Текст книги "Сибирь не понаслышке"

Автор книги: Абел Аганбегян

Соавторы: Замира Ибрагимова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Таких людей ждет Сибирь. Такие люди находят Сибирь как лучшую возможность максимально реализовать свои деловые, организаторские способности. И Сибирь, где многое доверяется людям, но многое и спрашивается с них, заставляет переоценивать некоторые устоявшиеся понятия. В частности, "протекционизм".

Явление это, как правило, общественно осуждаемое, ибо нередко мы сталкиваемся в жизни с неприятным "протежированием", то есть выдвижением человека не по заслугам. Но какой бы крупный сибирский коллектив вы ни взяли – нефтяников ли, гидростроителей или ученых, вы обязательно столкнетесь с тем, что начинался этот коллектив... с протекции. Вот что говорит по этому поводу первый секретарь Тюменского обкома партии Г. Богомяков:

"Когда в Тюмень из разных концов страны ехали крупные специалисты, энергичные организаторы, мы очень большие надежды возлагали именно... на протекционизм. Мы рассчитывали на то, что каждый из приезжающих использует свои дружеские отношения и притащит за собой на тюменскую землю стоящих людей, людей, знающих дело, тех, на кого можно опереться в трудной работе освоения. Так оно и было. Приехала из Куйбышева группа работников нефтяной промышленности – В. И. Муравленко, В. Ю. Филановский, М. М. Крол, Ф.Г. Аржанов, и началась активная работа по формированию нового коллектива.

Виктор Иванович Муравленко по прежней своей работе хорошо знал не только куйбышевских, но и татарских, башкирских, азербайджанских и сахалинских нефтяников. И те, кто направлял Муравленко в Тюмень, были прекрасно осведомлены о его широких деловых и дружеских связях и верили в то, что он сумеет ими правильно воспользоваться. Ему было дано право приглашать людей отовсюду. А если он представлял нового человека как хорошего знакомого, никому и в голову не приходило обвинить Муравленко в протекционизме, наоборот, такая аттестация была своего рода гарантией качественности работника. Это и есть сибирский протекционизм – привлечение к новому крупному делу людей, хорошо известных тебе по прежней совместной работе. И мы по-прежнему делаем на такой протекционизм большую ставку.

Формируется, к примеру, новая подотрасль – газопереработка. Строим крупные заводы, создаем комплекс в комплексе. И хотя нефтяников у нас много, специалистов по газопереработке среди них мало. Обращаемся в министерство – пришлите нам, пожалуйста, людей, знающих это дело, хорошо зарекомендовавших себя в других районах страны и способных быстро поставить новую отрасль "на ноги". И если в этом случае работники министерства воспользуются своими старыми знакомствами и дружескими связями, окажут протекцию нужным нам людям, мы будем благодарны им за это.

Другой пример. В стабильном, давно сложившемся коллективе геологов Тюменской области есть первоклассные специалисты, но... Возникла потребность бурить скважины большей сложности, на большие глубины. С такими скважинами кое-кто уже намучился – кое– чему научился! – в других районах страны. Как же они нам сейчас нужны, специалисты, уже имеющие опыт подобного бурения! С ними быстрее пошло бы освоение новых процессов и новых районов, быстрее набирал бы квалификацию и коллектив геологов в целом. Чтобы их заполучить, мы пойдем на любые протекции, более того – будем искать тех, кто сможет "попротежировать" таким специалистам!"

Такой протекционизм – ставка на людей надежных во всех отношениях – распространенное в Сибири явление. С этого начинался коллектив ученых Новосибирского научного центра, откуда "есть – пошло" Сибирское отделение Академии наук СССР. С этого начинался и коллектив строителей Братской ГЭС.

Красивая Сибирь

Впрочем, иначе, наверное, невозможно было бы выполнять те огромные задачи, которые то и дело возникают в Сибири: построить гигантскую ГЭС; обеспечить суточную добычу нефти в сотни тысяч тонн; пустить самый крупный в стране алюминиевый завод; проложить железную дорогу в три с лишним тысячи километров по тайге и через горы, на вечной мерзлоте и в сейсмически опасной зоне.

И кажется иногда сибиряку, что начать-то дело он сумеет, а вот результата увидеть ему уж не придется – слишком оно велико. Но нет, памятны еще первые взрывы у Падунского порога, а на табло Братской ГЭС, где шестая цифра меняется каждые 15-20 минут, счет идет на миллионы киловатт-часов выработанной энергии, уже сложившиеся в десятки и сотни миллиардов.

