Текст книги "Цветок моей души (СИ)"

Автор книги: Аделаида Мендельштам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава двадцать четвёртая

На следующее утро Гиде проснулась с улыбкой. Вскоре должен был прийти Лианг и от этого ей хотелось петь. Она закружилась по спальне в одной рубашке, напевая песенку про малиновку в кустах и стиснула вошедшую Лалу в крепких объятиях. «Отпустииии», – канючила девочка, брыкаясь изо всех сил. Гиде вместе с ней повалилась на постель и там стала щекотать ей ступни. Лала визжала, смеялась и пиналась. Наконец, обессиленная Гиде и Лала успокоились.

– Чаю будешь, госпожа? – лениво спросила девочка.

– Не хочу я чаю, хочу быть сегодня самой красивой. Вставай, будем выбирать наряд! – девушка хлопнула в ладошки и с энтузиазмом побежала в гардеробную комнату.

– Ты и так самая красивая, – вздохнула Лала для вида. Она любила наблюдать как наряжается Гиде. Как хмурится, продумывая наряд. Замирала, когда пальцы порхали вдоль стоек с ханьфу, или погружались в шкатулки с украшениями и лентами. Она могла сочетать несочетаемое: нежно-лазоревое платье с головным украшением с камнями ярко-алого цвета. Или одевала кафтан глубокого синего цвета с темно-зеленым платьем, ещё и сверху нежно-голубой платок – все вместе создавало волшебное ощущение гармонии, будто оперение павлина. Гиде учила её подсматривать за природой, чтобы найти красивое сочетание цветов. Они даже придумали игру – Лала должна была угадать, чему подражает на этот раз Гиде. – Кем сегодня будешь?

– Угадай, – лукаво улыбнулась она.

– Ну, лиловое платье, желтый пояс, немного темно-красного, немного горчичного… не знаю, – Лала нахмурилась. Она только два раза выигрывала в этой игре.

– Ты поразительна глуха к живописи, надо чаще тренироваться. Какие ты будешь рисовать картины своему будущему мужу, если не знаешь сочетания цветов? – Гиде чмокнула в нос, затем подхватила платье и вновь закружилась по комнате.

– Это…цветок?

– Угадала. А какой?

– Какой-то яркий… зачем мужу мои картины? Ему что, придворных художников не хватит?

– Глупышка, – Гиде остановилась, чтобы рассказать о тонкости художественного восприятия, но махнула рукой, – потом узнаешь. Помоги это одеть, хочу сходить к пруду, посмотреть, как распускаются цветы на деревьях.

Оживленные и веселые они вышли за дверь.

– А где Лианг? – спросила удивленная Лала у низкорослого и кривоногого стражника, вытянувшегося перед наложницей. – Разве сегодня не его смена?

– Он у целителя, – гаркнул Тачжу, с немногословным стражником они познакомились ещё вчера. – Ранен.

– Что случилось? – казалось, Гиде упадет в обморок, так сильно она побледнела, – он сильно ранен? Как это произошло?

– Ничего страшного, просто во время тренировки немного поранился, – Тачжу поклонился, – в следующую смену уже выйдет.

Лала удивленно смотрела на свою хозяйку: Гиде кусала губы, пальцы бездумно теребили край платья, которое выбирала так долго, тщательно отбирая украшения в тон. Лала потянула её к беседке на пруду, куда они и шли изначально. Гиде грустно смотрела на водяную гладь, но, Лала могла бы поклясться, не замечала ни пруда, ни что-либо ещё. Всё оживление исчезло, уголки губ опустились вниз.

– Хочешь, я узнаю, что с ним? – сжалилась она над хозяйкой. Гиде вскинула глаза, полные слёз и кивнула.

Лала побежала к своему приятелю, отчаянно храброму поваренку. Время от времени, тот оказывал ей разного рода услуги: подслушивал разговоры, воровал нужные вещи, дрался, когда кому-нибудь из замковых детей приходила мысль её побить. За серебряную монету он пообещал все разузнать. Поваренок вернулся довольно быстро, прошептал новости на ухо Лале, получил свою плату и двинулся в кухню медленной походкой – предстояла выволочка за долгий прогул, но монетка стоила порки.

