Текст книги "Избранное. Том 1"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Главая третья

Минуты полторы-три я в ужасе таращился на Пуаро и потом среагировал.

– Нет, не будет, – заявил я. – Вы ему воспрепятствуете.

Пуаро бросил на меня любящий взгляд.

– Мой верный друг. Как я ценю вашу веру в меня. Tout de meme[54]54
  Тем не менее – фр.


[Закрыть] не уверен, что она оправдана в данном случае.

– Чепуха. Конечно, вы сможете его предотвратить.

Пуаро сказал суровым голосом:

– Поразмышляйте хоть минутку, Хэстингс. Убийцу можно поймать, да. Но как воспрепятствовать убийству?

– Э… вы… вы… в, я имею в виду… если вы знаете заранее… – Я умолк, потому что неожиданно увидел все трудности.

Пуаро продолжил:

– Вот видите. Не так-то все просто. Иными словами, есть только три метода. Первый – предупредить жертву. Заставить его или ее остерегаться. Но такой способ не всегда приносит успех, ибо невероятно трудно убедить некоторых людей, что им грозит серьезная опасность… может быть, от кого-то близкого и родного. Они негодуют и отказываются верить. Второй метод – предупредить убийцу. Сказать ему, лишь слегка завуалировав слова: «Мне известны ваши намерения. Если такой-то или такая-то умрет, мой друг, вас наверняка повесят». Этот способ приносит плоды гораздо чаще первого, но даже и он не может достичь цели. Потому что убийца, друг мой, более тщеславен, чем любое другое земное созданье. Убийца всегда считает себя умней других…, никто не будет подозревать ее или его… полиция будет целиком и полностью озадачена, et cetera. Посему он (или она) продолжают выполнять свой план, и лишь остается довольствоваться тем, что впоследствии преступник угодил на виселицу.

Он помолчал и задумчиво добавил:

– Я дважды в жизни предупреждал убийцу. Один раз в Египте, один раз в другом месте[55]55
  Имеются в виду роман «Смерть на Ниле» – 1937 год и рассказ «Родосский треугольник», 1937.


[Закрыть]. И в каждом случае убийца решился нанести смертельный удар и не отказался от своих намерений… Может быть, то же самое произойдет и здесь.

– Вы сказали, что есть еще и третий метод, – напомнил ему я.

– А, да. Но он нуждается в невероятной изобретательности. Нужно точно угадать, где и когда будет нанесен удар, и приготовиться выступить на сцену в психологически нужный момент, дабы поймать убийцу, если уж не, как говорится, с руками в крови, то хотя бы когда его намерения не вызывают никаких сомнении.

– И это, друг мой, – продолжил Пуаро, – уж могу вас заверить, дело ужасно трудное и деликатное, и я ни на единый момент не могу гарантировать успеха! Я бываю тщеславным, но я тщеславен не настолько!

– И какой же метод вы намереваетесь применить здесь?

– Возможно, все три, первый наиболее труден.

– Почему? Я-то считал его наиболее легким.

– Да, если знаешь, кто жертва. Но вы разве не понимаете, Хэстингс, что я еще этого не знаю?

– Что?!

Я издал восклицание, не подумав. Потом начал понимать трудности нашего положения. Конечно, серию преступлений должно соединять какое-то звено, но мы не знаем, что за звено. Мотив, жизненно важный мотив отсутствовал. И, не зная его, мы не могли сказать заранее, кому угрожает смерть.

Пуаро кивнул, увидев по моему лицу, что я сознаю сложность ситуации.

– Вот видите, друг мой, это не так-то просто.

– Да, – сказал я. – Понимаю. Вы до сих пор не смогли найти связи между теми случаями?

Пуаро покачал головой.

– Никакой.

Я вновь поразмышлял. В преступлениях A. B. C. сперва казалось, что мы имеем дело с алфавитным комплексом[56]56
  Имеется в виду роман «Убийства АВС», 1935 год.


[Закрыть], хотя на самом деле, как выяснилось, все было совершенно иначе.

