Текст книги "Я тебе не враг (СИ)"

Автор книги: Агата Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Ледовский

Я знал, что ситуация с похищением обойдётся недёшево, но был к этому готов.

А потом встретился с его дочерью лицом к лицу и понял, что чутьё не подвело. Надо будет скорее от неё избавиться.

На фотографии Елизавета была совсем другой: холодной, строящей из себя опытную стерву, а в жизни – трогательно-нежной, едва распустившейся бутон.

Но не восторженной дурочкой.

Интересно, каков этот бутон под пальцами, когда я разотру его лепестки в порошок!

– И всё же я его дочь, – сказала она с каким-то надломом, словно хотела добавить: исправить бы это!

Я давно не видел таких глаз: тёмно-синих, почти чёрных, взгляд настороженный и одновременно доверчиво-открытый. Умный, но не хитрый. Редкое сочетание.

Словно эта Елизавета с осанкой коронованной принцессы или, по крайней мере, особы голубых кровей, не терпела лжи и обмана.

И пыталась держаться из последних сил. Пытайся, девочка, но у тебя ничего не выйдет!

– Пойдёмте, – произнёс я и почувствовал, что с каждой секундой мне всё это не нравится ещё больше. Она не нравится.

Другая бы на её месте съёживалась от страха, помалкивала, больше слушала, а эта вела себя так, будто всё слушавшееся – досадные неприятности, которые вскоре разрешатся, и она сможет вернуться в обычную жизнь.

И не намёка на то, что она готова на многое, чтобы заслужить мою милость!

– Его зовут Самсон, – я погладил собаку, наблюдая за девушкой так, чтобы она того не поняла.

Лицо незнакомки, а пока она была для меня тёмной лошадкой, просветлело, а на губах появилась улыбка.

Не такая робкая попытка изобразить вежливость, которую она проявляла за столом, а настоящее проявление радости. Так встречают милого друга или радуются солнцу после долгой зимы.

Лиза наклонилась погладить пса, который, стервец этакий, даром, что ли, кормлю, тут же завилял хвостом. А потом повернула голову в мою сторону, и улыбка побледнела, померкла. Она заметила мой взгляд и сразу надела холодный панцирь.

Что ж, милая Лиза, ты ещё будешь улыбаться мне и молить о пощаде. Дай срок!

– Он глупый, – подала голос Милана, и я посмотрел на неё так, что больше она ничего не сказала.

Прекрасно понимала, что не люблю, когда проявляют тупую, дуболомную инициативу. Особенно если из себялюбивых побуждений.

– Он слишком добр, но я к нему привязан, – под взглядом Миланы я обратился к Лизе, и та снова удивлённо подняла брови, словно хотела сказать: «Вы? Неужели вам знакомы привязанности?»

– Побудьте здесь, Виктор проследи, – бросил я одному из помощников в доме, и кивнул Милане. Подметил, как вспыхнул огонь в её тёмных глазах, но сейчас мне было не до того.

После, может быть, потом. Милана прошла со мной долгий путь, я уважаю преданных соратников, тем более когда их так сложно найти, и сейчас мне была необходима её верность.

– Что ты себе позволяешь? – спросил я холодно, когда за нами закрылась дверь библиотеки. – Держи эмоции при себе.

– Прости, я обидела твою собаку, – улыбнулась она виновато и подошла ближе, заглядывая в глаза. Жаль, хвоста нет, тоже бы вильнула и лизнула руку. – Не хотела.

– Хотела. И дело не в собаке, – я перехватил её руку, пытавшуюся погладить меня по лицу. – Терпеть не могу, когда ты врёшь. Думаешь, не вижу?

Она поджала алые губы и прошипела:

– И я не слепая. Зачем ты притащил её сюда?

– Ты знаешь.

– Я не об этом, Дим. Не надо держать меня за дуру! Я видела, как ты на неё смотришь!

Я отпустил руку Миланы и отошёл к столу, наблюдая за тем, как она приглаживает волосы и кривит губы. Не знай я её так хорошо, подумал бы, что собирается заплакать.

