Текст книги "Слепящая тьма [СИ]"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Узбекистан, Ташкент
15 мая 2008 года

– Вот, эти четверо. Номера сорок пять, девяносто два, сто восемнадцать и двести три. Я записал. Вообще, подозрительных я набрал человек тридцать, но насчет этих – у меня сомнений нет. Особенно мне не нравится номер двести три.

Если бы мой отец видел, что я только что сделал – раскрыл постороннему человеку всю агентурную сеть ЦРУ по региону – скорее всего у него случился бы сердечный приступ. Но иного выхода у меня просто не было…

Я нашел по поиску в компьютере нужное досье…

– Хасан Салакзай, начальник полиции провинции Белуджистан, Пакистан. По национальности пуштун, племенное объединение дуррани.[34]34
  В переводе – жемчужное. Из этого клана происходил и афганский король.


[Закрыть] Родился в Афганистане, Кандагар в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, в семье муллы. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году после гибели отца примкнул к движению моджахедов, вступил в Национальный фронт спасения Афганистана Себгатулы Моджадидди. Проходил подготовку в лагере в Пешаваре, инструкторы отмечали фанатичность и особую жестокость. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году при переходе афгано-пакистанской границы отряд попал в засаду советского спецназа. Из всего отряда в тридцать человек уцелел только Салакзай, левую руку ему оторвало взрывом по плечо, в живых остался чудом. После лечения остался в Пакистане на административной работе в лагере, где проходил обучение, одновременно начал сотрудничать с ЦРУ. В тысяча девятьсот девяностом году поступил в полицию Пакистана, стал продвигаться по службе. В двух тысяч первом году стал начальником полиции провинции Белуджистан, этот пост занимает и по настоящее время, сотрудничества с ЦРУ не прекращал. Находится на связи лично у резидента в Исламабаде, поставляет информацию особой важности. Приговорен талибами к смерти за предательство. Дважды был ранен во время покушений, последний раз – тяжело, но оба раза удалось остаться в живых. Благодаря информации Салакзая, армии и спецслужбам США удалось разгромить в Афганистане банды Юсефа и Али Ахмада. Категория агента – А1.[35]35
  Надежность максимальная.


[Закрыть] И что Вам не нравится?

– То, что он предатель – ответил Али Рахим, глотнув обжигающего кофе.

– В смысле – предатель? То, что он работает на ЦРУ здесь сказано.

– Нет. Он подставился вам под вербовку. Его дело я вел лично, в восемьдесят восьмом было принято решение ликвидировать Салакзая любой ценой.

– И что?

– А то. Вам ведь не достались агентурные дела ХАД, не так ли?

– Не достались… – со вздохом подтвердил я.

– То-то и оно! Поэтому вы и тыкаетесь во все углы, как слепые кутята, не можете понять, что происходит. Когда мы пришли к власти в Афганистане – у нас были агентурные дела еще королевской службы безопасности. А вы пришли – на пустое место.

– Ближе к теме.

– Хасан Салакзай – чрезвычайно опасный фанатик. Он ненавидит и американцев и русских, чтобы он ни говорил на публике – это так. Он ненавидит всех, его отец проповедовал всемирный джихад, один из немногих в Афганистане. Его отец призывал – когда еще был жив – перенести войну к шурави, совершать террористические акты на территории СССР, воспользоваться палестинским опытом. Его сын – не менее, а то и более опасен. В восемьдесят восьмом, чтобы отомстить за свою руку, Салакзай купил пять пленных шурави и тут же на базаре – обезглавил. Но дело не в этом. Его оперировали в комплексе «Тора-Бора», там тогда был госпиталь, причем неплохой. У меня там был агент. И он сообщил, что Хасан Салакзай очень сблизился с врачом, который его оперировал, считал, что тот спас ему жизнь. Для пуштуна это значит чрезвычайно много, для своего спасителя пуштун может сделать все, что угодно, и убить и умереть. Так велит Пуштунваллай – кодекс чести. А доктора этого звали – Айман Аль-Завахири!

Вот это дела…

– Вы уверен в том, что говорите? – осторожно спросил я.