Я спросил:

– Вы совершенно уверены, что нет никакого, пусть даже скрытого финансового мотива… ничего, к примеру, такого, что вы нашли в деле Эвелин Карлайл?[57]57
  Имеется в виду роман «Печальный кипарис», 1939 год.


[Закрыть]

– Нет. Можете быть совершенно уверены, мой дорогой Хэстингс, что я в первую очередь искал финансовую выгоду.

Что ж, истинная правда. Пуаро всегда в отношении денег был настоящим циником.

Я снова погрузился в размышления. Какая-то вендетта? Такое решение больше соответствует фактам. Но даже тогда по-прежнему отсутствует связующее звено. Я вспомнил когда-то прочитанную историю о серии, казалось бы, бесцельных убийств – выяснилось, что жертвы были присяжными, а преступления совершил человек, которого они осудили. Мне подумалось, что, может быть, что-то подобное кроется и в этом случае. Стадно сказать, но я попридержал идею. Она бы послужила, как говорится, прекрасным пером к моей шляпе, если бы я мог предоставить Пуаро верное решение. Так что я просто спросил:

– А сейчас не скажете ли вы мне, кто X?

К моей великой досаде, Пуаро очень решительно покачал головой.

– Вот этого, друг мой, я вам не открою.

– Чепуха. Почему нет?

В глазах Пуаро вспыхнул огонек.

– Потому что, mon cher, вы по-прежнему тот же самый старый Хэстингс. По-прежнему ваше лицо выдает все, о чем вы думаете. Поймите, я не желаю, чтобы вы сидели, вытаращив на X глаза и разинув рот – на лице у вас ясно написано: «Неужели… неужели я смотрю на убийцу?».

– Вы не должны отказывать мне в способности чуток попритворяться при надобности.

– Когда вы пытаетесь притворяться, результат еще более худший. Нет, нет, mon ami, мы должны вести расследование инкогнито – вы и я, И вот когда мы атакуем, то атакуем наверняка.

– Вы – упрямый старый дьявол, – сказал я. – Мозги у меня неплохо работают в отношении…

Я смолк, потому что раздался стук в дверь. Пуаро сказал: «Войдите», и на пороге появилась моя дочь Джудит.

Я бы хотел описать Джудит, но описания никогда мне не удавались. Джудит – высокая, у нее гордая посадка головы, ровные темные брови и прелестная линия век и подбородка… Строгая и суровая. Она серьезная и чуть-чуть презрительная и, по-моему, в ней всегда было что-то трагичное.

Джудит не подошла и не поцеловала меня… она не из тех. Она просто улыбнулась и сказала:

– Привет, отец.

Ее улыбка была робкой и немного смущенной, но я почувствовал, что, несмотря на сдержанность, она была рада меня видеть.

– Ну вот, – сказал я, чувствуя себя немного глупо, как всегда бывало, когда мне доводилось общаться с представителями молодого поколения. – Я приехал.

– Молодец, дорогой, – заметила Джудит.

– Я описываю ему, – сказал Пуаро, – стряпню.

– Она очень плохая? – наивно осведомилась Джудит.

– Ты не должна этого спрашивать, дитя мое. Ты вообще думаешь хоть о чем-нибудь, кроме пробирок и микроскопов? Твой третий палец запачкан метиленом, он весь синий. Подумай только, что будет с твоим мужем, если ты не будешь заботиться о его желудке.

– Смею заметить, у меня мужа нет.

– Ну, разумеется, он у тебя будет. Для чего же еще господь Бог тебя создал?

– Надеюсь, для многого, – заявила Джудит.

– И в первую очередь для le manage[58]58
  Брака – фр.


[Закрыть].

– Прекрасно, – сказала Джудит. – Вы подыщите мне хорошего мужа, и я буду со всем вниманием заботиться о его желудке.

– Она смеется надо мной, – заметил Пуаро. – В один прекрасный день она узнает, сколь мудры старики.

Вновь раздался стук в дверь, и вошел доктор Фрэнклин. Он был высоким, каким-то угловатым молодым человеком лет тридцати пяти, с решительным подбородком, рыжеватыми волосами и ярко-синими глазами. Он был невероятно неуклюжим и постоянно обо что-то спотыкался иди на что-то натыкался.

