Текст книги "Я тебе не враг (СИ)"
Автор книги: Агата Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
12.1
– Не нравится?! – спросил отец таким тоном, будто я только что объявила ему, что завербовалась добровольцем на Ближний Восток, а заодно показала автомат израильской армии, которые отныне обязана везде носить.
Наверное, он и тогда бы рассвирепел меньше.
– Ты знаешь, что у меня виды на его отца? – продолжил он тихо, а бокал с виски в его руке жалобно позвякивал плавающим в нём льдом. – Ты знаешь, что у нас с ним большие планы и в перспективе большие деньги. И, конечно, тебе известно, что именно благодаря этим деньгам ты имеешь квартиру, шмотки, лучшие салоны и побрякушки!
Я вся сжалась, как всегда бывало, когда вызывало его неудовольствие. Он никогда не бил меня, даже пощёчины я не получала, но всегда ждала этих нотаций, приравненных к прилюдной порке, и чувствовала себя обнажённой и закиданной тухлыми помидорами.
– Ладно, тебе не нравился один, потом второй, третий. Тебе никто не нравится. Ты уверена, что мужчины вообще привлекают тебя?
Издевательства! Конечно, его излюбленный приём, который он прикрывает под маской заботы. Мой отец – мастер переворачивать всё с ног на голову, и вот уже не он подкладывает тебя под нужного ему человека ради денег, связей и чего-то ещё, чего у него жопой ешь, а проявляет заботу о близком человеке.
А ты такая неблагодарная тварь. Что не только это не ценишь, но и неискренне не понимаешь, почему он злится! А не понимаешь, потому что дрянь и свинья!
– Я не лесбиянка, папа.
Чего мне стоило сохранять спокойствие! Я привыкла быть покорной девочкой, если это не касалось ключевых вещей – работы и мужчин.
– Ты знаешь, что один из последних твоих протеже предлагал мне отсосать, пока едем, чтобы он расслабился?!
Я вскочила на ноги, обняла себя руками, как делала всякий раз, когда хотела прекратить разговор, но не могла просто так уйти и принялась ходить по гостиной. Высказала ему всё, что думала: например о том, что я не его собственность, чтобы подкладывать меня под нужных людей.
– Так всегда делается, Лиза, – внезапно он успокоился и откинулся на спинку дивана. Но выражение его лица не оставляло мне иллюзий: за его вкрадчивостью и мягкостью в голосе таился питон, который сейчас прыгнет на тебя и задушит одним махом. – В семьях нормально выручать друг друга. Ты – мне, я – тебе. Мне что, каждый раз надобно это объяснять?
Отец вылил содержимое бокала в кадку с пальмой и закурил сигарету.
– Отсос тебе предлагали? Ну так в чём дело? Переломилась бы? Ты не малолетка, Лиза, и ты баба, у которой все так же, как и у остальных!
– Привык, что все бабы дают без разбору? Как твоя Соня, на которой клейма негде ставить?!
– Заткнись! – он тоже вскочил на ноги. Лицо его побагровело, а глаза налились кровью. Мне показалось, что сейчас его хватит удар. И я уже пожалела. Что затеяла ссору, что вообще пришла. – Или вылетишь вон. Навсегда!
О как! Такого мне ещё не говорили.
– Новые проклятия, папа? Я их переживу.
Я сделала шаг назад, на всякий случай. И тут краем глаза заметила фигуру, прячущуюся за поворотом, ведущем на кухню.
– Твоя Соня привыкла подслушивать. Ужинайте без меня, у меня вдруг пропал аппетит.
Я схватила сумочку и направилась к двери, понимая, что ещё легко отделалась. Через неделю или две отец позвонит и спросит, как дела. Потом пригласит на чашечку кофе в загородный гольф-клуб, где состоит членом лишь потому, что так модно. Что там его партнёры, перед которыми он заискивает.
А потом сделает вид, что всё в порядке. И я сделаю, потому что он мне не безразличен. Мы всё равно связаны, и я бы не хотела рвать эту родственную жилу. Это больно.
