Текст книги "17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ)"

Автор книги: Альберт Беренцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

На пиршественном столе стояло в изобилии пиво, а еще какие-то булки и жаркое. И шнапс местами тоже встречался.

Тут же за столом сидело несколько десятков человек – парни из охраны фюрера, официантки, определенно из этого самого ресторана, какие-то пожилые бюргеры, которых Айзек неизвестно где взял, а еще парочка явно журналистов. Айзек как раз был занят блондинкой – молодой девкой в сером костюме, записывавшей за фюрером нечто в блокнот.

По другую руку от фальш-Гитлера восседал Краусс, которого я назначил главой новой охраны Айзека, Краусс был пьян, как свинья. Явно работа того же взбесившегося Айзека.

– О майн Готт…

Это было все, что я мог сказать по поводу сложившейся ситуации.

Я обратился к Гротманну:

– А другие двойники фюрера у нас есть?

– Никак нет, – доложил Гротманн, – Есть правда еще Веллер. Но он не умеет говорить, как фюрер, не обучен его манерам, мы раньше его использовали только для фотографий, причем исключительно больших групповых, где никто не станет разглядывать фюрера. Так что Веллера еще готовить и готовить. И он ведь не актер, так что все равно не справится. А других двойников в наличии нет совсем…

Это плохо. И что делать? Хоть всегерманский конкурс на нового двойника фюрера объявляй, в самом деле.

Я решительно двинулся в сопровождении автоматчиков к пиршественному столу. Краусс заметил меня первым, он даже попытался встать и застегнуть расстегнутый мундир. Но получалось не очень, Краусса шатало. Как можно за час так надраться?

А Айзек, знай себе, продолжал рассказывать журналистке:

– … В окопах Фландрии я зарубил троих французишек, не слезая с коня. Вот так вот… – Айзек помахал вилкой, демонстрируя как он рубил французишек, – А потом газовая атака. Все надели противогазы, даже недорубленные лягушатники! Я – нет. Газы на меня не действуют, знаете ли, фройляйн, особое устройство организма…

Пьяный Гитлер, несущий бред. На глазах у народа. Это был даже не нонсенс, это была катастрофа. В смысле: бред-то и настоящий Гитлер постоянно нес, но у настоящего Гитлера бред был всегда точно просчитан и соизмерен с политической необходимостью.

Айзек же просто втирал дичь. И тоже был пьян, меньше Краусса, но явно под хмельком. Это уже даже не герой зеленинского «Я вам не Сталин, я хуже», это уже натурально хуже того парня из книжки, который хуже Сталина. Тем более что Айзек, в отличие от настоящего Гитлера, ни в какой Фландрии ни с какими французами никогда не воевал…

Айзек тем временем, как будто желая еще сильнее ранить меня, нагло закурил папиросу. Хотя Гитлер табака в принципе не переносил.

Девушка-журналистка продолжала слушать удивительные истории Айзека во все уши…

Я наконец вышел из шока и подошел к фюреру вплотную. Потом вскинул руку:

– Хайль!

Айзек вяло приподнял собственную руку в ответ, будто муху отгонял.

– А, Гиммлер. Садитесь, дружище, стул и пиво для моего верного рейхсфюрера!

Несмотря на пьянство, играл Айзек просто потрясающе. Интонации у него в голосе фонили типично гитлеровские, выверенные до каждой нотки.

Я, как умел, щелкнул каблуками.

– Простите, мой фюрер, но главнокомандующий Бек срочно просит у вас аудиенции…

– Чепуха, – отмахнулся Айзек, – Сначала пиво, потом Бек. Или пусть твой Бек приезжает сюда.

Так. Надо что-то делать.

– Фройляйн, позвольте ваш блокнотик, – я вырвал у журналистки блокнот.

Потом, прикрыв текст рукой от посторонних, написал в блокноте карандашом, отобранным у той же журналистки:

«Настоящий Гитлер жив, кретин. И хочет твоей крови. Надо срочно ехать.»

Написанное я с самым почтительным видом сунул Айзеку под нос. Айзек захлопал глазами, а через секунду резко протрезвел. И даже вскочил на ноги.

– Простите, дамы и господа, государственные дела и правда не будут ждать фюрера. Прошу извинить меня…

Айзек виновато покосился на меня, он явно был напуган, хотя из роли Гитлера так и не вышел.

