Текст книги "Тайна шляпы с сюрпризом"

Автор книги: Адам Багдай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Простите, как вас зовут?

После полудня снова пошел дождь. Мама играла в бридж в клубной комнате, папа читал газету, Яцек же ничего не делал, а только зевал. Зато я размышляла о шляпе.

Дело было необычайно трудным. Существовало несколько возможностей: либо Франт подменил шляпу и, заметая следы, надписал потом инициалы; либо Франт не подменял шляпы, а лысому очкарику почему – то захотелось заставить остальных поверить, что подменял; либо… Этих «либо» могло быть и больше, жалко тратить на них время. Сначала нужно выяснить, что случилось с подмененной шляпой.

Я вышла из дому с самым обычным видом. Первая заповедь детектива – всем своим поведением создавать впечатление, что не происходит ничего необычного. Плотно запахнув плащ и прикрыв лицо надвинутым на глаза капюшоном, я отправилась на улицу Яна из Колна. Притворяясь, что вслушиваюсь в музыку дождя, восхищаюсь красотами природы и архитектурой домов, что витаю в облаках, я кружила по улицам Шутка, Солнечная, Пляжная и Яна из Колна. Во мне тлела надежда, что преступник явится на место преступления, а наибольшие мои ожидания были связаны с кафе «Янтарь».

Как назло, кругом было тихо и безлюдно, только дождь монотонно и сонно барабанил по жестяным крышам. Я стала позевывать, а уж когда начинаешь зевать, тебя непременно клонит в сон. Мне уже захотелось вернуться домой, когда вдруг за спиной послышался знакомый голос:

– Ну что, моя дорогая, ты не встретила того человека?

Я оглянулась. За мной стоял лысый. Правда, лысина его была накрыта полотняной пилоткой и защищена сверху куполом зонта, но от этого лысина не переставала быть лысиной. Поглядывая на меня сквозь толстые стекла очков, он приветливо улыбался, будто добрый дядюшка.

Я собралась было рассказать ему о странной встрече с Франтом, но вовремя прикусила язык. Настоящий детектив никогда не раскрывает своих карт. Он всегда невозмутим и делает вид, что ничего не знает. Поэтому я ответила необыкновенно серьезным тоном:

– К сожалению, такой дождь… Я почти не выходила из дому.

Лысый шутливо прищурился.

– Не выходила из дому, а такая мокрая, будто выкупалась, не снимая плаща.

Настоящий детектив никогда не лезет за словом в карман, и я немедленно объяснила:

– Я одолжила плащ одной девочке из нашего пансионата.

– Прекрасно. Вижу, ты со всеми одинаково любезна.

– А вы узнавали, не принес ли тот тип шляпу?

– Как раз иду спросить. Может, сходим вместе? Посмотрим, как там дела.

– С удовольствием, – тут же согласилась я. – Мне самой интересно – я ведь первая заметила…

– У тебя наметанный глаз, – засмеялся лысый. Он вел себя так, словно на самом деле был моим добрым дядюшкой. Прикрыл меня сверху зонтом, обнял за плечи, и мы направились к «Янтарю».

После обеда в кафе почти никого не было. Наплыв посетителей начинался после пяти. Добрый дядюшка спросил официантку о шляпе. Молодая девушка в белом фартучке озабоченно улыбнулась:

– Мне очень жаль, но никто не заходил.

– Гм, плохо, – помрачнел лысый. – Будем надеяться, до вечера еще зайдет. – Он посмотрел на орошаемое дождевыми струйками оконное стекло. – В такой дождь… неудивительно. – Тут он взглянул на меня. – Не откажешься от порции крема?

Я великодушно изъявила свое согласие, хотелось подробнее расспросить о шляпе, чтобы выяснить, отчего весь этот шум. Тем временем легкий шум издавала пока лишь кофеварка – «экспресс». Усевшись сам и усадив меня напротив, добрый дядюшка заказал две порции шоколадного крема и вздохнул.

