Текст книги "Обычные приключение «олимпийца» Михаила Енохина"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Часть III
«ДЕЛАЙ, КАК Я!»

«Сильные, выносливые!»

Весь какой-то шишковатый, суставчатый краб – «подкаменщик», напоминающий огромного добродушного паука, заскользил сначала влево, затем – вправо, когда его накрыла тень пловца. И, почувствовав себя беззащитным на таком ровненьком песке, сам притворился камнем. Обросший нежным зеленым пухом мельчайших водорослей, он и впрямь напоминал теперь камень. В другой раз Михаил остановился бы и нырнул за крабом, но сейчас ему было не до того. Вчера он нашел под водой очень подходящую цепь для будущего якоря, вдруг и якорь найдется?! Поправив подводную маску и покрепче зажав в зубах резиновый загубник дыхательной трубки, Михаил заработал ластами и двинулся к старой пристани. Он ощутил ее приближение, увидев на дне дырявый протектор, такой большущий, как все под водой, потом – рельс, густо покрытый мидиями, угловатые камни, еще не отшлифованные морем, ржавую трубу, в которую сразу юркнула нарядная, зеленуха, взметнув мутное облачко песка...

Стало темней, в этой темноте горели яркими линиями солнечные лучи, падавшие сквозь дыры в настиле причала, высоко стоящего над морем на толстых бетонных сваях. Вокруг свай шныряли плоские глазастые зубаны и сверкающие ставридки. Золотистой пылью зажглась стайка крохотных рыбок, исчезнув, как вспышка.

– У-у-у-у-а-а-у, – монотонно донеслось откуда-то сверху.

Михаил поднял голову.

– Мишка-а! – это надрывался Женька, призывно махая рукой – Скоре-е-ей!

Снова опустив голову, Михаил поплыл назад, вспугивая рыбу. Здоровенные кефали стремительно понеслись прочь, и еще долго их пунктирный, прерывистый блеск пропадал вдали.

Михаил снял в воде ласты и вышел на берег.

– Ну, чего тебе? – он сдвинул маску на лоб.

– Слепой? – обиделся Женька.– Вот! Привел! В нашу команду!

И тут только увидел Михаил две головы, торчащие над бортом шлюпки. Два невероятно похожих мальчика вышли из-за лодки и с надеждой улыбнулись Михаилу. Это были братья Мошкины. Один прижимал к груди большой рубанок, другой – пушистого ленивого кота.

– Сильные, выносливые! – расхваливал Женька своих худых низкорослых друзей. – Я их давно знаю! Всю жизнь! – подчеркнул он;

Братья Мошкины засмущались и потупили головы.

Михаил уничтожающе взглянул на Женьку, ничего не сказал и снова «ушел» в море.

– Вы не бойтесь, – успокаивал Женька братьев. – Он меня слушается. Кто ему шлюпку добыл? Я! Кто ему сюда шлюпочку перевез? Я! Прихожу на буксир... А чего вы стоите? – вдруг напустился он на Мошкиных.– Давайте работайте, вон тот фальшборт обстругайте, а то он корявый.

Братья, посадив кота в тень, суетливо закрепили доску фальшборта между камнями, как на верстаке, и ловко застрогали одним рубанком в четыре руки.

Женька, поглаживая кота, продолжал) рассказывать, а Мошкины строгали и почтительно слушали. И перед ними возникала потрясающая картина, нарисованная Женькиным воображением...

Выстроились вдоль борта матросы буксира, капитан – правофланговым. Женька, сопровождаемый Михаилом, словно адъютантом, важно прохаживается перед строем, заложив руки за спину. Строй, не спуская с Женьки глаз, делает на него равнение: то туда, то сюда. Женька останавливается перед капитаном, застывшим по стойке «смирно», поднимает его послушную руку и смотрит на часы, потому что своих часов, как известно, у Женьки нет и даже пока не предвидится.

«Вольно, – скомандовал Женька. – Прошу сверить часы».

Матросы поспешно сверяют часы, кое-кто переводит стрелки.

Новая команда: «По местам!»

Матросы разбегаются, а капитан семенит в рубку.

«Вира!» – кричит Женька.

Кран поднимает шлюпку.

«Майна!» – шлюпка опускается на палубу.

«Благодарю за службу», – устало говорит Женька.

«Ура-а!» – бодро откликаются матросы.

«А теперь я попросил бы товарищей офицеров в кают-компанию на чашку чая».

