Текст книги "Тайна шляпы с сюрпризом"

Автор книги: Адам Багдай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Папка в футляре

Я проскучала бы в том кресле до вечера, если бы из вращающихся дверей не вынырнул вдруг Мацек. По выражению лица я уже издали поняла, что у него грандиозные новости. Ворвавшись в холл, словно вихрь, и увидев меня, он закричал:

– Ты не представляешь, что случилось!

Я действительно не представляла, но это не служило оправданием его поведению, особенно в присутствии паралитика. Посоветовав Мацеку говорить потише, я отвела его в отдаленный угол холла и высказала догадку:

– Наверно, только для вида играли Генделя, а тем временем что – то замышляли.

– Нет, нет! – бурно запротестовал он. – Генделя доиграли до конца. Фантастическая музыка, говорю тебе.

– В таком случае это неудача.

– Подожди, я хочу сообщить сенсационную новость, а ты все время мешаешь.

– Так говори!

– Не знаю только, с чего начать.

– Валяй с самого начала, только не задумывайся, а то умру от любопытства!

Мацек по своему обычаю потер нос ладонью и почесал за ухом.

– Девятка, – заговорил он, – о какой папке ты вспоминала?

– О голубой, с какой – то надписью.

– Есть!

– Где?

– В футляре от виолончели.

– А сама виолончель?

– Осталась у бородача.

– Ничего не понимаю.

– Я тоже не понимаю. – Мацек вздохнул. – Но сейчас все тебе расскажу. Они действительно очень здорово играли. А потом бородач подошел к письменному столу, вынул голубую пластмассовую папку…

– Видел ее?

– В бинокль. Как на ладони!

– И надпись была?

– Была, но я ее не разобрал.

– А что дальше?

– Вынул папку, отдал ее пану Коленке, а пан Коленка засунул ее в футляр и футляр замкнул.

– Это удача! – закричала я, а Мацек докончил рассказ.

– А потом они попрощались. Пан Коленка оставил виолончель у бородача, а футляр с папкой отнес к себе в башню.

Мне захотелось броситься Мацеку на шею, но при паралитике этого делать не стоило. Он мог бы догадаться, что мы обнаружили что – то очень важное.

– Мацек! – закричала я. – Ты чудесный, гениальный и все такое прочее… Сам себе доскажи, какой ты хороший.

Со свойственной ему скромностью Мацек не стал заниматься самовосхвалением. Потерев еще раз ладонью облупленный нос, он спросил у меня:

– Интересно, что может быть в этой папке?

– Если бы я знала… В любом случае что – то очень важное, если пан Коленка, оставив виолончель в углу, засунул папку в футляр, а Франт о ней выпытывал. Нужно будет проверить.

– Что проверить? – поразился Мацек.

– Что находится в той папке.

– Ну, ты скажешь! Да ведь папка лежит в футляре.

– Мацусь, – засмеялась я, – ты в самом деле гениальный, но порой кажется, что у тебя птичий разум. А шляпа?

– Что шляпа?

– У нас есть шляпа, которую я взяла в бородача. Для пана Коленки шляпа важнее папки. Отнеси ему шляпу, а при случае, может быть, удастся заглянуть в футляр.

– Фантастический план… – Мацек потер ладони. – Только как объяснить ему, откуда мы знаем, где он живет?

– Не беспокойся! Скажем, что играли в индейцев и случайно напали на его след.

Визит к виолончелисту

Для игры в индейцев среди играющих должно быть, по меньшей мере, двое мальчишек. Один из них становится вождем, второй – шаманом. Оба курят трубки и, совещаясь, решают, кому объявить войну. Воины тем временем ждут в лесу, когда на горах зажгутся костры, сигнализируя им, что пора вступать на тропу войны.

Кроме двух мальчишек, необходимы еще головные уборы из перьев, томагавки и луки, не говоря уже о соколиных взглядах и храбрых сердцах. Правда, соколиные взгляды и храбрые сердца у нас имелись, зато не хватало остального.

