Текст книги "Цветок моей души (СИ)"

Автор книги: Аделаида Мендельштам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава десятая

– Первый, внизу начинается отбор! – спешил к нему Второй, отвечающий за отбор и обучение новых солдат.

– Простите меня, госпожа, дела требуют внимания, – поклонился Чонган с досадой. Его разум метался в поисках причин остаться рядом с девушкой, но он никак не находил.

– Не смею вас отвлекать, господин Чонган, благодарю за такую интересную беседу. Я понаблюдаю за отбором отсюда, если вы не против? – девушка улыбалась ему ласково. Ей и вправду было легко и спокойно рядом с новым начальником стражи. Он не облизывался внутренне, как делали большинство мужчин, разговаривая с ней.

– Конечно, только не спускайтесь пока со стены до тех пор, пока не пройдут испытания по метанию копьем. Они шлют копья куда угодно, кроме цели, – Теньфэй с удивлением воззрился на Чонгана, он впервые видел его таким мягким с женщиной.

– Я буду здесь, – заверила его улыбающаяся девушка, одной рукой опираясь на Стену, а другой пытаясь удержать свой шелковый зонтик, уносимый прохладным ветерком. Ветер тревожил полы её ханьфу, играл с поясом, раскачивал тяжелые длинные серьги в ушах. Чонган с трудом заставил себя отвернуться от этой картины и ещё несколько мгновений не видел ничего, ноги сам несли его вниз по каменной лестнице. И лишь у подножия лестницы понял, что он только что разминулся с мастером Кицином. Что он там делал? Как много подслушал? Мысли выветрились из головы, стоило ему ступить на площадь, где полным ходом шел отбор.

– Нет, ты слишком смазливый, нам девочки не нужны, отбивай тебя потом у оголодавших солдат, – ехидничал Шен, поигрывая своей плеткой. Наомиец не мог пропустить такое событие.

– А может ты боишься, что больше ни одна баба не польстится на щербатых, коротконогих и рыжих наомийцев, если рядом буду я, Красавчик Лианг? – парень был и вправду красив. Удивительно точеные черты лица дышали уверенностью и дружелюбием. Рослое, хорошо сложенное тело было гибким, как у того, кто часто тренируется. Руки сжимали деревянную палку, видимо, юноша был самого простого происхождения, раз даже меча нет. Одежда и обувь говорили о том, что хозяин небогат, но придает внешнему виду немалое внимание.

– Язык к тому же без костей, значит, если первая половина солдат девочку просто захочет отодрать, то вторая захочет ребра посчитать. Нет, не нужен ты нам, от тебя одни беды, – вздохнул Шен и махнул рукой, «уходи» дескать. – Следующий!

Чонган был с ним согласен. Этот парень был и впрямь слишком смазлив и болтал языком быстрее, чем успевал подумать. Из таких получаются хорошие воины на арене, но очень плохие солдаты в армии. Вот пусть и идёт на арену, целее будет.

– А спорим, я побью вашего знаменитого Шестого? – парень не собирался отступать. Наверное, он привык к тому, что все ему достается легко.

– И с чего бы нашему Шестому тратить на тебя внимание? – сплюнув сквозь отсутствующий зуб спросил Шен.

– Хочешь, сам меня испытай, мастер Шен. Кто знает, может боги наградили меня не только красотой?

– С чего бы мне на тебя тратить свое внимание? – Шен начал раздражаться.

– С того, что меня все знают как Лианга-молнию. Никто на побережье меня ещё не смог одолеть, ни один солдат меня не сумел догнать, обо мне песни поют, что моя мамка спуталась с богом и получился я, Лианг-молния!

– Ты к тому же ещё и брехун, – невозмутимый Шен даже не сдвинулся с места.

– А ты испытай, тогда и узнаешь, – ответил ничуть не смущенный парень.

Чонган скривился, парень с каждым словом нравился ему все меньше и меньше.

– Я испытаю тебя, – сказал он и стянул с себя рубашку. Он протянул руку Шену и тот с улыбкой вложил ему в руки длинную, деревянную палку. Парень побледнел, видимо, был наслышан о новом начальнике стражи.

– Гос…подин начальник стражи, – сглотнул парень, – такая честь.

– Становись, возьми свою палку, – велел Чонган.

