле мин вообще – миллионы, а карт минных полей давно и нет.

Прямо в здании оборудовали два помещения – в бывшей столовой (здание строили по советскому проекту, а там обязательно столовая должна быть) оборудовали что-то типа походной кухни, в соседнем помещении – как смогли, заделали оконные проемы и затащили туда весь скарб. В открытую с оружием ходить было нельзя – но все оружие мы достали, как смогли (без стрельбы) проверили и зарядили. Большую часть оружия перенесли на второй этаж, там у нас что-то типа комнаты отдыха будет, там же и оружие пусть лежит. Поближе к рукам.

Оборудовали ослятник. Кстати, почем я про ослов так долго молчал…. Видели бы вы этих тварей – дико орущих, загадивших вертолет и машину, склочных, тупых – поняли бы. Таскать их – ведь ни в вертолет, ни в машину они не идут, пришлось связывать и перетаскивать. От самого слова «осел» тошнит уже…

Оставалось только одно – купить пару машин. Причем сделать это надо было срочно…

Но первым делом мы купили себе местную одежду – если хочешь выжить, не выделяйся на общем фоне. Прямо там купили, на местном базаре в Хеле – вообще, рядом с дорогой в каждом населенном пункте было два бизнеса, от которых кормилась вся деревня – стоянка для дальнобойщиков и базар, на котором в основном торговали для тех же дальнобойщиков и солдат НАТО. Это, да выращивание опиумного мака – вот единственные доступные источники дохода для трех четвертей жителей страны. А, нет, забыл еще один источник – талибы платили за участие в налетах и подложенные на дорогу фугасы…

Одежду купили самую обычную, в какой ходят афганцы – серые, утепленные камисы, длинная теплая рубаха. Поверх всего этого – толстая вязанная накидка из овечьей шерсти, которую используют в горах – и как одежду, и как матрас и как одеяло. В ней можно спать даже на снегу. Афганцы довольно быстро переориентировались на обслуживание покупателей, у которых есть деньги – поэтому нашлись как раз подходящие для нас размеры. Ботинки оставили те, в которых мы приехали – большая часть афганцев ходила в таких же. Вообще, большую часть имущества НАТО, поступавшую в страну, вскоре можно было приобрести в любом дукане…

Прокатиться до Джелалабада решили вдвоем – я и Седой. Оба знаем русский язык, то что на афганцев не похожи – так мало ли народа сейчас по стране мотается. Если попадаем в руки какого-нибудь патруля НАТО – говорю я, если нужно будет пообщаться с афганцами – говорить будет Седой. Он пушту знает – хоть и в пределах офицерского разговорника, а знает. Я же не знаю пушту совсем…

Переоделись – надели свежекупленную афганскую одежду – оказалась непривычной, но удобной и теплой. Из оружия взяли с собой два складных ножа – почему то их не воспринимают как оружие в отличие от обычных, нескладных. Хотя опытный человек и со складным ножом дел наделает – не разгребешь. Я надел под куртку пластиковый пояс с деньгами – сколько стоят здесь машины, я не знал, может меньше – а может и больше чем в Пакистане. Еще немного рассовал по карманам – чтобы не светить пояс без необходимости. Единственное, в чем я был уверен – что здесь примут доллары. Самое гениальное изобретение американской цивилизации – это, конечно же, доллар…

Мы неспешно шли вниз, направляясь к дороге, серой змеей тянущейся вдали. Слева тек какой-то ручей и женщины – невысокие, закутанные в черные покрывала, похожие на каких-то диковинных птиц, набирали воду в кувшины. Водопровода здесь никогда не было, а труд наносить из речки воду для семьи лежал на женщине. Слева играли чумазые, почти голые несмотря на прохладную погоду дети…

– Ничего здесь не меняется… – тихо, по-русски проговорил Седой.

– Тогда было так же?

– Да. Здесь вообще ничего не меняется. Возможно, и не изменится никогда…

Настроение было хреновое…

– А зачем вы тогда сюда пришли? – поинтересовался я.

– А вы зачем?

