Текст книги "Сказка для Алисы (СИ)"
Автор книги: Алана Инош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
– Он слишком стар для этого дерьма, да.
Поиски инструментов в ящиках с барахлом заняли минут пятнадцать и увенчались успехом. Приставив гвоздь к нужному месту и занося над ним молоток, Ольга сказала:
– Лисён, заткни уши на всякий случай. Русский язык всё-таки велик и могуч... особенно когда саданёшь по пальцу.
Вогнав несколько гвоздей, она кое-как укрепила хлипкую конструкцию. Присела, проверяя.
– Внимание, смертельный номер! Производится приземление попы-испытателя... Барабанная дробь! Не повторять, опасно!
Стул выдержал.
– Ну вот, а то как-то неудобно перед хозяйкой. Может, это был её любимый стул? А тут приехала одна... гм, тяжёлая задница, и стульчику пришёл капец. И заметь, Убийца Смысла на уроках труда вовсе не табуретки делал, а варил борщ и пытался сшить какую-то фигню из старой занавески.
– Ну и как, получилось? – поинтересовалась Алиса, вытирая выступившие от смеха слёзы.
– Получилось сшить чехол для задницы ну очень нестандартной формы, а юбку – нет, – усмехнулась Ольга. – Тем более, что юбок ваш покорный слуга потом вообще не носил. И борщ тоже был сомнительной съедобности. Бедные пацаны нашего класса! Им ведь потом всё это жрать пришлось. Ну, обычай такой дурацкий – мальчиков приглашают к девочкам на урок... Вот где была жесть! Им надо памятник поставить за героизм. Некоторым – посмертно, – добавила она со смехом.
Из города они привезли с собой кое-что из спортивного инвентаря для занятий, а из кухонной техники – только мультиварку и кофемолку. Кофемашину на тесной кухоньке просто негде было ставить, и они решили обойтись туркой. Изредка Ольга пила молотый в растворимом, весьма недешёвый, но всё же предпочитала зерновой кофе. Молотый в растворимом – это на безрыбье, если уж никакого нет.
Еду готовили немудрёную. Завтрак – яйца, поджаренный хлеб, кофе-чай; на обед какое-нибудь несложное блюдо – плов в мультиварке, курица, мясо в духовке, котлеты из курицы и индейки (запасом последних они забили почти всю морозилку небольшого дачного холодильника). Картошка старого урожая продавалась уже дряблая, так что гарниром служили гречка или рис. Ужин – то, что осталось от обеда. Иногда – творог. Чем проще, тем лучше. Это в городской квартире можно возиться с разносолами, перемывая при этом гору посуды, а тут при отсутствии водопровода это было не так удобно. Имелись, впрочем, два водонагревателя: один, поменьше – для мытья посуды и рук, второй, побольше – для летнего душа. Без «наворотов», самые простые.
В первую ночь Алисе не очень хорошо спалось на новом месте. Комары ещё не особо донимали, но какая-то космическая, звёздная бессонница наполняла и небо, и её саму. Ольга посапывала на раскладном диване в одних чёрных трусиках, с обнажённым туловищем: было по-летнему тепло и душно. Они взяли с собой из дома свои подушки, одеяло, постельное бельё. Алиса захватила даже ароматные саше, к которым питала особое пристрастие и которыми всегда перекладывала чистые вещи в шкафу. Это она переняла от бабушки, которая использовала для этого душистое мыло – ещё советское, восьмидесятых годов. Оно невероятно долго сохраняло запах, а саше выветривались гораздо быстрее, и Алиса капала внутрь эфирные масла – жасмина, лаванды, иланг-иланга, апельсина, грейпфрута, герани. Запахи помогали почувствовать себя дома. Что-то звериное в этом было. Как у кошки. Она долго привыкала после переезда к Ольге. Да, она привязывалась к месту. Территория.
От наволочки пахло лавандой и жасмином, это успокаивало, но сон не шёл. Непривычная тишина: не слышно машин. Алиса осторожно встала; трость с подлокотником стояла у дивана, но она обошлась так. Держась за стену, подобралась к окну. Темнота – тоже непривычная. В открытую форточку, касаясь лба Алисы, струился весенний сладкий воздух. Ах, сирень... Вдыхать этот щемяще-нежный аромат можно было бесконечно.
