Текст книги "Убийца великанов 2 (СИ)"

Автор книги: Алекс Фед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Обессиленная Кира потеряла много крови, рана на бедре открылась, и у нее начался небольшой жар. Она уверяла, что не больна, но ее все равно отправили вниз к зараженным. Головная боль не давала ей забыться сном. Бедро пульсировало и горело. А разум растворился в ужасных видениях, в которых ее преследовали зловещие тени прошлого.

В комнатах элотов теперь стояло не восемь кроватей, как раньше, а гораздо больше. И в них теперь располагались больные. Солдаты, наемный персонал, рабы и нобилеты на службе у прокуратора, как, например, главный надсмотрщик Митч. Их состояние ухудшалось с каждым часом. Все они ждали, когда Черный Мор забререт их, прекратив жуткие страдания.

– Мне очень жаль, – говорил лекарь, переходя от одного больного к другому. Он успел заменить швы на бедре Киры перед тем, как болезнь забрала и его.

Глава 10 – Ярость великана

Пропасть возникла на пути внезапно. Ступеньки обрывались, и перила резко уходили вниз под прямым углом. В кромешной темноте рассмотреть дно невозможно. Мара зажгла воспламеняющуюся палочку и кинула в дыру. К запаху гари прибавился специфический тягучий аромат серы и угля. Пламя выхватило темные силуэты деловито снующих крыс по обломкам обгорелых полок, груду почерневших камней, а также непонятный мусор и куски стеклянной крыши. Огонек летел вниз и уменьшался, а достигнув дна, превратился в крошечную точку. Глубоко. Несколько этажей.

Следующую палочку Мара положила так, чтобы она светила сверху. Затем она зафиксировала узел-самосброс и начала спускаться по двойной веревке. Огоньки сгорели, и все погрузилось во тьму. Тогда она зажгла еще одну палочку и кинула вниз. На половине пути, веревка кончилась. Пришлось раскачаться и ухватиться за торчащие прутья из стены. Когда ноги нашли опору, Мара сбросила веревку и вновь повязала узел-самосброс. Три раза она проделывала эту операцию, чтобы добраться до заваленного мусором, камнями и осколками дна.

Едва продвигаясь сквозь завалы, Мара осматривала все вокруг в поисках Посланника Небес. Но кругом валялись лишь обломки и пепел. Только когда она перелезла через заваленные хламом остатки статуи, то заметила покореженную платформу, на которой Посланник Небес поднимался на Главную Площадь. Дыхание сперло от предвкушения. Подобравшись ближе, Мара увидела его и расплакалась. Забыв об осторожности, она рванула вперед, споткнулась и рухнула на прогоревшие книжные полки. Хрупкая конструкция, которая чудом держала Посланника Небес, платформу и один Всесвет знает что еще, не выдержала дополнительного веса.

Мара кричала, проваливаясь все ниже и ниже, пытаясь за что-то ухватиться. Но все вокруг летело вместе с ней и над ней.

Сильный удар.

Она потеряла сознание и неизвестно сколько пролежала без чувств. Пробуждение было болезненным. Повезло, что ее ничем не придавило, не разорило кости или внутренности. Подвигав конечностями, а также ощупав себя, она убедилась, что ничего не сломано. Веревка пропала, как и рюкзак с огоньками и снаряжением. Он за что-то зацепился, и лямки порвались.

Двигаясь в кромешной темноте, Мара не понимала, в каком направлении идти и на что ориентироваться. Подземный лабиринт кишел черными крысами. Они шуршали вокруг, терлись о ноги, кусали за лодыжки и ладони. Внезапно Мара нащупала не крысиный бок, а огонек, который она тут же зажгла, чиркнув по стене.

Груда обломков, на которой она ползала, закрывала проход, оставив крохотную дырочку, в которую она еле протиснулась, оказавшись в длинном туннеле с высоким потолком, напоминавшем склад темпоралей. Так как даже стеллажи тут стояли металлические, то пламя не так сильно повредило эту часть Кабинета Императора. Только в начале металл оплавился, а стекла треснули от жара. Но дальше все оказалось в целости и сохранности, только покрыто толстым слоем пыли. Защитники Подземного Города не реагировали на нее. Эти паукообразные темпорали просто не видели антиволна.