– Ну, красотка, поздравляю, ты разозлил нашего Первого. Беги, пока не поздно, – посоветовал Шен под раздавшиеся со всех сторон смешки. Парень покраснел как рак, но упрямо мотнул головой и встал в стойку.

– Первый, умоляю, не забивай малышку насмерть. Так, переломай пару костей, и пусть живет, славит тебя за доброту твою. – нагнетал страха Шен. Чонган видел, что палка в руках у Лианга дрогнула, но к его чести на лице это никак не отразилось. Чонган бросил взгляд наверх, туда, где стояла Гиде. Вся воинственность и желание наказать парня за дерзкое поведение исчезло, как будто на горячие угли вылили ведро воды.

Стукнув землю концом палки они начали бой. Парень кое-что умел и вполне мог бы пройти отбор, они брали и похуже. И он и вправду был очень быстр. Только за счет скорости он ещё и держался. Чонган гонял его по всей арене, время от времени оттягивая парня палкой по заднице. Под грохот смеха и свист Лианг уже не пытался нападать, его сил хватало лишь на то, чтобы защищаться. И то половину ударов он пропускал. Чонган все ждал, когда униженный и уставший Лианг запросит пощады и сдастся, но этого все не происходило. Лианг пропускал уже большую часть ударов, он натужно дышал, но упрямо держался, не обращая внимания на насмешки.

– Эй милашка, попка ещё не опухла? – кричал довольный представлением Шен. Он оглушительно засвистел.

В конце концов, Чонгану надоело издеваться над бедным парнем, виноватым лишь в том, что излишне болтлив. Его Четвёртый раз в десять болтливее будет. Он подсек парня под ноги и уронил его на землю, сверху придавил ногой. А, когда тот начал извиваться под ним, ещё и стукнул: «Тихо… хорошо держишься. Только ноги надо укрепить и спину. Беру тебя. Не болтай больше.»

Подхватив брошенную Тэньфеем рубашку, Чонган отошел от лежавшего на земле парня.

– Вставай, паря. Ты прошел отбор, зачисляешься в охрану князя Фэнсина, – потянул за руку Шен Лианга, – благодари нашего Первого, он сегодня добрый.

Один за другим проходили наниматься к князю жители соседних городов и деревень, а то и провинций. Кто-то приходил сам, кто-то в составе восьмёрки, а кто-то даже привел сотню. Князь все наращивал армию и Чонган все чаще задумывался о том, как отнесется наместник к такому усилению опального вассала. Жизнь Чонгана бурлила как кипяток в котелке, неотложные хлопоты разрывали его на части, не давая отдыха. Ему приходилось многое менять в охране замка: теперь двери всегда охранялись, чужие люди не могли войти беспрепятственно как было это раньше. Более того, Чонган разделил двор на внутренний, только для своих, и внешний, куда в дневное время могли прийти торговцы, поставщики и прочий люд. Охрана стояла на всех постах и регулярно менялась, дисциплина была строжайшая, восьмёрка Чонгана забрала всю власть и подчинялась только Чонгану. Ни Чонган ни его люди не брали взятки, более того, искореняли взяточничество самым жестким способом. На первый раз прощался всякий, но на второй раз, невзирая на должность, виновный получал десять плетей за взяточничество, десять плетей за воровство и десять плетей за нарушение приказа. На третий раз виновного выкидывали из замка с позором. В замке росло недовольство захватившим власть Чонганом.

– Осторожнее, господин Чонган, вы наживаете врагов быстрее, чем моя Лала успевает раскусывать скорлупки, – сказала ему Гиде, когда они вновь встретились на стене. Она нежно погладила по щеке чернокожую девочку, увлеченно грызущую орехи.

– Работа такая, – пожал плечами Чонган. – чтобы построить новое, надо сломать старое.

– Вы говорите совсем как князь, – вздохнула Гиде. Ее беспокойные пальцы оглаживали кудрявые непослушные волосы любимицы. Лала, качнув головой, стряхнула её руку и побежала ловить первые снежинки. – Осторожнее, милая, не упади, – крикнула она расшалившейся девочке.

– Ваша рабыня вырастет в красавицу, хотя и не затмит свою хозяйку, – заметил Чонган

– Бедная Лала, красота принесет ей только несчастье.

– Как и вам?

