Текст книги "Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945"

Автор книги: Адольф Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

ГАМБУРГ: СУДЬБОНОСНЫЙ ЧАС ЛЮФТВАФФЕ

В 1943 году в плане техники мы попали в очень тяжелое и затруднительное положение. Уровень нашего производства истребителей по сравнению с англо-американским упал как в качественном, так и в количественном отношении. Нам были просто необходимы самолеты с более мощными двигателями, большей дальностью полета, более мощным вооружением, большими скоростью и скороподъемностью, а также с соответствующей вражеским самолетам высотой полета. Недостатка ни в проектах, ни в построенных самолетах для запуска их в производство не было. Однако осуществление этого на практике, так сказать перестройка массового производства в соответствии с новыми требованиями, вызвало бы кратковременную заминку, которая с учетом напряженной военной обстановки была бы просто невыносимой. Такая остановка могла быть оправдана только в том случае, когда планируемые улучшения обещали принести реально ощутимый успех. Достижение только ограниченного технического преимущества на одном уровне с англо-американскими стандартами не давало ровным счетом ничего вследствие неизбежного временного снижения уровня производства. Нужен был огромный скачок вперед для того, чтобы суметь встретить численное превосходство неприятеля более высоким качественным исполнением.

Пока этот скачок был еще невозможен, в нашей технике на деле внедрялись одно за другим временные приспособления. "Ме-109", на котором по-прежнему летала большая часть летчиков, на востоке прозвали "Горбатый". Бесконечное число улучшений в двигателе, вооружении и снаряжении, сопутствовавшие каждой новой выпущенной серии, не подходили к основному внешнему виду самолета. Па корпусе самолета возникали выпуклости, уродовавшие его внешний облик, некогда гладкий и обтекаемый. и влиявшие на его летные характеристики.

Новые модели самолетов, "Ме-209" и "Ме-309", которые я испытывал в свое время, не были запущены в массовое производство в виде одной из составляющих программы вооружения 1943 года в связи с вероятными производственными потерями, техническим риском и задержками в поставках. Производство самолета "Та-152", двигатель которого, предположительно, мог развивать мощность 2000 лошадиных сил, все время переносилось из одной программы по вооружению в другую почти вплоть до окончания войны. Ведь возросшая мощность двигателя должна была удовлетворять нас как временная мера.

С весны 1943 года, после того как я впервые опробовал реактивный истребитель "мессершмитт", я затаил свою самую большую надежду на сенсационный технический прыжок вперед с помощью этого самолета, который мог сразу принести нам техническое превосходство, необходимое для того, чтобы компенсировать численное преимущество союзников. Однако дело повернулось совершенно иным образом. Это особенно печальная глава в истории наших военно-воздушных сил, о которой я расскажу чуть позже. С этим самолетом в нашем развитии можно было бы сделать огромный и резкий скачок, крайне необходимый в авиации и позволявший улучшить наше незавидное положение. Но ради этого все силы, идущие на массовое производство усовершенствованных, но не кардинально лучших типов самолетов, таких, как "Ме-209" и "Ме-309", надо было бы направить на производство реактивного истребителя. Именно поэтому мы продолжали в основном производить "Ме-109" и "Fw-190". Конечно, в этом смысле я несу ответственность наравне со всеми.

То, что неприятель также осознал необходимость продемонстрировать свои технические и тактические достижения, доказал воздушный удар по Гамбургу, нанесенный объединенными силами – 8-й американской ВА и военно-воздушными силами Англии. Эта полоса массированных вражеских налетов, по сути, являлась ступенькой, которая вела от постепенно усиливавшегося бомбометания по площадям к планируемой войне на уничтожение С этой целью во время зловещей паузы, столь странной и тревожной, неприятель не только собрал значительные силы, но также изобрел целый ряд тактических и технических новшеств, которые теперь были использованы им одновременно при нанесении одного удара. Результат был неописуемым.

В ночь с 24 на 25 июля, после полуночи, примерно 800 тяжелых английских бомбардировщиков собрались воедино в небе над Англией. Это огромное соединение, миновав Любек, подлетело с северо-востока к Гамбургу, городу с миллионным населением, расположенному на Эльбе, к так называемым морским воротам Германии. Нападению подвергся узкий, ограниченный участок города, включавший в себя порт и старый город, причем в основном сбрасывались зажигательные бомбы и жестяные коробки с фосфором. Бомбардировка была произведена сомкнутым строем самолетов с большой точностью, почти без помех со стороны немецкой обороны. Что же произошло?