Сначала Мара не обратила внимания на то, что подошвы сапог хлюпали по жиже под ногами, а крысы потеряли к ней интерес и куда-то торопились по своим делам. А когда вода стала доходить до щиколоток, стало ясно, что ей следует поторопиться.

Черные комочки слипшейся шерсти с длинными розовыми чешуйчатыми хвостами собирались несколькими потоками в неприметный на первый взгляд переулок между домами. Грызуны лучше ориентировались в этом лабиринте. Мара последовала за ними. Крысы вывели ее к подъемникам на следующий уровень. Они не работали, конечно, но черный ручей устремился куда-то за шахты. Там оказалась лестница. Мара поднялась, но следующий этаж, который почти весь был завален и разрушен. Пришлось карабкаться по обломкам наверх.

Ее проводники нервничали. Попискивали и будто прислушивались к чему-то.

Вскоре услышала и Мара.

Гул наростал неотвратимо. Скользкие замшелые камни завибрировали, а крысы рванули наверх с таким отчаянием, что бежали по друг другу и даже по ней. Сначала Мара пыталась их скидывать и отбиваться, но страх завладел ею, оставив лишь желание убежать от надвигающейся опасности.

Поток с ревом ворвался в туннель, по которому она ползла, потащил и закрутил. А дальше остались только острые камни, маленькие мягкие тела вокруг, боль в горле, разрывающиеся легкие…

И кромешная темнота.

Ничего, кроме темноты и беспамятства.

Привел в чувство ее не очередной удар в швыряющем потоке, но еще более болезненное нажатие, сдавливание, давление. Печать Прокуратора на груди пульсировала, горела огнем, требуя Мару очнуться. Она приоткрыла веки в ожидании непроглядной тьмы, но мелькнули тусклые разноцветные пятна и марево. Вокруг слышался не истошный визг тысяч погибающих тварей в реве водной стихии, а плеск волн и голоса, как будто издалека.

– Золото! – с Мары сдернули Печать Прокуратора, и она застонала.

– Еще сопит!

– Щас я ее оприходую, пока не издохла.

Чужой лающий смех и с нее стянули сапоги. Затем перевернули на живот, чтобы избавить от порванных во многих местах штанов.

Резкий выброс и локоть достиг цели. Смех с хрустом превратился в хрип. Пальцы согрела кровь, обжигая. Мара даже не представляла, как замерзла. Кинжал легко вошел в глазницу второго бродяги, а затем добил первого. Она вырвала Печать из покрытых грязью пальцев несостоявшегося насильника и пошатываясь вышла из-под Собачьего Моста в Нижнем Городе.

Его еще называли Сучим, потому что по ночам здесь собирались самые дешевые продажные женщины, которых не брали ни в один притон. И даже эпидемия чумы не останавливала творящийся у моста разврат.

– Ну-ка, что тут у нас. Эй, подстилка, я к тебе обращаюсь вообще-то, – кто-то попытался ухватить Мару, перепутав с одной из проституток, но получил кулаком в нос. После чего ему прилетело коленом в пах. Но насладиться болью жертвы Мара не успела, перерезав мужчине горло. Шлюхи и их клиенты не замечали ничего вокруг. Мара поправила сползшую влажную повязку на лице и продолжила свой путь.

– Ты чья? Я тебя тут раньше не видел, – бросился к ней сутенер, но Мара разобралась с ним одним ударом. Одна из девушек увидела это, но не успела даже пискнуть, как ей вонзился кинжал в грудь. Другая кинулась бежать, но Мара в два счета настигла ее и прикончила. Она вытерла лезвие о юбку убитой, когда несколько мужчин в темных плащах вышли на свет тусклого фонаря.

Сами напросились.

– Будь паинькой, шкура, и мы тебе не отрежем ничего важного… – Бандит достал длинный нож и поиграл им, чтобы на длинном изогнутом лезвии заплясали блики. На Мару это не произвело никакого эффекта.

Светила полная Луна, заливая Риу расплавленным серебром.

Сегодня особенная ночь.

