Текст книги "Из Ро́ссии с любовью (СИ)"

Автор книги: Агаша Колч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19. Приглашение на свидание и явление домового

«Есть свидания, на которые ты мчишься сломя голову, и есть свидания, на которые ты никогда не придешь. И ты об этом знаешь». Секс в большом городе.

А у меня третий вариант: я ужас как не хочу идти на свидание, но придётся.

Весёлое совместное умывание слегка притупило чувство голода, но не насытило никого из нас. Пригладив волосы и оправив одежду, я прихватила корзинку и направилась на поиски пропитания. Чистота – залог здоровья. Как мультипликационный волк, воспитывавший телёнка, голосом Табакова говорил: «Детям чистота нужна! Ребёнки, они в грязи жить не могут», – это всё правильно и понятно, но и голодными дети быть не должны, выговаривала я себе, торопливо шагая в сторону симпатичных домов, живописно разбросанных между полянками, зарослями кустарника и деревьев без всякой симметрии или плана строительства.

– Мари! – окликнул знакомый мужской голос, отвлекая от самопорицания, которому я с упоением предавалась.

Андрэ вынырнул из кустов живой изгороди, покрытых молодой листвой. Чисто леший! Но присмотревшись, увидела, что парень идёт по узкой тропинке от небольшого дома, крытого черепицей. И не «вынырнул», а просто из-за поворота вышел.

– Добрый день, месье, – присела я в лёгком книксене. Хоть парень и ненамного старше меня, но лишний раз поприветствовать соседа лишним не будет. – Хорошо, что я вас встретила. Скажите, где тут можно продуктов купить? А ещё семян на посадку, для огорода. Я, как оказалось, не очень хорошая хозяйка и заранее обо всём не позаботилась.

– Моя матушка, как всегда, оказалась права! – засмеялся селянин. И приподнял объемную корзину. – Она мне так и сказала: «Пойди, отнеси новым соседям еды, а то помрут с голоду». Тут хлеб, сыр и молоко от нашей Рыжухи, немного масла и картошка. На сегодня вам хватит, а завтра рыночный день в соседней деревне, и я могу тебя туда отвезти, чтобы запаслась необходимым. Давай помогу донести корзину.

И не подумав спросить разрешения, подхватил меня под локоток свободной рукой и развернул назад к моему дому. Как я поняла, в диалог с парнем можно было не вступать. Он, как соловей, пел, не слушая других. Рассказывал обо всем: о корове Рыжухе, что даёт лучшее во всей деревне молоко, о том, что ещё пара-тройка дней – и надо будет сажать картошку, о том, что его матушка спит и видит, как он приведёт в дом невестку, о том, что на закате у пруда собирается молодёжь.

Особо не вслушивалась в малоинтересное повествование, только кивала и следила за тем, чтобы ветки кустов, растущих вдоль дорожки, не цеплялись за юбку.

– Хочу пригласить тебя, Мари. Пойдёшь? – после этих слов Андрэ остановился и замолчал.

– Куда? – опешила я.

– Так на гулянку… к пруду, – растерялся и собеседник. Должно быть, я отвлеклась и пропустила часть разговора, предшествующего приглашению.

– А… Эм… – как же мне хотелось отказаться. Резко, категорично, чтобы раз и навсегда отстал. Не до гулянок и флирта с соседом сейчас, но здравый смысл подсказывал, что парень обидится и может передумать везти на рынок. На себе, что ли, мешки с семенным картофелем тащить буду? – Спасибо за предложение, Андрэ. – Книксен. – Мне крайне лестно ваше приглашение и внимание. – Книксен. – Вот только я пока боюсь оставлять племянников надолго одних, тем более вечером. Им трудно привыкнуть… всё по-другому… Я обязательно пойду с вами, но позже. Обживёмся немного…

– Жаль… думал, что вот сегодня и пойдём, – вздохнул парень, протягивая корзину. – Ладно… Но завтра на рынок я рано за тобой заеду. Не проспи!

Сунув мне в руки тяжеленную кошёлку, он не прощаясь резко развернулся и с самым безразличным видом, насвистывая какой-то весёлый мотивчик, пошёл назад. И что это было?