Но для чего тогда на плечах сообразительные головы? Все остальное мы отыскали в "Укромном уголке", где, с облегчением сбросив голубое платье, я влезла в приличные джинсы. За шкафом мы нашли два топорика – две закопанские чупаги, которые с успехом могли заменить индейские томагавки. Из ореховых удилищ Мацек тут же изготовил два великолепных лука, а головные уборы из перьев… С ними было труднее всего. Мацек, однако, нашел замечательный выход. Он вспомнил, что индейцы племени суанатока, населяющего Скалистые горы, не носили таких головных уборов, а просто втыкали в волосы орлиное перо. Поэтому мы воткнули себе в волосы по индюшачьему перу, я взяла шляпу и, восклицая: "Смерть бледнолицым!", мы направились на Пасечную.

Окрестности развалин были самым подходящим местом для игры в индейцев. ничего удивительного, что мы почувствовали себя настоящими краснокожими из племени суанатока и выжидали только, кому объявить войну.

Разумеется, мы объявили ее пану Коленке. В тени башни, прямо под его окном, мы отплясали великолепный военный танец. На шум воинственных возгласов высунул свою лысую голову пан Коленка.

– Кто здесь так шумит? – гневно вопросил он.

– Племя суанатока, – откликнулась я. – Объявляем войну бледнолицым.

– Это ты, Девятка? – удивился виолончелист. – Умоляю, отойдите чуть – чуть подальше, а то у меня барабанные перепонки лопнут.

– Молчи, трусливый койот! – завопила я. – Сейчас мы разложим костер и заживо тебя поджарим.

– Не шути! – послышался умоляющий голос пана Коленки. – Пожалуйста, будьте потише, я слушаю по радио концерт симфонической музыки.

– Фи! Нас не пугают звуки ваших труб! – не унималась я. – Сдерем с тебя скальп и бросим его на съедение прожорливым псам.

– Девятка, – простонал пан Коленка, – иди лучше ко мне наверх. Угощу тебя очень вкусными бобами.

– Сдаешься, жалкий трус?

– Сдаюсь.

– Прекрасно, приготовь трубку мира и угощение для двух воинов.

– Хорошо, хорошо… – Пан Коленка умоляюще вскинул руки. – Идите, не могу больше выносить эти крики.

– Выгорело, – шепнула я на ухо Мацеку. – Давай наверх. Только не раскрывай рот, а то все испортишь.

– Может быть, я останусь здесь для охраны? – Мацек неуверенно посмотрел на меня.

– Боишься?

– Немного боюсь.

– Я тоже, – откровенно созналась я. – Да что делать, если я потребовала угощение для двух воинов.

– Да, и в самом деле, – вздохнул Мацек. Сейчас он ничем не напоминал благородного воина из пелмени суанатока, да и вообще никого не напоминал, а только трясся, как осиновый лист. Должна признаться, что и я тоже…

– Ключ под ковриком, – услышала я доносившийся сверху голос пана Коленки.

Действительно, ключ находился там, где ему положено быть – большой, тяжелый, старинный, вызывающий уважение и трепет.

– Может, все – таки сделаем вид, что заблудились? – шепнул Мацек.

Я не хотела больше притворяться, отперла дверь, с большим трудом отворила ее, и мы вошли в обиталище призраков и духов.

– Боишься? – прошептал Мацек дрожащим голосом.

– Чуть – чуть.

– Я тоже.

– Тогда двигаем дальше.

Далее находилось просторное помещение с каменными стенами и готическим сводом. Из боковой ниши вели наверх узкие каменные ступеньки. Мы молча поднимались по ним, ожидая, когда, наконец, явится какой – нибудь призрак или привидение, но, видимо, для призраков было еще рано, и никто из них не явился. Зато в открытых дверях на втором этаже появился пан Коленка, рассеивая лысиной окружающий мрак.

При виде моей чупаги и особенно индюшачьего пера он, вздрогнув, отступил в комнату.