– Ты как твоя мать. Такая же высокомерная сука, – остановил меня тычок в спину. Запрещённый удар. Отец знал, как мне несладко, когда он в таком пренебрежительном, ненавистном тоне говорит о моей маме. Мстит ей за нелюбовь.
Меня знобило. Надо было взять пиджак, на улице холодает, да и здесь нежарко. Я поняла, что стою на пороге гостиной. Ещё шаг, и я буду в прихожей, ещё пятнадцать – и возьмусь за ручку двери.
И закрою её за собой. И приму горячую ванну дома или напьюсь. Или и то и другое. Или пойти в клуб и отсосать там у первого встречного, чтобы доказать себе, что я не фригидная. Впрочем, у меня был козырь, о котором я помалкивала. Буду молчать всю жизнь о том, что произошло между мной и Ледовским, но зато мысленно злорадно потирать руки.
– Лизка, стой, говорю! Я всё делаю для тебя, знаешь, сколько бабок я отвалил за тебя этому ублюдочному сукину сыну?
Когда отец хотел кого-то уязвить, указать ему на место, он всё время говорил о потраченных деньгах. Теперь я понимаю маму: её всегда коробила такая приземлённость. Она звала отца «купеческий дух», а я обижалась, когда это слышала. И она это видела и просила прощения.
У меня. Не у него.
– Я верну тебе их все до копейки! Папа, у меня есть эти деньги, – обернулась я и столкнула с ним нос к носу. В его глазах сейчас я видела лишь желание растоптать, вернуть себе власть над теми, кого он считал своими рабынями. Мы должны были ему ноги целовать за то, что он нам дал.
И мы целовали, фигурально выражаясь. Но таким, как он, всегда будет мало восхищения и мало благодарностей. Они любят лизоблюдов и лизожопов, как его нынешняя жёнушка-эскортница!
– И откуда, позволь узнать? В живодёрне зарплату подняли? – продолжал издеваться он, топя бешенство в очередном бокале виски, который наполнил снова.
– Верну, – сквозь зубы бросила я и метнулась к выходу.
Только взялась за ручку двери, как услышала:
– Уйдёшь – лишу наследства.
Надо было уйти, но я взъелась.
– Передашь богатства жене, она найдёт себе после твоей смерти нового любовника.
Надо было уйти раньше. Я смотрела ему в глаза и чувствовала себя последней тварью. Некоторые слова лучше не произносить.
– Соня беременна. У меня скоро будет сын, – произнёс он слегка растерянно.
– Поздравляю тебя! – открыла дверь и выбежала на улицу.
Глава 13
На следующей неделе меня никто не тревожил. Я радовалась этой передышке, даже согласилась подменить напарницу и набрала три ночные смены.
Чтобы не думать и не сидеть в одиночестве. Подруги у меня были, приятельницы тоже, но я бы не хотела с ними обсуждать отношения с отцом, и уж, конечно, связь с Ледовским.
И в своей надежде, что он придёт ещё раз, старалась не признаваться даже себе. Он не придёт, мы окончательно разошлись, мы разные, мы живём в разных мирах и видим друг друга через прозрачное стекло. Иногда оно пропадает, он протягивает мне руку, и я даю ему свою, наши пальцы соприкасаются, наши тела танцуют танец страсти, и вот уже мне хочется верить, что всё возможно.
Либо он перейдёт на мою сторону, либо я переберусь к нему. А потом приходит отрезвление: не будет ни того ни другого. Ничего из того, чего я боюсь и желаю одновременно.
– О чём задумалась? Отпуск не пошёл впрок? – медсестра Люба, лет на семь меня старше, была любопытной, но беззлобной. Мы с ней часто дежурили вместе.
– Нормально прошёл.
– А куда ездили, если не секрет?
– В Беларусь.
После моего исчезновения на работу по электронной почте в отдел кадров пришло заявление на очередной отпуск. Это так Ледовский предусмотрел, чтобы паники не было.
Позвонили моему отцу, тот подтвердил мой отпуск по семейным обстоятельствам. Конечно, на работе подумали, что я просто зарвавшаяся и взбалмошная богачка, которая абсолютно не считается с графиком отпусков. Я объяснять ничего не стала. Пусть считают, некоторые стереотипы не переделать.