Но я знал Милану ещё тогда, когда она носила другое имя и вела жизнь актрисы столичного театра. У неё выверена каждая эмоция, строго отмерена и дозирована, чтобы придать перчинку, но не переборщить.

Это я в ней и любил. Она всегда думала разумом, а не разбрызгивала сопли при каждой ссоре. И не истерила, пока того не требовал сценарий.

Знала всё и принимала правила игры. Приятный, восхитительный партнёр по жизни.

И умела хорошо трахаться.

– Думаю, тебе стоит поехать куда-нибудь дня, скажем, на три. Выбирай любую точку мира, – произнёс я, закуривая сигарету, и снова наблюдая.

Не согласится, но поймёт, что в любой момент может быть отстранена от дел. Испугается, затрепещет и будет покорной.

– Из-за неё меня убираешь? – улыбка Миланы стала злой. Хищной. – Думаешь, трёх дней тебе хватит? Впрочем, она ломаться долго не будет.

– Из-за неё. Не хочу, чтобы ты спутала мои карты. Знаешь, я этого не прощу даже тебе.

Она стояла, скрестив руки на груди, и, затушив сигарету, я подошёл, чтобы обнять Милану. Она сразу обмякла и прижалась ко мне, задрожав всем телом.

Заискивающе принялась целовать лицо, шею, и я почувствовал возбуждение. Мой член всегда откликался на ласки этой стервы.

– Прошу, обещай, что она… уйдёт, что не задержится, – выгнулась она и облизала губы остырм розовым язычком. Обещание доставить особые удовольствия.

– Дольше двух недель это дело не продлится. Вяземский отдаст документы, дочь у него единственная.

– И красивая, – протянула Милана и обвила мою шею руками. Уткнулась в шею, еле касаясь губами. – В твоём вкусе. Но я красивее.

Провокация. Скажу, что нет, Лиза некрасива, поймёт, что вру, подтвержу – затаит обиду. Милана умела мстить, делала это почти ювелирно.

Мы сблизились на почве возмездия её мужу. Я помог Милане стать собой. И вдовой.

От неё пахло гвоздикой и жасмином. Миррой и ладаном. Я любил этот её запах, дурманящий и одновременно приводящий в чувство.

– Это неважно, Корица, – прошептал я, подсаживая ей на стол. – Думай о деле и о нас. Не о ней.

– И ты не думай о ней, – Милана обхватила мою голову руками и с мольбой посмотрела в глаза. На миг она стала хрупкой и ранимой, почти стеклянной, как в тот миг, когда пришла ко мне за помощью. Много лет назад. – Пожалуйста!

Даже голос дрогнул. Я бы поверил, но давно не верю никому. Даже ей.

Больше мы не разговаривали. Диалог получался бессмысленным, значит, и не стоило терять на него время.

Я с силой ворвался в её рот, смял губы, размазывая алую помаду, и поймал себя на мысли, что хочу услышать запах той, посторонней.

Как она будет принимать мои поцелуи?

Алиса, попавшая в моё Зазеркалье, из которого не все выбираются обратно.

Милана откинулась на вытянутых руках и отдалась мне со страстью, слишком некрасивой, чтобы быть театральной. Я трахал её энергично и жёстко, как она всегда любила, Милана была узкой и влажной, податливой как воск. Мы с ней идеально подходили физически.

Она текла, стоило моему члену прикоснуться к ней, насаживалась на него, кричала и царапалась, обзывала меня, награждая пощёчинами.

И насаживалась на мой член, обхватив меня ногами.

Кончил сразу после неё, после того как она выкрикнула моё имя. Слишком громко, чтобы было слышно снаружи.

Она решила меня переиграть.

– Ты уезжаешь на неделю. В Рио-де-Жанейро сейчас прекрасная погода, – сказал я ей, когда мы оделись.

И отвернулся к окну, чтобы снова закурить.

– Думаешь, тебе хватит недели? – шикнула она, но я понял: сейчас заплачет. По-настоящему.

Если бы я оглянулся, то увидел бы, как дрожат её руки и губы, как она торопливо застёгивает верхнюю пуговицу идеально белой рубашки.

– Тогда на десять дней. Получи у Виктора билеты и карточку на расходы.