Я же не стал возвращать журналистке блокнот, вместо этого я вернул только карандаш, а блокнот положил себе в карман мундира. Потом я кивнул на еще пару мужиков, явно тоже записывавших за фюрером.

– Все записи сдать, херрен. Застольные беседы фюрера – не для записи. Прошу отнестись с пониманием.

Мужики сдали блокноты без всяких вопросов, дураков перечить Гиммлеру тут не нашлось. Возможно позже почитаю эти записи и похохочу с рассказов Айзека, но именно позже. Сейчас мне не до смеха.

Гротманн помог пьяному Крауссу подняться из-за стола и даже застегнуть мундир. Я же вежливо сообщил окружающим:

– Вы должны понять, что фюрер сейчас в отличном настроении из-за наших сокрушительных побед на фронте. Вот почему он решил кутить. Однако слова фюрера, сказанные здесь сегодня, должны здесь и остаться. Они не для печати, не для болтовни и сплетен. Слова фюрера – информация сверхсекретная. Это ясно?

Все с пониманием покивали, даже поднялись из-за стола. Немцы осознали, что праздник непослушания закончился. Фюрер переставал быть компанейским парнем и снова становился фюрером.

Из ресторана я вышел вместе с Айзеком, собравшаяся снаружи толпа при появлении фальш-фюрера ахнула. Айзек к толпе даже радостно направился, но я его одернул:

– Нет времени, мой фюрер.

Так что Айзек ограничился криком:

– Победа будет за нами, солнце национал-социализма в зените, мои возлюбленные германцы!

Толпа в ответ разразилась радостным ором, полетели зиги. Старуха, больше всех ждавшая фюрера, даже разрыдалась. Я не удивлялся, я уже привык к тому факту, что у немцев хроническая массовая истерия.

– Отпустите вашу охрану, мой фюрер, – тихо сказал я Айзеку.

– Ммм…

А вот тут Айзек замешкался, почуял неладное.

– Отпустите охрану, говорю. Я не собираюсь причинять вам вреда. Тем более что у вас людей в десять раз меньше моего, а половина ваших людей в курсе, что вы никакой не фюрер. Так что сопротивление бесполезно. Скажите вашей охране – пусть через полчаса будут в Бендлер-блок.

Айзек еще помялся, но требуемые инструкции своим телохранителям отдал.

Мы уселись в мой мерседес – я, Гротманн, Айзек и пьяный Краусс. Для Вольфа, уже справившегося с моими указаниями, места не нашлось, так что ему пришлось поехать в другой машине.

– В Бендлер-блок, – приказал я шоферу.

Некоторое время мы ехали молча, потом я задал сакраментальный вопрос:

– Ну и что это было?

Айзек потупил глазки, за одну секунду утеряв всякое сходство с фюрером.

– Простите, херр рейхсфюрер. У меня просто нервы сдали. Я раньше так много не работал…

– Вы возомнили себя настоящим Гитлером, Айзек?

– Ну вроде того, – признался Айзек, – Вы просто не понимаете. У Гитлера особая энергетика. Когда я перевоплощаюсь в него – это бьет по мозгам. Ну я и решил, что мне нужно быть ближе к простому народу…

Гротманн хохотнул:

– В этот ресторан простой народ не захаживает, мой фюрер. Все больше спекулянты и прочая мразь.

Я же решил наброситься на Краусса:

– А вы о чем думали? Какого черта Айзек гуляет по ресторанам? Какого черта вы сами надрались, как русский большевик? Разве я не давал вам четких инструкций?

– Давали, мой рейхсфюрер, – обреченно признал Краусс, дыша перегаром, – Но ведь мне приказал фюрер… То есть Айзек… На глазах у всех. Я же не мог перечить фюреру на глазах у всех?

– Действительно, – согласился я, – Ладно, Краусс, я вас прощаю. Расслабьтесь. Я бы вас отправил на восточный фронт, но не могу же я отправить туда человека, знающего, что наш фюрер – ненастоящий, верно?

– Спасибо, рейхсфюрер, – Краусс рассыпался в благодарностях, – Спасибо вам! Такого больше не повторится, клянусь вам!

– Конечно не повторится…

Мы как раз проезжали по мосту через какую-то грязную речку. Мост уцелел, а вот дома вокруг представляли собой руины – тут уже давно все разбомбили.

