355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Адольф Галланд » Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945 » Текст книги (страница 21)
Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 00:43

Текст книги "Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945"


Автор книги: Адольф Галланд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

ОТ КРИЗИСА К КРИЗИСУ

«Командующий всеми наступательными силами против Англии» с чрезвычайной энергией взялся за порученное ему дело. Применяя новые методы нападения и новые самолеты («Ju-188» и «Не-177»), он оказался в состоянии спустя некоторое время возобновить налеты на Англию. Согласно приказам фюрера все силы люфтваффе должны были подчиняться этой цели, но, тем не менее. новые наступательные действия никогда не достигли уровня стратегической значимости. Они не могли достичь этого, потому что все необходимые предпосылки были упущены. Некоторые цели в Англии удалось повредить, однако наши потери оказались чересчур велики и в конце концов просто стали невыносимыми. По сравнению с разрушительными налетами, которые теперь постоянно проводили англо-американские бомбардировщики, наши налеты, очевидно, выглядели как булавочные уколы.

Усилия люфтваффе были не только тщетными, но и непосредственным образом демонстрировали собой эффект бумеранга, потому что это все совершалось за счет ресурсов внутренней обороны. Самой острой проблемой, возникшей после налета на Гамбург, стал вопрос: как встречать ночные налеты англичан без помощи радиолокационных установок, которые из-за помех бездействовали? В действиях ночных истребителей, которые некогда добились замечательных результатов, сейчас явно ощущалась слабость. Они не могли функционировать без радарной поддержки, из этого положения необходимо было как можно скорее найти выход. В противовес технически сложному и высокоточному методу ночного веления боя была предложена очень простая идея, которая и стала временным решением проблемы. Созданный метод назывался "Кабан", при данном методе применялись одномоторные самолеты с одним пилотом, без электрорадара и не руководимые с земли, ночной бой был основан на визуальном контакте.

Во время ночных массированных налетов стало очевидным, что из-за огромного сосредоточения сил над целью возникали условия почти дневного освещения, и поэтому преследование английских бомбардировщиков становилось возможным без радарной наводки. Майор Германн, летчик-бомбардпровщик, отстаивал идею воздушного боя "ясной ночью" над целью и сам успешно и бесстрашно опробовал ее в боевых действиях. В соответствии со своим собственным мнением, нo применительно к угрожающему положению дел с ночными истребителями, Геринг издал приказ о немедленном формировании специальной истребительной группы. Требовались летчики, обладавшие опытом слепого полета. Летчики из разных подразделений люфтваффе, которые имели такой опыт, добровольно сообщали о своей готовности. Самолеты должны были набираться из числа дневных истребителей. За очень краткий промежуток времени к боевым действиям были готовы три полка одномоторных истребителей. Несомненно, они создавали беспорядок в хорошо организованной системе частей ночных истребителей, зенитных батарей, тем самым как бы портили сложившуюся ситуацию в воздухе, однако им сопутствовал бесспорный успех. Германна наделили особыми полномочиями, и под его началом была сформирована 30-я дивизия истребителей "Кабан".

Освещение над горящими городами можно было улучшить несколькими методами. Когда бомбардировщики летели выше толстого облачного слоя, облака выглядели как матовое стекло, если они подсвечивались огнями из магния и светом прожекторов, причем силуэты атакующих самолетов были легко различимы сверху. Когда облака были слишком густыми и свет снизу не проникал сквозь них, тогда сверху на парашютах сбрасывались осветительные средства и, кроме того, из зенитных пушек производился огонь осветительными снарядами и ракетами. Это приводило в сильное замешательство систему гражданской обороны, так как до сих пор она следила за тем, чтобы всеобщее затемнение не нарушалось ни малейшим лучом света, причем даже огонь от сигареты на улице рассматривался как серьезное преступление. Теперь же во время ночных налетов на улице можно было читать газету.

Осенью 1943 года Каммгубер оставил свой пост командующего ночными истребителями и они перешли ко мне в подчинение. Я назначил инспекторов ночных истребителей, и первым – Германна, а позже еще одного замечательного ночного летчика-истребителя Штрайба. На востоке инспектором дневных истребителей был Граутлофт, а на западе и юге – Лютцов.

