Текст книги "Путешествие вокруг света"

Автор книги: Адельберт Шамиссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Должен заметить, что нигде – ни в Бразилии, ни на Лусоне, ни на Яве – я не замечал, обозревая близлежащую местность с борта корабля, чтобы пальмы господствовали над другими видами растений, возвышались над лесом и определяли бы облик ландшафта. Исключение составляют, пожалуй, только посаженные человеком и послушные лишь ему самые красивые пальмы – это стройные, колеблемые ветром кокосовые пальмы, виденные мною на островах Южного моря. Однако пальмы господствуют в поясе тропиков в обширных низменных, часто затопляемых равнинах, по которым протекают великие реки Америки.

Хотя Америка не может ничего противопоставить гигантскому разнообразию форм животного мира – от слонов до удавов, характерному для Старого Света, тем не менее думается, что пышность и многообразие животного царства Бразилии до некоторой степени восполняют этот недостаток. Животный мир здесь находится в гармонии с миром растительным. К лианам приспособлены лапы некоторых птиц или легко загибающиеся хвосты млекопитающих, включая даже хищников. Повсюду кипит жизнь. На влажных участках суши, недалеко от моря, обитает несметное число раков; завидя путника, они уползают в свои норы, шевеля поднятыми над головой большими клешнями. Особенно богат и великолепен мир насекомых, где бабочка соперничает с колибри. Когда на это зеленое царство спускается ночь, загораются светлячки. Воздух, заросли и земля наполняются блеском и освещают море. Щелкун ^{83} , летящий по прямой, несет на переднегруди два источника постоянного света – органы свечения, связанные с нервной системой. Светляк ^{84} неверными линиями носится по воздуху, причем его брюшко мерцает то ярче, то слабее. При сказочном освещении раздаются шум и крики похожих на лягушек амфибий и пронзительные рулады прыгающих прямокрылых ^{85} .

Неиссякаемому богатству флоры Бразилии посвящены многолетние труды Огюста Сент-Илера ^{86} , Мартиуса ^{87} , Неза Эзенбека ^{88} , Поля ^{89} , Шлехтендаля ^{90} , частично Кандоля ^{91} и Адриана Жюсьё ^{92} , а также и мои собственные. Все в этой стране было ново для науки. Труды столь многих людей охватывали лишь части целого, и когда кто-то изучает имеющееся в семье наследие, которое уже обработал другой, то нередко это мало уступает первой жатве.

13 декабря утром «Рюрик» подвели как можно ближе к берегу. Я сопровождал капитана в его поездке на остров в город Ностра-Сеньора-ду-Дестеру [Флориано-полис], расположенный в самом узком месте пролива примерно в 9 милях от нашей стоянки. Потом я посетил его вторично, но у меня мало что сохранилось в памяти; не сложилось определенного мнения и о людях, с которыми довелось встретиться. Только природа, эта могучая природа надолго оставила неизгладимое впечатление.

14 декабря на берег перенесли обсерваторию и разбили там палатку. Убогий домик и палатка служили жилищем капитану и тем членам экипажа, которых он взял с собой на берег. Глеб Семенович остался на корабле, командование которым было ему поручено.

Лейтенант Захарьин во время путешествия чувствовал себя все хуже и наутро должен был подвергнуться тяжелой хирургической операции. Эшшольц, которому предстояло ее сделать, сказал, что рассчитывает на мою помощь. Пожалуй, одним из самых серьезных моментов в моей жизни был тот, когда, получив соответствующие наставления и приготовив все необходимое, мы с Эшшольцем подошли к кровати больного и я сказал себе: «Будь тверд и внимателен! Сейчас от твоего хладнокровия зависит человеческая жизнь». Однако перед самым началом операции Эшшольц вдруг увидел, что состояние больного улучшилось. Операция была отложена, лейтенант поправился и вновь смог нести службу.