Диван тоже непривычен, жестковат. И запах... Нет, не неприятный, просто чужой. Неизвестно, кто на нём сидел или спал. Как будто чистый на вид. Но обязательно застилать своей простынёй, мало ли.
Стол у окна в темноте: сирень в вазе от Ольги. Небольшой букет: Алиса попросила много не срезать, жалея цветы, чья судьба – увянуть. Пусть уж благоухают на ветках, живые.
Усталость всё-таки взяла своё, и она легла. И уснула неожиданно скоро.
Утром Алиса разминалась на открытом воздухе, расстелив коврик для упражнений на траве. Она занималась с эластичной лентой и с гантелями, яблоневые бутоны чуть колыхались в розовым отблеске рассвета.
Ольга с секундомером на наручных часах варила яйца всмятку – ровно полторы минуты, а взгляд Алисы блуждал по участку. Ей не терпелось расчистить от травы землю под грядки и посадить лук, петрушку и укроп, салат и редис. Идея вырастить свою зелень, раз уж они тут на всё лето, была очень заманчива. Алиса уже пробовала выращивать кое-что на подоконнике, но настоящая грядка – совсем другое дело. Солнце и воздух! А в пустую теплицу можно было бы посадить немного помидоров и огурцов, только рассаду придётся купить.
Они позавтракали, и Алиса принялась тормошить Ольгу, которая после еды с некоторой ленцой расселась на крылечке в лучах солнца: переваривала и размышляла о чём-то. От её губ пахло кофе: задумчивый поцелуй.
– Сейчас, Лисён, пять минуток. – И опять задумалась.
Может, она смотрела «фильм в голове»? Очередная глава про Гая... Что ж, это – святое. Алиса оставила Ольгу в покое, а сама, прихрамывая, прошла через весь участок – к сарайчику, где хранились инструменты, пакеты со старыми удобрениями – выцветшие и пыльные. Трава ещё невысокая, лопаты будет достаточно для борьбы. А кое-где и просто тяпки. На месте сидеть не хотелось, внутри будто какой-то моторчик вырабатывал энергию, и если её не выплеснуть... В итоге она нашла себе занятие: срезать сухие малиновые ветки.
– Шило кое у кого в одном месте, – засмеялась Ольга, поднимаясь со своего солнечного, насиженного местечка.
Почва оказалась плотной, тяжеловатой, лопата входила в неё трудно. Одуванчики – жёлтыми пушистыми кружочками; некоторые ещё не раскрылись, только-только вылезли. Комья падали, Ольга рубила их, рассекала, измельчая. Кряхтела, выкапывая одуванчики и подорожник, пырей, крапиву, парочку кустиков мелиссы...
– Ой, мелиссу только не выкидывай! – встрепенулась Алиса. – Её надо пересадить в другое место, пусть растёт! Будем потом сушить и чай пить.
Себе она тоже нашла дело по силам: подвязывала вольно раскинувшиеся и свесившиеся до земли кусты малины к старым, кое-где поломанным шпалерам. Потом, надев перчатки, ползала в малиннике и выдирала молодую крапиву. Опиралась Алиса на здоровую руку (более ответственная задача – поддерживать вес тела), а крапиву драла второй, захватывая жгучую траву тремя пальцами. Лёгкий холодок дрожи пробежал вдоль позвоночника: не судорога, а так, напоминание. За последний год состояние не только не ухудшилось, но, как ей казалось, даже стало немного лучше – всё благодаря упорной работе над телом и лечению. Мизинец с безымянным, заразы такие, не всегда участвовали в захвате крапивы (всем лежать, листья за голову, лицом в землю!), но иногда всё же делали занятой вид. Мол, ага, и мы тоже.
Подстелив на землю старое детское одеяло, обнаруженное в ящике с хламом, Алиса сидя втыкала в готовую грядку купленный накануне лук-севок (корешками вниз! – пару раз перевернула). Ольга, вспотевшая от работы, опиралась на лопату, и в уголках её глаз притаились лучики улыбки. На майке проступили тёмные пятна влаги, прядки волос прилипли ко лбу. Мелисса была пересажена, кустики обильно политы – в стороне от грядок, в полутени кустов смородины.