Я был и по-прежнему являюсь сторонником специализации. Благодаря ей одной я рассчитывал на полное и совершенное овладение практикой воздушных военных действий, которые становились все более и более сложными. Геринг же придерживался мнения, что специалист является только обузой. На основании личного опыта он считал, что сильная личность, не обремененная грузом специальных знаний наилучшим образом подходит для роли командира, и поступал в соответствии со своим убеждением. Перемены среди командования становились все более насущными Дела зашли так далеко, что в случае, если вновь назначенный высший офицер не обладал необходимыми теоретическими знаниями, его следовало заменять.

Тревожили не только проблемы с персоналок Защита рейха от воздушных налетов вызвала столь большие потери среди личного состава в истребительной авиации, что нехватка летчиков-офицеров, а следовательно, дефицит подходящих кандидатов на должности командиров, и так уже существовавший с 1941 года, осенью 1943-го приобрел угрожающие размеры. В составе люфтваффе насчитывалось 70 000 офицеров и 400 генералов. Собственно в истребительной авиации число офицеров, стоявших во главе соединений, и летчиков-инструкторов никогда не превышало 800 человек на протяжении всей войны.

Германия никогда не испытывала недостатка в мальчиках, которых влекла к себе истребительная авиация. Как командующий этого рода войск, я получал тысячи писем от юношей, хотевших стать истребителями но так и не попавших в военно-воздушные силы, несмотря на продвинутый курс планерной подготовки и свои настойчивые требования.

Просто бытовало мнение, что летчики-бомбардировщики требуются в большей степени, чем истребители. Это приводило к отбору новобранцев, без особой любви относившихся к истребительной авиации. Инструкторы и ведущие летчики в летных школах и тренировочных спецкомандах очень часто не имели военного опыта и поэтому были не в состоянии судить о том, кто из новобранцев обладал необходимым уровнем подготовки летчика-истребителя.

После завершения основного учебного курса при военной академии, через который обязаны были пройти все офицеры-кадеты, новобранцы, предназначенные для истребительных частей, направлялись в школу летчиков-истребителей. Причем с самого начала их численность была слишком мала по сравнению с ожидавшими их задачами, к тому же полный базовый учебный курс люфтваффе был слишком ограниченным. Когда 7 марта 1936 года молодая немецкая армия оккупировала демилитаризованную Рейнскую зону, существовала только одна школа по подготовке летчиков-истребителей, причем она на какое-то время была даже распущена, потому что для первых военных действий остро потребовались ее самолеты. Такое отчаянное предприятие, а я испытал его на своем опыте, бросает впечатляющий отсвет на начало возникновения люфтваффе. Я полагаю, что стоит хотя бы кратко поведать об этом. С трудом наскребли всего три слабых, недоукомплектованных полка истребителей для захвата Рейнской области, причем в каждом из полков едва ли десять самолетов годились к боевым действиям. На других же ради видимости поспешно были установлены пулеметы, из которых нельзя даже было стрелять. Если бы тогда Франция серьезно отнеслась к этому, то ее военно-воздушные силы уничтожили бы нас.

Если судить с точки зрения истребительной авиации, то оккупация Рейнской зоны была опасным блефом. Наш полк перелетел сначала в Верль: парад, встречи с международной прессой и иностранными военно-воздушными атташе – все создавало благоприятное впечатление. Ночью мы перекрасили зеленые пропеллеры в красный цвет и снова предстали перед публикой на аэродроме под Дортмундом. Такой же трюк был проделан еще раз в Дюссельдорфе, но там мы были уже осторожнее. Летчиков, которых и так уже фотографировали дважды, заменили механики, переодетые в летную форму.

Маскарад, по-видимому, достиг своей цели. Но успех такого рода привел к привычке обращаться подобным образом со всей структурой люфтваффе. Развитие происходило скорее вширь, чем в глубину. Кого-то опьяняло число образованных соединений, но за этим скрывался недостаток в учебных организациях и даже в самих возможностях для мирных нужд. Когда в период с 1942-го по 1943 год существенно возросло количество школ для летчиков-истребителей, то возникла нехватка инструкторов с опытом военных действий, которых перегружённые фронтовые части никак не могли выделить для этого. Более того, остро не хватало самих самолетов для фронта что естественным образом в первую очередь ударяло но школам. Подходящим выходом из создавшегося положения являлось сокращение сроков обучения, что, однако, служило причиной дальнейшего увеличения наших потерь. Но что оставалось делать?

