Текст книги "Ничья (СИ)"
Автор книги: Алекс Мелроуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
– Чувак, от тебя сексом разит за километр, они и так все поняли.
– Правда? – он нюхает свой пиджак и улыбается. – Ну и ладно, тогда понятно, почему они смотрели на меня с такой ненавистью.
– Скорее завистью.
– Ну не без нее. Главное, что душу я отвел, дело закрыл, со всем разобрался и почти счастлив. А значит, мне хватит оптимизма еще на пару дней.
– А можно поставить тебя на заморозку, чтобы ты таким и оставался, а?
– Рик, я не вампир. Хотя иногда мне кажется, что я гребанный робот, потому что жить практически без сна и еды нереально. Именно поэтому, – Деймон опускает глаза на часы, – поехали пожрем, что ли.
– Пожрем или нажремся?
– А уж как пойдет.
====== 8. Рискнувшая. ======
– Ты серьезно?
Энзо не двигается, не отрывая от Елены внимательного взгляда. Она перебирает оружие, проверяя наличие пуль в пистолете, и изо всех сил пытается скрыть от него дрожь во всем теле. В какой-то момент не выдержав, он поворачивает ее к себе и крепко сжимает ее плечи, вынуждая поднять глаза и посмотреть на него.
– Я как бы понимаю твои чувства, ты узнала, что донор яйцеклетки, благодаря которой ты появилась на свет, не самый крутой на свете чувак, но тебе не кажется, что ты немного не доросла до такой вещи, как убийство? Ты должна понимать, что ты все еще мелкая. Да, я вырастил из тебя пацаненка и горжусь тобой, потому что ты потрясающая, но ты не сможешь убить.
– Я… – она облизывает губы и поджимает их, вздрогнув, – я понимаю, что не смогу. Но я не могу это просто так оставить. Ты учил меня драться и стрелять не просто так, я хочу доказать тебе, чему я научилась.
– Я вижу, чему ты научилась, Котенок. Совсем не обязательно ехать и мочить ублюдка, который когда-то трахнул твою мать.
– В этом все дело. Такие мрази не должны спокойно существовать, черт возьми. Он воспользовался моей матерью, хотя она даже не была совершеннолетней. И, как я поняла, ему было даже плевать на то, что она залетела.
– Лен, – Энзо закатывает глаза, – да, она не была совершеннолетней, но она достигла возраста согласия, и он явно не насильно ее трахал, судя по тому, что я слышал, она сама на него вешалась постоянно и явно не была против перепихона по-быстрому. Ну, а презерватив… сейчас молодежь не понимает, насколько контрацепция важна. Именно поэтому я о тебе и твержу с самого детства.
– Погоди, – Елена кладет руку ему на грудь, встревоженно глядя ему в глаза, – если… если ты меня не отпустишь, я, конечно же, никуда не пойду. Если ты не хочешь, чтобы я ехала и…
– Я не могу запретить тебе ехать и разбираться с твоим ушлепком-отцом, – он нежно ведет рукой по ее щеке, убирая выбившуюся прядь волос, – ты уже слишком взрослая и можешь, даже должна, сама принимать решения и отвечать за свои поступки. Если ты хочешь этого, то поезжай, я сделаю все, что от меня требуется.
– Не называй его моим отцом, – она морщится, встряхнув волосами, и ее глаза недовольно блестят, – он мне никто. Он, как ты сам сказал, лишь безликий донор яйцеклетки, не больше. Ты стал для меня отцом.
– Конечно, – Энзо расплывается в довольной улыбке, – я вообще сто в одном: и отец, и мать, и брат, и учитель…
– И лучший друг, – она доверчиво прижимается к его груди, вдохнув его такой родной запах, – я не знаю, что бы было, если бы не было тебя. Точнее знаю, не раз видела в детстве… Стала бы шлюхой, торговала собой, пила, курила, трахалась со всеми подряд…
– Не обязательно, – он фыркает, цокнув языком, – каждый человек сам решает, каким ему быть и как себя вести. Если ты думаешь, что у тех людей из приюта не было другого шанса, кроме как трахаться и получать за это деньги, то это чушь собачья. Они просто смирились с этим, тупо сдались, решили, что скулить и жалеть себя проще. Вместо того, чтобы сбежать, попробовать начать зарабатывать, чему-то учиться и расти, как личность. Именно поэтому – никогда не говори, что тебе тяжело, или ты устала, или у тебя что-то не получается, потому что в мире минимум миллион человек, которым гораздо, гораздо хуже, чем тебе может быть. А еще… – мужчина делает паузу, словно что-то обдумывая, а в следующую секунду подсекает ее под колени, толкнув в грудь, и Елена падает на пол, больно ударившись головой. Энзо садится сверху, заломив ее руку, и она вскрикивает, дернувшись всем телом, – никогда не теряй внимания, ни с врагами, ни с друзьями, потому что каждый может обмануть.