Я воспользовалась наступившей тишиной.

– Вы уверены, что вам подменили шляпу?

– Как дважды два – четыре.

«Чрезмерная самоуверенность», – отметила я про себя.

– Интересно! – произнесла я вслух.

– Что интересно? – удивился лысый.

– Вообще… Например, как вы узнаете свою шляпу, если они были так похожи?

– Вижу, подход у тебя вполне профессиональный. Но опознать шляпу очень просто. Поскольку она была мне чуть – чуть великовата, я под кожаный отворот подложил газетную прокладку.

– А вы не помните, какая была газета?

– Хо – хо… Ты копаешь все глубже. Трудно сейчас ответить. Во всяком случае, какая – то варшавская газета – «Экспресс» или «Жиче Варшавы». Другие я не читаю.

– И больше никаких примет?

– Никаких.

– Тогда зачем вам нужна именно эта шляпа? Та, другая, сидит на вас как влитая, и в нее не нужно подкладывать газету.

– Браво! Вижу, ты не только внимательна, но и практична. Мне это нравится. Должен сказать, однако, что не могу так легко расстаться с той шляпой. Открою тебе один секрет. Я заплатил за нее сто двадцать шесть злотых…

– Разве это так много? – перебила я.

– Пока немного, сейчас она стоит ровно столько, сколько я за нее заплатил. Но завтра, в воскресенье… – тут он загадочно улыбнулся, – …она может подняться в цене до ста тысяч или выше.

– Сто тысяч, а может, и больше… – восхищенно прошептала я, забыв даже о необходимости проявлять безразличие. – Но почему?

– Сожалею, но пока не могу объяснить.

Приложив палец к губам, добрый дядюшка жестом призвал меня к молчанию.

– Вы, наверно, волшебник?

– Нет, моя дорогая. – Он развел руками. – Если хочешь знать, я всего – навсего виолончелист. И к тому же не солист, а рядовой музыкант из симфонического оркестра, в котором играю на виолончели. Ты когда – нибудь слышала о ней?

– Конечно. Это такая большая – большая скрипка.

– Ну, не совсем.

– Знаю. Ее не прижимают подбородком, а ставят на пол между ногами.

– Скажите пожалуйста! Вижу, ты хорошо разбираешься в музыкальных инструментах.

Знаю даже, что самый знаменитый в мире виолончелист – это испанец Пабло Касальс.

– Еще раз браво! – дядюшка от восторга был, казалось, на седьмом небе.

– Меня лишь удивляет, почему вы так спокойно говорите о ста тысячах? – задала я каверзный вопрос.

Виолончелист снял очки и, вынув из кармана кусочек замши, начал медленно протирать стекла.

– Моя милая, если бы ты всю жизнь играла на виолончели, то тоже не слишком бы нервничала. Этот инструмент умиротворяющее действует на нервную систему.

«Ну и философ, – подумала я, – о ста тысячах говорит так, словно речь идет всего – навсего о том, чтобы заплатить за две порции крема. Ну, дорогуша, неужто ты и впрямь скромный виолончелист симфонического оркестра?» Во мне зародилось подозрение. Виолончелист же как ни в чем не бывало занялся своей порцией крема. А я тем временем думала о ста тысячах, вернее, о том, что бы я купила себе на эти деньги. Скорее всего, настоящие американские джинсы и кольт из чистого золота. Пацаны с Саской Кемпы иссохли бы от зависти.

– Почему ты не ешь? – спросил виолончелист.

– Исчез аппетит.

– Не принимай эту пропажу близко к сердцу.

– Но ведь дело совершенно необычное.

– Зря я тебе рассказал…

– Я бы и так узнала.

– Браво! – Виолончелист снова снял очки и, подышав на стекла, начал их протирать. а я, воспользовавшись паузой, снова обратилась к нему:

– Вы абсолютно уверены, что этот тип случайно подменил вашу шляпу?

