Текст книги "Обычные приключение «олимпийца» Михаила Енохина"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

АЛЬБЕРТ ИВАНОВ
Обычные приключение «олимпийца» Михаила Енохина
(повесть)

Часть I
ПУТЬ СВОБОДЕН!

«Плакать завтра будете!»

В этом июне Женьке исполнилось девять лет, но он был вот уже почти две недели чуть ли не самым несчастным человеком на свете. А ведь ему так везло. Живет он у Черного моря, мальчишки всей страны наверняка ему завидуют. Отец у него – капитан дальнего плавания, мальчишки всего города Женьке завидуют. А друзья у Женьки какие: второклассники братья-двойняшки Мошкины – в лупу не отличишь, и даже говорят одно и то же в один голос, – мальчишки всей улицы ему завидуют. И внешность у Женьки бравая: посмотрит в зеркало – вылитый Котовский, только в детстве, без усов, ну и волос погуще!.. А тут на тебе!

Пока Женька не перешел в третий класс, все было хорошо. Раньше он играл и играл себе во дворе с Мошкиными. Никто его не трогал.

А улица – это не двор. На улице свои порядки. Они установлены плечистым пятиклассником Борисом и его компанией: четвероклассниками Витькой Молчуном и Славкой Хихикало. Такие прозвища им дали за то, что Витька все время молчит, а Славка хихикает. «Отчаюги», как называет их Женькина тетка.

За последний год Женька вытянулся на целых полголовы. Увидев, что Женька вырос, Борис и «компания» сразу за него взялись. Только и утешение: от них не он один, а вся улица стонала, все младшеклассники. В любой момент «компания» может ни за что ни про что тебе гулкий щелчок по макушке отвесить; дернуть девчонку за косу, если она у нее есть; отнять стакан газировки прямо у автомата; выбить из рук в пыль сливочное мороженое или поставить тебя в длиннющую очередь за билетами в кино – для себя. Им было скучно, и они развлекались, как могли. Хорошо еще, что они часами играли в домино, как пенсионеры, возле дома Молчуна, тогда они никого не трогали. Конечно, если ты не идешь мимо них. А как же тут не пройти, самая короткая дорога к морю, а дом Молчуна – последний на улице. В обход – за час не обойдешь, кругом понастроены санатории, пансионаты, везде высоченные ограды. А у ворот сердитые дядьки в фуражках дежурят, чуть что: «Ты куда, мальчик? Ты здесь отдыхаешь? Иди-иди, не хулигань, у нас пляж закрытый!..» А кто хулиганит! Борька с компанией хулиганит, раз к морю не пропускает. Идешь тихонько мимо, почти не дышишь, а они – гнилыми яблоками. Им кричишь:

– Вас же не трогают!

– Как же не трогаешь?! – возмущаются они. – А сам мимо идешь! Кто тебе разрешил?

Женькина тетя Клава, сестра его мамы, не раз Борькиному отцу жаловалась, а он одно твердит:

– Я в ребячьи дела не встреваю! А если вы настаиваете, могу своего оболтуса прямо при вас выдрать. – И грозно добавлял: – До полусмерти!

– Не надо, не надо, – враз пугалась тетя Клава. – Может, я ошиблась.

– То-то, – басил он. – Лучше глядеть надо. А еще ходят... —

И кричал вдогонку: – Очки купите на нос! А потом говорил Борьке:

– За то, что я тебя спас, ты сегодня тележку с фруктами на базар повезешь! – Отец его был очень жадный, целыми днями торчал на базаре. И вообще Борькина семья летом спала на раскладушках во дворе – весь дом сдавали отдыхающим «дикарям», от пола до крыши, вместе с чердаком. И летнюю кухню, и сарай, и навес дровяной. Собачью конуру, наверное, тоже бы сдали, да только ее у них не было.

Тетя Клава называла Бориса «переростком».

– Ума у него меньше, – объясняла она Женьке, – чем росту.

