Текст книги "Цветок моей души (СИ)"
Автор книги: Аделаида Мендельштам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Глава двадцать шестая
Наступили первые дни лета. Замок с каждым днем хорошел, привезенный из Зароса садовник устроил чудесный сад, объединивший все дома и замок внутри стен в единое целое. Дорожки, петляющие между деревьями, неизменно выводили к пруду, потихоньку зарастающему лотосом. Яркие мандаринки покрякивали, плескаясь в воде. Циссы сновали меж бамбуковых стеблей, пугая других птиц резкими, немелодичными звуками. Маленькие краснопёрые совы, полюбившие крыши пагод, во множестве летали по ночам. Они любили прятаться среди красных цветов благоухающих камелий и изредка мигали из кустов круглыми голубыми глазами.
В одно утро дверь домика у пруда открылась и оттуда вышла девушка. Её одежда напоминала цветок пиона, растущего под окном. Нежно-розовое ханьфу было подпоясано широким светло-зеленым шелковым поясом, переливающимся на солнце как грудка циссы. Несколько слоев нижних юбок из тончайшего шелка выглядывали из-под полы. Причёску украшал объемный гребень со множеством цветов из драгоценных камней. За ней шла чернокожая девочка, держа над ней шелковый зонтик. Девушка прошла несколько шагов, пошатнулась и чуть не упала. В последний момент её подхватил телохранитель, он поднял её на руки и донес до беседки у пруда.
– Госпожа, может вернемся, – раздался испуганный голосок девочки.
– Нет, я больше ни дня не выдержу в этой комнате, – Гиде была недовольна. Она немного корила себя за то, что злится на ребенка, который лишь внешне похожа на любимую Лалу. Но ничего не могла с собой поделать. Князь, желавший развеять её апатию, со свойственным ему бесчувствием подарил ей новую чернокожую рабыню. Будто отец, решивший утешить ребенка новой игрушкой, взамен старой.
– Амида, принеси накидку, меня знобит.
Девочка быстро вернулась, но никак не решалась подойти к госпоже. Та, остановившимся взглядом смотрела на пруд. Солнце золотило листву деревьев, забавные утята гуськом бежали за матерью, обеспокоенно поторапливающей малышей. Один запутался в траве и жалобно попискивал, зовя мать. Гиде равнодушно отвернулась от этой картины.
С помощью Амиды, она двинулась вдоль дорожек. Встречные люди кланялись ей, но она или не замечала, или делала вид, что не замечает. Также равнодушно она прошла и мимо Лианга, дежурившего у ее дома в свободное от службы время. Ни единого чувства не возникло при виде радостно-изумленного лица, Гиде даже не пришлось притворяться. Словно она умерла в тот день на стене, и лишь тело бродило по садам Сианского замка.
Зачем целителю так надо было удерживать ее дух в теле, Гиде было непонятно. Может, он боялся княжеского гнева, может из исследовательского интереса, но каждый день он приходил в домик. Брал ее безвольную руку и слушал пульс, чуть хмуря брови. Поил отварами и колол иголками. В первые дни Гиде напоминала себя ежика, густо усыпанного иголками. Часто он массировал только ему одному известные точки на теле. Говорил что-то успокаивающее, только его голос пробивался к ней сквозь истерику, время от времени накатывающую на нее. В такие моменты Амида мчалась к седому, худенькому целителю со всех ног, пока телохранитель держал бьющееся тело. Гиде билась головой об кровать, не замечая, что в кровь рассадила кожу, кричала, пока не срывала голос, царапала глаза, чтобы больше никогда не видеть раззявленный рот с обрубком языка.
С горьким смешком Гиде поняла, что Амида боится её больше, чем князя. Девочка тихонько плакала по ночам, если ей приходилось дежурить в комнате и вздрагивала при каждом движении. Князь тоже приходил каждый день, садился у кровати и что-то говорил, поглаживая руку. Один раз он даже заплакал, когда Гиде третий день безучастно смотрела в стену, не реагируя ни на какие звуки. Он кричал, звал, что-то ласково шептал, но ушел, так и не добившись ничего.