Он налетел на ширму, натянутую вокруг кресла Пуаро, и, чуть повернув голову, машинально пробормотал ей: «Прошу прощения».

Я хотел было засмеяться, но Джудит была совершенно серьезна. Наверное, она уже к такому привыкла.

– Вы помните моего отца? – спросила она.

Доктор Фрэнклин вздрогнул, нервозно отпрянул, прищурился и огляделся, а потом сунул мне руку и как-то неловко сказал:

– Конечно, конечно, как поживаете? Я слышал, что вы собирались приехать.

Он повернулся к Джудит.

– Как вы считаете, нужна ли нам передышка? Если нет, продолжим и после обеда. Если бы удалось приготовить еще немного тех слайдов…

– Нет, – отрезала Джудит. – Я хочу поговорить с отцом.

– О, да. О, конечно. – Неожиданно он улыбнулся извиняющейся мальчишеской улыбкой. – Простите… я так погрузился в работу. Совершенно непростительно… я веду сейм так эгоистично. Простите меня…

Пробили часы, и Фрэнклин торопливо взглянул на них.

– Господи, неужели так поздно? У меня будут неприятности. Обещал Барбаре почитать ей перед обедом.

Он ухмыльнулся нам обоим и поспешно вышел, споткнувшись о порог.

– Как миссис Фрэнклин? – спросил я.

– Все по-прежнему и как обычно, – сказала Джудит.

– Как печально, что она так больна, – заметил я.

– Она сводит с ума доктора, – сказала Джудит. – Врачи любят здоровых людей.

– Какие вы, молодые, бессердечные! – воскликнул я.

Джудит холодно отозвалась:

– Я просто констатирую факт.

– Тем не менее, – сказал Пуаро, – наш хороший доктор сломя голову помчался ей читать.

– Очень глупо с его стороны, – отпарировала Джудит. – Эта ее сиделка может читать с тем же успехом, если она хочет, чтобы ей читали. Лично я бы возненавидела того, кто читал бы мне вслух.

– Что ж, вкусы у всех разные, – заметил я.

– Она очень глупая женщина, – заявила Джудит.

– А вот в этом отношении, mon enfant[59]59
  Дитя мое – фр.


[Закрыть], – сказал Пуаро, – я с тобой совершенно не согласен.

– Она никогда не читает ничего, кроме каких-то дешевых романчиков. Она не интересуется его работой. Она не идет в ногу с современной мыслью. Она только разговаривает о своем здоровье, если только ей удается заполучить слушателя.

– Я по-прежнему утверждаю, – сказал Пуаро, – что она использует свои серые клетки в тех отношениях, дитя мое, о которых ты ничего не знаешь.

– Она слишком женственна, – заявила Джудит. – Все воркует и мурлычет. Наверное, вам такие нравятся, дядя Эркюль.

– Ничуть, – сказал я. – Он любит женщин крупных и ярких и пышных, преимущественно русских.[60]60
  Имеется в виду русская графиня Вера Россакова, в которую Пуаро был влюблен.


[Закрыть]

– Так, значит, вы меня выдаете, Хэстингс? Твой отец, Джудит, всегда питал пристрастие к каштановым волосам, из-за чего частенько попадал в неприятности.

Джудит снисходительно улыбнулась нам обоим. Она сказала:

– Какая вы забавная пара.

Она направилась к выходу, и я встал.

– Нужно распаковаться и принять ванну перед обедом.

Пуаро позвонил в маленький колокольчик, который был у него под рукой, и вскоре вошел его слуга. Я с удивлением обнаружил, что он совершенно мне незнаком.

– Кто это? Где Джорджес?

Джорджес служил у Пуаро многие годы.

– Джорджес вернулся к своей семье. Его отец болен. Надеюсь, он вскоре ко мне вернется. А пока, – он улыбнулся новому слуге, – за мной ухаживает Кертисс.

Кертисс уважительно улыбнулся в ответ. Он был большим человеком, с бычьим тупым лицом.

Выходя из комнаты, я заметил, что Пуаро аккуратно запирает шкатулку с бумагами.