 Гиде неподвижно сидела в беседка в той же позе, в какой её оставила Лала. Увидев малышку она встрепенулась, вся подалась вперёд.

– Жив Лианг, даже здоров. Ничего не сломано, хотя и в синяках. Целитель говорит ушибся головой и велел пока не тренироваться. Пару дней полежит и оклемается.

– Как же так получилось?

– Его господин Чонган избил, разозлился, что Лианг до сих пор плохо владеет палкой.

– Никогда не замечала в нём жестокости, как сильно я ошибалась. Разве можно так, Лала? Разве за это надо убивать? Не знает – научи. Ведь для этого и даются тренировки.

– Я тебе всегда говорила, что начальник стражи – страшный человек. Не человек, а пантера в обличии человека.

– Как же ты была права, Лала. Я… я ненавижу господина Чонгана, лучше бы он не попадался на глаза, иначе боюсь не сдержусь, – Гиде стукнула кулачком по резным деревянным балясинам беседки. Резко развернулась и быстро пошла к своему дому. Полы ее бархатного кафтана разъехались, тонкая лиловая ткань затрепетала на ветру, каблучки сердито стучали по каменным плитам дорожки.

Тачжу пялился на наложницу, спешившую домой. «Что в ней особенного?» – думал он. «Маленькая, худая, грудь даже не видно, вечно насупленная. В замке столько красивых девок, а князь вцепился в неё клещом. Может, и вправду приворожила?» – Гиде ожгла взглядом зеленых глаз и скользнула за дверь. «Милосердная Прийя, защити от сглаза, проклятия и приворота» – стражник зашептал молитву, уверенный, что колдовка-наложница услышала его мысли.

Гиде металась по дому, всё валилось из рук, мыслями она была далеко, там, где валялся избитый, раненный Лианг. Хотелось немедленно бежать, своими глазами убедиться, что он жив, не страдает. О чем она? Конечно же, он страдает. Ему плохо, никто за ним не ухаживает, даже воды не подадут – кому нужен простой солдат? Воображение нарисовало лицо бледное Лианга с ввалившимися глазами, с заостренными скулами, похудевший, измученный. Может, попробовать дать денег целителю? Опасно, он может доложить обо всем князю или Чонгану. Боги, как она ненавидит этих двоих. Впервые, она пожелала людям плохого, да простит милосердная Прийя.

Напряжение достигла предела, и она велела Лале собираться. «Одним глазком и назад», – пообещала она себе. Придумав, что сильно мучит головная боль, она направилась к маленькому домику, в которой князь устроил больницу для обитателей замка. Сердце колотилось от страха, сзади бесшумно следовал Тачжу, давя своим присутствием. Она остро ощущала запах его пота, слышала тихий лязг оружия даже сквозь болтовню Лалы. Ладони были мокрые, и Гиде незаметно вытирала их об платье.

Завидев гнутые кверху края крыши она чуть не повернула назад, но в последний миг сдержалась. Ей было необходимо видеть Лианга, иначе она так и будет метаться. Она велела Тачжу и Лале остаться снаружи, а сама тихонько проскользнула внутрь. Резко пахло травами, за стеной щебетала птица, в самом доме было тихо и прохладно. Гиде ожидала, что маленький, худой целитель выйдет к ней навстречу и приготовилась объяснить причину визита. Но, никто не вышел и Гиде, сняв обувь, вошла в ту комнату, где лежали больные.

Она помнила, что в этой комнате стояло несколько кроватей, обычно пустые. И в этот раз кровати пустовали за исключением одной – на ней лежал Лианг. Гиде, забыв обо всем на свете, метнулась к кровати, провела ладонью по щеке спавшего юноши.

– Хотя бы во сне ты касаешься меня, – шепнул улыбнувшийся Лианг, не открывая глаз. Гиде всхлипнула.

– Тебе больно, милый?

– Мне хорошо, только не уходи, – Лианг взял её прохладную ладонь своей рукой и прижал к щеке, синей и опухшей.

– Это опасно, господин Насир может прийти в любой момент, – Гиде коснулась багрового следа от удара в вырезе рубахи и закусила губу.

– Так это не сон, ты и вправду пришла? – Лианг вскочил на кровати и широко открыл глаза. Он долго смотрел на девушку, впитывая в себя ее образ. – Цветочек мой!