– Дитя мое, что ты выделываешь? – вскричал пан Коленка, заламывая руки. – И к чему вообще весь этот маскарад?

– Не видите разве, что мы играем в индейцев? – ответила я и вошла в комнату.

Его старинное жилище мне понравилось. Белые стены, сводчатый готический потолок, пол из сосновых досок, маленькое оконце в нише, полное цветов и зелени, а среди всего этого пан Валерий Коленка. На мгновение я представила его себе средневековым монахом в монастырской келье. Ему с его благочестивой лысиной была бы очень к лицу грубая монашеская ряса.

Кроме пана Коленки, в комнате находились еще железная кровать, шкаф, сколоченный из простых досок, стол и стул, а на столе электрическая плитка и целый букет овощей. Я догадалась, что пан Коленка – вегетарианец.

– Вот мое святилище, – изрек виолончелист.

– Мне очень нравится, – объявила я. – Интересно, что вы надумали по делу о своей шляпе?

Его лицо исказила почти болезненная гримаса. Горько усмехнувшись, он по привычке снял с носа очки.

– О, Девятка, и не вспоминай об этом. Несчастье, просто несчастье. Я дал объявление в газету, но уже потерял всякую надежду.

– А я не потеряла, – возвестила я, демонстрируя шляпу, которую предусмотрительно прятала за спиной.

Резким движением он вырвал у меня шляпу, подошел к окну и, надевая очки, спросил:

– Где ты ее нашла?

– Военная добыча, – пошутила я.

Повертев шляпу дрожащими руками, пан Коленка обернул ее тульей вниз и отогнул кожаный отворот. Мне показалось, он вот – вот радостно подскочит и бросится мне на шею. А он крутил головой, что – то нашептывая про себя, а потом решительным жестом протянул шляпу мне.

– Нет, это не моя!

Мне стало жаль пана Коленку. В одно мгновение я все ему простила.

– А может быть, все – таки… – прошептала я. – Может быть, вы посмотрите внимательней?

– Нет, – решительно отказался он. – Очень благодарен тебе за помощь, но у меня была другая шляпа.

– Не стоит огорчаться. Я постараюсь. Возможно, мне еще удастся найти ту, настоящую… – Я хотела сказать еще несколько утешительных слов, но тут снизу донесся хорошо знакомый голос:

– Пан Валерий, пан Валерий, вы дома?

Мы бросились к окну. Внизу стоял рыжебородый профессор и, задрав вверх голову, задыхаясь, кричал:

– Спуститесь вниз, у меня важное дело!

Мгновенно забыв обо всем, пан Коленка быстро сбежал вниз.

– Беги за ним, – шепнула я Мацеку, – и не спускай с них глаз.

Мацек исчез в мрачных глубинах лестницы, и я осталась одна. Было абсолютно тихо. На плитке тушились бобы, на столе лежала цветная капуста, а в углу под окном стоял черный футляр от виолончели, выглядевший жутковато и таинственно. Мне стало не по себе. Я испытала вдруг чувство жуткого страха. казалось, ноги мои приросли к полу, и я не могла шевельнуться.

Наконец, преодолев страх, я подошла к футляру и, медленно приподнимая скобочку замочка, открыла его. Вместо виолончели в футляре находилась большая пузатая пластмассовая папка. Пришлось нагнуться, чтобы рассмотреть ее получше. На листке, скрепленном с обложкой, была надпись, сделанная крупными печатными буквами: ШЛЯПА, ПОЛНАЯ ДОЖДЯ.

У меня потемнело в глазах, и мгновение я была как слепая. Потом в моем воображении возникли склеенные обрывки телеграммы, разорванной Франтом возле почты, и загадочная фраза из нее: "СПЕ…… НА…… СЕД…ГО ТМ ШЛЯПА ПОЛНАЯ ДОЖДЯ".