– Значит, он недоросток, – спорил с ней Женька. – У него ум не вырос.

Попробовал бы он это самому Борису сказать!

Знал бы Женькин отец, капитан, что такое случится, ни за что не ушел бы в дальнее плавание. А может, и ушел, но, уходя, сказал бы:

– Сын моряка должен твердо на ногах стоять, а не хныкать.

Нет, он, Женька, не стал бы отцу ябедничать. Вот маме он, наверно, рассказал бы... Ну, чтобы посоветоваться. Но мама уехала к отцу в город Жданов, где его сухогруз по возвращении стал на срочный ремонт.

Ни отца сейчас у Женьки, ни мамы, а жизнь становится все несчастнее, и никакая тетя Клава не может ему помочь. Разве с Борькой, Молчуном и Хихикало сладишь?! Да ведь у Витьки Молчуна еще и огромнейшая собака, помесь дога с овчаркой! Встанет на задние лапы и, пожалуй, будет выше Женькиного папы. Ну, может, и не выше. Но если она уши поднимет, то уж точно! И кличка жуткая – Фантомас.

Вот недавно загорали на гальке пустынного дикого пляжа братья-близнецы Мошкины и Женька. И вдруг заявляются Борис, Хихикало и Молчун со своей собакой.

– Я домой! – вскочил Женька.

– И я! – вскочили Мошкины.

– Стоп! – усмехнулся Борис. Они остановились.

– Ко мне! – приказал Борис.

Они подбежали. Он не спеша разделся.

– Натрите меня, – и достал из кармана баночку вазелина. Хихикало захихикал, Молчун кивнул, а Фантомас посмотрел на хозяина, тоже кивнул, разинул зубастую пасть и, видать, в насмешку высунул длинный розовый язык.

Пришлось подчиниться... Мошкины натирали Борису ноги, а Женька – спину.

– Сильней!

И они, вздрогнув, так поднажали, что... Борис упал.

Хихикало хотел захихикать, издал горлом булькающий звук, но спохватился и угрюмо засопел. Молчун хотел кивнуть, но спохватился и сдвинул брови. Фантомас, посмотрев на хозяина, тоже хотел кивнуть, но тоже передумал и сдвинул брови. И зарычал так, как будто перекатывал в пасти морскую гальку.

– Так... – угрожающе процедил Борис не вставая.

Женька и Мошкины, внутренне содрогаясь от «дела рук своих», заискивающе глядели на него.

– За это... – сказал Борис, подумав, – рабы отнесут меня в море. «Рабы» подхватили его и, спотыкаясь, внесли в море. Он посидел немного у берега, пошевелил в воде пальцами ног и заявил:

– А теперь я хочу... яичницу из-под курки.

Хихикало опять захихикал. А Молчун и пес опять кивнули.

Мошкиных и Женьку как ветром сдуло. Попробуй, не выполни Борькин приказ! И так жизни нет, а тогда и подавно не будет!!! Не первый случай, знали, что делать. Наскребли восемнадцать копеек – и в магазин. Купили два яйца – и к Женьке. Тетя Клава держала в сарайчике трех кур. Но разве у нее допросишься?.. И без спроса яйца не заберешь, они считанные. Тетя хорошо знает, сколько куры за день несут.

Поэтому Женька, взяв в сарайчике два яйца, положил на их место покупные, из магазина.

Трещит у моря маленький костерчик. Аппетитно шипит на листке жести яичница-глазунья. Борис снимает щепочкой пробу. Фантомас глотает слюну.

– Соль! – коротко произносит Борис. Мошкины и Женька срываются с места.

– И квасу! Только похолодней! С изюмом! – кричит Борис вдогонку.

А потом... А потом тетя Клава спокойно забрала у Женьки солонку и жбан с квасом, спокойно поставила все на крыльцо и дала любимому племяннику такого шлепка, что он невольно вынесся на улицу, где его беспокойно поджидали братья Мошкины.

