Текст книги "Цветок моей души (СИ)"
Автор книги: Аделаида Мендельштам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава седьмая
– Первый, поверить не могу! Ты это сделал, ты унизил и сместил Кицина! – громко воскликнул обычно молчаливый Гато.
– И ты теперь начальник всей замковой охраны! Большая шишка! – хлопнул по спине Шен.
Чонган принимал поздравления с широкой улыбкой. Тэньфей не сильно стукнул его своим кулачищем, а затем обнял: «Убить бы тебя, Первый, с твоими интригами». Они вновь расположились в тесной комнатке Чонгана, довольные и расслабленные.
– Наложницы-то так глядели, Первый, пока вы там катались по пыли. Губки закусывали, охали-ахали, глазки прикрывали. Ты видел какие цыпочки? Да откуда тебе, ты там валялся без чувств, пока Кицин тебе горло собирался резать. Они ещё ночью приехали, – Шен говорил и одновременно пытался есть яблоко, обнаруженное на тумбочке возле кровати.
– Ты в сторону наложниц не смотри, даже Первый тебя не спасёт – прикрикнул на него Хенг.
– Как возможно не смотреть на них? Я как увидел их на лестнице, даже про Кицина забыл. Таких красоток за свою жизнь ни разу не видел. Такие беленькие, нежненькие, тоненькие – фарфоровые куколки, а не женщины. Двигаются плавно, словно плывут. А как одеты, какие прически, одни заколки состояние стоят!
Чонган обрадовался словам Шена, вчерашняя девушка была скорее милой, чем сногсшибательной красоткой. И волосы у неё были распущены, а не уложены в сложную причёску. Скорее всего, она была служанкой наложницы, раньше он её не видел в замке.
Чонгана позвали на обед к князю. Как начальник замковой охраны, Чонган теперь был обязан обедать вместе с княжеской свитой. Он шел по коридору по красной ковровой дорожке, оскаленные каменные драконьи морды провожали пустыми глазницами, охрана отдавала честь перед своим новым начальством в каждом проходе, пока он не оказался перед высокими дверями княжеского холла. Двери отворились словно сами по себе и Чонган, чётко печатая шаг вошёл внутрь. Помещение было огромным, потолок, поддерживаемый красными колоннами, терялся в вышине. Стены были украшены лаковыми панно и вышитыми гобеленами, драгоценный наомийский ковер покрывал деревянный пол из бука, пузатые напольные вазы стояли вдоль дорожки, ведущей к роскошному столу посереди комнаты. В комнате царила тишина – все смотрели на него. Чонган молча склонился перед князем и проследовал за слугой к своему месту у подножия стола. Он впервые оказался в таком высоком обществе: гости были одеты в очень неудобные, но пышные одежды. Полы широкого до пола рукава закрывали кисти рук, верхний слой ханьфу, украшенный богатой вышивкой был завязан так, чтобы показать тончайший шелк нижней юбки и рубашки, пальцы рук унизаны перстнями в форме журавля, змеи или дракона. В такой одежде было неудобно тянуться за чашкой или пить суп, наверное, поэтому к каждому гостю был приставлен слуга. Чонган взглянул на князя, желая узнать, кто же ему прислуживает и замер. Зеленоглазка сидела по правую руку князя и сейчас заботливо протягивала ему чашку для ополаскивания рук. После омовения, она передала чашку слугам, а сама осторожно промокнула его пальцы белоснежным подогретым полотенцем. Она не казалась несчастной, даже улыбалась князю. Вот она что-то шепчет ему на ухо и слегка касается его руки. И было в этих движениях что-то настолько интимное, отчего у Чонгана сами собой сжимались руки в кулаки.
– Позвольте представить вам моих наложниц: прекрасная… – Чонган дальше не слушал князя, он не мог оторвать взгляда от по-детски нежного лица с небольшим аккуратным носиком, с тонкими бровями и пухлыми губами. Огромные, зелёные глаза, обрамленные длинными ресницами, были опущены вниз. На первый взгляд, девушка была мила, но не более. Но что-то было в лице, что заставляло смотреть на неё вновь и вновь, до тех пор, пока становилось невозможным оторваться. Фарфоровая кожа была бела, без единого намека на румянец. Лицо невозмутимо и словно неживое. Улыбка, время от времени, мелькавшая на ее лице, была лишена радости, словно кукла улыбнулась. – … и, наконец, моя любимая наложница, Гиде.