Вслед за Женькой, которого по-прежнему сопровождает молчаливый Михаил, идут, печатая шаг, как на параде, капитан и боцман.

– Ну и врать же ты способный! – вдруг раздался голос Михаила. Женька от неожиданности уронил кота, а Мошкины – рубанок.

Они так увлеклись, что не заметили, как подошел Михаил. Он бросил на песок небольшой медный лист, усеянный ракушками, и покачал головой.

– Ну и враль... Барон Мюнхгаузен!

Женька втянул голову в плечи, заморгал часто-часто:

– Я ребят уговорил... Еле-еле... А ты... Они согласны быть матросами...

– Примите меня в свою команду, – сказали они в один голос. – Я тоже хочу в Таллин на Олимпийские игры!

– Выдал?! – ахнул Михаил. Женька шмыгнул носом и отвернулся.

– Примите, а? – снова попросили Мошкины.

Михаил с любопытством посмотрел на обструганный фальшборт, подошел и задумчиво провел по доске ладонью, доска была гладкой как стекло.

– Где научились? – сдержанно спросил Михаил.

– А у меня отец красный деревщик, – широко улыбнулись Мошкины.

– Видал? – тут же заметил Женька.

– Умеете, – довольно сказал Михаил, снова погладив доску.

– Эй вы, Мошки, – из-за угла полуразвалившейся трансформаторной будки выглянул Борис. – Вот вы где! Ко мне!

– И поживей! – за ним выглянул Хихикало. Следом высунулся Молчун и угрожающе поманил Мошкиных пальцем.

Мошкины съежились и бросили умоляющий взгляд на Михаила.

– Не отпускай, – зашептали они. – А то опять заставят нас яичницу готовить, и квас таскать, и за яблоками лазать, и барабульку для них ловить, и...

– Достаточно, – прервал их Михаил и направился к трансформаторной будке.

Борис, Молчун и Хихикало настороженно переглянулись.

– Слушайте меня внимательно, – спокойно сказал Михаил, остановившись в нескольких шагах от компании. – Кто их тронет...

– Мы же тебя не трогаем, – проворчал Борис. – При чем тут они?

– А я как раз о них, – подчеркнул Михаил. – Кто их тронет...– тому от них не поздоровится, – закончил Михаил.

– От них-то?! Да я их одной рукой! – сразу осмелел Борис. Хихикало захохотал. Молчун кивнул.

– Ладно, – приветливо улыбнулся Михаил и подозвал Мошкиных. Они робко подошли.

– Не бойтесь, – напутствовал их издали Женька. – Я их раньше тоже чуть-чуть боялся! А теперь совсем не боюсь!

– Не испугаетесь, возьму в плавание, – тишайшим шепотом сказал Мошкиным Михаил. – Зачем мне трусливые матросы?

Мошкины нерешительно переминались.

– Ну? – громко сказал Михаил.

– Да я их одной рукой! – угрожающе повторил Борис, осмотрительно обходя Михаила.

– Чур, на слове ловлю, – заметил Михаил и подчеркнул. – Одной рукой!

– Пожалуйста, – засмеялся Борис.

– Вас же двое, – убеждал Михаил близнецов. – Ну, покажите ему, что ни капли не боитесь, – он вас всегда обходить будет.

– Кто – я? – вновь засмеялся Борис. Хихикало захихикал, Молчун кивнул.

– А ты не уйдешь? – вдруг, решившись, спросили близнецы Михаила.

– Не уйду. Я послежу, чтоб по-честному.

– Хорошо, – сказали они. – Только пусть ему руку к поясу привяжут, а то он такой.

– Привязывайте, – хмыкнул Борис.

– Женька, веревку! – приказал Михаил.

Женька принес веревку, но близко подходить не стал – кинул. Михаил начал привязывать руку Бориса к поясу.

– Не правую, а левую, – неожиданно забеспокоился Борис.

– Уговора не было, – запротестовали Мошкины.

– Ну, ладно, – прошипел Борис.

Михаил завязал узел и, будто судья на ковре, отскочив в сторону, крикнул:

– Борьба!

Борис кинулся на Мошкиных и схватил одного за плечо:

– Попался!

Но тут второй бросился ему под ноги, и Борис полетел кубарем. Не успел он опомниться, как близнецы оседлали его и стали заламывать ему свободную руку за спину. Борис елозил подбородком по песку, дергал ногами, но никак не мог высвободиться. Он даже не мог перевернуться на бок, Мошкины плотно сидели на нем, не выпуская его руки.