– Пойдёмте чаю попьём? – Люба была одной из немногих, кто относился ко мне без предубеждения.
– Пойдём. У меня бутеры есть.
– Вы какая-то другая стали. Мужчину себе нашли. Простите, что я вот так, без обиняков, можете не отвечать, но у меня глаз намётан. Три развода за плечами, как никак!
Я предпочитала отмалчиваться и отделываться полунамёками. К счастью, это было несложно: Люба была болтушкой.
Подробности своих разводов она рассказывала с удовольствием. С неким оттенком гордости: первый муж оказался пьяницей, второй – драчуном, третий – почти идеал. «Только баб любил», – вздыхала Люба.
К одной из соперниц третий муж и сбежал, с тех пор она недолюбливала всех женщин разом. Кроме некоторых, по её собственному признанию.
А вот когда к нам приходили мужчины, она делалась сама воздушность и любезность!
И вот сейчас, когда в половине двенадцатого ночи к нам позвонили, она встрепенулась, подобралась, как услышавшая звук трубы к атаки боевая лошадь. Тряхнула гривой, ой, нет, копной светлых волос – и отправилась к полуночному посетителю.
Наша ветклиника обслуживала разных людей. Цены были не сказать, чтобы очень дорогими, хотя в некоторых районах можно было найти подешевле. И всё же мы ценились за добросовестное отношение к питомцам клиентов.
Поэтому ночные визиты с раненым зверьём были не редкостью. Я и сейчас обрадовалась визитёру, не пришлось отвечать на допрос Любы о новом мужчине. Говорить о нём совсем не хотелось, напротив, мечталось забыть. Присвоить себе воспоминания о нём, но нашей случайной связи, о сексе, самом умопомрачительном, который я могла себе вообразить.
И я затолкаю эти воспоминания в пыльный шкаф памяти, чтобы потом, в одиночестве, редко, когда мне будет тошно от собственной правильности, доставать их и перебирать, как изъеденный молью пушистый воротник. Дотрагиваться до меха, вспоминая его прикосновения. Я оставлю себе иллюзию, что он тоже меня запомнил.
А я со временем совсем перестану узнавать его тяжёлый ледяной взгляд…
– Елизавета Евгеньевна, тут вас спрашивают, – Люба выглядела притихшей. Чего с ней почти не бывала. Так она дама бойкая, за словом в карман не полезет.
Значит, в приёмной ждёт недовольная посетительница. С ними по уставу ветклиники Люба предпочитала не связываться.
– Иду. Она там одна.
– Где? – удивилась было медсестра, но тут же поняла, о ком я. И совсем с лица спала. – Там мужчина. Он вас спрашивает, говорит, чтобы вы срочно вышли.
– Я его боюсь. У него такой взгляд, будто сейчас по горлу ножичком чик. – Люба заговорила шёпотом, а я всё не двигалась с места.
Ноги не слушались, руки затряслись. А в голове теснились мысли, одна хуже другой: это он, конечно, он, больше некому. Он снова нашёл меня, но зачем? Опять увезти в другую страну? Не поеду.
Как не поехать? Как ему не подчиниться? Даже если рядом нет амбалов в чёрных костюмах, я всё равно пойду за ним. Буду себя оправдывать страхом, обстоятельствами, много чем, но пойду. Из любопытства. Нет, снова вру. Врать пошло, а я вру. Всем вру и самой себе.
– Но я рядом буду, вы не бойтесь, если что, тревожную кнопку нажму.
К счастью, моё замешательство Люба истолковала по-своему.
– Он один?
– Нет, Елизавета Евгеньевна. С ним бультерьер молодой. У нас вроде недавно не был, я бы запомнила. Такой тигрового окраса, породистый, дорогой и холёный.
Услышав про Самсона, я встрепенулась и, наконец, поднялась на ноги. Профессиональный долг позвал, и просто я была к этому кобелю неравнодушна. Больше, чем к кобелям на двух ногах.
– Он ранен?
– Нет, вроде. Но если что, я рядом. И тревожная кнопка. Елизавета Евгеньевна, что с вами? На вас лица нет.