– Остановите, – приказал я шоферу.

Мерседес встал на мосту, следовавшая позади и впереди автомобиля охрана тоже остановилась.

– Это что за река? – уточнил я.

– Шпрее, – ответил Гротманн.

– Чудесно. Краусс, снимите мундир, пожалуйста.

– Зачем…

– Мундир, говорю, снимите.

Краусс явно протрезвел от страха, но мундир покорно снял.

– И оружие отдайте.

Краусс сдал Гротманну свой пистолет.

– Зачем это всё, рейхсфюрер? Послушайте, я готов искупить мою вину, сражаясь на фронте…

– Ну я же сказал, – перебил я, – Отправлять вас на фронт – не вариант. А мундир я вас попросил снять, потому что если из Шпрее выловят группенфюрера – могут возникнуть лишние вопросы. А зачем мне лишние вопросы? Верно, Гротманн?

– Верно, – согласился Гротманн.

Хлопнула дверца мерседеса, через пару секунд Гротманн уже извлек из автомобиля Краусса, а потом пристрелил подонка одним выстрелом в голову.

Двое дюжих эсэсовцев из моей охраны раскачали мертвого Краусса, как грузчики раскачивают мешок щебня, а потом зашвырнули группенфюрера в Шпрею.

Гротманн вернулся в мерседес.

– И Айзека туда же на дно, – приказал я.

Но Айзек уже в ужасе вцепился в сиденье автомобиля:

– Я все понял, рейхсфюрер! Клянусь, я всё понял! Это никогда не повторится. Никогда!

– Славно, – одобрил я, – Ладно. Гротманн, назначьте нового начальника охраны для фюрера. На ваше усмотрение. Но отвечать за этого человека будете лично.

– Яволь!

Вот Гротманн явно толковее Вольфа. Может, сделать его главой моего личного штаба?

– Поехали, – приказал я шоферу.

Ресторан «Zur letzten Instanz», фото с почтовой открытки.

Он же после войны, здание сильно пострадало от бомбежек (фото 1957 г.) Ресторан возобновил свою работу лишь в 1963.

Берлин, Бендлер-блок, 2 мая 1943 16:25

По прибытии в Бендлер-блок я воочию убедился, каких глубин может достигнуть человеческая паранойя.

Раньше в этом огромном здании на набережной располагалось управление сухопутных войск Рейха, теперь же Ольбрихт перенес сюда Генштаб – Oberkommando der Wehrmacht. Здесь теперь помешалось германское «министерство войны», тут принимались все ключевые решения, влиявшие на судьбы мира.

И окопался Ольбрихт здесь так, что даже сидевший со мной рядом Гротманн присвистнул.

Во-первых: к Бендлер-блок было толком и не подъехать, все проезды закрывали баррикады из мешков с песком и камнями, за баррикадами стояли танки, десятки танков, во дворах вокруг здания грозили небесам зенитные орудия ПВО. У какого-то небольшого домика в сотне метров от Бендлер-блок даже выломали стену и крышу, теперь из крыши торчало дуло зенитки, расположившейся внутри домика.

Все это, конечно же, замаскировано по высшему уровню, на здания и технику наброшены огромные куски ткани, даже гигантский Бендлер-блок по большей части зачехлен. На крышу натаскали каких-то деревьев, прямо в кадках, видимо, чтобы с воздуха обиталище Ольбрихта казалось городским парком. Тем не менее, среди «парка» я заметил парочку снайперов в камуфляже.

Ландвер-канал, мелкая говнотечка, на набережной которой и стоял Бендлер-блок, тоже замаскирован – завален плавучим мусором, который прикрывала камуфляжная сетка. Это чтобы с воздуха канал нельзя было идентифицировать, а еще чтобы вражеские катера не прорвались к штабу Вермахта.

И ни одного флага со свастикой нигде.

В общем, тут все было понятно без лишних пояснений. Если зенитки и маскировка призваны защитить хунту от налетов русских и англичан, то все остальное – явно защита от меня и моего ᛋᛋ.

– При Гитлере тут было поспокойнее, герр рейхсфюрер, – заявил Гротманн, подтвердив мои выводы.

Грузовик моей охраны, ехавший впереди, тем временем уперся в Ольбрихтовскую баррикаду. Дальше хода не было.