Али Рахим ответил не сразу. Как это и принято на Востоке, сначала он наполнил кофе свою и мою чашки, со вкусом отхлебнул…

– Уверен. Я готов поставить все, что у меня есть на то, что Салакзай – двойник и до сих пор поддерживает отношения с Аль-Завахири. А вполне вероятно – и с тем, кто стоит за ним. Вы понимаете, о ком я говорю?

– Вполне…

Кыргызстан, между Григорьевкой и Ананьево
Северный берег озера Иссык-Куль
16 мая 2008 года

– Ты сбрендил? – Седой, поджав ноги «по-турецки» в своей палатке внимательно смотрел на меня. Мой рассказ о наших дальнейших планах произвел на него сильное впечатление…

– В смысле?

– Да в прямом. Я сначала думал – ты подставить нас хочешь, а теперь вижу – ты суицидник. Сам ляжешь и нас угробишь. Дай-ка я тебе кое-что расскажу… Удав!

Откинув полог палатки, Седой крикнул и через несколько секунд у нашей палатки, словно из-под земли вырос Удав. Он вообще обладал уникальной способностью появляться "как из-под земли". За спиной у него висела Мк11 с которой он осваивался в последнее время на горном стрельбище.

– Глянь-ка вот на этого архаровца……. – Седой добавил несколько крепких русских выражений, неодобрительно характеризующих мою мать, мое умственное состояние и вообще родственников – вот он в Пакистан идти собрался! В банду!

– В какую банду? – не понял Удав.

– В банду! Без поддержки, без детальной проработки легенды – в общем и целом на авось. Ты ему расскажи про Колю Хачатряна, что с ним духи сделали. Помнишь еще?

– Хочет человек – пусть идет… – пожал плечами Удав.

– Да иди ты на…! – разъярился Седой – иди с глаз долой!

Пожав плечами, Удав пошел прочь от палатки.

– Хорошо… Тогда я тебе расскажу. В восемьдесят шестом вот один такой… умный. Звали его Коля Хачатрян, он на дари хорошо говорил – пошел в банду. Добровольцем. Решил внедриться. Легенду ему полгода готовили. Провалился! Нескольких дней хватило! Нашли мы его только через месяц – даже похоронить по-человечески было нечего! Духи его две недели убивали! Две недели!!!

– Слушай! – психанул и я – хорош отца-командира строить! Я тебе не новобранец сопливый! Я к таким ситуациям готовился! Годами! Если можешь что-то дельное предложить – предлагай! А если нет – не… мне мозги компостировать! И истерики нехрен устраивать, как баба!

Седой несколько минут молча смотрел на меня, потом начал другим, каким-то чужим голосом…

– У меня два друга было. Только два – за всю жизнь. Даже те, кто сейчас здесь – так я с ними не дружил. Оба – там остались, за речкой. Я тебе говорю – ты на смерть идешь, духи не пощадят. Вы, американцы, даже не представляете себе, что такое война. Вы сидите и нажимаете на кнопки, в вашем понимании вас привез вертолет, вы выскочили, постреляли в плохих парней и обратно – на базу. А там – восемь сортов кока-колы и подогреваемый унитаз. Духи воюют по-другому. Любой из них снимет с тебя кожу – просто за то, что ты кяфир, неверный, и пойдет ужинать.

– Я все продумал. Моя легенда в том, что ее – нет! Самая лучшая легенда – это настоящая биография, лучше ее быть не может. Поэтому я – пройду.

– Тогда я иду с тобой! – заявил Седой – в одиночку нельзя. Кто-то должен быть на подстраховке, рядом.

– Да как ты не понимаешь. Ты тем и подстрахуешь меня, что останешься здесь. То, что нужно духам – не у меня, а у тебя. Вы – на территории другой страны, вооружены до зубов, прошли спецподготовку. Именно поэтому духи – меня не тронут и даже не будут пытать. Это бессмысленно. Вместо этого они попытаются договориться, тут-то мы и ударим.

– А я тебя вспомнил… – вдруг невпопад сказал Седой – еще сомневался, но сейчас вспомнил. В Алхан-Кале тогда – ты был?

– Ты о чем? Никогда не слышал… Алхан-Кала?

Но оба мы знали, о чем идет речь…

Картинки из прошлого
США, Коронадо
База амфибийных сил
25 апреля 1997 года

– Что там? – я кивнул на плотно закрытую дверь.