– Энзо…
– Каждый, ты слышишь меня? И что ты хочешь мне сказать? Что тебе больно, неудобно, что ты ударилась? А кто виноват? – он щурится, вглядываясь в ее бледное лицо. – Ты отвлеклась, хотя всегда нужно быть на чеку, что бы вокруг не происходило. Ты говоришь, что готова пойти мстить отцу, но сейчас допускаешь такую глупую ошибку.
– Энзо, мне… – на ее глазах выступают слезы, но он не отпускает ее, наоборот сильнее дернув ее руку, и она заходится в крике.
– Почему ты скулишь? Ты же знаешь, как выпутаться, ты умеешь, ты сотни раз так делала. Просто я застиг тебя врасплох, и ты сразу же растерялась. А в жизни никто и никогда не будет предупреждать тебя об опасности. Ты должна уметь защищать себя. И ты умеешь, млять! – он уже практически рычит, сильнее вжимая ее бедрами в пол. – Ты сильная, Елена, запомни это на всю гребанную жизнь. Да, ты еще мелкая, и у тебя не хватает мышц, и ты низкая, но в этом твое преимущество. Ты изворотливая, ты всегда сможешь найти лазейку и обойти противника. И еще, – он снова дергает ее запястье, и девушка скулит, глядя на него расширившимися глазами, – никогда не говори, что ты что-то не можешь, потому что ты можешь все. Ты сможешь все, понятно? Никогда не сдавайся, никогда не отступай, не бойся экспериментировать, не бойся ошибиться и оступиться, только так и научишься жить. А сейчас – пошли меня нахер и освободись, потому что я знаю, что ты можешь.
Елена дрожит всем телом, глядя в его неожиданно бешеные, горящие глаза, судорожно прокручивает в голове все приемы, которым он ее научил, берет себя в руки, резко выворачивает руку, не обращая внимание на режущую боль, подается вперед, ударив его коленом в пах, добавляет удар локтем в солнечное сплетение, дергает головой, столкнувшись с ним лбом, и, умудрившись спихнуть его с себя, перекатывается на колени, тяжело дыша. Энзо морщится, прижав руку к бедрам, пыхтит и вдруг начинает довольно смеяться, распластавшись на полу.
– Я же говорю, что ты можешь. Я в тебе никогда не сомневался, потому что ты уникальна, Елена.
Он садится, с нежностью глядя на нее, и Елена старается поймать губами воздух и смотрит на него, практически не моргая. Сквозь плотные шторы пробивается солнечный свет, окрашивая комнату в красно-оранжевые краски, которые играют на загорелом лице Энзо. Она ловит себя на мысли, что любуется им, каждой черточкой его идеального лица, тела, просто не веря в то, что такой человек действительно существует.
Внутри что-то щелкает, она подползает к нему и, положив руки на его плечи, касается его губ, неумело, неловко дрожа всем телом и не зная, что ей делать. Он застывает, изумленно открыв глаза, и, кажется, даже не дышит. Сглотнув, Елена немного отодвигается, прижимаясь лбом к его лбу и судорожно облизывает губы.
– Мне нужен был только один раз…
– Мы не можем, – почти стонет он, проведя рукой по ее спине, путаясь в длинных взъерошенных волосах, – ты по факту мой ребенок, мы не можем позволить себе что-то… большее…
– Я знаю, просто мне нужно было это, – шепчет она и утыкается лицом в его шею.