Я поморщился, ощущая горечь во рту. И не только во рту, но и на душе. Меня терзали смутные сомнения. Все ли я правильно делаю?

Ольбрихт – умница, он окопался по полной программе, он, если и выходит отсюда, то только в компании эскорта из бронетехники. А что тем временем творю я? Разъезжаю туда-сюда по Берлину, как живая мишень! Лично езжу решать все вопросы, например, извлекать из кабаков пьяных лже-фюреров. Я уже в очередной раз испытал жгучее желание свалить в ставку Гиммлера, в бронированный «Хохвальд». Ну или обзавестись собственным бронепоездом, на манер Троцкого. Возможно таким бронепоездом, который сможет перемещаться без рельс. Конечно, со мной и так ездит целый грузовик отборных эсесовцев, но хрен он меня спасет, если по моему мерседесу кто-нибудь пальнет из-за угла фаустпатроном.

Но это всё – позже. На кой черт мне безопасность, если я не решаю мои задачи? Сначала дела, потом безопасность. Война все еще идет, и Рейх все еще силен, несмотря на все мои действия.

А значит, я сейчас должен войти в эту пасть тигра.

Я мотнул головой, отгоняя тревожные мысли, голова от этого у меня разболелась.

– Ну вот что, дружище Гротманн… У вас же нет проблем с памятью?

– Не жалуюсь, рейхсфюрер.

– Замечательно, – кивнул я, – В таком случае вы наверняка помните, что проблемы с памятью есть у меня. И мой лечащий врач прописал мне больше посещать мои любимые места. Это должно вернуть мне мою память. Вот этим я и собираюсь заняться. Так что составьте мне список из трех мест, которые я мог бы проинспектировать, чтобы моя память впечатлилась и заработала, как положено. И завтра же, а лучше уже сегодня, доставьте меня в эти места.

Вообще, Юнг предупреждал меня, что это может быть опасно, что если я растереблю и раззадорю память Гиммлера – это может сказаться на моем ментальном здоровье. Но мне, честно, было уже плевать. Мне нужна была память Гиммлера. Это был тот случай, когда знания – сила. А без знаний я совершенно бессилен, если не получу доступа к памяти Гиммлера и не начну действовать адекватно, то скорее всего и правда дождусь подарка от хунты, в виде фаустпатрона, а то и артиллерийского снаряда по моему авто.

Гротманн, услышав мой приказ, сочувственно улыбнулся:

– До Schneewinklehhen ехать далековато, шеф…

В памяти Гиммлера что-то шевельнулось. Что-то явно нехорошее и неуместное для меня сейчас.

– Schneewinklehhen?

– Ну, альпийское шале… – Гротманн потупил глазки, – Ваше шале, рейсхфюрер. Где живет ваша…

– А. Ясно.

Речь снова шла о проклятой Гиммлеровской любовнице. Судя по всему, вот эта любовница и была для Гиммлера самым важным. Чуть ли не важнее фюрера и Рейха вместе взятых. Это понятно, но мне-то это не фига? Вот этот пласт Гиммлеровской памяти мне и даром не нужен.

– Я не намерен отправляться в Альпы к фрау…

– Фрау Поттхаст, – почтительным полушепотом подсказал мне Гротманн.

– Да. Так вот. Мне сейчас не до прекрасной фрау Поттхаст. Нет, Гротманн, найдите мне места поближе, в Берлине. И связанные с войной, с работой. Но мои любимые. Помогите вашему рейхсфюреру разобраться в себе, черт возьми! И если я буду удовлетворен: возможно станете штандартенфюрером. И шефом моего личного штаба. Вольф мне, честно признаюсь, надоел. Этот мужик трясется от любого дуновения ветерка, нет больше мочи видеть его серую рожу!

На сей раз Гротманн ожидаемо принял самый серьезный и ответственный вид, какой только возможно.

– Все будет сделано в самом лучшем виде, рейхсфюрер.

Ну а что? На Вольфа надежды и правда мало. Мой второй адъютант Брандт, судя по тем справкам, которые я о нем навел – убежденный наци, да еще курировавший концлагеря и с удовольствием убивавший людей. Гротманн тоже не ангел, и тоже людей убивал, он только что пристрелил несчастного группенфюрера Краусса прямо на моих глазах. Но Гротманн выполнял мой приказ, и, кажется, не получил от процесса казни никакого удовольствия.

