Текст книги "Предательство (ЛП)"
Автор книги: Алеата Ромиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– А что случилось с Шоном? Почему вы не шепчетесь там о всяких тошнотворных вещах друг с другом?
Челси поджала губы.
– Он заказал нам напитки, а затем попросил номер нашей комнаты. Придурок хотел записать их на мой счет!
Я ухмыльнулась. Может быть, мистер Глубокий голос сказал правду.
– О, Челси, скажи, что ты не сказала ему. Я не хочу, чтобы он или Макс появлялся возле нашей двери.
– Нет. – Она рассмеялась. – Я играла в эту игру слишком много раз, чтобы меня обыграли. Я выдала ему сопливую историю о том, что я здесь со своим парнем. Рассказала, что он спит от слишком большого количества алкоголя с прошлой ночи, и если он увидит эти напитки на нашем счете, у меня будут большие неприятности. –Она наклонилась ближе. – Я выставила его настоящим мудаком. Шону стало жаль меня, и он купил напитки.
– Но не настолько, чтобы остаться?
– Нет! Я думаю, что спугнула его. Мой воображаемый парень надерет ему задницу.
– Скатертью дорога!
– Да. Помни, – сказала Челси: – Эта неделя только для нас. Прости, что я оставила тебя. С этого момента только мы.
– Ну, кстати, об этом... – Пока я посвящала Челси в то, что произошло в её отсутствие, она дрожала от предвкушения.
– О, мой Бог! Алекс – то есть, Чарли́ – такие вещи случаются не просто так. Я имею в виду, что все то время, что я тебя знаю, ты не ходила на свидание, пока предполагаемый парень не заполнял десятистраничное резюме.
Я закатила глаза.
– Это неправда.
– Да, это не так, но, серьезно, я видела этого парня. Я не рассмотрела его, ведь я была немного занята, получая свой напиток, но те части, что я увидела, были горячими! Он высокий и загорелый. Я уверена, что он качается.
– Солнце светило в глаза. Я действительно не уверена, – я старалась казаться равнодушной: – Он может быть безобразен без слепящего света.
– Правильно. Конечно. Именно поэтому ты согласилась пойти с ним на ужин, и даже не в общественное место, а в президентский номер!
Мой желудок скрутило:
– Вот дерьмо. Это было неразумно. Я-я не думаю, что должна идти. И технически, я не согласилась. Я не ответила.
– Что?!!
– Я даже не знаю его имени. Как я могу пойти в президентский номер, если даже не знаю, с кем встречаюсь?
– Ты сказала, что он рассказал тебе, что ты должна сделать... Сказать швейцару свое имя.
Я кивнула, и ощущение скручивания в моем животе переместилось ниже. Именно так. Он сказал мне, что делать. Я ненавидела признавать, что это возбуждало меня больше, чем пугало. Мне не должно это нравиться. Александрия знала это, как и Алекс. Именно поэтому Алекс всегда была осторожна с теми, с кем встречалась. Все они были хорошими мужчинами и парнями, и все уважали Алекс как одноклассницу и подругу. Ни один из них не сказал бы ей, где быть. Они спросили бы. Этого должны хотеть женщины.
Почему же тогда мои внутренности плавятся при мысли о мистере Глубокий Голос?
– Как ты думаешь, кто он? – спросила Челси.
Я пожала плечами.
– Я понятия не имею, но думаю, что хочу узнать.
Она захлопала в ладоши:
– Ой! Я люблю Алекс, но думаю, что даже я могла бы поучиться у Чарли́ трюку или двум.
– С ударением на «и», – добавила я с усмешкой.
– Не показывай, что ты нервничаешь, – сказала Челси, крутанув меня в сотый раз.
– Я не нервничаю. Из-за тебя у меня кружится голова, – с каждым шагом юбка простого, но элегантного голубого платья развевалась, перетекая выше в высокий широкий пояс, подчеркивающий мою талию, и лиф с низко опущенным вырезом. Декольте этого платья было довольно сексуальным, но недостаточно, чтобы быть вызывающим. Это то, что сказала Челси. Я потянула ткань, надеясь, что она была права.
– Он видел тебя в бикини. Ты не показываешь больше, чем он уже видел. Кроме того, оно оставляет место для воображения.
