Текст книги "Слепящая тьма [СИ]"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Были и легкие машины – двух типов. Длиннобазный, обвешанный канистрами, цинками с боеприпасами и запасными колесами ЛэндРовер – уже стандартное транспортное средство для таких целей, принятое на вооружение во всех странах НАТО включая и США. На нем было два пулемета – оба русские. ДШКМ на турели сзади и ПКМБ у переднего пассажирского сидения.

Вторая легкая машина была более интересной. Японский пикап «Тойота» с пятиместной кабиной. У него были полностью сняты задние двери, а сидения второго ряда были развернуты на девяносто градусов, чтобы пассажир сидел лицом к обочине дороги. Перед каждым пассажиром заднего ряда на откидной турели был установлен пулемет ПКМБ, в кузове располагался еще один стрелок с АГС-17. В целом, машина была вооружена даже мощнее, чем ЛэндРовер.

Скоростным транспортным средством был двухместный квадроцикл, на которых пассажирское сидение было сдвинуто вперед, за пассажирским сидением была установлена турель с АГС-17, а перед водительским сидением – еще одна, с ПКМБ. Такой избыток русского оружия был вызван тем, что чехи списали все свои русские бронетранспортеры, перевооружились на австрийские «Пандур» – а вот оружие с них, для Афганистана подходящее как нельзя лучше, решили использовать…

В раздумьях выйдя из здания штаба, я заметил свою команду – все они собрались около загруженного нашим скарбом Ошкоша и курили…

– Что слышно? – между собой мы разговаривали по-русски, но почти шепотом, во избежание излишних слухов и толков.

– Через полтора часа отправка…

Я огляделся – Змея нигде не было…

– А Змей куда свалил?

– Знакомого увидел. Говорит – перетолковать надо. Пузырь взял и пошел…

Только этого не хватало – чтобы нами заинтересовались. Предупреждал же – тише воды, ниже травы…

Через двадцать минут вернулся Змей – судя по выражению его лица, переговоры прошли удачно.

– Все тип-топ, свои гонят. Там командир группы – учился у нас, еще советской закалки мужик. Короче – нам машину выделяют нормальную и сопроводят до места, где мы будем выгружаться. На трассе нападения не редкость, даже не нападения, а подрывы на фугасах – но нам идти недалеко…

Следом подошли и трое чехов из охраны каравана – все как на подбор рослые, обросшие бородами, в пропыленном камуфляже, с банданами на голове и платками, прикрывающими нижнюю часть лица от пыли. Больше всего они были похожи на "джентльменов удачи", чем на военнослужащих НАТО, впечатление это усиливалось, что у одного из чехов на бандане был нарисован череп с костями. У двоих были старые чешские Vz58 со скрученными синей изолентой магазинами и складными прикладами, еще у одного – трофейный потертый РПК с большим барабанным магазином. Чехи пришли с сигаретами, мы выставили еще бутылку – в Афганистане бутылка русской водки стоила сто долларов США, выпивка была дефицитом – в общем, оставшееся время до отправки каравана пролетело совсем незаметно…

До Хела, где мы и планировали разместить лагерь, нам нужно было проехать всего десяток километров – и на это время мы забрались в кузов американского «Интера», идущего до Кабула пустым. Такие машины в колонне тоже были и связано это было с тем, что основная логистическая база сил НАТО была расположена под Кабулом, туда доставлялись все грузы, сортировались и потом развозились по стране. В данном случае, грузы шли из Пешавара до Кабула через Джалалабад, а потом другой конвой вез предназначенный для сил в Нанхаргаре груз обратно и возвращался в Кабул пустым. Почему нельзя было сгрузить грузы для Нанхаргара в Джалалабаде, или почему нельзя было после разгрузки в Нанхаргаре пересечь границу и загрузиться в Пешаваре чтобы не идти в обратный рейс пустыми, было совершенно непонятно. Но это было непонятно только до тех пор, пока вы не узнавали, что все подряды на перевозки в Афганистане (по тройным ценам) были распределены между фирм, близких к Белому дому, той же KBR, которую в свое время возглавлял нынешний вице-президент Ричард Чейни, еще когда эта фирма была транспортным отделом Hallyburton. Деньги из бюджета текли полноводной рекой и всех эти бессмысленные рейсы "в один конец" очень даже устраивали…