– В статусе наложницы, пусть и княжеской, не много чести. А счастья ещё меньше, – сегодня её глаза казались темными, словно поросшая тиной топь болота. – Моя мать сгорела от лихорадки, когда я была совсем крошкой и перед смертью продала меня в общину вышивальщиц. Лучше уж быть вышивальщицей, чем дать мне умереть с голоду решила она. Отца я вовсе не знала. Я любила матушку Мей, главу общины, да и она привязалась к бедной сиротке. Она сама научила меня подбирать цвета, доверяла сложную вышивку, брала с собой к заказчикам. Как-то взяла во дворец к старому князю. Мы с Юи, второй помощницей матушки, чуть приотстали в одной из крытых галерей – зазевались, рассматривая великолепное убранство Белого замка. Тут мы и встретили молодого князя. Многими ночами я думала, почему он все-таки выбрал меня, Юи была чудо как хороша и была бы не против княжеского внимания. Она была выше и старше меня, с горделивой осанкой, с огоньком в глазах. Я же была совсем дитя и по виду, и по разуму. Я не очень поняла, когда матушка сообщила, что меня выкупил сам князь и следует немедленно идти за ней во дворец. Она привела меня и даже не попрощалась, просто закрыла за собой дверь… – давняя боль все ещё звучала в голосе девушки. – А Юи вышла замуж, я узнавала.

Чонган знал, что происходит с маленькими девочками за запертыми дверями мужских спален. У него перехватило горло от одной мысли о том, как, наверное, кричала и вырывалась Гиде. Хотя Гиде не способна кричать и вырываться. Она, наверное, плакала и умоляла. Некоторых это распаляет.

– Как же так получилось, что из маленькой вышивальщицы вы превратились в главную наложницу?

– Говорят, я его приворожила: то ли я сама – ведьма, то ли заплатила ведьме младенческой кровью, здесь слухи расходятся, – рассмеялась Гиде, одной рукой обнимая подбежавшую девочку. – Господин Чонган, прошу вас, будьте осторожнее, эти люди могут быть опасны.

– Спасибо, госпожа, за предупреждение.

Гиде улыбнулась и кивком простилась. Чонган смотрел на уходящую девушку, вокруг которой подпрыгивая бегала смешная девчушка, спиральки волос которой торчали в разные стороны. Она уходила и с ней уходила вся радость. «Очнись, – велел он себе. – Эта девушка – наложница твоего господина, которому ты дал клятву верности. Какое твоё дело, что у них происходит за закрытыми дверями? Даже, если он убьёт ее – он в своем праве, это его женщина. Князь творит историю, исследует новые земли, развивает науку и искусства, а чего стоит она? Всего лишь соломинка, попавшая под колесо телеги.» Чонган пообещал себе, что сегодня же вечером пойдет в чайный дом, найдет девушку с зелёными глазами и попытается с ней забыть о сегодняшнем разговоре.

Глава одиннадцатая

Тем временем, Гиде вместе с Лалой решили понаблюдать за обучением солдат. Тэньфей показывал приемы борьбы на палках дзё. Множество мужчин разных возрастов в едином движении распарывали воздух ударом палок. Громкое и отрывистое «хххо» вылетало из множество глоток, брызги грязи разлетались от ударов ног. Среди них оказался и тот, что так её насмешил – Лианг-молния. Его красивое лицо было сосредоточено и напряжено, парень глазами поедал Тэньфея, видимо, решил стать лучшим среди воинов-новобранцев и тем самым восстановить утраченную репутацию. Гиде мысленно аплодировала парню – нелегко подняться после того, как тебя основательно макнули в грязь, а тем более сделать правильный вывод и попытаться исправить ошибку. Пожалуй, этот парень ей нравится.

Тэньфей покосился на любимую наложницу князя: «И почему ей не сидится в своих покоях, как другим наложницам? Неужто не замечает, как срывает ему обучение?» Девушка и вправду не замечала, как заглядываются вслед воины, как неуместна её хрупкая, облаченная в изысканное платье, фигурка на истоптанном тысячами сапогов плацу – словно драгоценный, украшенный бриллиантами браслет на заскорузлой от черной работы руке рабыни. Не замечала жадных взглядов, бросаемых солдатней, похабных словечек, сказанных шепотом, противных ухмылок. Гиде не замечала ничего, она жила в своем призрачном, наполненным сладковатым дымом опиума мире, который лишь на мгновение соприкасался с реальностью.