А действительно – зачем? Можно было начать нести всякую чушь про то, как мы всеми силами приближаем момент торжества демократии во всем мире – но эта чушь хорошо проходит в уютной телестудии где-нибудь в Вашингтоне. А здесь – стоит только посмотреть на это на все – на нищие хижины, на чумазых детей, на женщин, на вереницу чихающих и кашляющих дымом машин вдалеке на дороге – и сразу становилось ясно, что кому-кому – а местным жителям демократия наша и нахрен не нужна…

– Потому что придурки – честно ответил я – сами придурки и «ДаблЮ» – придурок из придурков, который не может пройти мимо кучи дерьма без того, чтобы не наступить в нее. Но ты не ответил на мой вопрос…

– Знаешь, сколько мы поставили сюда тракторов? – внезапно спросил Седой.

– Сколько?

– Больше пяти сотен. И строили мы здесь – половина домов, которая здесь выше одного этажа, построена нами. Они стреляли в нас – а мы строили. В основном бесплатно. И не только здесь.

– Так на кой же черт вы это делали? – изумился я.

– Потому что мы русские…

С попутной машиной все оказалось проще простого – на поднятую руку с зажатой в ней десятидолларовой бумажкой остановился первый же грузовик. Даже не знаю, какой марки был этот грузовик – по моему, когда то он был «носатым» длинным трехосным Мерседесом семидесятых годов выпуска – в теперь превратился в нечто, отдаленно напоминающее филиал индийского храма. Водитель – пожилой на вид афганец в зеленой армейской НАТОвской куртке со споротыми шевронами посмотрел на нас…

– По-русски ни слова! – шепнул Седой и направился к водителю. Глотая дорожную пыль вперемешку с дизельной гарью, которая над трассой буквально висела, я направился следом…

Последовали короткие переговоры с водителем – из всего, что я услышал понял только слово Джелалабад. После нескольких фраз Седой удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне…

– Двадцать долларов с каждого…

– Ты уверен, что эта развалюха вообще доедет? – спросил я по-английски, с подозрением вслушиваясь в шум работающего двигателя, больше напоминающий кашель чахоточного больного.

– Другие здесь не лучше…

Отдал сорок долларов – афганец поглядел каждую засаленную купюру на свет (вот придурок, как будто кто-то будет десятки подделывать…), и только после этого молча показал на сидения рядом с собой…

Один за другим мы забрались в кабину – и только тогда я понял, чем будет путешествие до Джелалабада. Пыткой, не иначе…

Воняло в кабине так, как будто здесь совсем недавно кто-то сдох. Сдох – да так тут и остался. Ужасная смесь запахов застарелого пота, мочи, овчины, лежащей за сидениями, какого-то местного "освежителя воздуха", болтавшегося на веревочке перед лобовым стеклом наряду с колокольчиками и еще какой-то дрянью. Дышать полной грудью было просто невозможно, к горлу тут же подступала тошнота. Рев мотора был не самой большой проблемой – он действовал на нервы только тогда, когда водитель газовал. А вот коробка передач, в которой давно износились в хлам все шестерни, выла как банши[53]53
  В ирландском эпосе это дух смерти, своим воем предвещающий смерть.


[Закрыть] зимней ночью под дверью. Она была настолько изношена, что водитель постоянно придерживал рычаг переключения скоростей рукой – иначе включенная передача выскочила бы. Из дешевого китайского приемника лилась какая-то арабская мелодия. Удивительно – но водитель всего этого кошмара не замечал, он даже улыбался, довольный тем что на ровном месте заработал сорок долларов…

Сцепив зубы, я уставился вперед, стараясь запомнить в деталях борт идущего в нескольких метрах впереди грузовика. По моему опыту, такое вот занятие для ума – легкое и бессмысленное – лучше всего помогало скоротать время…

Афганистан, провинция Нанхаргар
Джелалабад, рынок
21 июня 2008 года

Рынок в Джалалабаде, как и в любом другом афганском городе, был расположен в самом центре города, в новом районе – к нему надо ехать по главной улице, сначала слева будет гостиница «Спингар», единственная нормальная в этом городе, потом бывший королевский дворец, расхлестанный авиаударами до состояния руин. Дальше будет небольшая площадь со стоянкой такси – поворачивайте направо и как раз через пару сотен метров попадете на рынок. Судя по архитектуре, раньше тут были построенные русскими жилые дома – теперь же афганцы их приспособили для нужд рынка. Первые этажи переделали под лавки, на вторых часто были склады товара и жилища для семей торговцев, на остальных этажах, если они были целыми после бомбежек и обстрелов – жили люди. Как и на любом базаре, на джелалабадском было людно, шумно и весело…

Знаете, что больше всего поразило меня рядом с этим базаром? Автомобили! Прямо в ряд были припаркованы, один за другим несколько белых и черных внедорожников. Все японские – Тойота ЛандКрузер 200 и Ниссан Патруль. Последние модели, насколько это возможно для этой страны ухоженные, запыленные. На всех дополнительные антенны, на антеннах висят зеленые лоскуты, на одной из машин и вовсе – словно наглый вызов болтается черный (прим автора – черный цвет, это цвет движения Талибан).

