Текст книги "В поисках дырявого зонта"

Автор книги: Адам Багдай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Тайна черного зонта
В поисках дырявого зонта

ЧАСТЬ I

Глава I
КРАСНЫЙ БЛОКНОТ

– Ты куда, Кубусь?

– У меня дела.

– Обед в холодильнике.

– Спасибо, мама.

– Смотри, чтоб не подгорели котлеты.

– Не волнуйся, мама.

– Что собираешься делать?

– Да так, ничего особенного.

– Сынок, только не натвори чего-нибудь.

– Можешь не волноваться.

– А вот пан Ковальский жаловался, что ты обвинил его в краже половика.

– Все уже выяснилось.

– Ты извинился?

– Конечно.

– А кто украл половик?

– Прыщавый Болек.

– Интересно, как ты узнал?

– У меня свой метод. – Мальчик слегка надул губы и еще на шаг приблизился к двери. Ему хотелось ускользнуть, пока мать не вспомнила о мусорном ведре, которое нужно вынести, и о прачечной, откуда надо принести белье.

Он украдкой взглянул на причесывающуюся мать, сидевшую перед зеркалом на низенькой табуреточке. У матери было приятное, с мягкими чертами лицо, спокойные ясные глаза. Кубусь очень ее любил и считал, что она самая красивая из всех матерей на свете.

Они жили в одном из «спальных» районов Варшавы и, по выражению матери, вели холостяцкое хозяйство. Пани Павликовой, служившей редактором в Польском агентстве печати, приходилось работать в разные смены, и она постоянно жаловалась, что не может уделять сыну достаточно времени.

На протяжении всего учебного года Кубусь занимался в школьных кружках. Обедал он тоже в школе. Теперь же, когда учебный год кончился, Кубусь вел совершенно самостоятельную жизнь. Он научился разогревать котлеты, оставленные мамой в холодильнике, варить кофе, жарить яичницу и даже делать омлет, изумительный омлет с джемом. Одним словом, это был вполне самостоятельный и исключительно практичный паренек.

Сейчас, глядя на мать, Кубусь подумал, что и в самом деле нужно бы вынести мусорное ведро, сходить за бельем. Его одолевали сомнения, но он все же решил, что мусорное ведро и белье могут подождать до вечера. У него есть более важные дела.

Кубусь взялся было за ручку двери, но мать остановила его:

– Постой… – Она в последний раз не спеша провела по волосам расческой и отвернулась от зеркала. – Меня немного беспокоит твое поведение… В последнее время ты сделался страшно таинственным.

– Так только кажется, мама.

– Как будто тебя называют Кубусь Детектив? Мальчик вспыхнул румянцем до корней волос, уставился мрачным взглядом на носки своих кроссовок и неуверенно пробормотал:

– Ну да… А что тут плохого?

– Конечно, ничего страшного, только… не можешь ли ты найти себе какое-то иное развлечение?

– Это вовсе не развлечение, – живо запротестовал Кубусь,

– Ты слишком молод для этого и можешь навлечь на себя неприятности. Пани Каспрусева будто бы застала тебя в шкафу в своей квартире.

– Вранье! – почти выкрикнул Кубусь. – Это был не шкаф, а сундук в сенях.

– А что ты там делал?

– Следил за старым Мацеем, тем самым, что чинит кастрюли.

– Боже мой! – Мать заломила руки. – Разве нельзя заняться чем-то иным?

– Но ведь у пани Каспрусевой пропала из курятника курица.

На губах матери мелькнула легкая улыбка.

– И ты, разумеется, выследил вора.

– Нет, нетипичный случай. Оказалось, курицу загрыз Збуй, пес Фаряшевских.

– Ой, Кубусь, дитя мое, – рассмеялась мать. – И когда ты наконец повзрослеешь? Не дождусь, когда мы выберемся из Варшавы.