Елена крепко держится за руль мотоцикла, наклонившись вперед, и пытается успокоиться. Как бы она ни убеждала себя в том, что она не боится и у нее все под контролем, как только она вышла из дома, все ее существо сковал страх, который она даже не могла объяснить.
Энзо был готов закатить скандал, не желая отпускать ее в одиночку, но она настояла, попросив его поверить в нее и отпустить. Она бы хотела, чтобы он поехал с ней, потому что она привыкла, что он всегда рядом, помогает, поддерживает ее, учит, как нужно поступить, чтобы было как можно меньше проблем. Но она уже не ребенок, она хочет что-нибудь сделать самостоятельно, просто пойти и доказать, что он правильно ее вырастил.
– Ему сейчас должно быть в районе сорока, – она кусает губы, вспоминая слова Энзо, – очень бледный, ну само собой, наркоман ведь. Высокий, даже мускулистый, голос низкий, хриплый из-за сигарет. Темные, сальные волосы, на шее и правой руке большие татуировки. Да и, думаю, тебе каждый укажет, где он живет, если запутаешься. Личность-то не малоизвестная, если такую мразь можно назвать личностью.
– Я справлюсь, – шепчет Елена, крепче цепляясь за руль, и сжимает челюсти, несясь на полной скорости по дорогам и петляя между машинами. Она хочет вернуться дотемна, чтобы посмотреть какую-нибудь комедию под боком у Энзо и забыть обо всем.
Усмехнувшись, она вдруг ловит себя на том, что даже не знает, что планирует сделать с Коулом. Коул. Какое странное и необычное имя. Красивое, оригинальное, но от него почему-то несет чем-то очень грязным и дешевым, как и его обладатель. Естественно, она не сможет убить, на такой ответственный шаг она еще не готова, Энзо прав, но и просто так оставить все она не может. Но разве только смерть может быть местью? Девушка проводит языком по губам, улыбаясь своим мыслям, и сильнее нажимает на газ, выкручивая ручку мотоцикла.
Грязный район, чертовски грязный. Елена оставляет мотоцикл в куче мусора, прикрыв это пакетами, не особо уверенная, что его не стащат, но у нее просто нет выбора. Она медленно идет по пыльным улицам, брезгливо глядя на упаковки от еды, шприцы и прочие нечистоты, которыми пестрит земля.
Люди, сидящие возле двухэтажных зданий, напоминают привидений или зомби, с серой кожей, впалыми пустыми глазами, бессмысленными, затуманившимся взором. Елена вздрагивает, когда встречается с одним ребенком взглядом, и торопливо отводит глаза, обхватив себя руками.
Что она здесь забыла? Она действительно пришла сюда за своим отцом? Ради мести? Она даже не уверена, что сможет найти его, что не ошибется, что справится, а не сдастся в последний раз и не убежит. Потому что это первое ее важное самостоятельное «дело», и она не понимает, что делать дальше.
Елена вскидывает голову, оглядывая грязные балконы и полуживых людей, и ежится, хотя солнце нещадно палит по открытому пространству. Потом медленно входит в первое здание и замирает, когда видит открытую дверь в огромную комнату, набитую людьми, которых почти не видно из-за завесы густого едкого дыма. Они орут, кричат, страшно ругаются, пытаясь перебить друг друга, и смеются, играя в какую-то карточную игру. Вокруг мужчин снуют плохо одетые женщины, которые лезут к ним, демонстрируя полуобнаженные тела.
В центре всего этого хаоса восседает высокий и неожиданно мускулистый мужчина с рваной раной на подбородке. С темными волосами, в практически порвавшейся белой рубашке и грязных штанах, но он кажется королем в этой комнате нищеты. Когда он немного поворачивается, Елена с трудом сдерживает вскрик, увидев на его шее огромную татуировку. Это ее отец.
Она боится даже вдохнуть, жадно изучая его неожиданно красивое лицо, и девушка наконец понимает, чем он привлек ее мать. Он прекрасен, даже слишком, идеальные черты лица, чувственные губы, глубокие магнетические глаза, широкие плечи и руки, на которых она почему-то задерживает свой взгляд. Он кажется совершенством, и не удивительно, что большая часть девушек льнет именно к нему, однако он нисколько не обращает на них внимание, полностью поглощенный игрой.
