Текст книги "Избранное. Том 1"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава десятая

I

На следующее утро я заговорил с Пуаро на сей счет. Его лицо сразу засияло, и он оценивающе кивнул головой.

– Превосходно, Хэстингс. Мне было интересно, заметите ли вы сходство. Понимаете, я не хотел вам подсказывать.

– Значит, я прав. Это дело рук X?

– Бесспорно.

– Но почему, Пуаро? Что за мотив?

Пуаро покачал головой.

– Вы не знаете? У вас нет никакой идеи на сей счет?

Пуаро медленно сказал:

– У меня есть идея… да.

– Вы установили связь между всеми случаями?

– Думаю, что да.

– Но тогда…

Я с трудом сдерживал нетерпение.

– Нет, Хэстингс.

– Но я должен знать.

– Будет гораздо лучше, если вы ничего не узнаете.

– Почему?

– Положитесь на мое слово.

– Вы неисправимы, – сказал я. – Искалечены артритом… сидите здесь, совершенно беспомощный. И по-прежнему пытаетесь играть «одной рукой».

– Не считайте, что я играю одной рукой. Ничуть. Напротив, вы прекрасно вписываетесь в картину, принимаете в событиях активное участие, Хэстингс. Вы – мои глаза и уши. Я лишь отказываюсь дать вам потенциально опасную информацию.

– Опасную мне?

– Убийце.

– Вы хотите, – медленно произнес я, – чтобы он не подозревал, что вы напали на его след? Наверное, так. Или же вы считаете, что я не могу о себе позаботиться?

– По крайней мере, вы должны знать одно, Хэстингс. Человек, который убил один раз, убьет снова… снова… и снова, и снова, и снова.

– Во всяком случае, – мрачно заметил я, – на сей раз убийства не было. Хоть одна пуля прошла мимо цели.

– Да, очень удачно… что и говорить, очень удачно. Как я уже замечал, такое трудно предвидеть.

Он вздохнул. На его лице появилось озабоченное выражение.

Я тихо удалился, с горечью поняв, как тяжело дается сейчас Пуаро всякое длительное усилие. Его мозг сохранял былую проницательность, но сам он был больным и усталым человеком.

Пуаро предупредил меня, чтобы я не пытался узнать, кто такой X. В глубине души я все еще цеплялся за убеждение, что мне удалось разгадать эту тайну. Только один человек из обитателей Стайлза казался мне определенным носителем зла. Простой вопрос помог бы мне удостовериться в одном. Должно быть, тест принесет отрицательный результат, но и он мог оказаться ценным.

После завтрака я взялся за Джудит.

– Где ты была вчера вечером, когда я встретил тебя с майором Аллертоном?

Вся беда в том, что когда думаешь лишь об одной аспекте дела, то начинаешь игнорировать все остальные. Я был просто поражен, когда Джудит набросилась на меня.

– Право, отец, не понимаю, какое тебе до этого дело.

Я ошарашенно уставился на нее.

– Я… я только спросил.

– Да, но почему? Почему ты без конца задаешь вопросы? Что я делала? Куда ходила? С кем была? Просто невыносимо!

Самое забавное было в том, что на сей раз я вообще-то не спрашивал, где была Джудит. Меня интересовал Аллертон.

Я попытался умиротворить ее.

– Право, Джудит, не понимаю, почему мне нельзя задать простой вопрос.

– Не понимаю, зачем ты хочешь знать.

– Да не так уж и хочу. Я просто думал… Почему ни ты, ни он… э… не знали о случившемся?

– Ты имеешь в виду несчастный случай? Если тебе так надо знать, могу тебе сообщить, что я была в деревне, покупала марки.

Я ухватился за местоимение.

– Значит, Аллертона с тобой не было?

Джудит раздраженно вздохнула.

– Да, его со мной не было, – ответила она тоном едва сдерживаемой ярости. – Мы встретились неподалеку от дома и через какие-то две минуты увидели тебя. Надеюсь, теперь ты удовлетворен? Но я хотела бы тебе сказать, что если я и проведу целый день, гуляя с майором Аллертоном, это не твое дело. Мне двадцать один год, я сама зарабатываю себе на жизнь, и как я провожу время, касается только меня.

– Разумеется, – быстро сказал я, пытаясь сдержать всеразрушающий поток.