Допрос завершился благополучно. Мать подошла к шкафу и, вынув сумочку, стала укладывать в нее разную мелочь: расческу, пудреницу, кошелек, чистый носовой платок, календарик… Кубусь придвинулся ближе и, быстро поцеловав мать в щеку, одним прыжком оказался у двери. С возгласом «Чао, мамуся!» он толкнул дверь и, выскочив на лестничную площадку, с облегчением вздохнул:

– Обошлось без слез…

Спустившись вниз, он вынул из кармана красный блокнот – свою самую большую драгоценность. На первой странице каллиграфическим почерком было выведено крупными буквами: ДНЕВНИК ДЕТЕКТИВА. А дальше теснились загадочные заметки, понятные лишь ему самому. Он просмотрел последнюю запись. Взгляд его задержался на подчеркнутой красным карандашом фразе: «Дело о краже половика закончено 24 июня. Виновник: Прыщавый Болек». И Кубусь понял, что обманул свою мать. Дело в том, что все криминальные загадки последних дней он разгадал и, собственно говоря, у него не было больше работы. Но Кубусь не особенно огорчился этим обстоятельством. Он знал, что каждый день несет с собой что-то новое.

Кубусь шел, погруженный в раздумье, пока не увидел своего приятеля Янека Пирога, прозванного Ленивцем. Удобно развалившись на лавочке, Янек подставлял солнцу свое полное, лоснившееся от пота лицо и, прикрыв глаза, с выражением блаженного ничегонеделания изредка сплевывал на дорожку.

– Чао! – приветствовал его Кубусь.

– Чао! – буркнул в ответ Ленивец, не изменив позы и соизволив лишь чуть-чуть приоткрыть глаза.

– Что поделываешь?

– А ничего.

– Совсем ничего? Но ты ведь сидишь.

– Сижу и раздумываю о том о сем.

– О чем же, например?

– О том, что хорошо бы сходить на речку.

– Так почему не идешь?

– Не хочется.

– Тогда почему об этом думаешь?

– Да солнце так ласково светит, и приятно помечтать о речке.

«Совсем крыша поехала», – подумал Кубусь, но из симпатии к Ленивцу не произнес этого вслух, а немного помолчал.

– И долго будешь здесь сидеть? – спросил он наконец.

– Сам не знаю.

– Тогда поглядывай кругом хорошенько, не увидишь ли какого подозрительного типа.

Ленивец раскрыл глаза чуть пошире.

– А какой он, этот подозрительный тип?

– Такой, что вроде бы ходит как ни в чем не бывало, а сам тем временем что-то замышляет. Понятно?

– Не очень, но для тебя буду поглядывать.

– Ну, тогда чао!

– Чао! – Ленивец зевнул и с явным удовольствием закрыл глаза.

Глава II
ВНИМАНИЕ! ПРОПАЛА ТАКСА

Солнце ласково пригревало, было светло, и вокруг царило радостное оживление. С ивы на соседние тополя вспорхнула стайка чирикающих воробьев, а над крышами домов кружились голуби.

Кубусь Детектив спокойно и уверенно шагал вдоль домов. Он шел, задумавшись, размышляя о Ленивце: «Как он может просидеть полдня на лавочке без всякого движения? Да у него на теле, наверно, рубцы от скамейки образовались». Кубусь был прирожденным мыслителем. Он мог найти свое объяснение любому явлению, но инертность Ленивца до сих пор оставалась для него загадкой.

Возле универсама Кубусь задержался, заметив стоявшую в окружении детей седую дородную женщину в темном шелковом платье и белой соломенной шляпке. Он узнал ее еще издали. Это была пани Шротова, жена доктора, бабушка Зыся Шрота. В кольце взъерошенных детских головок она выглядела могучей скалой, возвышавшейся над светлыми камешками. Женщина что-то взволнованно говорила, оживленно при этом жестикулируя.

Кубусь подошел ближе.

– Милые мои ребятки, – обращалась к юным слушателям пани Шротова, заламывая руки. – Если кто-то из вас найдет мою маленькую Крецю, пусть приведет ее ко мне. Я живу на втором этаже в третьем корпусе. Ну что за несчастье, что за беда! Мой бедный любимый песик!

Рыжая Казя, первой заметившая приближавшегося Кубуся, восторженно закричала:

– Ой, посмотрите – Кубусь Детектив! Он нашел вора, укравшего половик у пани Залесиньской. Он, наверно, найдет вам и Крецю.

– Простите, что здесь происходит? – с достоинством осведомился Кубусь.

– Мальчик мой! – вскричала пани Шротова, вытянув к нему руки. – Я тебя озолочу, если найдешь мою Крецю, мою дорогую маленькую таксочку…

– Простите, пожалуйста, – перебил ее Кубусь, – сначала мне нужно выяснить все детали.