У нас не сработало ни одно радарное устройство. Англичане впервые применили так называемый "пластинчатый" метод. Он был настолько же прост, насколько эффективен. Соединения бомбардировщиков вместе с сопровождавшими их самолетами сбрасывали в больших количествах полоски из фольги, причем длина и ширина последних были приспособлены к длине пашей радарной волны. Плывя по воздуху, они медленно опускались на землю, образуя при этом стену, через которую не могли проникать радарные лучи. Вместо того чтобы отражаться от вражеских самолетов, теперь лучи отражались от некоего подобия тумана, так что экран радара был просто заблокирован их количеством. Таким образом, ситуация в воздухе была скрыта, как при тумане. Система наведения истребителей, основанная на работе радара была выведена из строя, были слепы даже радарные установки на наших самолетах, зенитная артиллерия не получала картины, отражавшей ситуации в воздухе, и радиолокационное обнаружение целей никак не хотело работать. В одно мгновение ночь стала такой же непроницаемой, какой она была до изобретения радиолокационного глаза. Кроме того, этой мрачной ночью – мрачной и для самой обороны рейха – англичане впервые применили новый метод приближения к цели в виде "потока бомбардировщиков". Это было компромиссное решение между свободным, растянутым по всему фронту строем самолетов в воздухе, как обычно делали для ночного выхода на цель, и плотно сформированным строем при проведении дневных налетов. Бомбардировщики летели несколькими волнами на малом участке фронта, одна волна позади другой, так, как обычно летал и отдельные самолеты, причем были согласованы курс, высота, скорость и само время, то есть расчетное время прибытия. Они не образовывали определенного строя самолетов в воздухе, только иногда, время от времени, два самолета или более летели па видимом расстоянии друг от друга. Подобно многим маленьким дождевым каплям, которые, объединяясь над определенным местом, падают вниз стремительным ливнем, так и этот поток, уже сформировавшийся по мере приближения к цели, прорвался через нашу оборону на участке шириной 8 километров. Наши наружные защитные средства, уже явно недостаточные, были бессильны против нового метода. Естественно, что при прорыве потока бомбардировщиков на узком участке наша тонкая, местами отсутствовавшая оборона улавливала только некоторые вражеские самолеты, в отличие от приближения к цели самолетов широким фронтом в виде открытого боевого построения.

В ходе первых английских крупномасштабных налетов на то, чтобы сбросить 1500 тонн бомб, уходило полтора часа времени, при новом способе атаки для сбрасывания такого же количества бомб потребовалось всего 20 минут. В связи с применением усовершенствованных моделей бомбардировщиков количество самолетов, нужных для несения такой бомбовой нагрузки, сокращалось наполовину. к тому же высота подлета и высота сброса бомб были выше. Подведем итоги: что же изменилось? Для нападавшей стороны усилия и риск стали меньше, а шансы активной обороны на успех сократились, как для зенитной артиллерии, так в особенности и для ночных истребителей. Последствия первого налета нового типа были из ряда вон выходящими. Были отмечены многочисленные малые и большие пожары, с которыми с трудом справлялась гражданская оборона, но в то время, когда в городе еще занимались тушением пожаров, уже на следующий день, 25 июля, американцы совершили дневной налет. Ночью того же дня над Гамбургом снова появились английские бомбардировщики. Атаковавшие силы и соответствовавший им эффект не были столь велики, как при нанесении первоначального удара, по ведь и сама противовоздушная оборона резко ослабела. В центре Гамбурга бушевали огромные пожары. С этого момента и впредь американские дневные и английские ночные налеты, различавшиеся по силе, непрерывно возрастали вплоть до 28 и 29 июля, когда английские ВВС со всей силой обрушили на город два сокрушительных удара.

Гамбург стал адом. В своем секретном сообщении начальник гамбургской полиции сообщал: "Ужас показал нам свое лицо в стонущих и ревущих пожарах, в дьявольском грохоте рвущихся бомб, в смертельных криках мучающихся людей. Язык не в силах описать размеры страха, потрясшего население за десять дней и ночей. Следы, оставленные на теле города и на лицах людей, никогда не будут изглажены".