А её разбудил звук дождя. Она вдруг очнулась и поняла, что слышит перестук капель, глянула в окно и ахнула, когда увидела густую поросль вместо голых ветвей. Из распахнутого окна обдало прохладной свежестью и упоительным запахом мокрой земли и травы. В общий хор запахов вплетались тонкие ароматы цветов, сладковатый запах сгнивших листьев. Гиде немедленно захотелось выйти, встать под струи дождя, впитать в себя благость, сыпавшуюся с небес по велению богини. Она приподнялась, но вновь упала на кровать. Голова закружилась, дурнота подступила к горлу.
Проходили дни за днями, и, наконец, она смогла подняться. Сломанные ребра совсем зажили, нос тоже, осталась лишь небольшая горбинка. Молодое тело исцелило свои раны, чего нельзя было сказать о душе. Там, где Гиде когда-то любила, вожделела или боялась была выжженная пустыня. Ее не трогали картины, скупаемые князем во множестве. Ничто не могло вызвать улыбки или другой эмоции. Как-то она чистила яблоко по просьбе князя и, вместе с кожурой срезала кожу с пальца, пока следивший за ней с изумлением Фэнсин не отобрал нож. Да, она больше не чувствовала боли, не чувствовала холода или жара, ничего. Лишь иногда, часто во сне, равнодушие трескалось, как лёд весной, и она кричала, сгорая в огне агонии. Князь берег её, дожидаясь пока окрепнет, а пока, следуя совету целителя, старался порадовать. Купил небольшое поместье в милой сердцу Жемчужной провинции и с улыбкой подарил дарственную на её имя.
– Теперь ты ничем не хуже моих вассалов, стала хозяйкой своих земель.
– Благодарю, господин, – равнодушно проронила Гиде. Она смотрела в окно, пылинки роились в солнечном луче. Это зрелище завораживало и держало внимание уже несколько часов.
– Тебе понравится этот дом, построен архитектором, строивший летний дом самого наместника. Он стоит у реки, все террасы расположены с южной стороны, так что…
Гиде очнулась, когда уже стемнело. Когда ушел Фэнсин? Впрочем, её это не заботило.
– Я ошибся, ты оказалась более хрупкой, чем я думал, – карие глаза князя с любовью смотрели на нее. – Клянусь, я больше никогда не причиню тебе вреда, родная моя.
«Когда он пришел?». Гиде равнодушно смотрела, её глаза, выцветшие до серого, казалось навсегда утратили свою яркую зелень. Она смотрела и опять ничего не видела, и не слышала, впав в очередной приступ.
К счастью, приступы стали случаться чуть реже. «Только не пугайте её, иначе лечение придется начинать заново. И тогда велик шанс, что она навсегда впадет в безумие», – предупредил его целитель. И князь послушался. Он боялся притрагиваться к прозрачной, истончившейся коже на щеках девушки, боялся заходить в дом, когда она билась в рыданиях в руках у охранников. Дарил подарки, надеясь, что она в один прекрасный день оценит их ценность. Говорил и говорил, пытаясь пробудить в ней жажду жизни.
Четыре луны пролетели как миг. И Гиде стала оживать. Глаза не блуждали бессмысленно, её поднимать ладони к солнцу и смотреть, как солнечные лучи проходили сквозь тонкие пальцы, окрашивая их в розовое. Однажды она полдня провела у пруда, наблюдая за золотистыми карпами, выпущенными в пруд накануне. Улыбнулась зевнувшему щенку, проходя мимо старой дворняги, окруженной попискивающими щенятами. Князь верил, однажды, Гиде улыбнется и ему.
В жаркий летний полдень Гиде, по своему обыкновению сидела в беседке в тени. Ей никогда не было жарко, озноб время от времени охватывал Гиде, а бедная Амида обмахивалась платком.
– Иди домой, поспи немного, – отпустила Гиде. Девочка обрадованно побежала к домику, крепкие ножки резво перебирали по каменным плиткам дорожки. Девочка остановилась, сорвала одуванчик и дунула, Лала тоже не могла пройти спокойно мимо пушистой головки цветка. Острая боль пронзила Гиде. Пальцы рук задрожали.
– Прости меня, Лала. Ты погибла из-за меня, дорогая. А я ведь обещала, что выдам тебя замуж за благородного.
– Она хотела замуж только за меня, цветочек, – раздался мужской голос. – Почему ты избегаешь меня, Гиде?
– Уходи, охранник может и не спит, – бросила Гиде равнодушно.