– Наркомафия… – упредил мой вопрос Седой – похоже, тут как торговали, так и торгуют…

– А машинами здесь торгуют?

– Жди здесь. Сейчас узнаем, где…

Черт… Хреново вообще – оказаться посреди незнакомого, да еще мусульманского города, да еще если при тебе несколько десятков тысяч долларов, а из оружия – один нож. То и дело я ловил на себе настороженные, явно недружелюбные взгляды, оставалось только прижаться к стене спиной и ждать…

Седой появился внезапно – он вообще обладал талантом пропадать и появляться внезапно. Раз – и есть человек. Раз – и он растворился в толпе и ты его не видишь, хотя отошел он от тебя всего-то на десять шагов. Полезный талант…

– Пошли. Там…

От дилерской стоянки даже самого захудалого американского автомобильного дилера это место отличалось сильно. Скорее оно было похоже на гибрид автомобильной свалки и музея раритетных машин…

Господи, Датсун[54]54
  Когда-то под этим брэндом продавались машины Ниссан.


[Закрыть]… Сейчас уже и марки-то такой не знают. Моей первой машиной был именно Датсун, я купил его – как сейчас помню – за три с половиной тысячи долларов. Маленькая, дешевая японская машина, каждый раз перед тем как завестись, она долго, секунд десять раздумывала, но потом все-таки зажигание схватывалось. Такую машину можно найти разве что в автомобильном музее – а здесь она стояла на продаже. Оба крыла были оранжевыми и сильно отличались от грязно-белого кузова. Не было заднего стекла – а в некоторых местах на кузове были видны плохо заделанные дырки от пуль….

Автомобилями торговали чуть в стороне от рынка – там снарядами полностью разрушило один дом и половину второго – таким образом, там получилось свободное место. Кое-как разровняли, поставили два ряда машин – подходи, выбирай…

На первом месте был старые, по десять и более лет машины – русские Газ-21, Лады, которые русские почему-то называют «Жигули». Был еще малоизвестный на западе «Москвич» с большими квадратными фарами. Два УАЗ-469, русских джипа, причем на каждом – снят тентовый верх, а сама машина подготовлена для установки на нее пулемета. Еще несколько японских машин, по возрасту еще старше русских…

Немногим меньше старых русских и японок было китайских автомобилей. Джипы и пикапы, с маломощным мотором, кузова с пятнами ржавчины уже при выходе с заводского конвейера, адский запах какой-то пластмассы в салоне. И дорогие – от тридцати тысяч долларов… В общем и целом – хорошего мало, в США за те же деньги можно купить машину на порядок лучшую…

На Востоке всегда так – на виду стоит товар похуже, ценой поболее. И продавец – невысокий, коренастый, бородатый афганец в НАТОвском камуфляже вон как хитро смотрит…

– Передай – попроси я Седого – что я не вижу здесь того, что мне нужно. Если эта лавка такая бедная, с таким плохим товаром – то я, пожалуй, пойду и куплю то, что мне надо в другом месте…

На дикой смести русского и неизвестного мне языка, видимо пушту Седой сказал то, что я хотел – и торговцу это не понравилось. Всплеснув руками словно перед молитвой, он затараторил со скоростью пулемета…

– Уважаемый Ахметали говорит, что лучшего товара, чем у него не найти во всем Джалалабаде…

– Пока я не вижу того, что мне нужно… Объясни ему, что нам нужно – хороший полноприводной автомобиль армейского образца, в который смогли бы поместиться мы все…

Судя по выражению лица и бегающим глазам, афганец понимал и английский, возможно не все – но понимал. Джалалабад вообще был издревле городом, стоящим на караванных путях – и поэтому многоязычным, а до какого то времени – и веротерпимым. Война сломала все…

Афганец на несколько секунд задумался будто принимая решение – потом утвердительно кивнул и что-то затараторил…

– У него осталась машина, которая устроит господина, она недалеко отсюда. Можно сходить и посмотреть…

Ага, а там в лучшем случае тебя огреют чем-нибудь тяжелым по башке и отберут денежки…

– Мне бы хотелось посмотреть на эту машину здесь…

Афганец снова произнес несколько слов, причем не дожидаясь перевода моих. Ох, непросто здесь, непросто…

– Эта машина, ее хозяин не обрадуется, если увидит ее здесь. Но вам, если вы собираетесь ездить на ней вне этого города, ничего не грозит…

Все понятно, угнанная. А нам из города как выезжать?