Фраза "шляпа, полная дождя" стояла в телеграмме, здесь она была на папке. "Почему? Что у него общего?" – теснились в мыслях назойливые вопросы. Стоя на коленях перед открытым футляром, я воспринимала происходящее словно сон.

Наконец, я решилась заглянуть в папку. Сверху в ней находился листок с таинственными химическими символами, образующими узорчатую цепочку. Наверное, это тот самый листок, что я достала из – под кресла в доме бородача. Значит, это и есть конечный результат многолетнего труда, горсточка золота, добытая из целой горы песка, как выразился бородач.

Я зачарованно смотрела на листок, а в голове у меня был полный ералаш.

Но тут с лестницы донесся шум шагов, я в панике зарыла папку и замкнула футляр. Едва я успела с этим справиться, как в дверях возникло помрачневшее лицо пана Коленки.

– Такой день! – воскликнул он. – Можно с ума сойти! Прости, дитя мое, к сожалению, не смогу угостить тебя бобами. Я должен идти с профессором.

– А что случилось?

– Можно с ума сойти, – повторил пан Коленка.

Выставив меня за дверь, он захлопнул ее и собрался запереть на ключ. И тут я скромно обратила его внимание на то, что башня является памятником старины, а бобы, оставленные на невыключенной электрической плитке, угрожают пожаром.

– Такой сумасшедший день! – выкрикнул пан Коленка, схватившись за голову, и, вбежав в комнату, выключил электроплитку. А мне стало немножко грустно, потому что я очень люблю тушеные бобы.

Что за позор?

Внизу меня ожидал Мацек.

– Говорю тебе, новый скандал, – прошептал он взволнованно. – Кто – то забрался в дом профессора.

– Кто? – удивилась я.

– Профессор и сам не знает. Но он кого – то подозревает, и они с виолончелистом идут в милицию.

– Кого подозревает?

– Не знаю. Они разговаривали тихо, и я не расслышал.

– Не мог подойти ближе?

– Жаль, что тебя внизу не было.

– Не будем ссориться.

– Кто тут ссорится?

– Да ты.

– Знаешь, ты всегда такая…

Но тут в дверях возник пан Коленка, и у нас уже не осталось времени на ссору.

Профессор с виолончелистом взяли с места в карьер, а мы, выдержав приличную дистанцию, двинулись вдогонку. Следить за ними было нетрудно. Занятые, видимо, собственными мыслями, они не замечали ничего вокруг и маршировали прямо к отделению милиции, размещавшемуся на Янтарной.

Войдя в здание, профессор и пан Коленка изложили дежурному все, что намеревались, и чего мы, к сожалению, не слышали. Сержант тут же подпоясался, перебросил через плечо полевую сумку и пристегнул резиновую дубинку. Лицо его приняло официальное выражение. Потом все трое вышли из здания с озабоченным видом.

– Куда они идут? – спросил Мацек, когда мы тронулись за ними.

– Милиция не "ходит", а исполняет служебные обязанности, – пояснила я.

– А разве не все равно?

– Нет. Если бы она просто "шла", ее бы никто не боялся.

– Смешно! – обиделся Мацек. – Так где они собираются исполнять служебные обязанности?

– Не знаю, но мы это скоро выясним.

Я думала, они направляются в приют бородача либо к старинным развалинам, но вскоре мы убедились, что они вышагивают прямо к гостинице "Под тремя парусами".

– Вот так номер! – вырвалось у меня. – Интересно, кого они там зацепят?

Вся троица во главе с сержантом вошла в холл и устремилась прямо к портье.

– На месте ли господин из тридцать девятого номера? – задал вопрос виолончелист.

"О, ищут Франта!" – отметила я про себя.

Увидев сержанта, портье вежливо улыбнулся.

– Вы ищете инженера Кардасевича? – осведомился он, поглядывая на доску с ключами. – К сожалению, в номере его нет.

Пан Коленка побледнел и, хлопнув рукой по бедру, бросил профессору:

– Я же говорил, что это он.

– Минутку, – перебил его сержант, – сначала нужно проверить.