Хотя давно кончился сезон дождей, который в этой части Бразилии приходится на сентябрь, лило почти каждый день, и в народе такую необычную погоду связывали с прибытием русских. К тому времени весь запас бумаги я израсходовал на то, чтобы сохранить собранные и медленно сохнущие растения. Члены экипажа, перешедшие спать в палатку,– художник, рулевой и матросы – использовали мои пакеты с растениями для устройства ложа и для подушек. Меня об этом не спросили, и напрасными были мои протесты. В одну бурную дождливую ночь палатку опрокинуло, и, разумеется, во время этого бедствия никто и не подумал о том, чтобы перенести пакеты с растениями в сухое место. Таким образом я лишился не только части растений, но и части бумаги – невозместимая потеря, тем более что мой запас был незначителен и к тому же приходилось делиться с Эшшольцем, вовсе не имевшим бумаги.

Крузенштерн, с которым был тогда и Отто Коцебу, 12 лет назад примерно в то же время года и в той же гавани поставил на якорь свои корабли – «Надежду» и «Неву». Его обсерватория располагалась на маленьком острове Атомери, где находится форт Санта-Крус. Тогда в Сан-Мигеле, в 4 или 5 милях от нашей нынешней палатки, жил некий Адольф, уроженец Пруссии. Он оказал сердечное гостеприимство Крузенштерну и его офицерам и поддерживал с ними весьма дружеские отношения. Отто Евстафьевич с любовью вспоминал о своем друге. Он справился о нем и узнал, что Адольф умер, но его вдова жива. Капитан Коцебу решил навестить старую знакомую, и мы отправились в Сан-Мигель. Однако вдова оказалась совсем не та, которую знал Отто Евстафьевич. На этой молодой даме Адольф женился вскоре после смерти первой жены. А теперь в заново отделанном доме жил ее соотечественник и друг. Некогда на стене гостеприимного дома русские офицеры начертали свои имена; теперь того места уже нельзя было найти: стены были перекрашены. Никто уже не помнил о русских, и, казалось, память о скончавшемся лишь в прошлом году Адольфе исчезла так же безвозвратно, как и воспоминания о гостях из России.

Местные жители, с которыми мы заговаривали во время подобных экскурсий, любезно приглашали нас к себе, угощали фруктами, предлагали все, что у них имелось. Когда мы хотели расплатиться за съеденное, нас просто не понимали. Перенаселенность не смогла заглушить естественного чувства гостеприимства.

Работорговлю мы застали здесь в полном расцвете. Администрация Санта-Катарины требовала доставлять на остров ежегодно пять-семь партий негров по сто человек вместо тех, кто умер на плантациях. Португальцы привозили их на кораблях из своих колоний в Конго и Мозамбике. Цена на крепкого взрослого мужчину колебалась от 200 до 300 пиастров. Женщина стоила намного дешевле. Более выгодным считалось как можно быстрее использовать всю силу человека, а затем купить вместо него другого, чем растить рабов здесь, на месте. Эти простые слова, сказанные плантатором из Нового Света, звучат, наверное, непривычно для вашего слуха.

Невыносимо мучительно видеть этих рабов на мельницах, где тяжелыми пестиками они измельчают в деревянных ступах рис ^{93} , издавая в такт своеобразные стоны. В Европе подобную работу выполняют ветер, вода и пар. Еще во времена Крузенштерна в деревне Сан-Мигель стояла водяная мельница. Рабы, которых держат в домах богатых господ или в более бедных семьях, больше похожи на людей, чем те, чью рабочую силу используют на мельницах. Впрочем, нам нигде не довелось видеть жестокого обращения с ними. Рождественский праздник, повсюду являющийся праздником для детей, здесь отмечается и как праздник чернокожих. Причудливо нарядившись, они ходят группами из дома в дом и за небольшое подаяние играют, поют и танцуют, предаваясь непринужденному веселью. Мыслимо ли, на рождество вас окружает мир зеленых пальм и цветущих апельсиновых деревьев! На открытом воздухе флаги и факелы, песни и танцы, радостные ритмы фанданго...

В последние дни мои товарищи познакомились с местными жителями и готовились отметить праздник вместе с новыми друзьями. А я в этот вечер чувствовал себя таким одиноким!