Ночь Призыва.

Внутри нее все закипело. Ярость и боль взывали к ней. И она ответила на их зов и одним резким движением оборвала жизнь ближайшего головореза. Он даже не почувствовал, как острый клинок вошел в подбородок.

Второй не успел понять, как очутился на земле с кинжалом в животе. А трое оставшихся действовали столь примитивно и грубо, что только позабавило. Они бросились разом, мешая друг другу, замедляясь. Мара отклонилась и уверенным отточенным движением перерезала горло одному из них. Тот пробежал вперед еще пару шагов, с хрипом повалившись под ноги другому нападавшему. И пока бандит на доли секунд отвлекся, Мара с ним уже покончила.

С улыбкой, больше напоминающей оскал, она развернулась к последнему еще живому бандиту. Противник был выше нее на две головы и шире раза в три, но перепугался так, будто встретился лицом к лицу с великаном. Жалкий человечек мелко трясся и пятился назад, не решаясь перейти на бег и подставить спину убийце.

– Простите. Мы ошиблись. Прошу, не надо, пожалуйста, – взмолился громила, отбросив нож и выставив пустые ладони перед собой.

– Ты должен гордиться тем, что умрешь от моей руки, – прошептала Мара и метнула кинжал. Лезвие вонзилось точно в сердце. Но не успела она забрать свое оружие, как послышались голоса и быстрые шаги. Мара юркнула в темный проулок, куда не доставал свет редких фонарей, а от луны спасал низкий козырек крыши.

Из-за угла показались солдаты. Обычный патруль.

Всего лишь патруль, с которым она справится без особых усилий.

– Сюда! Кровь еще свежая, – раздалось рядом. – Их прирезали только что.

Нащупав крошечный камушек, Мара подняла его, затем медленно выпрямилась и швырнула подальше в сторону.

– Там! Скорей!

Она атаковала красных со спины, целясь в слабые места – неприкрытые жесткими пластинами шеи и подмышки. Последний из солдат оказался достаточно проворным, он крутанулся и отбил нацеленный в него кинжал. Но куда ему, запакованному в броню, тягаться с Марой в скорости? Она позволила ему вытащить меч, позволила приблизиться на расстояние удара, но не позволила ударить. Она поднырнула под занесенную руку красного и всадила клинок ему под мышку по самую рукоять. Меч с лязгом упал на каменную мостовую. Солдат рухнул рядом. А Мара, не оглядываясь, оставила его искетать кровью.

Еще несколько смельчаков посмели встать у нее на пути и быстро поплатились за свою непомерную жадность. Бездомный босяк, парочка нетрезвых бродяг… А дальше Мара уже не запоминала. Но они все сильно пожалели, что встретились у нее на пути. Отбросы и слабаки заслуживают только презрения. Она набрасывалась на своих жертв и казнила их одним-двумя ударами. Всех без разбора – женщин, детей и даже бродячих собак. Она убивала и убивала.

Ее не страшил ни Черный Мор, ни банды, ни солдаты. Все самое ужасное уже произошло, оставив в душе пустоту и холод.

Релдон должен был ее любить, но предал.

Вместо того, чтобы принести Посланнику Небес жертву и получить силу, Мара погубила его и себя.

Только это не значит, что она слаба!

Она Убийца Магов!

В ней течет кровь великанов!

Она все равно избранная. Особенная.

И свободна!

Теперь ее ничто не остановит.

И только добравшись до Нару, Мара задумалась, а что же ему сказать. Он ведь ее предупреждал. А она его не послушала. И все испортила. Мара почти повернула назад, как заметила, что калитка не заперта.

Сад пустовал. Под ногами скрипел мелкий гравий. На стук никто не ответил.

А если Релдон добрался до Нару?

Тогда у нее не останется совсем никого!

Достав оружие, Мара толкнула резную дверь с облупившимся лаком и замерла у порога. Обклеенные плотной бумагой перегородки и раздвижные двери, формировавшие лабиринт комнат, стояли разобранными вдоль стен. Никакой мебели, утвари или вещей. Осталась только жаровня с серебряным блюдом, на нем тлели разложенные веером палочки, из которых лезли-извивались белые змейки ароматного дыма. И более сотни человек собрались вместе несмотря на опасность заразиться чумой. Молодые и старые, брюнеты, блондины, рыжие и шатены сидели с закрытыми глазами и с идеально ровной спиной, опустившись прямо на пятки поджатыми под себя ногами.