«На сегодня все!» – крикнул Тэньфей и добавил тише: «Надо выпить»

Чайный дом «Цветок жасмина» на окраине Сиана переживал настоящий расцвет. Ещё никогда здесь не было такого количества гостей, девушки сбились с ног, обнося гостей напитками, в общем зале было не протолкнуться. Правда, для особых гостей всегда держалась отдельная комнатка, отделанная в столичном стиле: обитые шелком стены подпирали потолок, расписанный ветками цветущего жасмина на голубом фоне. На низеньких широких кушетках были разбросаны подушки, разных форм и размеров. На одну из них и облокотился Чонган.

– Хорошо быть начальником стражи, Первый! И места для тебя всегда найдутся, и выпить приносят только золотое иднайское, а не ту мочу, что мы пили раньше. Пожалуй, я сегодня не буду жаловаться на судьбу, как хотел, – Тэньфей отпил немного вина, довольно зажмурился и откинулся на жалобно застонавшей под его весом кушетке.

– Быстро же ты забыл, как мы на Стене жарили ящериц, Второй. Помнишь, ты ещё клянчил ножку у Хенга? – усмехнулся Чонган.

– Такое захочешь, не забудешь. Опытным путем выясняли какие из них ядовитые, а какие съедобные. И почему всегда мне попадались ядовитые? Я даже похудел за ту седьмицу, – усмехнулся Тэньфей, ногой прикрыв дверь за которым становилось слишком шумно.

– Шен тогда предлагал использовать тебя как пахучее оружие, мол, ни один диуани таких запахов не выдержит, – хохотнул Чонган.

– Зато, теперь мы на вершине, о таком я и мечтать не мог. Все благодаря тебе, брат.

– Благодаря нам, брат мой, – Чонган поднял чашу с вином и отсалютовал Тэньфейю, отпил и отставил в сторону.

– Что тебя тревожит, Первый? – негромко спросил Тэньфей. Он подался вперёд, желая разглядеть лицо друга, скрытого в тени.

– Слишком сильно переворошили мы этот улей. Может, надо было по-другому? Скажи остальным, чтобы были осторожнее.

– Ты думаешь, они попытаются что-то предпринять?

– Они уже должны были что-то предпринять. Почему Кицин проглотил увольнение, почему остальные молчат и как-то легко приняли новые порядки? Я ждал, что меня подставят. Ждал нападения, ждал жалоб, но не произошло ничего, Второй. И это меня беспокоит. Уже вторая луна как я начальник стражи, а с их стороны никаких действий.

– Ты не оставил им ни одного шанса тебя подставить. В этих стенах, наверное, не было никогда такого порядка.

– Может, ты прав, Второй…

– Завтра соберу ребят и обмозгуем как нам дальше быть. Велю пока по одиночке не ходить.

– Пусть всегда будут на виду и в окружении одной-двух восьмерок.

– Не слишком ли ты паникуешь, Первый?

– Лишним не будет.

– Как скажешь, господин начальник стражи. Эй, несите-ка сюда ещё две бутылки вина! – велел Тэньфей немного приоткрыв дверь. – Первый, давай закажем девочек? Соскучился по женскому телу, страсть как.

Вскоре особую комнатку в чайном доме «Цветок жасмина» заполнил мелодичный женский смех и звуки музыки. Тэньфей наслаждался обществом девушек и с ревом утащил наверх сразу двух хихикающих и спотыкающихся на лестнице девиц. Чонган остался один, настроение никак не желало подниматься. Оставшиеся девушки раздражали его хихиканьем и глупыми разговорами, и он велел им убраться. Перед глазами стояла улыбающаяся Гиде, с нежностью проводящая пальцами по щеке чернокожей рабыни. Картина была так явственна, что он даже разглядел вышитый клюв павлина на подбитой мехом накидке, услышал смех Лалы и тихий звон длинных серег Гиде. Чонган схватил подушку и закрыл им лицо, пытаясь избавиться от наваждения. Набитая сосновыми иголками подушка пахла Гиде – горечью и свежестью. Он устало отбросил подушку на пол, отпил ещё немного вина и отправился домой. После обхода всех постов на стене, Чонган, наконец, решил лечь спать. В окно светила Майя, Нерга ещё не налилась светом. В темной и холодной комнате Чонгана еле теплилась толстая свечка, наверное, прислуга оставила. Голова, тяжёлая от выпивки и невеселых дум, сильно заболела. Боль толчками билась, распирала череп, усталость камнем навалилась на Чонгана. «Надо бы открыть окно, впустить свежего воздуха,» – подумал он уже засыпая.