Челси продолжила играть с моими длинными тёмно-рыжими волосами, и у отражения в зеркале начала расти прическа.
– Я обычно не забираю волосы наверх.
– И ты обычно не ходишь с совершенно незнакомыми людьми на ужины и десерты, – добавила она, понизив голос, чтобы подчеркнуть последнее слово.
Я покачала головой.
– Никаких десертов. Чарли́ проводит эту неделю, открывая для себя жизнь, а не расходует ее, лежа на спине.
– Никто не говорит, что ты должна быть на спине. В самом деле, есть позиции лучше, чем эта!
Я игриво ударила ее в плечо.
– Ты знаешь, что я имею в виду. У Алекс до сих пор есть стандарты.
– Но на этой неделе Чарли́ берет первенство.
Она подтолкнула меня к кровати в нашей комнате. Когда я села, Челси присела рядом со мной и сжала мои руки:
– Я не говорю тебе идти против своего морального кодекса, но давай, поживи немного. Повеселись чуть-чуть. Будь смелей.
– Быть тобой?
– Да, – сказала она с улыбкой.
– Я не знаю, заметила ли ты, но я не особо смелая штучка.
– Ты хочешь знать, что я бы сделала?
Я пожала плечами, и длинная серебряная цепочка на моей шее двинулась в ложбинке моей груди, посылая прохладную дрожь по моей спине. Мне было любопытно. В конце концов, я знала, что Алекс сделала бы. Я знала, что сделала бы Александрия. Я задавалась вопросом, что именно сделал бы кто-то другой, кого не преследует раздвоение личности. Опять же, Челси была не той, кого можно спросить. Она всегда была более смелой, чем, ну, кто-либо, кого я когда-либо знала.
– Во-первых, – сказала она, вставая и с важным видом наворачивая круг передо мной. – Я бы не позволила его глубокому, бархатному, сексуальному голосу сделать себя мокрой и дать почувствовать слабость в коленях.
– Я не говорила, что он это сделал. И я никогда не использовала слово "бархатный".
– Ты и не должна. Это довольно очевидно. Я имею в виду, что рекомендую идти без трусиков, но блин, девочка, то, как ты ерзаешь, когда говоришь о нем, я боюсь, что ткань твоего платья выдаст тебя.
Я подняла подбородок.
– Я не согласна.
Я говорила уверенно, но память о пляжном полотенце поставила меня перед фактом – он меня, по крайней мере, слегка, возбудил.
– Значит, ты готова снять…
– Нет! Сегодня не зайдет так далеко. Мои трусики, или их отсутствие, не будут иметь отношения к теме нашего разговора.
– Никто не говорит о темах разговоров, – добавила она, когда прислонилась к дальней стене, скрестив руки на груди, и оглядела меня сверху донизу.
– Признай. Ты прекрасна, и в этом наряде ты сногсшибательна. Послушай меня. Я знаю, что у тебя есть дерьмо, о котором ты никогда не говорила мне. И это не мое дело. Это дерьмо Алекс или, может быть, Александрии, – я не знаю. Сегодня будь Чарли́. Будь смелой, веселой и включи свою фантазию. Как часто какие-то горячие парни входят в твою жизнь, не влияя на твое будущее? Ты скоро уезжаешь в Колумбию. Тебе не нужен этот парень. Повеселись с ним. Черт, используй его. Мужчины делали это с женщинами всегда. Это наше веселье, неделя-без-сожалений. Такая бывает раз в жизни.
Я выпрямилась:
– Ты до сих пор не сказала, что бы ты сделала.
– Я бы выяснила о нем так мало, как только могла. Чем меньше ты знаешь, тем меньше вовлечена ты будешь. Я бы немного поела, выпила немного больше необходимого, и я бы исследовала каждую позицию, за исключением миссионерской, какую я только когда-либо знала, или какой он захотел бы научить меня.
Я взглянула на часы:
– Ну, если я действительно собираюсь это сделать, то вся это хрень становится реальной. Я должна быть там менее через час.
– Президентский номер не так далеко, – Челси потянулась к моей руке:
– Пойдем в бар и выпьем перед загадочным свиданием жидкий заряд смелости. Я угощаю.