Люба была по-женски проницательной. Жалостливой, доброй, поэтому к ней липли мужчины, в поисках тепла, ласковых всёпрощающих рук и смешливой натуры.
А я никогда не могла смеяться просто так, радуясь сегодняшнему дню. А огорчаться умела.
– Давайте условимся. Вы мне говорите: «Дайте мне скальпель», а я уж нажму!
Всё это я слушала вполуха, ноги сами несли меня к нему. Что я скажу?
– Здравствуйте, Елизавета Евгеньевна, а мы, вот, к вам. Узнали?
– Узнала, Яков… простите, не знаю, вашего отчества.
– Просто Яков. Для вас. У меня тут бультерьер.
Я старалась не смотреть на этого светловолосого обходительного «профессора», как я окрестила его ещё в нашу первую встречу, мне от его внимания было не по себе. И всё же я радовалась, что не ошиблась в предположениях. Почти не ошиблась.
Самсон в строгом ошейнике и наморднике неистово вилял толстенным хвостом и поскуливал. Потому что его не пускала ко мне железная рука в бархатной перчатке.
– Что с ним? Проходите в смотровую. Надо заполнить документы, вет. паспорт на собаку имеется? Прививки, чем болел?
Этот деловой тон окутывал меня бронёй, я за ним пряталась от волнений, мыслей, от разочарования.
В смотровой я отдала документы Любе, и она принялась щёлкать клавишам клавиатуры
Яков поставил Самсона на стол для осмотра и тихо шепнул мне:
– Велено передать, чтобы вы собаку пока себе оставили, Елизавета, – Яков как бы случайно дотронулся до моей руки большим пальцем, надавив на тыльную часть кисти. – Дня на два, не больше.
13.1
В другом бы случае я отдёрнула руку и отвечала холодно. Этот Яков пугал меня, было в нём что-то от маньяка, с вежливой обходительностью и изящными движениями потрошившего своих жертв. Стоящего над растерзанными телами и декламирующего стихи, например, Есенина.
Но теперь я просто стояла и смотрела на него, как бы не понимая, о чём он говорит.
– Вы слышите меня? – так же мягко и вкрадчиво переспросил Яков.
– Елизавета Евгеньевна, может, вам скальпель подать?
Люба, верная Люба, женским чутьём чуяла неладное и предлагала вызвать охрану.
– Нет, пока не нужен.
– Уверены?
На лице Якова появилась противная ухмылка, но тут же спряталась за вежливой, даже робкой интеллигентностью. Меньше всего я бы хотела оказаться вот с таким чудовищем, носящем личину человека, в тёмном переулке. Даже если у меня в руках нож или перцовый баллончик, а у него ничего, кроме папки с документами!
– Уверена, – бросила я и посмотрела в светлые глаза Якова: – Что случилось с собакой? Когда я последний раз видела его, он был здоров.
Сказала это специально. Пусть тот, кто его послал, не думает, что я краснею при мысли о недавнем прошлом. Моей вины в похищении не было. И во всём случившемся позже тоже.
Яков пожал плечами.
– Док, смотрите сами! Всё, что было велено, я передал. Разрешите откланяться.
И с такой же вкрадчивой, тихой вежливостью повернулся и вышел.
Люба сидела ни жива ни мертва, смотрела то на меня, то на дверь, в проёме которой испарился Яков, а потом подобрала с пола нижнюю челюсть и деловито спросила:
– И что с собакой? Это ваш знакомый?
Я молчала и гладила Самсона, который совсем не огорчился, что Яков ушёл. Посмотрел равнодушно ему вслед и громко фыркнул. Мол, что с него взять, человек!
– Тот самый, Лиза, да?
Я даже рассмеялась и расслабилась. Впервые с того момента, как увидела Якова на пороге клиники.
– Нет, не он.
– Вроде симпатичный такой, вежливый. А мороз по коже.
– У меня тоже.
– Так, а с собакой что делать?
– Для начала – осмотрю. А потом домой заберу. Ты же не против? Правда, у меня уже Мурзик дома.