– Там круто. С утра "парни в костюмах за штуку" прилетели, то ли из ЦРУ то ли еще откуда. Потом отвалили куда-то. С РУМО целый день созванивались… – на лице адъютанта капитана МакФаддена, командующего SEAL7 застыло выражение типа "да пошли они все…" – иди и будь осторожнее…

Придав лицу подобающее встречам с большим начальством выражение, я постучал в дверь, и, не услышав ответа, толкнул ее…

В кабинете кэпа МакФаддена было, как и всегда светло, жалюзи отодвинуты в сторону и солнечный свет потоком заливал кабинет. На всю мощность работал кондиционер…

Кроме кэпа, в кабинете был еще один человек – невысокий, худой, пожилой, в отлично пошитом на заказ костюме. Чем-то он напоминал священника – иезуита. Сам кэп сидел на своем законном месте, во главе стола….

– Лейтенант-коммандер Рамайн – представил он меня неизвестному – офицер специальных военно-морских сил. А это – конгрессмен Джонс из комитета по разведке…

– Сэр! – я встал в строевую стойку.

– Вольно, вольно… Присаживайся… Я пока пойду, попытаюсь раздобыть что-нибудь съестное и немного нормального кофе, а не той бурды, что варится у меня здесь…

Когда за кэпом захлопнулась дверь, конгрессмен уставился на меня, его взгляд был способен прожечь лист металла…

– Вы случайно не родственник Томаса Рамайна? – скрипучим голосом осведомился он.

– Я его сын.

– Приятно познакомиться… – по голосу этого сказать было нельзя – я знаю вашего отца по делам ЦРУ…

Интересно, с какой стороны…

– Перейду ближе к делу, лейтенант, не буду понапрасну тратить свое и ваше время… На сегодняшний день мы сотрудничаем с Чеченской республикой Ичкерия, отколовшейся от Российской Федерации. У нас и у наших компаний там свои интересы – по нефти, по строительству трубопроводов… и многие другие. Не скрою… нам выгодно наличие подобного государственного образования… рядом с Россией. Мы ведем переговоры с разными политическими силами в Ичкерии, пытаемся отстоять свои интересы…

То, что я знал об Ичкерии, оптимизма мне не внушало – бандиты.

– Так вот. В начале апреля в Ичкерию с… неофициальным визитом… отправился мой коллега, конгрессмен Сандерсон. Он должен был провести ряд переговоров с ответственными должностными лицами Ичкерии. Одновременно, в сторону Ичкерии направился очередной транш неофициального… кредита, который мы ей выделили… на поддержку демократических преобразований. Получилось так, что чеченцы имели в виду… одну сумму, а пришла немного… другая. И тогда они… попросили конгрессмена Сандерсона немного задержаться в их республике. Воспользоваться их гостеприимством. Пока не придет оставшаяся часть транша… Вы понимаете сложившуюся ситуацию, лейтенант-коммандер?

– Вполне. Бандформирование похитило конгрессмена США и пытается вымогать деньги за его освобождение. Специальные силы должны спланировать и осуществить боевую операцию по освобождению конгрессмена США из плена. Я правильно понимаю?

– Нет, совершенно неправильно… – Джонс скривился, будто раскусил целый лимон – я ожидал от сына Томаса Рамайна большей догадливости. Видите ли… лейтенант-коммандер… мы не везде и не всегда можем размахивать своей большой дубинкой. Если мы проведем силовую операцию по освобождению конгрессмена Сандерсона, то, во-первых, мы подвергнем опасности его жизнь… а во-вторых, все контакты, которые мы годами нарабатывали в Ичкерии, все связи… пойдут прахом. Чего мы допустить не можем. Теперь ситуация ясна?

– Как в тумане, сэр – недоуменно произнес я – что от нас требуется?

– Принято решение – на самом высоком уровне принято, лейтенант-коммандер – разрешить эту проблему мирным путем. Наши ичкерийские друзья ждут оставшуюся часть транша – десять миллионов долларов. Мы решили передать им эти деньги наличными – в обмен на освобождение конгрессмена Сандерсона. Кто-то должен доставить эти деньги, проконтролировать освобождение конгрессмена и вывезти его на территорию США. Мы считаем, что ваша группа, лейтенант-коммандер, подходит для этого идеально…

Мне очень редко в жизни было стыдно. А вот сейчас – было именно стыдно. За свою страну.