– Я рада, что ты со мной согласен. – Похоже, Джудит успокоилась. Ее губы скривила печальная полуулыбка. – О, миленький, не старайся быть таким строгим родителем. Ты просто представить себе не можешь, как это сводит с ума. Если бы ты только так не суетился.

– Я не буду… в будущем не буду, – пообещал я ей.

В этот момент к нам большими шагами подошел Фрэнклин.

– Привет, Джудит. Идемте. Мы и так уже опоздали.

Говорил он отрывисто и невежливо. Несмотря ни на что, я почувствовал досаду. Я знал, что Фрэнклин был работодателем Джудит, что он имел право использовать ее время и, так как платил ей жалованье, мог ей приказывать. И, однако, я не понимал, почему бы не вести себя с обычной вежливостью. Он вообще не отличался изысканными манерами, но, по крайней мере, к большинству относился хоть мало-мальски прилично. Но с Джудит, особенно в последнее время, он обращался до крайности резко и повелительно. Разговаривая с ней, он почти на нее не смотрел и приказы прямо-таки вылаивал. Похоже, Джудит на него не обижалась, зато обижался я. Мне подумалось, что его поведение слишком контрастировало с преувеличенным вниманием Аллертона. Несомненно, Джон Фрэнклин был раз в десять лучше Аллертона, но с точки зрения привлекательности не шел с ним ни в какое сравнение.

Я смотрел вслед Фрэнклину, шагавшему по тропинке к лаборатории своей неуклюжей походкой. Разглядывал его угловатую фигуру, выступающие кости черепа, его рыжие волосы и веснушки. Некрасивый мужчина и неуклюжий человек… И никаких выдающихся качеств. Блестящий ум – да, но женщины редко влюбляются в один ум. Я огорченно подумал, что Джудит из-за своей работы никогда не общалась с другими мужчинами. У нее не было возможности составить мнение о разных привлекательных представителях противоположного пола. На фоне грубого и некрасивого Фрэнклина резко выделялось показное очарование Аллертона. У моей бедной девочки не было шанса оценить его по-настоящему.

Предположим, она серьезно в него влюбится. Ее недавняя раздражительность была тревожным сигналом. Я знал, что Аллертон – самый настоящий негодяй. А может, и хуже. Если Аллертон – X?..

Может быть. В то время, когда прогремел выстрел, он не был с Джудит. Но каков мотив этих, казалось бы, бесцельных преступлений? Я был уверен, что Аллертон ничем не напоминал сумасшедшего. Он был нормальный… совершенно нормальный… и крайне беспринципный человек.

И Джудит… моя Джудит… слишком часто проводила с ним время.

II

До настоящего момента я не слишком беспокоился по поводу дочери, и мысли о X и могущем совершиться в любой момент преступлении отогнали все личные проблемы на задний план.

Сейчас, после того, как удар был нанесен, когда покушение состоялось и, слава тебе, Господи, провалилось, я мог подумать и над своими делами. И чем больше я думал, тем больше начинал тревожиться. Из случайного разговора, состоявшегося на днях, я узнал, что Аллертон женатый человек. Бойд Кэррингтон, который знал все обо всех, изложил мне более подробные детали. Жена Аллертона была ревностной католичкой. Она ушла от него вскоре после свадьбы. Но из-за ее религиозных верований и вопроса быть не могло о разводе.

– И если вы меня спросите, – искренне заявил Бойд Кэррингтон, – негодяя это вполне устраивает. Его намерения всегда были бесчестными, и жена на заднем плане превосходно вписывается в картину!

Очень приятно такое выслушивать отцу!

Дни после несчастного случая, на первый взгляд, проходили безо всяких событий, но я все больше и больше беспокоился в глубине души.

Полковник Латтрелл львиную часть времени проводил в спальне жены. К ней была приставлена сиделка, и сестра Крейвен смогла вновь заняться у ходом за миссис Фрэнклин.

Не желая показаться злобным человеком, должен признать, что заметил признаки раздражения в поведении миссис Фрэнклин по поводу того, что теперь она не была en chef[76]76
  Главной – фр.


[Закрыть] больной. Забота и внимание сконцентрировались на миссис Латтрелл, а это явно пришлось не по душе маленькой леди, привыкшей к тому, что главным событием дня было ее здоровье.

Она полулежала на складном стуле с парусиновым сиденьем, прижав руку к боку и жалуясь на сильное сердцебиение. Она отвергала чуть ли не всю пищу, и ее требования скрывались под маской терпения.