Девушка грациозно поднялась, что было нелегко в ее одежде, и поклонилась. Дождавшись кивка князя, она так же грациозно опустилась, настолько же совершенная, насколько и неживая. Даже складки платья расположились аккуратно и живописно.
Чонган вздохнул. Прекрасная Гиде, любимая наложница блистательного князя Фэнсина из рода Белых Журавлей, боги должно быть лопнули от смеха.
– Чонган, прошу следовать за мной, – велел князь после завершения обеда. Они вместе направились в кабинет Фэнсина. Каменные стены коридора были увешаны лампами, мягкие ковры скрывали звук быстрых шагов князя.
– Хочу показать тебе кое-что, – полуобернувшись сказал Фэнсин, показывая в улыбке крепкие, белые зубы. Стража распахнула перед ними двери, и они вошли в кабинет князя. Кабинет, в отличие от всего замка, показался Чонгану уютным. Он был небольшим, немногочисленная тяжеловесная мебель из мореного дуба была приятных земляных оттенков. Лаковые панно и расписные вазы отсутствовали, зато было много оружия: кольчуги, меч, секиры, лук – всё это добро было аккуратно расставлено и развешено на специальных стойках. Вышитые гобелены на стенах тоже изображали сцены боёв. Расставленные по углам жаровни нагрели комнату и Фэнсин раздвинул ставни окна, впуская чистый, прохладный воздух. Ветерок пошевелил кучей свитков, разложенных на столе посередине комнаты.
– Смотри, это наш мир, – Фэнсин одним движением руки сбросил свитки на пол. Под ними оказалась искусно выполненная карта, Чонган склонился над ней и пальцем провел вдоль по голубой вене реки, бегущей с синих шалашиков гор. – Ты знал, что наш мир совсем не такой большой, как тебе кажется? Видишь, наш материк поделен горами, с одной стороны на нём Иднай, с другой Наомия. Небольшие территории принадлежат Болотам, часть пустыни заселена кочевыми племенами. Островные государства можно не брать в счёт – они слишком малы и живут только за счёт торговли и грабежа.
– А что это такое? – указал Чонган на линию, прочертившую синюю область моря пополам.
– Это Барьер. Край мира. Бушующая стена из воды и воздуха. Какие-то идиоты заплывали туда, но, никогда никто не выплывал. О чём я? Тысячелетиями на воде господствовала наомийская империя, сейчас же наместник построил флот, заставивший поджать хвост всем остальным. Он обеспечил свободный проезд всем нашим торговым кораблям и Иднай процветает. Сколько он денег высосал изо всех родов при этом знают только боги. Но, я тебя позвал не за этим. Как я уже говорил, наш континент маленький и земли на всех не хватает. Карнай уже ввёл налог на третьего ребенка, великие роды обсуждают возможность запрета на детей, числом более одного. Заселены даже такие пустоши как эта богом забытая Янтарная провинция, жалкий клочок плодородной земли между морем и горами. Да ещё и Стена отрезала от этого клочка немалую часть. И вот этим огрызком я должен править. А я не хочу, Чонган, понимаешь? Мне этого мало…
– Да, господин, – нейтрально ответил Чонган, наблюдая за тем Фэнсин откинулся на кресле. Его пальцы раздражённо стучали по столу, желваки катались под кожей. – Но, что в этом случае можно сделать? Боги отмеряли столько земли, сколько посчитали нужным. Если только не отбирать эти земли у кого-то…
– Чтобы что-то отобрать, нужно иметь достаточно сил для этого, – зубасто улыбнулся Карнай. Его глаза оставались холодными и пристально следили за выражением лица своего воина. Чонган понял то, что хотел от него князь – полной лояльности, если даже это попахивало изменой наместнику. Он прислушался к себе, готов ли он к этому. Да, готов.
– Уверен, род Белых Журавлей достаточно силён, – осторожно сказал Чонган, глядя прямо в глаза князю. Тот кивнул, словно надеялся на этот ответ.