– Сломаете! – вскричал он. – Четыре руки – на одну, да? Сладили, да?

Мошкины надавили ему на голову, так что она уткнулась в песок.

– Задо-х-х-нусь... – прохрипел Борис и позвал на помощь, отплевываясь: – К-ко мне-е!

Хихикало и Молчун шагнули было к нему, но Михаил преградил им дорогу, и они отступили.

– Не пускает, – виновато сказал Хихикало.

Собрав все силы, Борис отчаянным рывком перевернулся и... оказался на спине. Мошкины припечатали его плечи к песку.

– На лопатках! – возликовал Михаил. Мошкины отпустили Бориса. А он, рассвирепев, вскочил и заметался, гоняясь за близнецами. Но они ловко шныряли у него под рукой, как мореплаватели Одиссея «в гостях» у циклопа. Ставили ему подножки – Борис падал, вскакивал снова. А Мошкины так носились вокруг, выбирая новый удобный момент нападения, что можно было подумать: их не двое, а трое-четверо-пятеро... Борис только головой крутил.

– Все! Все! Конец! – кричал Михаил.

Хихикало попытался было подставить исподтишка ногу пробегавшему Мошкину, но тот перепрыгнул. А второй близнец, метнувшись на выручку, так двинул босой пяткой под сгиб колена Хихикало, что Славка сразу рухнул, сбив с ног Молчуна.

Быть бы тут жаркому побоищу, но Михаил сунул руку в карман и вынул свою знаменитую пробирку, вновь наполненную «нитроглицерином».

– Стоп!

Молчун и Хихикало угрюмо развязывали руку сопящего Бориса, а братья Мошкины «кровожадно» прохаживались мимо них.

– Все ведь, все! – с опаской предупредил Хихикало близнецов.– Миша, скажи им!

– Все, – подтвердил Михаил. – Победа за Мошкиными!

– Подумаешь, на лопатки положили, – буркнул Борис, приходя в себя. – Если б у меня две руки было...

– Давай две! – свирепо сказали Мошкины, еще не остыв от за пала борьбы.

– Ну, зачем? – улыбнулся Михаил. – Теперь вы давайте вот с ними,– и показал на Молчуна и Хихикало.

– Давай!—загорелись Мошкины.

– Боря, пойдем, не связывайся, – сказал Хихикало, мгновенно заторопившись. – Они ж бешеные...

– Кто, я?! – взревели Мошкины.

Хихикало и Молчун, не сговариваясь, двинулись к пристани. А Борис постоял немного, высыпал из карманов по нескольку пригоршней песка и, достав платок, вновь завязал, как когда-то, узел:

– Не забуду.

– А если вы нашу шлюпку тронете, – проорал вслед Женька, – мы вам ночью дом разнесем! У каждого!

– Я теперь никого не боюсь, – напыжились братья Мошкины. – Показывай, с кем? – Они воинственно размахивали кулаками. – Показывай! Давай против Женьки?

Женька благоразумно спрятался за громадный валун.

– Аут, – строго сказал Михаил.—Теперь за работу... матросы.

– Принял! – возликовали близнецы.

– О Таллине – тайна!—предупредил Михаил.– А не то отчислю!..

Возвращаясь вечером домой, они встретили на улице каких-то мальчишек, тоже лет девяти. Мошкины шли по самой середине тротуара, выпятив грудь и широко развернув плечи. Мальчишки невольно уступили дорогу.

Спортзанятие: «По азимуту...»

Здание детской библиотеки было старинное, над входом в серой штукатурке выбиты цифры: «1875». Два атланта поддерживали на руках и плечах («На своем горбу» – как определил Борис) тяжкий балкон. Толстые стены смягчали жару, приглушали сумятицу звуков улицы, и в зале царили нежная прохлада и особая тишина, нарушаемые разве что шелестом переворачиваемых страниц.

Борис и его приятели перерыли тома энциклопедий: Большой Советской, Брокгауза и Эфрона на букву «Н», словари: морской, Даля,

Ушакова – нигде не было такого слова «НАПАВТАЛ».

– Извините, пожалуйста, за беспокойство, – с тихой благопристойностью обратился отчаявшийся Борис к библиотекарю, – вы не знаете, как, вот, переводится слово «Напавтал»?