В подарке соседей было много вкусного. Вот только картошка какая-то мелкая, но дареный клубень размером не попрекают. Зато сварится быстрее. А я пока нарежу хлеб и сыр, разолью по кружкам молоко и расставлю тарелки.

Дети активно помогали, то и дело поглядывая в сторону булькающего котелка, висящего на крюке над огнём. Проголодались, бедняги. Отвлечь надо немного.

– Друзья мои, завтра я поеду в соседнюю деревню на рынок… – начала я, но меня перебил Гильом:

– Мари, а как вы собрались куда-то ехать, если месье Эймери запер нас в границах этой деревни?

Я удивлённо уставилась на виконта, а он, подтверждая свои слова, ещё и покивал. Мамочка дорогая, как я могла забыть об этом дурацком условии?!

– Кипит, кипит! – закричала Авелин, внимательно наблюдавшая за очагом.

Кинулась к камину, чтобы сдвинуть котелок. Злость во мне кипела, как вода, в которой варился картофель. Вот о чем думал этот злосчастный воспитатель юных отпрысков графа, когда запирал нас на этом пятачке? Мы что, должны питаться чистейшим воздухом, яйцами и колодезной водой? Ах, да! Ещё есть подножный корм – листья одуванчиков.

Мало я свои честно заработанные последние франки готова потратить на закупку припасов, так мне ещё и не дают этого сделать. Будь моя воля, развеяла бы к чёртовой матери маразматика старого!

Вдруг пламя в очаге пыхнуло маленьким взрывом. Благо, что я уже котелок с картошкой на пол поставила, а то перевернулся бы, и вода, вступив в реакцию с огнём, да ещё при поддержке моего гнева, могла разнести камин по камушку.

– Мари!!! – дети вместо того, чтобы убежать или спрятаться хотя бы под стол, бросились ко мне. Авелин уцепилась за юбку, Инес прижалась к руке, а Гильом попытался заслонить собой от всех предполагаемых опасностей.

Детки мои! Обняв их насколько рук хватило, я по очереди почмокала каждого куда дотянулась, во что подвернулось. Гильома в ухо – а нечего уворачиваться, Инес в щёчку – сама подставила, Авелин в макушку – ниже неудобно наклоняться было.

– Мадемуазель Мария, я же говорю, что вы маг! А магам необходимо строго следить за своими эмоциями. А то вон как получилось, – Инес с опаской покосилась на пустой погасший камин. Ни дров, ни углей не осталось. Всё выгорело в мощной вспышке, подпитанной моей злостью. М-да…

– Давайте с моими способностями позже разберёмся, а сейчас будем обедать, – перевела я тему в более понятное русло. Маг. Скажут тоже…

Хорошо сварившиеся клубни чистить не стала, просто разложила по тарелкам, расплющила ложкой, поверх кусочек масла положила и немного посолила. Никто нос не морщил от простой еды и не капризничал. Наработавшись и набегавшись на свежем воздухе, дети ели с завидным аппетитом.

Жуя вкуснейший хлеб с сыром, я вдруг вспомнила, что надо ещё одно дело сделать. Не помню, привечали ли домашних духов во Франции в моём мире, но бабуля учила, что задобренный домовой – это покой в доме. Сделаю на всякий случай.

Выбрав в разномастном наборе посуды самое нарядное блюдце, я положила на него ломоть хлеба и, призывая воспитанников к тишине, приложила палец к губам. Поставила подношение за камин в дальний угол, предварительно смахнув там пыль и паутину, и сказала:

– Уважаемый хозяин дома, прими наше угощение. Хотим подружиться тобой и стать добрыми соседями.

Кажется, в привечании домовых были какие-то особые слова, только я их не знала, да и говорила на франкском, а не по-русски. Не уверена была, что смогу точно перевести и передать ту душевность, что знающие люди вкладывают в наговор, стремясь показать уважение и почтение к домашней нечисти.

Даже шаг малый не успела сделать назад, как увидела материализовавшегося невесть откуда старичка. Взъерошенный, чумазый, замызганный… чисто Кузька из мультика. Схватил ломоть, вжался в него лицом, вдыхая аромат свежего хлеба, и пробормотал едва слышно:

– Дождался.