Короче говоря, Гротманн был парнем толковым и вроде бы не слишком индоктринированным национал-социализмом. А больше мне опереться банально не на кого.

– Ладно, – сказал я, – Мы с фюрером тем временем прогуляемся в Бендлер-блок. Одни. Айзек, пойдемте.

– Рейхсфюрер, стоит ли… – начал было Гротманн, явно опасавшийся того же чего и я, что Ольбрихт меня прямо тут и арестует, а то и прикончит.

– Вы пока что еще не шеф моего личного штаба, чтобы давать мне такие советы, Гротманн, – осадил я адъютанта.

А потом вышел из мерседеса и, выпустив из машины Айзека, решительно захлопнул за собой дверцу.

Мы с фальш-фюрером обошли парочку баррикад и двинулись к главному входу в Бендлер-блок. Стоявшие тут повсюду вояки из Вермахта нашему продвижению, естественно, не препятствовали, только вскидывали вверх руки при виде дорогого вождя.

Мое решение идти без охраны было принципиальным. Тут, на территории Ольбрихта, он все равно сможет меня убить, даже если потащу с собой всех моих телохранителей. Так и смысл совершать лишние телодвижения? Я искренне рассчитывал на то, что пока что Ольбрихт в моей смерти не заинтересован. Пока что. Кроме того, в случае чего прикроюсь Айзеком, вот его убивать сейчас точно никто не планирует, это создало бы слишком много проблем.

Сам Айзек на приветствия солдат и офицеров отвечал, но как-то вяло, не вполне по-гитлеровски.

– Придите уже в себя, вы сейчас снова фюрер, – напомнил я еврейскому актеру.

Айзек протянул в ответ нечто невразумительное, видать, у него наступило то состояние упадка сил, которое всегда наступает вскоре после пьянки. Ну да ничего, оклемается. Айзек же профессионал, он умеет входить в роль, когда надо. Ему просто нужно время, я надеялся, что когда мы дотопаем до Ольбрихта – Айзек будет уже в форме.

Ольбрихта мы обнаружили на самом верхнем этаже Бендлер-блока, в каком-то небольшом помещении, где стоял стол, стулья, а больше ничего. Тут горело электричество, окно, конечно же, было наглухо завалено мешками с песком.

Зато народу здесь было полно. Во-первых, хунта в полном составе: Ольбрихт, главком Людвиг Бек и даже Гёрделер на месте. А кроме них – еще пара подозрительных типов.

Какой-то мрачный и довольно молодой полковник Вермахта, однорукий и одноглазый. Шею полковника украшал железный крест, грудь мундира вся в орденских планках, левый глаз, видимо, отсутствовал, его скрывала черная повязка, как у пирата. На левой руке не хватало пальцев, а правая была в черной перчатке – судя по неподвижности пальцев, это уже не рука, а протез. Я понятия не имел, кто этот человек, похожий одновременно на Билли Бонса и капитана Крюка, но ясно видел, что человек этот – предельно серьезный.

Ну и последним присутствующим был определенно итальянец. Смуглый смазливый мужик, высокий, с широкой челюстью, прямо как у самого Муссолини. Одет в гражданский костюм, но зато в черной рубашке, а на лацкан пиджака приколот значок, изображающий «фасции» – пучки прутьев, в которые воткнут топор. У нас в современной России этот символ можно увидеть на мундирах сотрудников ФСИН или судебных приставов.

Вот только что-то мне подсказывало, что итальянец явно не имеет никакого отношения к этим структурам. Нет, тут все гораздо хуже. Судя по черной рубашке – перед мной самый настоящий чернорубашечник, фашист. Наконец-то! Я уже вторые сутки в 1943 году, и только теперь увидел фашиста настоящего, итальянского, фашиста без всяких оговорок.

Фашист выглядел стильно, на его фоне «наша» германская хунта, состоявшая из стариков, инвалидов, дерганого Гёрделера и вечно мрачного Ольбрихта, смотрелась просто жалко. Это уже не говоря о том, что фашист был выше ростом всех присутствующих на целую голову.

Когда мы с Айзеком ввалились в помещение – все тут же уставились на нас. Ольбрихту и остальной хунте даже хватило ума встать и зигануть Айзеку, разумеется, этот спектакль предназначался для итальянца.