Гиде обхватила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Запах Лианга, такой родной и любимый, окутал её и напряжение схлынуло. В голове не осталось ни одной мысли, счастье волной затопило. Гиде ясно поняла, что без Лианга она не жила – существовала. Солнце её не грело, шелка не радовали, ничто и никогда не приносило ей такого удовольствия как простое присутствие воина. Она подняла голову и взглянула в карие глаза, в глубину которых нырнула бы навсегда. Они целовались так, словно от этого зависела их жизнь, утопая, растворяясь друг в друге. Гиде с трудом заставила себя оторваться от таких сладких губ.

– Надо идти, – она щекой приникла к его плечу, горячему даже сквозь рубашку. – Как я не хочу!

– Ещё немного… я так соскучился по тебе, каждую ночь представлял себе этот миг: как прикасаюсь к тебе, целую твои губы, вдыхаю твой запах. Скажи, как мне жить без тебя? – Лианг лихорадочно шептал, пальцами стирая крупную слезу, сорвавшуюся с ресниц девушки.

– Надо идти, – только и смогла прошептать Гиде в ответ.

– Скажи, ты любишь меня? – вдруг спросил Лианг. Он отодвинулся и заглянул в глаза. – Или я для тебя красивая игрушка, как твоя рабыня?

– Лала никогда не была мне игрушкой, – Гиде отшатнулась.

– Почему же ты не можешь ответить на этот вопрос? – Гиде молчала, опустив голову. Лианг взял тонкие пальцы и легонько целуя прошептал, – Ты любишь меня? Или ты больше любишь богатство, которое тебя окружает?

Гиде гневно подняла голову, оттолкнула его и неторопливо вышла из комнаты, даже не оглянувшись. Лианг смотрел вслед пока не хлопнула дверь, затем схватился за голову.

Гиде также неторопливо вышла из домика целителя, хотя ей больше всего на свете хотелось кричать.

– Больно? – спросила сочувственно Лала, нетерпеливо дожидавшаяся снаружи

– Что? – не поняла Гиде

– Голова сильно разболелась, спрашиваю?

– Ты даже не представляешь как, – губы Гиде сжались, брови сошлись у переносицы.

– Лианга не видела? – прошептала Лала, схватив за руку. Гиде посмотрела на девочку, наивные глаза с сочувствием смотрели на неё.

Как он смеет говорить, что Лала для нее игрушка!

Она опустилась на колени перед ней и обняла. Он думает, она порхает, словно бабочка? И, что только корысть держит её в замке? Она такая же рабыня, как и Лала. Вот только князь владеет не только телом, но и душой.

– Не видела, и лучше тебе про него забыть, – сказала она строго. Лала виновато опустила голову и у Гиде сжалось горло, – нам всем лучше забыть про него.

– Госпожа Гиде, – окликнул её голос.

Она обернулась и увидела Чонгана, спешившего к ней. Да что за день такой, только визита князя не хватает для полного счастья! Она подхватила девочку за руку и решительно зашагала к себе мимо Чонгана. Он застыл, поняв, что девушка не желает с ним разговаривать. Тачжу пустился бегом, опустив глаза – кто знает, что с ним будет, свидетелем унижения. Спесивая девчонка отвернулась от могущественного вассала, а попадет им, простым солдатам. Вон Лианга как избил ни за что, ни про что! Лала тоже испуганно косилась на замершего начальника стражи, но не посмела отнять руку.

Чонган дождался, пока Гиде вместе со своей компанией скроется из виду и только потом позволил себе сделать выдох. Кровь хлынула к лицу, гнев затопил его. «Девчонка!» – прошипел он сквозь зубы. Было неожиданно и больно, словно его до крови укусила бабочка. Руки тряслись, но он стоял неподвижно, выравнивая дыхание. На руку, неосознанно схватившегося за меч, села ярко-желтая бабочка. Он уже приподнял руку, чтобы прихлопнуть, но в последний момент передумал – пусть живет. Взгляд упал на дом целителя, и он понял, почему мягкая и нежная Гиде, всегда хорошо относившаяся к нему, так себя повела. Она злится из-за Лианга, будь он неладен. Если и были в нём сомнения, сейчас они развеялись.