– Абсолютно. Никто не знает, что ее ценность может внезапно возрасти.

– А может быть, он за вами следит?

– Моя дорогая! – вскричал он. – Кому нужно выслеживать старого виолончелиста? – Вдруг взгляд его обострился. Это был уже не добродушный дядюшка, угощавший меня шоколадным кремом, а какой – то недоверчивый, даже подозрительный тип. – Удивлен, что ты вообще задаешь такие вопросы.

– Всякое бывает, и никогда не знаешь, откуда ветер дует, и где зарыта собака.

Последнее присловье я переняла у отца, который всегда пользуется им, когда ему нечего сказать. На виолончелиста оно произвело потрясающее впечатление: вынув из кармана платок, он стал вытирать лоснившуюся лысину.

– Начинаешь философствовать, моя девочка, и, кажется, смеешься надо мной.

Добродушное лицо виолончелиста вдруг посуровело. Резким движением он сорвал очки, но тут же, улыбнувшись, снова надел их.

– Очень странная ты девочка. Я с тобой вполне откровенен, а ты говоришь мне такие вещи. Будет лучше, если ты вообще забудешь о нашем разговоре.

«Тере, фере, мореле, – подумала я, – все понятно. Зарвался, а теперь отступает. Слишком поздно, дорогой дядюшка, а вернее, подозрительная личность».

– Если хотите, могу забыть даже о вашем существовании. – Я изобразила обиду. – Сомневаюсь, однако, что вы сможете найти свою шляпу без моей помощи. Я единственная обратила внимание на того типа…

– Действительно, ты единственная могла бы мне помочь, – произнес виолончелист, потирая ладонью лоб.

– Благодарю. Если хотите, чтобы я помогла, ответьте еще на несколько вопросов.

– Слушаю, слушаю, моя девочка.

– Во – первых, я не выношу, когда мне говорят «моя девочка», а во – вторых, где вы купили шляпу?

– Хорошо, буду называть тебя по имени.

– Меня зовут Девяткой.

– Великолепно, – рассмеялся он. – Это мне очень нравится. Так вот, Девятка, я купил шляпу в Варшаве, в торговых рядах на углу Маршалковской и Зельной.

– На шляпе был фирменный знак?

– Не помню.

– Вы поставили на ней свои инициалы?

– Мне это даже в голову не пришло. Удивительно, но я чувствовал себя единственным в мире владельцем такой шляпы.

– Но ведь существует, наверно, несколько сот таких шляп?

– Да, но моя казалась мне особенно красивой и роскошной. Я не придаю большого значения одежде, моя единственная слабость – шляпы. – Проведя ладонью по голове, он коротко хохотнул. – Может быть, как раз потому, что закрываю шляпой лысину. Да, Девятка, у каждого своя слабость.

«Значит, его шляпа не была помечена инициалами, – сообразила я. – В таком случае у Франта была не чужая, а своя собственная шляпа. И, следовательно, простой вывод – Франт шляпы не подменял. Разве что после подмены пометил ее собственными инициалами».

– Вы точно уверены, что не пометили шляпу своими инициалами?

– Совершенно точно.

– А можно узнать, как вас зовут?

Виолончелист схватил бумажную салфетку и, вынув авторучку, вывел крупными печатными буквами: ВАЛЕРИЙ КОЛЕНКА.

– Вот моя визитка, – пошутил он, – можешь оставить ее себе. Фамилия звучит немного смешно, но ничего не поделаешь. Мы не сами выбираем себе фамилии, а со временем привыкаем к ним.

«Валерий Коленка, – повторила я про себя. – Ей – Богу, это же ВК! Значит, все – таки то была его шляпа!» И с этого момента недоверие отступило, и виолончелист вновь обрел прежни облик добродушного дядюшки.

– Значит, ваши инициалы ВК?

– Да, они тебе не нравятся?