Впервые в этой войне была воплощена на деле англо-американская идея круглосуточной бомбежки с целью разрушить крупный немецкий город. Такая ограниченность во времени плюс концентрированная бомбовая нагрузка на одну цель имели решающее значение. Здесь материальный эффект сочетался с моральным воздействием. Оборона, бомбоубежища и весь образ действий организаций по противовоздушной защите столкнулись с задачей, которая явно была им не по плечу. На город обрушилось несчастье. Союзное командование военно-воздушных сил могло записать на свой счет огромный успех.

После того как на Гамбург в ночь со 2 на 3 июля упали последние бомбы из этой серии налетов мы начали подводить итоги: всего было сброшено примерно 80 000 бомб со взрывчатыми веществами, 80 000 зажигательных бомб плюс 5000 жестяных коробок с фосфором; было разрушено 250 000 домов, то есть почти половина города; 1 000 000 человек-остались без жилья или спасались бегством. Судоходству, промышленности и электроснабжению были нанесены тяжелые повреждения. Список погибших, окончательно завершенный в 1951 году, шесть лет спустя после войны, составил 40 000 человек, из них 5000 – дети.

Волна страха от пострадавшего города растекалась по всей Германии. Приводящие в ужас подробности огромного пожара детально пересказывались, а их зарево можно было наблюдать несколько дней на расстоянии 200 километров. Поток измученных, перепуганных беженцев распространялся по соседним областям. В каждом большом городе люди говорили: "То, что вчера случилось с Гамбургом, завтра может произойти и с нами". Люди покидали Берлин почти в панике. Несмотря на строгую сдержанность и немногословность официальных сообщений, ужас от того, что случилось в Гамбурге, быстро достиг самых отдаленных уголков рейха.

С психологической точки зрения, возможно, в этот момент война достигла своей критической отметки. В Сталинграде было гораздо хуже, однако Гамбург ведь не находился за сотни километров на Волге, а располагался на Эльбе, почти в сердце Германии.

С военной точки зрения из всего происшедшего необходимо было извлечь разумные выводы. Ибо союзники на деле доказали возможность нанесения уничтожающих ударов во время стратегических по своему значению налетов на территорию Германии. Слагающими успеха являлись:

1. Концентрация сил, совершающих налет, на одной цели.

2. Сочетание дневных и ночных налетов.

3. Одновременное применение новых средств и методов, таких, как радиолокационные помехи, "поток бомбардировщиков" и т. д.

После Гамбурга в широких кругах политических и военных деятелей можно было услышать слова: "Война проиграна". Сам ход событий подтверждал верность этих слов. Война была проиграна, но не из-за того, что Гамбург разрушен. События в Гамбурге стали лишь следствием развития процесса, который начался задолго до этого, и были неизбежны. Гамбург вызвал удивление только у тех, кто закрывал свои глаза на общее развитие хода войны в воздухе и слепо следовал своему оптимизму. Теперь же и они упали духом. Но ведь для этого было вполне достаточно оснований и в 1941-м, и в 1942 годах! Летом 1943 года Германия по-прежнему обладала значительными потенциальными возможностями, учитывая большие размеры оккупированных территорий, по сравнению с теми возможностями, с помощью которых она добилась своих стратегических успехов в первые годы войны. Ее армии до сих пор воевали за сотни километров вдали от ее границ. Однако наступательные кампании против Азии и Африки побуждали нас к решительным действиям, поскольку тут затрагивались интересы крупных держав – России, Америки и Англии. Время работало на союзников, и они вынуждали нас все более и более прибегать к обороне. В плане обороны европейской крепости воздушное пространство было самым важным, самым необходимым и вместе с тем самым уязвимым местом. Всем и каждому это стало ясно на примере Гамбурга.