– А нам из города как выбираться на ней?

– Англизов (прим автора – так афганцы называют англичан, а заодно и американцев, в общего англоязычных) на постах не проверяют. На ней к тому же новые номера, номера на двигателе тоже сбиты. Никто не подумает на англизов…

Оно верно… А идти все равно не хочется…

– Далеко надо идти?

– Совсем нет. Через улицу…

– Хорошо… – начала я по-английски, тронул Седого за плечо – пойди, скажи всем нашим, куда мы идем и контрольный срок возвращения. Если не вернемся – пусть работают. В живых никого не оставлять. Я тут пока побуду…

Седой, с совершенно серьезным кивнул, и тронулся в сторону выхода. Я с непроницаемым выражением лица, открыл дверь белого китайского пикапа и начал разглядывать его отвратительный салон из дешевой пластмассы и кожзаменителя. Одно из правил войны: если вас Мао, делайте вид, что вас много, если много – делайте вид, что мало. Вот пусть афганец теперь и думает – а стоит ли с нами связываться, если мы непонятно где и нас непонятно сколько….

– Пошли – Седой вернулся внезапно, просто появился рядом и все…

Двинулись, в сторону выхода с рынка. Рынок, по сути не был ничем огражден, у него не было какой-то определенной территории – просто по мере надобности торговцы превращали определенные строения под рыночные лавки. Народа на базаре было очень много, а покупателей – мало. Безработица в Афганистане просто ужасная, едва ли не половина взрослых мужчин не имеет постоянной работы – и вместо того, чтобы заняться чем-то полезным, они бесцельно толкутся на базаре. Кто-то таксует, кто-то готов наняться в качестве проводника или переводчика, кто-то просто проводит время. Тут обсуждаются все местные новости, тут же вербуют людей на уборку опиумного мака, тут же талибы заключают контракты на минирование дорог и участие в налетах. Круговорот войны, который со временем не кончается…

Над рынком висело напряжение – оно было во всем – в угрюмых взглядах, украдкой брошенных на нас, в прерванных разговорах, в какой-то особой, наэлектризованной атмосфере, висящей над этими местами. Все словно ждали какого-то сигнала…

– Если хочешь пулю в зад – поезжай в Джелалабад… – пробормотал Седой, перепрыгивая через кучу ослиного, а может и чьего-то другого дерьма, лежащего прямо посреди дороги.

– Чего?

– Присказка такая. Старая.

– Хреновая присказка…

– Оно так…

Как я понял – шли мы по направлению к стоянке такси, что уже радовало. Если хотят ограбить – заманивают в безлюдное место, а там куда мы шли – народа как раз много. Не будут же грабить прямо при всем народе…

Внезапно афганец свернул – нырнул в какой-то дворик так быстро, что мы едва успели заметить, куда именно. Узкий проулок, ведущий, судя по всему, в какой-то двор. Мы переглянулись. Отступать было некуда…

Переулок был короткий, всего несколько метров – и вел он в небольшой дворик, образованный двумя зданиями. Резкий контраст – в паре метрах шумная, крикливая, торгующаяся восточная улица – а тут тихо и даже света меньше…

– Ты смотришь машину, я – окрестности… – едва слышно сказал я.

Оружия нет – но нож в умелых руках это тоже оружие…

Афганец нападать на нас совсем не собирался – вместо этого, он усиленно что-то откапывал. Куча походила на что-то, оставшееся от небольшого здания после прямого попадания в него авиабомбы…

– А выезжать отсюда как?