Я особо не пью, но если я действительно собираюсь пройти через все это, заряд смелости был хорошей идеей.
– Ты угощаешь?
Я любила Челси, но Стэнфорд был ее колледжем не потому, что она его могла себе позволить. На самом деле, она присутствовала там в ее первый год только благодаря стипендии. Вот тогда мы и встретились, сведённые судьбой.
Некоторые из ее решений не так хорошо воспринимались руководством, и ее оценки не позволяли ей сохранить свою стипендию. После нашего первого курса она перевелась в колледж штата. Даже когда мы не учились вместе, мы были слишком близки, чтобы наши пути разошлись. Мы вместе сняли квартиру за пределами кампуса.
Мне бы хотелось думать, что мы помогли друг другу. Сказалась моя решительность, и она упорно работала. Тот факт, что она все равно получила высшее образование за четыре года, заставляет меня гордиться ею, как и моими собственными достижениями. Мы обе достигли своей цели. Ведь у её диплома было только другое название учебного сведения сверху.
В то время как я была зубрилой, она выживала. Она знала больше об играх людей, типа Шона, потому что она делала то, в чем нуждалась. И даже если она стала выпускницей колледжа, то не могла позволить себе такую роскошь, как лишние деньги.
– Ну, – сказала она, подмигнув. – Я собираюсь поставить подпись на чеке. Ведь это ты забронировала номер на мое имя.
Я встала.
– Я сделала это. Если Алекс или Александрия не те, кем я являюсь на этой неделе, я не хочу, чтобы мое настоящее имя всплыло в брони. Я имею в виду, что Чарли́ не может указать себя. – Я пожала плечами:
– У Чарли́ нет фамилии.
– О! Я придумала! Мы могли бы стать сестрами! Ты можешь разделить со мной фамилию.
Когда я схватила свой маленький клатч и бросила последний взгляд на девушку в зеркале, я пожала плечами:
– Наши глаза разного цвета. Твои ореховые, а мои какого-то странного оттенка карих.
Челси приобняла меня за плечо и посмотрела на нас в зеркало. Прислонившись головой к моей голове, она сказала:
– Наши волосы похожего цвета. Я изменяла свой цвет так много раз, что забыла, какой он на самом деле. И ореховый близок к золотому. Этот цвет, я всегда использовала, чтобы описывать твои глаза – золотой.
– Ладно, сестричка. И если я не вернусь к полуночи...
– О нет. Я не буду посылать кавалерию до завтра. Ведь у Чарли́ имеется кое-какая жизнь, чтобы исследовать. Я не из тех сестер, которые ставят таймер на часы. Нет волшебной тыквы или хрустальной туфельки. Чарли́ будет здесь всю неделю. Часы, пробьющие полночь, не имеют силы.
Глава 3
Настоящее
– АЛЕКСАНДРИЯ!
«Алекс», – молча исправила я.
Приветствие моей матери эхом отразилось от стен огромного фойе, когда она быстро вышла из гостиной, цокая по полу высокими каблуками, и направилась ко мне с широко распростертыми объятиями.
Я почувствовала краткое удовлетворение при виде неё, но оно быстро улетучилось, как только Алтон вышел из-за угла всего в нескольких шагах позади нее. Конечно, он следовал за ней по пятам. Не дай Боже, если я даже на несколько секунд останусь наедине с матерью за пределами его слышимости.
– Мама, – пробормотала я в ее плечо, когда она обняла меня.
Почти сразу же она приняла холодный вид и оттолкнула меня на расстояние вытянутой руки.
– Посмотри на себя. Ты больна? Выглядишь бледной. Я думала, вы будете отдыхать до возвращения в Нью-Йорк. Это все эта ужасная девчонка, не так ли? Что она делала с тобой?
– Александрия.
От ледяного тона Алтона в воздухе похолодело. Игнорируя его, я сфокусировала взгляд на матери.
– Я в порядке. Просто устала, вот и все. Перелет занял почти целый день.
– Моя дорогая, вот почему тебе следует летать частным самолетом, а не коммерческими авиалиниями, все эти задержки вылетов смешны. Тебе следует отдохнуть, но сначала мы поедим. Марта накроет ужин.