Нару расположился в центре, положив под колени плоскую жесткую подушку, и вещал что-то на почти забытом языке великанов, который так плохо давался Маре. Она уловила лишь общий смысл отдельных фраз – присутствующие медитировали, обращаясь к своему внутреннему великану. Нару будто помолодел на пару десятков лет, настолько вера в древние слова воодушевляла его. Он уверял, что Посланник Небес прокладывает путь силе, но для этого необходимо достигнуть внутреннего равновесия и баланса. Принять свою суть и миссию.

Очень хотелось дослушать, но Маре здесь не место. Внезапно старик прервал свою речь, поднял голову, пристально посмотрел на нее и прошелестел на имперском:

– Степь запомнит нашу встречу.

– Степь запомнит нашу встречу, – неохотно отозвалась Мара, взволнованно пряча кинжалы за спину.

Вот только все эти люди не должны ее видеть. Что если кто-то из них проболтается? Сдаст ее? Что если…

Крик застрял в горле, и чувства обрушились лавиной, которую Мара сдерживала многие годы.

Она гнала от себя воспоминания о том, как потеряла родителей и сестру, когда реальность начала искажаться самым пугающим образом, преображаясь в нечто непостижимое и уродливое. В нечто, наполненное жестокостью и болью. Чужой жестокостью и ее болью. Мара жаждала проснуться, уверяя себя, что все происходившее было сном. Но кошмар не кончался. Она отчаянно боролась, но сопротивление приносило лишь больше страданий. Тогда в особо тяжкие моменты Мара представляла, что это все происходит не с ней, а с кем-то другим. Постепенно воображение полностью захватило ее, отрезая от ужасной действительности.

Все поблекло, и действительность скрыла пелена тумана, оставив лишь призраков и миражи. Взгляд скользил по окружающим, но каждая фигура казалась чужой и далекой. Они кричали, шептались и смеялись, но не причиняли ей настоящую боль. Мара все запоминала, вела счет и в мыслях наказывала каждого в зависимости от той обиды, которую он ей нанес. Мечты о мести сменились расправой наяву. Она разыскала всех, кто убил ее семью и кто издевался над ней, пока ее не выкупил Релдон, и поквиталась с ними.

Тогда месть не принесла облегчения. Месть лишила ее цели. У нее остался только Релдон. Каждый день она доказывала ему свою любовь и верность, но он не раскрывался в ответ на ее чувства. Не принимал ее. Это терзало Мару и не давало покоя. Она была до предела сжатой пружиной. И от постоянного давления эта пружина сжималась все сильней. Мара не могла ни понять, ни сформулировать, что она делала не так. Но ее не покидало ощущение, что она гонится за миражом, который маячит впереди и никак не даст себя ухватить.

Релдон отказался от нее. Мара ничего для него не значила. Теперь у нее не осталось никого, кроме Нару. Ей плевать на тайну своего происхождения и истинное предназначение, которыми он так одержим. Но она как никогда в этот момент нуждалась в принятии. И Мара нашла его в то самое мгновение, когда ее непроницаемо-черные глаза встретились с множеством таких же непроницаемо черных глаз.

Наконец, она была не одна. Она обрела семью.

– Степь запомнит нашу встречу, – на разный лад зазвучали голоса присутствующих, внимательно разглядывающих обескураженную Мару. Кинжалы выпали у нее из рук.

– Дитя, чем ты так расстроена?

– Я уничтожила Посланника Небес. Его больше нет, – покаялась она присутствующим и разрыдалась, оседая на пол.

– Ничего, он не единственный. Главное, ты жива. Ты с нами. Расскажи, как все произошло, дитя, – незнакомка обняла Мару и гладила по спине, утешая, пока ее душили рыдания. Она ожидала совсем другой реакции. И, не веря своим ушам, подняла взгляд, несмотря на страх увидеть презрение и холод. Но лица всех присутствующих выражали лишь интерес. Ни капли осуждения.