Глава двадцать пятая

В доме у Гиде было темно. Окна были задвинуты ширмами так плотно, что ни один солнечный луч не касался её горя. Обиды, тщательно лелеемой долгими зимними вечерами. В доме в бесконечном повторе слышался мягкий топот шагов уходящей матушки. Скрип закрывающейся двери спальни, украшенной орнаментами красного цвета и покрытой лаком. «Тише, Гиде» – просила матушка с улыбкой, – «Мы не какие-то варвары, в нашей общине мы не кричим». И Гиде усмиряла свои слишком быстрые ноги и звонкий голос, глотала рвущийся наружу глупый беспричинный смех.

«Мы создаем красоту, милая. А красота не терпит суету», – матушкин голос полон нежности и Гиде готова на всё, ради того, чтобы нежность продолжала окутывать её волшебным облаком. Ради этих ласковых рук, единственных, кто прикасается к макушке сироты, она будет сидеть до утра, вышивая кусок заковыристого рисунка. Чтобы легкая одобрительная улыбка коснулась сморщенных губ матушки Гиде будет перебирать тысячи вариантов сочетания цветов.

Спина онемела и пальцы исколоты в кровь. От усталости болит голова и шея. Все уже спят, кроме Гиде. Маленькая девочка пристроилась у свечи в крошечной пристройке, где её никто не найдет. Ветер завывает как раненый зверь, ярится и хлещет дребезжащие окна, ещё чуть-чуть и стекла разлетятся, осколки вопьются в лицо. Надо было взять теплую накидку, с каждым часом становится всё холоднее и холоднее. Гиде тихонько плачет – в углу кто-то возится и ей очень страшно. Наверняка, там злобный крыс-перевертыш, охотящийся на детей.

«Милосердная Прийя, спаси. Не дай оборотню схватить меня, пока я не закончу вышивку», – молится она одними губами. Матушка говорила, что Прийя, самая добрая и могущественная богиня среди других, особенно покровительствует детям-сиротам. Кто-то протопал крошечными лапами в углу и Гиде, не сдержавшись, взвизгивает.

Взрослая Гиде, вздрогнув, оглядывается по сторонам. Она в своих покоях, а не в той крошечной конуре, где до утра вышивала сложный узор. Лала разожгла камин и тихонько напевает колыбельную на своем языке, единственную, что ещё помнит. «Разожги мне опиум», – попросила Гиде.

Лала молча принесла курительную трубку и разожгла лампу. Искусно вырезанная лампа отразил и раздробил пламя огонька, создавая причудливый рисунок на стенах. Гиде приняла трубку, сделала первый вдох и легла на кровать, откидывая голову на подушку. Мир привычно обрел глубину, запахи сгустились. Гиде чуть повернула голову в сторону двери, тянуло молодой травой и кисловатым запахом пота Тачжу, стоящего за дверью. Огонь в камине плеснул на неё запахом дыма и вкусным ароматом соснового дерева. Молчаливая тень скользнула у изголовья и по запаху молока и леденца, спрятанному в кармане, в кармане Гиде поняла, что это Лала.

«Лааааа-лааа», – прошептала Гиде, приветствуя эхо, её приятеля. Постепенно, запах опиума вытеснил все остальные, дым окутал комнату и с Гиде стало твориться непонятное. Блаженство и расслабление, обычно даруемое опиумом исчезало, уступая место тревоге. Сердце колотилось как бешеное, но тело охватила такая тяжесть, что не было сил повернуть голову.

Кто-то прошел мимо Гиде, скрипя кожаными сапогами, ледяной сквозняк пробежал по лицу и груди. «Ты любишь меня или моё богатство?» – прошептал Фэнсин еле слышно. Гиде показалось, что она застряла в чем-то липком и вязком, такими тяжелыми были движения. Она с трудом поднялась и села, вокруг не было никого, кроме Лалы. Девочка застыла у камина и всё ещё пела песенку пустынников.

Хлопнула дверь, откуда-то Гиде точно знала, что это матушка закрыла ее за собой. Еле слышный топот мягких сапогов вдруг остановился. «Тебя никто и никогда не любил, Гиде», – услышала она злобный, свистящий шепот матушки. «Неправда» – ответила Гиде, чуть не плача.