После этого случая Борис вообще на Женьку взъелся. Наверно, потому, что пришлось съесть несоленую яичницу. Да еще без кваса с изюмом.

Вечером тетя Клава попыталась подольститься к племяннику, в таких случаях она почему-то называла себя бабушкой:

– Ну, ты чего? Обиделся на бабушку? Я тебе сейчас яишенку сготовлю.

Она вошла в сарай. Вышла. На ладони у нее лежали два яйца. Она ошеломленно взирала на них. На яйцах был штамп: «Made in Poland». Это означало: «Сделано в Польше».

Или другой случай, совсем недавний, позавчера. Сидел восьмилетний Женькин сосед Кеша на причале с удочкой. А Борька, Молчун, Хихикало и пес Фантомас подкрались к нему.

– Голос, – шепнул Борис на ухо Фантомасу.

Пес оглушительно рявкнул, и Кеша от испуга полетел в воду вместе с удочкой. Он отчаянно забарахтался, беззвучно разевая рот. Борис мгновенно прыгнул и вытащил его на берег.

– Я тебя спас, – гордо заявил он испуганному Кеше. – Мне медаль не нужна. И, если тебя спросят, кто тебя спас, скажи: «Неизвестный». А половину всей рыбы, какую поймаешь, мне теперь приноси. Ты мне жизнью обязан!

– С-спасибо, – растерянно пробормотал Кеша. – Я – ладно.

– Ловись, рыбка, большая и маленькая, – ласково пожелал ему удачи Борис и направился к дружкам, которые, ухмыляясь, стояли у причала.

Рядом прыгали через веревочку девочки.

– Ну-ка... – строго сказал Борис. Хихикало и Молчун вырвали у девочек «прыгалку» и растянули ее поперек причала.

– Олимпийские соревнования по «прыг-скоку» торжественно считаю, – Борис достал из кармана перочинный ножик и перерезал веревку,– открытыми! ,

Девочки заплакали. Фантомас зарычал, и они умолкли.

Компания продолжала свой путь. А на их пути кипела работа: братья-близнецы Мошкины возводили «Эйфе-леву башню» из палочек и мокрого песка.

– Развалится... Вот-вот, – переживал их единственный зритель Женька.

– У меня не развалится, – в один голос самоуверенно ответили братья Мошкины. – Я умею.

Они настолько увлеклись, что не заметили, как к ним подошла Борькина компания. Борис выставил ногу вперед и подмигнул Молчуну. Молчун кивнул и подмигнул псу Фантомасу. Фантомас кивнул и оглушительно гавкнул за Женькиной спиной. Женька отшатнулся, споткнулся о подставленную Борисом ногу и рухнул на башню, похоронив ее под собой.

– Какую башню разрушили! – захныкали братья Мошкины.

– Башня Крылова! Подумаешь! – захохотал Борис, отвесив каждому по щелчку.

Хихикало захихикал. Молчун кивнул. А пес Фантомас улыбнулся своей глупой собачьей улыбкой.

Ночью Женьке приснился сон, похожий на правду. А на правду он был похож потому, что был у Женьки в Москве старший двоюродный брат Мишка. И даже не Мишка. А дядя Миша! Миша – сын родного дяди отца, значит, Миша тоже, наверное, дядя?! Сколько ему было лет, Женька точно не знал, но знал, что много! Может, четырнадцать а может, пятнадцать. Его каждый год приглашают к ним на море в гости, а он все никак собраться не может. То у него спортивные соревнования, то родители не отпускают. Так что Женькина мама уже просто по привычке в письмах спрашивала: «Когда же к нам на море Миша приедет?»... И этим летом его приглашала, да пока ответа не было. И вот снится Женьке, что—представьте себе!—этот дядя Миша наконец приезжает к нему. А ведь дядя Миша – не кто-нибудь, а известный спортсмен-яхтсмен! Была даже такая фотография в журнале «Пионер»: дядя Миша на швертботе класса «Оптимист» штурмует волны Московского моря. Он гордо натягивает шкоты, и каждый кулак у него на снимке чуть меньше большого арбуза.