– Посланник Небес не единственный?

– Конечно. Племен великанов было много. И у каждого свой Посланник, – мягко улыбнулась ей женщина. И в этой улыбке ощущалось столько тепла и сочувствия, что Мара улыбнулась в ответ.

– Львиные Горы. Победитель ведь пришел с Севера, – прошептала она, отстраняясь, пораженная догадкой и тем фактом, что еще не все потеряно. – Я найду другого Посланника Небес! Я должна. Должна ради нас всех.

И ради мести.

Глава 11 – В Гнезде Журавля

– Вино, аквавит и варенье. Все как договаривались, – торговец спрыгнул с козел и откинул полог, демонстрируя товар. В повозке стояла дюжина бочек, пара здоровенных кадушек и четыре продолговатых ящика.

– Отлично, – Лисовин расплатился и принялся за разгрузку и проверку товара. Торговец спрятал серебро в карман и поспешил помочь.

В трех бочках вино успело превратиться в уксус. Варенье засахарилось, покрылось тонкой коркой плесени под крышками и забродило. Анис оказался прогорклым, красители и сахар отсырели. Но Лисовин и не ожидал большего от самого дешевого сырья во всем Лармаде.

– Зато аквавит очень хорош, – оправдывался торговец, возвращая несколько лысых обратно.

Груз перетащили в заброшенное здание. Все, кроме уксуса, слили в ванну. Дальше в ход пошло содержимое мешочков и варенье. Помещение наполнилось ароматом специй и алкоголя.

Лисовин перемешал содержимое лопатой, затем продегустировал получившееся пойло. Оставшись довольным результатом, он отпустил торговца и достал коробочку с порошком из фиолетовых строфарий. Отмерив дозу, достаточную для умеренного эффекта, он высыпал ее в ванну. Эти маленькие и чахлые на вид грибочки, высушенные определенным образом, вызывали повышенную возбудимость, веселье и легкую эйфорию. Лисовин пропустил жидкость через фильтр из нескольких слоев ткани и разлил по кувшинам из серой глины. Укупорив горлышко сургучом, он поставил сверху оттиск с изображением шестилапой ящерицы.

О том, как должно выглядеть единственное в своем роде серое вино знали все, но видели его в реальности немногие. За одну бутылку этого исключительного напитка, потребовалось бы встать в очередь из постоянных заказчиков и изрядно раскошелиться. Но ценилось не столько за вкус и качество, сколько за таинственную репутацию.

Производилось серое вино только из сорта винограда Таж, который произрастал лишь на одном единственном склоне на территории бывшего Рентарского Королевства. Солнце в долине светило круглый год ровно по двенадцать часов в день. При этом не выпадало ни капли осадков. Но под холмом, на котором выращивался Таж, проходила подземная река, которая насыщала почву достаточным количеством влаги. На другой стороне холма росли роскошные дубы, из которых делали бочки для выдерживания вина. Для приготовления Винотажа использовались ягоды со старой лозы, которой не менее тридцати лет. После сбора и ферментации вино отдыхало в огромной пещере, одну из стен которой с незапамятных времен украшала шестипалая ящерица, нарисованная древним великаном. Здесь будущий Винотаж пребывал в молчании и темноте, теряя свою молодость и приобретая глубину. А через пять лет зрелое вино разливали в изящные кувшины и запечатывали сургучом, чтобы развезти богатым заказчикам.

Но главная особенность серого вина состояла в том, что из всех алкогольных напитков оно единственное не ослабляло, а усиливало магию Гипноза. Алкоголь и Магия Гипноза – вещи несовместимые. Даже одного глотка достаточно, чтобы притупить ясность ума и исказить восприятие мага. И только Винотаж, напротив, обострял чувства и стимулировал вибрацию.

Лисовин погрузил кувшины в телегу, запряженную чалым мулом. Затем умылся и переоделся в темно-зеленые брюки и куртку, расшитую по отворотам виноградной лозой. На голове у него был светло-русый парик. Лисовин ловко забрался на козлы, игнорируя боль в натруженных мышцах и послал мула вперед.