– Вот фюрер, он здесь, – выдавил из себя Ольбрихт, – Говорите с ним по вашему вопросу, господин Альфиери.

Я сдерживался изо всех сил, хотя на деле был сейчас в ярости. Я уже догадался, что этот Альфиери – скорее всего, итальянский посол. И обсуждать с ним хунта могла только одно: сбежавшего в Рим Гитлера. И тот факт, что столь важный вопрос обсуждался без меня, привел меня просто в натуральное бешенство.

Ольбрихт не пытался меня убить, Ольбрихт делал нечто намного худшее, он меня просто игнорировал, полагал пустым местом. Однако я справедливо решил, что не стоит устраивать разборки с хунтой сейчас, на глазах у итальянца. С Ольбрихтом посчитаюсь позже.

Господин Альфиери тем временем отвесил Айзеку полупоклон, протянул руку.

– Добрый вечер, херр Гитлер. Воистину, я поражен скоростью ваших перемещений. Еще час назад мне сообщали, что вы в Риме, гостите у нашего дуче! Клянусь, вы добрались из Рима в Берлин быстрее, чем я доехал сюда из моего посольства. В чем ваш секрет, фюрер? Вы отрастили себе крылья?

По-немецки итальянец говорил превосходно, голос у него был басовитым, он бы наверное мог петь в опере. А вот содержание его речей… Он явно издевался, это было очевидно. Ублюдку было весело, он не верил, что у нас настоящий Гитлер. И определенно считал себя хозяином положения.

Я покосился на Айзека, но Айзек сыграл отлично. Протянутую руку он просто проигнорировал, вместо этого сложил собственные руки на груди и уставился на итальянца с искренним презрением.

– Что вы несете, господин Альфиери? ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ?

– Вот-вот. Как вы смеете таким тоном говорить с фюрером? – поддакнул я, – Так нынче учат общаться итальянских дипломатов? Я лично понятия не имею, кто у вас там в Риме, но точно не Адольф Гитлер. Настоящий Адольф Гитлер – вот он, перед вами.

Но Альфиери на это только тонко рассмеялся:

– Это легко проверить, херр Гиммлер. Если этот фюрер – настоящий фюрер, то пусть он мне скажет одну вещь. Что он подарил нашему дуче, когда присутствовал на его дне рождения, в 1939? Такое невозможно забыть. Херр Гитлер, я жду вашего ответа.

Айзек надулся, как жаба, потом нахмурился, потом тяжко вздохнул. Он не знал ответа, это было очевидно. Да и откуда ему знать? Для международных встреч двойников никогда не используют, это во-первых, а во-вторых – Айзек в 1939 фюрера еще не замещал.

В помещении повисло тяжелое молчание. Помочь тут Айзеку никто не мог.

– Я наградил господина Муссолини железным крестом! – брякнул Айзек.

Брякнул убедительно, вложив в этот бряк весь свой актерский талант, но увы, не прокатило.

Вот теперь Альфиери расхохотался от души. А потом констатировал:

– Это не Гитлер. Никаким железным крестом дуче никогда не награждали. А на дне рождения дуче в 1939 Гитлер не присутствовал вообще. И кто здесь после этого кого оскорбляет, господа? Я полагаю, что оскорбляете меня вы. Вы пытались убить настоящего Гитлера, вы изгнали его из Рейха, а сейчас пытаетесь мне скормить вот этого криво слепленного двойника!

Похоже, что крыть тут было и правда нечем.

– Мой фюрер, подождите, пожалуйста, в коридоре, – приказал я Айзеку.

Айзек бросил еще на итальянца злобный взгляд, но дальше позориться на стал и покорно вышел.

Хунта устало глядела на господина Альфиери, а господин Альфиери теперь глядел на меня.

– Херр Гиммлер, насколько я понимаю, вы теперь рейхсканцлер…

– Увы, пока еще нет, – я выбрал себе стул, которых тут в помещении было полно, и сел, – Но дело не в этом. Дело в том, что я не понимаю, почему настоящий Гитлер у вас в Риме до сих пор жив. Почему его голова еще не прислана нам в банке со спиртом?

Альфиери с видом знатока цокнул языком:

– Не понимаете? Но ведь ваш фюрер – гость нашего дуче. Как можно убить гостя? Итальянцы – гостеприимный народ…

– Да прекратите уже! – потребовал Ольбрихт.