От одной мысли о том, чтобы сидеть в столовой с матерью и Алтоном, любое чувство голода бы исчезло.
– На самом деле, мама, я бы хотела уладить все дела, которые вы посчитали настолько важными для моей немедленно поездки в Саванну. Затем я хотела бы уехать.
– Уехать? – её идеально накрашенное лицо сморщилось, а глаза сузились. Я не была уверена, сколько у нее было встреч со своим пластическим хирургом, но мне было интересно, могла бы её кожа быть подтянута еще сильнее.
– Ерунда. Брэнтли! Брэнтли!
– Да, мадам.
Это был удивительный трюк, которым обладал весь хорошо обученный персонал дома. Они могли материализоваться из воздуха. В один момент они исчезали, и вы были одни. В следующий – они рядом с вами. Если они были действительно хорошо обучены, и им хорошо платили, они так же могли быть слепыми и немыми к окружающей действительности. Работники поместья Монтегю были одними из наиболее подготовленной прислуги на земле.
– Где сумки Александрии? Вы отнесли их в её комнату?
– Мадам...
– Мама, я попросила Брэнтли оставить их в машине. Надеюсь, мы завершим эту семейную встречу, и я смогу вернуться обратно в воздух. Рейс уже запланирован...
– Брэнтли, – голос Алтона перекрыл наше обсуждение: – Забери сумки мисс Коллинз и занеси их в ее комнату. Ты можешь поставить машину. Мы не будем покидать поместье.
Хотя я приосанилась, мои губы не шелохнулись, наученные опытом. Вот так Алтон объявил будущее и приговорил меня к тюремному заключению за воротами поместья Монтегю.
Мать потянулась к руке Алтона и повернулась ко мне.
– Дорогая, ты поздоровалась со своим отцом?
– Нет, мой отец умер. Мне ненавистно быть той, кому приходится сообщать тебе эту скорбную весть.
Глаза Алтона сузились, в то время как Аделаида делала все возможное, чтобы сгладить мой комментарий.
– Александрия, ты всегда раздраженная, когда устала. Теперь выкажи Алтону уважение, которое ему полагается.
Если бы только я действительно могла, но я была совершенно уверена, что моя мать говорит не буквально.
– Алтон, здравствуй. Ты даже представить себе не можешь мое разочарование, когда я узнала, что на выходные ты не будешь на одной из этих твоих встреч загородом.
– И пропущу это семейное воссоединение? Я и помыслить о таком не мог.
Моя кожа превратилась в лед, когда он протянул руку и похлопал меня по плечу. Держа руку там, в молчаливом напоминании о своем превосходстве, он сканировал меня взглядом сверху-вниз. Медленно его глаза-бусинки двигались от моих балеток, синих джинсов и джемпера, к моим волосам, стянутым в конский хвост.
– Что же, я рад, что ты не приняла предложение своей матери о частном самолете. Уверен, они приняли бы тебя за кого-то из персонала. Опять же, если бы ты летала частным рейсом, по меньшей мере, весь мир бы не увидел, как ты шляешься по аэропортам, как какая-то обыкновенная...
Свирепый взгляд матери остановил его резюмирование.
– Обычная двадцать-с-чем-то летка? – спросила я сквозь стиснутые зубы.
– Ну, дорогая, ты выглядишь немного измученной. Почему бы тебе не пойти в свою комнату и привести себя в порядок? Встретимся в столовой через пятнадцать минут.
Я повернулась к Брэнтли, готовая сказать ему забыть об указе Алтона Фицджеральда и забрать меня обратно в аэропорт, но он, конечно, исчез, испарился в невидимое мистическое место. Скорее всего, сейчас он доставлял мои вещи в комнату. Если я не поспешу, какая-то бедная молодая женщина из персонала будет распаковывать вещи прежде, чем я успею подняться по лестнице. Интересно, что она подумает о моем вибраторе. Это была первая мысль с тех пор, как меня забрали из аэропорта, которая вызвала улыбку на моем лице. Честно говоря, меня не волнует, если это станет главной темой на кухне. Поместью Монтегю нуждалось в хорошем смехе.