Люди повсюду находят знакомых. В городе жил портной, родом из моей провинции, из моего родного города Шалон-сюр-Марна. Он слышал мою фамилию и даже заходил ко мне. Непонятно, как случилось, что мы так и не встретились.

Позволю себе сделать еще одно замечание. Название «армансао» обозначает королевские компании, занимающиеся китобойным промыслом. В здешней провинции их четыре. Лов ведется в зимние месяцы перед входом в пролив, в открытых деревянных лодках. В каждой – шесть гребцов, рулевой и гарпунер. Убитых китов вытаскивают на берег и там разделывают. Каждая компания добывает за зиму до сотни китов, и нас уверяли, что это количество можно было бы значительно увеличить, если бы китобоям более аккуратно платили жалованье, которое теперь не выдано за три года. Провинции, расположенные севернее, тоже участвуют в китобойном промысле. Китов можно встретить даже у 12° южн. широты. Вероятно, эти обитающие у берегов Бразилии под жарким солнцем киты – не что иное, как кашалоты (Physeter) ^{94} .

В одном из моих писем из Бразилии в Берлин я писал о своем открытии и, хотя оно не имеет никакого отношения к путешествию, все же упомяну здесь о нем. Мне кажется забавным, что именно французу по рождению понадобилось отправиться в кругосветное путешествие, чтобы оттуда сообщить об этом открытии немцам. Дело в том, что на пути в Бразилию я обнаружил лишнюю стопу в четвертой строке четвертой строфы «Коринфской невесты» Гёте, одного из самых совершенных его стихотворений, жемчужины немецкой и европейской литературы! Вот эта строка: Daß er angekleidet sich aufs Bette legt [4]4
  Что он одетый ложится в постель. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Я не встречал ни одного немецкого поэта, критика, который заметил это; я прочитал все комментарии к «Коринфской невесте» – и превозносящие ее до небес, и ругательные, но не нашел там никаких упоминаний об этой лишней стопе. Немцы часто так много говорят о вещах, которые так плохо изучают! Я все еще считаю свое открытие новым.

26 декабря 1815 года мы перенесли на корабль приборы и сели сами. Из-за штормовой погоды мы оставались в гавани и 27-го. Лишь на третий день «Рюрик» вышел в море.

Переход из Бразилии в Чили. Стоянка в Талькауано

Мы отплыли 28 декабря 1815 года в 5 часов утра при слабом ветре. По выходе из пролива, так же как и 7 декабря, когда мы входили в него, наблюдалось, хотя и менее отчетливо, то же явление: вода кишела микроскопическими водорослями, встречались и маленькие красные рачки. Ночью поднялся ветер, а утром земля уже скрылась из виду.

Суда, которые огибают мыс Горн, обычно следуют в этих широтах юго-юго-западным курсом вдоль американского побережья на удалении 5–6° от него. Они проходят между материком и Фолклендскими (Мальвинскими) островами, не видя суши; течение направлено к островам. Море там неглубокое; лот ложится на серый песок на глубине 60–70 футов. Южнее суда придерживаются более восточного курса, чтобы обогнуть мыс Сан-Хуан, восточную оконечность острова Эстадос, единственный выступ суши, который они могут наблюдать. Двигаясь вдоль побережья, суда рассчитывают на попутные северные ветры; в более южных широтах западные ветры и штормы зачастую прекращаются. Подобно тому как в поясе тропиков постоянно дуют восточные ветры, в этом регионе, где переменные ветры направлены к полюсу, господствуют западные ветры. Борясь с ними, корабли стремятся достичь более высоких широт (до 60°), чтобы оттуда, пройдя меридиан мыса Горн, вновь повернуть на север. Бывает, что после длительной и безуспешной борьбы со штормовыми западными ветрами, потеряв надежду обогнуть мыс Горн, суда решают изменить западный курс на восточный и попадают в Тихий океан, следуя мимо мыса Доброй Надежды.