Уличный термометр показывал двадцать два градуса. Присев на перевёрнутое ведро, Ольга пила сваренный Алисой кофе, волосы на висках влажные. Лучиков её взгляда Алиса ждала, как солнышка. И всегда дожидалась, получала желаемое, и сердце откликалось волной чего-то огромного, светлого, крылатого. У сердца – крылья.
Алиса пила чай, сидя на одеяле в тени Ольгиной фигуры, как под крылом. Надёжно и спокойно было ей, рассеялись остатки тревоги, забылись страхи, даже то чувство кабачковой беспомощности стало далёким, нереальным сном, растворяясь в безоблачной небесной синеве. Кажется, солнечный свет уменьшает депрессию? Вряд ли панацея, но пусть хотя бы так. Не повредит уж точно. И солнце щедро лилось сверху на Ольгу, на её открытые плечи, спину, шею. Бицепсы в расслабленном состоянии не так уж выпирали, но сила в очертаниях чувствовалась всё равно. Красивые руки. Делала становую тягу со штангой в шестьдесят кило; для неё поднять сорок четыре килограмма Алисы – раз плюнуть.
Алисе нравилось, как проступали вены под кожей, как золотился пушок на предплечьях в солнечных лучах. Эти руки обнимали бережно, но крепко. Светлые пряди блестели сверху, бока и затылок были русыми: в марте Оля решила наконец закрасить седину. «Выглядеть по-человечески». Морщинки у неё были только в уголках глаз, так что окрашивание пошло ей на пользу, сразу минус пять-семь лет. Косметикой она не пользовалась вообще, не любила даже брови выщипывать, но Алиса укладывала её под лампу и орудовала пинцетиком. (Кстати, неплохая регулярная тренировка мелкой моторики для неё самой). Ольга только шипела, морщила брови и вполголоса говорила: «Ау».
С зубами тоже было много хлопот. Курение и кофе сказались не лучшим образом: кариес и желтизна, камень. Но постепенно со всеми проблемами справились: лечение, чистка, отбеливание – и улыбка Ольги теперь сияла не хуже, чем у кинозвёзд. Это заняло около года.
Была ли во всём этом заслуга Алисы? Она предпочитала не превозносить себя. Но выглядеть Оля и правда стала гораздо лучше, и больше всего пользы приносила физическая нагрузка. Ну и отказ от курения, что уж там.
Всё это Оля сделала сама. Но не будь Алисы – сделала бы?..
Алиса гнала червячков самодовольства. Она просто радовалась и любовалась Олей. И гордилась ею. Если поставить рядом фотографии «до» и «после» – разница казалась поразительной.
Дров, кстати, на момент заселения на дачу не было, и Ольга на всякий случай нашла в интернете объявление о продаже. Меньше одного кубометра не продавали, пришлось взять – уже колотые, в мешках. Может, и не так часто будет возникать в них надобность летом, но для бани сгодятся. Алиса парилась в настоящей деревенской бане очень давно, у бабушкиной старшей сестры, ныне уже покойной бабы Лены. Ей вспоминалось то ощущение чистоты, расслабления и какой-то лёгкой, не беспокоящей пустоты. Как перезагрузка души. Всё с чистого листа: мысли, чувства, намерения.
Трудовой день получился хороший: траву если и не уничтожили, то, по крайней мере, неплохо припугнули, вскопали и засеяли пять грядок; Алиса обнаружила в сарае побелку для деревьев и покрасила ею ствол яблони. Даже осталось немного на вишню. Сразу стало как-то по-весеннему чище, радостнее.
С банной печкой справились. Алиса капнула немного пихтового масла в воду – для душистости. После бани выпили по пол-литра травяного чая, зверски проголодавшаяся Ольга захотела мяса. В морозилке помимо вездесущих котлет нашлись стейки из свинины – овальные, толщиной полтора сантиметра, в самый раз для эскалопа.
– А не опробовать ли нам гриль? – подмигнула Ольга.
Испытания прошли успешно. Спиртное не требовалось, лёгкий хмель и так плавал в голове, делая краски ярче, обостряя зрение. Цветущие яблоневые ветки покачивались в закатных лучах, удивительно чёткие, живые, настоящие. Сколько мегапикселей? Никакой камере и не снилось такое разрешение – под названием «жизнь».