Да, это была проблема. Одноглазый кот давно облюбовал мою двушку и вряд ли охотно примет опасного соседа. А бультерьер, пока я буду на работе, от него и клочка шерсти не оставит.
– А я могу его к себе взять. Кота, конечно, не собаку, – внезапно предложила Люба.
Я посмотрела на неё с удивлением. Животных мы все любили, иначе бы здесь не работали, но взять на себя заботы о животинке вне работы – это уже определенный вид ответственности.
– А что? – кивнула Люба и подмигнула Самсону. – Мне одной скучно, пусть поживёт. Этот мужчина в постель не залезет.
– Очень даже залезет, ещё и шерсти накидает!
Так, первым делом надо было осмотреть собаку. К счастью, поверхностный осмотр показал, что с булькой всё в порядке. Я быстро сделала УЗИ, пёс, поддерживаемый Любой, лежал смирно, только косился на датчик в моей руке.
– Я здесь покараулю, можете прогуляться в кустики, – Люба была сама любезность. – Обход стационарных вы сделали.
Рано утром, сдав смену, мы с моим новым питомцем и Любой, отправились ко мне. Переноску для кота я купила по дороге, так что теперь оставалось передать его новой маме, временно, разумеется, а самой познакомить Самсона с моей берлогой.
Всё прошло гладко. Кот лениво посмотрел на новую «маму», раз недовольно мяукнул и затих в переноске. А мы с Самсоном начали обживаться.
Сразу убрала обувь, на всякий случай, Самсон пока бегал и обнюхивал углы нового жилища, я заказала клетку в интернете. Иначе пока меня нет, он тут от ремонта камня на камне не оставит. Конечно, отец даст мне денег на новый, поворчит, что трачу жизнь на блохастых, но даст, и всё же я каждый раз испытывала унизительное чувство нищего, живущего подаяниями у церкви.
Таковы правила: не можешь сам заработать – терпи нравоучения, благодари дающую руку. Я и просила, благодарила.
И искала способы повысить доход. Но ветеринарным врачом много не заработаешь. Не столько, чтобы оплачивать дизайнерские ремонты, а отец тут был категоричен: его дочь не будет жить с ободранными обоями.
Ещё партнёры по бизнесу прознают – засмеют.
Или унизят, что ещё хуже!
Мобила пару раз пиликнула сообщением, но я не смотрела, решив, что сделаю это после. Булька крутился в моей комнате и уже примеривался к полке, где стояли деревянные статуэтки в виде слоников, которые я привезла из Тая.
Надо будет и косточку заодно купить.
И новый поводок.
Рука потянулась к мобильнику, и я увидела сообщение, что некто перевёл мне довольно внушительную сумму.
За этим последовало другое сообщение: «Заберу собаку через два дня. Будь готова».
– К чему? – спросила я, но внутри разлилось тепло.
Несмотря на усталость после ночной смены, мне вдруг захотелось гулять и пить горячий американо на ходу. Смотреть на безразличные лица прохожих и каждому улыбаться.
Но, конечно, я вовремя себя одёрнула. У меня нет повода для щенячьей радости. Булька есть, а повода радоваться его хозяину нет. Когда он придёт, я обязательно спрошу:
– С чего ты решил, что можешь вот так распоряжаться моей жизнью? Я тебе не Милана Олеговна, не твоя рабыня или наложница.
Нет, этого говорить, пожалуй, не следовало. А то внизу живота захлюпало.
Что я за шлюха такая? Он вообще-то враг моей семьи, блядь!
Я бросила шариковую ручку об стену, и Самсон, решив, что это такая игра, бросился подбирать её и принёс мне, усилено виляя хвостом.
– И мячик тебе куплю. Не сидеть же нам без игры все дни, пока твой хозяин где-то шастает!
В тот день звонков от Дмитрия не было. А я ждала! Дура, конечно, но ждала. Думала, захочет объясниться. Самсон – пёс здоровый, к чему бы ему менять место жительства с просторного загородного дома на вот московскую квартиру без веской причины?
Я уже голову сломала, как мобила ожила. Это было под вечер первого дня. Но это звонил не Ледовский, а мой отец.
Как обычно, с претензиями и обвинениями.