– Б…ь, чувствую себя голым… – выразил общее мнение Седой, забираясь в кузов. Я чувствовал себя не лучше – мы сидели в закрытом кузове Интера, и на девятерых у нас не было ни одного ствола. Начнется обстрел – придется очень и очень хреново…

Кузов был просторным – поэтому, не сговариваясь, мы легли на пол. Стальные борта пусть и слабая – но все же защита. А то, что в дороге отобьем себе всю спину – то не впервой…

Видно было хреново – хотя мы подняли задний полог тента, чтобы в случае чего сразу выпрыгнуть на дорогу. Мимо длинной стальной гусеницы, выстроенной у аэродрома, пропылили машины чехов, занимая места в колонне, одновременно взревели десятки двигателей, выбрасывая удушливую гарь – и машины тронулись…

Хотя из тентованного кузова мало чего видно – все-таки расскажу. Сам по себе Джалалабад – город небольшой, всего около двухсот тысяч жителей. Но это по цивилизованным меркам небольшой – по афганским он очень даже большой…

Город был в основном застроен еще русскими, когда здесь были коммунисты – об этом говорили стандартные панельные трех и пятиэтажки, которые можно было увидеть в любой стране, где побывали русские. Здания эти в основном были в плачевном состоянии – с выбитыми стеклами, со следами пуль, где-то и вовсе полуразрушенные – но во всех жили люди. Русские вообще много строили в странах третьего мира, за что не получали никакой благодарности – и тем разительно отличались от нас. Во время нашего присутствия, помимо угрожающего вида блокпостов, было возведено только несколько зданий в центре – штаб НАТО оперативной зоны провинции, здание где квартировали различные международные миссии, пара зданий где располагались различные афганские органы власти, отель и, пожалуй, все. Необходимый минимум вложений в инфраструктуру, не больше. А так, нормальные здания были только в центре города – все остальное пространство занимали одно и двухэтажные дома, виллы и хибары бедноты. На многих зданиях были следы от пуль и разрывов, в одном месте на улице стоял сгоревший и изрешеченный пулями микроавтобус. Больше о войне пока ничего не напоминало – обстановка в городе была под контролем…

Машин в городе было не так много, в основном – либо старые японские, выпущенные двадцать-тридцать лет назад, либо не менее старые русские, либо новые китайские. Попадались новые американские внедорожники Шевроле и Форд – все они принадлежали либо армии, либо международным миссиям, либо различным американским корпорациям. Либо, если на них были афганские номера – афганским органами власти или наркоторговцам, что во многих случаях было одним и тем же. Много было полицейских машин – в основном пикапы «Тойота» или «Мицубиси» – новые, в полицейской бело-синей раскраске и с пулеметом в кузове – они стояли обычно на перекрестках, полицейские наблюдали за движением. На многих перекрестках не было светофоров – но удавалось как-то обходиться без аварий. На одном из перекрестков стоял старый российский УАЗ, видимо отбитый у талибов – в нем была установлена турель с крупнокалиберным КПВТ! Видимо с подбитого бронетранспортера сняли и приспособили к делу. Как – не знаю, там ведь электроспуск. Народ на улицах был, но немного, женщины все одеты скромно, но чадру не носит никто. Впрочем, Афганистан никогда не был особо религиозным, пока талибы не пришли…

Дорога до Кабула была хорошей – старую, тоже построенную русскими дорогу мы капитально отремонтировали и расширили примерно в два раза – теперь там были три полноценные полосы движения в каждую сторону. При движении конвоя, он занимал все три полосы – грузовики шли по средней с интервалом между машинами метров пять – а по обе стороны от конвоя снова чешские машины охраны. Других машин на трассе было мало. Афганцы, заметив конвой, моментально съезжали на обочину или выскакивали на встречную полосу – все знали, что НАТОвцы боятся шахидов в заминированных машинах и стреляют по подозрительным не задумываясь и не разбираясь…