Но ни одна из составляющих успеха союзников не представляла собой нечто такое, чего мы не могли бы преодолеть. Немецкое подразделение высокочастотной связи, безусловно, было в состоянии противостоять новым методам радиолокационных помех. Они много работали над этим и вскоре нашли удовлетворительное решение проблемы, их инициатива по исследованию, разработке и производству, а также все их действия в целом не могут не заслуживать одобрения. Не являлся проблемой и поток бомбардировщиков при условии, что мы усиливали нашу обороноспособность. Были разработаны высокоэффективные и достаточно успешные средства и методы борьбы с ночными налетами англичан. Если бы только они смогли не отставать от неприятельских сил и способов нападения, то они принесли бы такие потери неприятелю, что последний не выдержал бы их. Не чувствовали мы себя беспомощными и против американских дневных налетов, хотя нам во многом следовало наверстывать упущенное, и все из-за предыдущих игнорирований и глупости. Совместное действие англо-американских дневных и ночных налетов могло иметь катастрофические последствия только в том случае, если бы сохранялся наш низкий уровень активной обороны. Огромный прирост продукции в авиационной промышленности, который был достигнут в 1944 году, причем скорее при неблагоприятных условиях, на мой взгляд, был вполне достаточен, чтобы восстановить безопасность рейха от совершаемых союзниками крупномасштабных воздушных налетов.

Радикальная реорганизация обороны, абсолютный приоритет авиационной промышленности при возрастании доли производства истребителей – вот каковы были требования времени. Они, так сказать, витали в воздухе, когда Геринг созвал своих ближайших сподвижников на совещание в Восточную Пруссию, в "Волчье логово". Поводом послужила трагедия в Гамбурге, а целью – предотвратить второй Гамбург. Городские руины еще дымились, еще не были сброшены последние бомбы в ходе этих налетов. Геринг в Гамбурге не показывался. Он только послал телеграмму с соболезнованиями гауляйтеру и тяжело пострадавшему населению, текст которой никогда не был опубликован. Это вызвало бы народный бунт. Вместо него в Гамбург поехал Боденшац. Как только он вернулся, полный острых впечатлений, так сразу доложил обо всем Гитлеру. В приемной Геринга при штаб-квартире фюрера он все время говорил нам о том, что необходимо принимать какие-то решительные меры для того, чтобы подобное несчастье никогда больше не повторилось. Это не встретило ни одного возражения, разногласий тоже не было. Возникшие в результате налетов на Гамбург проблемы обсуждались в кругу таких лиц, как начальник Генерального штаба Кортен, преемник Иешоннека, главный руководитель авиационной промышленности Мильх, командующий военно-воздушными силами Центрального округа, начальник воздушной связи, командующий бомбардировочной авиацией Пельтц, командующий истребительной авиацией, а также среди многих высших офицеров Генерального штаба люфтваффе. Геринг подвел итог: после наступательного периода, в ходе которого были достигнуты замечательные достижения теперь люфтваффе должно перейти к обороне против Запада. Сконцентрировав все силы и все усилия на этой цели, вполне возможно было воспрепятствовать налетам союзников против рейха. Сейчас важнейшей задачей люфтваффе было не только защитить жизнь и благосостояние немецких людей, живущих под постоянной угрозой, но также сохранить потенциал военной промышленности. Находясь под зашитой сосредоточенных на воздушной обороне сил, люфтваффе вскоре могли бы восстановить еще раз свою наступательную мощь и подготовились бы к нанесению контрударов. Он не сомневался в том, что занимается второстепенными вопросами, но был убежден, что его род войск оправдает доверие, которое он испытывал к нему.

Никогда до этого и впредь мне не приходилось быть свидетелем такой решимости и такого единодушия, проявленных в кругу ответственных лиц из руководства люфтваффе. Как будто под влиянием гамбургской трагедии каждый отложил в сторону как собственные, так и ведомственные амбиции. Больше не было конфликта между Генеральным штабом и военной промышленностью, никакого соперничества между истребителями и бомбардировщиками; была только одна воля – в данный критический момент сделать все возможное для того, чтобы защитить рейх и предотвратить второе национальное бедствие таких масштабов. Казалось, что Геринга увлек общий настрой. Он покинул нас на некоторое время и пошел в бункер к Гитлеру, чтобы получить разрешение на запланированные нами меры.