«Мой двоюродный дядька приезжает! – кричит Женька во сне хулиганам. – Из Москвы! Сегодня! Всем влетит! И тебе, и тебе, и тебе!– перечисляет Женька обидчиков. – Тебе тоже достанется, бесхвостый!»– грозит Женька и псу Фантомасу...

Стоит возле разрушенной песчаной башни Борькина компания.

Ву-у-у—взвывает ветер, почти что вихрь, почти что смерч, почти что самум, унося с собою Фантомаса.

Перед задрожавшей от страха Борькиной компанией, скрестив на груди могучие руки, появляется детина – дядя Миша – в пионерской панаме, коротких штанах и кедах. А плечи у него шириной с футбольные ворота. Детина, шагнув вперед, спотыкается о громадный валун. В ярости он поднимает его и швыряет в море, валун падает где-то в территориальных водах Турции.

Затем дядя Миша, широко растопырив пальцы, опирается одной рукой на затылки Молчуна и Хихикало, другой – на голову Бориса и легко выжимает гимнастический угол. Компания хулиганов тут же уходит по грудь в песок.

Борис, Молчун и Хихикало дергаются, не в силах высвободиться, и жалобно смотрят детине вслед, который невозмутимо уходит прочь со словами: «Сделал дело, гуляй смело!»

...Женька проснулся. Тетя Клава трясла его за плечо:

– К тебе Миша прилетает из Москвы, – затараторила она. – Завтра вечером встречаем. Вместе отдыхать будете, слава богу. Он за тобой последит.

Как говорится, сон в руку!

– Плакать завтра будут! – обрадовано вскричал Женька.

«Я на тебя надеялся...»

Борькина компания, как всегда, играла в домино, а пес Фантомас отчаянно зевал от скуки.

Женька, размахивая прошлогодним заветным журналом «Пионер», как флагом победы, торжественно выпалил издали:

– Эй вы! Все! Завтра вечером мой дядька прилетает из Москвы!– Он раскрыл журнал на нужной странице и показал фотографию.– Вот он дяденька, вот он! Он вам даст!

Борис, Молчун, Хихикало и Фантомас встали.

– И тебе, Борька, даст! И тебе, Молчун, шею намылит, и тебе, Хихикало! – ликовал Женька. – И тебе, Фантомас бесхвостый!..

– Покажи дяденьку своего поближе, не бойся! – вкрадчиво сказал Борис.

– Я ему все расскажу, все! – кричал Женька, опрометчиво не замечая, что Молчун и Хихикало проскользнули в Борькин двор. А ведь из этого двора легко проникнуть в соседний и выйти за Женькиной спиной, отрезав всякую попытку к бегству.

– Все расскажу, все! – праздничным голосом орал Женька. Борис сделал шаг к нему, Женька попятился и, как заводной, пробормотал:

– Все расскажу... – но уже не так уверенно, как раньше.

– Ну, покажи своего дядьку, Енохин, – успокаивающе улыбнулся Борис.

И в этот момент коварные Молчун и Хихикало, выскочив из ворот соседнего двора, мертвой хваткой вцепились в журнал.

Женька помчался прочь с обложкой в руке, оборачиваясь и голося:

– Плакать!.. Плакать будете завтра!.. И послезавтра плакать!..

Молчун и Хихикало почтительно поднесли журнал Борису. Он взглянул на фотографию детины, сжимающего шкоты в «арбузных» кулаках, и, запинаясь, прочитал подпись:

– Чемпион Москвы.... в классе швертботов «Оптимист»... Михаил... Енохин...

Не отрывая взгляда от кулачищ на снимке, Хихикало сдавленно произнес:

– Все сходится – Енохин.