– Мама, ты знаешь, я сейчас обустраиваюсь в Нью-Йорке. Мне много чего нужно сделать до начала занятий. У меня нет времени блуждать по поместью Монтегю.
Она взяла мою руку и подвела меня к большой лестнице.
– Никто не просит тебя бродить, дорогая: иди прямо в свою комнату и спускайся вниз. Ты так давно не была дома. Не забудь соответствующе одеться к ужину.
Она сжала мою руку, как будто делая мне какое-то одолжение:
– Я сделала несколько покупок. К тому же, я уверена, что вещи в чемодане помялись. – Она поцеловала меня в щеку. – Просто загляни в шкаф.
С каждым шагом вверх по лестнице я теряла частичку жизни. Когда я вошла в главные ворота, я была Алекс, двадцатитрехлетней выпускницей колледжа. Менее чем через десять минут я снова стала Александрией Чарльз Монтегю Коллинз, подростком, пойманным в башню лжи и обмана. Если бы я только могла подниматься по лестнице все выше и выше. В отличие от подростка, я могла вернуться во время чистейшей невинности.
Как далеко я должна вернуться назад?
Я закрыла глаза и вдохнула знакомые ароматы. Даже спустя четыре года ничего не изменилось. Запертые двери в неиспользуемых комнатах выглядели как солдаты вдоль коридоров, убеждаясь, что я сделала все, как мне было сказано. Им не нужны автоматы на плечах. Стеклянные дверные ручки, отблескивающие кристаллическим светом, и были их оружием, запертыми порталами нуждающихся земель.
До потери невинности я представляла, что поместье Монтегю было и вправду замком, и я в нем была принцессой. Со слов мамы, так меня называл мой отец – его принцессой. Но принцесса, которой я воображала себя, была больше похожа на одну из книжных рассказов, которые я читала в детстве, о девушке, запертой в башне.
И тут одно воспоминание замедлило мой шаг. Я не думала о нем годами, но оно такое яркое, будто это происходит сейчас.
Мне было десять, и я поставила свою мать в неловкое положение, отказавшись позволить парикмахеру постричь мои волосы. Это ведь была фишка принцессы. Я считала, что если они вырастут достаточно длинными, я смогу сбежать из своей комнаты, которая была высоко в небе. Второй этаж, конечно, не так высоко, но мне ведь было всего десять лет.
Каждый раз, когда она говорила о том, чтобы обрезать мои волосы, я начинала плакать и топать ногами. Она думала, что сможет усыпить мою бдительность, зарезервировав для нас высококлассный спа-салон. Нам делали педикюр и маникюр. Но, когда они посадили меня в кресло стилиста, я разгадала их коварный план. Я кричала на парикмахера и свою мать, пока бежала к машине.
Даже сейчас я помню ее посеревшее лицо, выражавшее разочарование и смущение. По обыкновению, она отправила меня в мою комнату. Это было хорошо, ведь мои волосы, в конечном счете, вытащат меня на свободу.
В тот же вечер после того, как Алтон пришел домой, меня вызвали в большой зал. Когда я пришла, там стоял стул. Я не поняла сначала, что происходит, и спросила, где моя мать. Он сказал, что она отдыхает, слишком расстроенная из-за моего поведения, чтобы покинуть свою комнату. После он сказал мне сесть на стул. Один за другим весь персонал поместья Монтегю материализовался вокруг меня, до тех пор, пока зал не наполнился взглядами.
Тогда я узнала о способностях персонала видеть всё и ничего. Это был мой первый урок. Он сухо сказал, что ни Монтегю, ни Фицджеральды себя так ведут. Я напомнила ему, что я не была Монтегю или Фицджеральд. Я Коллинз.
Он сказал, что мое поведение было неприемлемо и на публике, и наедине, и если я хочу вести себя как обычный уличный мальчишка, то смогу увидеть часть такой жизни. До того, пока он не зашел сзади, и человек, которого я узнала, как одного из садовников, вышел вперед с большими ножницами, я не поняла, о чем он говорит.
Алтон не был тем, кто отрезал мои волосы, и срезали их не ровно. Он и остальные сотрудники наблюдали, как два других члена команды садоводов держали меня вниз головой, а другой человек стриг.