– Что проверить? – возмутился бородач. – Вы же видите, его нет в гостинице.

– Минутку, – спокойно возразил сержант, – вы уверены…

– Я уже один раз видел его около моего дома, – горячился профессор, теребя свою рыжую бороду. – Не знаю, что он там искал.

Блеснув золочеными пуговицами, к ним подошел швейцар:

– Если не ошибаюсь, пан инженер сейчас в клубном заде.

Франт, он же инженер Кардасевич, сидел за столиком, делая вид, что ни о чем не догадывается, и вел торг с партнерами по бриджу, держа во рту неразлучную трубку. Одним словом, он проявлял полное безразличие к трем посетителям, нагрянувшим в клубный зал, и даже не удостоил их взглядом. Мама широко раскрыла глаза, дамы положили карты, а он как ни в чем не бывало объявил:

– Две черви!

Только когда сержант поинтересовался, кто он такой, Франт соизволил вынуть изо рта трубку и изысканно улыбнуться.

– Я инженер Кардасевич. Что вам угодно?

И тут вперед выступил великолепный бородач, который с достоинством, вполне отвечающим его профессорскому званию, объяснил, что ему угодно. Оказывается, после ухода пана Коленки профессор отправился к берегу моря, оставив по невниманию распахнутое окно, а вернувшись всего лишь через пятнадцать минут ("клянусь всеми святыми, никак не позже") и войдя в дом, увидел, как кто – то выскочил в окно. Профессору, правда, не удалось задержать незваного гостя ("задал бы я ему тогда трепку, хо – хо!"), но он видел гостя в профиль и уверен, что обладателем этого профиля является не кто иной, как инженер Кардасевич.

Франт выслушал профессора с должным вниманием. Он не кривил лицо, не сделал ни одного протестующего жеста, а лишь вертел в пальцах свою трубочку и обаятельно улыбался.

– Прошу прощения, – произнес он наконец, – но это какая – то нелепая ошибка. С самого обеда мы играем здесь в бридж, это могут подтвердить дамы.

Первой, разумеется, это подтвердила моя мама. Все правильно, пан инженер с самого обеда играет в бридж и сумел даже объявить два шлемика и один раз остаться без пяти.

Сержант повел себя как настоящий джентльмен. Он только взглянул на профессора и спросил его:

– Что вы на это скажете?

Профессор онемел, а когда к нему вернулся дар речи, гневно взорвался:

– Кто – то из кого – то здесь делает сумасшедшего!

– Вот именно, – согласился Франт.

– Голову даю на отсечение, что я видел этого господина. И не впервые. Один раз я уже встретил его у моего дома…

– Правильно, – мягко перебил Франт. – Я разглядывал дом, он мне очень понравился.

– Разве только дом? – язвительно вопросил пан Коленка.

– Минутку, – официальным голосом заявил сержант. – Здесь три дамы утверждают, что пан Кардасевич играет с ними в бридж, а вы стоите на своем. – Он повернулся к бородачу: – У вас что – нибудь пропало?

– Пока еще не знаю, но не могу допустить, чтобы кто – то без разрешения входил в мой дом, да и к тому же через окно.

– Разумеется, пан профессор, – согласился сержант, – это ваше право. Однако если вы без достаточных оснований подозреваете этого господина…

– Без достаточных оснований? – рассерженно закричал пан Коленка. – Извините, а кто подменил мою шляпу?

Я вся обратилась в слух. Вот оно! Расследование пошло по новому пути, который интересовал меня больше всего. Но почему пан Коленка задал вдруг этот вопрос? Еще сегодня утром он оставил меня в дураках, позволив Франту обвести себя вокруг пальца, а сейчас неожиданно вспомнил!

– Какая шляпа? – заинтересовал сержант.