– Я так ненавижу придавать людям хлопоты, – жалобно прошептала она Пуаро. – Мне так стыдно за свое никудышнее здоровье. Так… так унизительно всегда просить людей что-то для тебя сделать. Иногда я думаю, что болезнь – настоящее преступление. Если у тебя нет здоровья и ты слишком чувствителен, то не подходишь для жизни и тебя попросту нужно тихо убрать с дороги.

– О нет, мадам, – Пуаро, как всегда, был сама галантность. – Нежный, экзотический цветок должен произрастать под кровлей теплицы… он не перенесет холодных ветров. Вот обычный сорняк будет расти и зимой… но вряд ли заслуживает из-за этого похвалы. Возьмите, к примеру, меня… искалеченный, скрюченный, неспособный двигаться, но я… я не думаю сдаваться. Я наслаждаюсь, чем могу… пищей, питьем и интеллектуальными удовольствиями.

Миссис Фрэнклин вздохнула и прошептала:

– А, но вы – совсем другое дело. Вам не нужно думать ни о ком, кроме себя. У меня же есть мой бедный Джон. Какое я для него тяжкое бремя! Больная бесполезная жена. Камень на шее.

– Уверен, он никогда бы так не сказал.

– О, не сказал! Конечно, нет. Но мужчины, бедняжки, не умеют скрывать своих мыслей. И Джона видно насквозь. Конечно, он не хочет быть нелюбезным, но он… к счастью для себя, очень нечувствительный человек. Он сам ничего не чувствует и считает, что другие такие же. Как повезло тем, кто родился таким толстокожим.

– Я бы не назвал доктора Фрэнклина толстокожим человеком.

– Да? Но вы не знаете его столь же хорошо, как я. Конечно, мне известно, что не будь меня, он был бы намного свободней. Иногда я впадаю в такое глубокое уныние, что думаю: какое было бы облегчение, если бы удалось покончить со всем и вся.

– О, что вы, мадам.

– В конце концов, какой от меня прок? Уйти от всего бренного в Великую Неизвестность… – она покачала головой. – И тогда Джон будет свободен.

– Великая чепуха, – фыркнула сестра Крейвен, когда я передал ей сей разговор. – Она ничего такого не сделает! Не беспокойтесь, капитан Хэстингс. Те, кто голосом умирающей утки рассуждает о том, как бы «покончить со всем и вся», никогда и не помышляют ни о чем подобном.

И должен сказать, что как только волнение вокруг раны миссис Латтрелл спало, и сестра Крейвен опять вернулась к своей пациентке, настроение миссис Фрэнклин намного улучшилось.

В одно особенно хорошее утро Кертис усадил Пуаро под буковыми деревьями неподалеку от лаборатории. Там было его излюбленное место. Оно было защищено от восточного ветра и здесь не чувствовалось ни малейшего сквозняка. Так что оно вполне устраивало Пуаро, который ненавидел сквозняки и всегда подозрительно относился к свежему воздуху. По правде говоря, он вообще предпочитал находиться в доме, но все же терпел пребывание на открытом месте, конечно, предварительно закутавшись в плед.

Я направился к нему, и когда добрался до того места, из лаборатории вышла миссис Фрэнклин.

Она была одета очень к лицу и выглядела невероятно веселой. Она охотно пояснила, что едет с Бойдом Кэррингтоном посмотреть дом и дать совет знатока насчет выбора кретона.

– Я вчера оставила сумочку в лаборатории, когда разговаривала с Джоном, – пояснила она. – Бедный Джон. Он и Джудит уехали в Тэдкастер… у них кончился какой-то химический реактив.

Она опустилась на скамейку рядом с Пуаро и с комичным выражением лица покачала головой:

– Бедняжки… я так рада, что не имею склонности к науке. В такой прелестный день… их заботы кажутся такими… такими пустыми.

– Вы не должны говорить так в присутствии ученых, мадам.

– Да, конечно. – Ее выражение изменилось. Оно стало серьезным. Она тихо сказала:

– Вы не должны думать, месье Пуаро, что я не восхищаюсь своим мужем. Что вы. По-моему, его жизнь, посвященная работе… потрясающий пример. – Похоже, что миссис Фрэнклин любила играть разные роли. В данный момент она была верной и преклоняющейся перед мужем женой.

Она подалась вперед, пылко положив руку на колено Пуаро.

– Джон, – сказала она, – просто… святой. Иногда я страшно за него боюсь.