От аванса почти ничего не осталось – несколько золотых и серебро. Большая часть денег ушла на информацию о людях и устройство Гнезда Журавля со всеми его переходами и помещениями. На первом пункте досмотра за проезд без пропуска Лисовин заплатил серебром. На втором и третьем пришлось расстаться с парой золотых. А на четвертом, последнем, среди трех десятков солдат не оказалось офицера, которому хватило бы одной монеты.

– Посмотрите списки. В них обязано быть мое имя.

– Нету тебя. Разворачивай телегу и катись отсюда.

– Исключено! – упирался Лисовин. – Заказ должен дойти до получателя!

– Процедура, парень. Ничем не могу помочь. Или оставь груз здесь, мы передадим.

– Знаю я солдатскую породу, уж простите. При вас даже моргнуть нельзя, иначе все растащите!

Слова Лисовина не имели даже намека на преуменьшение. Хотя в имперскую армию набирали людей из самых разных слоев, основную массу составляли простые солдаты. А солдатами становились не от хорошей жизни. Дальше уже шли варианты. Кто-то таким образом пытался выбраться из нищеты и голода, так как в армии их обеспечивали всем необходимым и выдавали красный мундир, который сразу поднимал их социальный статус на несколько ступеней. Кто-то спасался от петли или тюремного заключения. Поэтому среди солдат хватало всякого отребья и бандитов всех мастей – воров, жуликов, насильников, убийц. Но выплачиваемое жалование они предпочитали тратить на выпивку и продажных женщин. При этом им абсолютно все равно, что пить. И хотя им полагалась одна фляга арака либо две вина в сутки, этого всегда мало.

– Совсем житья не стало с этими бумажками. Везде нужны бумажки, – Лисовин тянул время, причитал и возился с мулом, но заметив механика в синем плаще, тут же бросился к нему. – Мессер Жикс! Мессер Жикс! Умоляю, пожалуйста, помогите!

– Вы кто вообще? – проворчал механик, останавливаясь.

– Меня прибьют, если я не доставлю заказ…

– Это магистр Брон тебя прибьет.

– Вы не понимаете. Я не могу уйти.

– Вали отсюда по-хорошему, пока тебя не заставили по-плохому.

– Но у меня обязательства перед Братством! – будто нечаянно Лисовин выронил золотой.

– Погоди-ка. Братством? Что в телеге? – спросил Жикс, придавив монету сапогом. Лисовин откинул покрывало, и он присвистнул. – Винотаж?!

– У Братства Ящера договор на десять ящиков в год в Гнездо Журавля в порядке очереди.

– Зандра Роктава здесь нет.

– Сказано, везти сюда. Про присутствие или отсутствие магистра Роктава никаких указаний нет.

– А почему раньше не привозили?

– Так урожай несколько лет подряд такой скудный, что на всю очередь не хватало. Но в этом году, наконец, вызрела большая партия, вот и закрываем долги.

– А почему без охраны? – золотой до конца не избавил Жикса от недоверия.

– В городе запрещено оружие, поэтому сопровождение осталось у Внешних Врат. И когда столько солдат вокруг, ведь не стоит опасаться нападения. Или стоит?

– Ладно, неси все в винный погреб. Спросишь главного по кухне, и он все покажет. Вы двое, проводите его, – Жикс улыбался. Кто же на его месте не обрадуется великолепной возможности отведать вина, которое позволить себе может только верхушка нобелей? Пожалуй, никто.

Лисовин остановил телегу возле конюшни. Он разгружал ящики под пристальным вниманием недовольных красных, которые ждали удобного момента. И он предоставил им такой, якобы завозившись в повозке. Красные стащили кувшин и поспешили решать более насущную проблему – скорей распробовать прямо из горла легендарный Винотаж, пока их не застукали.

Спустя непродолжительное время они хохотали над чем-то и забыли про все остальное. И Лисовин беспрепятственно занялся делом. Он забрал ящик, на дне которого припрятал узел с одеждой и отправился на кухню, где в погребе он сменил зеленый костюм на черный свитер и брюки, а парик на вязаную шапочку.