– Вот именно, – вскользь заметил Франт. – Я ведь объяснил вам утром…

– То было утром, – оборвал его виолончелист. – С утра многое изменилось. Теперь я уж твердо знаю, что шляпу подменили вы. Вам нелегко будет отпереться. Вас видела эта девочка…

Я струсила, подо мной подгибались ноги, но делать было нечего. Меня призывали в свидетели, и я выступила вперед. Окружающие смотрели на меня так, будто я выскочила из – под земли. А больше вех удивилась моя мама.

– Крыся! – взмолилась она, заламывая руки. – Я ведь так тебя просила, не вмешивайся в дела взрослых!

– О, вот именно, – с готовностью подтвердил Франт. – Я хотел даже сказать вам, что у этого милого создания слишком буйное воображение…

– Это ваши выдумки! – прервал его пан Коленка.

– Спокойней, спокойней, граждане! – увещевал спорящих сержант. – Я ничего не понимаю. Прошу говорить поочередно.

И я бесстрастно, как на уроке, заговорила:

– Это правда, в субботу перед полуднем в кафе "Янтарь" я видела, как этот господин подменил шляпу.

– Смешно, – вмешался Франт. Постукивая трубочкой о ладонь, он повернулся к сержанту: – Сейчас я вам объясню. Я не мог подменить шляпу, поскольку в субботу перед обедом не был в "Янтаре".

– Был! – заорала я, не в состоянии выслушивать больше его наглую ложь.

– Крыся, ради бога! – Мама снова всплеснула руками. – Если пан инженер утверждает, что не был в "Янтаре"…

– Был! Был! Был! – Я в ярости затопала ногами.

– О, пожалуйста, – произнес Франт с почти сатанинской усмешкой. – Даже у ее матери сложилось о ней вполне определенное представление.

– Простите, – вступилась мама, – разумеется, моя Крыся может иногда пофантазировать.

– Это не фантазия! Это правда! – закричала я. У меня навернулись слезы, но я не заплакала, не хотела ронять своего достоинства. Что бы тогда обо мне подумали? Я только дрожала от злости и теребила рукав свитера.

Мама взяла меня за руку.

– Успокойся, милая. Все это не для тебя… Не для тебя, Крыся. – Внезапно она повернулась лицом к пану Коленке. – Меня очень удивляет, что вы впутываете в свои дела малолетнего ребенка.

Пан Коленка раскрыл было рот, чтобы ответить, но не успел произнести ни слова, так как мама, держа меня за руку, потянула, как овечку, за собой в холл.

Что за позор! И это унижают меня, Девятку, главаря гангстерской банды с Саской Кемпы!

ВТОРНИК

На пляже

Во вторник течение событий для меня временно приостановилось, ибо я не должна была больше вмешиваться в дела взрослых. Такое решение принял семейный совет за ужином. Нервничала мама, нервничал папа, а с ними и Яцек, который всегда делал то же, что и папа. А мне надлежало вести себя разумно, соображая, где и что творится.

Погода была прекрасная, и мы всей семьей отправились на пляж. "Чтобы хоть отчасти компенсировать расходы на пребывание в Небоже". По крайней мере, так говорил папа. По его словам, самое ценное в жизни – это здоровье, и мы вдыхали насыщенный йодом воздух. В результате возрастала стойкость наших миндалин к вредоносному воздействию любых бактерий, а наши легкие вбирали в себя про запас кислород и озон, которые составляют какой – то там процент воздуха.

Папа с Яцеком возводили из песка исполинский замок, мама с докторшей из Жешува, выставив на солнце спины, лакомились новейшими сплетнями, а я не могла найти себе места и пошла искупаться в море.

Едва отплыв от берега, я заметила, как мне вначале показалось, оторвавшийся во время шторма буй. Но тут же сообразила, что это не буй, а голова моего хорошего знакомого пана Валерия Коленки.

– Увидев меня, он подплыл ближе и крикнул:

– Наглец!

– Простите, кто наглец? – спросила я.

– Этот инженер Кардасевич, или как его там. Представь себе, Девятка, он заявил, что всю эту историю с подменой шляпы я высосал из пальца.