Для истребительной авиации мной предлагался отдельный учебный курс, который включал в себя специализацию с самого начала, с целью избежать бесполезных и в чем-то совпадающих моментов в ходе основного обучения и в военной академии. Таким путем, наверно, мы смогли бы добиться укороченных сроков обучения без ущерба для качества самой подготовки. Но мои предложения были отвергнуты командующими воздушными флотами. Они заметили определенную опасность в дальнейшем распространении специализации и к тому же в принципе были против того, чтобы делать подобные исключения для истребительной авиации.

То, что было достигнуто учебными заведениями во время войны, невзирая на огромное число препятствий, очень благоприятным образом сказывалось на успехах передовой линии фронта. Однако необходимо также упомянуть о большом количестве несчастных случаев в ходе подготовки, которые можно было только объяснить исключительно чрезвычайным положением.

Снижение качества подготовки новых пилотов становилось все более серьезной проблемой, поскольку неприятель все более опережал нас как по качеству самолетов, их количеству, так и по приобретенному опыту. Летчиков-новичков можно было посылать воевать только на Восточный фронт, где можно было шаг за шагом приобретать опыт. В битве же за Германию вопрос стоял таким образом – быть ветераном прямо со старта. Все время возраставший процент молодых и неопытных летчиков, сбитых до того, как они достигали своего десятого боевого вылета, вскоре стал составлять более чем 50 процентов. Коэффициент эффективности между неприятелем и нами вырос не в нашу пользу, и не только в техническом отношении, но и в плане летного состава. Соревнование же в количестве самолетов нами было уже давно проиграно.

В конце 1944 года существовало только пятнадцать летных школ, причем их явно не хватало по вышеупомянутым мною причинам. Немецкий летчик-истребитель посылался на фронт, имея только 150 часов налета, у американского летчика эта цифра была чуть ли не в три раза выше. Я должен согласиться с генералом Коллером, последним начальником штаба люфтваффе, который в своих докладах сообщал: все, что было в человеческих силах, было достигнуто за короткий период построения люфтваффе, но там, как и в армии, не хватало ни людских, ни материально-технических резервов. Коллер пишет: "Если не принимать в расчет 1940 год, то каждую операцию и почти каждое сражение Гитлер проводил без запаса резервов. Если не хочешь рисковать всем, то нельзя воевать без подготовки, при помощи полу-обученных военных сил, однако на самом деле все происходит именно таким образом".

Во всяком случае, с самого начала у нас не было достаточно сил для того, чтобы выстоять на всем протяжении войны, в ходе которой люфтваффе должны были сражаться на фронтах длиной в тысячи километров и в то же самое время защищать рейх от мощных атак воздушных армад. Силы люфтваффе в начале Второй мировой войны были следующими:

30 полков бомбардировщиков (18 "Hе-111", 11 "Do-17", 1 "Ju-86");

9 полков пикирующих бомбардировщиков ("Ju-87" "Штука");

1 полк истребителей армейской поддержки ("Hs-123");

10 полков тяжелых истребителей ("Me-110D");

13 полков истребителей ("Ме-109Е");

21 эскадрилья разведывательных самолетов дальнего действия (F) (19 "Do-17P", 1 "Не-111Н", 1 "Do-17F");

30 эскадрилий разведывательных самолетов местного применения (Н) (25 "Hs-126", 5 "Не-45/46").

В начале войны численность соединений как в американских, так и в английских военно-воздушных силах была меньшей, но они не находились в таком безнадежно напряженном состоянии, как наши части. Когда в начале военных действий английские и американские военно-воздушные силы столкнулись с большими трудностями, они сохранили достаточно большой скрытый потенциал людских ресурсов и военной промышленности для того, чтобы создавать авиацию на существенно более широком основании. Четыре года спустя с помощью этого рода войск союзники начали проводить успешное разрушение Германии. Если не учитывать некоторые непродолжительные операции, они придерживались принципа экономии сил, а также, несмотря на потери и восстановление последних, они стремились прежде всего к постоянному наращиванию своих сил.

Более низкие летные характеристики и меньшая численность наших истребителей – вот что служило темой нашей беседы с Герингом в замке Вельтенштейн осенью 1943 года. Во время разговора мы вместе с Герингом прогуливались во дворе замка.