Я подумал, что, назвав Фрэнклина святым, она немного переборщила, но Барбара Фрэнклин продолжила с сияющим взором:

– Он сделает все… пойдет на любой риск… ради расширения горизонтов человеческого познания, Как прекрасно, верно?

– Конечно, конечно, – быстро заверил ее Пуаро.

– Вы знаете, иногда, – продолжила миссис Фрэнклин, – я по-настоящему за него нервничаю. Он же ни перед чем не останавливается. Вот сейчас экспериментирует с этим ужасным бобом. Я так боюсь, что он начнет ставить опыты на себе.

– Разумеется, он примет все необходимые меры предосторожности, – заметил я.

Она покачала головой со слабой горестной улыбкой.

– Вы не знаете Джона. Вы когда-нибудь слышали, что он сделал с новым газом?

Я покачал головой.

– Они хотели узнать свойства какого-то нового газа. И Джон вызвался опробовать его на себе. Закрылся в резервуаре, кажется, на тридцать шесть часов… измерял пульс, температуру и дыхание… чтобы посмотреть, какими будут последствия и одинаковы ли они для животных и для людей. Такой ужасный риск, как потом сказал мне один профессор. Он запросто мог умереть. Но такой уж Джон человек – совсем не обращает внимания на собственную безопасность. Наверное, быть таким просто удивительно, верно? Я бы никогда не набралась храбрости.

– Да, в самом деле, нужно быть очень мужественным человеком, – согласился Пуаро, – чтобы хладнокровно решиться на подобное.

Барбара Фрэнклин сказала:

– Да. Знаете, я ужасно им горжусь, но в то же время и нервничаю. Потому что, видите ли, морские свинки и лягушки годятся лишь до определенного уровня исследований. Потом нужно исследовать реакцию человека. Вот почему я так боюсь, что Джон возьмет и введет себе этот мерзкий боб для испытания, и произойдет нечто ужасное. – Она вздрогнула и покачала головой. Но он только смеется над моими страхами. Знаете, он просто святой.

В этот момент к нам подошел Бойд Кэррингтон.

– Привет, Бэбз, ты готова?

– Да, Билл, жду тебя.

– Надеюсь, ты не слишком утомишься.

– Конечно. Сегодня я чувствую себя лучше, чем когда-либо.

Она встала, озарила нас прелестной улыбкой и пошла по лужайке в сопровождении Кэррингтона.

– Доктор Фрэнклин… современный святой… хм, – заметил Пуаро.

– Смена взглядов, – отозвался я. – Но, думаю, это в ее духе.

– Что в ее духе?

– Пробовать себя в разных ролях. Вчера – непонятая, лишенная заботы жена, завтра – готовая к самопожертвованию, страдающая женщина, которая страшится обременить человека. Сегодня поклоняющаяся перед мужем супруга. Вся беда в том, что она всегда слегка перебарщивает.

Пуаро задумчиво произнес:

– Вы считаете миссис Фрэнклин дурой, не так ли?

– Э… я бы так не сказал… но да, не слишком блестящий интеллект.

– А, она не ваш тип.

– А кто же мой тип? – огрызнулся я.

Пуаро неожиданно ответил:

– Откройте рот, закройте глаза и посмотрите, кого ниспошлют вам феи…

Я не смог отпарировать, потому что по траве вприпрыжку бежала сестра Крейвен. Она улыбнулась нам, обнажив свои великолепные зубы, открыла дверь лаборатории, вошла туда и вновь появилась с парой перчаток.

– Сперва носовой платок, потом перчатки… все время что-нибудь забывает, – заметила она, уносясь к ожидавшим ее Барбаре Фрэнклин и Бойду Кэррингтону.

Я подумал, что миссис Фрэнклин была беспомощной женщиной, которая вечно забывает и теряет свои вещи и считает, что все обязаны искать их и возвращать ей как само собой разумеющееся, и даже, как мне показалось, этим гордится. Я слышал, как она часто самодовольно шептала: «Конечно, у меня не голова, а сито».

Я сидел, глядя вслед сестре Крейвен, бегущей по лужайке, до тех пор, пока она не скрылась из виду. Она бежала красиво, у нее было крепкое, прекрасно сложенное тело. Я заметил, поддавшись порыву:

– Наверное, девушка по горло сыта такой жизнью. Здесь и ухода-то мало… только сходи да принеси. Не думаю, что миссис Фрэнклин слишком внимательна или добра.