Мы сначала шли восточным курсом, затем капитан решил, обогнув мыс Горн, сразу повернуть к западу, не заходя в высокие широты. Я все же полагал, что, поскольку конечная цель путешествия вынудит «Рюрик» долгое время находиться в Северном Ледовитом океане, южные льды, южный ледниковый материк, к которым мы тогда очень близко подходили, дадут поучительный сравнительный материал для предстоящих исследований, пищу для нашей любознательности. Однако капитан Коцебу, выслушав мои соображения, не одобрил эту идею. Два года спустя капитан Смит на корабле «Уильям» открыл острова Новой Южной Шотландии [Южные Шетландские острова]. Если бы капитан Коцебу принял мое предложение, то эта честь, возможно, выпала бы ему.

Мы увидели мыс Сан-Хуан утром 19 января 1816 года и обогнули его следующей ночью, а 22-го пересекли линию меридиана мыса Горн на широте 57°33'. 1 февраля наше судно было на широте мыса Виттория. 11 февраля в 10 часов вечера при свете луны мы увидели землю и 12-го после сорокашестидневного плавания вошли в бухту Консепсьон.

Коротко расскажу о некоторых событиях во время этого плавания. Будьте ко мне снисходительны: подобно тому как большое место в жизни узника занимают муха, муравей или паук, так и для мореплавателя важное значение имеют водоросль, черепаха или птица.

В Бразилии мы взяли на борт несколько птиц (молодых особей рода Ramphasios ^{95} ) и обезьяну (Simia capucina) ^{96} . Птицы не перенесли первого же шторма в открытом море; а обезьяна до Камчатки оставалась самым общительным членом нашей компании.

30 декабря 1815 года мы видели судно, направлявшееся, очевидно, в Буэнос-Айрес, единственное, порадовавшее наш взор во время этого одинокого плавания. По пути – на расстоянии 300 и более миль от берега – встречались морские черепахи; лично я их не видел. Приблизительно на широте 41° северный ветер прекратился; холод (12° по Реомюру) стал ощутим. Мы вытащили зимнюю одежду и затопили в каюте. У мыса Горн, где минимальная температура составляла плюс 4°, мы не чувствовали холода, ибо привыкли к нему. Южные ветры приносили ясную погоду, а северные – дожди. На широте примерно 40° мы увидели первых альбатросов, а немного южнее наблюдались гигантские южные водоросли: Fucus pyriferusи Fucus antarcticus ^{97} – новый вид, который запечатлен в альбоме Хориса и описан мной. Я собрал много экземпляров различных подвидов этого интересного растения, и мне разрешили положить их для просушивания в корзину на мачте. Однако позже во время одной из приборок на корабле это маленькое сокровище выбросили за борт, не предупредив меня; удалось спасти лишь один лист Fucus pyriferus,который я хранил в спирту для других целей.

В разные дни встречались киты, другие морские млекопитающие, белобрюхие дельфины (Delphinus peronii).10 января стоявший на утренней вахте рулевой Хромченко видел шлюпку с людьми, боровшимися с морской стихией. В тот же день с юго-запада налетел шторм, который почти непрерывно на протяжении шести суток преследовал нас между 46° и 47° южн. широты. В 4 часа дня в корму нашего судна ударила сильная волна. Она причинила большие повреждения и сбросила за борт капитана, который, однако, к счастью, успел ухватиться за снасти и лишь на короткое время повис над морской пучиной, а затем опустился на палубу. Перила на корабле были сломаны, самые прочные звенья носового обвода расщеплены; одну из пушек перебросило на другую сторону палубы; руль поврежден; ящик с 40 курами смыло за борт, и почти все оставшиеся куры погибли. Через разрушенную надстройку вода проникла в каюту капитана; хронометр и инструменты не получили повреждений, но часть сухарей, хранившихся в помещении под каютой, подмокла и пришла в негодность.