«Подумай сама, если бы я тебя любила – оставила бы ему? А князь, если он любит, как говорит, почему он тебя истязает? Что это за любовь такая?». Гиде не ответила, и шаги дали понять, что матушка ушла, не дождавшись.

Гида откинулась на изголовье, большое зеркало в углу отразило ее испуганное, бледное лицо. «Лала меня любит. И Лианг», – шепнула она себе. Отражение криво усмехнулось и покачало головой, тяжелые серьги качнулись. Гиде ощупала себя, серег в ушах не было. «Лала тебя вынуждена любить. Спроси у нее, кого она выберет, тебя или свою мать?» – шепнуло отражение.

Гиде оглянулась на девочку.

Лала камнем застыла у камина, словно надеясь в огне разглядеть что-то, руки обняли колени будто ей было очень холодно. Шелк ее одежд блестел, отражаясь от огня. Она никогда не говорила о том, как стала рабыней, почему?

«Видишь?» – усмехнулось отражение. «Ты ей не нужна. Не будет тебя, она найдет новую покровительницу, красивые девочки легко находят покровителей, тебе ли не знать. И Лианг твой… он же простой солдат, представляешь какой восторг он чувствует, зная, что наставил рога самому князю? Поди хвастается в кругу друзей, рассказывает какие глупости ты совершаешь ради него. Ему не привыкать рушить чужие судьбы. Женщины для него всего лишь средство для самоутверждения. Как и для князя. Фэнсину нравится ломать тебя, его будоражит запах твоей крови. Запах твоего страха. Не ты ему нужна, а твой страх и твоя слабость. Сама по себе ты никому не нужна, Гиде. Да и кому ты можешь быть интересна? Ты, жалкая, глупая, слабая и вечно скулящая. Что ты сделала в жизни, чтобы тебя уважать? Спала с князем и делала, всё, что он хочет? Ты и дня не выживешь без его денег и власти. Радуйся, что он…»

Гиде закрыла уши и закричала изо всех сил: «Замолчи-замолчи-замолчи!» Вдруг, что-то сильно сжало плечо и отшвырнуло на кровать. Гиде больно ударилась головой об стену, перед лицом расплывалось лицо князя. «Я ведь тебе велел не курить больше эту дрянь!»

Гиде заскулила, когда яркий свет солнца резанул по глазам. Князь прошел прямо по скинутым на пол ширмам, жалобно хрустнувшими перед своей смертью. Пощечина обожгла лицо, ледяная вода хлынула по голове и плечам. «Посмотри на себя, ты выглядишь жалко. Больше никогда не смей даже прикасаться к опиуму!» – курительная трубка стукнулась об стену и разлетелась на части.

Гиде, наконец, проморгалась. Лала вжалась в стену, серое от страха лицо неотрывно следила за князем. Она была бы в меньшем ужасе, если в комнате метался живой тигр. «Прости меня», – шепнула ей Гиде одними губами. Лала так боится, а вот Гиде нет. Она устала бояться. Пусть бьёт, пусть мучит, ей всё равно. Она не хочет так больше жить, она не может так больше жить. Единственное, что она хочет...

– Свободы. Умоляю, господин, дайте мне свободы.

– Что?!

– Я не хочу быть вашей наложницей. Дайте мне уйти, заберите у меня всё, только отпустите меня.

Гиде полетела на пол.

– Неблагодарная тварь!

Удар в живот лишил ее дыхания. Гиде закрыла руками голову, пытаясь прикрыться от пинков. Отчаянный крик Лалы заставил разогнуться.

– Нет, Лала, нет! – Гиде закричала в отчаянии. Лала вцепилась в одежду князя и пыталась его оттащить от Гиде. Князь зарычал, схватил брыкающуюся девочку за шею, приподнял и швырнул в угол. Лала сломанной куклой застыла у стены.

Гиде забилась в плаче. Она рвалась к девочке, но Фэнсин удерживал ее за волосы.

– Ненавижу! Ненавижу тебя всем сердцем, проклинаю! – её голос взметнулся до небес. Она, несмотря на боль, извернулась и вцепилась ему в лицо острыми стальными чехлами для ногтей. Князь отшатнулся и выпустил её из рук. Длинная царапина вспухла каплями крови. Гиде, не помня себя визжала, пытаясь дотянуться до лица. Последнее, что она увидела – это кулак, летящий в лицо.