Десять километров прошли быстро, почти незаметно – колонна поддерживала такую скорость, какая позволяла дорога – чтобы затруднить прицеливание гранатометчикам, если таковые объявятся. У первого же крупного населенного пункта три машины – Ошкош с нашим скарбом, Интер в котором ехали мы и Тойота с бойцами охраны. Дорога, прежде относительно ровная, моментально превратилась в ухабистую трассу с препятствиями для испытания крепости подвесок машин и наших нервов…

С недвижимость, которую можно было взять в краткосрочную аренду в Афганистане, были проблемы – и это еще мягко сказано. Местный полицейский начальник, который нам представился как Садык, которому мы представились и который ничуть не удивился нашему приезду роскошным, царственным жестом обвел здание, которое выделялось нам под миссию – как будто это был по меньшей мере Тадж-Махал, а не хибара, где нам предстояло пробыть не знаю сколько и которая не факт, что не рухнет нам на головы…

Но выбора не было – потому что ничего более подходящего в радиусе нескольких километров не наблюдалось…

– Уважаемый Садык, сколько мы вам… – я полез в карман за деньгами, но Седой меня остановил. Наклонившись к своему рюкзаку, он достал две упакованные в коробки – чтобы не разбились в дороге – бутылки и с выражением почтения на лице протянул их афганцу. Лицо Садыка мгновенно расплылось в широчайшей улыбке, он принял драгоценный дар и залопотал что-то на своем гортанном наречии…

– Уважаемый Садык говорит, что он всегда рад будет помочь своим новым друзьям всем, чем сможет… – тихо перевел мне Удав…

Воистину Афганистан – удивительная страна…

Оставшись вдевятером, мы мрачно смотрели на здание – возможно, оно когда-то было школой или чем-то в этом роде, а потом мишенью для отработки огневых упражнений. Времени до заката было часов семь…

– Глаза боятся, а руки делают… – подвел итог Седой – до ночи мы должны распаковаться и обеспечить хоть какой-то периметр безопасности. Вперед, как говорится – и с песней…

Проклятые русские поговорки…

Распаковались… Времени на организацию нормального периметра не хватало – поэтому установили по периметру здания простейшие лазерные датчики, на втором этаже должны были постоянно дежурить два снайпера и пулеметчик – у всех приборы ночного видения и на одной из винтовок – тепловизорный прицел. Наиболее опасные места возможного проникновения – в здании не было ни одного целого стекла – заминировали и перекрыли растяжками. После чего трое, снарядившись, ушли наверх, а мы стали готовиться ко сну. Моя смена ночного дежурства выдавалась третьей по счету и надо было как следует отдохнуть – завтра ожидалось много дел.

А ночью мне приснился сон. Один из тех снов, что иногда приходили ко мне, словно укор совести – и не было от них никакого спасения…

Картинки из прошлого
Литовская ССР, Вильнюс
Телецентр
Ночь на 13 января 1991 года

Зимняя непроглядная ночь накрыла город своим черным покрывалом – но спокойствия не было. На какое то время город словно замер перед ударом – но напряженность сохранялась, она висела в воздухе, заражая всех ядовитым безумием…

Улица плыла в тягучем тумане – словно ты пытаешься бежать в воде. Была зима, католическое рождество прошло, настало время христианского – но снега в этом мрачно-торжественном городе не было. Только гулкие улицы, старинные дома центра, идущие навстречу люди, которым нельзя дать запомнить себя в лицо, привлечь их внимание…

Все правильно – именно этот перекресток, который показали мне на фотографии, а вон и тот дом. Теперь надо было пройти сто пятьдесят метров, войти в первый подъезд, подняться на последний этаж, открыть ведущий на крышу люк – дужка замка заранее подпилена и нужно совсем небольшое усилие, чтобы его сломать. Я – призрак, тень, меня нет, и никогда не было, просто не могло быть в этом городе. И люди вокруг – словно серые тени на черном покрывале ночи, едва подсвеченные болезненно-желтым светом окон и уличных фонарей…