Как обычно, я выслушивал его обвинения по поводу неудач истребительной авиации но едва ли находил упреки основательными. Всякий раз когда я считал их несправедливыми – то вставал на защиту своей истребительной авиации, ее боевого духа. Со своей стороны я указал ему на ряд недостатков и упущений, за которые истребительная авиация никак не могла нести ответственность, и потребовал лучшей подготовленности летчиков, а также лучших самолетов и большего их количества. К тому времени Геринг был уже очень возбужден из-за того, что я противоречил ему. И тогда он затронул особенно деликатный вопрос, а именно 50-мм пушку, которую Гитлер приказал установить на истребителях. Фюрер выявил следующую закономерность: морские сражения шли в своем развитии от абордажных схваток и бортовых залпов к тому, что сегодня огонь уже ведется с расстояния, на котором противники не видят друг друга. В начале войны наши танки могли вести огонь с твердой уверенностью на поражение с дистанции чуть более 700 метров, тогда как наши последние модели уже были в состоянии вести бой с вражескими танками на расстоянии в 2700 метров. И только одна истребительная авиация не развивалась в данном направлении. Наши летчики по-прежнему должны были сближаться до дистанции в 370 метров, прежде чем могли эффективно применить свое оружие.

Вот из таких соображении и возник приказ для истребительной авиации: истребителям иметь на вооружении против соединении американских бомбардировщиков дальнобойную пушку калибром 50 мм. Результат был следующим: истребитель "Ме-410" был оборудован бронебойной пушкой KWK-5. весившей 900 кг, которую сделали в виде автоматического оружия со скорострельностью 1 выстрел в секунду с магазином, рассчитанным на 15 снарядов. Летать с таким чудовищным трехметровым оружием, торчавшим почти на три метра впереди, было возможно; и возможно было также стрелять из него, хотя пушку безнадежно заедало примерно после пятого выстрела; можно было даже попасть во что-нибудь, правда, не с расстояния в 1000 или 3000 метров, а самое большее с 400 метров! Следовательно, никакой пользы от этого не наблюдалось, а стрельба сводились к одиночным выстрелам. В связи с этим мы иронически замечали, что вынуждены несколькими артиллерийскими залпами исключительно морально уничтожать экипажи бомбардировщиков, после чего нам ничего не останется, как таранить "мустанги" и "тандерболты" дулами наших пушек.

В своей основе идея Гитлера была верной. То, что он имел в виду, позже было реализовано с помощью реактивных снарядов, но никак не с помощью 50-мм пушки.

В который раз я перечислил Герингу все возражения, которые постоянно возникали против этого в армии, у инженерных специалистов, а также у меня лично, но все сказанное слишком уж раздражало его. Он сказал, что как командующий я не соответствую принятой им точке зрения. Сейчас ему нужен только тот, кто мог бы любым способом внедрять в армии его идеи. Он не для того назначил меня командующим истребительной авиацией, чтобы я постоянно защищал интересы своего рода войск и саботировал приказы, которые он издает после глубокого и тщательного обдумывания. Геринг кричал так громко, что я с трудом сдерживал себя. Я никак не мог дольше мириться с его требованиями. Я находил это безответственным – в столь решительный момент совершать очевидную громадную техническую ошибку.

Поэтому я объяснил Герингу, что никак не могу примирить свою совесть с таким образом действий командующего, каким он себе это представляет, и официально попросил его освободить меня от занимаемой должности и послать обратно на фронт. Геринг с удивлением взглянул на меня. После продолжительной паузы он отрывисто произнес с выразительной краткостью: "Принято!".

БОРЬБА С ВРАГОМ И С РУКОВОДСТВОМ

Когда я покинул замок, следуя через маленький городок Вельтенштейн к аэродрому Нюрнберга, я заметил, что прохожие на улицах смотрят на меня со смешанным выражением жалости и любопытства. Они слышали голос владельца замка. На аэродроме я узнал из телефонного звонка личного адъютанта Геринга, что мне велено оставить мой пост впредь до будущих распоряжений.

В этих колебаниях насчет моих будущих обязанностей отражалась внутренняя атмосфера в среде германского высшего командования – напряженная нервозность и натянутость, которые делали невозможным" окончательное завершение каких бы то ни было замыслов или мероприятий. Высшее командование шло от одной импровизации к другой, часто отменяя то, что днем ранее было решено и принято к исполнению.