Весьма чувствительной для нас была потеря кур. Еда на корабле приобретает очень большое значение, чего на берегу даже не представляют себе; это важнейшее событие в повседневной жизни. Вот почему мы так расстроились. Размеры «Рюрика» не позволяли брать на борт каких-либо других животных, кроме нескольких небольших свиней, овец или коз, а также кур. Наш бенгалец, о котором с большим основанием, чем г-жа Сталь говорила о своем поваре, можно было сказать, что он лишен фантазии, на протяжении всего плавания потчевал нас теми же блюдами, что и в первый день после выхода в море, разве только запас свежих съестных припасов вскоре сократился наполовину, а к концу перехода и вовсе иссяк. Когда этому сумасброду запрещали готовить набившее всем оскомину блюдо, он начинал плакать и просил разрешения подать его еще раз. Оставшихся животных берегли, как правило, на крайний случай, и, если такового не представлялось, они становились близкими человеку и были такими же его друзьями, как и собаки, В описываемое время на борту оставалась пара свиней, взятых еще в Кронштадте, но о них речь пойдет впереди.

В один из таких штормовых дней выпал град и прогремел гром. Кроме дельфинов и альбатросов мы видели тюленя, быстро плывшего под водой, высоко подпрыгивая. Играя, как дельфин, он приблизился к носовой части корабля. Его убили гарпуном, но вытащить; на палубу так и не смогли. Вблизи Фолклендских (Мальвинских) островов погода была весьма переменчивой: то шторм, то штиль. Тюленя встречали еще раз. На палубу залетел маленький сокол, и его поймали руками.

Огненная Земля, которую мы увидели 19 января,– это высокие горы с зубчатыми голыми вершинами. В более западных, внутренних районах на склонах гор кое-где лежал снег. Отделенный от Огненной Земли проливом Ле-Мер остров Эстадос является восточным продолжением архипелага. На западе острова есть две близлежащие вершины, но в целом поверхность плавно поднимается к более высокому пику в центральной части, а на востоке предгорья спокойно снижаются к морю. Вблизи мыса Сан-Хуан особенно часто попадались водоросли, между ними плавало нечто загадочное – не то животное, не то растение, вызвавшее наше любопытство, однако вытащить его не удалось. Вокруг корабля покачивалось на волнах множество альбатросов; мы пытались в них стрелять, но пули не могли пробить густое оперение.

На меридиане мыса Горн нас встретили юго-западные штормы, не утихавшие несколько дней. Здесь на наш корабль обрушились самые большие волны из всех, какие были на пути прежде. Море не фосфоресцировало. Не наблюдалось и северного сияния. Киты попадались очень редко.

Путешественники обычно приветствуют созвездие Креста в южном небе стихами из «Чистилища» Данте (1, 22 и сл.); однако их мистический смысл с трудом можно отнести к данному созвездию. Путешественники вообще считают, что блеск и великолепие звездного неба Южного полушария оставляют далеко позади звездный купол севера. Наблюдать южное небо – вот преимущество, которое имеет путешественник перед теми, кто сидит дома. Осагов, ботокудов ^{98} , эскимосов и китайцев гораздо легче увидеть у себя на родине, никуда не выезжая, чем в чужих странах. Многие животные – носорог и жираф, удав и гремучая змея – выставлены для обозрения в зоопарках и музеях мира. Китов доставляют вверх по течению рек, чтобы удовлетворить любопытство жителей больших городов. Но созвездие Южного Креста можно наблюдать только в Южном полушарии. Южный Крест – действительно прекрасное созвездие, блестящая стрелка на южных звездных часах. Однако я не хочу расточать безудержную хвалу южному небу и отдаю предпочтение родным звездам. Возможно, я так же привязан к Большой Медведице и Кассиопее, как житель Альп к снежным вершинам, ограничивающим его горизонт.

Когда мы повернули на север, водоросли исчезли. 31 января 1816 года вблизи мыса Виттория я отметил свой 34-й день рождения или скорее день крещения. (Точная дата моего рождения и вообще, случилось ли это событие, документом не подтверждается, свидетелей теперь уж не найти, и это можно лишь предполагать с той или иной долей вероятности.) У меня сохранилось несколько апельсинов, взятых еще в Бразилии, я выложил их на стол, а капитан поставил бутылку портвейна из личных запасов, чтобы отметить событие.