Гёрделер, как самый дипломатичный участник хунты, поспешил вмешаться и разъяснить мне ситуацию, пока не дошло до мордобоя:

– Тут загвоздка вот в чем, господин рейхсфюрер. Наш друг Муссолини безусловно готов вернуть нам нашего фюрера Адольфа Гитлера. Но не бесплатно. Посланник Альфиери сообщил нам, что дуче хочет дюжину полностью моторизированных дивизий, минимум половину из них танковых. И еще тысячу самолетов. И бетон, и инженеров, чтобы построить укрепления. Они необходимы дуче, чтобы сдержать наступление англо-американцев. Дуче, разумеется, хочет вот это всё в свое полное распоряжение, под свое командование. Именно это предложение Муссолини мы уже и обсуждаем битый час.

– Но у нас нет этих дивизий! – Ольбрихт натурально стукнул кулаком по столу, за которым сидел, – Я предложил господину Альфиери лучшие условия, я предложил ему кредит в размере пятнадцати миллионов рейхсмарок…

– Кредит не годится, я вам уже объяснял, – спокойно сообщил Альфиери, – Когда американцы высадятся в Италии, а они в ней высадятся в течение пары месяцев максимум – нам в них рейхсмарками стрелять? Чем нам бомбить врага? Банкнотами, господин Ольбрихт?

Ольбрихт на это впал в свое обычное зловещее молчание, не сулившее итальянскому посланнику ничего хорошего.

– Так или иначе, но наши страны связаны союзными обязательствами, господа, – подытожил Альфиери, – Если гибнет Италия – погибнет и Германия. Или вы предоставляете нам двенадцать дивизий в течение двух недель, или Адольф Гитлер и дальше останется гостем дуче. А потом возможно вернется домой, сюда, в Берлин. И задаст вам вопросы. Особенно вам, господин Гиммлер. Насколько я слышал, вы во время последней встречи с фюрером обошлись с ним довольно грубо, пытались его убить, если говорить откровенно. Что думаете по этому поводу?

Я думал недолго, всего пару секунд.

А потом просто кивнул.

– Ладно. Я дам дивизии. И самолеты тоже. И бетон, и даже инженеров. И вообще – вам сразу же нужно было обратиться прямо ко мне, господин Альфиери. Зачем вы тревожите вашими просьбами главнокомандующего? Вермахт сейчас сражается на два фронта, как вам отлично известно, Вермахт не в силах вам помочь с вашей проблемой. ᛋᛋ – сделает это легко. Я согласую и пришлю вам списки всего, что вы хотите, в течение пары дней, а потом немедленно начну переброску войск в Италию. Мы не оставим наших союзников одних в этот критический момент! Братство итальянских фашистов и германских национал-социалистов – вечное братство!

Я поднялся со стула, даже вскинул руку в салюте.

Итальяшка от такого поворота просто растерялся, хунта тем временем продолжала хранить зловещее молчание.

– Касательно самолетов, рейхсфюрер, разве у вас есть… – заговорил Альфиери, когда пришел в себя, но я перебил:

– Клянусь, вы их получите. Я раздобуду вам их. И условие только одно: Адольф Гитлер должен быть немедленно изолирован. Полностью. Никаких выступлений по радио больше, никаких обращений. Это ясно?

Итальянский посланник поклонился:

– Я тотчас же передам ваши условия дуче, господин рейхсфюрер. Вот это уже конструктивный разговор, дуче будет рад услышать, что Германия блюдет свои союзнические обязательства, что на свете еще остались люди честные.

– Да-да, так и передайте дуче…

Не в силах сдержать эмоций, я от души обнял итальянца, а потом со всеми положенными формальностями вежливо выпроводил его прочь. И завтра же обещал прислать ему человека, чтобы согласовать помощь Италии в деталях.

Как только господин Альфиери ушел, Ольбрихт тут же подозрительно уставился на меня:

– Ну и где вы возьмете дюжину дивизий, Гиммлер?

– Нигде, – я развел руками, – Дивизии, думаю, хватит и одной, господа. Более того: тут хватит и батальона, парашютно-десантного. Гитлера нужно убить, желательно вместе с Муссолини. И желательно уже сегодня, в крайнем случае – завтра.