Через несколько минут дедушка Жюль, занявший место за столом рядом с Гильомом, маленькими глотками отпивая молоко и отщипывая по крошечке от подаренного ему ломтя, рассказывал:

– Знаю я хранителя замка… знаю. Он самый старший над духами долины. И командует нами, когда нужда есть… И теми, что в домах живут, и теми, что за водами следят, и теми, что живность опекают и поля охраняют. Над луговиками и лесовиками тоже он главный. Как повелит – так и будет. Жестокий, говоришь? – покосился на меня домовой. – А нельзя ему иначе. Распустятся людишки, традиции забудут, труд уважать перестанут, себя потеряют. Что тогда с графством будет? Не дураки, согласен, но наставник каждому нужен. Вот ты чему юнцов учишь? Правильно, заповедям и уложениям всяким. А как бы они их узнали, как бы в привычку приняли, коли ежедневно не напоминала бы? Зачем ему самому всем заниматься? Мы на то есть… Поощряем, помогаем, когда человек делает правильно, и наказываем, когда поперёк творит. Да просто… Ленится, к примеру, хозяйка за животинкой ухаживать, слова доброго не скажет, горбушки солёной не подаст никогда – вот и случается с ней всякое… То в лепёху коровью ступит, то споткнётся на ровном месте и ведро с молоком разольёт, то на грабли наступит. Ежли задумается, что неспроста такое, да меняться начнёт к лучшему, наладится всё. Ну а коли совсем глупая, то и похуже чего случится может… Деток же наказывают, когда они шалят? Так и мы приставлены за порядком следить и помогать тому, кто сам не ленится. Вот вы, вижу, уборкой занялись, животинку обихаживать стали, так и я вам помогу. – Жюль допил молоко, смёл со стола крошки в ладонь, забросил их в рот и хитро уставился на меня. – Слышал, ты на базар собралась? А зачем? Семена нужны на посадку… угу… Ещё что? Крупы, масло, сыр, приправы разные… ну да, ну да… Ленты, бусы, кружева? Нет? – домовой огладил бороду и внезапно стал моложе, чище, благообразнее. – В дому всё есть. Не надо никуда ехать да запреты нарушать. Пошли покажу…

Старичок спрыгнул со стула и колобком покатился в тот угол, где всё еще лежали не до конца разобранные вещи. Остановившись около кучи, Жюль пару раз хлопнул в ладоши, и мы с величайшим удивлением смогли наблюдать, как поначалу нехотя, а потом всё быстрее и быстрее предметы сами собой разлетелись по дому, занимая положенные им места: на полках, в сундуках, и на крючках, вбитых в стену.

Пустое пространство оказалось больше, чем виделось, а самым странным было то, что за упавшим со стены ветхим пыльным гобеленом открылся проход. Каморка папы Карло, нарисованный очаг и золотой ключик… – усмехнулась я, но шагнула следом за домовым.

Глава 20. Драконий язык и письма

«Письмо требует времени и обдумывания и помимо того, что оно вечно, оно еще и личностно, его можно много раз перечитывать и сохранять. К тому же почерк». Анатолий Тосс. Фантазии женщины средних лет.

Да если бы я своё письмо обдумывала, то никогда бы не написала!

– Значит, теперь мы не будем в земле возиться? – с затаённой надеждой спросила Инес после экскурсии в кладовую.

Запасы впечатлили. Лари, полные муки, мешки с крупами, горшки со смальцем и мёдом, мешочки с сушёными фруктами и травяными сборами для чая. Сыры, ветчина, копчёности и соления.

Вот только овощей почти не было. А это значит, что, если мы не озаботимся выращиванием растений, то рацион наш не будет сбалансированным. Пришлось тут же читать лекцию о пользе разнообразного питания, необходимости витаминов и клетчатки для организма.

– Поэтому сегодня мы заканчиваем уборку в доме, а завтра с утра, пока солнышко не начнёт припекать, будем заниматься огородом, – озвучила я планы на ближайшее будущее. – Семена свёклы и моркови нашлись, картошки есть немного, лук можно посадить и чеснок. Вдруг ещё что-то полезное на грядках найдём.

Объявить-то объявила, но энтузиазм моих помощников иссяк. Если поначалу они в охотку занимались новым для себя делом, то после обеда заскучали. Тогда я предложила им игру. Обучающую, конечно, – что бы с нами ни случилось, но в первую очередь я гувернантка этих замечательных детей.