Мы двигались на север вдоль западного побережья Америки (на удалении примерно в 2°), и нам сопутствовали хорошая, ясная погода и южные ветры, обычные для этого времени года. Что касается описания побережья Чили у Консепсьона, то сошлюсь на материал в «Наблюдениях и замечаниях»; там же можно найти и другие беглые зарисовки и заметки ^{99} . В основе их лежат записи, сделанные на месте во всех пунктах, куда мы высаживались. Сразу же после того как «Рюрик» снимался с якоря, я передавал их капитану по его требованию.

Днем 12 февраля 1816 года мы вошли в бухту Консепсьон и в 3 часа, лавируя против ветра, оказались на рейде Талькауано. Мы подняли флаг и по морскому обычаю потребовали лоцмана. Но на нас смотрели лишь издали и со страхом. Мы не понимали, что нам кричали, да и сами не могли объясниться. Спустилась ночь, и пришлось бросить якорь. На следующий день подошла шлюпка, с которой за нами наблюдали. Наконец удалось уговорить сидевших в ней людей подойти вплотную. Наш флаг был в этих местах неизвестен, кроме того, местные жители очень боялись корсаров из Буэнос-Айреса, от коих не знали как защищаться. Нам указали путь на якорную стоянку у Талькауано. Капитан тотчас же направил лейтенанта Захарьина и меня к коменданту поселения.

Властителем Чили в это время был Фердинанд VII. Администраторы и военные, с которыми мы попутно столкнулись, напомнили мне Кобленц в 1792 году ^{100} , книга моего детства лежала передо мной раскрытой и понятной. Я увидел, как уже немолодой офицер в порыве непритворной преданности и обожания опустился на пол перед изображением монарха, которое нам показывал губернатор, и со слезами умиления лобызал ноги на портрете. В этом поступке, могущем многим показаться странным, проявились не что иное, как самоотверженность и преданность идее, будь она даже пустой игрой ума. В нем нашло свое выражение то высокое и прекрасное, что принесла людям эпоха политической борьбы. Но оборотной стороной медали стало торжество высокомерия, жестокости, животного удовлетворения жажды мщения. «Vae victis!» («Горе побежденным!») ^{101} . Вот еще пример. На балу, который губернатор дал в нашу честь, я наблюдал, как его сын, невоспитанный мальчишка лет 13–14, пинал ногами укутанных в мантильи женщин, по местному обычаю присутствовавших на балу в качестве зрительниц; он плевал в них и оскорблял лишь потому, что они патриотки. Поведение мальчишки было в порядке вещей. На не эмигрировавших, не высланных, не заключенных в тюрьмы патриотов или на подозреваемых, а также на членов их семей возлагаются, как на бесправных и угнетенных, все тяготы – поставки, транспортная повинность, постой. Действует формула: «Это – патриоты!».

С последними всемирно-историческими событиями ^{102} здесь уже были знакомы. Честь их приписывалась исключительно русскому оружию, что проявлялось и в отношении к нам. Само собой разумеется, дружественному флагу и капитану судна, на котором он развевался, были оказаны всевозможные почести; но и в них испанцы не знали ни меры, ни такта; меня удивляло столь странное отношение высших властей провинции к молодому лейтенанту русского военно-морского флота.

Комендант Талькауано подполковник дон Мигуэль де Ривас тотчас же прибыл на борт «Рюрика» и пригласил нас вечером к себе. В Консепсьон был срочно направлен посланец, и вскоре появился адъютант губернатора-интенданта дона Мигуэля Мария де Атеро, а на следуюшее утро прибыл и он сам, дабы нанести лейтенанту Коцебу первый визит на борту корабля. Поскольку, с одной стороны, мы должны были салютовать испанскому флагу, а с другой – губернатору, возникло недоразумение относительно числа залпов для приветствия флага. По этому поводу начались переговоры с испанцами, и те поспешили пойти на уступки. Капитану на борт корабля была прислана почетная охрана из пяти человек и письмо, слова которого звучали по-испански весьма высокопарно и гордо, в то время как смысл был почти пресмыкательский. Перед отведенным капитану домом, где он разместил обсерваторию и с 16 февраля поселился вместе со мной, единственным из всего экипажа, был выставлен почетный караул.