К тому времени, как он закончил, мои слезы и испуг ослабли до хныканья и в комнате исчезли все взгляды, они просто испарились. Меня оставили одну с моим отчимом на стуле в большом зале, окруженную клочками рыжих волос.
– Ты не скажешь об этом матери.
Это был первый раз, когда он сказал мне это, но не последний.
Я задавалась вопросом, как он мог думать, что она не узнает. В конце концов, весь персонал был свидетелем того, что произошло, и она сразу увидит, что мои недавно длинные волосы срезаны. Но мой урок в Фицджеральд/Монтегю жизни не был завершен.
После того, как Алтон заставил меня подметать обрезанные волосы с пола, он вручил меня Джейн, моей няне и другу. Она была той, кто читала мне сказки на ночь, когда я была маленькой и укладывала в постель. Так как я уже выросла, ее роль в поместье изменилась. Ее обязанностей стало больше, но она всегда была рядом.
В тот вечер, когда она держала меня, она пообещала сделать их лучше. Она не позволила мне взглянуть в зеркало, но я могла почувствовать это. Это случилось почти перед сном, когда Джейн привела женщину в мою комнату и объяснила, что женщина будет делать все возможное, чтобы сделать мои волосы хорошенькими. Мне было только десять, но я была уверена, что хорошенькими они уже не станут.
Тонкими ножницами, женщина обрезала и подрезала. Когда она закончила, на лице Джейн появилась улыбка, которая дала мне мужество посмотреть на себя в зеркало. Стрижка была, возможно, даже стильной, но она была очень короткой, и я чувствовала себя, как мальчик.
До того, как Джейн не подтолкнула меня, я не понимала: мои волосы не единственное, что исчезло. Так же ушла надежда на побег.
Джейн объяснила, что я закатила истерику в салоне. Я в ярости взяла ножницы и начала отстригать свои длинные волосы. Я срезала некоторые места настолько коротко, что единственный способ исправить – это было обрезать все. Хоть она и рассказывала мне эту историю с решимостью в голосе, я увидела печаль в ее глазах, и знала, что именно эту историю узнает моя мама. И так и было.
Я выпрямилась, длинный конский хвостик заскользил по моей спине, и продолжила свой путь в комнату. Воспоминание напомнило, почему я успешно избегала этот дом и комнату в течение почти четырех лет. Несмотря на неприятное чувство в животе, я была теперь взрослой. Я могла сделать это на одну ночь.
– О! – воскликнула я, войдя в свою комнату.
Это не вид моей кровати с балдахином или обоев в цветочек взбудоражил меня. Мое сердце подпрыгнуло при виде женщины, стоящей у моей постели.
На её гладкой, темной коже появилось несколько морщин, и ее карие глаза стали старше, но они были моим якорем. Я предполагала, что после того, как я покинула Саванну, необходимость ее присутствия перестанет существовать, или Алтон найдет способ избавиться от нее.
– Джейн! Ты по-прежнему здесь.
Она подарила мне самые теплые объятия, которые у меня были с того момента, как я приехала.
– Дитя, конечно, я все еще здесь. Куда бы я ушла, по-твоему?
Когда я была маленькой, Джейн казалась такой старой, но теперь я её видела ближе к возрасту моей матери, на самом деле, даже моложе. Воспоминания проносились у меня в голове, как карусель. Это было всё: спальня, дом, и сад. Это было чувство свободы и любовь женщины, сжимающей мои плечи.
– Не знаю, – я тоже обняла её крепче. – Ты самый лучший сюрприз, который меня ждал, с тех пор, как я приехала.
Уголки её губ приподнялись, и появилась ямочка.
– Посмотри на себя! Ты совсем взрослая. – Она постучала по верхнему ящику моей прикроватной тумбочки и низко присвистнула. – Я так рада, что была той единственной, кто распаковывал твои вещи.
Мои щеки покрылись румянцем.
– Я думаю, так и есть. Взрослая и тоже рада, что это была ты.
Она повертела меня.
– И взгляните-ка! Такая хорошенькая! Ты будешь большим, фантастическим адвокатом.
Я кивнула.
– Таков план.
– Я скучала по тебе.
– Я тоже по тебе скучала.
Это было моё самое искренне заявление с момента возвращения.