Время теней…

На улице было и в самом деле неспокойно – ночью так не бывает. Ночью люди – те, кто не достиг еще своего дома, обычно идут, предвкушая встречу с семьей, вечерний ужин. От них не исходят волны страха, неуверенности, злобы. А здесь от тех, кто попадался мне навстречу – исходило именно это – словно разлитое в воздухе электричество накатывало на меня волнами с каждым прохожим, поднимая дыбом все волоски на коже. Люди спешили, шли суетно и быстро – они целенаправленно шли на разлитое за домами зарево, на костер, они стремились дойти туда, окунуться в разъяренную толпу, чья ярость умело подогревалась незримыми кукловодами, они хотели слиться с толпой, пропасть в ней, исчезнуть. Те, что шли навстречу были пешками, чье место на шахматной доске на эту ночь было определено незримыми гроссмейстерами. Центр города, площадь перед бетонной иглой телецентра, протыкающего пространство и уходящего куда-то вверх, в темные небеса… Они были пешками – я же был ферзем и задача моя, и еще нескольких человек была совсем другой – достичь заданной снайперской позиции и выйти на связь с координатором, находившимся где-то на площади. Координатор был королем – а вот гроссмейстеров, разыгрывающих эту шахматную партию, никто не знал. И вряд ли когда-нибудь узнает…

На мгновение замерев, я огляделся – за мной никто не шел, пешки не обращали на ферзя никакого внимания, как и было положено по правилам этих шахмат. Перехватив в другую руку потрепанный чемоданчик, я свернул к нужному подъезду и только потянулся к ручке двери – как дверь распахнулась…

– Извините…

– Чинить, что ли?

– Да, да… – в критической ситуации, пока ты не понял, что происходит, лучше со всем соглашаться…

– Так чините! Ведь уже второй день течет! Дармоеды!

Еще одна пешка. Пожилая женщина лет семидесяти, в черном пеплом пальто и дешевых очках – странно, но мне она почему то напомнила… воробья. Да, именно воробья… Отступив в сторону я пропустил воробья на улицу, вошел в подъезд, на секунду замер. Биополя человека, тем более нескольких в замкнутом пространстве сильно влияют на энергетику места, нужно только уметь это почувствовать. А это – несколько человек в темном вильнюсском подъезде, для меня – сигнал беды, сигнал провала. Пешки вряд ли могли справиться со мной – но были ведь и другие фигуры – чужие! И какие бы договоренности не были достигнуты между ведущими партию гроссмейстерами – они могли в любой момент быть нарушены. Тогда рядом с клеткой шахматной доски, где должен был стоять я, могли появиться чужие фигуры – и каждый выкручивался бы сам как мог. В отличие от обычных, классических шахмат, в этих фигурам иногда давалась определенная степень самостоятельности – например, попытаться выжить несмотря ни на что, несмотря на то, что твой гроссмейстер сдал тебя, пожертвовал тобой как фигурой и на клетке доски, которая по праву была твоей, теперь находится противник. Такое тоже может быть – но сейчас этого не было. В подъезде было темно, тихо, пахло почему-то капустой. Опасности – наручников, пистолета в лицо, ярости рукопашной схватки на узкой лестнице – не было…

Отпустил дверь – и она гулко захлопнулась, влекомая пружиной. Стараясь не шуметь, и не задерживаться перед окнами и глазками дверей, преодолевая этаж за этажом, пошел наверх…

Замок был подпилен даже сильнее, чем нужно было – стоило только прикоснуться к нему, и дужка переломилась, лопнула в руках, замок повис на проушине. Стальные перекладины ступеней вели вверх, из теплого полумрака подъезда на пронизывающий ветер крыши, освещенный разгорающимся на площади безумным костром. Откуда-то сверху, из ледяного сумрака, на меня, на всех нас смотрели кукловоды, ожидая пока каждая фигура на шахматной доске займет свое, отведенное ей в этой трагедии место. Без этого игру начинать было нельзя…