– Зачем ты так со мной? – теперь Милана взяла себя в руки и попыталась думать головой, а не тем, что между ног. – Я всегда была предана тебе.

Она подошла и прижалась к моей спине. Я погладил её по холёной руке и мягко высвободился.

– Это дело много для меня значит, Милана. Если испортишь что-либо из-за глупой ревности, я не забуду тебе этого. Приятного отдыха!

И, застегнув ворот её рубашки, избегая смотреть в заплаканные глаза, и вышел, махнув на прощание.

Теперь меня ждала другая встреча. И другой разговор.

2.1

– Вы не против прогуляться по саду сегодня вечером? Часов в девять? – спросил хозяин, вернувшийся в тот момент, когда я сидела на диване в просторном холле и игралась с Самсоном.

С детства я легко находила общий язык с животными, а с собаками в особенности. Отец никогда не разрешал заводить животных дома, хотя мы не жили в стеснённых условиях.

Поэтому и мой выбор профессии он не одобрил. Но здесь у меня уже была возможность настоять на своём.

– Не против, конечно, – ответила я вполне серьёзно, но так, чтобы хозяин не подумал, что я чем-то недовольна.

Условия у меня довольно вольготные, могли быть гораздо хуже, вот и не следует искушать судьбу.

Не стоит строить из себя обиженную, да и противостоять приказам хозяина дома я бы не посмела: ноги сами несли туда, куда он прикажет. Было в его голосе, обычном, с лёгкой хрипотцой что-то такое мощное, первобытное.

Если бы он жил в древние времена, мог бы быть жрецом. Не вождём, потому что ему не надо завоёвывать любовь, доказывать силу, а жрецом – проводником суровой воли Небес.

– В комнате вас будет ждать более удобная для прогулки одежда, – бросил он, и я покраснела, будто меня поймали на неприличной мысли.

К счастью, Ледовский вряд ли обратил на это внимание. Тихонько свистнув псу, он скрылся в недрах просторного дома. Самсон, виляя хвостом, засеменил вслед хозяину.

Я же осталась сидеть на диване, сложив руки на коленях и не имея в голове ни единой мысли. Слишком много мне удивляют внимания. Нехорошо это, чует моё сердце.

«Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» О любви, конечно, речь не идёт, это я понимала, но что от меня нужно Ледовскому? Как ему доказать, что ничего я о делах отца не знаю и знать не хочу!

– Пойдёмте, барышня, – охранник, которого звали Виктор, застыл в двух шагах от меня.

Он был ниже тех амбалов, которые доставили меня сюда, и производил впечатление человека, не лишённого приятных манер и интеллекта.

– Велено вас наверх проводить.

Я кивнула и поднялась, готовая скорее скрыться в комнате. И, как назло, на лестнице столкнулась с «Чёрной королевой».

Она как раз грациозно спускалась, на этот раз на женщине было красивое платье, более приличествующее даме из курортного городка на юге.

Едва посмотрела на меня с презрением и поджала губы:

– Не думай, что ты здесь надолго, девочка. Я вернусь, и ты будешь жалеть о том дне, когда попала сюда.

– Я уже жалею. И предпочла бы быть в другом месте. Впрочем, вам-то об этом и так известно, – парировала я и попыталась проскользнуть мимо, но королевишна ухватила меня за руку так крепко, что стало больно.

И дёрнула вниз, чтобы я обратила на неё особое внимание. В глазах дамы я читала если не ненависть, то что-то к этому близкое.

– Ты глупая, – выдохнула она мне в лицо и нахмурилась. – И ты дочь Вяземского. Поверь, от этого клейма не отмыться.

И оттолкнула меня так, что я чуть не улетела к перилам. Однако виду, что испугана, не показала.

Виктор стоял поодаль всё время нашего разговора, горничная ходила по второму этажу, пряча глаза. Никто тут не перечил «Чёрной королеве». Никто, кроме одного человека.

Но искать его помощи и защиты вот уж совсем не вариант!

Я поднялась на несколько ступеней вверх, чтобы меня не достали, и, обернувшись, произнесла вслед королевишне:

– Перестаньте злиться. Это прибавляет морщин и делает цвет лица жёлтым.