Елена выходит на улицу, понимая, что не сможет даже выстрелить в таком дыму и комнате, набитой людьми, и начинает думать, как бы она могла выкурить его на улицу. Оглядев себя, она понимает, что явно не сможет привлечь его внимание своим телом: огромная бесформенная футболка, кожаная куртка, потертые, подвернутые штаны, заправленные в высокие сапоги. Ее почти не видно, а такому мужчине, как Коул, явно нужно больше обнаженной кожи.
Она сплевывает от досады и пинает ногой камень, судорожно прокручивая в голове разные варианты. Она не может сейчас сдаться и отступить, она уже тут, она уже нашла его, она не может сейчас отступить и вернуться, только из-за того, что все пошло не по плану, хотя у нее и плана-то не было.
В какой-то момент Елена уже решает завалиться туда и просто напрямую предложить им уединиться, сыграв на своем женском обаянии, но ее мысли прерывает телефонный звонок, и она, отойдя в сторону, смотрит на незнакомый номер. Энзо учил ее никогда не отвечать на такие звонки, но внутри вдруг резко поднимается беспокойство, перекрывающее воздух и мешая дышать. Не понимая, почему ей вдруг стало так страшно, она решительно нажимает на кнопку «принять вызов» и прижимает мобильный к уху.
– Елена? – незнакомый женский голос пугает ее, и она вздрагивает, но молчит, поджав губы. – Шериф Форбс. К сожалению, у меня плохие новости. Ваш дом был взорван и… – Елена борется с желанием бросить телефон, но лишь крепче сжимает его, превращаясь в слух, – Энзо Сальватор погиб.
====== 9. Потерявшая. ======
– Вот ты можешь мне объяснить свою логику? – Аларик затягивается и прикрывает глаза, блаженно поморщившись. Деймон делает глоток виски и переводит на него мутный взор, зевнув.
– А что с ней не так?
– Я просто перестал въезжать в твою жизнь, просто категорически. Ты женат на давно не любимой женщине, вы выносите друг другу мозги, но не подаете на развод. Тебя бесят шлюхи, но ты их регулярно заказываешь, тебя бесит жизнь и все люди вокруг, но ты ловишь кайф от секса с лесбиянкой. В какой момент жизни тебя приложило так сильно?
– Когда ты выставляешь все в таком свете, становится реально дерьмово, – Деймон усмехается, закурив, и откидывается на спинку дивана. – Ты прекрасно понимаешь, почему мы с Роуз женаты до сих пор – она не желает соглашаться на развод, потому что ей нужны мои бабки, а при разводе я ей ни доллара не дам. Ей нравится район, где стоит мой дом, ей нравится жизнь, в которой кручусь я. Да и мы привыкли жить вместе, даже несмотря на то, что иногда я очень хочу взять травмат и пристрелить ее к херам.
– Лучше разведись.
– Этим скоро все закончится, не переживай. Я сам уже волком вою, дома ненавижу находиться, потому что там все ею провоняло, а уж как меня раздражает ее гарем, да и она сама.
– Понял, больная тема. Поехали дальше.
– А что дальше? Шлюхи? Рик, вот ты серьезно? Я типа женат, но трахаться, сам знаешь, хочется. Нормальную девушку на улице просто так сейчас не найдешь, все они просто скрытые шлюхи, которым ничего не нужно, кроме как почувствовать член в своей вагине. Их не нужно уважать, любить и оберегать. Ты ее трахаешь – она довольна и счастлива. Это закон современности, который меня устраивает.
– Потому что ты не влюблен.
– Я понял, что любовь – это чушь, самая настоящая чушь, без которой легко можно обойтись. Вот любил я Роуз, любил целых три года, и что? Сейчас мы с трудом смотрим друг на друга, и нахер это мне надо? Проще трахнуться, послать и забыть, потом найти очередную легкодоступную сучку, отвести душу и по-новой.
– Ага, а про Хейли что скажешь?