– Род Белых журавлей силён, но ему требуется время, чтобы собрать все силы, – Фэнсин отвернулся от Чонгана и продолжил. – Вчера нам доставили раба-варвара. Где-то есть земли, откуда он приплыл грабить нашить земли. Я намереваюсь построить корабли и отправиться на разведку. Кто знает, может мы найдём достаточно земель, чтобы основать новое королевство? Мне нужна помощь верных людей, Чонган. Прояви себя – и ты будешь вознаграждён в полной мере.
– Я уже раз поклялся, господин. С тех пор ничего не изменилось, я как служил верно, так и буду служить вам. Не ради награды.
– Хорошо, иди. Поздравляю с назначением.
Глава восьмая
– Госпожа, вам принести опиум?
– Да, быстрее неси, он скоро придет. – Гиде сидела у окна. Голова снова болела, ещё одна бессонная ночь не прошла даром. Княжеский лекарь объяснял бессонницу тем, что женская энергия в теле Гиде блокирует мужскую из-за особенности строения самой девушки. Дисбаланс он безуспешно лечил иголками и травами. По совету лекаря Гиде много гуляла, пила отвары, но в душе была уверена, что это князь её отравляет своим присутствием. Он, словно вампир из сказок, высасывает из неё жизнь своими поцелуями.
– Господин велел приготовить ванну, – сказала маленькая Лала, чернокожая рабыня, подарок князя.
Гиде с наслаждением сделала первый вдох опиума и откинулась на подушки. Горячий дым на вкус был сладковат и неприятен на первый вкус. Надо всего лишь переждать, а ждать Гиде умела так, как никто другой в этом мире. Долгожданный дурман постепенно охватывал, суетящаяся фигурка Лалы то расплывалась, то вновь обретала четкость. Мир терял остроту и резкость, становясь глубже, обретая дополнительные оттенки. Голоса звучали глуше и ниже, к звукам цеплялось эхо. «Лаааа-лааа», – протянула Гиде, желая ухватить это эхо, и еле слышно засмеялась. Привычная Лала даже не повернула головы. Оставалось совсем немного времени до прихода господина и следовало спешить. Лала вылила последнее ведро кипятка в громадную лохань, поправила полотенца, чтобы висели симметрично – господин не выносил даже малейшего беспорядка. Подошла к Гиде и поправила волосы, затем подняла безвольную ладонь хозяйки и поцеловала. Вторая рука Гиде нежно дотронулась до гладкой щеки.
– Больше нельзя? – спросила она Лалу.
– Нет, – с сожалением ответила девочка. Будь её воля, она позволила бы Гиде вдохнуть ещё опиума, но господина нельзя злить. Он не любит, когда наложница одурманена и запретит ей. Тогда Гиде совсем сломается без опиума.
За дверью послышались уверенные шаги. «Гиде!» – позвал господин и в голосе, слава милосердной Прийе, не было раздражения. Лала тотчас же скользнула к двери, стараясь выглядеть как можно незаметней. Пока Гиде раздевала господина и подносила ему вино, Лала все тянула с уходом, зная, как успокаивает хозяйку её молчаливое присутствие. Страх за госпожу боролся со страхом за себя, но, все же уступил, и Лала выскочила за дверь. Она легла у двери, готовая прийти по зову. Иногда так и бывало, господин просил чай или позвать кого-нибудь из вассалов. Иногда господин выходил пораньше, черный от злости. И тогда Лала, замерев от ужаса, вжималась в стену, надеясь, что господин не обратит на неё внимания. И только потом спешила в покои хозяйки – оттирать кровь. Гиде лежала на полу подбитой птицей, её роскошный наряд порван и измаран кровью, волосы растрепаны. Ни Гиде ни Лала не могли предугадать отчего придет в ярость господин. Иногда причина была в Гиде, то она недостаточно ласкова или излишне суетлива, то говорит не то, а то и вовсе молчит. Иногда же причина находилась в обстановке – недостаточно изысканный букет цветов, не гармонирующие между собой покрывало и подушки. Господин не придирался на пустом месте, подушки и вправду не гармонировали, а Гиде порой слишком суетилась от страха, теряя утонченность, которую так ценил в ней господин. Князь жаждал совершенства и Гиде, как его любимая наложница, должна быть совершенной – всегда красивой, ни малейшей небрежности во внешнем виде, всегда нежной и ласковой, всегда готовой развлечь господина разговором, песней или танцем. Вино должно быть самым лучшим, а подаваемые блюда – изысканными. Никто сейчас не сказал бы, что господину не получилось вылепить из бывшей постельной служанки совершенство. Лала видела какими долгими взглядами провожают её госпожу мужчины, знала, что ученые мужи с удовольствием ведут с ней беседы, дамы копируют покрой нарядов, а картины, нарисованные Гиде на шелке, украшают даже дворец наместника. Господин платил золотом за обучение Гиде, на деньги, потраченные на наряды и обстановку её дома, можно было купить всю Янтарную провинцию, на драгоценности, которые преподносил ей в дар князь, – весь иднайский флот. Но, никто не знал, чего стоило обучение самой Гиде.