Ответ Пуаро вызвал у меня жуткую досаду. Неизвестно по какой причине он закрыл глаза и прошептал:

– Каштановые волосы.

Конечно, у сестры Крейвен были каштановые волосы, только не понимаю, почему Пуаро выбрал эту самую минуту, чтобы прокомментировать сей факт.

Я не ответил.

Глава одиннадцатая

Думаю, именно на следующее утро перед ленчем состоялся разговор, который, сам не знаю почему, меня обеспокоил.

Нас было четверо – Джудит, я, Бойд Кэррингтон и Нортон.

Не уверен, с чего точно все началось, но мы разговорились об эвтаназии… кто был «за», а кто «против».

Бойд Кэррингтон, что совершенно естественно, говорил больше всех. Нортон вставлял слово то тут, то там, а Джудит сидела молча, но слушала очень внимательно.

Я признался, что хотя с первого взгляда такое вроде бы следует практиковать, но в действительности испытывал к подобному способу ухода из жизни сентиментальное отвращение. Кроме того, сказал я, по-моему, эвтаназия давала слишком много власти родственникам.

Нортон согласился со мной. Он добавил, что, по его мнению, эвтаназию следовало бы применять только по желанию самого пациента, когда в смертельном исходе после мучительных страданий не было никаких сомнений.

Бойд Кэррингтон заметил:

– Но… вот это очень любопытно. Разве человек может пожелать, как говорится, «избавиться от страданий»?

Затем он рассказал одну историю, которая, как заверил нас, была подлинной, о человеке, страдавшем от невыносимых болей, вызванных неоперабельным раком. Этот человек умолял своего лечащего врача «дать ему что-то, чтобы со всем покончить». Доктор ответил: «Не могу, старина». Позднее, уходя, он оставил пациенту таблетки морфия, тщательно разъяснив, сколько он может принять и не отравиться и какая доза опасна. Хотя они и были оставлены пациенту, и он безо всякого труда мог принять роковую дозу, ничего подобного не сделал, «таким образом доказав, – заключил Бойд Кэррингтон, – что, несмотря на свои слова, человек предпочитает страдания быстрой и легкой смерти».

И вот тогда-то Джудит заговорила в первый раз, заговорила энергично и резко.

– Конечно, – заявила она. – Просто решать должен не он.

Бойд Кэррингтон спросил, что она имеет в виду.

– Я хочу сказать, что у любого слабого человека… страдающего от болезни… нет сил решать. Он не может, и посему решать следует за него. Долг любящих его людей принять такое решение.

– Долг? – с сомнением осведомился я.

Джудит повернулась ко мне.

– Да, долг. Долг человека в ясном уме, который сможет взять на себя ответственность.

Бойд Кэррингтон покачал головой.

– И кончить на скамье подсудимых, выслушивая обвинение в убийстве?

– Не обязательно. Во всяком случае, если кого-то любишь, то можно и рискнуть.

– Но послушайте, Джудит, – сказал Нортон. – Вы предлагаете, чтобы люди брали на себя ужасающую ответственность.

– Я так не считаю. Люди слишком боятся ответственности. Но они же ничего не страшатся в тех случаях, где речь идет о собаке… так что же мешает им в делах человеческих?

– …По-моему, здесь есть разница, верно?

Джудит сказала:

– Да, они более важны.

Нортон прошептал:

– Вы меня пугаете.

Бойд Кэррингтон полюбопытствовал:

– Так вы бы рискнули, а?

– Думаю, да, – ответила Джудит. – Я не боюсь рисковать.

Бойд Кэррингтон покачал головой.

– Такого нельзя позволять. Нельзя же, чтобы здесь, там и тут люди брали закон в свои руки. Решали дела жизни и смерти.

Нортон заметил:

– По правде говоря, Бойд Кэррингтон, у большинства просто не хватило бы нервов взять на себя такую ответственность.

И, глядя на Джудит, он слабо улыбнулся.

– И у вас тоже, по-моему, не хватит сил, если дойдет до дела.

Джудит спокойно сказала:

– Конечно, откуда знать наверняка. Но думаю, у меня выдержки достаточно.

Нортон заметил со слабым огоньком в глазах:

– Разумеется, если только вам надо будет заточить свой топор.[77]77
  Мотивы будут корыстными – идиома, англ.