Скрипнула дверь и в проеме двери застыл женский, хрупкий силуэт.

– Это сон? – спросил он темноту, почувствовав горько-свежий запах.

– Конечно, – ответила та и выпустила из своих объятий Гиде, одетую как девушка из чайного дома нынешним вечером. Тонкий шелковый ханьфу скользнул вниз к ногам девушки и у Чонгана вырвался восхищенный вздох. В неверном свете свечи её глаза казались янтарными, губы изогнулись в легкой, лукавой улыбке. Он осторожно провел пальцами по узкому лицу, по губам и вниз по шее до ямочки на ключице. Небольшая грудь с розовыми бутонами сосков легко поместилась на его ладони. Чонган слегка ущипнул сосок, девушка со стоном запрокинула голову, обнажая молочную кожу шеи. Негромкий стон стал первым камешком, сдвинувший с места неудержимый камнепад. От прикосновения тонких пальцев по венам Чонгана побежал огонь. Розовые, пухлые губы манили к себе, он подхватил девушку под ягодицы и впился поцелуем, сминая её губы. Он не помнил, как оказался на кровати с Гиде под собой, не помнил, как разделся, помнил только как плавилось её тело под его жадными руками. Помнил стоны, доводящие до исступления, тонкие пальцы, вцепившиеся в его волосы, выгнувшееся от удовольствия гибкое тело. И, едва не разрядился, как только вошел в неё одним резким движением. Почувствовал приближение и впал в отчаяние – слишком рано, он не хотел заканчивать сейчас, только не сейчас. Тело, никогда раньше не подводившее его не соглашалось с ним. Чонгану пришлось до крови прикусить губу, сдерживая себя. «Я люблю тебя,» – прошептал он ей, осыпая поцелуями шею и плечи. «Люблю!» – захватил губами мочку маленького ушка. «Люблю, люблю,» – целовал он ноготки на каждом пальце тонкой руки. «Уедешь со мной, Гиде?» Вязкое облако наслаждения накрыла Чонгана сверху, отрезая от остального мира. Словно во всем мире остались только они с Гиде.

– Глупый, это всего лишь сон, – её пальцы запуталась в волосах Чонгана.

– Я сделаю это наяву, – убежденно ответил Чонган.

– Ты дал клятву, – грустно улыбнулась девушка. Рассыпанные по подушке волосы шевельнулись как живые.

– Нарушу ради тебя!

– И убьешь нас, тенна? Он нас живыми не отпустит! – девушка вырвалась из объятий, длинные тёмные волосы взметнулись и опали.

– У меня получится, верь мне. А не получится…

– Ты уже убил меня, – и её лицо поплыло, точеные черты на глазах грубели, плечи раздались вширь и перед Чонганом сидела самка диуани. Ее волосы метались по кровати, оплетали ножки кровати, и вот это уже не волосы, а корни, врастающие в землю. Комната исчезла, а сам Чонган оказался на той поляне, пахнущей кровью и раздавленной листвой. – За что, тенна? За что ты меня убил? – ее вывернутые в суставах руки с загнутыми книзу когтями потянулись к лицу, ядовито-зелёные глаза полыхали огнем, а рот с двумя рядами зубов широко раскрылся, показывая гибкий, серый язык.

Чонган не мог пошевелить ни одним мускулом, и с ужасом смотрел как у самого глаза остановился бритвенно-острый коготь диуани. Шевелящиеся волосы с сухим шелестом обвили его тело, тоненькие, но крепкие как проволока волосы залезли под одежду и впились в кожу.

– Спаси хотя бы себя, глупый, – прозвенел в голове звонкий, совсем не похожий на Гиде, голос. – Проснись, ну же!

И Чонган проснулся.

Глава двеннадцатая

Онемение не прошло и ещё несколько мгновений он лежал на кровати без движения. Чонган силился пошевелить хоть пальцем, но бесполезно, не смог даже поднять ресницы. Через несколько томительных мгновений оцепенение начало спадать. От бесконечных усилий пошевелиться на висках выступил испарина. Через вечность пальцы рук слегка шевельнулись.

Дверь скрипнула и в комнату вошли четверо.

– Спит? – услышал он шепот.

– Должен, колдун клялся, что даже четверти этой свечи хватит, чтобы свалить быка. А свеча прогорела почти до конца.