Снега не было – но ветер с лихвой компенсировал его отсутствие, его цепкие лапы забирались под одежду, отнимая остатки тепла. Было холодно, скорее даже не холодно, а промозгло – до мурашек, до дробного стука зубов. Русская одежда, так называемый «ватник» висела комом, словно свалявшаяся, с колтунами шерсть на замерзшей лохматой дворняге, отчаянно жмущейся к подъезду в надежду урвать хоть толику тепла. Мы тренировались в разных местах, в том числе и на Аляске, где снег не сходит зимой – но почему-то именно сейчас я промерз до костей, до нутра. Крыша была покрыта не гремящим при ходьбе скользким железом, а каким-то черным, похожим на асфальт материалом. Здание было господствующим над этой местностью, если не считать телецентра – но все равно я не шел. Я полз по этой крыше, приближаясь к точке, откуда можно будет стрелять. Руки тоже замерзли – тонкие вязанные «варежки» от холода ни черта не спасали – а приходилось еще и опираться на руки, продвигаясь вперед. Черный край парапета неудержимо манил, за ним неосторожного ждал черный зев девятиэтажной пропасти. А еще дальше бурлила площадь – капище, где сегодня будет принесена жертва. Много жертв – ибо любая шахматная игра невозможна без того, чтобы жертвовать фигурами. Сколько же сегодня надлежало принести жертв – решал не король и даже не гроссмейстеры. Решали мы, ферзи, расположившиеся в стратегически важных точках над площадью – то ли шахматной доской, то ли языческим капищем, то ли сценой театра. Это была наша власть – приносить пешки в жертву и от нее нельзя было отказаться – иначе мы не были бы ферзями…

Из ящика одна за другой появлялись странного вида детали – руки неумолимо и споро работали, словно по волшебству превращая куски стали и дерева в красивое и грозное оружие. Собранное вручную творение безвестных мастеров из какой-то американской оружейной компании. Длинный, толстый ствол, полуавтоматический механизм как у Драгунова, полностью съемный приклад. Делалось такое оружие вручную и патроны к нему – русские 7,62*54 – тоже набивались вручную. Инструмент – подобный каменному ножу языческого жреца или скошенному ножу гильотины, инструмент палача, не воина. Впрочем, здесь не было ни палачей, ни воинов. Была тень – еще один кусок черноты на крыше, причудливая игра света и тьмы…

Рядом с винтовкой лег пистолет – странный, громоздкий, с длинной рукояткой и плавными линиями. Изящный, точный, с автоматическим режимом стрельбы – их выдали нам только сегодня утром. Крайняя мера на случай, если что-то пойдет не так… Последним, рядом с собой я положил увесистый прямоугольник рации с мигающей зеленой кнопкой, едва различимой в темноте шкалой настройки и удобным колесиком для настройки. Эфир привычно шумел, стрелял помехами, сквозь неумолкающий треск которых прорывались сигналы беды. Этим каналом русские не пользовались – словно специально оставили его для нас…..

– Главному – Третий на месте. Готов.

– Принял!

Капище… Арена для гладиаторских боев, которая еще не окропилась кровью – но уже замерли в предвкушении патриции и сходятся на золотистом песке Колизея бойцы. Площадь беды…

Принесение жертв – это всегда зрелище. Зрелище, которое будит в нас древние, темные, неподвластные нам инстинкты, заставляет жадно смотреть на бьющуюся в агонии жертву, не пропускать ни единого мгновения из ее страданий. Зрелище, что в Средние Века доступно было всем, сейчас же – лишь немногим. Но то зрелище, свидетелем которого нам предстояло стать, можно было видеть раз в тысячелетие – ибо здесь, на площади, предстояло убить не человека – предстояло убить страну. Державу. Империю…

Освещенная мерцающим светом фар, костров и уличного освещения посреди кровавого капища жертвенным столбом высилась башня Вильнюсского телецентра, ее верхние этажи терялись в ночной тьме – и со всех сторон она была окружена зыбким людским морем. Развевались какие-то флаги – ни одного красного, какие то странные, похожие на радугу или на флаг какого-то маленького бананового государства, люди пытались возводить баррикады. Где-то в стороне, на самом краю площади перед телецентром, ночь была расцвечена синими всполохами милицейских машин – маяком беды…

– Главный – всем! Доложить о готовности по порядку…

Четкие, короткие, рубленые фразы сменили сумятицу помех, дождавшись очереди, внес свою лепту и я. Ферзи на позициях…

– Главный – всем внимание! Начинаем работать по условному сигналу! Рации на прием, оставаться на частоте два.