– Во сколько прилетает московский? – озабоченно спросил Борис.

– А-а... – отрешенно сказал Хихикало, – когда б ни прилетел, все равно нам конец. А он нас не утопит? – испуганно спросил он Молчуна.– Утопит?

Молчун мрачно кивнул. И собака кивнула.

Весь день они перебирали возможные варианты страшной мести Женькиного дядьки.

– А он додумается еще и так сделать, – ужасался Борис, – схватит кобеля за хвост и так им нас отхлещет – будьте здоровы!

– Это что... – бубнил Хихикало, – как двинет каждому по сопатке, нос будет, как резиновый, без хряща!

А Молчун кивал.

Вечером на следующий день, за час до прихода в город автобуса из аэропорта, компания Борьки спряталась за спинкой скамейки. Здесь их никто не мог заметить. Зато через щели можно было спокойно следить за автобусной остановкой.

Они настолько ошалели от страха, что, когда пришел нужный автобус и первым из него вышел здоровенный негр, Хихикало толкнул Бориса локтем в бок:

– Он???

Борис неуверенно ответил:

– Слабо похож.

Потом вышли Женька с теткой. За ними повалил поток приезжих.

– Что-то я его не вижу, – успокоился Борис. – Женьку вижу, а дядьки нету.

– Ждите здесь, я кефиру куплю, – сказала тетя Клава. И заспешила в молочный магазин.

Женька уныло смотрел, как великан-негр поднимает свой здоровенный чемодан, похожий на средневековый сундук с сокровищами. За чемоданом стоял старший дядя Миша. Дядя, дядя... А еще старший... Мишка-Мишунчик, а не Михайло Потапыч.

Компания изумленно воззрилась на Михаила.

– Мужичок с ноготок, – хмыкнул Борька. Хихикало захихикал, Молчун кивнул,

– И лицо настырное, – продолжал Борис.

– Значит, трус, – определил Хихикало. – Я тоже всегда настырничаю, если трушу. Трус – кто же еще?!

– Маменькин сынок, – насмешливо заметил Борис. – Глянь-глянь, на проборчик причесан и брючки наглажены, как в театр! Хы-гы...

– А ты на Женьку глянь, – хохотнул Хихикало. – Конец света!

На Женьку было жалко смотреть. Еще в аэропорту он так расстроился, что всю дорогу до города не разговаривал с Михаилом. А тут не выдержал.

– На фотографии ты больше был, – протянул Женька, – помнишь, какие кулаки!

– Перспектива, – коротко ответил Михаил, с любопытством глазея по сторонам.

– Чего?

– Ты вот сейчас вблизи, – охотно разъяснил Михаил. – Если тебя отсюда сфотографировать, ты выше фонаря на снимке выйдешь...

– Тебе точно тринадцать? – с сомнением спросил Женька.

– Двенадцать с половиной, – с сожалением ответил Михаил.– А что?

– Маленький ты какой-то,—недоверчиво заметил Женька. – Я на тебя надеялся, а ты маленький. Подвел...

– Ну, чего ты такой скучный? Ты что, меня боишься?

– Нет, – печально промолвил Женька и повторил: – Маленький ты какой-то...

– Наполеон тоже маленький был, – отпарировал Мишка.

– Так то Наполеон, – безысходно произнес Женька.

Лавируя в толпе, Борькина компания, усмехаясь, подошла к Мишке и Женьке.

Женька замер.

– У меня есть старший брат, он ходит утром в детский сад, – громко сказал Борис, пренебрежительно окинув Михаила взглядом с ног до головы. Хихикало захихикал. Молчун кивнул.

Женька попятился. Михаил тоже невольно отступил и неожиданно отчеканил:

– Рот до ушей и губы в масле. С таким умом ходил бы в ясли.

Хихикало закудахтал. Борис взглянул на него, и тот беззвучно задвигал ртом, сдерживая смех.