– Ты в курсе, что Соня чуть в больницу с угрозой прерывания не угодила?
– С чего бы мне быть в курсе? Хочешь сказать, из-за меня?
– А из-за кого, Лиза?! Ты, блядь, не ценишь добра, как и твоя мать!
Дальше слушать я не стала. Крикнула в трубку, чтобы перезвонил, когда успокоился, и отрубила мобилу. Совсем. Выключила на ночь.
Понимала, что чревато, что через час или полтора надо ждать гостей.
Впрочем, может, и минует. Отец успокоится, его благоверная перестанет истерить, и всё вернётся на круги своя. Мы с папой займём положение настороженного нейтралитета, а с Соней останемся в состоянии холодной войны.
Около десяти вечера, когда, прогуляв Самсона, я заснула на диване перед телевизором, раздался звонок в дверь.
Не миновало. Отец решил устроить мне промывку мозгов.
Самсон угрожающе зарычал. Я загнала его в спальню и отправилась открывать дверь.
Глава 14
Глазка в двери у меня никогда не было. Я считала эту меру предосторожности пошлой и стариковской привычкой. К тому же прекрасно знала, что от бандитов никакие замки не спасут.
А от моего отца и двери тоже. Да и по-детски это – прятаться, будто мышь в норке. Ну беременна его жена, так мне что того?! Обидно, что вот теперь Соня будет считать себя полноправной хозяйкой, так я давно смирилась, что она заняла место моей матери подле отца. Не она, так кто-нибудь ещё. Умнее и хитрее.
Какое-то время я стояла возле двери, не в силах заставить себя открыть. Казалось, что вот сейчас я закрою глаза, и всё пройдёт. И отец решит, что меня нет дома. Я не хотела скандалов.
Совсем. У меня не было на них ни желания, ни сил.
Но звонок повторился. А потом ещё один, сердитый, отрывистый. Отец с силой вдавил кнопку звонка, ему не терпелось предъявить мне претензии, продолжить тот неприятный разговор и доказать самому себе, что это я неблагодарная дочь.
Если примется скандалить, выпущу Самсона. Отец не любит животных, а собак ещё и побаивается.
– Иду! – крикнула я, отойдя на несколько шагов назад. Скажу, что спала, вот и не сразу открыла.
Щёлкнул один замок, потом второй. И вот я медленно открываю дверь, а за ней стоит совсем не отец.
– Ты?
Я беспомощно таращусь на него, во рту пересохло, а сердце пропускает удары. Не может того быть.
– Пропусти!
Он мягко отодвигает меня и входит в мою квартиру. Одетый в чёрное: брюки и водолазку, и как по канонам, как по книгам и эротическим фильмам, я замечаю у него лёгкую небритость. Она так идёт ему, мне хочется дотронуться рукой до его щеки, чтобы он поймал мою ладонь и принялся её целовать…
Но вовремя одёргиваю себя. Он здесь не за этим. Я не позволю ему снова ворваться в мою жизнь, чтобы, сказав на прощание гадость, он снова исчез. А я бы ждала продолжения.
– У меня твоя собака.
– Знаю.
– Зачем ты мне его оставил? Пёс здоров.
Вон он поскуливает у двери. Почуял хозяина и готов повизгивать от восторга, от тоски, от радости вновь наступившей встречи. Будет вилять хвостом и всячески показывать, что готов на всё, лишь бы угодить. Совсем как я.
И совсем не так.
Я постаралась найти в себе силы посмотреть ему в глаза и не растечься лужицей у ног.
– Возможно, хотел найти повод тебя навестить. Не пригласишь в комнату?
Ну всё! Я прислонилась спиной к двери, чтобы ноги не подвели. И ещё мне было важно, чтобы он это не заметил.
В его глазах я читала лёгкую насмешку и что-то ещё, такое тёмное, как гладь озера. Оно выглядывало, таращилось на меня, проверяя, гожусь ли. Для чего, дьяволу лишь известно.
– Проходи. Могу сварить кофе, всё равно собиралась.