Каждая Олина ресница, каждый волосок в аккуратно выщипанных Алисой бровях. Хотелось впитывать эту чёткость, купаться в ней, лёгкой и пьянящей, как белое сухое вино.
2
В это утро Алиса увидела первые зелёные росточки на грядках: проклюнулся лук, салат и редиска. Петрушка с укропом пока не высовывались, но они обычно долго прорастают, до двух недель.
Вишнёвые деревца покрылись белой пеной цветения и роняли мелкие лепестки на свежевскопанную землю под ними. Вчера Ольга ушла в творческий запой и за вечер написала половину главы – четырнадцатой по счёту во втором томе «Проклятого Лорда». Кровожадный автор воплощал свою задумку: наслал на и без того мрачный мир Гая погодный катаклизм. До сих пор они жили в условиях относительно мягкого климата наподобие того, что царствовал в северном полушарии в X-XIII веках. Но пришёл конец благоденствию: замедлилось тёплое течение Байстрём (отсылка к Гольфстриму), да ещё и солнечная активность понизилась. Резко похолодало. Убило морозом все виноградники на севере, урожай хлеба и овощей замёрз на корню. Разразилась эпидемия чумы. Из-за неурожая и голода зашевелились соседи лорда Гая и двинулись войной на его более благоприятные для жизни земли. Также опасность грозила и землям королевы Инголинды, которые не слишком затронуло похолодание. Королева просила у Гая защиты: ведь она растила их общего сына. Лорд больше не писал ей любовных писем, никак не показывал чувств, и казалось, что они действительно умерли: отдавая Инге свою жизненную силу, Гай отдал и их. Его душа была опустошена.
На переговорах о военной помощи они встретились. Взгляд Гая был подёрнут непроницаемым льдом, губы сжаты. Немного дрогнули они, лишь когда в приоткрывшуюся дверь кто-то из служанок впустил маленького И́нгрина. Малыш подбежал к матери и уцепился за её руку, робко глядя на сурового воина со шрамами на лице и блестящим круглым черепом.
Этого малыша Гай когда-то носил сам. Рука дёрнулась и легла на пустое чрево, в котором что-то заныло. Боль от выкидыша, окровавленное тельце. Гай сделал новую телесную оболочку: её раздвинутые колени, его тяжёлое дыхание около её щеки. Пустые белки её закатившихся глаз. А потом Отец Фуно перевёл туда же жизненную силу и душу младенца. В итоге с малышом всё было в порядке, он просто переселился во чрево Инголинды, но боль, кровь и маленькие хрупкие ручки, уже неживые, на его ладони – это не забылось.
И сейчас живой кудрявый мальчик смотрел на Гая большими несмышлёными глазёнками, держась за руку Инголинды. Ребёнок, который когда-то помог своей матери продержаться до возвращения Гая. Тот отомстил коварному интригану лорду Нистейну, вернулся и отдал Инге свою жизненную силу.
Глаза Инголинды открылись, а его – закрылись. Она встрепенулась с ребёнком под сердцем, он лёг возле неё бездыханный. В ней – два живых сердца, в нём – одно, застывшее. Когда его жизненная сила перетекла в неё, его накрыли плащом, чтобы она не увидела, очнувшись. Ей помогали сесть, а он лежал на полу, накрытый, уже неживой. Её берегли от потрясения: в ней был его ребёнок. Но Инголинда узнала его руку, видневшуюся из-под плаща... «Гай! Гай! Нет! Гай!» – кричала она, а её уводили прочь, успокаивая.
«Если б ты знал, что я пережила тогда, глядя на эту руку, – могла бы сейчас сказать она. – Я бы лучше умерла, чем позволила тебе принести себя в жертву!»
Но не сказала. Сложилось так, как сложилось. Сейчас они смотрели друг другу в глаза: он – отдавший для её спасения всё и больше чем всё, она – принявшая, впитавшая подарок. Он – странный, страшный, жестокий, она – любящая его такого. Странного и страшного.
«Настал мой черёд отдавать», – шевельнулись её розовые губы, по щекам скатились слёзы. Улыбка и боль. Мягкие лёгкие пальцы заскользили по его шрамам.