Мы беседовали с секретарем Красноярского крайкома КПСС Леонидом Георгиевичем Сизовым о перспективах промышленного развития края. Масштабы и самого края, и его перспектив таковы, что не вдруг и осмыслишь. На площади от Саян до Таймыра в 2,4 миллиона квадратных километров разведано более 4 тысяч месторождений угля, железных руд, редких и цветных металлов, строительных материалов, природного газа. Край известен стране такими гигантами индустрии, как Норильский горно-металлургический комбинат, Красноярская и Саяно-Шушенская ГЭС, машиностроительные заводы союзного значения. А теперь по решениям XXVI съезда партии развернуто строительство мощного угольного разреза в Канско-Ачинском бассейне, Березовской ГРЭС, Богучанской ГЭС.

Л. Сизов называл числа, объекты, сроки и вдруг улыбнулся, вспомнив что-то, наверное, забавное, задумался на минуту, сказал: "Помнится, в феврале 1956 года я стоял с товарищами в створе будущей Красноярской ГЭС, фотографировал буровые станки и спрашивал себя: доведется ли мне увидеть саму станцию? И вот уже несколько лет стоит плотина, на полную мощность работает крупнейшая в мире ГЭС, и я, кажется, еще не успел состариться. Недавно ездил в Богу– чаны, тоже фотографировал створ, но уже вопроса, будет ГЭС или не будет, увижу или не увижу, я себе не задавал. Знаю: будет!"

Л. Сизову сорок семь лет. Где еще, кроме Сибири, можно к сорока семи годам иметь в памяти, опыте, перспективе не одну, а несколько гигантских строек, не одну – несколько созидательных эпопей беспримерного масштаба?

Вдохновенно описывая будущее края, увлекаясь перспективами Саян, Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса, Богучан, Л. Сизов вдруг чуть смущенно обрывал себя и говорил как бы в оправдание излишней эмоциональности: "Все мы очень любим наш край, нашу Сибирь. Работать на ее благо считаем для себя счастьем". И с гордостью рассказывал о новом городе Сосновоборске – автограде под Красноярском, где располагается крупнейший завод Минавтопрома, который со временем будет выпускать 110 тысяч прицепов к автомобилям КамАЗа, Сосновоборске, который обошелся без палаток и вагончиков, без роковых времянок, этого нежелательного, но постоянного спутника сибирских строек. Завод и город растут одновременно на уровне современных требований.

Деталь эта для Сибири немаловажная, но значение ее поясним мы позже, когда будем рассказывать о Сибири деловых людей и острых проблем, Сибири территориально-производственных комплексов и научных центров, Сибири альтернатив и многовариантных решений. И о Сибири нашей тревоги: Сибири диспропорций и торопливого освоения. А пока еще один взгляд на красивую Сибирь.

Красивая Сибирь – это не только Сибирь таежная и озерная, горная и степная, Сибирь могучих рек и былинных просторов, цветных камней и цветущей тундры, сказочных скал и белопенных порогов, снежного безмолвия и северного сияния...

Красивая Сибирь – это и преображенная Сибирь, разбуженная земля, на которой наш современник работает с удалью, вдохновением, упорством.

Это и хорошая автомобильная дорога в живописной лесной чащобе, над синим бездонным озером, по холмам и через горные хребты.

Это и стая стальных журавлей у реки – сотни подъемных кранов в речном порту, неутомимых работяг короткой сибирской навигации, страды Севера.

И уютно вписавшиеся в природу городки энергетиков, строителей, ученых на берегах молодых сибирских морей.

И строгие мосты над великими реками.

И светлые корпуса огромных заводов, как бы обрамляющие большие города и в то же время точно раздвигающие рамки сложившихся центров, волею времени начинающих новую, более сложную, содержательную и разнообразную жизнь.

И легкий бег ажурных опор ЛЭП по бесконечным сибирским просторам...

Мы не раз и не два были на Братской ГЭС. И при каждой встрече с ней мы вновь испытываем чувство радостного удивления перед человеческими возможностями, чувство гордости от сознания, что и ты имеешь честь принадлежать к роду человеческому, способному творить такую разумную полезную красоту. Братская ГЭС – гимн созидательным возможностям человека.