Борис поставил на скамейку ногу и развязал длинный шнурок башмака. Молчун и Хихикало сделали то же самое, хотя еще и не понимали, в чем тут дело. Но они привыкли во всем подражать своему вожаку.

– Шнурочки нам завяжи. Бантиком, – подчеркнул Борис. Переглянувшись, Хихикало и Молчун схватили Михаила за плечи и согнули его к башмакам, поставленным рядом.

– Давай-давай, завязывай, – хихикнул Хихикало. – Все три башмака.

А Молчун кивнул три раза.

Михаил послушно начал завязывать шнурки. Женька, окаменев, смотрел на Бориса, как лягушка на питона.

– Журнальчик посмотрим, – веселился Борис, доставая из-за пазухи заветный журнал с фотографией Михаила. – Похож... Похож дядя.

Тетя Клава вышла из магазина с авоськой, наполненной бутылками кефира.

– Мальчики! – зычно позвала она, оглядываясь по сторонам.

– Тетя Клава! – завопил Женька.

Борис, Молчун и Хихикало рванулись в сторону и разом шлепнулись наземь. Они отчаянно брыкались ногами, не в силах освободиться друг от друга – Михаил связал вместе шнурки их трех башмаков.

– Ку-ку! – сказал Михаил, взял свой чемоданчик и зашагал вслед за Женькой к тете Клаве.

Борис, Молчун и Хихикало сидели у мусорной урны и угрюмо развязывали шнурки.

– Морской узел. Мертвый, – пожаловался Хихикало. – Жалко, Фантомаса не взяли. Я зубами не дотянусь, а он бы запросто...

Борис молча вынул из кармана платок и завязал узелок, глядя вслед уходящему Михаилу:

– Не забуду.

«Напавтал»

Женькина комната находилась на чердаке. Крыша дома была высокая, вот и сделали когда-то из чердака комнату.

– Мансарда – по-научному, – заявил Женька, когда они втаскивали наверх раскладушку для Михаила.

Жилье Михаилу понравилось: косые стены, как в шалаше/ круглое окно, похожее на иллюминатор, а к маленькому балкончику, напоминающему капитанский мостик, ведет со двора узкая лестница с поручнями из канатов, которую он сразу же окрестил штормтрапом.

Отсюда, сверху, был виден порт с огнями больших кораблей. Их многоярусные огни отражались в воде, и поэтому корабли казались издали небоскребами. Ветер надувал занавески, слышалось неумолчное бормотание моря. Проезжали по улице машины, выхватывая светом фар в раскрытом чемодане Михаила книжки, книжицы и брошюрки: «Оснащение парусников», «Словарь морских терминов», «Как построить шлюпку», «Таинственный остров» Жюля Верна, а еще – компас, сигнальные флажки, морской флаг и подзорную трубу с позеленевшими от времени медными коленцами. Женька зачарованно смотрел на все эти богатства. А Михаил при свете карманного фонарика расстилал на полу географическую карту.

– Может, лампу зажечь? – шепотом сказал Женька. В темноте, и даже в полумраке, почему-то всегда невольно понижаешь голос.

– Не надо. Так интересней, – не поднимая головы, ответил Михаил тоже шепотом. И показал Женьке на загадочную ломаную линию, проложенную красным карандашом на карте. – Значит... Из Черного моря через Керченский пролив выходим в Азовское... Пересекаем...– он показывал путь карандашом. – Далее – Дон... Волго-Донской канал... Волга... Саратов... Куйбышев... Ульяновск... Казань... Горький... Ярославль...

Женька зачарованно смотрел и слушал.

– ...Минуем Рыбинское водохранилище... И по Волго-Балтийскому каналу попадаем в Онежское озеро... Затем по реке Свирь—в Ладожское озеро... Теперь по Неве мимо Ленинграда – в Финский залив... А потом – Копорская губа... Нарвский залив... И в Таллине!

– Клуб кинопутешествий! Разрази меня атом! – восторженно сказал Женька, развитый не по годам при помощи телевизора. Он не пропускал почти ни одной интересной передачи, почти ни одного фильма. И, наверное, именно поэтому подчас вворачивал «словечки», казалось бы, не свойственные его возрасту. Но ведь как-никак, а конец XX века уже не за горами. «Атомные» дети!..

– Не клуб и не кино, а наше настоящее путешествие, – строго заметил в ответ Михаил. – В Таллин.

– В Таллин? Наше?! – ахнул Женька и лег на пол рядом с Михаилом.– Там в 1980 году на Олимпиаду со всего мира яхты соберутся! Вот бы поглядеть – не по телевизору!

– А ты думаешь, зачем я сюда приехал, а? Зачем тебе водный путь на карте в Таллин показывал?

– Зачем-зачем... Я думал, просто так... Интересно ж все-таки...

– Еще бы... Но не все-таки, – усмехнулся Михаил. – Строим парусную шлюпку, тренируемся, у нас два лета впереди, и... двинем в Таллин. Представляешь? – мечтательно произнес он. – Отовсюду приедут или прилетят парусную регату смотреть. А мы – приплывем!

– Через всю страну? – с сомнением сказал Женька, взглянув на карту.

– Это еще только начало, – отмахнулся Михаил. – Проба сил... А затем мы, может, и в кругосветку махнем!

Женька представил себе, как они с Михаилом под парусом штурмуют бурный океан, как сверкают в небе молнии, как полосует их ливень... А шлюпка идет точно по компасу. Женька – за рулем. «Какой курс, капитан?» – громогласно кричит он Михаилу, перекрывая грохот бури. «Зюйд-вест! – кричит Михаил. – Так держать!» – «Есть так держать!» – кричит Женька, зажав в зубах короткую матросскую трубочку. «Мыс Горн! – кричит Михаил. – Бери круче к подветренной стороне». – «Есть, капитан!» – кричит Женька. Стихает буря... Коварный мыс Горн остается позади... Шлюпка скользит по спокойной морской глади. Проплывающий мимо китобойный корабль дает в их честь салют из китобойной пушки. «Друзья-болгары», – говорит Михаил, опустив подзорную трубу. Все дальше и дальше мчится шлюпка, а под ней... вращается земной шар.

– Но это когда еще... А пока вот, гляди! – раздался голос Михаила, и Женька очнулся.

Михаил положил перед ним большущий альбом, на обложке было написано крупными красивыми буквами: «НАПАВТАЛ».

– На-па-втал, – прочитал Женька. – А что это такое?

– Кодовое название. Шифр. На парусах в Таллин! – гордо разъяснил Михаил.

– Миш... – поерзал Женька, продолжая сомневаться. – А мы плавание выдержим?

– Люди океаны переплывали – выдерживали. А мы у себя дома и подавно должны выдержать!.. Французский доктор Бомбар выдержал, английский старик Чичестер выдержал, ему английская королева медаль дала! – горячо говорил Мишка, листая альбом и показывая фотоснимки знаменитых мореплавателей. – Тур Хейердал на «Ра» плавал с Сенкевичем! Александр Роуд тоже выдержал! А наши на лодке «Щелья»! Или вот капитан Эмилия!

– Эмилия? – изумился Женька. – Капитан?

– Ну, знаменитая бабушка! Семидесятилетняя старушка! Она из Англии в австралийский порт Дарвин приплыла! Одна!

– Вплавь? – вытаращил глаза Женька. – Брассом или кролем?

– На яхте, дурень, – благодушно сказал Михаил. – Смотри, сколько проплыла! – и Михаил на глазок провел карандашом по карте линию от Лондона до порта Дарвин, показывая путь бабушки Эмилии.

Женька, растопырив пальцы циркулем, измерил пройденное ею расстояние. Потом замерил на карте путь, намеченный Михаилом: им предстояло пройти больше.