Библиотекарь приглушенно ответила:

– Такого слова нет. Это аббревиатура.

– Чего? – изумился Борис.

– Ну, как бы тебе объяснить... Вроде бы из слогов разных слов составлено. – Например; «КБ» или «СМУ»: конструкторское бюро и строительно-монтажное управление.

– Это я и без вас знаю, – разочаровался в ее познаниях Борис.

– А если знаешь, – рассердилась она, – не мешай. Так они и ушли ни с чем: Борис, Молчун и Хихикало.

По улице прохаживался ветер и вздымал полотняные навесы над витринами магазинов.

– Надо следить, – вздохнул Борис. – Следить и подслушивать. Сами проболтаются.

Хихикало захихикал. Молчун кивнул.

– Вот придумали, – восхищенно покрутил головой Хихикало.– Я уж пять лет не думаю никогда, а тут заставили.

– Следить, – повторил Борис. – Во все глаза.

И вынул из-за пазухи половинку театрального бинокля.

– Дай, – сразу же попросил Хихикало.

– Не дам, – отрезал Борис. – Нечего бинокль порожняком гонять. Как увидим их, дам. Только сначала сам посмотрю, – предупредил он. – Бинокль, он —мой.

Возле Женькиного дома они остановились и прильнули к щелям забора.

– Никого, – сказал Борис, опуская бинокль.

– А ну-ка, – Хихикало протянул руку и тоже посмотрел в бинокль.

– Как на ладони, – с удовольствием сказал он, – Никого.

Потом Молчун посмотрел в бинокль. И кивнул. И снова кивнул, показывая пальцем в сторону сарая с распахнутыми дверями. В глубине сарая виднелись Михаил, Женька и Мошкины

– За мной, – приказал Борис. Они быстренько перелезли через забор, подкрались к сараю и приложили уши к стене.

– А ждать я вас буду вот здесь, – донесся голос Михаила. Борис обнаружил в доске трухлявый сучок, выковырнул его щепкой и уставился в образовавшуюся дырочку.

– Женька... Мошкины... Они стоят перед Михаилом... А что это у него в руках?.. Ага, какой-то картонный лист, на нем нарисованы непонятные стрелки... Михаил зачем-то кладет на этот лист компас.

– А ждать я буду вас здесь,– втолковывает он своей команде,– где вот эта звездочка, – он тычет пальцем в чертеж. – Вот! Все поняли?

– Все, – отвечает Женька.

– И я, – вторят ему Мошкины.

– Ну-ка, повтори, – говорит Михаил Женьке.

– Значит, так... – и Женька бойко тараторит. – Чтобы правильно прокладывать курс по морю, мы должны научиться ходить по азимуту на берегу. Стрелка компаса всегда показывает на север.—Мошкины склоняются над чертежом. – Она должна совпадать вот с этой стрелой, – продолжает Женька, показывая. – А мы пойдем на северо-запад вот по этой стреле. А ты нас будешь ждать вот здесь, где эта звездочка.

– А сколько до тебя идти? – спрашивают Мошкины.

– Ну, тысяч пять метров. Считайте, десять тысяч шагов, – говорит Михаил. – А вообще-то неважно, будете идти, пока на меня не наткнетесь.

Борис сделал знак своим, и они снова по-быстрому перелезли через забор– назад, на улицу.

Михаил выбежал из сарая и исчез за калиткой. Минуты через три из сарая вышли Женька и Мошкины, чуть ли не уткнувшись носами в карту с компасом. Женька был в середине, он держал лист, а Мошкины как бы вели Женьку под руки.

Северо-западная стрелка вывела их со двора, они пересекли улочку. Они шли и считали шаги:

– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать...

– Интересно... – протянул Борис.—Сюда!

Мишкина команда, увлеченная делом, не заметила, как Борисова компания прошмыгнула буквально за спиной на пустырь, заросший пыльным бурьяном.

– А как мы пойдем? – спросил Хихикало.

– А по их компасу, – возбужденно ответил Борис. – И шаги считать будем!

Молчун кивнул.

Улицу от пустыря отделяла невысокая стенка, сложенная из камней. Головы Женьки и Мошкиных плыли над стенкой, а компания Бориса, пригнувшись, шагала рядом, почти бок о бок.

– Сто один, сто два, сто три... – громко считали Женька и Мошкины.