Мы остались одни, в напряженном ожидании. В этот момент решалась судьба люфтваффе. Верховный командующий люфтваффе сам осознал, что наше авиационное руководство взяло в борьбе против Запада неверный курс, и, по-видимому, как и мы, убедился в том, что пора повернуть руль в другом направлении. Два года мы шли неверным путем. Уже после окончания битвы за Англию нам следовало бы на западе переключиться на оборону, отдать приоритет истребителям над бомбардировщиками сделать так, как поступили в свое время англичане, когда им угрожали налеты немецкой авиации, а уж после того они перешли снова к наступательным действиям. Только восстановление превосходства в воздухе над нашей собственной территорией помогло бы нам переломить ситуацию и возобновить наступательные действия. Однако пока положение много хуже, западное направление не защищено, и было бы бессмысленно и вредно пытаться поддерживать домыслы о нашей наступательной активности. Наконец-то и высшее командование пришло к такому же выводу. Вероятно, это была бы непростая и трудная работа – за столь короткий промежуток времени превратить люфтваффе из явно наступательного вида оружия в столь же эффективное оружие обороны, но никто из нас не сомневался в возможности ее осуществления. Гамбургские обстоятельства убедили даже командующего бомбардировочной авиацией, которому стало очевидно, что его бомбардировщики должны будут уступить, хотя бы на некоторое время, свое преимущество. Вновь завоевать и обеспечить превосходство в воздухе над рейхом было нашим взаимным решением, причем в данной стадии войны в воздухе это могло быть достигнуто только с помощью самолетов-истребителей. Участники этого совещания, полностью осознававшие свою ответственность и самым серьезным образом заинтересованные в защите рейха с воздуха, искали способ избежать такого рода несчастья или катастрофы. Они полагали, что нашли его. Сейчас все зависело оттого, что скажет Гитлер – от его последнего слова. Сам я был убежден, что он одобрит и поддержит наши выводы всем своим влиянием и авторитетом.

Потом дверь отворилась, и в сопровождении своего старшего адъютанта вошел Геринг. Не говоря ни слова, уставившись прямо перед собой, он прошел мимо нас и направился в соседнюю комнату. Мы с изумлением посмотрели друг на друга. Что произошло? Его адъютант дал нам пространное объяснение, из которого мы поняли, что Гитлер в ходе ожесточенного обсуждения отклонил все наши предложения.

Спустя какое-то время меня и Пельтца вызвал к себе Геринг. Мы стали свидетелями удручающей картины: Геринг совершенно пал духом. Его голова бессильно склонилась на руки, лежавшие на столе" он простонал несколько ничего не значащих слов. Мы замерли в недоумении, пока он, наконец, не взял себя в руки и не сказал, что мы являемся очевидцами момента его глубочайшего отчаяния. Фюрер утратил веру в него. Все предложения, от которых он ожидал радикальных перемен в сложившейся военной ситуации в воздухе, были отвергнуты. Фюрер заявил, что люфтваффе слишком часто обманывало его надежды, а о переходе от наступательных действий к оборонительным не могло быть и речи. Он предоставляет люфтваффе последний шанс реабилитировать себя посредством возобновления воздушных ударов против Англии, причем на этот раз в больших масштабах. Сейчас, как и прежде, лозунг был – атаковать. Устрашающий террор можно сокрушить только встречным террором. Именно таким способом фюрер расправлялся со своими политическими противниками. Геринг осознал свою ошибку. Фюрер всегда был прав. Так что теперь все наши силы на западе надлежало сконцентрировать на проведении столь мощных воздушных ударов возмездия, чтобы неприятель никогда больше не осмелился бы на второй Гамбург. В качестве первой меры по осуществлению данного плана фюрер приказал поставить кого-нибудь главным, кто отвечал бы за воздушные нападения против Англии.

Тут Геринг вскочил с места. "Полковник Пельтц, – крикнул он. – я назначаю вас командующим всеми наступательными силами против Англии!" Затем последовало обсуждение деталей, и для незамедлительного создания атакующего или штурмового корпуса были приняты безотлагательные меры.

Трудно передать, что я чувствовал в тот момент. Раздражение и возмущение смешались с неспособностью понять происходящее и желанием покинуть свой пост. Что же осталось от единодушия всего руководства по вопросу о воздушной обороне? Что я мог сейчас сделать? Не следовало ли мне попросить, чтобы меня освободили от занимаемой должности? Единственной причиной, по которой я не подал в отставку, являлось мое убеждение, что решение фюрера не было окончательным и бесповоротным. Но я ошибался. Оно осталось таким же неизменным. и все мои попытки как-то противодействовать ходу событий, который я считал гибельным, наталкивались на непреодолимый барьер – "приказы фюрера".