– Он вовсю храпит, я проверил. Гиде, умоляю, давай поговорим. Нет, не уходи. Давай встретимся здесь в полночь, – торопливо проговорил Лианг в спину уходящей девушки. – Я буду ждать тебя.
Гиде вовсе и не думала встречаться с Лиангом, просто в полночь её словно толкнуло что-то, так резко она проснулась. В ночной рубашке она спокойно прошла мимо спящей Амиды, спящего охранника и вышла к беседке.
– Ты пришла, – обрадовался Лианг.
– Больше не ищи встреч со мной, иначе расскажу всё князю, – цикады звонко пели среди травы, цветы уда светились, обвивая тонкие столбы, держащие крышу беседки. Гиде зябко повела плечами, надо было одеть что-то, кроме рубашки.
– Почему, ты больше не любишь меня? – горечь, прозвучавшая в голосе её совершенно не тронула.
– Я никогда и не любила. Ты был прав, я слишком ценю богатство и власть, окружающее моего князя. Найди себе подходящую девушку, Лианг, а обо мне забудь, – и она повернулась к нему спиной.
– Когда-нибудь он убьёт тебя, – прошептал он ей вслед. Девушка повернулась к нему лицом и горько усмехнулась.
– Я не дам ему повода. Я переживу его и однажды стану свободна.
– Прости меня, – Лианг схватил её за руку и притянул к себе. В ночной прохладе его руки показались Гиде горячими, словно угли.
– За что? – от его прикосновения лед в её душе опять треснул, и у Гиде перехватило дыхание.
– За то, что сделаю, – он прижал к лицу тряпку с чем-то настолько вонючим, что Гиде потеряла сознание.
Очнулась она привязанная к нему верхом на лошади. Солнце уже поднялось над горизонтом, бамбуковые стебли отбрасывали длинные тени. Рядом трусила ещё одна лошадь. Птицы оглушительно щебетали над головами, раздалось громкое завывание маленьких, длиннохвостых обезьян. Гиде замолотила ногами по спине лошади, отчего та шарахнулась, чуть не сбросив обоих.
– Ты свихнулся? Верни меня, немедленно.
– Прости, не могу.
– Ты ещё успеешь, может, мы ещё недалеко уехали! Болван, он тебя растерзает на части!
– Пусть сначала поймает.
– Я никогда не стану твоей, лучше умру! Остановись, сейчас же.
– И не надо, больно ты мне нужна. – плётка хлестнула бедную лошадь и без того пострадавшую от ног Гиде.
– Тогда… я не понимаю зачем я тебе? – Гиде хотела обернуться к нему, посмотреть в глаза и не смогла, веревка крепко держала.
– Чтобы ты сделала, если увидела соловья в клетке?
– Освободила бы, конечно. Ты меня освобождаешь, глупый мальчишка? – Гиде замолкла, что-то горячее бурлило и поднималось в ней выше и выше. Что-то, что в мгновение ока растопило её защиту, тот лёд, который сковал чувства и берег от отчаяния и безумия. Глотая слёзы она добавила, – тебе это не под силу.
– Нам бы только добраться до порта, а там я посажу тебя на корабль. Есть у меня надёжный человек, он перевезёт тебя в Зарос, а там пусть хоть все демоны будут искать – легче рисинку в поле найти.
– А ты что будешь делать? – спросила Гиде улыбаясь.
– Чтобы Лианг да не смог раствориться в порту, ха! Там мне знакома каждая канавка, каждая рыбацкая лодка, мы ещё поиграем с князем в догонялки
– Почему же со мной не поедешь?
– Обязательно приеду, как только скоплю денег на дорогу – сразу же приеду. Или устроюсь на корабль работать. Цены на место в корабле, особенно контрабандой, высоки, я только на тебя одну скопил. Да и князь будет искать пару, а поодиночке у нас больше шансов.
– Какой ты глупый! – припечатала Гиде не оборачиваясь и постаралась прижаться сильнее к его груди. Она закрыла глаза, счастливая улыбка не покидала лицо, слёзы облегчения текли по щекам.
– Это ты глупая, кто же выходит прощаться в одной рубашке? Не могла хотя бы пару колец одеть, глядишь, на второй билет хватило бы, – ласково проворчал Лианг, незаметно для Гиде вдыхая запах её волос.