Две недели спустя после инцидента в замке Вельтенштейн я запросил, кого собираются назначить на мое место и когда мой преемник прибудет для того, чтобы вступить в должность. В ответ было сказано, что никаких приказаний все еще не поступало и что меня проинформируют в надлежащее время.

Минуло еще две недели. И тогда мне сообщили, что рейхсмаршал решил оставить меня на моем посту. Только много времени спустя Геринг извинился за то, что произошло. Он попросил меня принять во внимание его возбужденное состояние.

Несчастья, которые сгустились в небе над Германией, в который раз вынудили Геринга принять еще большее личное участие в командовании при обороне рейха. Время от времени он принимал па себя непосредственное командование истребительными соединениями при вражеских налетах. Однако большого энтузиазма среди командиров крупных соединений и в дивизионных штабах это не вызывало. И это вполне объяснимо, потому что однажды Геринг послал все истребительные части преследовать друг друга вплоть до Пльзеня. В историю обороны Германии операция вошла под названием "Воздушный налет на крепость Кепеник". Американские воздушные силы атаковали сверху из-за туч Дюрен в Рейнской области. Серебристо-бумажную фольгу, сброшенную с бомбардировщиков, ветер стал относить на восток, и в то время как бомбы уже упали на Дюрен, радарные установки уловили сигналы от металлических полосок прямо над Рейном, кроме этого, от службы авиационных сообщений поступил сигнал о сильных самолетных шумах. Ситуация была совершенно ясной для передовой дивизии истребителей, однако их мнение ничего не значило, ведь главнокомандующий, следивший за событиями из Каринхолла, посчитал положение дел в воздухе совсем иным. Его недоверие надолго распространилось на процесс командования дивизиями истребителей. Так, он допускал, что бомбардировщики летели в восточном направлении, в сторону Верхней Франконии. Поскольку ему показалось. что налет угрожал шарикоподшипниковой промышленности Швейнфурта, он приказал всем силам истребительной авиации быть в данной зоне. Он полагал, что его опасения скоро подтвердятся, потому что служба авиационных сообщении теперь докладывала о шумах крупного соединения, летевшего в сторону Швейнфурта. Но там не упала ни одни бомба – она и не могли упасть, потому что в данное время вражеские бомбардировщики были уже на пути домой. Командование истребительной авиацией уже знало об этом, однако главнокомандующий люфтваффе считал, что он разбирается в этом лучше, чем эти "простофили" На самом деле то. что служба авиационных сообщении приняла за неприятельские соединения, летевшие в направлении Швейнфурта, было не чем иным, как нашими собственными истребителями, которые летели поверх облаков и которые направил туда сам "Толстяк". Естественно, что из-за облачности истребители не смогли установить положение Швейнфурта и проскочили мимо него в поисках американских бомбардировщиков. Теперь же служба авиационных сообщений передавала об авиационных шумах к востоку от Швейнфурта и в восточном направлении, что заставило Геринга предположить о налете па заводы Лейна. Истребительной авиации поступили новые приказания: "Всей авиации следовать в направлении Лейпцига". Но тут произошло то же самое, что и над Швейнфуртом. Командование истребительной авиацией бросило, как неблагодарное занятие, попытки донести до сознания Геринга настоящее положение дел в воздухе. И снова наши истребители облетели зону вокруг Лейпцига, причем никаких признаков какого-либо воздушного налета не обнаруживалось. Мы спрашивали самих себя: "Какой же это налет?". "Что собираются предпринять американцы?" – спрашивал себя в Каринхолле главнокомандующий. Затем его осенила новая идея: вероятно, целью являлись заводы "Шкода" под Пльзенем. Таким образом, истребители были посланы до Пльзеня, преследуя самих себя, вследствие того что службой сообщения слышались авиационные шумы, а также вследствие оценки Герингом ситуации в воздухе. По счастливому стечению обстоятельств, облачный покров медленно рассеялся, и тогда мы смогли увидеть небо полное немецких самолетов-истребителей, и никаких признаков каких бы то ни было неприятельских бомбардировщиков. Как только солнце просияло над Пльзенем, Геринг внезапно осознал, что он поставил не на ту лошадку. Воспринимая происшедшее с чувством юмора и понимая, что поставил себя в глупое положение, он послал телеграмму всем командирам и начальникам соединений, имевшим отношение к этому происшествию: в телеграмме с очаровательной иронией он поздравлял самого себя и всех участников с "успешным отражением воздушного налета на крепость Кепеник" [4]4
  Геринг намекает на рассказ «Капитан Кепеника», в котором повествуется, как в 1906 году некий сапожник раздобыл военную форму прусского капитана и, шутки ради, ходил в ней по улицам Кепеника, пригорода Берлина. Обнаружил, что куда бы он ни пошел, ему оказывают непосредственное подчинение, он встал во главе группы солдат, сместил местного Бургомистра и конфисковал муниципальную казну. Не прошло и дня, как его в спою очередь сместили и арестовали. Теперь и Германии прозвище «капитан Кепеника» дается каждому, кто ухитряется одурачить людей.