– Скажите, сколько языков вы знаете? – спросила я, взяв в руку тряпку для пыли.

– Ро́сский и франкский – два, – быстрее всех ответила Авелин. Она, несмотря на то что была моложе брата и сестры, старалась во всём быть первой.

– Я ещё немного лигурийский знаю, – слегка смутившись, сказал Гильом. – Матушка моего приятеля Жана – лигурийка. Она уже больше пятнадцати лет в замке живёт, а на франкском почти не говорит, хоть и понимает всё. Я, когда к ним заходил, то здоровался с тётушкой Аденой на её родном языке, спрашивал, как дела, желал хорошего дня и успеха в делах. Ну и всякое такое… житейское. Вообще-то это почти забытый язык, отец не советовал тратить время на его изучение, но я и не учил специально. Оно как-то само получалось.

Слушала мальчика в полнейшем изумлении. Надо же, настоящая лигурийка в замке живёт! Я читала, что в нашем мире народ этот растворился в испанцах и французах много сотен лет тому назад. Память о языке осталась только в географических названиях, да и те искажены произношением в пользу людей, проживающих в данной местности. А в этом мире и язык сохранился, и представители народности встречаются. Как вернёмся, надо будет познакомиться с женщиной. Зачем? Не знаю, но интересно же.

– А я драконий знаю. Вот! – вдруг выпалила Инес, которая обожала быть в центре внимания и очень обижалась, если её по какой-то причине не замечали.

У меня дыхание перехватило. Неужели правда? Но сдержанное хихиканье Гильома отрезвило – просто девочка хотела минуту своей славы. Бывает так, что дети не то чтобы нарочно врут, но выдают собственные фантазии за истину. И очень хотят, чтобы им верили. Надо поддержать виконтессу, а потом вместо вечерней сказки пересказать рассказ Носова «Фантазёры о том, как мальчишки придумывали небылицы, развлекая друг друга.

Инес упрямо хмурилась, глядя на улыбающегося брата и недоумевающую Авелин.

– Да, знаю! Я в библиотеке книгу нашла старую-старую, написанную странными знаками. И ещё там картинки были удивительные. На каждой странице изображение дракона. Казалось, что они все схожи, но если присмотреться, то разные. Я тогда книгу потихоньку к себе в комнату унесла и долго рассматривала, пока мадам Авдотья занята была. Потом под подушку спрятала. – Девочка рассказывала уверенно, и чувствовалось, что это не враки, а так оно и было. – Ночью мне сон приснился, будто я дракон. Только не взрослый, а маленький, и меня учат читать по той самой книге, что лежит у меня под головой. Те знаки называются руны. А драконы, что нарисованы в книге, когда-то жили в этих горах.

– Ты потом прочитала ту книгу? – спросила я.

– Нет, она исчезла, – вздохнула Инес. – Я подумала, горничная назад в библиотеку унесла, но она сказала, что не видела никаких книг. Ни о драконах, ни о ком другом.

– Может, всё приснилось, не только обучение? – серьёзно спросил Гильом, но я видела, как в его глазах скачут весёлые бесенята.

– Если это так, то мне очень-очень жаль, – вздохнула девочка.

Но всех удивила Авелин. Подошла к сестре, взяла за руку и попросила:

– Научишь меня читать драконьи руны?

Инес, никогда прежде при мне не проявляющая пылких чувств к младшей сестре, присела, взяла малышку за обе руки и посмотрела в глаза.

– Ты мне веришь? – с надеждой спросила она. Похоже, ей было очень важно, чтобы её веру в драконов ещё кто-то разделил.

– Конечно верю, – без толики сомнения кивнула девочка.

Гильом кашлянул и, чуть смущаясь, тоже присел около сестёр.

– Я, вообще-то, тоже верю и не прочь изучить руны, – поддержал Гильом.

Видела, что играет, чтобы не чтобы не огорчать девочек, но меня это не расстроило, а порадовало.

Дети выжидательно смотрели на меня. И чего они хотят? Чтобы я разрешила им учить мёртвый язык – Господь милостивый, я что, тоже в эту белиберду с драконами верю? – или чтобы я к ним присоединилась?

И всё же я плохой учитель. Эта троица легко уводит меня от намеченных планов. Я ведь хотела уборкой заняться!