– Да кто ты такая, что смеешь со мной заговаривать первой? – фыркнула дама и посмотрела так, словно хотела подняться, надавать пощёчин, но не смела. Знала, что накажут.

Я уже не раз видела этот взгляд у моей мачехи, когда ответить ей было нечего. Не на ту напали, я привита от ядовитых женских укусов!

– Вот именно, кто? Тогда к чему все ваши угрозы? – спросила я холодно и, не дожидаясь ответа, пошла наверх, стараясь скрыть дрожь в руках и не раскраснеться так, чтобы это стало слишком заметно.

Отец сказал бы, что иногда, а под этим словом он подразумевал «во всех непонятных случаях», лучше не показывать гонору. А согнуть спину, иначе её могут сломать.

Но я не была глупой курицей, как за глаза звала меня мачеха, не вела себя как подросток, желающий оставить последнее слово за собой, мне просто было обидно.

До слёз, до невысказанных претензий. Я не цветок, которого можно перенести с одной почвы на другую, не кукла, которой всё равно, на какой полке сидеть, был бы шкаф непыльный! И я понятия не имею, что я здесь делаю!

Виктор проводил меня до комнаты и на прощание сказал:

– Вы это, не шибко там спорьте с Миланой Олеговной. Хозяин ей доверяет.

Мужчина хотел добавить что-то ещё, помялся возле двери, потёр шею, но потом передумал и вышел, аккуратно прикрыв дверь. В замке тут же повернулся ключ, отрезая меня от остального мира.

В книгах и фильмах героини нередко попадают в такую ситуацию, как я. Но там у них всегда находится нежданный помощник, или все вдруг проникаются к ней симпатией и отпускают на волю, ещё и денег дав в придачу.

А мне хотелось плакать. Я привыкла к недоброжелательности и колким выпадам, спасибо, мачехе, но той всегда могла ответить так, что девица, старше меня всего на пять лет, надолго замолкала в мою сторону, а тут это было чревато.

Что, если меня станут бить или просто однажды выстрелят в лоб, когда поймут, что я бесполезна?

От этой мысли начинало колотить. Хотелось принять горячий душ и успокоиться, но я опасалась сделать и это.

Вдруг кто-то придёт, пока я в ванной? Лишь почувствую себя ещё более уязвимой. Забраться бы под одеяло, зажмуриться и переждать грозу.

И всё же я не могла себе этого позволить. Надо быть умнее.

Итак, что Ледовскому нужно от моего отца? Я знала, что папа совсем не тот законопослушный делец, которым он хотел себя выставить.

Бывали в девяностых в нашем доме такие личности, которых потом показывали в новостях в криминальной хронике. И сразу после визитов, деньги у отца появлялись очень большие.

И всё же я не понимала, где и как он перешёл дорогу такому человеку, как Ледовский. Тут и дельцом не надо быть, чтобы понимать: от таких не стоит ждать пощады. Лучше выполнить, что они хотят и забыть обо всём.

У хозяина этого дома внешность и манеры Дьявола.

Ключ в двери снова повернулся и та же самая горничная с белёсой бровью принесла новый комплект одежды, наглухо закрытый в непроницаемом чехле. Посмотрела на меня искоса, как на опасное насекомое в банке, и вышла, не сказав ни слова.

Я снова осталась один на один с новой загадкой и на этот раз медлить не стала. Подошла к кровати, на которой лежал чехол и раскрыла его.

Внутри оказались джинсы, белая водолазка и приталенный жакет. Вещи дорогие, новые, разве что не с биркой из магазина.

Вскоре мне принесли и обувь: симпатичные кроссовки известной фирмы серого цвета. Почти стального. Как глаза Ледовского.

Пока я одевалась, то думала о своём главном тюремщике. Вот он пригласил меня на прогулку. Зачем? Чтобы не сбежала?

Чтобы поняла, насколько всё серьёзно?

Странно, но мне было это приятно. В его присутствии страх за будущее отступал, хотя по логике событий должно быть наоборот. И предстоящий разговор, хоть и вызывал во мне некое напряжение, всё же я ждала его с любопытством.