[Закрыть]
.

Установление различия между другом и недругом, опознавание, является одним из наиболее сложных разделов радарной техники. Нам никак не удавалось разрешить эту проблему целиком, и это вызывало у нас много треволнений, беспокойств и неудач. Своего рода утешением было то. что воздушная оборона англичан также считала опознавание свой-чужой очень сложным делом.

Перед радиолокационной промышленностью постоянно вставали все новые задачи, так как она должна была сталкиваться с большими трудностями вследствие своего запоздалого развития, а также из-за тяжелых массированных налетов. Нехватка персонала, обусловленная нуждами действующей армии, могла быть восполнена только за счет всеобщего привлечения женщин, так что вскоре женщины стали незаменимыми и необходимыми работницами на сотнях радиолокационных станций по всему рейху и на оккупированных территориях. Трудно найти слова, чтобы описать тот труд и те лишения, которые переносили немецкие женщины на всем протяжении войны.

Позднее нам удалось справиться с разнообразными и порой весьма хитроумными радиолокационными помехами со стороны неприятеля. Связь между контролирующими центрами, командными пунктами истребительных соединений, с одной стороны, и с находившимися в воздухе частями и отдельными самолетами, с другой, оставалась сложной задачей. Особенно в ночное время, когда эфир был полон молчащих и говорящих радиоизлучений, длинных, коротких и ультракоротких волн, которые своим свистом или постоянно звучавшими сигналами, атмосферными шумами, командами, разговорами, музыкой и звонками создавали для тех, кто принимал их, находясь в воздухе или на земле, впечатление выставки или возбужденных парламентских прений. Тем не менее неприятелю никогда не удавалось добиться успеха в том, чтобы одновременно помешать всем способам связи.

Неприятельские действия по созданию помех в полном спектре вынудили нас осознать важность пунктов подслушивания и радиоперехвата, так как до сих пор их возможности не использовались полностью. С другой стороны, данная служба подслушивания попыталась воссоздать ситуационную картину, собрав воедино, наподобие складывающейся мозаики, несчетное количество вражеских радиосообщений, которые сперва перехватывались, а потом расшифровывались. Ценность сообщений этих служб была бесспорна. Система текущего контроля приобрела исключительно практическое назначение, причем с немедленным результатом, когда их данные шли непосредственно в ведущие центры обороны рейха для проведения оценки и употребления их в случаях отдельных боевых действий. Изучение вражеских приготовлений к налету, предсказание погоды на маршрутах подлета союзнических соединений, включая и саму область поражения цели, наблюдение за местами сосредоточения вражеских сил, неприятельские радионавигационные наводящие сигналы из передатчиков как в воздухе, так и на земле, прослушивание вражеских радио, а также самолетов, радиолокационных установок – вся информация подобного рода, в случае ее быстрой оценки и анализа, представляла собой ценность для высшего командования. Теперь важные решения принимались только на основании сообщений от службы текущего радиоконтроля.

Поскольку дело касалось технического развития и тактики, мы в те дни обнаружили себя вовлеченными в непрерывное соревнование с неприятелем, в ходе которого, несмотря на наши временные успехи, мы были обречены стать проигравшими, потому что наши ресурсы были и так почти исчерпаны. В своих ночных налетах англичане постоянно преподносили нам все новые методы самолетовождения и проведения атак. Создание специальных соединений из самолетов наведения сделало более легким сам подход к цели и ее обнаружение для самих бомбардировщиков, что повысило эффективность налетов. Направления и точки поворотов отмечались новыми осветительными средствами. В каждой волне бомбардировщиков были специальные "сигнальщики", которые с помощью так называемых "рождественских елок" устанавливали относительные границы цели. Это были световые сигналы, уменьшавшиеся по мере снижения, чей блестящий свет делил их похожими на перевернутую рождественскую елку. "Сигнальщики" получали приказы от руководителя налета, прозванного нами "церемониймейстером", который руководил ими с еще большей высоты и наблюдал за ходом выполнения задания.