Легкая (она действительно кажется легкой!) бетонная призма-плотина высотой в 125 метров и длиной почти в полтора километра перегородила бурлящую ангарскую быстрину, так естественно вписавшись в Падунское сужение между мощными скалами, что кажется, будто сама природа была здесь проектировщиком и строителем. А в ее подножие "вмонтирован" изящный кубик, здание станции, равных которой по мощности (до Красноярской ГЭС) в мире не было. Едешь по верхней автомобильной дороге, и величественная красота открывающихся картин потрясает. По одну сторону море плещется в лесных берегах, настоящее море на сотни километров (570 по течению Ангары, с площадью морского зеркала в 5500 квадратных километров!), море в тайге, рукотворное море, несуетное, ненадоедающее, море – работяга, хранитель безупречного ритма станции, которая заливает тайгу вторым морем – морем электрических огней. По другую сторону с шумом вырывается из бетонных тисков вольнолюбивая Ангара, и "Братская ГЭС в свечении брызг грохочет потоком вспененным".

Это строка из поэмы Е. Евтушенко. Если А. Чехов назвал природу Восточной Сибири золотым прииском для поэтов, то Братскую ГЭС можно, наверное, считать самородком для поэтического вдохновения. Подвиг людей у Падунского порога... А впрочем, разве скажешь лучше поэта?

Говорит с Падуном А. Твардовский:

Морская ширь – ни дать ни взять -

Раздвинет берега,

Байкалу-батюшке под стать,

Чья дочь – сама река.

Он добр и щедр к родне своей,

И вовсе не беда,

Что, может, будет потеплей

В тех берегах вода.

Теплей вода,

Светлей места, -

Вот так, взамен твоей,

Придет иная красота, -

И не поспоришь с ней...

Иная, рукотворная красота Сибири несет тепло, свет, преображение. Но вот ведь какая сибирская ситуация: в Илимском остроге, рядом, можно сказать, с Братской ГЭС, меньше двухсот лет назад отбывал ссылку бунтовщик А. Радищев. Сумел он тогда, несмотря на бедственное свое положение, увидеть сквозь ссыльно-каторжную Сибирь совсем иное ее будущее: "Что за богатый край сия Сибирь, что за мощный край! Потребны еще века, но, когда она будет заселена, она призвана играть большую роль в анналах мира..."

Здесь один из соавторов, менее склонный к лирике, чем к экономике, настаивает на завершении затянувшегося, на его взгляд, вступления. Ему кажется, что всего несколькими числами можно сказать гораздо больше того, что мы сумели сказать на этих страницах. Вот они, эти числа: 1/3; 8-10 процентов; 80-100 процентов; 20-40 процентов.

Вы что-нибудь поняли, читатель? Так, если мы не утомили вас лирикой и заинтересовали анонимными процентами, то просим прочесть следующую главу.

Рубль посеешь – три пожнешь

2000 строк экономики

Поясняем: 1/3 – столько территории страны занимает Сибирь; 8-10 процентов – таков удельный вес Сибири в производстве продукции и общесоюзной численности населения; 80-100 процентов – именно весь или почти весь прирост производства нефти, газа, алюминия и некоторых других важнейших видов сырья и промышленной продукции обеспечивала стране Сибирь в десятой и будет обеспечивать в одиннадцатой пятилетках; 20-40 процентов – если Сибирь не будет по темпам развития опережать в 1,2-1,4 раза все остальные районы страны, то экономическое развитие всей страны существенно замедлится. Почему?

Такая, в сущности, малость – 8-10 процентов в общесоюзной экономике, и вдруг такая серьезная угроза: спад общесоюзных темпов развития, если не будет обеспечено опережающее развитие Сибири. Не очень верится, не правда ли?

Более того, мы предполагаем, что это наше утверждение кого-то даже раздражит, в ком-то вызовет скептическую улыбку, кому-то покажется голословным.

Мы не только подозреваем о существовании сомнений в целесообразности многих сибирских хозяйственных затей, нам не раз приходилось сталкиваться с сомневающимися в самых разных ситуациях: на научных конференциях и отраслевых совещаниях, в кабинетах хозяйственников и мастерских проектировщиков, в туристских походах и за дружеским столом, в Москве и в Токио, на берегах Черного и Обского морей, в Ту-154 и в Ми-8, в болотах и тундре, в тайге и степи, при минус 60 и при плюс 40 – под одним и тем же сибирским небом. Сомнения опирались и на эмоциональные впечатления, и на отдельные факты, и даже на числовые сопоставления и расчеты и выражали себя, стало быть, во многих формах – от шутки до научной статьи, от злой песенки до обоснования серьезного решения по размещению, скажем, нового предприятия. Но стоит ли говорить о сомнениях в условиях повышенного внимания государства и общества к задачам освоения восточных районов?