Для сенторийцев черный – цвет прислуги. Нобели облачают в него челядь, чтобы она меньше бросалась в глаза. А для живущих по законам ночи черный – цвет ремесла. Им лишнее внимание ни к чему. Их место – в тени. И место Лисовина в тени, поэтому он тщательно все продумал и подготовился.

Просторный кухонный зал хорошо освещался благодаря большим окнам, выходящим во внутренний двор крепости. В центре располагались огромные каменные печи и плиты, на которых что-то варилось и жарилось. Это было царство плотной завесы пара, густой смеси самых разнообразных запахов, непрерывного шума, хлопот и черного цвета, в который имперцы облачили всех слуг, включая поваров и кухарок.

Лисовин осторожно пробирался к кабинету Верховного Магистра, где должен храниться кинжал с изумрудной ручкой. Служебная лестница вывела к нужному коридору, но дальнейший путь преграждали охранники. Тогда Лисовин нашарил монету и бросил. Золотой ударился о стену прямо рядом с красными и, подмигнув им на прощание изображением Дейона Десятого, с веселым звоном запрыгал по ступеням.

– Людоед! – воскликнул один из солдат и побежал вниз за своим трехмесячным заработком.

– Где? – в ужасе воскликнул второй и рванул за ним, подумав, что Император лично заявился в Гнездо Журавля.

– Великаний зад! – выругался третий, бросаясь за остальными.

Судя по ругани и последовавшим за ней звукам ударов, между красными завязалась потасовка. Тогда Лисовин беспрепятственно прошел к двери кабинета. Немного повозившись с замком, Лисовин вошел и мысленно присвистнул. В помещении царил идеальный порядок.

Длинный дубовый стол с массивными ножками занимал почти все пространство в центре комнаты. На нем аккуратно разложили карты и планы сражений с отметками и расставленными фигурками войск. На одном конце стола лежал старинный компас и измерительные приборы. Другой был совершенно пуст, если не считать письменного набора и небольшого кактуса в горшке, заключенного в стеклянную сферу. За единственным креслом располагались шкафы с военными трактатами и описаниями стратегий. Стену слева украшали мечи, сабли, топоры и секиры, а также награды за мужество на поле сражений, в которых отличились граф Роктав и его предки за всю свою богатую историю. Каждый экспонат сопровождался табличкой с названием оружия и датой. Лисовин все осмотрел, но кинжала с изумрудной ручкой не нашел. Вместо него на подушечке обнаружился стандартный офицерский стилет имперской армии.

Окна кабинета начинались у самого пола. Рулонные шторы из темно-зеленого бархата наполовину прикрывали их, заканчиваясь на уровне огромного телескопа, придвинутого вплотную к стеклу. Не особенно рассчитывая на удачу, Лисовин присмотрелся к рядам позорных труб и линз к ним на столике в двух шагах от него, на всякий случай проверяя, не завалялся ли кинжал среди них. Не завалялся.

Он перешел к полкам с книгами, когда за дверью послышался недовольный голос и быстрые шаги. Лисовин едва успел втиснуться в узкое пространство между шкафами, как в кабинет ворвался невысокий брюнет в серой мантии с летящими рукавами.

– Как же меня заколебал этот проклятый Север! Даже мантия не спасает от холода, – заявил Брон и плюхнулся в кресло. – Скорей бы домой.

– Магистр? – в дверях застыли двое механиков в синих одеждах.

– Проходите.

Один, худой, с хитрыми прищуренными глазками, нес внушительную стопку разноцветных папок. Второй, добродушный пухляк, держал зеленый тартан в белую полоску, который накинул на плечи Брона.

– Жикс, узнай, где охрана. Выдать им по три десятка плетей за то, что оставили пост без дозволения. Солдатня совсем распустилась от сытой жизни.

– Конечно. Я предоставлю вам полный отчет. А пока корреспонденция, – худощавый механик начал раскладывать перед Броном папочки разных цветов. – Как обычно я все разметил.

– Сначала давай почту из Риу, – распорядился Брон, выхватывая у него папку с белой обложкой. – Квоч, у нас осталось кофе?

– Совсем немного, магистр, – промямлил пухляк.