Она зашла в гардеробную и вышла с розовым сарафаном.
– Твоя мама с нетерпением ждала твоего визита. Она ходила по магазинам.
– О, пожалуйста, Джейн. Мы все знаем, что моей маме не нужна причина, чтобы пойти по магазинам.
Джейн подмигнула мне: – Я тут слышала, что ты больше не Александрия?
Я кивнула: – Верно. Я Алекс. – Даже просто произношение имени давало мне сил.
– Я Алекс Коллинз.
– Ну, посмотрите, вся-уже-взрослая Алекс Коллинз. Я знаю, что тебе не нужна няня, но, может, сегодня ты согласишься на старого друга? И после твоего ужина, возможно, я могу вернуться, и мы наверстаем упущенное. Ты можешь рассказать мне всё о Калифорнии.
Черная дыра поместья Монтегю испарилась. В комнате, что я ненавидела, я вспомнила, как выжила.
– При одном условии, – сказала я с ехидной улыбкой.
– И каким же оно будет? – она спросила, подмигнув.
– Ты раздобудешь немного мятного мороженого с шоколадной крошкой, принесешь сюда, и мы найдем мой старый DVD с «Историей Рыцаря».
Джейн подошла к книжному шкафу и сразу вытащила DVD. А потом тихо прошептала: – Я купила две пинты! Теперь поторопись: чем раньше ужин закончится, тем раньше мы сможем поесть этого мороженого и попялиться на Хита Леджера.
– Спасибо тебе, Джейн.
– Серьезно? Такая прекрасная женщина, как ты, хочет провести ночь с такой старой леди, как я? Я должна тебя благодарить.
Пока она говорила, я вошла в смежную ванную. Все мои принадлежности из чемодана были аккуратно расставлены на столешнице. Когда я посмотрела в зеркало, преследуемая призраками прошлого девочка, которая поднималась по лестнице, исчезла. На ее месте была Алекс Коллинз.
Я плеснула в лицо водой и распустила волосы. Они не были рыжими, как когда мне было десять лет, но они были длинными и растекались по моим плечам волнами, которые, в свою очередь, разливались по спине. После нескольких взмахов расчески, я сказала: – Хорошо, я готова начать этот… «Цирк-шапито».
Улыбка Джейн заняла все ее лицо. Это была фраза, которую она использовала большую часть моей юности. Она напомнила мне, что образ жизни Монтегю был не более чем шоу, показуха для внешнего мира. Всякий раз, когда меня вынуждали посещать званый вечер или сделать что-то, что я не хотела делать, она заставляла меня чувствовать себя лучше... Напоминая мне, что все это было всего лишь цирком-шапито.
Это помогло. Я могла делать всё, что должна была делать до тех пор, пока я помнила, кто я на самом деле. Она рассказывала мне, что внешняя красота не была столь же важной, как красота внутренняя. И она всегда напоминала мне о том, какой красивой она меня считала.
Её улыбка померкла.
– Ты забыла надеть платье, которое купила твоя мама.
– Нет, – сказала я с уверенностью, которой уже почти позабыла, что обладала: – Я не забыла. Александрия здесь больше не живет.
– Ты намного красивее, чем я помню.
– Спасибо, Джейн. Ты тоже.
Глава 4
Настоящее
Приглушенный разговор между Алтоном и моей матерью стих, как только я вошла в столовую. Я с удовольствием наблюдала, как краска поползла от накрахмаленного воротника рубашки Алтона, как волна жара поднималась по его толстой шее до кончиков его ушей. Время сменило его когда-то светлые волосы на белые. Я подавила улыбку, контраст покраснения кожи и белизна волос забавляла меня. С веной на лбу, привлекающей внимание, и сжатыми челюстями, он отодвинул свой стул. Когда он уже собирался встать, моя мать взяла его за руку и повернулась ко мне. Жуткое спокойствие ее голоса угрожали перенести меня в прошлое.