– Похоже, с той стороны можно выехать…

Мало ли что он может вот так вот откопать. Автомат, к примеру…

Это было то, что надо. Просто как по заказу…

ЛэндРовер Дефендер, простой и надежный, используемый, наверное, всеми армиями мира. Даже в американской армии состоят на вооружении штурмовые машины, выполненные на базе этого неубиваемого проходимца. Простой и неубиваемый двигатель, пусть не самый мощный. Но с хорошим крутящим моментом и способный поглощать самое дрянное топливо. Кузов – тоже простой и крепкий, не гниющий и не ржавеющий. Вместительный, семь человек входят с комфортом, а если потесниться – войдут и все девять. Двое на переднее сидение, трое на даднее, еще четверо – на лавки в багажнике – вот тебе и девять…

А машинка то и в самом деле краденая. Перекрашена из белой, причем небрежно, из краскопульта. Пусть и старались – но краскопульт это все равно не заводская покрасочная камера. Теперь этот сто десятый Лэнд щеголял в наряде цвета «хаки» – уступающем по популярности белому в этой стране…

Лучше все равно ничего не найти…

Вспышка!

Задумавшись о достоинствах машины, я чуть не пропустил противника – на втором этаже, в одном из выбитых окон солнечным зайчиком мелькнул какой-то блик. Кто как – а я в такие случайности не верю…

– Снайпер!!! Второй этаж!

Заорал по-русски – притворяться уже смысла не было. Карты на столе – и у нас отнюдь не козыри…

Схватив афганца за плечо, Седой моментально упал ничком рядом с машиной, прикрылся им. Мне было сложнее – единственным выходом было максимально сократить расстояние между мной и снайпером и надеяться на то, что у него нет гранат или пистолета. В дом, тот самый, где я заметил солнечный блик, вела одна дверь – старая, ржавая, обшарпанная. Бросившись вперед, я с размаху ударился об нее всем телом – таким ударом можно было свалить и нападающего американского футбола – и с ужасом понял, что дверь изнутри заперта на засов. Она даже не пошевелилась…

Выстрелов не было….

Выстрелов не было! Я ждал их, я уже смирился – что так тупо и глупо подставился в этом гребаном Джелалабаде, повелся на дешевое бандитское разводилово, позволял себя заманить в этот гребаный двор, в котором мы – как в тире мишени. Я ждал этих вычстрелов – а их не было…

– Лейтенант Сергей!

Крикнули на скверном русском откуда-то сверху, примерно оттуда, где по моим прикидкам находился снайпер. Я аж вздрогнул, глаза метнулись к выходу со двора – нет, пока не успею, не добегу. Может, позже – когда начинают говорить, стрелять, скорее всего не будут…

– Лейтенант Сергей!

– Какого…?! – непечатно отозвался Седой.

– Лейтенант Сергей, не стреляй! Выхожу я! Не стреляй, обознались!

Голос хриплый, прокуренный. По-русски говорит достаточно чисто. Что за ерунда здесь происходит?

– Лейтенант Сергей – приглушенно донеслось из-за двери – скажи, пусть твой человек от двери отойдет! Я стрелять не буду и ты не стреляй!

Упрашивать меня долго не пришлось – уже через пару секунд я был у входа во двор, того самого проулка, которым мы и прошли сюда. Теперь, если начнется стрельба – достать меня будет очень непросто…

– Товарищ Сергей, выходу я!

Несмазанный засов ржавой двери глухо лязгнул, заскрипели несмазанные петли. Я напрягся…

– Майк, не надо! – резко крикнул Седой, дверь открывалась так, что он увидел того, кто выходил к нам – от меня же его закрывало как раз полотно двери.

Шутит, что ли? Черт…

Седой начал подниматься, отпустил второго афганца – тот не мог подняться с земли, хрипел и надсадно кашлял – видимо, Седой его неслабо придавил. Наконец, стрелка увидел и я – невысокий, худой, средних лет афганец в чалме и в такой же одежде как и у нас – камисах и куртке. В руках у него был АКМ с русским оптическим прицелом и прикладом как у СВД – видимо румынский…

– Ахмедулло, ты?

– Я, лейтенант Сергей, я…

Черт…

– Нормально все… – махнул рукой Седой – свои люди…

И тут афганец бросил автомат – и жутко, навзрыд заплакал…

Уселись прямо тут же, во дворе. Втроем – афганец этот оказался старшим и отослал продавца обратно на базар. А мы сидели… просто сидели…