– Нет, нет… только мне кажется, я уже где – то видела… – Тут я опять прикусила язык, вспомнив, что детектив доложен до конца притворяться, будто ничего не знает.

Наступило неловкое молчание. К счастью, виолончелист продолжил:

– Да разве у меня одного такие инициалы? Если не ошибаюсь, больше всего фамилий в Польше начинаются на «к» и на «п».

– Это правда, – подхватила я с облегчением. – Как – то раз я заметила это, листая телефонную книгу.

– Вот видишь! – Собравшись уходить, он встал и, примирительно улыбнувшись, застегнул старый шерстяной жилет.

– Извините, – задержала я его, – у меня еще одна просьба. Не могли бы вы показать мне шляпу, оставшуюся в кафе?

– Ну, конечно же. Сейчас попросим официантку. – Он подошел к буфетной стойке и через минуту вернулся с поплиновой шляпой. – Пожалуйста. Интересно, что тебе еще хочется узнать?

Взяв шляпу дрожащими руками, я поворачивала ее в ладонях, словно цилиндр иллюзиониста, в ожидании, что из нее вдруг выскочит кролик либо выпорхнет голубь. Но ничего не случилось. Тогда, повернув шляпу тульей вниз, я заглянула внутрь, и тут у меня потемнело в глазах. На отвороте отчетливо различались инициалы ВК, выведенные черной тушью.

– Да ведь это ваша шляпа! – вскричала я. – Здесь черным по белому выписаны ваши инициалы.

Виолончелист вырвал у меня шляпу.

– Я же говорил тебе, что не ставил на шляпе свои инициалы!

– Тогда кто их поставил, если шляпа все это время находилась в кафе?

Пан Коленка заглянул внутрь шляпы.

– Вот так номер, – засмеялся он. Однако смех звучал ненатурально и слишком громко. – Неслыханно! Точно такие же инициалы! Но это не моя шляпа, нет газетной прокладки. – Он отогнул пальцами кожаный отворот. – И нет… – Он запнулся, словно опасаясь сказать что – то лишнее.

– Чего еще там нет? – поторопила я его.

– Ну, вообще… я уже говорил тебе, что это не моя шляпа, – смущенно улыбаясь произнес он, отнес шляпу к служебному столику и отдал ее официантке со словами: – Я еще зайду сегодня вечером. Если кто – то объявится, прошу поблагодарить его от моего имени.

– Простите, – вмешалась я, обращаясь вслед за ним к официантке, – вы точно уверены, что до сих пор никто не возвращал назад шляпы?

– Никто, – хихикнула она. – Видно, та шляпа пришлась кому – то по вкусу.

– Ты слишком любопытна, моя дорогая, – произнес пан Коленка, холодно взглянув на меня. – Очень прошу тебя, перестань заниматься совсем этой шляпой, иначе все запутаешь.

– Слишком любопытна? О – о! – взорвалась я. – Не хочу вас огорчать, но никто, пожалуй, не явится за этой шляпой.

Название птицы из шести букв

«Если эта шляпа не принадлежит виолончелисту, а та, другая, является собственностью Франта, то кто же тогда владелец этой шляпы? Они обе как близнецы, обе помечены одинаковыми инициалами, но что – то здесь не так. И вообще, от всего этого можно свихнуться. Да, нелегко быть детективом и разгадывать эти непостижимые головоломки».

Я страшно злилась, но тем не менее происходящее забавляло меня. Вы только представьте: мама играет в бридж, папа, наверно, вздремнул над газетой, Яцек зевает широко, как гиппопотам, потому что Яцек без папы ничего придумать не может. А я стою на Соловьиной, высматривая, куда шагает мой виолончелист, который, возможно, вовсе и не виолончелист. Разве не забавно?