[Закрыть]

Джудит разгоряченно покраснела. Она резко ответила:

– Ваши слова попросту показывают, что вы вообще ничего не понимаете. Если бы у меня был… личный мотив, я не смогла бы сделать ничего. Разве вы не видите? – она обратилась к нам. – Такие дела должны решаться безо всяких персональных причин. Можно взять на себя ответственность за… за… покончить с чьей-то жизнью, только если совершенно уверен в своем мотиве. Он должен быть абсолютно чистым.

– И все-таки, – сказал Нортон, – вы бы ни на что подобное не осмелились.

Джудит настаивала:

– Я бы осмелилась. Во-первых, я не считаю жизнь священной и неприкосновенной, как все вы. Ненужные жизни… бесполезные жизни… должны быть убраны с дороги. От них только один беспорядок. Только люди, могущие внести вклад в развитие общества, должны обладать правом на жизнь. Остальных следует безболезненно умертвить.

Неожиданно она обратилась к Бойду Кэррингтону:

– Вы согласны со мной, да?

Он медленно сказал:

– В принципе, да. Выживать должны только достойнейшие.

– Вы бы взяли закон в свои руки, если бы возникла необходимость?

Бойд Кэррингтон неторопливо ответил:

– Возможно, не знаю…

Нортон тихо заметил:

– Многие согласились бы с вами в теории. Но практика – совсем другое дело.

– Вы рассуждаете нелогично.

Нортон нетерпеливо сказал:

– Конечно, нелогично. Потому что весь вопрос в храбрости. Просто у большинства не хватит кишок, если выразиться вульгарно.

Джудит промолчала. Нортон продолжил:

– Если честно, Джудит, у вас бы тоже не хватило мужества. Не хватило бы храбрости, когда бы дошло до дела.

– Вы так думаете?

– Уверен.

– По-моему, вы ошибаетесь, Нортон, – сказал Бойд Кэррингтон. – Я считаю, что у Джудит достаточно храбрости. К счастью, случай для ее проверки не часто представляется.

Из дома донесся гул гонга.

Джудит встала.

Обращаясь к Нортону, она очень четко заявила:

– Знаете, вы ошибаетесь. У меня больше… больше кишок, чем вы думаете.

Она быстро пошла к дому. Бойд Кэррингтон последовал за нею, бросив на ходу:

– Хэй, подождите меня, Джудит.

Я тоже направился к дому, почему-то чувствуя неясный страх. Нортон, который всегда очень быстро ощущал настроение, попытался меня утешить.

– Она говорила не всерьез, – сказал он. – Просто всем молодым обязательно взбредет в голову какая-нибудь сырая идея… но, к счастью, никто ее в жизнь не претворяет. Она остается просто на словах.

Думаю, Джудит его услышала, потому что бросила на него через плечо разъяренный взгляд.

Нортон понизил голос:

– Из-за теорий не стоит беспокоиться, – сказал он. – Но послушайте, Хэстингс…

– Да?

Похоже, Нортон был смущен. Он сказал:

– Не хочу лезть не в свое дело, но что вы знаете об Аллертоне?

– Об Аллертоне?

– Да, простите, если покажусь вам любопытным Паркером[78]78
  Эквивалент любопытной Варвары.


[Закрыть], но искренне… если бы я был на вашем месте, то не позволил бы вашей девочке слишком много с ним видеться. Он… э… у него не очень-то хорошая репутация.

– Я и сам вижу, что он за негодяй, – с горечью признался я. – Но теперь все не так-то просто, как было раньше.

– О, знаю. Девушки могут сами за собой последить, как говорится. И в отношении большинства из них высказывание верно. Но… э… Аллертон разработал специальную технику на сей счет.

Он поколебался и продолжил:

– Послушайте, по-моему, мне следует вам рассказать. Конечно, не слишком прилично… но так уж получилось, что я знаю о нем кое-что довольно гадкое.

История была просто отвратительна. История девушки, уверенной в себе, современной, независимой. Аллертон испытал на ней всю свою «технику». А вот и другая сторона картины. История закончилась тем, что отчаявшаяся девушка покончила с собой, приняв смертельную дозу веронала. И самое ужасное состояло в том, что та девушка была очень похожа на Джудит… представительница того же самого независимого высокомерного типа. Она была из тех девушек, которые, влюбляясь, влюблялись отчаянно и от всей души, влюблялись так, как не способны влюбиться забывчивые пустышки.

Я отправился к ленчу с ужасным предчувствием.