– Драгоценные мои, – отвлекла воспитанников от фантазий, – прежде чем перейти к следующему делу, хорошо бы закончить начатое. Помните мой вопрос?

– Сколько языков мы знаем, – ответила Авелин.

– Да. Предлагаю игру. Мы будем называть действие, которое делаем, или предмет, который берём в руки, на том языке, что знаем. Следующий игрок повторяет действие и слово, а потом говорит, но на другом языке. И так по кругу. Начнём с малышки?

М-да… запуталась сама и детей запутала такой игрой. В результате мы до блеска натёрли все поверхности, окончательно замусорили пол и дети выучили несколько слов на немецком: «я», «он», «она», «тряпка», «уборка». И все мы выучили начальную драконью руну. Она соответствовала русскому «я», франкскому «je», германскому – именно так тут называли немецкий народ – «ich». Руна служила/являлась обозначением себя как личности, а выглядела как образец клинописи «𝞩⧫».

– Всё! – первой не выдержала я импровизированного мини-марафона полиглотов. – Идите во двор, погуляйте, покормите кур, отнесите корзину Андрэ, приведите живность из загона домой. Я с уборкой закончу и придумаю что-нибудь на ужин.

– Мари, сказать, что вы завтра на базар не поедете? – задержался в дверях Гильом.

– Да, пожалуйста! – я молитвенно сложила руки, демонстрируя свою трусость. – Не знаю, как отказаться от поездки, чтобы не рассориться с соседом.

– Скажу, что я запретил на правах старшего мужчины в семье, – пожал плечами виконт. Типа, какие проблемы.

– Спасибо, – улыбнулась воспитаннику.

– В Ро́ссии своих не бросают! – вернул мне мои же слова Гильом.

Тишина. Мне кажется или в последние дни у меня всё время шум в ушах? Словно тайга под ветром шумит. Последствия удара головой о бочку? Адаптация в новом теле, в новом мире? И одна я была только ночью. И вот надо же… Замерло всё, затихло. Даже кур шебутных не слышно.

Вспомнила вдруг, что письмо Ивану Фёдоровичу написать надо. Эймери обещал передать. Встала, прошлась по комнате. Пыль и мусор на полу. Уберу чуть позже. Сейчас Ванечке напишу и уберу.

А что я ему напишу? Думала ли я о нём эти дни? Нет… Даже не вспоминала. Как не помнят о воздухе, пока его в достатке. Но с той минуты, как он заявил мэтру, что я теперь под его покровительством, в душе солнечным зайчиком тепло поселилось.

И резко полоснуло болью, когда поняла, что Иван обо мне может дурно подумать. Не тоска предстоящей долгой разлуки – не успела ещё к нему привыкнуть, но страх, что сочтёт аферисткой бесчестной.

Что же написать?

Обдумывая содержание письма, я металась в поисках бумаги, но ничего кроме измятого листа со строками, размытыми моими слезами, не нашла. Перевернула. Сначала лист, а потом сумку свою на стол в поисках карандаша. Нашёлся огрызок, едва в пальцах умещавшийся. Должно быть, от прежней хозяйки остался, затерявшись в глубинах подкладки и карманов.

«Иван!

Меня с детьми дух замка запер в дальнем селе долины. Срока, нашей изоляции он и сам не знает. Сказал: пока не исправимся. В чём? Объяснять долго. Может, год жить здесь будем, а может, и два. Обитателям замка внушил ложную память о том, что детей отправили в пансионы, а я и вовсе не приезжала.

Счастлива была нашему знакомству, но как дальше судьба сложится, увы, не знаю.

Буду молиться за Вас, Иван Фёдорович.

С глубокой благодарностью, Мария Вежинская».

Писала споро, даже слова не подбирала. Как получилось – так и вышло. Теперь надо придумать, что буду Эймери говорить, если о содержании спросит.

Запустила двумя последовательными жестами – рукой покрутила, пальцами щёлкнула – очищающий вихрь по углам, стенам и полу, села на порог, ожидая окончания уборки, и задумалась. О чем пишут барышни своим кавалерам? Любовь¬ – морковь – асисяй? Не писала никогда и не получала ничего подобного. Ладно, придумаю что-нибудь! – отмахнулась я от незадачи, бросила сложенный лист на каминную полку, ухватила потяжелевший, забитый пылью и сором магопылесос обеими руками и потащила на крыльцо выбивать и выпускать на волю.