Его глаза оставались ледяной пустыней. Неужели ничто больше не шевельнётся, не откликнется в нём?
«Наденьте это, милорд, и не снимайте никогда», – сказала она, протягивая ему золотой медальон.
Она обещала ему защиту в бою. Её любовь спасёт его. Золото мягко сияло на её розовой ладони в отблесках пламени камина, но Гай и пальцем не двинул, чтобы взять дар.
«Смею ли я принимать от вас подарки, ваше величество?»
Инголинда на миг опечалилась. Её взгляд кричал: «Неужели ты настолько стал глыбой бесчувственного льда?!» А потом какая-то мысль мелькнула в её глазах. Она подозвала сына, присела перед ним и что-то зашептала ему на ушко. Мальчик вскинул на лорда Гая серьёзный взор. Он был его маленькой копией: те же глаза, нос, рот. В последнем, правда, ещё не было той жёсткости – милый детский ротик. Инголинда отдала Ингрину медальон, взяла сына на руки и поднесла к Гаю. Ребёнок вскинул руки с подарком, держа его за цепочку и как бы желая надеть на Гая. И снова утроба Гая ёкнула, заныла, точно оттуда тянулась верёвочка к этому малышу. Она вибрировала и притягивала его ближе, ближе... пока его голова не просунулась в цепочку медальона. А лысиной Гай ощутил поцелуй детских уст. Он вскинул сверкающие глаза, а Инголинда отдала ему ребёнка со словами:
«Прошу вас, подержите, милорд, он уже довольно тяжёл».
Гай, вместо того чтобы задаться вопросом, почему бы королеве просто не спустить Ингрина на пол, повиновался. Мальчик уже преодолел застенчивость и обнял его за шею.
«Батюшка, пообещай мне, что ты будешь его носить всегда».
И с губ Гая сорвалось обещание. В следующий миг он понял хитрость королевы: она добилась своего. И назад пути нет: нельзя взять обещание назад. Потому что этот мальчик хоть и был выношен Инголиндой, но незримую пуповину чувствовал и Гай. Тогда он держал на ладони комочек мёртвой плоти с маленькими ручками, но сейчас его обнимали за шею тёплые и живые руки этого малыша. Того самого, что сначала не родился... а потом всё-таки родился. Инголинда не знала тайны Гая, не могла знать, в чьей утробе Ингрин был изначально, но попала в точку.
А дальше – белое пространство чистого электронного листа.
– Я не умею «про любофф», говорила она, – добродушно поддела Алиса, дочитав. – Это розовые сопли в сахаре, говорила она! А между тем сердечки прекрасных читательниц так и замирают, так и ёкают! Чтобы узнать, будут ли Гай с Ингой вместе, они продерутся сквозь дебри политических интриг и бури батальных сцен!
Ольга смущённо взъерошила себе волосы.
– Учусь понемногу. У меня достойный наставник. – И, сверкнув шутливыми искорками в зрачках, быстро и крепко чмокнула Алису.
На сайте внедрили систему денежного вознаграждения авторов; это новшество долго готовилось и его обещали ввести с прошлого ноября, но ввели после Нового года. По этой системе автор мог оставить часть книги в открытом доступе, а продолжение сделать платным. Тридцать процентов удерживал сайт в качестве комиссии. Ольга выложила первые десять глав первого тома «Проклятого Лорда» под ником У. Смыслов для бесплатного чтения, остальное закрыла под платную подписку. Цену она назначила скромную – семьдесят рублей, двадцать один из которых забирал сайт. Кое-какие авторы запрашивали и по полторы, и по две сотни; но всё равно это было дешевле, чем бумажная книга.
Нашлись у этой системы противники, желавшие только бесплатных книг; около трёх с половиной сотен подписчиков Ольги, хлопнув виртуальной дверью, отписались; Ольга узнала много «приятных» вещей о себе: и что У. Смыслов жадный, и что скурвился, но находились и те, кто вступался за автора.
«Аффтор, ты не охуел ли? Денех он за свои писульки захотел! Скажи спасибо, шо твою хуйню ваапче читают...»