– Иди ко мне, – велел Фэнсин, сидя в клубах пара в лохани.
Гиде неторопливо скинула с себя прозрачный, привезенный из Наомии халат, чуть-чуть помедлила, давая Фэнсину обласкать взглядом её тело, и скользнула в воду. Она села спиной к Фэнсину, он любил ласкать её грудь. Вода обжигала кожу.
– Какая же ты красивая, плечи будто из мрамора, – голос Фэнсина охрип, он слизнул несколько капель воды с плеч Гиде, – моя Гиде, моя малышка, моя исполнившаяся мечта…
Гиде, все ещё ощущая воздействие опиума, завороженно смотрела как из пены то выныривают, то вновь пропадают гибкие, сильные пальцы князя, оглаживающие бедра. Тёмные, почти черные на фоне её собственной кожи, ладони стиснули груди, тут же отпустили, погладили. Эти руки в ссадинах и царапинах, полученных во время тренировок, сегодня были нежны и легки. Губы, тревожащие шею Гиде, шептали ласково её имя. Время замедлилось и воздух стал тягуче-плотным. Эхо снова прицепилось к звукам: «Гииии-дееее», капля воды неестественно медленно и громко упала в воду, мягкий свет ламп обрел глубину и дополнительные оттенки, преломляясь то охрой, то кармином. Запах князя растворился в аромате цветов и, если закрыть глаза, то можно представить, что за спиной у нее совсем другой мужчина. Гиде закрыла глаза, чуть приподнялась и обернулась к нему всем телом. Она сама поцеловала этого другого мужчину, и руки, стиснувшие бедра слишком крепко, были ей даже приятны. Конечно, странно целовать постороннего мужчину, но все-же лучше, чем Фэнсина. И так приятно ощущать гладкие и скользкие от воды мышцы на груди незнакомца, запустить пальцы в жесткие волосы, слизывать соль на коже у висков. «Гииии-деееее, гиии-дееее», – звал он разными оттенками голоса, то низким, вибрирующим, то повыше, устрашающе похожим на голос Фэнсина. Гиде в отчаянии заткнула ему рот поцелуем, иначе она-не Гиде разобьётся и рассыплется осколками, оставив наедине со слишком ярким светом и всеми её страхами. Она-не Гиде, просыпающаяся в запахах опиума, другая – смелая, бесстрашная, красивая. Она не стесняется своего тела, ей нравится извиваться под мужским телом и испускать негромкие стоны. Гиде выпускает её, а сама исчезает, забирается в самую середину темноты и лежит там скрючившись. Прохладная темнота обнимает ее за плечи и начинает залечивать-зализывать раны.
Очнулась Гиде уже на кровати. Яркий свет лун окрашивал спальню в серебристый свет. Фэнсин лежал поперек кровати, а сама Гиде на краешке. Рот сушило как всегда после опиума и Гиде, накинув ханьфу, отпила немного вина. Драгоценное иднайское золотое в свете луны казался растопленным серебром. Привычные мысли поднимались в ней как пузырьки со дна чашки. Кто она, Гиде? Где её желания, а где княжеские? Стараясь угодить князю, лепя из себя ту, что он хотел, она потеряла себя настоящую. Она подошла к зеркалу – на нее смотрела бледная девушка с нахмуренными бровями, со скорбно сжатым ртом. Неужто, она только и была рождена для того, чтобы быть постельной игрушкой князя? Чтобы трястись от страха от одного его грозного взгляда? Бояться его и ненавидеть. Позволять ему овладевать телом раз за разом. Внутренне корчиться от отвращения и леденеть при его прикосновениях. Изображать удовольствие, получая ненавистные подарки, свидетельства рабского положения. И даже бояться думать о свободе.