– Хейли отдельный экспонат. Сувенир, я бы сказал. Мы как-то переспали, было даже подозрение, что она залетела, правда потом, слава богу, все обошлось. Мы поссорились страшно, потому что она хотела продолжение отношений, а мне это нафиг было нужно после эксперимента с Роуз. И мы разошлись. Она стала мне мстить, подбирая моих шлюх и трахаясь с ними, я нес про нее какую-то настоящую хрень, а потом мы начали дружить, до сих пор не помню как. Она рассказывала мне, как она спит со своим братом-педиком, когда ей нужен мужчина, я хвалился своими похождениями, и мы терпели. А вчера нас что-то порвало.
– И теперь ты светишься так, словно выиграл миллион.
– Просто она реально хороша в постели. Хотя, по факту, мы ни разу не трахались по канону: в первый раз в машине, потом в примерочной, ну, а вчера и вообще на столе в моем кабинете. Мы вообще поломанные какие-то, психи, проще говоря.
– Ну есть немного…
– Ну и срать, честно. Главное, что я хоть немного воскрес, правда не известно, надолго ли, но уже хоть что-то. Меня радует, что Хейли ничего от меня не ждет и не требует. Она знает, что я не могу ничего ей пообещать, потому что типа женат, да и мы не влюблены, чтобы становиться парой. Нам просто нравится трахаться, мы сходимся в этом плане прекрасно, а больше ничего и не надо.
– О да, конечно, – Рик залпом осушает свой бокал, мотнув головой, и издевательски смотрит на Деймона, который пихает его в плечо, скривившись.
– Прекрати рожу кривить, я знаю, что говорю. Чувств нет, мы друзья, но нам по кайфу трахаться. Так в чем проблемы? Пока нас все устраивает, будем продолжать в том же духе, ну, а когда надоест или появятся претензии, посмотрим, как реагировать.
– Неужели ты не хочешь остепениться? Завести нормальную семью, ребенка, то бишь наследника, которому ты передашь свои бабки и бизнес? Мне кажется, после тридцати все задумываются именно об этом.
– Еще раз вякнешь про мой возраст, и я сдеру с тебя скальп. Ты сам старше меня, а выпендриваешься так, словно мне на пенсию пора. В моем случае возраст не имеет значения, я такой же, каким был и десять лет назад, разве что морально повзрослевший и понявший смысл жизни.
– И в чем же он, Ницше?
– Закрой хлебало, не беси меня.
– Да глаголь уже, – усмехается Рик, с удовольствием следя глазами за полуобнаженной девушкой, кружащей вокруг шеста, – мне даже интересно, что же такого важного ты познал за свои три десятка.
– В рожу вцеплюсь.
– Еще что?
– Короче, я понял, что смысл не в любви и даже не в деньгах. По сути, смысла жизни нет, то есть нет какой-то вещи, которую можно назвать смыслом жизни всех на земле. У каждого он свой, но есть одна штука, без которой жить нельзя – это понимание, что на свете нет ничего важнее, чем ты сам. Все вокруг предадут, грохнут, пошлют и обворуют, а ты у себя останешься.
– Херовый из тебя философ.
– Отвали. Я бухой, мне можно нести ахинею, особенно если сейчас я в ее даже почти верю. Ну реально, сколько раз я был на миллиметре от того, чтобы подохнуть или пасть перед кем-то? Но че-то не упал. У меня всегда был я, и я выжил. Это главная наша с братом особенность: мы не доверяемся кому-либо слишком сильно, чтобы в случае предательства не взяться за пистолет.
– Если вы с братом так похожи, то почему так враждуете? Вместе вы могли бы достичь нереальных высот, как ты этого не понимаешь? Может, нужно наладить с ним контакт?
– Может, и нужно… – Деймон задумчиво смотрит на стриптизершу, практически не моргая, – только я не люблю, когда кто-то так же хорош, как и я. Говорят, противоположности притягиваются, а мы с ним клоны друг друга, и это выносит мозг. Мы тупо не выживем рядом, перегрызем друг другу глотки и сдохнем. Иначе никак. Именно поэтому… было бы лучше, если бы в живых остался кто-нибудь один, двоих таких земля просто не выдержит.
– Все это время держала…
– И что? Кому из нас круто живется? У него с девушкой все медным тазом накрылось, у меня с женой, он хер знает как существует, я ненавижу жизнь. Нам не хватает воздуха на двоих, и вокруг нас людям херово, потому что мы высасываем слишком много энергии. Мы как энергетические вампиры – пожираем все вокруг нас, не давая другим нормально жить.