Тени появились в Вильнюсе, когда уже было неспокойно. Несколько сотрудников ЦРУ и спецгруппа из «команды 6» спецназа ВМФ США, все под видом моряков торгового флота. Прибыли из Финляндии, на зафрахтованном грузовом корабле – и так же должны были уходить. Если удастся…

Задачу поставили только утром двенадцатого, все делалось в спешке, ситуация менялась с сумасшедшей скоростью. Восемь снайперов с наступлением темноты должны были рассредоточиться и окружить телецентр, где ожидались массовые столкновения демонстрантов с армией и милицией. После прибытия подразделений советской армии снайперы должны были открыть огонь – прежде всего по офицерам. Разрешалось также стрелять и по гражданским – в общем, нужно было сделать все, чтобы спровоцировать столкновение демонстрантов с военными. Оружие было под советские патроны – для того, чтобы в произошедшем можно было обвинить советских военных…

Лишних вопросов никто не задавал и в правомерности приказа не сомневался. В конце концов – мы были на земле Империи Зла – и должны были сделать все, чтобы ее уничтожить…

– Главный – всем! Вспышка, повторяю – вспышка! Зеленый свет!

Сигнал…

Первым на площади появился танк – он медленно выплыл из окружающего площадь полумрака, словно какое-то доисторическое бронированное чудовище, совершенно неуместное здесь, в большом современном городе, в только что наступившем последнем десятилетии двадцатого века. Танк повел орудием, словно оглядывая поле предстоящего сражения. Передние ряды толпы в едином порыве отшатнулись назад – но сзади напирали, не давая уйти – и людское море, колыхнувшись, еще больше приблизилось к танку…

Второй танк взял чуть левее, по пути легко, словно банку из под шипучки смяв попавшую под гусеницы легковую машину – и тут толпа не выдержала, начала колыхаться, распадаться на молекулы, на атомы. Танк в городе – это само по себе страшно, а когда танк идет на тебя пусть и со скоростью пешехода… Танки наступали на площадь, на колышущуюся людскую массу, освещенные прожекторами и кострами, они не стреляли – но Молох уже ждал жертвоприношений, и площадь должна была окраситься кровью…

Следом за танками, рыча моторами, на площадь выползали крытые армейские грузовики, с них прыгал десант, разворачиваясь и готовясь к штурму телецентра. Казалось я был там, на этой самой площади, в скопище белых и черных пешек, перемешавшихся на этой дьявольской доске, разъяренных, ненавидящих друг друга – хотя и черные и белые были сынами одного народа и лишь безумный мастер раскрасил их в черные и белые цвета и бросил умирать на этой площади…

Со стороны десантников застучали автоматы – со стороны это было похоже на трещотку шарманщика, красные трассы распороли небо. Толпа немного отхлынула…

Огонь…

Линии прицела метались, выбирая жертву там, среди пешек на площади. Этот? Или этот? Приказ был не убивать гражданских, а только ранить. Пешки, оставшиеся в живых, должны были говорить – обо всем, кроме гроссмейстеров…

Выстрел…

Высокий молодой парень в кожаной куртке – он размахивал каким-то странным, цветов радуги флагом, древко которого заканчивалось зловеще поблескивающим острым стальным наконечником. Пешка, которая изо всех сил хочет стать ферзем и которую нет, даже не гроссмейстер – судьба принесла в жертву. Пешка, которой ферзем стать уже не суждено…

Пуля попала в бедро – и демонстрант рухнул на грязный асфальт, выронив флаг. Толпа глухо заворчала, в наступающих солдат полетели бутылки и камни…

Спецназ.