Фэнсин вздохнул во сне и Гиде чуть не подпрыгнула от ужаса. Даже собака, крутящаяся возле кухни в ожидании подачки, и та обладает большим мужеством и достоинством, чем она. Остаток ночи Гиде провела у окна, рассматривая что-то в темноте.
Глава девятая
– Мне скоро придется уехать в Зарос, наместник вызывает, – сказал Фэнсин за завтраком, принимая из её рук чашку с чаем.
– Что-то случилось? – изобразила обеспокоенность Гиде.
– Всего лишь переговоры насчет женитьбы.
– Господин женится? – Гиде круто повернулась к Фэнсину.
– Да, пока не могу выбрать, оба рода предлагают хорошие условия. Род Ворона предлагает часть земель у подножия Хуэдзиган, там нашли богатые залежи медной руды. В будущем эти земли могут принести значительный доход. Однако придётся вложить часть средств на разработку.
– Что же предлагает второй род?
– Род Куропатки сейчас на подъёме. Один из куропаток стал казначеем и пользуется благосклонностью наместника, ещё один получил разрешение на строительство шелковичной фабрики. Скоро эти жирные, многочисленные куропатки разбогатеют до неприличия, обретут власть и заклюют остальных, пока наместник не подрежет им крылышки.
– Когда-нибудь нам, наложницам, придется проститься с господином. Ваша будущая супруга вряд ли одобрит…
– Моя будущая супруга или девочка четырнадцати циклов или другая девочка пятнадцати циклов. Вряд ли кто-то из них способен препятствовать моим увлечениям. Даже если вмешается глава рода, я, пожалуй, пожертвую всеми моими наложницами, кроме тебя. Ты – моё сокровище и отдавать тебя я не собираюсь.
– Вы преувеличиваете мою ценность, господин, – пробормотала Гиде, опуская глаза, чтобы слезинка, выкатившаяся из глаз, запуталась в ресницах и не упала вниз.
– Нисколько, ты мне дороже всего, что у меня есть, – будничным тоном произнес князь. Схватил Гиде за руку и притянул к себе. – Ты моя, Гиде, запомни. Ты всегда будешь моей наложницей, нас ничто не разлучит.
– Но…я бы хотела родить когда-нибудь…
– И испортить свою чудесное тело? Забудь об этом. К тому же, я не собираюсь тебя делить с кем-нибудь, пусть даже и с ребенком. Никогда больше не упоминай мне об этой твоей странной прихоти. Ты должна быть довольна, у тебя есть все – слуги, наряды, украшения. Ты полновластная хозяйка в этом дворце до приезде моей супруги. Вот возьми, – кинул он ей тяжёлый кошель с монетами, – купи себе что-нибудь и, будь добра, не зли меня больше!
Ноздри Фэнсина раздулись, брови гневно сошлись и Гиде отступила. Хлопнула дверь и быстрые шаги князя стихли. В распахнутую дверь заглянула Лала, затем вбежала и обняла сидевшую на коленях с опущенной головой девушку. «Он нас не отпустит, Лала, никогда не отпустит!» – прошептала она со слезами девочке, гладившую её по голове. Наконец, Гиде вытерла слёзы и, одевшись с помощь Лалы, вышла прогуляться вдоль внутренней стены. Позабытый бархатный кошель с деньгами остался лежать на полу.
А во дворе замка царила привычная суета: текли и вытекали ручейки подводов, раздавался звон металла из кузни, суетились слуги и маршировали взводы солдат. Гиде неудержимо потянуло к людям, ей нравилось наблюдать за суматохой, хотелось кинуться в гущу событий, перекидываться шуточками, делать какое-то важное и нужное дело. Она бы на денек хотела даже стать поварихой, важно пробовать на вкус блюдо, хмуриться и стукать по голове неугодных огромной ложкой.
– Прекрасное осеннее утро, не так ли, госпожа? – раздался мужской голос со спины. Гиде смутилась – это оказался начальник замковой охраны, тот человек, остановивший от падения со стены во время очередного приступа отчаяния.
– Да, чудесное, – пробормотала она не поднимая глаз.
– Я заметил, вы всегда гуляете одна, только иногда с девочкой-служанкой. Остальные наложницы же всегда вместе. Вы не ладите?
Гиде чуть улыбнулась, Чонган явно не страдал излишней тактичностью.