– Вот сейчас, брат, ты реально ахинею начал нести.
– Ну и ладно, ты же слушаешь? – Деймон криво и пьяно ухмыляется, положив руку на спинку дивана. – А, значит, все не так дерьмово.
– Просто я твой друг.
– И что, ты реально хочешь им быть? Я ведь тебя бешу своим характером, бабками, местом в обществе. Ты просто водитель, и тебя не может это не бесить. Я грубый, я в принципе не могу никому нравиться, но ты все еще почему-то рядом прикрываешь мой зад. Напрашивается вопрос «почему», и тут несколько вариантов: тебе нужны мои бабки, тебя подослали выжать из меня инфу, ты тайно влюблен в меня…
– Или я просто привык вытаскивать твою задницу из всех передряг, потому что тебе мозгов не хватает, – фыркает Рик, и Деймон согласно кивает.
– Или ты просто привык вытаскивать мою задницу из всех передряг, верно. Но, знаешь, не исключено, что я тебе нравлюсь, – он самодовольно усмехается, и тот ударяет его по лицу, закатив глаза.
– Ты перепил, брат.
– Ну и ладно, мне хорошо! – он орет на весь клуб, бросив бутылку на пол, и поднимает обе руки. – Мне просто кайфово, мать вашу! И, знаешь, – он переводит на него горящие пьяным восторгом глаза. – Да пошли все, кто до меня дотрахивается! Я никому и ничего не должен. Да, я эгоист по своей природе и не собираюсь меняться или прогибаться под чье-то мнение, заколебался. Не нравится? Выход известно где, – с этими словами он падает на диван и смеется в голос, не обращая внимание на посетителей.
Елена не помнит, как доезжает до дома. Точнее до того места, которое раньше она называла домом. От него почти ничего не осталось, какие-то куски фундамента и мерзкий запах гари. За ограждением ютятся люди, пытаясь узнать, что случилось, люди в форме опрашивают очевидцев, пожарные тушат последние очаги пламени. Спасать нечего, мебель сгорела дотла, но взгляд Елены замирает на черном продолговатом пакете, лежащем на носилках. В горле поднимается ком, и она сглатывает, на шатающихся ногах идя вперед.
– Елена? – к ней подходит женщина в форме, и она вздрагивает, подняв на нее испуганные глаза. – Шериф Форбс, я говорила с Вами по телефону.
– Я помню, – она не узнает свой голос, почему-то очень твердый и жесткий, хотя внутри все рвется на части.
– Примите мои соболезнования. Вы были сестрой мистера Сальваторе?
– Я была его приемной дочерью, – губы начинают дрожать, и она поджимает их, вспоминая слова Энзо. Нужно быть сильной, несмотря ни на что. – Что… что произошло?
– Мы пытаемся разобраться, как вышло так, что о взрыве не было никому известно. По записям мы знаем, что пролетавший самолет выстрелил и… с вашего дома огонь позднее перекинулся на все вокруг, и пришлось тушить…
– Мне это не интересно. Где он?
– Простите, – Форбс поджимает губы, – но мы не можем показать Вам его. Тело сильно обгорело, а Вы ребенок.
– Мне семнадцать лет, – жестко перебивает она ее, сверкнув глазами, – и я хочу увидеть его. Мне нужно это.
– Елена… – но она, словно не слыша ее, целеустремленно идет к карете скорой помощи и замирает возле носилок. К ней поворачивается врач и уже открывает рот, чтобы запротестовать, но подошедшая к этому времени шериф сокрушенно кивает. – Покажите ей.
– Но, мэм…
– Живее.
Елена вздрагивает, когда видит некогда любимое лицо, с трудом узнавая его. Жженая кожа, корка запекшейся крови, почерневшие сгустки крови… Она отворачивается и, отскочив в сторону, прижимает руку к губам, чувствуя тошноту. Перед глазами все плывет, и она часто дышит, упершись руками в колени. Форбс молчит, терпеливо дожидаясь, когда она придет в себя, и протягивает ей бутылку с водой.
– Мне очень жаль, Елена. Мы будем разбираться в причине взрыва, я Вам обещаю.