Открыть глаза не получалось, что-то мешало. Тупая, пульсирующая боль разрывала голову. Гиде зашипела при движении, всё тело ныло и болело.

– Лала, – позвала она.

– Лалы больше нет. Она мертва, – голос князя был полон сожаления.

– Лала, – ещё раз позвала Гиде. Она не поверила, он желает её помучить.

– Мне жаль, это получилось случайно.

– Лучше убейте меня, иначе я сама подсыплю вам яд в бокал…

Стальные пальцы сжались у неё не шее. Гиде захрипела, ноги сучили по полу, свет снова померк. Следующий раз она очнулась там же, на полу возле кровати. Монотонный гул голоса протекал мимо сознания, постепенно складываясь в слова.

– …кем была без меня? Велю, завтра же окажешься в канаве, будешь подаяния просить на трактах. Или отдам солдатне на потеху. Им все равно, будешь ты с глазами или без, с одной ногой или двумя. Вздумала условия мне ставить? Пойдем, я покажу тебе твоё будущее.

Фэнсин схватил её за шиворот. Ноги подогнулись, ткань платья треснула и Гиде свалилась на пол. Взбешенный князь вновь пнул под ребра, схватил за руку и волоком потащил прочь из дома. Ослепшая, оглохшая Гиде еле переставляла ноги, часть пути князь её тащил по земле. Она не понимала, что происходит, острая боль терзала бок, заставляя вскрикивать. Пахнуло духотой и кровью, чужие вскрики прорывались сквозь её собственные. Стало темно, лишь мертвенный свет ламп изливался на каменные стены. Наконец, князь остановился и швырнул ее на твёрдый пол. Острая боль от разбитых коленей и локтей не давали ей посмотреть на то, что показывал князь.

– Думаешь, ты особенная и можешь отказывать потомку рода Белых Журавлей? Посмотри на неё и сделай правильные выводы своей безмозглой головой, Гиде!

Гиде подняла голову. Отерла струящуюся кровь с глаз. Единственный видящий глаз пытался рассмотреть что-то в тени за железными прутьями.

Как в самом кошмарном сне что-то там клубилось и шелестело гнилой соломой, клочьями валяющегося на каменном полу. В глаза бросилась железная, грязная миска с выщербленными краями. К ней из тени потянулась страшная скрюченная рука, черная, вся в струпьях, с кровоточащими ранами вместо ногтей.

Гиде от ужаса не смогла вымолвить и слова, воздух в легких закончился, и она стала задыхаться. К миске подползало что-то ужасное, смутно напоминающее человека. Темнота тянулась за силуэтом, не выпуская из своих лап. Существо подняло голову, слепые, затянутые бельмом глаза невидяще уставились на нее, оно открыло рот и замычало. Обрубок языка дрожал в беззубом рту. Женщина, а это была женщина, мычала и плакала без слез. В дрожащей, костлявой старухе было невозможно узнать красавицу Суюк, но Гиде узнала и снова потеряла сознание.

– … что бывает с предателями. Либо ты со мной, Гиде, либо ты мой враг. А ты убедилась, что бывает с врагами. Третьего не дано.

Гиде лежала на каменном полу, холод которого проник в самые кости, выстудил остатки надежды. Она забилась от ужаса и омерзения, когда скрюченные пальцы коснулись её ноги. Вид мычащей Суюк, сама атмосфера боли, царившая в подвале, привела в неистовый ужас. Она кричала как безумная, билась в руках князя, пока князь не привел её в чувство пощечиной, от которой мотнулась голова. Суюк вторила ей, беснуясь за прутьями, вой был слышен даже тогда, когда князь притащил Гиде к двери. Наконец, дверь подвалов захлопнулась, и Гиде с облегчением глотнула свежий воздух.

Как прекрасен был мир, теплый ветерок взметнул полы грязного, окровавленного платья, принёс запах пробивающейся травы. Здесь, наверху царила жизнь, светило солнце, ходили люди.

А князь тащил и тащил её куда-то. Гиде спотыкалась, падала, люди расступались перед ними, опуская глаза. Она краем глаза увидела бледного начальника стражи, схватившегося за меч. Его Второй тут же закрыл её от него и обхватил руками. Могучие плечи напряглись, удерживая Чонгана. Но, расплывающееся сознание Гиде не могло сосредоточится на ком-то. На стену князь её притащил уже совсем без сил.