Тем временем пан Коленка как ни в чем не бывало шествует по Соловьиной в сторону улицы Полевая. Издалека видны его белая пилотка под черным куполом зонта и мелькающие в пелене дождя светлые подошвы кед. А я наблюдаю за ним, укрывшись за деревом. Потом трогаюсь вслед за виолончелистом, а он и не догадывается, что за ним следят. И это тоже очень смешно. Смешно и интересно.

Все здесь вызывает интерес. Например, пан Валерий Коленка – внешне совершенно обычный, небрежно одетый человек, полный, питающий слабость к шляпам, якобы виолончелист, притом лысый и с животиком, но загадочный и возбуждающий любопытство. Ведь он владелец шляпы, которая завтра будет стоить сто тысяч и даже больше. Может, миллион. Итак, миллионер…

На углу Соловьиной и Полевой пан Коленка задержался, будто не мог решиться, в какую сторону повернуть. Повернул направо и ускорил шаг. Потом, подвернув до колен брюки, осторожно ступал между лужами. Неожиданно он свернул влево, в боковую улочку, поросшую старыми тополями, и на мгновение пропал из виду, утонув в зелени. Но тут же его зонт, словно черный гриб, вынырнувший из глубины изумрудной бездны, вновь появился между деревьями.

Добежав до угла, я убедилась, что это улица Пасечная. Правда, вокруг не было видно ни одной пасеки. Я всмотрелась в глубь тополевой аллеи. Черный зонт был уже далеко и внезапно исчез, словно растворился в туманной дали.

Я припустилась за ним со всех ног и там, где он исчез, увидела высокую кирпичную стену, густо обвитую плющом и диким виноградом. Во многих местах этой старой выщербленной стены виднелись широкие бреши, сквозь которые нетрудно было пробраться по другую сторону. Теперь я была уверена, что пан Коленка исчез в одном из этих проломов. Но в каком именно? Я выбрала ближайший, к которому вела едва заметная, скрытая под лопухами и крапивой тропинка. Оглянувшись по сторонам, я прошла тропинкой через пролом.

Зв стеной простирались настоящие джунгли. Было сумрачно, туманно, и от моего приподнятого настроения не осталось и следа. Сейчас я чувствовала себя так, словно за каждым деревом караулил виолончелист, и даже не один: меня подстерегала целая сотня виолончелистов, которые, впрочем, и не виолончелисты вовсе, а некие подозрительные типы…

К счастью, джунгли вскоре окончились, и, облегченно вздохнув, я вступила на небольшую поляну. В тот же миг за моей спиной раздался строгий голос:

– Что ты здесь ищешь?

В тени низко склоненных ветвей дерева я увидела какого – то мужчину, сидевшего в двухколесной инвалидной коляске. В сумраке можно было различить лишь его темно – синий плащ и такую же шапочку. В панике я хотела бежать, но страх приковал меня к земле.

– Это частное владение. Сюда вход запрещен. Слышишь? – прозвучал как из – под земли тот же самый низкий голос.

– Слышу, – прошептала я, – но не очень хорошо вижу, кто говорит.

Незнакомец нажал на рычаг, и коляска выкатилась из – под зеленого навеса. Все это выглядело настолько странно и необычно, что, казалось, происходит в каком – то приключенческом фильме. Иначе откуда вдруг взялась в этих джунглях инвалидная коляска? И кто этот странный человек? Он неподвижно восседал в коляске с накинутым на ноги клетчатым пледом. С виду это был настоящий страдалец: бледное лицо, худое и костлявое, запавшие щеки, нависшие брови, под которыми прятались глубоко посаженные проницательные глаза. Страх во мне внезапно уступил место жалости.

– Простите, – извинилась я. – Я думала, эта тропинка…

– Думала? – резко оборвал он меня. – Перебиралась через стену, а не думала.

Он не давал мне говорить, но я наперекор ему продолжала:

– Мне казалось, что этой дорогой прошел человек с зонтом.

– Мало что кому кажется, – одернул меня калека. – Интересно, что ты ищешь?