Ахмедулло Мамад. Бывший старший офицер ХАД, работал я пятом, самом опасном и наиболее ненавидимом вооруженной оппозицией управлении ХАД. Нынешний бандит и контрабандист. Его историю – то, что он знал – Седой рассказал мне позже, в лагере. Имя у него было другое – это он придумал себе сам, после того, как вернулся из банды. В восемьдесят четвертом он, всего в двадцать два года, в результате операции русского КГБ ушел в банду. Такие агенты обычно не возвращались – все дело было в том, что русские постоянно пытались координировать своим действия с афганцами, вместо того чтобы заниматься ими самим. Поэтому постоянно проходила утечка информации а таких агентов ждала виселица или сабля палача. Избавлением была сабля – виселица среди мусульман считалась позорной смертью. Здесь русские провели операцию сами от начала и до конца – и результаты она дала, такие каких не ожидали и закоренелые оптимисты. У душманов он дослужился до командующего небольшой, в семьдесят человек бандой, неоднократно виделся и разговаривал и с Халесом и с Хекматиаром – наиболее жестокими и непримиримыми вождями оппозиции. Информация, которая шла от Мамада, поводила спасти не одну сотню солдатских жизней…

Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилась и карьера Мамада у моджахедов – на том, что ему стала известна информация о готовящемся подрыве колонны с командованием советской, сороковой армии. Адская машина, нагруженная больше чем тонной взрывчатки должна была быть установлена в самом центре Кабула, ее взрыв унес бы не сотни – тысячи жизней. Информацией этой владел ограниченный круг лиц и Мамад понял: не передать эту информацию он не имеет права – но и оставаться в среде моджахедов после провала теракта он не сможет. Слишком мало людей владели этой информацией, проверка безусловно вывела бы на него. Поставив на прощание радиомаяк, он сбежал к русским, при переходе был тяжело ранен – но выжил. А по этому радиомаяку артиллерия нанесла удар – редко когда бывавший столь результативным как в этот раз…

Русские тоже выполнили свои обязательства перед афганцем до конца. Не только сами, не доверяя афганцам, снабдили его новыми документами – но и сделали сложную пластическую операцию, полностью изменившую лицо Мамада. Без этого было нельзя – Шура приговорила Мамада к мучительной смерти – обычно тех, кого приговаривали к такой смерти, казнилри через снятие кожи заживо. Но смерти этот афганец оказался не по зубам.

Пройдя курс подготовки бойца специального назначения, он начал снова работать с русскими – но уже как Ахмедулло Мамад, офицер ХАД. Знали его и в Каскаде и в Кобальте и во многих других специальных группах, в изобилии созданных русскими после того, как общевойсковые операции показали свою полную неэффективность. Его знали и уважали, он один из немногих афганцев, кто наравне с русскими ходили на боевые задания. Обычно русские афганцам не доверяли…

Когда русские, в феврале восемьдесят девятого завершили вывод своей группировки войск – многие наши аналитики давали просоветскому режиму Наджибуллы от силы три месяца жизни. Все знали – афганцы, служащие коммунистам как бойцы ничего из себя не представляют. Впрочем, и душманы тоже хорошими бойцами не были – воевали только из-под палки инструкторов, в роли которых выступали арабы – фанатики. Всю войну, все восемь лет, с моджахедами воевали преимущественно русские – поэтому все и ждали что как только они уйдут, режим рухнет, рассыплется как карточный домик…

Не получилось. Странно – при выводе войск такого не мог предсказать никто – но режим Наджибуллы пережил даже своего родителя – Советский Союз. Больше двух лет подготовленные русскими афганцы отбивали атаки моджахедов – в то время как сами главари моджахедов стоило только русским уйти, большую часть времени начали посвящать грызне между собой. А режим держался. Его даже не поколебал мятеж министра обороны Шах Наваза Танаи в девяностом году, непонятно кем и зачем инспирированный – и блестяще, почти без потер подавленный боевиками пятого управления ХАД. Потом, Шах Наваз Танаи фактически станет главным военным советником движения Талибан – но это будет потом. А пока… пока режим сражался…

Силы оставили коммунистов только в начале девяносто второго года. Страны, породившей коммунизм уже не было, она распалась на пятнадцать кусков, там делили власть и никому не было дела до созданных ею детищ. Так, зимой девяносто второго года, преданный и проданный. Прекратил свое существование афганский коммунизм – в столицу страны Кабул вошли вооруженные банды моджахедов…