– Наглец! – повторила я. – Уже второй раз он оставляет нас в дураках. Интересно, чем закончился этот скандал в гостинице?

– Хо! – фыркнул пан Коленка, словно кит. – Эта история только началась. Ты меня еще не знаешь. Правда, я немножко растерялся, но теперь не позволю дурачить себя.

– Конечно, – поддакнула я.

– Наглец! – Виолончелист прямо кипел от злости. – Он обвинил меня в том, что я его оклеветал и без каких – либо оснований напустил на него милицию.

– А что со шляпой?

– Прошу извинить меня за то утреннее происшествие. Теперь я уверен, ты видела, как он подменил шляпу.

– Слишком поздно! – бросила я насмешливо.

– Прости, Девятка. Я был так взвинчен, а ты несла такую несусветную чушь, что я поверил этому мошеннику. Но впредь он меня попомнит!

– Попомнит, – повторила я, имея в виду, естественно, себя и Мацека.

– И вообще он просчитался, – заявил пан Коленка, переворачиваясь в воде на спину. Теперь над поверхностью воды возвышались как бы два плавающих буя – голова и округлый животик пана Коленки. И мне стало весело и легко. Мы плаваем, разговариваем о загадочных событиях, нас окружает море, и нежно покачивает ласковая волна, а над нами в синем небе сияет солнце.

– И это еще не все, – произнес после недолгой паузы пан Коленка. – Он не только подменил мою шляпу, но потом стащил и ту, которая осталась на вешалке.

– Не может быть!

– Точно, – подтвердил пан Коленка, – сам проверил. Он думал, я наивный простофиля. Просчитался, моя дорогая.

– А как вы проверили?

– У меня свой способ. Просто под отворот остававшейся в кафе шляпы я засунул старый трамвайный билет. Он, конечно, не догадался и стащил эту шляпу вместе с трамвайным билетом. А когда ты ушла, он показал ее мне. Будь спокойна, я заглянул внутрь шляпы и увидел билет.

– А почему вы не сказали ему об этом?

– Дураков нет! Меня интересует моя шляпа, а не его. Придет время, я все ему выложу, и тогда он не забудет меня до самой смерти.

– До самой смерти, – насмешливо повторила я. – Удивительно, однако. Сегодня уже вторник, завтра среда, а вы вместо поисков шляпы занимаетесь тем, что плаваете, играете на виолончели или тушите бобы.

– Говорю тебе, Девятка, бобы были божественные. – Пан Коленка сладостно причмокнул. – Жаль, что не мог тебя пригласить.

– Жаль… И вчерашний концерт был, кажется, тоже очень хорош.

– Что поделаешь. Когда человека допечет, он ищет спасения в музыке.

– Не понимаю, – коварно подзуживала я, – речь идет о ста тысячах, а вы ищете покоя.

– Деньги – это еще не все, моя Девятка. Это еще не все…

– Есть вещи более важные, – попробовала я подойти хитрее, – например, голубая папка…

Замерев от неожиданности и перестав работать руками, пан Коленка едва не пошел ко дну.

– Какая папка? – закричал он, отфыркиваясь.

– Вы хорошо знаете какая.

– Что это тебе пришло в голову?

– Ничего мне не пришло, только один тип расспрашивал о голубой папке с какой – то надписью.

– Кто именно?

– Инженер Кардасевич.

Объявись в море рядом с нами ненасытная акула, она бы не произвела на пана Коленку столь сильного впечатления, как моя короткая информация. Рот у него раскрылся, глаза уставились на меня.

– Кардасевич! – закричал он. – Хорошо, что ты сказала. Теперь уж я уверен…

Я так и не узнала, в чем он был уверен, ибо пан Коленка, похоже, забыл о моем существовании. Энергично заработав руками, он, как торпеда, устремился к берегу.

Мне хотелось задержать его, но мама вдруг вспомнила о том, что ей сказал папа. А папа утром сказал, чтобы она не спускала с меня глаз.