В полном смятении я направился в свою комнату.

Глава четвертая

В тот вечер я спустился к обеду, чувствуя, что вся жизнь неожиданно стала какой-то нереальной. Раз или два, переодеваясь, я спрашивал себя, не придумал ли Пуаро все это. В конце концов, милый старик был уже в летах и тяжело болел. Он сам мог заявлять сколько угодно, что его мозг по-прежнему работает превосходно… но было ли так на самом деле? Всю свою жизнь он выслеживал преступников. Что ж тут удивительного, если под конец он начнет воображать преступления там, где их нет? Вынужденное бездействие болезненно его мучило. Вот он взял, да и выдумал новую полицейскую охоту. Выдает желаемое за действительное – вполне понятный невроз. Выбрал некое число происшествий, о которых были заметки в прессе, и вычитал в них что-то, чего там не было… призрачную фигуру… сумасшедшего убийцу. По всей вероятности, миссис Эдерингтон действительно отравила мужа, работник застрелил жену, молодая женщина дала старой тетке смертельную дозу морфия, ревнивая жена, как и грозила, расправилась с супругом, а полоумная старая дева в самом деле совершила преступление, в котором впоследствии и призналась. По правде говоря, все эти убийства были точно такими, какими и казались!

Против данной точки зрения (несомненно, здравой) я мог выставить лишь свою, чуть ли не врожденную веру в проницательность Пуаро.

Пуаро сказал, что готовится убийство. Во второй раз Стайлз может стать домом, в котором совершено преступление. Время должно доказать или опровергнуть это заявление, но если оно верно, то нам надлежит предотвратить убийство.

И Пуаро знал, кто убийца, а я – нет!

И чем больше я об этом думал, тем больше злился! Право, чертова самоуверенность Пуаро! Ему требовалась моя помощь, и, однако, он отказывался довериться мне!

Почему? Он назвал причину – разумеется, самую что ни на есть неудовлетворительную! Мне надоели его глупые шутки насчет моего «говорящего лица». Я мог хранить секрет не хуже других. Пуаро всегда настаивает на унизительной точке зрения, что у меня слишком откровенный характер, и любой может прочитать мои мысли. Он иногда пытается смягчить удар, приписывая это моей прекрасной и честной натуре, которой противны все формы обмана!

Конечно, размышлял я, если все это лишь химера воображения Пуаро, то его молчание легко объяснить.

К тому времени, когда прозвучал гонг, я не пришел ни к какому выводу и спустился к обеду безо всяких предубеждений, но бдительный и настороженный, надеясь раскрыть личность мифического X Пуаро.

В данный момент я решил принять за чистую правду все сказанное Пуаро. Под этой крышей находится человек, который уже убил пятерых и приготовился убить опять. Кто он?

В гостиной перед обедом меня представили мисс Коул и майору Аллертону. Она была высокой, все еще красивой женщиной лет тридцати трех или тридцати четырех. Майора Аллертона я сразу невзлюбил. Он оказался красивым мужчиной в начале пятого десятка, широкоплечим, с загорелым лицом, непринужденным в беседе, и почти все, что он говорил, несло двойной смысл. Под глазами у него были мешки, что свидетельствовало о распутном образе жизни. Я подозревал, что он отпетый гуляка, игрок, любит выпить и самый что ни на есть настоящий бабник.

Я увидел, что и старому полковнику Латтреллу он не очень-то нравился, и Бойд Кэррингтон тоже относился к нему холодно и свысока. Зато у женщин Аллертон пользовался успехом. Миссис Латтрелл восхищенно с ним щебетала, а он лениво льстил ей с едва скрываемой наглостью. Я еще больше разозлился, увидев, что и Джудит, похоже, наслаждается его компанией и из кожи вон лезет, чтобы с ним поговорить. Долгое время для меня было неразрешимой проблемой, почему худшие из мужчин всегда могут рассчитывать на интерес приличнейших женщин. Я знал инстинктивно, что Аллертон был самой настоящей дрянью, и девять мужчин из десяти со мной бы согласились. В то время как девять женщин или даже все десять немедленно бы в него влюбились.