«Аффтырь тоже кушать хочет, – возражали на это. – Он же работал! И не балду пинал, а нормально так работал. Ты, мил человек, ежели тебя за 70 р жаба задушила, иди и сам бесплатно вкалывай. Не хочешь? Денюшку хочешь? То-то же. И ваапче, такая писанина, как у нашего Душегубушки, должна оплачиваться выше! Он совсем мало запросил, скромный. Я бы и 300 р не пожалел за каждый том, не то что эти жалкие 70 деревянных))) А по факту – и того меньше аффтору выходит, патамушта владелец сайта тоже свой кусочек пирога хочет».
Оппоненты обвинили автора этого комментария в том, что он – клон У. Смыслова. В общем, словесные баталии разыгрались жаркие: за неделю три темы-болталки по тысяче комментариев каждая ушли в архив.
Читатели уже знали, что планировалась трилогия. Всего за страницей У. Смыслова следили десять с лишним тысяч подписчиков – триста пятьдесят отписок по сравнению с этой цифрой не выглядели слишком удручающе. На «Проклятого Лорда» в первый месяц после выкладки подписались около тысячи человек, и с каждым днём их прибывало. Ольга не стала выкладывать всю книгу сразу, добавляя по главе в неделю, а параллельно работала над вторым томом. У платных подписчиков после единовременного внесения денег была возможность читать «проду», но только онлайн, без копирования и скачивания. Скачивание Ольга пообещала разрешить после завершения выкладки книги.
Понятно было, что борцы за бесплатное чтиво потом всё равно выложат текст в пиратские библиотеки, но так – хотя бы не сразу. Короткие рассказы, которые изредка выходили у Ольги параллельно с «Проклятым Лордом», она отдавала читателю либо даром, либо за символическую сумму в десять рублей, если рассказ был объёмный. Чаще получалось даром. Все тексты, опубликованные до введения системы авторского вознаграждения, она оставила в бесплатном доступе.
Съём этой дачи и все сопутствующие бытовые расходы были оплачены первым томом «Проклятого Лорда». Шелест бумажных страниц и ISBN-номер не тешили самолюбие, но зато Алиса любовалась яблоневым цветом и сиренью, улавливая соблазнительный аромат, исходивший от гриля. В ведёрке с ледяной водой из скважины охлаждалось вино, а Ольга перекладывала готовый шашлык на блюдо, резала купленную на рынке зелень... Скоро у них будет своя: лук пробивался острыми росточками, салат зеленел яркими круглыми листиками, ровными рядками взошла и редиска. Кому-то такое – скукота. А им с Ольгой – смена обстановки. Этим утром, к примеру, Алиса читала порцию «проды» «Проклятого Лорда-2», сидя в шезлонге под яблоней и положив ноутбук на колени. Иногда на клавиатуру падал белый лепесток, носились с чириканьем в яблоневой кроне воробьи... На тёплой земле можно было раскинуться «звездой» и, нежась в солнечных лучах, ощущать, будто в тебя втекает какая-то сила. А ходьбой удобно и приятно заниматься вдоль речного берега, любуясь соснами и слушая хвойную тишину. Простая еда, чистый воздух, много солнца, тёплая земля под ногами. А ночью – звёздное небо, настоящий глубокий космос. Можно расстелить на земле матрас и лечь лицом к бездне... И утопать в звёздной бесконечности душой и сознанием, пока голова не закружится... или комары не искусают. Впрочем, комары в мае пока не особо зверствовали.
Разве могло это наскучить?!
Разве скучно было зажечь во дворе после заката свечи и ловить их золотой отблеск в глазах друг друга? Или изобразить в этом романтическом полумраке для Ольги танец живота... Алиса уже пару месяцев пыталась разучивать кое-какие движения – в основном, для разнообразия тренировок, чтобы лучше владеть своим телом и держать равновесие. Сначала держась руками за опору, потом – без опоры. Последнее – сложнее. Ведь не бывает танцовщиц с тростью! Получалось пока немного неуклюже, но Алиса ведь не собиралась ехать на соревнования. Впрочем, специальный пояс в интернет-магазине она купила – красивый, тёмно-синий с золотистыми подвесками-монетками.
Она придерживалась рукой за столб навеса и двигала бёдрами, обтянутыми поясом с блестящими позвякивающими подвесками... Ничего, кроме этого пояса, на ней не было, а грудь она перехватила крест-накрест воздушным шарфиком. Танца своего Алиса не закончила: была подхвачена на руки, зацелована и утащена в постель.