– Сэр… Возможно я что-то не понимаю, но… С каких пор Америка платит выкуп за похищенных? Если об этом станет известным – количество похищений возрастет на порядок.

– Это политическое решение, лейтенант-коммандер, мы не можем поступить иначе. Из каждого правила есть исключения – и сейчас время именно для исключений. Эта операция должна проводиться в режиме максимальной секретности. Но и способ поощрить вас и ваших людей после ее завершения мы… найдем. Итак – мы договорились?

– Я не договариваюсь, сэр. Я получаю приказы и исполняю их. Если мне отдадут приказ – я его выполню…

Чеченская республика Ичкерия
Алхан-Кала, дом Ходжиева
02 мая 1997 года

– Том – внимание на дверь! Я иду первым, прикрытие по секторам! Как поняли?

– Сэр…

Два заляпанных грязью по крышу – нормальных, не раздолбанных танковыми гусеницами дорог в Ичкерии не было давно – джипа Ниссан-Патруль остановились около ворот дома Аслана Ходжиева, где по данным разведки и "пользовался гостеприимством" конгрессмен США Сандерсон. В принципе, операция была не из самых опасных – мы привезли деньги – десять миллионов долларов и должны были их обменять на конгрессмена США – один штук. Потом уйти. Ичкерийцы к нам относились вроде как нормально, надеялись на помощь и инвестиции США.

Операция становилась смертельно опасной только в одном случае – если чеченцы все-таки убили конгрессмена Сандерсона. Тогда они попытаются силой отбить деньги за него, заодно и ликвидировать нас. Но сделать это было не так просто…

В Россию мы прилетели поодиночке, разными рейсами и в разные аэропорты, как туристы. Сняли квартиру на несколько дней – на время подготовки. На рынке, где торговали подержанными внедорожниками, я купил два почти одинаковых джипа «Ниссан-Патруль». Верней не купил, а получил по генеральной доверенности – в России так принято. Новые покупать не стал – чтобы не переоформлять в ГАИ, да и чтобы подешевле вышло. Оружие пришло из США дипломатической почтой на адрес посольства, точно также пришли и деньги.

Нас было шесть человек – стандартная боевая группа "отряда изоляции". При необходимости группа делилась на две тройки – одна под моим командованием, другая под командованием моего старого дружка и сослуживца Алана Сантино. Все это было отработано годами тренировок…

Вооружились мы по полной программе, чтобы быть готовыми ко всему. Четыре автомата АКМ с подствольниками ГП-25, два пулемета ПКМ без станков. Одна бесшумная винтовка «Вал» на всякий случай. Одна СВД. Если совсем хреново станет – в одной из машин лежала спарка «Шмеля», в другой – гранатомет РПГ-7 и пять осколочных выстрелов к нему. Бесшумные пистолеты, ножи – по мелочи. В Ичкерии возить деньги по-другому было нельзя. Да и в России – небезопасно.

До Ичкерии доехали относительно просто и быстро. Все посты русской дорожной полиции мы прекрасно видели через систему спутникового наведения НАТО и обходили объездными дорогами или вообще – полями. Если бы даже мы попались – вопрос можно было решить пачкой долларов – но попадаться не хотелось. Полные машины денег и оружия – не тот набор, с которым стоит попадаться в руки дорожной полиции, тем более что и там оставались честные люди…

Границу Ичкерии тоже прошли без проблем. Заросший черной бородой ичкерийский «таможенник», больше похожий на бандита с большой дороги, выслушав нашу историю – сказали правду, что везем выкуп Аслану Ходжиеву – связался с кем-то по сотовому, и после короткого разговора приказал нас пропустить. Даже любезно предупредил, по какой дороге быстрее проехать. Сразу было видно – получение денег за заложников здесь поставлено на поток….