Однако должен представить вам и военных. Вместо подробного описания достаточно сперва рассказать анекдот. Капитан искусно разместил коменданта и его офицеров за нашим плотно заселенным столом. Мы были хозяевами, они – нашими ежедневными гостями, которые очень редко заставляли себя ждать. Комендант дон Мигуэль де Ривас – мы называли его просто Фрондосо, потому что он очень любил напевать: «Nello frondoso d’un verde prado» [5]5
  Под густой зеленью парка... (исп.).– Примеч. ред.


[Закрыть], – не был приверженцем какой-либо политической партии, а был хорошим, веселым человеком, ставшим нашим преданным другом. Однажды, после того как убрали со стола, он хотел выйти из комнаты под руку с капитаном. Его телохранитель решил соснуть после обеда и устроился на пороге за дверью. Любопытно было, как поведет себя Фрондосо. Он подошел к спящему, посмотрел на него, добродушно улыбаясь, а затем осторожно и легко перешагнул и подал руку капитану, приглашая его выйти на улицу таким же способом, не нарушив покоя солдата.

Мы договорились с доном Мигуэлем де Ривасом отправиться 19 февраля в Консепсьон к губернатору с ответным визитом. Однако последний просил капитана отложить его до 25-го, чтобы он мог достойно подготовиться к приему почетных гостей. Порешили на том, что 19-го мы посетим губернатора с дружеским визитом, а 25-го он примет русского капитана с подобающими тому официальными почестями.

Тем временем дон Мигуэль де Ривас вновь пригласил нас на приятный вечерний прием и на бал. В Консепсьоне мы познакомились с первыми людьми провинции: епископом, превосходившим остальных тонким образованием и ученостью; доном Франциско де Ринесом, губернатором Вальдивии; доном Мартином ла Пласа де лос Рейесом и его семью очаровательными дочерями и другими. Я навестил достойного старого миссионера патера Альдая. Он много и охотно рассказывал о красноречивых арауканцах и подготовил меня к тому истинному наслаждению, которое мне предстояло испытать при чтении «Гражданской истории Чили» Молины ^{103} . Не думаю, что это произведение переведено на немецкий язык, но оно подобно творениям Гомера. Книга повествует о людях, находившихся примерно на том же этапе истории, и об их деяниях, достойных героического времени.

25 февраля при въезде в резиденцию нас приветствовали семью пушечными залпами. Губернатор дал в нашу честь торжественный обед, а вечером устроил блестящий бал. На ночь, как и в первый раз, нас разместили по квартирам, потому что дворец, резиденция губернатора, не был предназначен для иностранных гостей. Стол был богато сервирован, в избытке подавали мороженое.

Епископ, губернатор и капитан Коцебу сидели на почетных местах; епископу прислуживал священник. Под гром пушек и звуки труб произносились тосты. Некоторые из присутствующих выступали со стихотворными импровизациями; стремясь привлечь всеобщее внимание, они стучали по столу и кричали: « Bomba!» [6]6
  Внимание! (исп.)


[Закрыть]Не могу назвать эти экспромты превосходными; выделялись лишь полнозвучные стихи епископа: в весьма удачных стансах он воспел Александра и Фердинанда, Био-Био и национального поэта Эрчиллу ^{104} .

Весьма забавный эпизод произошел с Хорисом. К одному из поданных блюд ему захотелось добавить уксусу, но на столе его не оказалось. Хорис никак не мог объяснить, что ему нужно. Я сидел поблизости и должен был перевести, но из памяти выпало нужное слово. То, что aceiteозначает не acetum [7]7
  Уксус (лат.).