– Оля, свечи! – смеялась она, запрокидывая голову и подставляя шею под поцелуи.
– Да пусть горят...
– Принеси сюда, так будет романтичнее...
– А тебе не кажется, что я растеряю свой пыл, пока бегаю туда-сюда со свечами?!
– Могла бы попутно тоже какой-нибудь танец с ними исполнить... Эротический танец огня!
– Хорошо. Но тогда секса не будет... Будет психическая травма. Выбирай что-то одно! Потому что Убийца Смысла, исполняющий танец со свечками – это жесть ещё похлеще, чем вся его писанина! Это... NC-30!
– Такого рейтинга не быва-а-ае-е-ет!.. – смеялась Алиса, ёжась и извиваясь под щекоткой губ Ольги.
– А ты знаешь, что британские учёные предложили продлить подростковый возраст до тридцати лет?! – вскинула Ольга бровь, на миг отрываясь от своего приятного занятия – поиска ртом самого чувствительного местечка на груди Алисы.
Пояс для танца, звякнув подвесками, упал на пол. Рядом с ним свернулся кольцом шарфик.
...В качестве гарнира к шашлыку были шампиньоны с сыром. Ольга сложила их на вторую тарелку, посыпала зеленью и подмигнула, откупоривая вино. Много они не собирались пить – символически, по бокалу. Алисе была видна красивая спина с татуировкой в вырезе белой майки Ольги, её плечи и руки; на ней прекрасно сидели летние светло-бежевые брюки, подчёркивая линии точёных, проработанных тренировками бёдер. Оля говорила, что в свои лучшие времена была на двенадцать кило тяжелее, чем сейчас, но больше Алисе для неё и не хотелось – ни мышцами, ни жиром. Сейчас – самое то, подтянутая мышечная стройность, без перебора. Идеально.
Хотелось ласкать эти изгибы не только взглядом. Алиса облизнула губы.
– Я хочу кое-что погорячее...
– И что же?
Ольга, оставив шашлык с гарниром на столике под навесом, направилась к Алисе. Солнце сразу залило её фигуру, зажглось отблеском вопросительной игривости в зрачках. Походка – мягкая, уверенная, как у большой сильной кошки. Подошла к шезлонгу, остановилась, ласково глядя сверху, а рука Алисы заскользила вверх по её татуированному предплечью – по золотистым волоскам, по проступающим под кожей венам. Обхватила, потянула. Ольга присела (большой зверь подчинялся лёгкой ручке маленькой хозяйки).
– Тебя, – почти касаясь губ, выдохнула Алиса.
Рот Ольги щекотал дыханием щёки, подбородок и губы Алисы, а глаза жгли солнечными огоньками и смеялись.
– А тебе голову часом не напекло?
Всё-таки Убийца Смысла – тролль. С наглыми глазами и ласковым прищуром ресниц, позолоченных солнцем. Следовало возмутиться, и Алиса дрогнула ноздрями:
– Что?! Хамить изволите?!
Только на это её и хватило: дальнейшие слова заглушил поцелуй, сколь нахальный, столь же и глубокий. Нутро сладко ёкало, хотелось комочком-воробышком прижаться, слиться воедино, и Алиса подалась всем телом, грудью и плечами, обняла за шею.
Звонок – как гром среди ясного неба. Алиса неприятно, до холодных мурашек, вздрогнула, а Ольга нахмурилась, вынимая телефон и глядя на дисплей.
– Если это опять «детки», я им... Алло! – Её сдвинутые брови расправились, лицо сделалось задумчивым. – А, Лёш, привет. Да ничего, всё супер... Нет, не занята. Никаких особых планов на вечер. Да понимаю, конечно: лучше без семьи... Хмм... Ну...
Взгляд Ольги вскинулся на Алису: напряжённо-задумчивый, неуверенный. Одним коленом она упёрлась в землю, опустила руку, наматывая на палец травинку.