Бендлер-блок, современное фото. В реальной истории именно здесь был убит Людвиг Бек после провала антигитлеровского заговора военных. В современной Германии в Бендлер-блок до сих пор располагается штаб-квартира Министерства Обороны.

Эдоардо Альфиери, посол фашистской Италии в Третьем Рейхе в 1940–1943 гг. В реальной истории участник заговора против Муссолини. После свержения Муссолини в Рейх не вернулся, а после оккупации Италии немецкими войсками бежал в Швейцарию.

Берлин, 2 мая 1943 вечер

«А вот это уже провал». Именно эта фраза Штирлица крутилась у меня в голове, когда я покинул Бендлер-блок.

Естественно, мне никто не позволил разделаться с Муссолини. Хунта отлично понимала, что смерть дуче приведет к тому, что Италия тут же переметнется к врагам Рейха. Я попытался было рассказать очередную удивительную историю об итогах войны, якобы в одной из моих будущих жизней я читал в учебниках истории, как Бенито Мусоллини лично сдает Италию американскому генералу Эйзенхауэру…

Они не поверили. Хунта не верила ни тому, что я знаю будущее, ни тем более моим россказням об измене Муссолини. И моя дикая ложь привела к еще большему недоверию.

А Бек, как главнокомандующий, вообще справедливо заметил, что с чисто военной точки зрения неплохо было бы выполнить все требования жадного дуче, потому что защищать Италию от англо-американцев, если мы не подпишем мир, нам придется в любом случае.

К счастью, тут мне помог Ольбрихт. Я уже уяснил, что генерал человек обидчивый и помешанный на понятиях чести, истинный германский офицер старой школы. И, само собой, говорить с Ольбрихтом так, как говорил с ним итальянский посланник, было нельзя. Шантаж дал противоположный эффект, Ольбрихт теперь полагал Муссолини разбойником, которому нельзя доверять. Он и меня полагал таким же, но я, по крайней мере, не брезговал лично вести дела с Ольбрихтом, в то время, как дуче прислал шантажировать хунту свою шавку. И вот это уже была обида смертельная.

Так что Муссолини безусловно подписал себе приговор, хоть пока и не смертный, к сожалению.

После долгих дебатов хунта все же приняла мой план убийства фюрера, только с оговоркой, что Муссолини сохранят жизнь.

Тут нам очень помогли две вещи.

Во-первых: я, конечно же, помнил, что в реальной истории Муссолини был свергнут собственными фашистами, как раз в 1943. И что потом его по приказу Гитлера спасал из-под ареста Отто Скорцени, легендарный немецкий диверсант.

И я решил этот момент из реальной истории воспроизвести. Только сделав все наоборот. Скорцени отправится в Рим, но на этот раз не спасать дуче, а поставить его на место, напомнить итальянскому диктатору, кто тут хозяин положения. И заодно – убить Гитлера. Технически это должно было получиться, получилось же у Скорцени спасти Муссолини в реальной истории. Раз получилось спасти – получится и прессануть, так я рассуждал.

Естественно, оставалась опасность, что Скорцени перейдет на сторону настоящего Гитлера. Но для предотвращения такого исхода я намеревался дать Скорцени четкие инструкции: что в Риме не настоящий фюрер, а двойник, изготовленный Муссолини. И с двойником не следует разговаривать, ему следует всадить пулю в башку. А лучше – целую обойму.

Сам дуче при этом пострадать не должен. Только напугаться до усрачки и впредь высказывать побольше уважения к немецким союзникам. Мы делали ставку на то, что после смерти Гитлера Муссолини тут же побежит к нам каяться за свое поведение, собственно, у дуче и не было других вариантов.

Вторым фактором, который нам крайне помог в нашем тяжелом положении, была позиция Кессельринга – немецкого генерал-фельдмаршала, находившегося в Риме и командовавшего северо-африканской компанией. Компанией, увы для Рейха, уже проигранной. Тем не менее, Кессельринг в сложившейся ситуации разобрался быстро и четко. Одной рукой он зиганул настоящему Гитлеру, сбежавшему в Рим, другой рукой – слал нам подробные отчеты о происходящем. Именно благодаря Кессельрингу мы были в курсе, что Гитлера Муссолини держит при себе – в Палаццо Венеция, римском дворце и официальной резиденции дуче.