Всё лучше, чем мучиться неизвестностью. Так и время быстрее пройдёт, надеюсь, папа уже с ног сбился, выполняя требования похитителя.

Одежда пришлась впору. Вспомнила, как Ледовский сказал, что её для меня выбирала Милана.

«Чёрная королева», надо отдать ей должное, и вкус имела отменный. Но больше всего меня радовало другое: Виктор успел шепнуть, что она уезжает на десять дней.

Одним раздражителем и поводом для беспокойства меньше.

Без десяти десять меня позвали на прогулку.

2.2

– Добрый вечер! – кивнул Ледовский.

Он уже ждал меня в холле, и я снова испытала укол непонятного чувства. Когда надо собраться, подтянуться, не терять лицо, потому что этот человек не приемлет слабости ни в себе, ни в окружающих.

А ты ещё ничего не сделал, но уже вызываешь у него досаду. Так, мелкое насекомое, с которым приходится возиться.

На лице Ледовского был написан вежливый интерес льва к собачке, которую ему подсунули в клетку. И вот он не знает, стоит ли убивать её. Слишком она миловидна и безвредна, даже неинтересно.

Или не так: стоит ли убивать её сейчас или сначала поиграться?

И всё же, спускаясь по парадной лестнице, я чувствовала себя не пленницей, но гостьей. Приходилось одёргивать себя и напоминать, что это не так. Что это не кадр из романтического кино.

И этот мужчина, привлекательный, обходительный, может оказаться и наверняка окажется чудовищем.

– Добрый! – ответила я, ощутив себя напортачившей работницей перед строгим боссом.

Он был одет так, словно собирался на неформальный приём. Джинсы, рубашка, пиджак – всё сидело идеально, и это заставляло меня сомневаться в собственной неотразимости. Хотя какая, к чёрту, разница!

Однако удивительное дело, смотреть ему в глаза без того, чтобы мурашки бегали по спине, не получалось. Казалось, он спрашивает совершенно обыденную вещь, а слышит мысли, угадывает мои тайные намерения.

Сейчас у меня было одно намерение – сбежать. Вернуться домой и забыть об этом доме и о его хозяине, похожем на мага.

– Вы удивлены, что я позвал вас прогуляться? – спросил он сразу, как только мы вышли из дома и направились по дорожке вглубь сада, больше похожего на парк.

Я шла и старалась запоминать каждый изгиб дорожки, но мысли то и дело крутились вокруг собеседника. Да и отвлечься он мне не давал ни на секунду.

– Да, немного. Что вам от меня надо, Дмитрий Максимович?

Я старалась балансировать на грани холодной вежливости и благодарности за то, что не сижу в подвале на цепи. Главное – не поддаваться обманчивой галантности хозяина и всё время помнить, кто он, и кто я.

И что между нами не может быть даже вежливой ни к чему не обязывающей беседы. Всё это завуалированный ход против моего отца.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне и себе заодно, Елизавета. Бумаги, которые я прошу у вашего отца, – тут Ледовский усмехнулся. Ага, просит он, как же! – Они могут разрушить карьеру и жизнь одного из крупных чиновников в Москве. И, не скрою, возможно, это затронет вашу семью.

– Тогда почему я должна вам помогать? – выдохнула я и тут же прикусила язык.

«Ответ очевиден, глупышка, – говорил его взгляд. – Например, чтобы спасти свою жизнь».

– То есть, почему вы решили, что я могу как-то помочь вам получить эти бумаги? Думаю, отец и так отдаст их, потому как не захочет терять меня, – пробормотала я, опустив голову.

– Вы уверены в этом?

Нет, я совсем не была уверена. Не думаю, что мой отец вообще помнил о моём существовании, когда этого не требовали его планы. Он не был тираном или социопатом, просто предпочитал женщин исключительно в качестве любовниц.

Дочь – это хлопотно, затратно, это никогда не оправдывает вложенных ресурсов.

– Значит, не уверены, – кивнул Ледовский. Он шёл, засунув руки в карманы, но даже в этой небрежности скрывалась затаённая сила леопарда, обходящего свои владения.