Почти весь день они провели в седле, замирая от любого шума и часто меняя лошадей. Ближе к ночи, когда солнце совсем село, Лианг зажёг костер. Наскоро поев, и Гиде переодев, наконец, рубашку на платье, прихваченное Лиангом в прачечной, они повалились на попону, едко воняющую лошадиным потом. Несмотря на усталость, Гиде чувствовала себя так, словно скинула каменную плиту с плеч. Впервые за долгое время, она замечала всё – цвет листвы в тени, бег солнца по небосклону, храп лошади, тепло рук, обнимавших ее. И сейчас, стояла прекрасная летняя ночь. Ветер тревожил листву деревьев, сплюшка монотонно выпевала своё «сплю…сплю…сплю…». Небо сверкало алмазными крошками, которых, если приглядеться было гораздо больше, чем темной части неба. На горизонте торжественно всходила Майя, за ней пока бледной тенью проглядывала Нерга. Всё в природе дышало спокойствием и умиротворением.
Лианг осторожно обнял её сзади.
– Я так скучал, – выдохнул он ей в шею. – Было невыносимо видеть тебя так близко и так далеко. Замирать, когда ты проходишь мимо, вся такая замороженная, бледная. Невыносимо видеть, как он прикасается к тебе, после того, что сделал. Я хотел его убить, но его охраняют лучше, чем главная повариха охраняет склад.
Гиде улыбнулась.
– И тогда я решил выкрасть тебя, цветочек. Нельзя, чтобы такую красоту, такую нежность убивали, втаптывали в грязь. Там, на стене, осталась твоя кровь. И я поклялся на ней, что освобожу тебя.
– Ты ошибаешься, – шепнула Гиде, всё ещё не оборачиваясь, – никакая я не красота, я всего лишь постельная девка, слишком слабая, чтобы дать отпор.
– Тебе и не надо быть сильной, цветочек. Позволь мне быть сильным за нас двоих. Разреши мне взять ответственность за твою судьбу.
– О чём ты? – спросила озадаченная Гиде.
– выходи за меня замуж. Я всего лишь простой солдат, даже до сотника не дослужился. И за моей спиной не стоит род. Ты привыкла к другому… Я недостоин тебя, я всё понимаю. Но, все же, безумно надеюсь.
Гиде поднялась с места и посмотрела на Лианга.
– Что ты сказал?
– Выходи за меня замуж, – обреченно произнёс юноша, понимая, как дико звучат его слова. Что он мог предложить той, что с детства купалась в роскоши и внимании отпрыска великого рода Белых Журавлей.
– Ох, Лианг! Ты первый мужчина, пожелавший на мне жениться! – звонкий девичий смех взметнулся над притихшими деревьями. – Как я могу ответить отказом?
– Это ты ещё пока в лесу, попадешь в Зарос, предложения так и посыплются, подумай хорошенько.
– Дурачок!
– Нехорошо начинать семейную жизнь с оскорблений.
Гиде толкнула его в грудь, опрокинув на попону, затем склонилась к нему.
– Это тебе надо было хорошенько подумать. Теперь поздно.
Вместо ответа Лианг притянул девушку к себе и поцеловал. И они провели лучшую в своей жизни ночь.
Глава двадцать седьмая
Замок бурлил. Как только выяснилось, что пропала наложница, князь рвал и метал. Сначала все подумали, что девушка утопилась, даже проверили дно пруда. Проверили каждую пядь земли у замковых стен, в страхе, что она кинулась со стены. Служанки шёпотом пересказывали друг другу подробности истории, когда князь до полусмерти избил наложницу, а она после этого тронулась умом. Половина двора жалела её, а половина считала, что наложница давно заслужила хорошей взбучки.
– Эту заколку привезли из Наомии, князь отдал двух своих ловчих птиц, а она швырнула её в шкатулку, да так ни разу и не надела, – возмущалась служанка, служившая во дворце вторую луну. Дородная, не по возрасту крупная девушка не понимала расточительности, уж она бы не выпустила из рук такое сокровище.
– Что ты понимаешь, молчала бы лучше. Ты даже не знаешь госпожу наложницу, а сама осуждаешь, словно эту заколку у тебя отняли, – сердито осадила более взрослая товарка.