Чеченская республика Ичкерия, после поражения и изгнания русских, представляло собой страшное зрелище. Разбитые дороги и дома – но никто ничего не ремонтирует. В некоторых селах, через которые мы проезжали – большая часть домов была разрушена артиллерийским огнем, и никто не пытался их восстановить – но зато усиленно, всем селом строили новую мечеть. В селах и около дорог – то здесь, то тут проржавевшие остовы сгоревшей русской бронетехники. По улицам шляются бородатые боевики с зелеными повязками и автоматами, проезжают машины с развевающимися над ними зелеными флагами. Несмотря на то, что работы вокруг море – не работает никто. Какие то бочки в поле, факелы – гонят самопальный бензин. Даже дети провожали машины с российскими номерами, ненавидящими взглядами, и если бы не выставленные в окна стволы автоматов и пулеметов – неизвестно, доехали бы мы вообще до цели, или нет. В воздухе – буквально разлито чувство опасности, словно атмосферное электричество перед грозой. Оружие снято с предохранителей, пальцы на спусковых крючках. Двери машин не заперты – РПГ здесь море…

У самого въезда в Алхан-Калу стоял контрольно-пропускной пункт. Добротный, сложенный из толстых бетонных плит. Видимо остался от русских, но теперь над ним развевался зеленый флаг Ичкерии. На виду – четыре человека, два автомата, СВД и пулемет. Пулеметчик разлегся на бетонном блоке, подложив спальник и поставив пулемет на землю. Время от времени он подносил к губам толстую самокрутку, жадно затягивался – косяк с дурью. Чисто автоматически я прикинул расстояние на случай, если мне срочно понадобится пулемет. В качестве средства усиления перед постом стоял остов русской БРДМ-2, поставленный на бетонные блоки. Колес не было, но пулемет, судя по виду, был исправным. КПВТ – вдвое мощнее нашего Браунинг М-2, огребешь, мало не покажется…

На КПП нас ждали, стоило только сказать – к Аслану Ходжиеву – пропустили сразу и даже предложили сопровождать до дома. Мы отказались…

Дом Ходжиева в Алхан-Кале найти было несложно – просто выбрать самый большой дом среди всех. Даже мечеть по размерам было немного меньше. Несмотря на то, что война здесь закончилась год назад – дом был уже полностью восстановлен. По периметру жилище клана Ходжиевых было огорожено забором, высотой в два с половиной метра и сложенным из красного кирпича. Только на забор было потрачено столько кирпича, что хватило бы на восстановление половины села…

Подъехав к воротам, сидевший за рулем Том посигналил. Через пару минут через калитку в воротах вышел здоровяк в странной, черной форме, похожей на нашу полицейскую. От формы американского полицейского спецназа, ее отличало только нашивка с зеленым флагом Ичкерии. Необычным было и оружие здоровяка – пулемет Калашникова с начисто обрезанным прикладом (как из этого чуда стрелять – не понимаю…). На бедре висели ножны со здоровенным ножом, похожим на кухонный. Выждав несколько секунд, я открыл дверь машины и направился к здоровяку…

– Здравствуйте… – сказал я, нарочито подчеркивая сильный акцент…

– И тебе не болеть – отозвался здоровяк тоже по-русски – чо надо?

– Я плохо русский… понимать… деньги… US congressman… Америка…

– Вах… Понял… – на лице здоровяка расплылась улыбка – деньги привезли. Заезжайте…

У здоровяка был кавказский акцент, понимать его было сложно. Во время подготовки мы учили более двадцати различных акцентов, чтобы определять, откуда родом собеседник… и в России – небезопасно.

Ворота начали распахиваться…

– Том – внимание на дверь! Я иду первым, прикрытие по секторам! Как поняли?

– Сэр…

– Первая машина встает у самого дома, вторая рядом, метрах в трех. В случае чего ты, Том, разгоняешься, таранишь дверь.

– Есть!

– Два-один, слышишь меня? – вызвал я по рации вторую машину.

– На приеме.

– Вставай так, чтобы не перекрывать нам дорогу к воротам. Если что – прорываемся в дом за посылкой.[36]36
  На слэнге американских спецслужб так обозначается то, что нужно забрать, человек или предмет.


[Закрыть] После того, как найдем посылку – удар Шмелём и отход!

– Принял!