Детвора уважительно расступилась, пропустив детектива к опечаленной старушке, которая, волнуясь, начала свой рассказ:

– Представьте себе, мой милый, пошла я в магазин, а этот невежа директор говорит, что с собаками заходить нельзя. Так что мне оставалось делать? Я привязала Крецю к решетке, купила того-сего, вышла из магазина, а тут… что за несчастье! Нет моей бедной Креци…

– Не надо волноваться, уважаемая пани, – успокоил ее юный детектив. – Если до вечера я не доставлю вам Крецю, то буду самым большим разгильдяем на свете.

Детвора восхищенно зашепталась. Пани Шротова еще шире развела руки, словно собираясь обнять Кубуся.

– Одну минуточку, уважаемая пани, – остановил он ее. – Сначала мне хотелось бы получить абсолютно точные данные. – Кубусь ловко вытащил из кармана блокнот и, раскрыв его на чистой странице, записал: «Дело Креци». Потом, перейдя на официальный тон, произнес: – Когда это случилось?

– Только что, прошло минут пять. Кубусь бросил беглый взгляд на часы.

– Значит, в десять сорок, – уточнил он, записывая, и вежливо спросил: – Как долго вы пробыли в магазине?

– Не помню.

– Это очень важно.

– Ну, скажем, пятнадцать минут.

– Пятнадцать минут, – аккуратно вывел Кубусь в блокноте. – Порода собаки?

– Длинношерстная такса.

– Ее возраст?

– Еще и годика нет, бедняжка.

– Окрас?

– Коричневая с подпалинами.

– Особые приметы?

– Очень любила сладкое.

– Какой на ней был ошейник?

– Кожаный с серебряными накладками.

– А поводок?

– Обычный. Кожаный ремешок.

– Благодарю. – Кубусь с треском захлопнул блокнот и успокаивающе улыбнулся. – Пожалуйста, не волнуйтесь. Еще до вечера постараюсь привести к вам Крецю. – Он вежливо кивнул, как подобает воспитанному человеку, после чего с весьма загадочным видом удалился в сторону четвертого корпуса.

Рыжая Казя повернула свою конопатую мордашку к пани Шротовой.

– Вот видите, я же говорила, что Кубусь Детектив все вам уладит.

Пани Шротова проводила Кубуся загоревшимся взглядом.

– Дай бог, чтобы все у него получилось! Такой милый мальчик!

Глава III
В ПОХОД ЗА КРЕЦЕЙ

У четвертого корпуса Кубусь завернул за угол и посмотрел вверх на третий этаж, где на одном из балконов бушевало пламя красных пеларгоний. Он заметил торчавшую между прутьями балкона старую поломанную выбивалку для ковров. Это означало, что Гипця дома.

Кубусь обрадовался, ему хотелось как можно скорее поделиться свежей новостью со своей помощницей. Вложив два пальца в рот, он свистнул – дважды коротко и один раз протяжно. Сигнал прозвучал, и на балконе показалось маленькое лукавое личико Гипци.

– Чао! – приветствовала она Кубуся.

– Чао! – откликнулся тот.

– Что нового?

– Спускайся вниз, узнаешь.

– Не могу, я учу урок.

– И сейчас зубришь? Да ведь каникулы!

– Английский. Сегодня последний раз занимаюсь с пани Баумановой. А что случилось?

– Выходи, расскажу.

– Подожди! – Гипця втянула на балкон выбивалку и, положив ее на цветочный поддон, мгновенно исчезла в комнате. Ее каблучки застучали по ступенькам лестницы, и тут же из входных дверей выбежала невысокая и подвижная как ртуть девочка. В тесно облегающих темно-синих джинсах она выглядела издали форменным мальчишкой.

– Ну, говори! – задыхаясь, выкрикнула она.

– Новое дело.

– Какое?

– Интересное, – невозмутимо проронил Кубусь и рассказал о встрече с пани Шротовой и исчезновении Креци.

– Думаешь, ее кто-то свистнул?

– Не имею представления.

– Может, сама удрала?

– Это надо проверить.

Гипця с сомнением покачала головой.

– Дело интересное, но как ты найдешь маленькую таксу в громадной Варшаве?

– Не беспокойся. Хочешь узнать, каким методом я пользуюсь в таких случаях? Идем со мной, может, чему-нибудь научишься.

– А английский?

– Это так важно? – Кубусь озабоченно почесал за ухом.

– А то! Мамуся говорит, что современный человек не может обойтись без знания иностранного языка.