– Да все они одинаковые, небось с жиру бесятся. Ну, проучил мужёнек, что с того? Уж я бы не тронулась умом. А может, она притворялась, чтобы больше подарков выпросить, а? Хитрая бестия, я вам скажу, знает, как подход найти к мужику.
– Она тронулась умом, когда князь зашиб девочку-рабыню, очень любила бедняжку. Мы все любили Лалу, хорошенькая была девочка, бойкая.
– Так господин ей новую рабыню подарил, чего убиваться по старой? – непонимающе уставилась совиными глазами новенькая.
– Ай, да что с тобой говорить, – только и махнула рукой собеседница. – Нашли бы её, иначе нам всем житья не будет. Пока господин не успокоится, лучше не показывайся ему на глаза. Он же бешеный совсем, для него зашибить кого-нибудь, как таракана придавить, – уже совсем шёпотом в ухо прошептала служанка.
Прислуга в страхе металась по замку, а князь тем временем пытал охранника, так некстати заснувшего на посту. Ни Амида, ни охранник не знали куда подевалась Гиде. Все платья были на месте, как и драгоценности. Вообще ничего не пропало.
– Господин, на конюшне исчезли две лошади, – доложил Чонган, – также исчез солдат по имени Лианг, зимой служивший у госпожи наложницы телохранителем.
– Вот кошка блудливая, – вскричал Фэнсин. Лицо почернело от гнева. – Найти их!
– Четыре отряда поскачут в разные стороны. Одну возглавит мастер Кицин, они скорее всего, поехали в сторону Изумрудной провинции, у Лианга там родственники. Ещё одну возглавлю я, буду искать в направлении моря, на случай, если они подались в порт. Это маловероятно, но шанс есть. Один отряд прочешет северное направление, и ещё один западное.
– Пусть Кицин возьмет на себя западное направление, я сам поеду на восток в сторону Изумрудной провинции. Связь будем держать через гонцов. Да, Чонган, как разберусь с Гиде, доложишь, почему твоя хвалёная стража пропустила беглецов. И лично за эту ошибку ответишь.
– Будет сделано, – невозмутимо ответил Чонган, коротко поклонился и вышел во двор. Он проводил каждый отряд в дорогу, затем подозвал к себе свою старую восьмёрку.
– Шен, они прошли сквозь старый лаз, закрытый кустами. Лошади ждали их снаружи, ближе к восточной башне. Мне надо найти их быстро, раньше, чем князь.
– Хорошо, Первый! – ответил следопыт.
– Слушай мою команду, восьмёрка. У них есть фора в одну ночь, но зато всего две лошади, и наложница непривычна к длинным переходам, а Лианг будет её жалеть. Трогаемся в путь.
Последний отряд, гораздо меньший, чем предыдущие три, выехал за ворота. Чонган задал высокий темп, они неслись, притормаживая там, где останавливался Шен. Мчались по безлюдной, лесистой местности. Узкая тропа пролегала через бамбуковые рощи, неглубокий ручей и невысокие скальные породы. Шен, чуть ли не носом поводил, словно княжеская гончая на охоте. Он замирал ненадолго, закрывал глаза и прислушивался к себе, а затем уверенно указывал рукой: «Туда!». Вся восьмёрка двигалась молча, понимая друг друга без слов. Выбившиеся из сил солдаты устали, однако, боялись пожаловаться начальству, которые сейчас сами напоминали диуани хищным блеском в глазах и звериным упорством. Они бросали друг другу многозначительные взгляды, но, молчали, помня о крутом нраве начальника стражи.
Первыми сдались лошади. Они устали, пена клочьями выпадала из пастей, чешуя встопорщилась от усталости и перегрева.
– Утром поедете прямо, доберетесь того холма и будете ждать нас там, – распорядился Чонган.
– А вы куда, господин? – сотник растерялся.
– За беглецами, – коротко обронил вместо Чонгана Тэньфей. Один за другим, восьмёрка сняла с себя кольчуги и тяжелые короткие копья, прикрепила перевязь с оружием к поясу и растворилась в ночи.
– Они, вообще, люди? – робко спросил один из солдат.
– Тебе какое дело? – огрызнулся сотник, сам испуганный нечеловеческой выносливостью чонгановской восьмёрки. – Спать, завтра отправляемся до рассвета!