– Смотри, – крикнул он. Обычно невозмутимое лицо покраснело, глубокие царапины прорезывали лицо. Сейчас он напоминал безумца, растрепанные волосы выбились из прически, – всё это, – указал он на площадь, где сгрудились люди, – всё это моё, а значит твоё. Если ты настолько обезумела, что готова отказаться от меня, я дам тебе последний шанс.

Фэнсин схватил Гиде и поставил на парапет стены. Один шаг и смерть неминуема. Гиде пошатнулась и услышала слитный вскрик многих людей внизу. Усилившийся ветер хлопал одеждой. Она попыталась выпрямиться, и острая боль вновь пронзила бок.

– Ради моей любви к тебе дам этот шанс. Ты можешь прыгнуть, я не буду тебя останавливать. Либо жить со мной и дальше. И тогда больше не заговаривай о свободе.

Гиде посмотрела заплывшим глазом вниз. Земля внизу манила, всего-то надо сделать шажочек.

«Пусть они расступятся, не на голову же им падать», – некстати подумала она, рассматривая толпу, собравшуюся внизу. Слуги, вассалы, солдаты – как же много людей надо, чтобы род Белого Журавля был доволен.

И она решилась, подошла к самому краю.

Решение сделало ее легкой-легкой.

Наконец-то, она получит свою свободу. Может, они и встретится в чертогах милосердной Прийи с Лалой, прежде, чем переродятся для новой жизни. Оглянулась на князя, белого как мел. Взгляд выхватил пальцы, до боли стискивающие камни парапета, его горделивое, породистое лицо, обезображенное длинными вспухшими царапинами.

Они встретились глазами и Гиде торжествующе улыбнулась окровавленными губами. «Не надо», – беззвучно прошептал он.

Стало тихо-тихо, не стало слышно обычного шума из кузницы, гомона сотни ртов, ни лошадиного ржанья, лишь ветер гудел и счастливо щебетали птицы. Гиде глубоко вздохнула и закрыла глаза, готовясь сделать последний шаг.

Раздался звук бегущих шагов и им под ноги вывалился Лианг. Он с криком бросился к ней, Гиде потянулась к нему, пошатнулась и стала падать. Тонкий вскрик впечатлительной служанки вспорол тишину. Князь метнулся, ухватил Гиде за платье и вытянул её на стену, где она в который за день потеряла сознание.

– Откуда ты взялся? – князь тряс Лианга за грудки. – Почему ты, вообще, полез к ней? Вы спали вместе, ублюдок?

– Я его послал, – появился Чонган, за его спиной оказалась вся восьмёрка, – мне показалось, что его помощь не помешает.

– Слишком много на себя берешь, солдат! – ярился Фэнсин. – Или это ты с ней спишь? Отвечай!

На узкой стене внезапно стало людно, восьмёрку Чонгана теснила подоспевшие воины Кицина. Сам Кицин махнул солдатам и те подняли копья и направили на Чонгана, не сделавшего ни единого движения, чтобы защититься.

– Ни разу я не предавал вас, князь, – очень спокойно ответил он. Напрягшиеся товарищи по его знаку тоже опустили руки.

– Он называл её тенна, – вдруг встрял Кицин с гнусной ухмылкой.

– Ты, что значит «тенна»? – князь схватил Хенга за кольчугу и выволок вперёд.

– Это значит «маленькая госпожа», – глядя на глуповатое и простодушное лицо Хенга, невозможно было заподозрить какую-то ложь.

Фэнсин минуту смотрел на Чонгана, а затем подхватил Гиде на руки.

– Мастер Кицин, за мной, будешь сам охранять наложницу.

Приближенные воины Кицина, не оборачиваясь спиной к восьмёрке Чонгана, парами спустились за князем.

– Вышколил восьмёрку, собака. С тебя берет пример, Первый, – произнес Шен, провожая взглядом эскорт князя.

Чонган молча подошел к Лиангу и от души врезал. Стражник кулем повалился на пол.

– Похоже, ты ему сломал челюсть, – равнодушно произнес Танин.