Глава 21. О делах вечерних

„Какой-нибудь друг неизбежен везде. Но лучший – когда он помощник в труде.“ Низами Гянджеви

Особенно много помощников у того, кто ничего не делает.

Стоя на крыльце, я наблюдала, как сумерки наполняют долину. Солнечный диск ещё не до конца скрылся, и вершины гор полыхали всеми оттенками алого, но здесь в низине тени из прозрачно-серых уже давно стали насыщенно-графитовыми, и расползаясь в длину и ширь всё больше поглощали остатки дня.

Но в вышине небо ещё радовало светом, постепенно меняя цвет с ярко-голубого к сиреневому. Казалось, что сам воздух приобретал нежный оттенок заката.

Угомонились в своём сарае куры, подоенные козы спокойно хрумкали травой и ветками, которые мы с детьми нарвали для живности для ночного дожора. Овцы вообще никак себя не проявляли. Интересно, за каким грехом нам нужны эти безмолвные тварюшки? Шерсть? Помнится, возни с ней столько, что вся охота к тёплым, собственноручно связанным вещам отпадает. Да и прясть я не умею. Не верится, мне в то виконтессы сильны в этом навыке. Может продать, как ненужное и приобрести, что-то более полезное?

Например, баньку построить. Перед тем, как уложить детей спать, я намучилась, грея воду, а потом по очереди поливая из ковшика на девчушек, стоящих в большой глиняной миске, заменившей нам таз. Гильом от помощи отказался. Мужчина! Уж не знаю, как он смог нормально помыться, после трудового дня, но натянув свежую сорочку, доходящую ему до щиколоток, уткнулся носом в подушку и мгновенно отправился в страну сновидений, где уже прибывали его сестрицы.

– О чём задумалась, девица? – материализовался рядом домовой.

– Пытаюсь решить, как нам благоустроить нашу жизнь так, чтобы дети не забыли, что они носители сиятельного титула. Но в то же время, чтобы праздности не предавались. Не могу же я разорваться и делать всё одна. Да и не особо я разбираюсь в крестьянском труде и быте. Ещё мне воспитанников учить надо, а у нас нет ни книг, ни бумаги. Всё или как-то бестолково устроенно, или я не понимаю смысла, – ответила на вопрос, но мне самой не понравились мои слова. Кажется, что всё верно и по делу, но больше на жалобу похоже.

– Не кручинься, постепенно разберёшься и освоишься. Не стремись всё разом сделать – надорвёшься. Для нужд хозяйственных призови помощников…

– Да, как же я их позову? – всплеснула я руками, совсем как это делала кухарка Полли. – Помощникам платить надо, а у меня всех денег четыре с половиной франка.

– Не перебивай! – осадил меня домовой, сердито нахмурившись. – Это не те помощники, которым деньгами платить надо. Тех, что я позову душевным теплом, словом благодарственным, да подношениями сердечными за труды воздают.

Жюль хлопнул в ладоши и рядом с крыльцом появилось два человечка. Вернее, нечисть в людской ипостаси. Первым поклонилось коренастое, загорелое до цвета крепкого кофе существо, в широких коротких штанишках, и длинном фартуке с двумя карманами, больше напоминавшее крота переростка, чем человечка. Руки-лопаты, голова без шеи, весь покатый и округлый. Выдающийся нос и маленькие, глубоко посаженные глаза делали его лицо удлинённым, как у зверька на которого он был похож. В руках существо смущённо теребило соломенную шляпу.

– Познакомься, хозяюшка, это наш огородник Ланс*, – кивнул в ответ на поклон Жюль, показывая, что старший здесь он. – С ним решай что и где сажать, когда полоть и поливать. Многое Ланс и сам сделать может, но, как и в доме, без вашего участия ничего не сложится.

– Приятно познакомиться, месье Ланс, – улыбнулась я огороднику. А тот от смущения засопел, забурчал что-то себе под нос. Ещё раз поклонился, надел шляпу, опомнился, сдёрнул головной убор и так стал его теребить, что я подумала, что порвёт сейчас. Но обошлось.

– А вот этого парнишку зовут Рул* – указал домовой на второго помощника. – Он хорошо с животными ладит. Поможет вам с козами, овцами и кур тоже обиходит.

Юнец и впрямь неуловимо был похож на щена, пока ещё недотягивающего до взрослой собаки, но уже вполне самостоятельного. Казалось, что он сейчас дружелюбно вильнёт хвостом, которого у него не было. А ещё нестерпимо захотелось потрепать парнишку по лохматой голове припыленного русого цвета.

– Рада знакомству, месье Рул. У меня к вам есть вопрос. Поможете мне? – спросила я.

– Всегда к вашим услугам, хозяйка! – поклонился смотритель животных.

– Не знаю, что с овцами делать… – вздохнула я.

– Стричь, – последовал короткий ответ.

От ужаса у меня глаза на лоб полезли. Мгновенно вспомнилось описание стрижки овец в любимой бабушкиной книге «Поющие в терновнике». Понимаю, что там были огромные стада овец, две наши в сравнения не идут. Но животинку, помнится, завалить надо, удержать и постричь так, чтобы не поранить. Ну и кто это будет делать? А шерсть куда?

Все эти вопросы экспрессом пронеслись в голове, оставив после себя ошеломление и шум.

– Может продать их вместе с шерстью? – робко предложила я свой вариант.

– Овцы – это же не только шерсть, но и мясо. Твои, хозяюшка, молодые. По осени можно будет под нож пустить.

Проговаривал это Рул со спокойствием хищника, осознающего свое место в пищевой цепочке. Или с простой крестьянской философией, в которой всё должно быть полезно. Или работой своей пользу приносить или жизнью.

Тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Если жалко животинку, то добро пожаловать в вегетарианство или веганство, а если сочный стейк не вызывает отторжения, а только аппетит навевает, но нечего тут двойную мораль разводить. И каре барашка хочется слопать, и овечку, из которой его сделают, жалко. Делай, Маша, выбор ты или хищник или к травоядное.

– Я поняла, Рул. Спасибо, за совет, – поблагодарила нечисть, но говорила уже в пустоту. Мои помощники исчезли.

Зато у ограды появился Андрэ. В сгущающихся сумерках, поначалу, я даже не узнала его, испугалась и готова была нырнуть в дверь. Но парень подал голос.

– С кем ты разговариваешь, Мари?

– Молюсь перед сном, месье Андре, – вежливо ответила я, чувствуя себя чуточку виноватой.

Нет у меня опыта «вертеть» поклонниками. Да и бабушка воспитывала по принципу: «Дал слово – держи!», а я и на гулянку идти не собираюсь, и в соседнее село не поеду. Динамо…

– Гиль прибегал, сказал, что ты завтра со мной не поедешь. А жить как без припасов будете? – опершись на ограду так, что та печально скрипнула, спросил сосед.

– Оказывается, я не до конца разобрала нашу поклажу и запаниковала без причины, – оправдываясь «проблеяла» я – какая всё же гадость – это чувство вины. – Гильом, как оказалось, очень хозяйственный молодой человек, и запасся всем необходимым, – врала я напропалую. Говорит, что нужно старое прибрать, а потом уже новое покупать.

– Ну тут он прав… – неохотно согласился Андрэ, и продолжил с большим энтузиазмом: – я к пруду собрался. Пойдём со мной. Дети твои спят, поди, уже? Так и не заметят, что ты из дома ушла. Накинь что-нибудь потеплее, а то от воды прохладно будет, и пойдём. А то и так можно – я не дам замёрзнуть.

Ответить я не успела. За спиной скрипнула дверь и на крыльце лохматым привидением показался Гильом.

– Добрый вечер, Андрэ, – хоть и ворчливо, но вежливо, поздоровался мальчик, потом решительно взял меня за руку, и больше не сказав ни слова, увел в дом.

Наш защитник – улыбнулась я, заходя на женскую половину дома. Девочки спокойно спали. Хоть и на одной кровати, но каждая на своей подушке и под своим одеялом.

За окном громко тинькнула птица, потом ещё и ещё раз. Соловей? Надо же, здесь водятся соловьи… – думала я, засыпая.

*Ланс (франц.) – земля

* Рул (франц.) – известный волк