– Я на даче не одна, со мной Алиса. Один очень дорогой мне человечек... Но думаю, она не будет возражать. – Снова вопросительный взгляд на Алису, как будто слегка виноватый и извиняющийся. – Димыч? А, хорошо, пусть тоже приезжает, конечно. Бухло... кхм, то есть, выпивку – само собой. Ну, пару пузырей возьмите, но для себя: я не особо пью сейчас. Закусон – с меня. Да, переночевать можно, место найдём. Конечно, чтоб за руль потом не... Ладно, Лёх, договорились. Ага.
Она нажала кнопку отбоя. Телефон повис в брошенной на колено руке, Ольга покусывала губу, а Алиса, настороженно слушавшая весь разговор, спросила:
– И против чего я не буду возражать, интересно?
Виноватый вид Ольги её озадачивал, обдавал мурашками недоумения.
– Алис, такое дело, – начала Ольга. – Тут, по соседству, оказывается, Лёхина дача... То есть, тёщи его. Я с ним на днях случайно встретилась. Не знала даже, что он тут. Ну, ты помнишь, мои друзья-«мушкетёры»? Я тебе про них в «Исповеди» писала... У Лёхи на даче встречаться неудобно: там всё его семейство, а посиделки вроде как дружеские, чисто между нами.
– А я, значит, не считаюсь? Меня как бы нет? – с язвинкой заметила Алиса, но внутренне – без обиды. Просто добродушно троллила.
– Лисён, нет, конечно, – смутилась Ольга. – Не в том смысле, что тебя нет, просто... Ты – часть меня. Неотделимая. Ты не бойся, они хорошие ребята, буянить не будут. И не обидят тебя. Кроме того... Ты мне нужна рядом. Без тебя я... Я не уверена, что смогу.
От этих слов повеяло холодком, горьковатая плёночка затянула взгляд Ольги, и у Алисы даже пальцы озябли от тревоги.
– В смысле? Это же твои друзья, а не враги.
Ольга как будто собиралась с мыслями, и процесс шёл очень трудно. Она выдернула травинку, которую крутила, и зажевала её, гоняя из одного уголка рта в другой. Смотрела в сторону через прищур, со складкой между бровей, будто от головной боли.
– Сложно это, Лисёныш. Речь обязательно зайдёт о Сане, ребята захотят его помянуть. И его нельзя будет не помянуть. Если помнишь, я писала в «Исповеди» про свои загоны насчёт него. Что я вроде как виновата перед ним... И... может быть, косвенно – в его гибели тоже. Нет, я не толкала руль его байка, когда он делал тот прыжок. Но я толкнула его под локоть раньше – с Машей. Хрен его знает, что у него было в голове, когда он прыгал. Какие картинки стояли перед глазами. Какая мысль вспыхнула... И сдвинула его тело на один сантиметр. Один грёбаный сантиметр, и байк приземлился не так, как надо. Этого сантиметра хватило, чтобы сломать ему шею. Из-за какой-то картинки перед глазами. А может, и не было никаких картинок, и я просто загоняюсь. Придумываю то, чего нет. Но как бы то ни было, после всей этой истории со мной и началась эта хренотень. Вернее, кое-что было уже в универе, но после этого – как лавиной накрыло. Будто какая-то струнка лопнула, на которой и держалось всё. Бля! – Ольга с силой провела ладонью по побледневшему лицу. – Это капец как трудно выговорить на трезвую голову!
Каждое её слово отзывалось в Алисе леденящим эхом боли. Будто её в снег окунули посреди майского дня. Она не видела ни яблони, ни сирени, ни проклюнувшегося лука на грядке – только лицо Ольги, на котором отразилась память... Ужас, зависший в воздухе, смертельный механизм с двумя колёсами, готовый приземлиться НЕ ТАК, голова в шлеме на фоне неба. Алиса смогла только положить на её предплечье похолодевшую руку. Слова не шли. Застревали комком в горле.
– Представь себе, Лисёныш, что люди, которые были тебе очень дороги, вдруг стали... напоминанием о чём-то очень плохом. Их родные, любимые лица стали ассоциироваться с болью. Когда ты видишь их, в мозгу вспыхивает та картинка... Я видела это, слышала этот хруст. Хруст ломающейся шеи. Или мне почудилось, что я слышала? Только что он был живой, разговаривал и смеялся – и вот его уже нет. Только тело, нелепо лежащее на земле, как кукла. Неживая. Хрясь – и душа улетела вверх.