– Поехали. И осторожнее…

Двор дома Ходжиевых оказался гораздо больше, чем я предполагал – тут можно было вместить тридцать таких машин, как наша. Забор огораживал территорию примерно восемьдесят квадратных ярдов, дом же был больше поход на гибрид восточного дворца и долговременной огневой точки. Особенно впечатлили меня окна – нижний ряд находился на высоте примерно восемь футов от земли, а шириной они походили не на окна, а скорее на бойницы. Короче – дом изначально строился для того, чтобы при необходимости служить и узлом обороны…

Из машины я вышел первый, встал у передней двери, не выпуская из рук автомат. Осмотрелся…

Двор как двор – если не считать мощного, шириной в несколько кирпичей, похожего на крепостное укрепление забора. Утоптанная, чисто выметенная земля, у самого дома двор выложен керамической плиткой. Несколько строений – временные, наскоро сколоченные из неокрашенных досок. В углу играет ребенок, мальчишка лет пяти, чернявый, нечесаный. Какое-то отверстие в земле, в самом углу – и рядом тяжелая, стальная крышка. Двор как двор, несколько необычный. Но самой необычной в этом дворе, была большая колода в другом углу двора и воткнутый в нее большой мясницкий топор. Колода стояла у самой стены, и стена была в нескольких местах измазана чем-то бурым…

Боевиков во дворе было двое – тот самый с пулеметом и еще один – тощий, похожий на наркомана, с короткоствольным автоматом Калашникова, висевшим на животе. Возможно, в доме боевиков было больше, но пока я видел только двоих. Стояли они в трех метрах от меня и стояли неправильно – рядом друг с другом, причем «наркоман» перекрывал «пулеметчику» линию стрельбы. Видимо, жареный петух еще как следует не клевал…

– Hey! I want to see… Ходжиев! Аслан Ходжиев…

– Сейчас придет…

– What do you say? – решил притвориться плохо понимающим язык я.

Боевики тупо уставились друг на друга, английским не владел ни один из них.

– Не понимаю я, б… – с досадой проговорил «наркоман» – придет сейчас. Придет. Понял?

Для наглядности наркоман перебрал пальцами, имитируя ходьбу.

– Oh… Just coming… – «догадался» я – thanks…

Аслан Ходжиев чем то напоминал колумбийских наркодельцов – но именно напоминал. Если колумбийцы, особенно представители нового их поколения, носили костюмы-тройки, могли похвастаться дипломами Йеля и Гарварда и даже внедряли "менеджмент качества" в систему производства героина, то Аслан Ходжиев был боевиком, "военным бароном" и даже не пытался этого скрывать. НАТОвский камуфляж, автомат «Мини-Узи» в плечевой кобуре, Стечкин на ремне. Модные аккуратно подстриженные усики, как у их покойного лидера Дудаева, ликвидированного русскими. Настороженный, колючий взгляд. Типичный "военный барон", полевой командир. По разведданным в бандформировании Ходжиева состояло до полутора тысяч человек, была даже бронетехника – трофеи с войны с русскими. Задача предстояла не из легких…

Неспешно подойдя ко мне, Ходжиев попытался улыбнуться, но больше это походило на волчий оскал…

– Good evening… – выдавил он со страшным акцентом.

– Oh, good evening, sir! Nice to meet you! Speak english?

На лице Ходжиева мимолетно мелькнуло раздражение, как и у любого человека, который слабо знает язык, и не понял, что ему только что сказали. Видимо пожелание доброго вечера было одним из немногих выражений, которое он знал…

– По-русски говорите?

– О, да… Я немного говорить… русский… Немного…Плохо понимать…

– Деньги привезли? – по-русски Ходжиев говорил почти без акцента, видимо много времени провел в России.

Ответить я не успел – за забором послышался какой-то шум, заливисто пропел автомобильный клаксон – и через несколько секунд в открытые ворота зарулил Шевроле Тахо. Да, да, американский Шевроле Тахо в комплектации для бездорожья и с самодельными решетками-кенгурятниками угрожающего вида. Я напрягся, готовясь в случае чего прыгнуть, прикрыться Ходжиевым. Но, глянув в глаза чеченцу, понял, что это не ловушка и он сам не ожидал гостей…

Из подъехавшего автомобиля полезли люди – все как один в камуфляже, с зелеными повязками на головах, с густыми черными бородами, с оружием. Террористы…

– Вах, Аслан – я и нэ знал, что у тэбэ гости… Пасматри, какой я тэбэ падарок прывез…

Один из приехавших террористов подошел к нам, обнялся с Ходжиевым, подозрительно глянул на меня, но ничего не сказал и не поздоровался…

– Что ты мне привез, Муса?