[Закрыть], а «масло», мне было известно; я пытался, демонстрируя большую ученость, образовать испанское слово из oxys [8]8
  Кислый (исп.)


[Закрыть], но все усилия оказались напрасными. Невозможно было прервать злополучный разговор, приближались новые подкрепления; во главе стола уже почувствовали, что гостям на другом его конце чего-то не хватает и они никак не могут это выразить. Губернатор поднялся, за ним и епископ – потом встали все! Наконец, мне вспомнилось подходящее слово vinagr [9]9
  Уксус (исп.).


[Закрыть] ,послали за уксусом, и... река вошла в свои берега. Но когда принесли уксус, виновник этой суматохи уже съел блюдо, для которого тот требовался, и не захотел им воспользоваться.

Вечером на танцы собралось самое изысканное общество; многие дамы были очень красивы и, очевидно, старались произвести впечатление; мне понравилась утонченность их манер.

Капитан пригласил губернатора и все его окружение на ответный прием. Позднее было решено, что праздник состоится 3 марта.

27 февраля испанцы праздновали захват Картахены ^{105} .

29-го скончался от чахотки матрос – единственный, кто умер во время плавания. Капитан выразил желание похоронить его на общем кладбище по церковному обряду. Он сказал об этом нашему другу коменданту, но тот ответил весьма уклончиво, сказав, что это в компетенции духовных властей. От него зависят только воинские почести, и он готов их соблюсти. К счастью, капитан удовлетворился этим, и к назначенному часу явилась воинская команда, дабы сопровождать гроб. Казалось, весьма рискованно доверять порох этому сброду. Кое-кто из них разряжал ружья прямо во дворе, не особенно заботясь о том, куда стреляет. Наконец они присоединились к траурной процессии, и добрая воля властей была таким образом продемонстрирована. Когда на следующий день наши отправились на кладбище, чтобы установить на могиле сколоченный на корабле греческий крест, то увидели, что могила разорена; кругом валялись опилки, бывшие ранее в гробу. Капитан решил не поднимать шума. Позже, в беседе с доном Мигуэлем де Ривасом, я вспомнил об этом случае. Он ужаснулся злодеянию и даже отступил, крестясь, на два шага.

Настало 3 марта, и на корабле появились гости. Празднично одетые матросы перевозили их группами в шлюпках на борт для осмотра «Рюрика». Примыкающий к нашему дому сарай был украшен миртовыми ветвями и приспособлен под танцевальный зал, цветочное убранство коего наверняка вызвало бы восторг в Европе. Кроме того, он щедро освещался восковыми свечами, и это невиданное до сих пор в Чили роскошное освещение удивило собравшихся более всего остального. Cera de España! Cera de España! [10]10
  Испанский воск (исп.) – Примеч. пер.


[Закрыть]Эти слова звучали повсюду, а когда мы покидали Чили, губернатор попросил у капитана в подарок кроме русской подошвенной кожи 10 фунтов восковых свечей. Хорис нарисовал два транспаранта, придавшие празднику еще большую торжественность: соединившиеся в рукопожатии руки и выведенные около них имена обоих монархов, лавровые венки, гений победы или славы с голубыми крыльями, парящий над Землей. Неудачная мысль изобразить Землю, как бы глядя на нее с Южного полюса, привела к тому, что мыс Горн получился в вертикальной проекции, на что я не мог взирать без стыда.

Мне показался вполне естественным вопрос, который нам часто задавали даже наиболее осведомленные гости: из какой гавани мы начали плавание – из Москвы или из Санкт-Петербурга? Вопрос же: «Изображает ли эта парящая в воздухе фигура императора Александра?» – был намного легче. Но пальму первенства следует отдать вопросу, поводом для которого послужил установленный на «Рюрике» бюст графа Румянцева из черной бронзы. Вопрос этот заслуживает упоминания хотя бы потому, что его задавали нам не только в Чили, но и в Калифорнии, где местный миссионер спросил: «Почему он такой черный? Разве граф Румянцев негр?»