– Сто один, сто два, сто три, – шепотом считали Борис и Хихикало, а Молчун ритмично кивал, отсчитывая шаги про себя. Так они и шли, две «поисковые группы», разделенные то каменными оградами, то дощатыми заборами, то кустами газонов.

– Про словечко «Напавтал» ни слова не говорят, – сокрушался Хихикало. – Только считают.

– Не сбивай, – огрызался Борис. – Тысяча двести три, тысяча двести четыре...

А когда Женька неожиданно споткнулся о камень, Борис рассмеялся: «Вот дурень! Обойти не мог!»—не заметив, что переходит вброд лужу, настолько сам увлекся.

Женька и Мошкины часто сбивались с курса, кружили на месте, несколько раз им приходилось возвращаться и начинать сначала. Борис, Молчун и Хихикало, в душе проклиная тупость врагов, даже выдохлись, ведь им самим-то гораздо труднее: надо быть начеку, скрываться, всякий раз выбирать труднопроходимую дорогу, да еще не спускать глаз с этих «глупарей».

Вечерело, исчезли тени, море стало серым, на проходившем вдалеке пароходе зажглись бортовые огни.

– Три тысячи триста одиннадцать, три тысячи триста двенадцать...– считал Борис, пробираясь сквозь заросли бузины приморского парка и стараясь не потерять из виду Мишкину команду. – Не отставайте, – прошипел он пыхтевшим сзади приятелям.

В парке вспыхнули редкие фонари. Теперь следить стало легче. Между фонарями были темные зоны, компания Бориса старалась держаться в темноте, пока Женька и Мошкины пересекают освещенные места, а затем молниеносным броском проносилась мимо очередного фонаря.

Светящиеся румбы компаса вели Мишкину команду вперед. И так как ни Женька, ни Мошкины не отрывали взгляда от листа с компасом, они—бац! – крепко стукнулись лбами о высокую стену, преградившую путь. Тупик!..

– Ну, вот! – жалобно вскрикнул Женька. – Не пойду дальше!

– Да ладно! Да брось! – начали уговаривать его Мошкины, заботливо потирая друг другу лбы. Они оглянулись. Одинокая лампочка над дверью какого-то закрытого ларька выхватила из тьмы груду пустых ящиков. Мошкины бегом натаскали ящиков и сложили их пирамидой у стены.

Женька, не выпуская из рук лист с компасом, стал осторожно подниматься по ящикам, как по ступенькам. Мошкины поднимались за ним.

Борис, Молчун и Хихикало, уже успевшие перебраться через стенку в другом месте, там, где она была ниже, нетерпеливо поджидали «землепроходцев» с той стороны. И тут раздались какой-то сильный треск, грохот, крики! Цепляясь за выступы камней, Борис с приятелями поспешно взобрались на стену.

– Гы-гы-гы! – не выдержав, захохотал Хихикало. – Эй вы, чего развалились!

Неустойчивые ящики валялись на земле, а среди них барахтались Женька и Мошкины. Борис дал Хихикало подзатыльник, но было поздно. Женька и Мошкины с ужасом взглянули вверх, вскочили, Женька схватил картон, компас и – словно ветер свистнул! – ребята помчались по аллее.

– Куда вы? До Мишки всего восемьсот два шага осталось! – прокричал Борис. – Салаги... Нашел он кого учить...

– Ха, я и то сразу понял! – сказал Хихикало.

Женька и Мошкины не чуя ног бежали бы, наверное, до самой «отправной точки», до сарая, если 6 их не остановила возле дома обеспокоенная тетя Клава.

– Полуночник!—это Женьке.—А вы тоже хороши!—это Мошкиным. Они потупились.

– Гена! Юра! —разносился по улице голос их мамы.

– Я домой! – заторопились они.

– А Михаил где?—встряхнула тетя1 Клава Женьку.

А Михаил грустно сидел на пеньке у мостика через ручей, в восьмистах двух шагах от коварной стены, и раздраженно думал: «Связался с младенцами... Им бы не в плавание, а в тепленькую постельку! Им бы не шлюпку с парусом, а соску с погремушкой!»

Но вот вдалеке засветился глазок фонарика, и Михаил воспрянул духом: «Молодец Женька!– решил он. – Догадался фонарик прихватить!»

Круг фонарика разгорался все ярче, и вскоре слепящий луч уставился в лицо Михаила. По мостику зазвучали шаги.

– Наконец-то!—сердито сказал Михаил, прикрывая ладонью глаза. – Дождался!

– Вот именно... Дождешься ты у меня! – сердито сказала тетя

Клава, пришедшая точно по азимуту. С фонариком в одной руке, с картой и компасом – в другой.

Под шлюпкой

В доме тихо позванивала гитара, квартиранты-студенты приглушенно пели, чтобы не будить соседей на чердаке, веранде, летней кухне, а также самих хозяев, почивающих на раскладушках под тентом в саду. Накрывшись одеялом с головой, Борис в дремотном полузабытьи слышал и этот робкий гитарный звон, и пение, и храп отца, и мерное дыхание матери, и далекий голос моря, и совсем далекую музыку в парке, и говор проходящих мимо забора запоздалых прохожих. «Дурак дураком,—ругал он себя.– И чего я за Мишкой увязался?

Да если захочу, буду целыми днями и ночами по азимуту ходить! Куплю компас, почитаю в книжке как – и начну. Чепуха-чепуховина-чепухенция. С ходу научусь! И шлюпку могу построить, плавать буду. И нитроглицерин изобрету, подумаешь! Приехал тут из Москвы и задается! Но куда Мишка задумал плыть? Не иначе, Очень далеко, если азимут изучают! А, пустое это...» И, успокоенный, заснул. Ночью ему ничего не снилось. Ему вообще никогда ничего не снилось. Как-то он сказал об этом отцу, а тот его похвалил: «Здоровье, значит, хорошее и лишних мыслей в голове нету. До ста лет доживешь, как я». И хоть отцу было всего сорок пять, слова его надо было понимать так: он, мол, обязательно до ста доживет, чего и сыну желает.

Но как только рассвело и Борис проснулся (на свежем воздухе всегда быстрее высыпаешься), в голову опять полезли «лишние мысли»– баркас, азимут, Мишка, загадочная, интересная жизнь... Куда они задумали плыть? Вдруг решили махнуть в Севастополь? От зависти ну прямо умереть можно! Увидят боевые корабли, памятники, Малахов курган, а он, Борис, видел это только в кино, один раз. -

И вдруг у него родилась идея, такая простая, что можно только диву даваться. Он быстро оделся и поскорей унесся со двора, пока не проснулись родители и не послали его продавать фрукты. И несмотря на то, что отец отчислял ему определенный (им самим, отцом) процент от выручки, Борису было стыдно торговать фруктами, уж лучше билеты в кино перепродавать, билеты хоть взвешивать не надо в сетке на допотопном безмене. Тем более отец запрятал в сетке рыболовные грузила и покрасил черным, чтобы незаметно было, что обвешивают.

Как и ожидал Борис, у шлюпки «НАПАВТАЛ» никого не было. Шлюпка лежала вверх дном, потому что Мишкина команда вот уже второй день конопатила днище. Борис приподнял борт и юркнул внутрь. Он надеялся: вдруг удастся услышать, что означает название шлюпки. Начнут болтать о чем-нибудь, глядишь, и проболтаются.

Ждать ему пришлось недолго, каких-то полчаса. Мишкина команда тоже подолгу не залеживалась в кровати. Не то, что, например, Хихикало. Его и в десять не добудишься. Ну, Молчун еще куда ни шло, рано встает, собаку прогуливает, а так бы тоже спал до обеда.

– Я у сторожа четыре молотка достал и четыре долота,– послышался голос Михаила. – Теперь-то работа быстрей пойдет! – Он помолчал:– Трусы несчастные... От Борьки бегаете! Вы же его тогда повалили!

– Ну, повалил, – заискивающе сказали Мошкины. – Так у него же тогда рука была связанная!

– А вчера у него были руки развязанные, – заметил Женька. – Он же сильнее, это они случайно тогда.

Борис удовлетворенно улыбнулся под шлюпкой.

– А Борис еще и собаку может науськать, – продолжали оправдываться Мошкины.

– Вот дам вам испытание на смелость, – пригрозил Михаил.

– Что? – испугались Мошкины. Женька сказал:

– Не надо.

– Ты меня уже испытывал, – запротестовали Мошкины.

– Мало. Могу еще. Тут недалеко я склад обнаружил: две злющие собаки охраняют. Через двор склада две проволоки натянуты. А цепи у собак сквозь эти проволоки продеты. Ну, собаки вдоль них и носятся на цепях. Если даже друг на друга кинутся, не могут достать, – полметра не хватает. Вот и пробежите между ними, – сурово сказал Михаил.

Мошкины убедительно молчали.