– Неси.

Квоч засеменил прочь из кабинета, а Жикс протянул Брону кинжал. Тот самый с черным клинком и изумрудной ручкой. И как его теперь незаметно стащить?

Через некоторое время вернулся Квоч с подносом, и по кабинету разлился восхитительный аромат кофе и корицы. Лисовин с утра ничего не ел. Рот наполнился слюной, а в животе заурчало.

– Не угодно ли еще чего-нибудь, магистр?

– Нет. Вы свободны.

Механики удалились. Брон неспешно пил кофе и просматривал бумаги.

– Как думаешь, чему я так радуюсь? – внезапно проговорил он, а Лисовин вздрогнул, гадая, где прокололся. – Что, Суккулент, никаких догадок?

Брон смотрел на кактус. Кактус молчал, хотя, казалось, от него действительно ждали ответа. А Лисовин заметил свое крошечное отражение на кофейнике, отполированном до зеркального блеска, и попытался вжаться поглубже.

– Ну, хочешь дам тебе подсказку?

Брон не предполагал, что его слышит кто-то еще, кроме кактуса. Ведущий душевную беседу с растением, закутанный в тартан, обнимающий ладонями чашку он производил странное впечатление. По-домашнему расслабленный, искренний. И не сказать, что этот человек наводил ужас на весь Север. Даже имперцы его побаивались.

– Сегодня Фальк, наконец, умрет. Неужели, этот дурак думал, что я буду ждать, когда он соизволит уйти в отставку? Я устал быть мальчиком на побегушках у этого старого пердуна и сыт по горло вторыми ролями. Я заслужил звание Главного Дознавателя. Убийство Фалька повесят на Львов Свободы, а Сциору ничего не останется, как назначить меня на его место, – тонкие губы растянулись в фирменном крысином оскале, и Брон стал вновь походить на себя. – Ты рад за меня, Суккулент?

Кактус вновь промолчал, а Брон взял кинжал, потянулся к следующему конверту и замер на долю секунды. Лишь мгновение. Но Лисовин сразу все понял и отпрянул в сторону, уворачиваясь от клинка, который вместо того, чтобы воткнуться ему в грудь, разбился на множество черных осколков, один из которых слегка оцарапал щеку. Тем временем Брон достал маятник и послал импульс, предвкушая, как позабавится с неожиданным свидетелем. Внезапно его широкая улыбка увяла, сменившись задумчивостью.

– Какой хороший поглотитель, – пробормотал он, опуская, как оказалось, бесполезный маятник и дернул сигнальный шнур, который Лисовин благоразумно перерезал заранее. – Даже слишком хороший. За сколько вы готовы с ним расстаться?

Лисовин решил взять пример с кактуса и промолчать. Он скользнул под стол, подобрал изумрудную рукоять от кинжала и вылез с противоположной стороны. А Брон подбежал к рычагу, снимающему защиту кабинета, дернул его и закричал. Внутрь ворвались двое солдат. А Лисовин не долго думая схватил со стола кактус.

– Суккулент! Нет! – сорвался на визг Брон, когда стеклянная сфера разбилась о шлем одного из красных. Второй солдат рубанул мечом, но промахнулся и получил удар кулаком под дых в незащищенный участок шеи.

– Нет! Суккулент! Нет! Только не это! – причитал над ошметками кактуса Брон, а Лисовин уже во весь опор мчался по длинному коридору. В конце он притормозил. Судя по грохоту сапог по ступенькам сюда вот-вот сбегутся солдаты со всего Гнезда Журавля. Золото кончилось, поэтому он бросил вниз остатки серебра в надежде замедлить их. А сам побежал в соседнее крыло на кухню, где, чтобы затеряться, сорвал колпак с первого же попавшегося поваренка и натянул прямо поверх своей тонкой вязаной шапочки. Затем Лисовин позаимствовал на соседнем столе кастрюлю с очищенными овощами для бульона. Он торопливо докинул в нее сверху всяких обрезков и понес сквозь ряды поглощенных делом слуг, которые резали, терли, месили, помешивали, лепили, выкладывали и переливали, чтобы прокормить вечно голодных захватчиков.