– Наконец-то! Сейчас я перережу твою глотку, мерзавец! – свистящий шепот был полон ненависти.

Чонган нечеловеческим усилием перекатился с живота на спину и, не вставая с кровати, ногой выбил кинжал у опешившего нападающего в маске. Голую пятку ожгло болью, кинжал со звоном покатился по дощатому полу. Один из нападавших вскрикнул и бросился к двери, остальные два выхватили короткие, в локоть, мечи. В голове шумело, рот был сух, как самая середина пустыни, слух обманывал его, то исчезая, то делая звуки невыносимо громкими. Чонган перекатился ещё раз и упал с кровати на пол. Свистнул меч и опустился на то место, где только что была его голова. Подушка лопнула, и во все стороны брызнул пух. Чонган вскочил на ноги, его повело и, не удержавшись, он снова упал на колени. Вовремя. Снова свистнул меч и оставайся Чонган на том же месте, сейчас у него бы слетела голова с плеч. Он ещё раз перекатился по занозистому полу и пнул кого-то из троих в колено. Человек вскрикнул и с грохотом упал на пол, хорошо приложившись затылком. Меч выпал из рук нападавшего и Чонган тут же схватил его. На этом его везение закончилось. Спину ожгло болью и Чонган упал. Еле успевая, он все-таки смог отразить удар меча. Мечи тонко зазвенели встретившись друг о друга. Чонган дал соскользнуть мечу и ткнул эфесом в лицо нападавшего. Тот вскрикнул от боли и закрыл лицо руками, выронив меч. «Стража!» – крикнул Чонган из всех сил и пнул ещё одного в маске, который метнулся навстречу. «Стража, сюда!» В небольшой комнатке Чонгана нападающие больше мешали друг другу, плохо видели в темноте и все время спотыкались о вещи, раскиданные на полу. Дверь распахнулась, комната осветилась факелами и комнату заполнила стража из шести вооруженных людей.

Поддерживаемый под руку воином, Чонган все время спотыкаясь и пошатываясь вылез из комнаты. От яркого света слезились глаза, звон оружия бил по ушам. Он опустился на колени прямо на каменный пол холодного, продуваемого всеми ветрами коридора, и его рвало до тех пор, пока не потерял сознание.

Очнулся Чонган только на следующее утро. Сквозь узкие окна падал свет, вырисовывая на полу прямоугольник. Пылинки роились в лучах солнца, резко пахло травами и едким спиртом. Голова была тяжелой, его все ещё мутило. Едва он попытался приподняться, резкая боль ожгла спину.

– Не вставай, Первый! – раздался голос Тэньфея. Второй сидел рядом в полном боевом облачении. Кожаный доспех был укреплен металлическими наплечиями и наручами. На кожаной перевязи висели меч и кинжалы. Глаза усталые, ввалившиеся. Морщины притаились у рта и под глазами. «А ведь немолод уже» – подумал Чонган.

– Сильно? – Чонган с трудом повернул голову в сторону Второго. Язык распух и еле шевелился.

– Жить будешь, лекарь больше с отравлением мучился. Нас ещё в чайном доме отравили иднайским золотым, знали ублюдки, что это вино для тебя приготовили. Только дозу плохо рассчитали. Мы с князем у тебя в комнате интересную свечку нашли, ещё немного и не откачали бы тебя уже.

– Наши? – злость прорастала в нем сквозь слабость и отупение.

– Потеряли Восьмого. – Тэньфей отвернулся и опустил глаза, словно это он был виноват в смерти собрата. Его широкие плечи впервые на памяти Чонгана поникли.

– Как?

– Заманили в город и пристрелили из лука, – голос Тэньфея звучал глухо, хотя и ровно.

Чонган прикрыл глаза в скорби. Восьмой, самый молодой среди них. Перед глазами появилось его лицо со светлой, открытой улыбкой, волосы старательно заплетены в косу подражая Чонгану. Бледное, покрытое испариной лицо Восьмого в жарких влажных лесах диани, шепчущее: «он уже близко».

– Остальные?

– Пятый легко ранен. Остальные в порядке.

– Сам как? Мы же вместе пили.

– Да что мне сделается. После тех ящериц со Стены мне яд не страшен, пронесло вот снова, а так ничего. Девок только жалко, хорошие девки были, горячие, веселые. Думали, что я уже валяюсь без сознания, а девок как свидетелей решили убрать.