– Допустим, грибы, – ответила я. Его настырность выводила меня из себя.

– Здесь нет грибов.

– Допустим, малину или бруснику.

– Тут нет ни малины, ни брусники.

– Допустим, птиц, – упрямо настаивала я.

– Вот – вот, – усмехнулся он с издевкой. – Именно птиц. Прихватил я тут одного такого, стрелял дроздов из пневматического ружья.

Я фыркнула.

– Допустим, что я орнитолог и хочу сделать снимок гнезда ремезов.

– Это совсем другое дело. – Взгляд его стал более снисходительным. – Но все равно не советую тебе слоняться по этому саду. Птиц вполне достаточно и в лесу.

– Извините. – Я сделала книксен. – Не видели ли вы того лысого человека с зонтом?

– Нет, – грубо ответил он. – И советую тебе, убирайся отсюда как можно быстрее.

– Если вам так хочется, я могу и исчезнуть.

Фыркнув, я повернулась на каблуках, но незнакомец меня задержал.

– Постой! – закричал он. – Ты говоришь, что занимаешься птицами?

Не могу припомнить, чтобы я когда – нибудь занималась птицами. Это Мацек был орнитологом, а я всего лишь притворщица. Но ничего не поделаешь, надо продолжать игру.

– Да, – подтвердила я с невинным видом, – очень интересуюсь жизнью птиц, особенно ремезов… И вообще…

Незнакомец сунул руку в карман плаща. Я уж думала, он вытащит оттуда зимородка либо коноплянку, а он вынул толстый блокнот и из него газетную вырезку с кроссвордом.

– Удачно получилось. Быть может, ты знаешь название птицы из шести букв, начинающееся на «м» и кончающееся на «у». Оно мне нужно для решения кроссворда.

Сделав умное лицо, я переспросила:

– Начинается на «м» и кончается на «у»? Может быть, «какаду»?

Вместо слов благодарности я услышала тихий смех.

– Да ведь «какаду» начинается на «к», а не на «м». Что – то ты даже в алфавите путаешься. Впрочем, не переживай, с кроссвордами постоянно так бывает. В хорошем кроссворде всегда есть закавыка, над которой нужно поломать голову.

– Ну так ломайте, пожалуйста! – милостиво разрешила я. – Если что – то придет мне в голову, я вам сообщу, – совсем уж ни к чему добавила я и, посчитав этот момент наиболее удобным, чтобы улетучиться, повернулась и помчалась, не разбирая дороги, назад, за стену, на улицу Пасечная.

Вот незадача! Искала виолончелиста, а наткнулась на калеку, который решает кроссворды; хотела разрешить загадку двух шляп и не сумела даже подсказать, что это за птица, в названии которой шесть букв, первая «м» и последняя «у». Пусть будет «какаду», черт с ним!

Франт получает телеграмму

Все было, как в кино. Виолончелист таинственным образом исчезает, а на горизонте появляется человек в инвалидной коляске. Не хватает только красивой актрисы, влюбленной в ловца жемчуга, и миллионера… О, нет! Прошу прощения, миллионер может появиться уже завтра…

Теперь по Янтарной улице я шла прямо к морю. Слева тянулась высокая стена старого кладбища, справа в плене тумана скрывались сады. Дождь ненадолго прекратился, но с моря надвигались новые тучи. Они низко нависали над крышами, как страшные взлохмаченные чудища. Улицы были пусты, лишь иногда вдали мелькал автомобиль либо проплывал чей – то зонт.

Сейчас Небож ничем не напоминал залитый солнцем, заполненный людьми веселый приморский курортный городок. Прямо покойницкая!

Я задержался у прогулочной террасы разместившейся на высоком берегу гостиницы «Под тремя парусами». Сидя на каменных ступенях ведущей к морю лестницы, я наблюдала, как чайки кружат над волнорезами, высматривая в море рыбу. Море шумело, пенилось, длинными языками волн атаковало пляжи. На мачте трепетал черный флаг штормового предупреждения, и казалось, что это бьется в силках плененная однокрылая птица.