Террорист по имени Муса сделал какой-то знак и его подручные вышвырнули из багажника на землю человека со связанными руками, одетого в рваный, запачканный чем-то бурым камуфляж…

– Я тэбэ русиста привез! Этот русский твар к нам прихадыл! Это сам Никонов!

– Никонов? – в глазах Ходжиева загорелся недобрый огонь – где ты его взял?

– Этот твар к нам прихадыл! – повторил Муса – ми на границе русский лай (раб, чеченск. – прим автора) взяли! Он за ним прихадыл! С казаками! Он атход астался прикрыват! Много наших палажил, шайтан, с трудом взяли! Его Астамир узнал! Я тэбэ должен, Аслан, паэтому сам его галава нэ атрэзал, тэбэ привез! У тэбя с ним кров! Давай ему прямо сэйчас галава атрэжэм!

– Стой, стой! – с выражением досады на лице проговорил Ходжиев, останавливая разгоряченного джигита – сейчас нельзя. Не видишь – американцы тут у меня! Нельзя! Оставайся у меня до завтра как гость, как американцы уедут – с ним и решим…

– Sorry… – нерешительно проговорил я – простите… это… soldier… солдат?

– Это бандит! Он наших людей убивал, мы его арестовали…

– What… что… его будут… trial… суд?

– Да, его будут судить шариатским судом… – с недоброй усмешкой процедил Аслан Ходжиев – пойдемте в дом. Сегодняшнюю ночь вы проведете у меня как гости…

Конгрессмен Сандерсон ждал нас в доме, в одной из комнат. Вместо делового костюма-тройки на нем был одет старый спортивный костюм «Адидас» и какая-то кожаная куртка. Следов побоев на нем не было, но выглядел он скверно…

– good evening, sir…

– who are you? – удивленно спросил конгрессмен, приподнимаясь на стуле

– lieutenant-commander Ramain, navy special forces – отрекомендовался я – don't worry…

– Это beasts… звери… – вдруг забормотал конгрессмен на плохом русском – они человек голова отрубил. Здесь slaves… рабы…

Еще только мне не хватало истерики у заложника…

– Be ready! – отрезал я – tomorrow…

Добро пожаловать в реальный мир, конгрессмен! Он совсем не таков, каким кажется с Капитолийского холма…

– Что… с ним… – я повернулся к наблюдавшему за нашим разговором Ходжиеву.

– Ничего… – недоуменно проговорил тот – кормили, поили, как с дорогим гостем обращались… За одним столом со мной сидел! Деньги будем считать?

– Да.

Почти весь вечер Аслан Ходжиев провел у нас – считал деньги. Все-таки психологи у нас работают отличные – несколько спортивных сумок с пачками стодолларовых банкнот выглядят куда более привлекательно, чем такая же сумма в безнале, на экране монитора компьютера. Ходжиев даже не столько считал, сколько наслаждался ощущением денег в руках…

Обедать вместе с чеченцами мы отказались. Нам отвели две комнаты в другом крыле дома, подальше от комнаты конгрессмена. Туда мы перетаскали все деньги, оружие, там собирались провести ночь. Машины поставили так, чтобы их было видно из окна, один из нас постоянно наблюдал из окна за машинами – на случай, если кому-то придет в голову прикрепить к днищу маячок или взрывное устройство. В комнату перетаскали все оружие, что у нас было и сухой паек – чтобы поужинать. Ходжиев наугад выдернул несколько стодолларовых банкнот и забрал с собой, как он объяснил – для проверки подлинности…

Комнату мы тщательно обыскали – никаких подслушивающих устройств. Да и вряд ли у местных бандитов хватило бы на это ума…

– Сантино! – позвал я своего старого друга и напарника, тот мгновенно оказался рядом – что думаешь?

– Насчет чего?