– Наложницы во все времена не ладили между собой. А теперь, когда князь особенно выделяет меня, у них есть общий враг – я, – пожала плечами Гиде, словно её это совсем не заботило.
– Я думал, такие прекрасные существа не подвержены зависти или злости. Мои солдаты теряют мечи при виде такой красоты. Я даже хотел предложить господину завести отдельный отряд, состоящий из прекрасных девиц с шелковыми зонтиками вместо копий. Как только они выедут на поле сражения на белоснежных конях, враги выронят оружие, и тут мои бравые вояки добьют их, – неловко пошутил Чонган.
Гиде звонко рассмеялась.
– Почему же не предложили?
– Боялся, что мои вояки останутся без оружия раньше, чем наши враги.
Чонган с улыбкой наблюдал за смеющейся Гиде. Её нос забавно морщился, а зубки влажно блестели на солнце. Она даже слегка порозовела и стала похожа на человека, а не нарисованную копию себя. В ярком свете ласкового осеннего солнца было видно, что Гиде совсем ещё девчонка, такие ещё на рынок ходят только под руку со строгими матерями. Отсмеявшись, девушка повернулась к солдатам, копошившимся у подножия стены. Утренний свет подсвечивал темно-каштановые волосы, золотил ресницы, ярко-зелёные глаза сейчас казались светлее, цвета распускающихся почек листвы на деревьях. Чонгану захотелось прикоснуться к щеке – правда ли такая нежная на ощупь как кажется? Весь её вид вызывал не плотское желание, а бесконечную нежность, желание защитить. Будь она не наложницей великого князя, а обычной девушкой – Чонган изменил бы своему решению не обзаводиться семьей. Он бы ухаживал за ней, заваливал подарками до тех пор, пока не загорелись бы её зеленые глазки от счастья. Ради Гиде построил бы дом. И потом, выплатив положенный откуп, увез бы к себе домой, чтобы серебряным колокольчиком звенел её смех, заполняя его душу счастьем до краев.
– Улыбайтесь чаще, тенна, – вырвалось у него.
– Что? – удивленно спросила Гиде, – что значит «тенна»?
– Это значит цветок. За Стеной у диуани растет необычный цветок. С виду это просто цветок – красивый, с удлиненными серебристыми лепестками, похожими на лепестки лилий. Но, когда всходит вторая луна, цветок начинает светиться и подрагивать, словно живой. Это необычайно красивое зрелище, я всего лишь однажды видел поле, усеянное тенна, но забыть такое не смогу и за всю свою жизнь. В землях диуани много всего необычного...
– Как бы я хотела побывать за Стеной.
– Тише, госпожа. Боги могут вас услышать. Нет существ более мерзких и страшных, чем диуани. Говорят, они произошли от людей, внешне нас напоминают чем-то. Но, милосердная Прийя, кровожаднее и злобнее существа, чем диуани, я не встречал.
– Они разумные?
– Да, только используют весь свой разум только для поиска пищи, особенно любят человечинку.
В тот раз они еле отбились от взбешенного диуани, а когда подходили к Стене, обнаружили, что исчез Восьмой. «Это самка! Только она может задурить голову так, чтобы мы не заметили пропажу» – крикнул Шен, лучше всех в восьмёрке знакомый с повадками диуани. «Поворачиваем, он исчез недавно, она его ещё не успела съесть!» – скомандовал Чонган и повел восьмёрку назад. Они бесшумно шли сквозь галдевшие джунгли, ступая след в след. «Старайтесь ни о чем не думать, просто представляйте себе деревья!» – велел он восьмёрке. Они шли по своим следам, но все время сбивались из-за магии самки диуани. Влажный жаркий воздух давил на легкие, последние лучи солнца гасли в кроне гигантских деревьев. Ещё немного и настанет ночь, последняя ночь в их жизни, если они проведут её в землях диуани. «Надо возвращаться, Первый!» – шепнул Хенг. Чонган лишь мотнул головой. Он чувствовал, что его Восьмой где-то неподалеку. А она кружит и кружит их, чувствует каждого и смеется. Слышит их страхи, усиливает, морочит. «А что, если идти наоборот своим желаниям?» – подумал Чонган. Он сделал шаг в сторону и почувствовал, как воспротивилось его тело, испарина выступила на лбу.