Наши ночные истребители попытались приспособиться к новым методам англичан и даже достигли в определенной степени успеха, потому что английские сигнальщики показывали путь не только своим бомбардировщикам, но также к нашим ночным истребителям, которые преследовали их. В некотором роде неудобства радиолокационных и радиопомех были сведены к нулю эффектом самих "сигнальщиков". Помимо этого, был и другой способ обнаружить след бомбардировщиков, по уже сбитым и горевшим самолетам противника, которых можно было заметить на большом расстоянии. В результате всего этого наши ночные истребители обнаруживали местонахождение, направление, высоту бомбардировщиков, видных в свете огней; это привлекало наших истребителей с расстояния в сто километров, как горящая свеча влечет к себе мотылька. Английские бомбардировщики преследовались на пути к цели, а потом и па своем обратном пути. Основательная система ограниченных зон обороны рейха вышла из употребления, теперь истребители "путешествовали".

В такого рода действиях радар для авиации, естественно, приобретал все большее значение. Внедрялись новые типы и новые усовершенствования в соответствии с опытом и фронтовыми требованиями. Своего наибольшего успеха это достигло во время крупномасштабного налета англичан на Нюрнберг в ночь с 30 на 31 марта 1943 года. Случайное стечение благоприятных факторов, самым важным из которых был восход луны во время налета, позволило сбить 132 бомбардировщика (согласно немецким сводкам).

Враг никак не оставался безразличным к тому что активность ночных истребителей снова возросла, что спровоцировало у него резкое увеличение потерь. Они стали высылать большее количество ночных истребителей против мест базирования наших ночных истребителей и против точек их сбора. Ночные воздушные боевые действия, возраставшие постоянно в своих проявлениях и по интенсивности, становились все более сложными и разнообразными. Все большее распространение получали радиопомехи. У англичан не было недостатка в идеях по этому поводу. Целое подразделение, 100-я бомбардировочная группа, специализировалось на такого рода деятельности, как хитрости и ложные атаки, диверсии, радиоблокада и создание радиопомех. Они преподнесли нам немало сюрпризов, о чем я расскажу позже.

После Гамбурга английские ночные налеты в основном были направлены против юга Германии. Особенно тяжело пострадал от воздушных уларов Нюрнберг. Крещение огнем приняли и другие города на юге, такие, как Мюнхен, Штутгарт, Франкфурт, Мангейм. Дополнительно к ним, повторным нападениям подверглись города Дармштадт, Кассель, Страсбург, Кельн, Ахен, Хаген, Мюнстер, Ганновер и Бремен. На города Рурской области налеты совершались вплоть до конца 1943 года. Тяжелому налету 3 декабря подвергся Лейпциг. А в ночь с 18 на 19 ноября британские военно-воздушные силы положили начало битве над Берлином, которая продолжалась до 24 марта 1944 года.

Согласно сообщениям английской стороны, в течение года было проведено 30 налетов, бомбовая нагрузка в которых составляла от 500 до 1000 тонн 25 налетов с грузом бомб порядка 1000–2000 тонн и 8 налетов с гpyзом бомб более чем 2000 тонн. Общий вес бомб, сброшенных на Германию английскими военно-воздушными силами в течение этого года, составил 136 000 тонн. Среди применявшихся бомб самыми крупными по весу были зажигательные бомбы около 1200 кг, а также фугасные бомбы более 4500 кг. Самой большой бомбовой нагрузкой в 1944 году, которая выпала на долю отдельно взятого немецкого города считалось 10 000 тонн бомб, сброшенных на Гамбург. За ним следовали Эссен, Ганновер и Кельн, на каждый из которых пришлось порядка 8000 тонн; чуть поменьше, около 7000 тонн, выпало на долю Мангейма и Людвигсхафена. В общей сложности за период с 1 марта по 31 декабря 1943 года британские ВВС провели 96 крупномасштабных, массированных налетов на 29 различных немецких городов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю