Текст книги "Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945"

Автор книги: Адольф Галланд

Жанры:

Военная история

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

Где-то, должно быть, 10 апреля меня, к моему удивлению, вызвал к себе в Оберзальцберг Геринг. Я был поражен, когда он с чрезвычайной любезностью встретил меня, поинтересовался тем, как идут у нас дело, а потом выразил частичное одобрение и признание правильности моего предсказания насчет использования на "Ме-262" летчиков-бомбардировщиков для обороны рейха. Это указывало на то, что рейхсмаршал начал понимать, что, в конце концов, я был прав, несмотря на все резкие расхождения во взглядах за последние месяцы. Это была моя последняя встреча с Герингом.

За четыре недели до краха вооруженных сил истребительная авиация по-прежнему представляла собой силу, которую не стоило сбрасывать со счетов. Началась операция из Рьема, несмотря на все препятствия и трудности. Естественно, нам удавалось посылать в бой только небольшие соединения. После приземления самолеты надо было немедленно отбуксировать с поля. Они были рассредоточены на близлежащей местности и тщательно замаскированы. Доставка самолета на летное поле и сам взлет становились все более и более затруднительными, это просто зависело от везения. Один налет сменялся другим.

В такой ситуации безопасность личного состава была превыше всего и учитывалась прежде любого приказа очистить аэродром. Каждый пилот нес личную ответственность за обеспечение прикрытия, для этого ему надо было выкопать свое собственное укрытие. Когда дело доходит до физического труда, просто невозможно представить себе более ленивого человека, чем летчик-истребитель на шестом году его фронтовой службы. Мои пилоты жалобно ныли по поводу каменистой почвы в Рьеме. Как-то вернувшись с боевого вылета, я стоял с другими летчиками возле западной взлетной полосы, наблюдая за тем, как бомбардировщики отдельными волнами атакуют железнодорожные станции Мюнхена, и вдруг кто-то крикнул: "Внимание! Бомбовый налет!". Уже уродливые "пальцы смерти", так мы прозвали отметины бомбежек дневных самолетов-бомбардировщиков, нащупывали наш аэродром. Я устремился вслед за одним из своих подчиненных, он проскользнул в близлежащую щель, которую вырыл для себя, дьявольски узкую, подумал я. Да, одиночная щель-убежище, и при этом очень неглубокая. А потом первая лавина бомб с грохотом упала вниз, прямо над нашей головой. Отвратительное предчувствие, затем свист и взрыв, сильный удар воздуха, сотрясение земли. Потом наступило короткое затишье после атаки первого соединения, и я обнаружил себя лежащим сверху на сержанте. Это был Книр. Он трясся от страха, но, отвечая на мой вопрос, уверял, что напуган не более, чем я!

На нашей щели была крышка, от которой с шумом и металлическим скрежетом отлетело несколько осколков. Моя спина уперлась во что-то. "Книр, что там за моей спиной?" – "100-фунтовая бомба, господин генерал" – поступил немедленный ответ. Это заставило меня содрогнуться. Следующие пять осколочных бомб упали неподалеку. Там снаружи – дым, обломки, воронки, огонь и разрушения. Каждый немец испытал на себе подобное за последние голы войны: в городах, на заводах, на полях сражений, на кораблях и на подводных лодках – бомбы, бомбы, всюду бомбы! Это было странное, неловкое чувство – находиться посередине налета, но еще более неловким было само положение – прятаться среди своих же собственных бомб.

В течение последних недель войны мы сумели снарядить некоторые самолеты дополнительным оружием, обеспечивавшим большую огневую мощь "Ме-262", – 50-мм ракеты R4M, имевшие заряд 500 г взрывчатого вещества. Было достаточно одного-единственного попадания, чтобы сбить вражеский многомоторный бомбардировщик. Их прикрепили под крыльями на двух рамах, которые несли 24 такие ракеты. В лихорадочной спешке наши механики и обслуживающий персонал подвесили их на некоторых реактивных истребителях, на одном из которых я и взлетел.

Где-то недалеко от Ландсберга в направлении Леха я натолкнулся на соединение из 16 "мараудеров". Приблизительно с расстояния в 500 метров я залпом за полсекунды выпустил все 24 ракеты в летевшее плотным строем соединение. При этом было два точных попадания: один бомбардировшик сразу вспыхнул и взорвался, тогда как другой, потеряв большую часть своего правого крыла и хвостовой правой части, начал спирально падать вниз. Между тем другие три самолета, взлетевшие вместе со мной, также провели успешную атаку. Мои ведомый, Эдвард Шаллмозер, который однажды над Рьемом таранил "лайтнинг", потому что в возбуждении не сумел открыть огонь, напал на "мараудер" и выпустил все ракеты.

В тот вечер он вернулся на базу с парашютом под мышкой и растянутой ногой.

Нельзя передать словами наше впечатление об эффективности нового оружия. Ракетами можно было вести огонь за пределами сферы эффективного действия оборонительного огня бомбардировщиков, причем одним прицельным залпом сбить одновременно несколько самолетов. Это был способ разрушить строй неприятельского соединения. Но уже наступил конец апреля 1945 года! Середина нашего заката, начало нашего крушения! Нельзя было не думать о том, что смогли бы мы сделать, имея такие реактивные самолеты, вооруженные 30-мм скорострельными пушками и 50-мм ракетами, несколько лет тому назад, еще до того, как наш военный потенциал был разрушен и стал страшно слабым из-за налетов против Германии! Мы старались об этом не думать! Сейчас нам ничего не оставалось, как летать и сражаться, то есть выполнять свои обязанности летчика-истребителя до последнего.

Военные действия по-прежнему сопровождались тяжелыми и печальными утратами. 18 апреля при взлете разбился Штейнхофф, однако он сумел выбраться, хотя и с тяжелыми ожогами, из своего горящего покореженного самолета. Несколько дней спустя с боевого задания не вернулся Гюнтер Лютцов. Еще долго после окончания войны мы надеялись, что этот великолепный офицер не покинул нас навсегда. И другие, более молодые летчики из нашей части также мужественно и самоотверженно сражались и погибали.

В те дни судьба Германии была предрешена. 25 апреля американские и советские солдаты встретились друг с другом в Торгау, на Эльбе. Последнее оборонительное кольцо Берлина было прорвано. Красный флаг развевался в Вене над площадью Венского театра. В Италии немецкий фронт тоже рухнул. На Пльзень упали последние бомбы из 2 755 000 тонн бомб, которые союзники за пять лет войны сбросили на Европу.

В тот момент я собрал "месте всех летчиков и сказал: "С военной точки зрения война проиграна. Наши боевые действия ничего не изменят... Но я буду продолжать сражаться. потому что полеты на "Ме-2622 нравятся мне, и я горжусь тем, что принадлежу к последним летчикам-истребителям германского люфтваффе... Только тот, кто испытывает те же чувства, может по-прежнему летать вместе со мной..."

Тем временем суровая реальность воины окончательно решила спор о том, истребитель "Ме-262" или бомбардировщик, в нашу пользу. И в Берлине, и в других местах руководство было занято исключительно собой. Бесчисленное количество подразделений, которые до этого вмешивались в дела распределения и назначения реактивных истребителей, приостановили работу и больше ни во что не вмешивались. Командиры частей бомбардировщиков, разведывательных самолетов, истребителей армейской поддержки, ночные истребители и разные испытательные части, то есть все части, оснащенные столь желанным "Ме-262", стали передавать нам эти самолеты. Реактивные истребители поступали к нам со всех сторон в виде подарков, пока у нас в итоге не набралось 70 машин.

26 апреля я отправился на свое последнее боевое задание в этой войне. Возглавляя шесть реактивных истребителей из нашей части JV.44, я натолкнулся на соединение "мараудеров". Наш небольшой пост наведения хорошо управлял сближением с неприятелем, в сводке погоды говорилось: разнообразная облачность на разной высоте с просветами, видимость в пределах 0,3 оперативной площади деятельности.

Заметив вражеское соединение в районе Нёйбурга на Дунае, я еще раз отметил, как сложно с такой разницей в скорости и с покрытыми облаками ориентирами на земле выбрать правильное направление полета между нашими собственными самолетами и вражескими и насколько трудно поддается оценке скорость сближения. Когда-то это приводило Лютцова в отчаяние. Он неоднократно обсуждал это со мной, и всякий раз, когда он упускал свои шанс при подлете, один из удачливейших командиров истребительной авиации винил во всем свою собственную несостоятельность как летчика-истребителя. Так что едва ли нужны подтверждения неэффективности и безнадежности военных действии "Ме-262" с участием летчиков-бомбардировщиков, нашего опыта более чем достаточно.

Однако тогда не было времени для таких рассуждений. Мы летели навстречу соединению "мараудеров". Каждая секунда означала, что мы становимся ближе еще на 300 метров. Не буду утверждать, что я идеальным образом провел этот воздушный бой, тем не менее возглавляемое мной соединение заняло очень выгодную позицию для нападения. Снять предохранители с пушек и ракет! Уже на значительном расстоянии нас встретил заградительный огонь. Как обычно, в воздушной схватке я был в напряженном и возбужденном состоянии и поэтому забыл снять со второго предохранителя ракеты, которые поэтому не выстрелили. Я занимал превосходную огневую позицию, тщательно прицелился и нажал на пусковую кнопку – безрезультатно, чувство, сводящее с ума любого летчика истребителя. Как бы то ни было, но мои 30-мм пушки не молчали. Они обладали большей огневой мощью, чем те, что мы использовали до сих пор. Как раз в этот момент внизу, совсем рядом от меня, просвистел мимо Шаллмостер, "реактивный таран". Совершая таран, он не делал различия между другом и недругом.

Весь бой занял доли секунды – очень важной секунды, будьте уверены. Один из "мараудеров" в последнем ряду загорелся и взорвался. Теперь я атаковал другой бомбардировщик из авангарда соединения и заметил, что поразил его, когда пролетал мимо. Во время этой встречной атаки я получил несколько попаданий в результате оборонительного огня, но мне хотелось уточнить, что произошло со вторым бомбардировщиком. Я был не вполне уверен, что он упал, К тому же до сих пор я не замечал ни одного истребителя сопровождения.

Над соединением, атакованным мною в последний раз, я совершил резкий вираж влево, и как раз в тот момент меня настиг залп огня. "Мустанг" захватил меня врасплох. Я ощутил резкий удар в правое колено, приборная панель вся была разбита, правому двигателю тоже досталось, его металлическая обшивка задралась от воздушного напора и частично отогнулась назад, также был поврежден и левый двигатель. Я с трудом удерживал самолет в воздухе.

В этой затруднительной ситуации у меня было только одно желание – выкарабкаться из этого полу-разбитого "ящика", который сейчас годился, по-видимому, только для того, чтобы в нем умереть. Однако я сильно опасался что меня расстреляют в воздухе, пока я буду спускаться вниз на парашюте. Горький опыт научил нас, что летчикам, летающим на реактивных самолетах, не стоит упускать этого из виду. Но вскоре я обнаружил, что после некоторого регулирования моим изрешеченным "Ме-262" снова можно управлять, и после резкого снижения сквозь тучи увидел под собой автостраду впереди находился Мюнхен, а слева Рьем.

Через несколько секунд я был над аэродромом. Уже придя в себя, я по привычке покачал крыльями и совершил вираж, готовясь к приземлению. Внизу было необыкновенно спокойно и тихо. На одном из двигателей вообще не удавалось сбросить газ, и так как я не мог уменьшить ка нем обороты, то выключил оба двигателя прямо над кромкой летного поля. Вслед за мной тянулся длинный шлейф дыма. И только тогда я заметил, что наш аэродром с низкой высоты атакуют "тандерболты". Но теперь у меня уже не было выбора. Я не слышал предупреждений нашего наземного оповещательного пункта, потому что мое радио постепенно замолкло после того, как меня подбили. Оставался только один выход из положения: вниз – прямо туда, где настоящий фейерверк! Коснувшись земли, я понял, что шина на носовом колесе пробита. Поэтому колесо страшно стучало, как-никак, я приземлялся со скоростью 240 км/ч на короткой посадочной полосе.

Тормозить! Тормозить! Мой самолет никак не останавливался, но в конце концов я все-таки выбрался из него и оказался в ближайшей бомбовой воронке. На нашем пути их оказалось великое множество. Вокруг со страшным грохотом и свистом рвались бомбы и реактивные снаряды, пускаемые с "тандерболтов". Очередная атака с низкой высоты. Очутиться прямиком из самого быстрого в мире самолета в воронке из-под бомбы – весьма неприятное и несчастное положение. Сквозь все разрывы и вспышки снарядов ко мне на помощь пришел наш бронированный тягач и резко остановился рядом со мной. Это был один из наших механиков. В мгновение ока я очутился позади него. Он повернул и кратчайшей дорогой помчался прочь с аэродрома. Молча я тронул его за плечо. Он понял то, что я хотел ему сказать, – этого не выразить словами, это выше всяких слов: речь шла о тесном братстве между летным и наземным персоналом.

Остальные летчики принимавшие участие в операции, направлялись на соседние аэродромы или уже садились в Рьеме после завершения нападения. Мы доложили о пяти точно сбитых самолетах, у нас же потерь не было.

Я вынужден был отправиться в госпиталь, в Мюнхен, залечивать мое поврежденное колено. Рентгенограмма выявила два осколка в коленной чашечке, на которую наложили гипс. Чудесные дела!

Неприятель, развивая наступление с севера, уже пересек Дунай в нескольких местах. Паша часть J.V.44 готовилась к своему последнему перемещению. Бэр, прибывший к нам с тем, что осталось от его фолькс-истребительной команды испытателей, принял вместо меня командование. Около шестидесяти реактивных истребителей перелетело в Зальцбург. В приказах, поступавших из рейхсканцелярии, а также из главного штаба люфтваффе в Берхтесгадене, говорилось о немедленной переброске к Праге для того, чтобы вести оттуда уже полностью безнадежное сражение за Берлин. Выполнение приказа было отложено, так как это было совершенно бессмысленно.

3 мая самолеты нашей части J.V.44 стояли на аэродроме Зальцбурга без какого бы то ни было камуфляжа. Американские истребители кружили над летным нолем. Их летчики не стреляли и не сбрасывали бомбы, очевидно, они надеялись скоро полетать на немецких реактивных самолетах, которые доставили им так много неприятностей. Зальцбург приготовился к капитуляции. Передовые части армии Деверса уже подходили к городу. Как только на летном поле стал слышен шум моторов первых танков, наши реактивные истребители были взорваны и сгорели в огне.

* * *