– Это правда, но… – Кубусь глубоко задумался, потом хлопнул рукой по бедру. – У меня идея! Возьмешь с собой книжку и подзубришь, пока будешь меня ожидать.

– Попробую! – обрадовалась Гипця и бегом кинулась к дому.

– Подожди, – удержал ее Кубусь.

– А что?

– Возьми у мамы немного денег.

– Для чего тебе?

– На пиво деду Куфелю.

– А если мама не даст?

– Тогда не найдем Крецю.

– Прости, а какое отношение имеет Креця к деду Куфелю?

– Узнаешь. В этом и заключается мой метод.

– Попробую. – Гипця приветственно взмахнула рукой и, улыбнувшись Кубусю, вбежала на лестницу.

Глава IV
ДЕД КУФЕЛЬ

– О деньгах не беспокойся, – сказал Кубусь, когда они подходили к бару «У Белой Розы».

Ребята давно миновали новые дома, поблескивающие издали на солнце зеркальной гладью окон и цветной штукатуркой, и углубились в лабиринт узких немощеных улочек. Теперь они шли вдоль низких покосившихся загородных домиков, окруженных небольшими садиками. Из садиков доносился аромат цветущей черемухи, а из открытых окон – запахи готовящихся блюд. Друзья проходили мимо черных, покрытых толем голубятен, повалившихся заборов, мусорных куч, длинных жилых бараков. Они вступили в совершенно иной мир. Гипця с любопытством присматривалась к своему шефу.

– Эти два злотых – пустяк, – весело проговорила она. – Мама дала их на мороженое.

– Я тебе верну, как только уладим дело.

– Глупости, касса ведь общая.

– Не люблю, когда обманывают.

– Я тоже не люблю, но мороженое предназначалось мне.

Девочка взглянула на задумавшегося Кубуся, который шел с таким загадочным видом, будто размышлял об экспедиции на Луну. Гипця не могла долго выдержать без разговоров, длительное молчание смущало и беспокоило ее, и она робко заговорила:

– Слушай, а кто такой дед Куфель?

– Не знаешь деда Куфеля? – удивился Кубусь, огорченный подобным невежеством. – Да он самый важный человек в наших местах.

– А что он делает?

– Пьет пиво и знает обо всем, что происходит на Чернякове.

– А чем занимается?

Кубусь снисходительно улыбнулся.

– Раз он все знает, ему уже не нужно ничем заниматься.

– Интересно, – задумчиво протянула Гипця. – А он будет знать, куда подевалась Креця?

– Нет, он не занимается такими мелочами.

– Тогда зачем мы к нему идем?

– Не беспокойся, все будет в порядке.

Ребята подошли к бару «У Белой Розы». Здание бара имело довольно невзрачный вид. Одноэтажный дом с красным кирпичным фундаментом и обшарпанными желтыми стенами, находившийся в окружении неказистых бараков и сараев, глядел на немощеную улицу двумя подслеповатыми запыленными окнами. За стеклом одного из них виднелось блюдо с парочкой сельдей, киснувших в какой-то серой жиже, и несколько бутылок местного вина; во втором красовался выцветший плакат, призывавший покупать билеты спортивной лотереи. Из открытой двери тянуло запахами табачного дыма, прокисшего пива и несвежей маринованной селедки.

В этот ранний час в баре было еще пусто и тихо. Тишину нарушала лишь лившаяся из магнитофона печальная мелодия, выводимая тоскливыми голосами скрипок.

Кубусь остановился.

– Подожди меня здесь, – попросил он Гипцю, – я быстро все улажу. А ты за это время можешь подзубрить английские слова для пани Баумановой.

– Ха! – усмехнулась Гипця. – Мне бы тоже хотелось увидеть деда Куфеля. Ты уверен, что он здесь?

– На все сто. Если его здесь нет, значит, он уже умер.

– Тогда я иду с тобой, хочу ознакомиться с твоим методом.

Кубусь неохотно кивнул.

– Идем, только прошу тебя, не открывай рот, а то все может пойти насмарку!

Они вошли в первый зал, в глубине которого поблескивали отполированная стойка и никелированная кофеварка. В углу над недопитой кружкой пива дремал какой-то пьяный верзила. За стойкой бара высилась буфетчица в белом халате. Кубусь вежливо поздоровался:

– Добрый день. Нет ли здесь у вас деда Куфеля?

– Он в том садике, – нехотя обронила буфетчица разочарованным тоном.