Что за чушь я несу? Конечно, кофеварка у меня имеется, я ей пользовалась, но с чего это я решила изображать из себя радушную хозяйку? Ответ очевиден: чтобы дать себя время привыкнуть, что он сейчас в моей комнате. Я могу войти, протянуть руку и дотронуться до его, но не сделаю этого.
Он сел на мой диван и принялся играться с Самсоном, который разве что из шкуры не выпрыгивал, лишь бы показать радость.
А я отправилась варить кофе. Я вообще не знаю, какой вид он предпочитает: американо, эспрессо, латте. Нет, пожалуй, без молока. Крепкий, чёрный, бодрящий.
Мне и самой не помешает свежая голова.
Я дотронулась до волос и поняла, что даже не причесалась. Плевать! Пусть на Милану свою любуется. Может, так и лучше, я по-домашнему, обычная девчонка, которая умеет варить вкусный кофе. Это я умела. А больше – ничего такого. Чего бы ни смогла ему дать Милана.
Чёрная королева и чёрный король.
Я вскрикнула от боли. Сама не заметила, как подставила палец под струю кофе. И второй раз вздрогнула, когда он внезапно оказался рядом и осторожно повернул обожжённую ладонь к себе.
– Задумалась?
– Да, пройдёт.
Я высвободила руку и, не глядя на него, повернулась к шкафчику, где хранила лекарства. Пауза затянулась, я спиной чувствовала его взгляд, мне казалось, что он тоже должен испытывать неловкость. Нам и поговорить не о чем. Или надо беседовать так долго, что и ночи не хватит.
У меня в голове крутились вопросы: зачем ты здесь? Задумал через меня отомстить моему отцу?
– Пойдём уже.
Он взял у меня поднос с двумя чашками и понёс в гостиную. Я шла следом и любовалась его широкой спиной, линией роста волос на шее. На чёрной водолазке на его плечах не была и следа упавшего волоса или перхоти. Я поймала себя на мысли, что он слишком идеален, если не считать, что бандит.
Вероятно, ему и убить человека – раз плюнуть!
– Так что всё это значит?
Я села на диван так, чтобы его видеть. Возле маленького столика крутился Самсон и отчаянно вилял толстым белым хвостом, пока Ледовский не отогнал его жестом. Собака мгновенно подчинилась. Ему все подчинялись, а я не стану. Не до конца.
– Я подумал, что стоит объясниться.
– Я слушаю.
И снова утонула в его глазах. Хотелось просто смотреть и слушать, кивать время от времени, ничего не говоря. Исходило что-то такое властное от Дмитрия, что заставляло верить ему и подчиняться. И бояться его гнева, хотя он не повышал голоса.
– Я пришёл, потому что захотел.
Кивнула. Понятно.
– И собаку тебе оставил, чтобы проверить, захочешь ли ты её принять. Пойдёшь ли на мои условия без объяснений. Могу ли я тебе доверять?
– Я прошла тест? – улыбнулась я. – И что дальше?
Я погладила Самсона, устроившегося у моей ноги, по голове.
– Это не означает, что я выполню любую просьбу. Или приказ. Но оставить Самсона в клинике я не могла, у пса и так был стресс, что его бросили. Пришлось временно пристроить кота.
На этот раз я получила кивок. Он продолжал сидеть, попивать мой кофе, к которому я забыла поставить сахарницу. И внимательно смотрел на меня, изучал моё лицо, и мне нравилось, что он смотрит. Не отводит глаз, наверняка даже в таком домашнем виде, находит во мне некую привлекательность.
– Что тебе от меня нужно? – выдохнула я, ловя себя на том, что мысли снова утекли не туда. Я уже начинаю думать, останется ли он у меня на ночь или уйдёт сразу после?
И зачем, скажи, Лиза, на милость, тебе опять это после?
Чтобы влипнуть сильнее, чем сейчас? Чтобы уже ни на каком аркане из болота, из зыбучих песков этих тупиковых отношений, не вылезти?
– У тебя бывают выходные? Мне нужно два дня. Или три.
– Да, я свободна до пятницы. Но ты не объяснил.
– Тогда собирай вещи. Я приглашаю тебя в тёплые края. Обещаю, тебе понравится.