Когда мы сидели за обеденным столом, созерцая расставленные перед нами тарелки, наполненные белой клейкой жидкостью, я разглядывал сотрапезников и прокручивал в уме возможности.

Если Пуаро прав и сохранил ясность ума, один из них был опасным убийцей… и, возможно, к тому же сумасшедшим. Пуаро не распространялся насчет его пола, но я предположил, что почти наверняка X был мужчиной. Итак, кто бы это мог быть? Конечно, не старый полковник Латтрелл со своей нерешительностью и немощью. Нортон – человек, который тогда выскочил из дома с полевым биноклем? Очень уж маловероятно. Похоже, он парень приятный, не особо деятельный и не слишком энергичный. Конечно, говорил я сам себе, многие убийцы были маленькими, незаметными людьми… И по этой-то причине и совершали преступления… дабы утвердиться. Они обижались на то, что их не замечают и игнорируют. Нортон мог быть убийцей такого типа. Но он любил птиц. Я всегда считал, что любовь к природе – обязательный признак здоровой натуры.

Бойд Кэррингтон? Вне любых подозрений. Человек, известный всему миру. Великолепный спортсмен, администратор, человек, которого любил и почитал каждый. Фрэнклина я тоже исключил. Я знал, как Джудит его уважала и им восхищалась. Наступила очередь майора Аллертона. Я приценился к нему. Если уж когда-нибудь я видел негодяя, так это он! Он бы с родной бабки кожу содрал. И весь покрыт лоском очаровательных манер. Сейчас он разговаривал – рассказывал историю одного ляпсуса – и заставил всех рассмеяться, уныло отпустив шутку в свой адрес.

Если Аллертон был X, решил я, то его преступления диктовала какая-то выгода.

Конечно, Пуаро не сказал определенно, что X был мужчиной. Я рассмотрел в качестве возможности мисс Коул. Двигалась она как-то беспокойно и резко – явно женщина нервная. Красивая, хотя и подавленная. Однако с виду она была вполне нормальной. Она, миссис Латтрелл и Джудит были единственными женщинами за обеденным столом. Миссис Фрэнклин обедала наверху, у себя в комнате, и сиделка, которая за ней ухаживала, ела после нас.

После обедав стоял возле окна гостиной, смотрел на сад и вспоминал то время, когда увидел Синтию Мердок, девушку с каштановыми волосами, бегущую по этой лужайке. Какой очаровательной она была в белом халате!

Погрузившись в воспоминания, я вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку и вывела из комнаты на террасу.

Она резко спросила:

– Что случилось?

Я был поражен.

– Случилось? Что ты имеешь в виду?

– Ты так странно вел себя весь вечер. Почему ты таращился на всех за обедом?

Я почувствовал досаду. Я и понятия не имел, что позволил своим мыслям настолько захватить надо мной власть.

– Я? Наверное, думал о прошлом. Может быть, видел призраков.

– О да, ты же гостил здесь, когда еще был молодым человеком, верно? И тут убили какую-то старую даму или что-то в этом роде?

– Отравили стрихнином.

– И какая она была? Хорошая или плохая?

Я подумал.

– Она была очень доброй женщиной, – медленно ответил я. – Щедрой. Много давала денег на благотворительные цели.

– О, вот, значит, в чем щедрая.

В голосе Джудит послышалось слабое презрение. Потом она задала странный вопрос:

– Люди… были… здесь счастливы?

Нет, они не были счастливы. По крайней мере, это я знал.

Я медленно сказал:

– Нет.

– Почему?

– Потому, что они чувствовали себя узниками. Видишь ли, всеми деньгами владела миссис Инглторп… и… и выдавала их. Ее приемные дети не могли вести собственную жизнь.

Я услышал, как Джудит резко втянула дыхание. Она сильнее сжала мою руку.

– Безнравственно… безнравственно. Злоупотребление властью. Нельзя такое позволять. Старые люди, больные люди, они не должны мешать жить молодым и сильным. Держать их на привязи, изводить, растрачивать понапрасну их силу и энергию, которая могла бы быть использована… в которой есть надобность. Это просто эгоизм.