Губы солдат шевелились, каждый беззвучно помолился своему богу, прося сохранить от ночных демонов в обличии людей.
Чонган знал, что темнота не помеха Шену, темнота не была помехой никому из восьмёрки – всем было достаточно света звезд и деревьев, испускавшие слабый зеленоватый свет. Ночное зрение они приобрели в лесах диуани, об этом никто не любили говорить вслух. Как и о том, что могли передавать друг другу чувства. Та самка диуани, что чуть не убила Восьмого, оставила им этот дар. Чонган чувствовал охотничий азарт, охвативший Шена, вспышки радости, когда он находил свидетельства пребывания Лианга и Гиде. Сам заражался этим охотничьим азартом и передавал его остальным. Они, как единый организм, мчались по лесу бессшумными тенями, вспугивая ночных животных. Одно общее чувство радости наполнило, словно большой зверь проснулся и жил в каждом из них. Этот зверь рычал, слюна заполняла рот при мысли о добыче, он наслаждался ощущением бега, перекатывающихся мышц под кожей. Сотни ярких, манящих запахов будоражили сосочки на языке, когти впивались в мягкую землю. Они мчались, и зверь рычал, торопил, предчувствуя близость жертвы.
– Стоять, – «сказал» Шен.
– Они там? – спросил Хенг, указывая на крошечный полуразрушенный храм Прийи, весь заросший лианами. Золочённый шпиль высился над деревьями – последний, не сдавшийся лесам воин. Шен кивнул и все подобрались.
С сухим шелестом вышел меч из ножен Чонгана, ранний утренний лучик солнца скользнул по лезвию и пропал. В храме слышались голоса, раздался женский смех. Чонган медленно приоткрыл створки двери и проскользнул внутрь. Гиде и Лианг только что обменялись брачными браслетами и с улыбками повернулись к скрипнувшей двери. Гиде вскрикнула, а Лианг выхватил меч, но тотчас же замер, скосив глаза на острое лезвие, застывшего у горла.
– Дернешься, перережу глотку, – ласково произнес Шен. Остальные члены восьмёрки перелезли через окна храма и окружили молодожёнов и старенького храмовника, напялившего церемониальную одежду.
– Как же я тебя ненавижу, – произнес Чонган, глядя в глаза Лиангу. – Я ведь тебя предупреждал держаться от неё подальше. Даже челюсть сломал, чтобы до тебя дошло.
– Что? – вырвалось у Гиде. Она круглыми глазами смотрела на Лианга, тот виновато опустил глаза.
– Далеко убежал, идиот? Что теперь с ней будет?
– Мне всё равно, – звонко выкрикнула Гиде, но Чонган вовсе не замечал её.
– Татуировку поставили? – спросил Чонган у молчавшего юноши и, не дождавшись ответа, схватил его за руку. Увидев серебристую вязь на предплечье выругался. – Мне придется тебя убить, чтобы татуировка исчезла у неё.
– Нет! – Гиде раненой тигрицей прыгнула на Чонгана. Она пыталась дотянуться до него ногтями, но широкие, сильные руки Тэньфея перехватили её.
Лианг покорно пошёл на выход, не желая, чтобы Гиде видела его смерть. У двери он обернулся и улыбнулся ей так, словно шёл на прогулку: «Не глупи, цветочек, скажи князю, что это я тебя похитил. Господин Чонган подтвердит».
«Подтвердит-подтвердит» – подтолкнул его в спину Шен.
– Нет! Умоляю, всеми богами заклинаю, господин Чонган, смилуйтесь над ним. Убейте лучше меня! – рыдала девушка. Она пыталась вырваться из каменных рук Второго, но было легче сдвинуть с места скалу.
– Лучше уж Первый, чем князь, госпожа. Милосерднее, – гулкий голос Тэньфея отразился от голых стен заброшенного храма. Седой жрец в изумлении смотрел на разыгравшуюся сцену. Его руки так и остались приподняты над курившимся алтарём.
Чонган впервые посмотрел на Гиде. Его лицо не было злым, наоборот, полным сочувствия и страдания. Она взмолилась, заломила руки, солёные ручейки текли по щекам.