– Не надо, а? – повторил Женька. – У меня грудь шириной, наверное, в сорок девять сантиметров, а между собаками, говоришь, полметра!

– И я вдвоем – тоже широкий, – как всегда, в один голос с опаской заметили Мошкины.

– А вы – боком, – насмешливо посоветовал Михаил.

– Я не умею, – заныли Мошкины.

– Потренируетесь, – все так же насмешливо заметил Михаил.

«Во дает!» – с уважением подумал Борис.

– Нет, давай так, – предложил Женька. – Мы никого теперь – втроем! – уточнил он,– больше бояться не будем – никогда! – снова уточнил он, – только, пожалуйста, не надо испытания на собак!

– На что? – спросил Михаил. – Я сказал: «Испытание на смелость...» Ну ладно, – смягчился он. – Раз вы обещаете никого не бояться, придется вам снова поверить. – Испытание... на собак отменяется. Я шутил. Я вам верю.

Женька и Мошкины облегченно вздохнули.

– Начали! – скомандовал Михаил.

И тут... над головой Бориса застучало, загрохотало! Это Михаил, Женька и Мошкины вставляли жгуты пакли в пазы и дружно колотили тяжелыми молотками по долотам, шпаклюя днище баркаса. В голове Бориса тоже неимоверно застучало и загрохотало, как и над головой! Он зажал уши руками. Ему казалось, что он сидит внутри огромного барабана. Сверху сыпались труха, пыль, кусочки смолы лезли в глаза, в нос, за пазуху. Борис на четвереньках перебрался под самую корму шлюпки, но и здесь все сотрясалось, стучало и стонало, хотя и не так сильно. Тончайшие, как волосок, солнечные просветы вверху, в пазах днища, наглухо закрывались темнотой, которая неумолимо приближалась к нему вместе с яростным грохотом молотков, забивающих паклю в щели.

В редкие секунды передышек, когда казалось, что лоб расколется от невыносимого стука, Борис услышал несколько обрывков фраз:

– А скоро мы шлюпку сделаем? – спросил Женька.

– Скоро, – сказал Михаил. Опять грохот.

...Грохот стих. Борис насторожился, но в ушах по-прежнему колотили молотки.

– Нужно бухту спокойную найти, походить под парусами... для «Напавтала» пригодится...

Снова грохот, на этот раз колотят вразнобой, будто на весь мир отстукивают «точки» и «тире», как в азбуке Морзе. И в паузах между этими «точками» и «тире» можно услышать голоса Мошкиных:

– ...тут...азные...ухты! – галдят они. – ...Капита... кая.... ухта! ...олу-бой...алив!

«Тут разные бухты! – догадался Борис. – Капитанская бухта! Голубой залив!»

И вновь дружный стук, от которого волосы встают дыбом. Больше он ничего не услышал. И если бы «мореплаватели» не сделали перерыв, чтоб искупаться, Борис, наверное, оглох бы на своем посту.

Выбравшись из-под баркаса, Борис пополз к старой пристани, скрываясь за валунами. В ушах гудело, стучало, барабанило. «Неужели навсегда!» – испугался Борис. Стук то нарастал, то затихал, то начинался с новой силой. Борис даже оборачивался не один раз на шлюпку (может, оттуда стук доносится?), но там никого не было. Мальчишки кружили в море у скалы, которая то скрывалась под волной, то высовывалась, как тонущий пловец.

Молотки стучали у Бориса в голове почти весь день. Когда он слышал цоканье женских каблуков на улице, или звяканье ведра, или стук яблок, срывающихся в саду, его передергивало. И когда Хихикало, слушая его рассказ, машинально забарабанил пальцами по колену, ну совсем-пресовсем беззвучно, Борис вскочил и закричал:

– Да тише ты! Тебя бы туда!

Молчун кивнул.

– А ты молчи, – обиделся на Молчуна Хихикало, хотя тот не сказал ни слова. – Тебя не спрашивают!

– Что такое «Напавтал», я не узнал, – закончил Борис. – Одно ясно: собираются пока в бухты плыть.

– Надо быстрей ломать, – заявил Хихикало, – пока в бухты не поплыли.

Борис недвижно глядел куда-то сквозь него. В себя.

– Спокойно, – не сразу сказал он. —Шлюпка будет наша.

– Уведем? – загорелся Хихикало.

– Уведем, – подмигнул Борис. – Только не сейчас.. Не сейчас.