В тенистом садике царила приятная прохлада. Небольшое пространство, окруженное разросшимися кустами сирени и жасмина, было уставлено желтыми столиками и колченогими стульями. В углу, почти в самой гуще кустарника, привалившись к столу, подремывал дед Куфель.

Это был такой чудной старик, что Гипця едва не расхохоталась. Однако чувствительный тычок Кубуся вовремя призвал ее к порядку.

Дед был кругленький, как бильярдный шар; на его красном лице под голым, словно отполированным черепом торчал большой нос картошкой и светились маленькие смеющиеся глазки. Картину дополняли пожелтевшие от табачного дыма, лихо закрученные усики.

Не менее странно выглядел и наряд деда – не то облачение циркового клоуна, не то костюм колдуна из какого-то мультика. На нем был короткий черный сюртук, не скрывавший толстой шеи и с трудом сходившийся на округлом животике. Из-под сюртука выглядывала фланелевая рубашка в крупную клетку. На коротеньких ножках красовались старомодные брюки в полоску, а на босых ступнях – черные галоши. Заметно было, что отдельные предметы этого странного гардероба имеют весьма давнее происхождение, ибо сюртук на плечах расползся по швам, а брюки обтрепались так, будто их снизу обгрызли мыши. Несмотря на все это, старичок своим поведением пытался сохранить видимость некоторой элегантности.

При появлении детей дед Куфель приоткрыл один глаз и приветливо улыбнулся.

– Кого я вижу?! – громогласно вопросил он надтреснутым, но еще довольно зычным голосом.

– Добрый день, дедушка. Хорошая сегодня погода. Старичок протяжно зевнул и приоткрыл второй глаз.

– Замечательная, только эти проклятые мухи не дают покоя.

– Надеюсь, ревматизм вас сегодня не донимает? Старичок потянулся, отчего тесный его сюртук затрещал по швам.

– Благодарение богу, ничто меня сегодня не донимает, – сказал он и, тепло улыбнувшись, добавил: – Ну а ты, молодой человек, как себя чувствуешь?

– Спасибо, очень хорошо.

– А каково самочувствие твоей уважаемой мамы?

– Спасибо, она абсолютно здорова.

– А твоего братишки?

– Спасибо.

– А бабушки?

– Бабушка, благодарение богу, находится в полном здравии.

Гипця с искренним недоумением прислушивалась к столь витиеватому обмену любезностями. Когда дед Куфель, перечисляя родственников, добрался до бабушки, она тронула Кубуся локтем.

– Слушай, у тебя ведь нет ни бабушки, ни брата.

– Тс-с! – одернул ее мальчик. – Не мешай. Деду нравится расспрашивать" ну так что?

Гипця молча пожала плечами. Она не могла дождаться, когда же наконец ее спутник приступит к делу Креци. Метод Кубуся требовал, видимо, очень большого терпения.

Тем временем старичок поправил на шее большую "бабочку" в горошек и, откашлявшись, провел ладонью по лысине. Потом, окинув Кубуся быстрым взглядом, он спросил:

– А у тебя ко мне какое дело?

– У меня? – протянул Кубусь с безучастным видом. – Да я так… Вот проходили мимо, я и подумал, что хорошо бы вас навестить…

– Ну-ну… – рассмеялся дед. – Очень приятно, что не забываешь старика! – чуть насмешливо проговорил он.

– Что вы, как можно! – живо запротестовал Кубусь. – Вы, наверно, сегодня еще не пробовали пивка?

В глазах старика блеснули веселые искорки.

– Ты как в воду глядел, не пробовал.

– Так какое пиво вам принести?

– Кружечку светлого, только с шапочкой.

– Сию минуту! – Кубусь повернулся на каблуках и исчез в дверях буфетной.

– Золотой паренек, золотой паренек! – с признательностью прошептал старик и, предвкушая близкое блаженство, облизал сухие губы.

Увидев пиво, он окончательно проснулся. Голубые глаза его светились радостью, а полное лунообразное лицо выражало довольство. Сдунув легкую пену, он с наслаждением погрузил запекшиеся губы в прохладную золотистую жидкость и медленно потянул в себя пиво.

– Неплохо, неплохо, – оценил дед Куфель благотворный напиток, – но все же не то, что в прежние времена!

Старик отставил кружку в сторону.

– Ну а теперь скажи, что тебе надо, – произнес он, лукаво прищурив глаз.