– Умоляю, вы ведь не жестокий человек. Однажды вы уже спасли мою жизнь, и я вам безмерно благодарна. Он всё равно убьёт нас, так дайте насладиться нашим браком хотя бы до полудня. А потом… у меня есть нож, вам не придется пачкать свою карму убийством, я сама… прошу вас! – голос сорвался на рыдания. Чонган, не в силах слушать её слёзы, выскочил за дверь. На улице стоял Шен с мечом у горла бледного Лианга.
– Надо кончать его, Первый, а то у меня сердце разорвется от этих рыданий, – сказал хмурый Шен, не отрывая глаз от Лианга.
– Да, Первый, она в любом случае будет ненавидеть тебя, а так хоть парнишка быстро умрёт, без мучений, – поддержал его Гато, вышедший вслед за ним.
– Не трогай его пока, – бросил Чонган и направился к лесу. Ночь всё ещё бурлила в крови, и братья «слышали» его чувства. Горе, злость, бессилие, жалость, страх, любовь – всё смешалось в жутком коктейле, и передавалась остальным.
Раздираемый на части противоположными чувствами Чонган впервые в жизни сбежал. Он мчался через шелестящий лес, перепрыгивал через гниющие стволы упавших деревьев до тех пор, пока не задохнулся. Здесь, вдали от товарищей он позволил себе впасть в панику, покрыться холодным потом и вновь пережить то чувство, когда увидел еле шагающую Гиде, всю покрытую кровью, с разбитым лицом, заплывшими глазами и в изорванной одежде. Свой дикий страх, когда она качнулась на парапете. Свою ярость. И свой вой, когда он валялся в доме совсем один. Свою решимость убить князя и клятву, данную ему ранее. Свои слова: «Никогда, больше никогда». Что он хотел сказать этими словами? Никогда больше не посмотрит на Гиде? Или никогда больше не даст её в обиду? Ни то, ни другое у него не получилось.
Сможет ли он жить, зная, что своими руками отдал её на растерзание зверю? Так и не найдя ответа, он вернулся к храму. Лианг и Гиде бесстыдно обнимались, не обращая никакого внимания на Чонгана. Восьмёрка вальяжно расселась, не спуская внимательных глаз с парочки.
– Что будем делать, Первый? – спросил Тэньфей.
– Давай отпустим их, скажем, что не нашли, а свидетеля прирежем? – предложил Хенг. Жрец придушенно пискнул, понимая, кого они называют «свидетелем».
– Тогда нам тоже придется исчезнуть, – лениво процедил Шен. Гато присвистнул. Если уходить, то придется оставить выстраданные посты, уважение и земли, подаренные князем – это понимали все.
– Половина Иднайя будет закрыта для нас, придётся навсегда затаиться, либо податься в Наомию. А у Танина останется жена, носящая его ребенка под сердцем, – задумчиво произнёс Тэньфей.
– Шустрый ты у нас, Шестой, – хлопнул Танина по плечу Седьмой. Тот невесело ухмыльнулся.
– Давайте всех прирежем, скажем, что так и было? – Шен злобно улыбнулся жрецу, который принялся бормотать молитву, уверенный, что не переживёт этот день при любом раскладе.
– Сам будешь резать? – спросил Чонган.
– Бросим жребий.
– Я не убийца, – открестился Хенг.
– Тогда остаётся вариант, который предложила цыпочка. Мы пошлём князю весточку, а перед его приходом они перережут сами себя. Уверен, они сделают это с большим удовольствием. Зная князя, я бы тоже на их месте чиркнул себя по горлу, – воцарилось тяжёлое молчание, нарушаемое только бормотанием жреца. Шен продолжил. – Только вот, что со свидетелем делать? Он ведь слышал наш разговор?
– Да отпусти ты его, ради всего святого. Что ты пугаешь, у него сердце может не выдержать в таком-то возрасте. Идите, дедушка, – крикнул Гато в ухо жрецу. Старичок с непривычной для своих лет резвостью порскнул в кусты.
Когда они добрались до холмов, где их ждала остальная часть отряда, солнце прочно укрепилось в зените. От утренней прохлады не осталось и следа, казалось, каждый листик звенел от жары. Они выслали гонца с наказом найти князя, а сами решили дождаться его у маленькой речушки. Чонган обращался с Гиде почтительно, словно она и не была пленницей. Лианга вовсе не замечал, хотя и было трудно не заметить их переплетенных пальцев, серебристую вязь, покрывающую предплечья. Он сам запёк в костре фазанью тушку, пойманную Шеном ради забавы и отнёс Гиде. Раздобыл где-то фарфоровую, тонкую чашку и налил вино.