– Ранен?

– Царапина, – махнул рукой Тэньфей.

– Выяснил кто?

– Казначей. Четверо вассалов.

– Кицин?

– Вроде не причем. Ещё выясняю. Ты, Первый, не волнуйся. Все в порядке в замке. Никто даже не знает о покушении, только князь, остальным велел молчать. Будь я на их месте, лучше бы подготовился, чем эти дилетанты. Шен сразу заподозрил неладное, как только его пригласили поиграть в карты. Взял с собой Третьего и Пятого, да ещё и две восьмёрки в засаде. Они там всех разметали. Танина поймали, когда он к бабе своей в город поехал ночью. Ты знал про его бабу? Говорит, жениться хочет… Седьмой поехал сопровождать Восьмого в театр. Якобы, в город на гастроли приехал театр теней. Мальчишка купился, а Седьмой не захотел его одного отпускать. Они даже мараться не стали, сняли его одним выстрелом, Седьмой успел скатиться с лошади. Притащил его на себе, только не успел, Восьмой умер в дороге, – скрипнули зубы Тэньфея. – я хотел их сам… хотел куски кожи из спины вырезать в отместку. Столько циклов на Стене, а умер от стрелы подонков.

– Это я виноват.

– В чем ты виноват, брат? Ты спустил стрелу с тетивы? Ты выпустил его из замка? – Тэньфей вскочил и зашагал взад-вперёд. Доспехи глухо бряцали при каждом его шаге. Наверное, он и себя пытался убедить. В комнате воцарилось долгое тяжёлое молчание. Солнечные зайчики легкомысленно прыгали по комнате, отраженные от металлических наплечий Второго. Чонган устало откинулся на подушку, эти солнечные зайчики и яркое утреннее солнце никак не вязались со страшными словами Тэньфея. Наконец, Тэньфей поднялся. – Мы отомстили, брат. Мы их поймали, они все сейчас на дыбе в подвалах князя – все сорок три человека, причастных к заговору против тебя. У казначея и вассалов он отобрал земли и дома.

– Это вернет нам нашего брата? – молчание Второго придавило Чонгана могильной плитой. – Распорядись насчет погребения.

– Будет сделано, Первый!

 На похороны Восьмого они не взяли никого. По обычаю, принятому на родине Восьмого в Шелковой провинции, Чонган решил сжечь его на погребальном костре. У одинокой скалы восьмёрка собрала камни, предварительно отколов их от мерзлой земли, старательно отчистила от снега и приготовила погребальное ложе. Дрова для погребального костра собирали Тэньфей и Танин, а Хенг и Шен подготовили тело Восьмого – омыли и одели в праздничную форму цветов князя – черного и золотого. Второй и Шестой постарались – куча дров были доходила до груди. Чонган, поднял Восьмого на руки и, пошатываясь от слабости, возложил его на наброшенный на дрова ковер, сотканный в пустыни, на границе с Наомией. Вечернее солнце золотило парадную форму Восьмого, белый журавль князя Фэнсина вытянул клюв кверху на кожаной кольчуге поверх одежды. Плюмаж на кончике его шлема развевал ветер. Чонгану захотелось содрать с него кольчугу, казалось, что Восьмому неудобно. Он еле сдержался, чтобы не погладить Восьмого по застывшему лицу, хранящему удивленно-страдальческое выражение, словно говорящему: «Что происходит, братцы?». В горле у Чонгана застрял и никак не хотел рассасываться тяжёлый, шершавый комок.

– Прости, Восьмой, не уберегли тебя, – прошептал Гато едва слышно, но его услышали.

– Мы отомстили за тебя, – уже громче сказал Танин – отправляйся в чертоги милосердной Прийи со спокойной душой. Пусть Мать нальет тебе вина, а рыжеволосый Агни выкует меч, достойный богов.

– В следующей жизни родись-ка лучше девицей, не подходит тебе война, – ломким от непроливших слез голосом сказал Шен. Смех восьмёрки походил больше на карканье вороньей стаи.

– Прости, нас, брат. И покойся с миром! – шепнул Чонган, поджигая костер.

Взметнувшееся пламя с восторгом заревело, загудело. Оно пожирало трещавшие дрова, то низко-низко пригибаясь под вечерним ветром, то взмывая вверх, полностью заслоняя собой тело ушедшего из жизни друга. Искры долго летали по темнеющему небу, а потом и они погасли.