– Да, собственно, ничего…

– Говори же, я тебя знаю! – засмеялся старик. – Ну, пожалуйста, скажи, какое у тебя ко мне дело.

Кубусь громко сглотнул.

– Может быть, вы, дедушка, знаете, кто из местных занимается собачками?

– Собачками, говоришь? – Дед Куфель задумался, машинально потирая ладонью лоб.

– Собачками, – подтвердил юный детектив. – У одной пани пропала такса, и она очень по ней убивается.

– Сейчас, сейчас… – Старик отчаянно тер свою лысину. – Готово, уже знаю! Что-то подсказывает мне, да и кости мои чувствуют, что это Толусь Поэт. Знаешь Толуся Поэта?

– Нет.

– Так узнаешь. Очень интересный человек. И какой умный! А если питает слабость к породистым псам, так это, пожалуй, вина не его, а скорей собачья.

– А где он живет?

– Тут недалеко, на Озерной, в доме четырнадцать. Спросишь Толуся Поэта, и каждый тебе покажет. – Дед Куфель понизил голос: – Только не говори, что это я тебе сказал, а то он на меня обидится. И вообще, поделикатней с ним, у него чувствительная поэтическая душа.

ГЛАВА V
ВИЗИТ К ТОЛУСЮ ПОЭТУ

– Озерная, номер четырнадцать. Это, наверно, здесь, – произнесла Гипця. Дети остановились у маленького деревянного домика. Таких домиков-пенсионеров немного уж оставалось в Варшаве. В небольшом садике за проволочной оградой цвели желтые ноготки и крупные пурпурные пионы. За ними, у самого дома, густо разросшиеся сирень и акация заслоняли окна, доставая почти до самого края крыши. Казалось, что крыша поднимается прямо из этих зарослей. А над кустами виднелся выступавший из мезонина крохотный балкончик с разваливающимися перилами. Оттуда сквозь раскрытую дверь доносилось веселое собачье тявканье.

– Это, наверно, здесь, – повторил Кубусь, задирая голову. – Говорил тебе, что дед Куфель знает обо всем. Если у него кости что-то чувствуют, то уж наверняка.

– Интересно, мы найдем здесь Крецю?

– Этого дед Куфель не может знать. Он не ясновидец, у него лишь всегда хорошая информация.

– Ну, ладно… – Гипця задумалась. – А что мы скажем Толусю Поэту?

– Да ведь дед Куфель предупредил нас, что с этим Толусем нужно обходиться деликатно, так как у него чувствительная поэтическая душа.

– А почему этого Толуся называют Поэтом?

– Если бы я знал!

– Может, он пишет стихи?

– Глупая, если бы он писал стихи, ему не пришлось бы воровать породистых собак. В любом случае это умный парень, и с ним нужно быть поосторожнее, чтобы его не взволновать.

Кубусь еще раз окинул взглядом балкончик и, помолчав, неуверенно проговорил:

– Идем?

Обойдя домик, юные детективы оказались в небольшом дворике, откуда лестница вела прямо к мезонину. Они медленно поднимались по скрипевшим ступенькам, с опаской вслушиваясь в биение своих сердец, и наконец остановились у двери, на которой виднелась сделанная мелом надпись: АНАТОЛЬ ГРОХ – МЛАДШИЙ СОВЕТНИК В ОТСТАВКЕ. ПРОСЬБА НБ ПРИВОДИТЬ ЛЮДЕЙ.

Из-за двери доносились тявканье, поскуливание, вой, словно собачий хор устроил предполуденный концерт.

Кубусь робко постучал, и из глубины комнаты послышалось приглушенное:

– Войдите!

Ребята скользнули в приоткрытую дверь, и их сразу окружила стая лохматых четвероногих: веселый черный пудель, флегматичная элегантная колли, маленькая трясущаяся левретка, смешной бульдожек и… кроткая деликатная такса. Быстрый взгляд юного детектива задержался на таксе. Окрас коричневый с подпалинами… В общем, все говорило о том, что это и есть пропавшая Креця пани Шротовой.

– Добрый день, – сказала Гипця, обращаясь к человеку, лежавшему на надувном матрасе в углу маленькой комнатки. Это был очень длинный и очень худой мужчина, который лежал, подложив под голову одну руку и зажав в другой маленькую книжечку. Он читал ее, беззвучно шевеля губами, и словно не замечал вошедших.

Собаки сбились в кучу у их ног.