Потом я увидела бокал с красным вином Каберне, и дала себе разрешение на улыбку. В детстве я никогда не понимала глубину "самолечения" моей матери. Белое вино в течение дня и красное в ночное время: поместью Монтегю не нужны часы. Мы могли определять время по цвету напитка в стакане моей матери. Время от времени использовались другие названия: мимоза или сангрия. Это всё было одно и то же. Аделаида Фицджеральд прожила свою жизнь в блаженном состоянии покоя, потому что без него ей пришлось бы столкнуться с ужасной реальностью. Она не была достаточно сильна, чтобы сделать это десять лет назад. И она, черт подери, точно не была достаточно сильна сегодня.
В отличие от меня.
– Александрия, дорогая... – её речь всегда внятная. – Ты не нашла платьев, которые я купила для тебя?
– Нашла. Спасибо. – Заранее подготовленные слова не были полностью неискренними. Платье, которое Джейн показала мне, было милым – для подростка. – Уже поздно, и мне нужно было ответить на несколько текстовых сообщений. Я знаю, как вы любите есть ровно в семь. Видя, что вы задержали ужин для меня, я не хотела, чтоб вы ждали еще больше.
Часть про сообщения тоже не была ложью. Я просто пока еще не ответила на них. Я не была уверена, как хочу ответить Челси. Я написала ей, чтобы дать знать, что я приземлилась. Это было сделано в ответ на «Как ты держишься?», что оставило меня без слов. Так как я обладала степенью в английском языке, слова должны быть моей сильной стороной.
– Ну, сегодня только мы, – рассуждала она. – Завтра будет по-другому.
Вилка, которую я только что подняла, отяжелела. Моя рука опустилась на скатерть, и я раздраженно вздохнула.
– Завтра? Мама, я не могу остаться. У меня есть дела, которые нужно сделать. У меня есть жизнь.
– Ты остаешься до нашей встречи в понедельник, – ответил Алтон.
– Какой встречи?
Губы мамы сжались в неодобрительную прямую линию.
– Давайте не будем вникать во все это. Прежде чем нам придется об этом беспокоиться у нас впереди весь уик-энд.
– О чём «этом»? – снова спросила я.
Из кухни вышла молодая женщина с кувшином воды. Ее присутствие оставило мой вопрос плавать в воздухе без ответа.
– Воды, мисс? – спросила она.
– Да. И еще я бы хотела бокал каберне.
Её глаза расширились, и она повернулась к Алтону. Почти незаметно он кивнул.
Мудак. Если они планируют держать меня в ловушке в этом доме в течение трех полных дней, потребуется больше, чем мятное мороженое с шоколадной крошкой, чтобы мне справиться.
– Оставь бутылку, – сказала я, когда она наполнила мой бокал.
Мое горло сжалось, когда я отпила вязкую жидкость. Несомненно, вино из винного погреба Монтегю было дороже, чем то, что я покупала в продуктовом. Я смаковала сухой привкус кедра.
Когда у меня будет контроль над моим целевым фондом, я хотела бы тратить больше денег на вино. Вкус, которым я наслаждалась, напомнил мне, что это будут не зря потраченные деньги. Пока я вдыхала тонкий аромат, мое свежее воспоминание вернулось и наполнило меня теплом.
Я бы предпочла пить вино в «Дель Мар» с ним, чем сидеть в этой душной столовой.
– Я не уверен, что одобряю то, как ты изменилась со времен в школе.
Слова Алтона были такими же сухими, как и вино.
Поднимая брови, я наклонила голову.
– Я не уверена, что одобряю то, что здесь всё по-прежнему.
– Пожалуйста, – начала мама. – Александрия, я очень рада, что ты дома, даже если на несколько дней. Вы хотя бы сделать попытку поладить... – Она сделала большой глоток из бокала и посмотрела на бутылку. – …для меня?
Алтон налил ей еще один бокал. Я вздохнула и начала есть свой салат. Мы еще не дошли до главного блюда, как я вспомнила нашу следовавшую ранее беседу.
– Что будет завтра вечером?
Глаза моей матери озарились жизнью.
– Ну, так как тебя давно не было дома, и мы должны отпраздновать твой выпускной, я пригласила нескольких друзей.
Мой желудок сделал сальто. Всё, что касается приездов и отъездов из Саванны незамеченной.
– Нескольких друзей? – Спросил я.
– Да. Было бы больше, но это все было сделано в сжатые сроки, и, как ты знаешь, многие из наших друзей в отпуске в это время года.