– Все равно ничего не найдете, – шепчет она, не поднимая головы.
– Но я хотела поговорить о Вас. Вам есть куда идти? Вы несовершеннолетняя, и я не могу допустить, чтобы Вы ошивались где-то на улице. Я уже договорилась о том, чтобы Вас на какое-то время взяли в приют. И… – Елена! – женщина вскрикивает, когда девушка, развернувшись, бежит через всю поляну к своему мотоциклу и, едва успев сесть на него, выжимает ручку газа. – Елена!!! – Форбс бежит к ней, но Елена выворачивает руль и, подрезав проезжающую машину, несется по улице против движения, петляя между машинами. Слезы душат, но она не позволяет себе заплакать, лишь добавляя скорости, словно надеясь, что она поможет ей сбежать от этого ужаса.
– Мистер Сальваторе?
– Мне очень плохо, – мычит Деймон, подняв голову со стола, и недовольно смотрит на секретаршу. – Так что по-быстрому и максимально кратко, потому что мой мозг пока что не начал нормально функционировать.
– К Вам мистер Зальцман.
– Чтоб его в задницу… ладно, зови, чтоб его.
– Боюсь, у меня плохие новости, – Рик подходит к его столу и убирает руки в карманы, – так что постарайся прийти в себя и понять, что я хочу до тебя донести.
– Это будет непросто, но допустим.
– Вчера стало известно, что дом твоего брата был взорван, и по последней информации он…
– Что? – он хмурится, пытаясь сконцентрировать на нем мутный взгляд.
– Он мертв, Деймон.
– Чушь, – мужчина с трудом поднимается на ноги и, взяв бутылку с водой, делает глоток, – мой брат так просто бы не сдох, он слишком умный. Вероятнее всего, за ним стали следить, и он к херам взорвал свой дом, сымитировав смерть. Показушник хренов, решил как в кино. Денег шибко много.
– Деймон…
– Слышать ничего не хочу. Вот объявится он через месяц, тогда и поржешь еще. А сейчас, – он с тоской смотрит на часы и решительно качает головой, – мне слишком херово, я вчера перебрал, кажется. Так что можешь остаться тут и уволить каждого, кто будет себя плохо вести.
– Дей…
– Я домой, – он хлопает его по плечу и, пошатываясь, выходит из кабинета.
С трудом не уснув в такси, Деймон заходит в дом, бросает все вещи прямо в холле и, кое-как добравшись до дивана в гостиной, валится на него, с блаженством обняв руками подушку. Однако буквально через несколько минут раздается стук дверь, и он, подняв голову, морщится.
– Какой ушлепок решил припереться. Суки… – он идет босиком к двери и, рывком открыв ее, замирает с открытым ртом, чтобы послать незваного гостя, но слова куда-то исчезают, пока он медленно изучает невысокую темноволосую девушку в явно мужской кожаной куртке, потертых джинсах и с таким вызовом в глазах, что у него перехватывает дыхание.
– Деймон Сальватор? Меня зовут Елена, и у меня есть к Вам предложение.
====== 10. Решительная. ======
– Елена? – Деймон вскидывает брови, оглядев ее с ног до головы. – Я немного не понимаю…
– Я все объясню, – не дожидаясь разрешения, Елена решительно проходит мимо него в дом и, зайдя в гостиную, поворачивается к опешившему хозяину. – Я приемная дочь твоего брата, Энзо.
– Приемная… стоп, – он встряхивает головой и проводит рукой по волосам, – ты же… ты та самая… Вот же ублюдок! Он реально тогда перекупил тебя, вот же скотина…
– Я понятия не имею, о чем ты, но…
– Ты ведь не помнишь меня, да? – Деймон пристально смотрит на нее, и Елена осекается, выгнув бровь. Он садится на диван и проводит рукой по губам, напряженно глядя на нее снизу вверх. – Ты ведь тогда еще совсем маленькая была. Около четырех лет, я бы сказал. Бойкая, уверенная, ты ведь еще тогда меня зацепила. Я даже договорился с Ником о том, чтобы выкупить тебя, а потом, вернувшись, узнал, что ты якобы пропала. Правда он втирал мне, что ты умерла, но сейчас я убедился в том, что был прав, когда не верил ему.