Черные ферзи, стоящие на другой стороне доски. Советский спецназ был здесь – хотя он был одет в обычную форму Советской армии – но бронежилеты и, самое главное – специальные пулестойкие каски с забралом, каких у обычных мотострелков не бывает, говорили о многом. Командовал ими среднего роста, плотный офицер, он постоянно передвигался – и ни один из ферзей не мог атаковать его, выбить с доски. Адскими вспышками громыхнули взрыв-пакеты и пока толпа не пришла в себя – спецназовцы, разбившись на группы по несколько человек, отмахиваясь руками и прикладами, врезались в людское море, прокладывая путь к осажденной башне телецентра…

– Третий, четвертый, пятый – работать по противнику! Остальные – свободная охота…

Пуля врезалась прямо в толпу – но скучившиеся люди невольно стали лучшей защитой для спецгруппы, прорывающейся к зданию. Там, где шли бойцы спецназа, черное людское море волновалось, мелькали кулаки, палки – но сделать точный выстрел было просто невозможно…

Шанс был только один – у самых дверей телецентра был ярко освещенный парапет, людей там не было – а пройти в здание, минуя его, было невозможно. Его надо было проходить на рывке – но не каждый мог это сделать пробившись через людское море. И когда громоздкие фигуры в зеленом показались в лучах света – прогремели выстрелы. Один из спецназовцев, дернулся, упал – но мгновенно вскочил и снова побежал – а через секунду вся штурмовая группа уже скрылась в дверях телецентра…

– Пятый! Пятый, внимание! Опасность в твоем секторе!

Метка прицела замерла на одном из окон, за которым угадывалось движение – и плюнула смертью. Освещенное неверным светом костров и фар, стекло мгновенно покрылось паутиной трещин с аккуратной черной дыркой посередине…

– Второй – внимание всем! В секторе пятого движение! Пламя!

Ферзи черных начали контратаку – игра была им уже понятна и о нашем присутствии они знали. Промедлил пару секунд, выискивая новые цели за стеклами – а когда просек, было уже поздно…

– Трупы где? Мне нужны трупы! Синий, белый, что копаетесь?

– Будем через три минуты, в морге задержались…

– Хорошо.

– Главный, я – сектор три. Журналистов скорее ко мне, здесь кого-то танком раздавило.

– Я седьмой. Пятый выбыл, пятый выбыл. Главный, смените частоту.

– Всем на частоту шесть.

Игра шла по максимальным ставкам – сигнал «пламя» означал зачистку. Зачистке подлежал любой – при угрозе пленения противником. Как бы мы ни были подготовлены для действий на территории противника в условиях особого периода, правила были просты и незамысловаты – ни один из нас, ни один из спецгруппы не должен был попасть в руки противника живым. Если станет известно, что в акции участвовал хоть один американец – это станет катастрофой. Поэтому любой из нас должен был ликвидировать любого из своих сослуживцев, если тот попал или может попасть в плен. Такова была игра…

– Главный – я Второй. Сектора два и четыре – опасность…

Фактор внезапности был отыгран полностью – ферзи черных, попавшие под огонь, в любой момент могли начать поисковую операцию. По сути, они уже ее начали. Раненые и убитые – и военные и гражданские, попавшие в мясорубку геополитической шахматной игры, сломанными куклами истекали кровью на площади под беспощадным светом прожекторов. Это были пешки, отброшенные с доски и теперь бессильно лежащие рядом с ней. Отыгравшие, выполнившие свое предназначение фигуры. И будут они жить или умрут – это уже никого не волновало…

– Главный всем – отход! Эксфильтрация, вариант три!

– Третий! Третий, опасность! Третий, внимание, слева!!!

Я дернулся – пытаясь успеть, сменить длинную снайперскую винтовку на АПС – и…

– Черт – тихо, тихо…

Лицо Старого было едва заметно во мраке…

– Что? – я все еще не понимал, что происходит, где я. Перед глазами стояли танки и переполненная площадь…

– Нормально все. В Афгане мы, понимаешь… В Афгане. Вспомнил?

И тут я вспомнил – и где я, и что я тут делаю. Привстал – и меня вдруг затрясло как в лихорадке. Намертво сжал зубы, чтобы ничем не выдать своего состояния.

– Что с тобой?

– Нормально… – взглянул на часы – до моей смены было еще полчаса, но спать я уже не мог…