– Не одни старики, – сухо заметил я, – обладают таким качеством.

– О, знаю, отец, ты считаешь, что молодые – эгоисты. Может, так оно и есть, но наш эгоизм – чистый. По крайней мере, мы только хотим делать то, что хотим, и не заставляем никого делать то, что хотим, мы не хотим превращать других людей в рабов.

– Да, вы попросту затаптываете их, если они оказываются у вас на пути.

Джудит сжала мою руку. Она сказала:

– Не будь таким озлобленным? Так уж ли многих я затоптала… да и ты никогда не пытался заставить нас жить по-своему. Мы тебе за это благодарны.

– Боюсь, – честно признался я, – мне бы хотелось поучить вас уму-разуму. Это ваша мать настояла, чтобы вам было позволено сойершать свои ошибки.

Джудит опять быстро сжала мою руку. Она сказала:

– Знаю. Ты все время суетился из-за нас, словно курица-наседка! Я ненавижу суету. Не могу ее выносить. Но ты согласен со мной, не так ли, что полезные жизни часто приносятся в жертву бесполезным?

– Иногда такое случается, – признал я. – Но нет надобности в решительных мерах… Можно ведь просто уйти.

– Да так ли все происходит? Так ли?

Ее тон был столь неистов, что я изумленно посмотрел на нее. Было слишком темно, чтобы ясно видеть лицо. От продолжила низким озабоченным голосом:

– Так много проблем… так трудно… нужно принимать во внимание финансы, чувство ответственности, нежелание повредить кому-то, кого любил… все такое… и некоторые такие беспринципные… они знают, как сыграть на чувствах других. Некоторые люди… некоторые люди – настоящие пиявки!

– Моя дорогая Джудит! – придя в замешательство от ярости ее голоса, воскликнул я.

Похоже, она поняла, что переборщила, потому что засмеялась и убрала руку с моей.

– Я говорила слишком бурно? Просто у меня свои взгляды на сей счет. Видишь ли, я знала один случай… старая скотина. И когда кто-то оказался достаточно храбрым… разрубил узел и освободил любимых людей, ее назвали сумасшедшей. Сумасшедшей? Да это был нормальнейший из поступков… и храбрейший!

Ужасные сомнения охватили меня. Где не так давно я слышал нечто подобное?

– Джудит, – резко сказал я, – о каком случае ты говоришь?

– О, ты их не знаешь. Друзья Фрэнклинов. Старика звали Литчфилд. Он был очень богатый и практически морил голодом своих несчастных дочерей… не позволял им ни с кем видеться, никуда их не выпускал. Вот он был ненормальный, но не настолько, чтобы отправить его в сумасшедший дом.

– И старшая дочь его убила, – сказал я.

– О, наверное, ты читал? Полагаю, можно назвать ее поступок убийством… но оно было совершено не по личным мотивам, Маргарет Литчфилд сразу пошла в полицию и призналась. Думаю, она была очень храброй. У меня бы не хватило смелости.

– Смелости сдаться или смелости совершить убийство?

– И на то, и на другое.

– Рад слышать, – сурово отозвался я, – и не хочу, чтобы ты больше говорила об убийстве как об оправданном обстоятельствами поступке. – Я помолчал и добавил: – Что думал доктор Фрэнклин?

– Он считал, что так ему и надо, – ответила Джудит. – Знаешь, отец, некоторые прямо-таки напрашиваются, чтобы их убили.

– Я не хочу, чтобы ты говорила что-то подобное, Джудит, Кто вбивает тебе в голову эти идеи?

– Никто.

– Что ж, позволь мне сказать, что ты несешь вредную чепуху.

– Понятно. Давай не будем больше разговаривать на эту тему. – Она смолкла. – Я пришла передать тебе приглашение миссис Фрэнклин. Она хочет увидеться с тобой, если ты не возражаешь подняться в ее спальню.

– С удовольствием. Мне так жаль, что она чувствовала себя настолько плохо, что не смогла спуститься к обеду.

– Она в полном порядке, – бесчувственно заявила Джудит. – Просто ей нравится устраивать суету.

Молодые не умеют сочувствовать.