– Ты… я не понимаю, о чем ты, – Елена скрещивает руки на груди в защитном жесте и хмурится, – я вижу тебя впервые в жизни. Энзо мне немного рассказывал о тебе, но я не была уверена, что смогу узнать тебя. Но сейчас… – она делает паузу и собирается с духом, – вы правда похожи, даже страшно становится.
– О, очередной человек, который напоминает мне о том, что мы с ним похожи, – цедит он сквозь зубы и качает головой, – я в курсе. И он тоже. Мы в ссоре как раз из-за этого, из-за того, что мы, млять, одинаковые.
– Вы даже ругаетесь похоже…
– Копать хоронить… – шипит он, вскочив на ногу, и девушка, вздрогнув, на автомате добавляет:
– Бальзамировать.
– Что? – Деймон переводит на нее непонимающий взор.
– Копать хоронить бальзамировать – так всегда Энзо говорил, когда злился, но не хотел материться при мне.
– Естественно он так говорил, потому что мы с ним придумали это недоругательство. Кстати о нем… Почему ты говоришь «говорил»? И сразу еще один вопрос – что ты вообще забыла у меня дома? Почему я вдруг тебе понадобился? Ну и как ты нашла меня, в конце концов?
– Мне кажется, это в три раза больше, чем один вопрос, – фыркает она, закатив глаза. – И, думаю, ты должен был слышать о том, что случилось с Энзо, – мужчина не отвечает, и она холодно продолжает, пристально глядя ему в глаза: – Энзо мертв, Деймон. Его… наш дом взорвали, пока меня не было дома.
– Я слышал, но… – он медленно проводит рукой по шее, побледнев, – я решил, что это для отвлечения глаз. Насмотрелся боевиков и, чтобы скрыться от проблем, решил инсценировать свою смерть. Дешево и сердито, к тому же он мастер обманов и розыгрышей. Поэтому я даже не…
– Он мертв, – жестче повторяет Елена, обхватив себя руками, и слабо вздрагивает, – я бы с радостью поверила в твою версию, но я видела его тело… А, продолжая отвечать на твой «один», – она изображает пальцами кавычки, – вопрос, могу сказать, что изначально я ехала к тебе, так как думала, что ты причастен к его смерти. Вы долгое время враждовали, и не исключено, что ты хотел избавиться от сильного соперника.
– Что?! – Деймон вскакивает, полыхая гневом, но она не двигается с места, словно не реагируя на его приступ ярости.
– Но я умею определять, когда люди врут. Вообще у меня неплохо с распознаванием характеров людей, особенно когда они что-то скрывают. И по тебе я поняла, что ты не имеешь к его смерти отношения.
– Но…
– Поэтому у меня к тебе все еще остается предложение.
– Стой, – он вскидывает руки, нахмурившись, – ты говоришь слишком много и непонятно. А что было бы, если бы ты так сказать поняла, что я убил Энзо? Что бы это изменило?
– Я бы тебя убила, – легко отзывается она, и у Деймона невольно открывается рот. – Думаешь, я вру или хвастаюсь? Думаю, ты знаешь, кем был Энзо. А он мой учитель, так что не удивительно, что я могу за себя постоять, – он открывает рот, чтобы перебить ее, но Елена быстрым движением достает из кармана куртки пистолет и направляет дуло ему в грудь.
Мужчина приподнимает одну бровь, оценивающе посмотрев на нее, потом резко выворачивает руку, сжав ее запястье, и девушка нажимает на курок. Раздается выстрел, и пуля врезается в стену. Пару секунд они не шевелятся, пристально глядя друг на друга, потом Деймон отпускает ее руку, и Елена медленно отводит оружие в сторону, не отрывая от него глаз.
– Хорошая реакция. Энзо хорошо тебя выучил.
– Я еще в процессе обучения.
– А чего ты еще хочешь добиться? Реакция отличная, руки не дрожат, когда стреляешь, двигаешься достаточно быстро и практически бесшумно. Отшлифовать, и будет замечательно.
– Я не умею убивать, – она сама не понимает, почему говорит о самом большом своем страхе незнакомому мужчине, но ее сбивает с толку тот факт, что он слишком похож на человека, которого она боготворила последние десять лет.