– Я имею в виду, что для его дел крайне нежелательна репутация человека, принёсшего в жертву единственного ребёнка. Даже если она уже взрослая.

Я говорила растерянно, словно пыталась убедить в этом саму себя. Некстати вспомнилось, как пару лет назад он уговаривал меня для дела принять ухаживания одного его партнёра по бизнесу. Мол, тебе не составит труда водить его за нос, не давая никаких авансов.

Ага, судил по своей новой жене, должно быть!

Я отказалась, и отец только махнул рукой. А после, спустя полгода загорелся желанием женить на мне сына крупного чиновника, самовлюблённого мажора, который предложил мне «отсосать за знакомство». И искренне недоумевал, когда я послала его матом.

Он же мне самое дорогое хотел преподнести: себя и драгоценный член, на который все девки прыгали с визгом благодарности!

Словом, отношения с отцом у меня были сложными.

– Вы должны знать код к банковской ячейке, Елизавета. Той, где лежат эти документы, – внезапно сказал Ледовский, беспардонно вклинившись в мои мысли.

И заставил вздрогнуть от неожиданности.

– Я? Отец бы не стал говорить мне такие важные комбинации, – удивление было вполне искренним. – Мы никогда не обсуждали его дела. Я даже не знаю толком, в чём они состоят.

Во рту пересохло, я спрятала за спину руки, чтобы хозяин дома не заметил, как они дрожат. Нервно повела плечами, снова ощутив затылком порыв ледяного ветра.

В саду было тихо, где-то вдалеке журчал фонтанчик. В такой пасторали не хочется говорить о серьёзных вещах.

И всё же романтический фильм потихоньку начал превращаться в триллер.

– У меня есть сведения, и я им доверяю, что это не так, – настаивал Ледовский, вновь и вновь заставляя меня покрываться липким потом.

Вот перед глазами уже пробежали картинки, как из меня пытаются вытащить эти сведения! Есть множество способов заставить человека говорить, и все они негуманные. А я даже не смогу сдаться на милость победителя, потому что не знаю ни черта из того, что ему надо!

Надо было промолчать или попытаться пококетничать, но я никогда не была жеманной обольстительницей. Нечего и начинать!

Прикинуться жалкой тоже не вариант. Он не поверит и не пожалеет.

– Вы всерьёз думаете, Дмитрий Максимович, что я не сказала бы о ней вам, лишь бы только вернуться домой?

Мы остановились у резной деревянной скамьи, и хозяин жестом предложил мне присесть. Идеальная беседка для тайных признаний влюблённых! И как это контрастировало с той беседой, которую вели мы!

– Может быть, Елизавета, вы пытаетесь играть со мной в невинную девочку, не затронутую грязными делами своего отца. А может, и вправду не знаете. Или так думаете.

Внезапно он наклонился ко мне и двумя пальцами взял за подбородок, заставив задрать голову и смотреть ему в лицо. Его брови были чуть приподняты, а во взгляде читалось желание немедленно вытрясти из меня всё, что можно.

Я же только старалась не упасть до того, чтобы начать умолять и доказывать, что я ни при чём. Понимала: не поверит. Он никому не верит.

– Вы хотите от меня того, чего я не знаю, – выдохнула я и попыталась отодвинуться. Уйти в зону комфорта. Я не любила, когда меня вот так трогали.

Не вышло.

Ледовский всё смотрел на меня, как дьявол, пытающийся решить, нужна ли ему душа очередной грешницы, а потом нахмурился и отпустил.

– Доброй ночи, Елизавета! И подумайте над тем, что я вам сказал. Хорошенько подумайте!

Ледовский казался расслабленным и ухмылялся немного устало, словно слышал оправдания, подобные моим, много раз. И всегда это были лишь жалкие попытки уйти от правды.

А потом повернулся и пошёл обратно, а я осталась сидеть на скамейке и смотреть ему вослед. Идти следом я не собиралась, вернусь в дом чуть позже. Вероятно, за мной пришлют охрану.

А завтра… подумаю, что делать. Буду твёрдо стоять на своём, другого выхода всё равно нет.

Или буду искать иной выход.

И вскоре я поняла, что рассудила верно. За мной пришли.