– Добрый день! – уже громче повторила Гипця.

– Не мешайте, – прошептал незнакомец, даже не взглянув на детей и не прерывая чтения. Однако через минуту он отложил книжку в сторону и, потирая пальцами глаза, произнес, обращаясь к самому себе: – Ничего не скажешь, великолепные стихи! Нужно их выучить. Тихо, братия! – недовольно прикрикнул он на псов.

Собаки послушно разбрелись по углам, откуда с пристальным вниманием смотрели на тощего мужчину. А тот совершенно невозмутимо потянулся за пачкой сигарет и, не глядя на детей, закурил.

– Любите стихи? – внезапно спросил он.

– Очень даже… – ответила Гипця.

– Это хорошо. Стихи – самая прекрасная вещь на свете. – Он улыбнулся девочке.

Гипця немного осмелела.

– Мы к вам по одному деликатному делу…

– Ну-ну? – Худющий с любопытством взглянул на

нее.

– Мы… – сбивчиво продолжала Гипця, – …мы хотели спросить… – Она замолчала, пытаясь перевести дух.

– Не бойся, валяй напрямик. Тогда к делу приступил Кубусь.

– Допустим, – неторопливо заговорил он, осторожно подбирая слова, – что у одной пани жила-поживала такая маленькая таксочка и что сегодня утром случилось одно маленькое недоразумение…

Худющий нетерпеливо кашлянул.

– Какое недоразумение?

Кубусь беспомощно замолчал, и ему на выручку поспешила Гипця:

– Допустим, что та маленькая таксочка заблудилась, не смогла найти своего дома и прибежала на улицу Озерная…

– Допустим, – подхватил Кубусь, – что она прибежала как раз к дому номер четырнадцать…

Худющий окинул Кубуся подозрительным взглядом.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я… – смутился Кубусь, заливаясь краской. – Я… собственно говоря, ничего… Только хозяйка таксочки беспокоится.

Усевшись на матрасе, Толусь Поэт глубоко затянулся сигаретой. Его длинные ноги, даже согнутые в коленях, доставали ему до подбородка.

– Еще не было объявления в газете, – произнес он тихим невыразительным голосом.

– Таксочка пропала лишь сегодня в десять сорок, – объяснил Кубусь.

– Не имеет значения. Еще не было объявления.

– А почему необходимо объявление? – поинтересовалась Гипця.

– Потому что в нем будет написано: "Уважаемого пана, нашедшего пропавшую собаку, просят вернуть пропажу ее владелице за весьма приличное вознаграждение". И тогда уважаемый пан отправляется к уважаемой владелице, возвращает ей уважаемую пропажу и уважительно принимает весьма приличное вознаграждение. После этого он идет в книжный магазин и покупает себе книжки с наипрекраснейшими стихами.

Дети умолкли. Креця есть – вот она, но пока не появилось объявление в газете о пропаже, ее как бы и нет. К тому же надо проявлять величайшую деликатность в отношении Толуся Поэта, у которого чувствительная поэтическая душа, и оберегать его от волнений. Так что же делать?

– Пожалуйста, – выдавил из себя Кубусь, – мне очень нужно, чтобы красавица Креця нашлась еще сегодня…

– Мне тоже нужно. – Толусь Поэт широко развел руками. – Но что поделать, если пока еще нет объявления?

– Вы такой милый, – вмешалась Гипця, – и так любите стихи! Может, на этот раз обойдется без объявления?

Толусь взглянул на нее уже более благосклонно.

– Что можно сделать? – задумался он и вдруг хлопнул себя рукой по колену. – Допустим, объявления нет, но вы приходите и узнаете, что это я нашел красавицу таксочку.

– Да ведь так оно и есть! – вскричала Гипця.

– Допустим, вы идете к пани Шротовой и сообщаете, что вам известен уважаемый пан, нашедший пропажу.

– Можем сделать это немедленно.

– Но это еще не все.

– Должно еще быть приличное вознаграждение, – добавила Гипця.

Толусь Поэт рассмеялся, показав целый ряд испорченных и пожелтевших от никотина зубов.

– Ты очень разумная девочка. Дело как раз в том, чтобы уважаемая пани Шротова сообразила, что пропажа не вернется к ней без выплаты соответствующего вознаграждения…

– Это не одно и то же, – перебил его возмущенный Кубусь. – Я обещал, что сам приведу Крецю, и дал слово, что еще до вечера Креця вернется к пани Шротовой. Мне не пристало брать деньги, так как я – детектив-джентльмен.