– Первый, не могу! – захрипел Тэньфэй сзади.
– Каждый пусть прицепится поясом к последующему. Закройте глаза, не думайте ни о чем и идите.
Чонган шел на ощупь, как только ему становилось легче, он сворачивал туда, куда все его тело противилось идти. Он оглох и ослеп. «Зачем ты идешь? Он уже не жилец, ты все равно его не спасешь, только остальных погубишь», – спросил его вкрадчивый женский голос. «Возвращайся назад, Чонган. Ты сделал все, что мог. Ммм, твой Восьмой такой вкусный», – звонкий девчоночий смех прозвенел в голове. Чонган заорал от нахлынувшей злости. Злости выжегшей в нем страх и ощущение беспомощности. Он, невзирая на боль, побежал изо всех своих сил, продавливая чужое сопротивление, и волоком таща за собой упавшую на землю восьмёрку. Ещё через мгновение он выскочил на поляну и тут все закончилось. Испачканная соком листвы, измаранная в земле, чертыхавшаяся восьмёрка вывалилась сквозь стену кустов. Все это время они шли по кругу, не подозревая как близка была самка диуани и Восьмой. Чонган выхватил свой меч, очнувшаяся восьмёрка тоже подхватила оружие и приготовилась к атаке. На середине поляны сидел на коленях Восьмой с закрытыми глазами и покачивался из стороны в сторону. Напротив, в такой же позе сидела хрупкая женская фигурка. Ее длинные, тёмные волосы обвили Восьмого. Толстые пряди, больше похожие на корни, изредка пульсировали, словно живые. Она тоже двигалась в такт Восьмого, её глаза были закрыты. В полумраке не было видно провалившегося носа, а страшный рот с двумя рядами зубов был закрыт. Чонган выхватил копье у Тэньфея и одним сильным броском отправил его в спину диуани. Раздавшийся визг ввинтился под кости черепа, ещё чуть-чуть и, казалось, голова у Чонгана лопнет, словно перезревшая дыня. Когда визг, наконец, стих, вся восьмёрка повалилась на землю. Чонган, пошатываясь, побрел к Восьмому и, с брезгливым страхом, откинул потускневшие, сероватые волосы самки. Восьмой лежал на боку с закрытыми глазами и, казалось, спал.
– Второй, ты его потащишь, давайте как можно быстрее уберемся отсюда.
– Она позвала на помощь свою половинку, тенна. Он уже рядом. – раздался хриплый, запинающийся голос Восьмого.
Восьмёрка мигом сгрудилась вокруг лежавшего Восьмого. Шелест листвы за спиной Чонгана и холодный ветерок, всегда предупреждавший Чонгана об опасности, заставил его быстро обернуться.
Этот диуани был огромен, на две головы выше Второго. Одним прыжком он выпрыгнул на поляну. Не обращая внимания на восьмёрку, диуани смотрел только на хрупкую фигурку своей самки за их спинами. «Тенна»,– прошелестел его голос у них в голове, а когда убедился, что она мертва, завыл. «Милосердная Прийя», – прошептал в страхе Танин, когда переливающаяся светом морда диуани повернулась к ним. «Я…сожру твою печень!» – его нечеловеческое горло с трудом выдавило эти слова. Колючки на затылке встопорщились, а острые в два ряда зубы выдвинулись вперёд. До этого момента Чонган верил, что диуани не понимают человеческий язык. Теперь же он знал, диуани гораздо более сложно устроены, чем им казалось. Как им тогда удалось выжить и как добраться до Стены, Чонган до сих пор не понимает. «Он сам не захотел жить, даже мстить передумал,» – пояснил Восьмой, когда пришел в себя. «Когда она меня...когда я…в общем, мы как будто слились. Я был ею, она мною и немного вами. Я тогда видел тебя, Первый, как ты шел за мной. Чувствовал твою слепоту и глухоту. Слышал её злость и страх, услышал, как она позвала на помощь тенна, «цветок моей души» – вот как она его называла. Они дарят избранникам такой цветок, тенна, помнишь, мы нашли поле с живыми, светящимися цветами? Самки дарят тенна, и самцы привязываются к ним навсегда, самки могут даже пить из них, если совсем голодают. А без самок привязанные самцы умирают. Он тоже не захотел жить, я точно знаю, Первый.»