– Благодарю вас, господин Чонган. Вы так добры, мне жаль, что пришлось перенести такие неудобства из-за меня, – церемонно поклонилась Гиде. Она аккуратно вынимала кусочки мяса из тушки и ела с той же изысканной грацией, так пленившей Чонгана во дворце. Он открыто любовался Гиде. Как она смаковала фазана, так и он смаковал сияние солнца в её волосах, нежный румянец, покрывающий алебастровые щеки девушки.
– Вы так пялитесь на мою жену, я бы вызвал вас на дуэль, не знай, что и так скоро умру, – ревниво заметил Лианг.
– Да заткнись уже, – лениво бросил Чонган, с улыбкой наблюдающий смущение Гиде.
– Что может быть красивее, чем розовеющее лицо смертницы, – с пафосом заключил проходящий мимо Шен, он нёс в руках извивающуюся рыбу. – Слушай, Первый, а рыбалка здесь хорошая, надо бы вернуться как-нибудь сюда. Вот прикончим болтливого Лианга и выберемся на отдых на седьмицу-другую, устал я что-то.
– Не смешно, – буркнул уязвленный Лианг. В присутствии старших по званию он чувствовал себя крайне неуютно. Будто вновь стоит на плацу в окружении орущей толпы и ждёт, что деревянная палка вот-вот вопьётся куда-нибудь туда… пониже спины.
Солдаты бросали сочувственные взгляды, Лианга любили, многие кутили с ним, вместе играли в карты. С любопытством смотрели на него, неловко ерзающего на траве, на наложницу, с улыбкой ведущую беседу с Чонганом. И отводили глаза, вспомнив про князя.
– Уже солнце садится, а вы не велели нам убить себя? – спросила Гиде.
– Князь вряд ли доберётся до нас раньше утра. Гиде, может передумаете ещё? – с надеждой спросил Чонган. – Лианг ведь и вправду вас похитил, я и мои солдаты подтвердят ваши слова. Вязь исчезнет, как только он умрёт.
– Нет! – быстро сказала Гиде. – Зачем мне жить, если его не будет? Лианг подарил свободу и любовь – всё то, о чём я могла только мечтать. И снова запереть себя в том проклятом доме? Там, где погибла Лала? Только за одну её смерть я готова бежать на край земли, готова умирать вновь и вновь, лишь бы он никогда не прикасался ко мне.
– Но, вы так молоды. У вас ещё в жизни будет и любовь, и свобода.
– В замке? – усмехнулась Гиде.
– А…если я устрою побег для вас? Велю Шену спрятать так глубоко, что князь никогда в жизни не найдёт, – Чонган крутил в руках прутик и говорил спокойно, словно обсуждал погоду.
– Это возможно?
– Только для вас, Лианга придётся оставить.
– Исключено. Вам ведь тоже не поздоровится. Благодарю вас, господин Чонган, это был прекрасный день, самый лучший подарок, что вы могли сделать бедной наложнице. А вот и мой супруг, – она с улыбкой помахала Лиангу, отошедшему в кусты под сопровождением Тэньфея.
Чонган равнодушно обернулся, поклонился и отошёл от Гиде. Девушка тоже склонилась в ответном поклоне.
Ночь прошла в раздумьях. Чонган прикидывал сотни вариантов, которые могли бы увязать честь и благополучие своих людей вместе с жизнью и счастьем Гиде. Не получалось никак. Когда ночные птицы примолкли, предчувствуя рассвет, Чонган решился. Он бесшумно поднялся и прокрался к спавшим Гиде и Лиангу. Хенг блеснул глазами, Чонган сам поставил его охранять парочку. Он движением головы отпустил Третьего, тот вздохнул, покачал головой и ушёл.
– Вставайте, ну-же, только тихо-тихо, – он прижал ладони к их ртам. Убедившись, что те проснулись, поманил за собой. Треск веток под ногой Гиде не слышал только глухой, ну или сладко дрыхнувшие солдаты. Его восьмёрка, конечно же, проснулась и сейчас лежала, молча соображая, что к чему.