Толусь Поэт распрямился и удивленно присвистнул.

– Вот те на! Я об этом не знал.

– Его все называют Кубусь Детектив, а последний раз он поймал Прыщавого Болека, стащившего половик, – запальчиво вступилась Гипця.

Толусь Поэт схватил мальчика за руку.

– Значит, ты за мной следил?

– Нет.

– А откуда знаешь, что Креця у меня?

– Костями чувствую.

– Теперь знаю, – хрипло рассмеялся Толусь Поэт, отпуская мальчика, – тебе рассказал этот старый бродяга, дед Куфель.

– Нет, нет! – одновременно, как по команде, запротестовали дети.

– Не отпирайтесь, я хорошо знаю его присловья. Кубусь умоляюще посмотрел на Толуся Поэта.

– Пожалуйста, ничего не говорите деду, а то он до смерти на меня обидится.

– Не волнуйся, – успокоил его Толусь Поэт, – все будет в порядке. Дед Куфель не прознает, а Креця вернется с вами к пани Шротовой…

– Замечательно! – закричал Кубусь.

– Феноменально! – захлопала в ладоши Гипця. – Вы и в самом деле очень, очень милый.

Толусь загадочно усмехнулся. С минуту он почесывал пальцами свою рыжеватую бородку с таким видом, будто приготовил детям какой-то сюрприз, и наконец серьезным тоном произнес:

– Взамен вам придется оказать мне одну услугу.

– Сделаем все, что захотите! – выкрикнул обрадованный Кубусь.

– Речь идет о пустяке. Есть здесь один тип, который разыскивает в нашем районе какой-то старый зонт…

– Зонт? – удивилась Гипця.

– Обыкновенный зонт. Сейчас я вам все объясню. – Усевшись на матрас, Толусь взял клочок старой газеты и принялся что-то быстро чертить на нем. – Вот здесь улица Собеского, видите? А здесь – Подгаляньская, Клырясевская и Наленчовская. Понятно?

– Понятно. – Гипця ткнула пальцем в нарисованную схему. – Вот здесь живет пани Бауманова, к которой я хожу на уроки английского языка.

Толусь быстро очертил на схеме большой круг.

– Так вот, у кого-то в этом районе должен находиться старый черный зонт.

– Старый черный зонт… – повторила взволнованная Гипця.

Кубусь закусил губу. Его, как всякого истинного детектива, очень заинтересовал этот черный зонт.

Толусь Поэт набрасывал что-то карандашом на полях газеты.

– Старый черный зонт, – повторил он. – Обратите внимание, это мужской зонт английской фирмы…

– А откуда известно, что английской? – поинтересовался Кубусь.

– Не мешай. Известно, что английской, так как на ручке выгравирована небольшая надпись "Веллман и Сын – Глазго". Это и есть та самая фирма.

– Подождите, подождите, – попросил Кубусь, – я должен это записать. "Веллман и Сын – Глазго".

Глазго – это крупный город в Шотландии. – Он вынул красный блокнот и старательно занес в него эти важные сведения.

– Кроме того, – продолжал Толусь Поэт, – у зонта серебряная ручка, как у трости, а на ручке, кроме названия фирмы, выгравирована еще монограмма – Е.М.

– Е, эм, – повторил, записывая, Кубусь.

– Это все, что я знаю, – закончил Толусь Поэт.

– Странное дело, – вмешалась Гипця. – Для чего этому типу понадобился старый зонт?

– Не задавай наивных вопросов, – осадил ее Кубусь. – Если хочет найти зонт, значит, он ему очень нужен.

Толусь Поэт почесал у себя за ухом.

– Это не такой уж наивный вопрос. Я сам задумался, на кой черт ему эта рухлядь? За этим что-то кроется.

– Конечно, какая-то тайна, – согласился Кубусь.

– А интереснее всего, откуда он знает, что зонт находится именно в этом районе?

– Не имею представления, да и не стоит над этим задумываться. Главное, что дело выгодное, так как обещано неплохое вознаграждение, хотя и без объявления в газете. Если поможете мне, обещаю, что у вас на каникулах хватит денег на мороженое. На большие порции!

– Да чепуха это, – отмахнулась Гипця. – Кубусь уже сказал, что мы – детективы-джентльмены и работаем бесплатно. Главное – найти зонт, а это не так легко.