На террасе несколько курортников оцепенело всматривались в морскую даль, полагая, видимо, что там вот – вот покажется «Летучий голландец». Среди них, к своему немалому удивлению, я заметила Франта. Он не всматривался, как иные, в горизонт, но его внимательный взгляд, будто невзначай, пробегал по стенам и окнам гостиницы. На нем был дождевик, в руке – неразлучный зонт, но что меня больше всего удивило, так это отсутствие поплиновой шляпы. Он был вообще без головного убора!

Мне это показалось подозрительным, и я решила за ним понаблюдать. Ну и хитрец – делает вид, что любуется морем, игрой волн и полетом чаек, а сам все время посматривает на входящих и выходящих постояльцев гостиницы. Немного спустя он взглянул на часы, видимо, кого – то ждал либо с кем – то договорился встретиться. Наконец, подняв воротник плаща и укрыв за ним голову, он сошел с террасы. Я позволила ему пройти совсем рядом, но он сделал вид, что меня не заметил.

Франт свернул на улицу Отскок, потом на улицу Сельская, миновал костел и вошел в здание почты. Начинало темнеть. На почте перед закрытием толпилось множество народу. Постояв мгновение в нерешительности, я отважилась зайти вслед за ним. Сделаю вид, что посылаю поздравительную открытку тете Басе или дяде Владеку.

Проскользнув внутрь, я укрылась за высоким столиком – пюпитром и внимательно наблюдала за Франтом. Тот с обычной бесцеремонностью подошел к окошку с надписью «Телефон – Телеграф – Корреспонденция до востребования» и, подождав, пока двое посетителей закончат свои дела, обольстительно улыбнулся сотруднице.

– Простите, есть ли что – нибудь для меня?

Увидев за окошком элегантную фигуру, девушка ответила очаровательно улыбкой.

– О, я как раз собиралась позвонить, – сказала она, кокетливо поводя глазами. – Вам телеграмма из Варшавы.

Я надеялась, по меньшей мере, узнать фамилию Франта, а ему тут устраивают прием, как наследному принцу. «Очень вас просим. Должна была позвонить». Он же спокойно берет телеграмму, кланяется, раздает улыбки и уходит, горделиво ступая, словно лорд. Болван! Но все же кем он может быть? Притворившись, что уже написала поздравительную открытку тете Басе, я выскользнула из помещения и увидела его на улице.

Франт остановился и, не вынимая изо рта пустой трубки, вскрыл телеграмму. Много бы я дала за возможность прочитать ее одновременно с ним! К сожалению, мне пришлось спрятаться за дерево и с нетерпением ожидать завершения процедуры чтения. Длилось это недолго, но мне показалось, что прошла целая вечность.

Наконец, он вынул изо рта трубку и, небрежно смяв телеграмму, уронил ее на тротуар. Я уже было обрадовалась, но, к сожалению, радость оказалась преждевременной, ибо Франт нагнулся и поднял измятый бланк. «Аккуратист, не хочет засорять Небож». Но меня ожидало новое разочарование: Франт разрывал телеграмму на мелкие клочки и разбрасывал их по сторонам. Закончив труд, он огляделся, будто проверяя, не наблюдает ли кто за ним, и упругим шагом двинулся в сторону костела.

Что должен был сделать настоящий детектив в этой ситуации? Пойти за подозреваемым или постараться собрать с земли обрывки бумаги? Охотнее всего я бы раздвоилась, но тут уж ничего не поделаешь…

Подбирать на мокрой улице обрывки порванной телеграммы – занятие не из легких, особенно когда взад – вперед беспрерывно снуют люди, и снова идет дождь, а струйки воды уносят с собой обрывки. Тем не менее я, засучив рукава, терпеливо собирала оставшиеся клочки.