– Э-э... – протянул Женька. – А нам вон сколько! – он широко развел руки. – А хотя... – он задумался, – мы ведь можем в любой день домой повернуть. Плывем, сколько сможем, да?

Михаил сожалеюще посмотрел на него.

– Ты что волнуешься?! Каких-то тысячи четыре километров, самое большее! Если хотя бы по сто километров в день плыть, то дней за сорок доплывем.

– Сто – в день?! – вновь засомневался Женька.

– Десять часов по десять километров в час – вот тебе и сто! Даже мало, – разъяснял Михаил. – Ну, бывает непредвиденное. Бывает... Набрасываем еще дней двадцать... Уж за месяца-то два доплывем!.. Взрослые не на такие расстояния плавали! Без воды, без пищи! И доказали, что можно! Мальчишки – еще нет! Вот мы и докажем! Всему миру!

– Без воды, без пищи? – испугался Женька.

– То-то и оно, с водой и с пищей, – поскучнел Михаил. – Ну, да еще все впереди! – взбодрился он. – Через несколько лет, я же тебе говорил, вокруг света махнем, когда после плавания в Таллин опыта поднаберемся!

– Вот мой отец через два года ахнет, когда вдруг вернется из плавания и узнает, что я в плавание ушел! – рассмеялся Женька.– А я смогу парусом управлять?

– Сможешь. Научу... Я уже три года в нашем яхт-клубе на швертботе хожу. Опыта не занимать, – солидно сказал Михаил.

Они мечтали и спорили и не подозревали о том, что в этот момент злопамятная компания Бориса готовила страшную месть.

Борис, Молчун и Хихикало тайно проникли к ним во двор. Тетя Клава очень боялась пожаров, и поэтому у крыльца на стене вот уже вечность висел огнетушитель внушительных размеров. Борис и Хихикало бережно сняли его, а Молчун влез на дерево, раскинувшее свои ветви прямо над домом, и перебрался оттуда на крышу. Затем он спустил приятелям веревку, и они привязали к ней огнетушитель. Молчун, удобно усевшись на самом краю крыши, подтянул к себе огнетушитель и стал осторожно опускать его на подоконник Женькиного окна таким образом, чтобы, ударившись бойком, огнетушитель выпалил прямо в комнату.

Злорадно улыбаясь, Борис и Хихикало стояли у дома и смотрели на тени «врагов», мелькавшие в открытом окне.

Молчун ударил бойком о подоконник, огнетушитель взревел, но тут перекрутилась веревка, и струя ударила не в комнату, а вниз, на Бориса и Хихикало.

Раздались истошные вопли! Послышались грохот упавшего огнетушителя и торопливые шаги Молчуна по крыше!

Высунувшись из окна, Михаил и Женька с изумлением смотрели на удиравшие прочь «взмыленные» фигуры:

– Они!.. – ужаснувшись, догадался Женька.– Я с тобой куда хочешь согласен плыть... лишь бы от Борьки подальше.

А Михаил вдруг захохотал, хватаясь за живот.

– Ой, помру-у!!! – завывал он от смеха. На крыльцо выскочила перепуганная тетя Клава.

– Пожар? – она недоуменно уставилась на огнетушитель, все еще изрыгавший пену. – Ну надо же... с гвоздя сорвался!

Внезапно затрещало дерево, Молчун с обломившейся веткой рухнул на кусты роз и унесся за ограду. Тетя Клава так и села на крыльцо:

– Видали? Обезьяна.

– Ой, не могу! Держите меня! – стонали в окне Михаил и Женька, заходясь от хохота. – Обезьяна! Целых три! Ха-ха-ха-а!

– А вы не смейтесь, – обиделась тетя Клава. – Слепые? Как сиганула! Их, знаете, сколько в Крыму развелось! И в газете писали! Они к нам из Сухумского питомника кочуют. Человекообразные шимпанзе! Заметили – очень на человека была похожа!

И побежала к соседке рассказывать про обезьяну.