– Насчет того русского военного, что привезли. Он освобождал заложников и остался прикрывать отход. Завтра ему отрубят голову.

– Это не наше дело! – твердо сказал Сантино…

– С одной стороны конечно и не наше, а с другой… Если этот русский сбежит, все бандиты в округе рванут за ним. Если у них есть план перехватить нас на обратном пути и уничтожить, реализовать они его не смогут. Согласен?

– Допустим. И что?

– А вот что. Ночью – возьми Вал и будь на стреме. А я прогуляюсь – бессонница у меня…

Он уже смирился… Когда его «выгрузили» во дворе Аслана Ходжиева, бригадного генерала армии республики Ичкерия, он сразу понял – конец. Всему бывает конец. Слишком долго он играл в игры с костлявой – и в Афганистане, и в Нагорном Карабахе и в Чечне… Слишком долго – и вот теперь смерть все таки решила забрать то, что ей давно причиталось…

На смерть он пошел сознательно, когда оставался прикрывать отход казаков с заложниками, он понимал, что идет на смерть. В этот раз – без вариантов. Но – остался. Потому что иначе было нельзя…

Когда их предали – предало свое же собственное командование – майор Никонов, он же «Седой» – позывной еще с Афгана, находился вместе со своей группой в Грозном. Российская армия блокировала крупные силы боевиков, вошедшие в город, начались мероприятия по их уничтожению. Дудаевцы совершили большую ошибку – собрали свои основные силы в одном городе, дав возможность их блокировать. Прячься они по лесам и по селам – их пришлось бы вылавливать по одному. Здесь же они были в ловушке – оставалось только добить. И армия готова была это сделать. Когда по связи сообщили о прекращении огня – он не поверил своим ушам. А потом был Хасав-Юрт…

Из Чечни они ушли. Местные плевали им вслед, показывали средний палец – а они уходили. Они не проиграли – их заставили проиграть. Их предали. До двухтысячного года было еще далеко…

После вывода они оказались никому не нужны. Их просто бросили – многих в чистое поле. Служите, как хотите. Никонов вместе со своими оказался в одном из приграничных районов Ставрополья. И если бы не казаки – пришлось бы им мерзнуть в чистом поле, в палатках…

С Чечней ничего не решали. В Москве шли бесконечные склоки – либо делать укрепленную границу, либо вообще ничего не делать, просто оставить чеченцев в покое. Некоторые умники считали, что если чеченцев не трогать – они просто забудут про нас. В приграничье же все это выглядело совсем по-другому…

Никто в Ичкерии работать после вывода войск не стал – джигит работать не должен. Получившая самостоятельность республика стремительно превратилась в гибрид террористической базы и бандитской малины. Кому повезло – те присосались к проходящей по территории республики трубе. Незаконно отбирали и добывали нефть – благо чеченская нефть была наивысшего качества, в поле ставили самодельные нефтеперегонные заводы, гнали самодельный бензин, от которого двигателю после десяти тысяч километров требовался капремонт. Кто-то занимался торговлей наркотиками – тоже деньги и немалые, тем более что бизнес этот в Ичкерии был почти легальным. Кто-то подделывал деньги. Многие были заняты в лагерях подготовки террористов, которых в республике было несколько десятков – молодежь готовилась к всемирному джихаду. Но такой вот «работы» хватало не на всех.

Остальные занимались похищениями людей. Этот бизнес в Ичкерии был поставлен воистину на промышленную основу. Практически в каждом доме был либо зиндан, либо подвал, оборудованный для содержания рабов. В похищения были замешаны целые тейпы, практиковалось разделение труда. Одни чеченцы, живущие в Русне, выискивали тех, кого можно похитить и потребовать выкуп – стандартный торг начинался с одного миллиона долларов США. Другие непосредственно похищали и перевозили людей – курсировали специальные машины, переоборудованные под тайную перевозку похищенных. Третьи содержали похищенных в Чечне и организовывали получение выкупа. Если выкуп получить не удавалось – похищенному либо отрубали голову, либо продавали на рынке как раба. Часто похищали молодых девушек – у любого уважающего себя полевого командира был гарем из "русский бляд", с которыми можно было делать все что угодно. Как впрочем, и с рабами. Русских за людей не считали.