Нашли они мало чего. Естественно, была сразу открыта самая настоящая охота на ведьм – но вот как раз самых главных ведьм-то идентифицировать и не удавалось. Пропали многие личные дела и картотеки ХАДа и Царандоя – такого не было даже при свержении Захир-шаха и Мохаммеда Дауда. Тогда картотеки, то самое главное без чего не может существовать ни одна спецслужба мира достались коммунистам целехонькими и позволили быстро наладить работу новых, коммунистических спецслужб – а вот моджахеды прогадали. Им достались голые комнаты. Слухи, куда все делось, ходили самые разные. Многие считали, что все документы забрали русские и вывезли их на самолетах Ил-76 при эвакуации посольства из Кабула. Кто-то говорил, что их просто сожгли. О, как бы то ни было – моджахедам они не достались, и своих главных врагов они вычистить из страны не смогли…

Моджахеды держали Кабул недолго – погрязшие в сварах, в разборках, в наркоторговле, они в течение пары лет показали свое истинное лицо. Убийства, грабежи на дорогах, изнасилования, поджоги, повальная наркомания – они надоели всем, страна жаждала хотя бы краткой передышки после полутора десятков лет зверской войны. Трон фактически был свободен, ждал новых властителей – и они не замедлили появиться…

Талибы… В переводе с пушту «талиб» означает студент, в данном случае – студент медресе. Когда мы, американцы финансировали движение афганского сопротивления, мы совершили страшную ошибку, за которую расплачиваемся кровью и сейчас. Движению народного сопротивления нужна была идеология, отличная от коммунистической, но столь же сильная, способная повести народ за собой. Единственной альтернативой коммунизму был ислам. Зеленое знамя против красного. Поскольку в то время ни в ЦРУ ни в Пентагоне, ни в Госдепартаменте в течениях и ответвлениях ислама никто не разбирался – все с радостью купились на предложение короля Саудовской Аравии организовать в лагерях афганских беженцев курсы по изучению «истинного ислама» и прислать туда своих учителей и проповедников. Никто не задумался над тем, что в Саудовской Аравии единственной официальной религией является ваххабизм – крайне жестокая и агрессивная ветвь ислама. А если кто-то и задумался – то решил, что так оно и лучше. Ведь от самоубийственных атак фанатиков должны были страдать русские, не мы. Постепенно начали понимать, что ваххабиты ненавидят американцев ничуть не меньше чем русских – и своей ненависти учат детей в пакистанских лагерях – но было уже поздно. Семена уже были брошены в землю, чтобы через десятилетие дать свои ядовитые всходы…

Первое поколение талибов – детей, взращенных в ненависти и фанатизме, подоспело как раз тогда, когда русские ушли из Афганистана. Армия, готовившая к жестокому бою в одночасье оказалась не нужна – а кроме того, как убивать во имя Аллаха эти дети ничего не умели делать. Русские ушли – а лагеря работали, с каждым годом пополняя армию фанатиков…

В одном селении – это было недалеко от Кандагара в конце лета девяносто четвертого года – группа солдат какого-то мелкого полевого командира, после ухода русских промышлявшего грабежом на дороге и обкладывавшего данью и так живших впроголодь местных жителей, схватила двух девочек-подростков, затащила их в свой полевой лагерь и там зверски изнасиловала. Такое они проделывали не впервые – грабили, насиловали, убивали. Власти в стране не было, и прав был тот, у кого больше боевиков, оружия и патронов. В этой местности больше чем у них, оружия и патронов не было – поэтому они уже привыкли делать все, что им взбредет в голову, нагло попирать законы предков и священный для каждого горца кодекс чети «Пуштун-Валлай», и оставаться полностью безнаказанными. Они даже не предполагали, что из мерзкий поступок станет последним камешком, что столкнет вниз лавину…

Группа возмущенных жителей селения, откуда родом были изнасилованные девочки, пришли к местному мулле – которого звали мулла Магомет Омар или просто мулла Омар. Выслушав гневные речи, мулла собрал своих бывших студентов – талибов – чьим отличительным знаком стала черная чалма и напали на лагерь, где произошло злодеяние. Кое-кто, конечно, отстреливался – но у большинства бандитов просто рука не поднялась стрелять в муллу и тех, ко шел с ним. Отряд был разоружен, а его командир повешен на стволе танковой пушки. Мулла Омар в бою был тяжело ранен – лишился правого глаза – но выжил. В руки первых талибов попало первое оружие.

Так начинался новый акт в нескончаемой, кровавой и жестокой афганской трагедии. Так разгорались угольки костра, который опалит впоследствии многих, и которому суждено было вспыхнуть адской вспышкой десятков тонн авиационного керосина в Нью-Йорке осенью двух тысяч первого года…