Читатель решит это сам, познакомившись с приведенными ниже монологами людей, сердито возражающих против преувеличенно, как им кажется, восторженного отношения к Сибири. Пользуясь авторским правом "сочинять", мы попытались сконцентрировать много раз слышанные нами аргументы и изложить их от имени типовых фигур, за каждой из которых стоит свой опыт взаимодействия с Сибирью и свое к ней отношение. К тому же надо как-то избавляться и от собственных сомнений. Мы покривили бы душой, если бы сказали, что наше собственное отношение к Сибири безоблачно и мы не ведаем сомнений по части решения многих спорных сибирских вопросов. Поэтому...

Поэтому, читатель, в экономическую главу вторгается полемическое отступление, которым мы сознательно затрудняем себе задачу доказать право Сибири на преимущественное развитие, но идем па это для того, чтобы искать доказательства самые неопровержимые, аргументы самые убедительные.

Сердитые монологи

Сейчас каждый, кто любит путешествовать, может посвятить свой отпуск знакомству с великими сибирскими реками: Обью, Енисеем, Леной. Комфортабельный теплоход из Новосибирска, Красноярска или Якутска повезет путешественника на север и будет останавливаться по пути возле старых и новых прибрежных городов, возле крупных сибирских поселков и деревень. И прекрасной возможностью путешествия «по меридиану» каждое лето пользуются тысячи людей, среди которых доля самих сибиряков не так уже велика. Все более охотно проводят в Сибири отпускное время представители европейских районов страны, и для многих такое путешествие оказывается и первым свиданием с Сибирью.

Сибирь очаровывает. Поражает. Радует. Удивляет... Но мы выберем среди путешественников человека, которому в принципе несвойственны подобные ощущения и который все увиденное измеряет по одной шкале ценностей: насколько удобно было бы ему жить в таких условиях. Вот он покидает теплоход "Валерий Чкалов", только что вернувшийся в Красноярск из двухнедельного плавания по Енисею. А кто "он", открывающий для себя Сибирь? Давайте назовем его Экскурсантом.

Экскурсант. "Соблазнили меня друзья посмотреть вашу Сибирь. Не жалею...

Надо это увидеть собственными глазами. Сибирский, что ли, размах природы. Тут, я вам скажу, есть на что посмотреть. Река – так уж с юга на север, через несколько климатических зон, через пороги, то между скал, то по равнине... Кстати, название "Енисей", говорят, пошло от тунгусского "Ионеси", а это значит "большая вода". Что верно, то верно, вода большая, ширина реки перед Енисейской губой доходит до 6 километров и больше, это же за час пешком не перейдешь, и только поперек! Леса так леса, вечером лег – лес, утром проснулся – лес, днем причалили – лес, а шли с хорошей скоростью и без остановок.

Расстояния, конечно, впечатляют. Взять хотя бы этот туристский маршрут: 5 тысяч километров с лишним, а такое ощущение, что ты только по дороге прошел туда и обратно, ничего и не узнав, кроме самой дороги да придорожной жизни.

Надо было увидеть и эти светлые северные ночи: три часа, а солнце высоко над горизонтом, спать невозможно, состояние описать трудно, какое-то тревожно– восторженное. Стихи хочется сочинять, даже если никогда этим не грешил.

Надо было увидеть и пятисотметровый невод, который с таким трудом вытянули в светлую ночь рыбаки и, насупившись, молчаливо выбрасывали обратно в воду несколько не ко времени пойманных осетров и одного здорового тайменя.

Многое надо было увидеть, чтобы сделать личный вывод: приветствую Сибирь как турист и путешественник и отворачиваюсь от Сибири как возможный ее житель.

Послушайте, как можно жить в городе, куда морозы прибывают одновременно, как говорят в Норильске, с арбузами? Как можно жить на земле вечнозеленых помидоров – так называют свою землю жители многих приенисейских поселков? Как можно жить у базара, на котором в середине лета торгуют только красной кислицей по 30 копеек стакан да горьковатыми зелеными огурцами по 4 рубля килограмм?

А это, замечу, типичный базар для енисейского маршрута. Вы скажете: "Это восприятие южанина, человека, взращенного солнцем и фруктами!" Да. Южанину нужно увидеть Север, чтобы еще горячее привязаться к своему благословенному югу. Но зачем вообще жить на Севере?

"Здесь нужно работать", – ответите вы.

Видимо, да. Но давайте все будем жить в более благоприятных во всех отношениях районах нашей страны, а сюда приезжать только на работу. Не на восемь, разумеется, часов, а на день, конечно полярный, и на ночь, тоже полярную. Благо у нас такая большая страна, что мы можем поделить ее на зоны: зона жилая, зона рабочая, зона туристская, зона заповедная...

Вы скажете, что север везде север. Есть он и в европейской части, и на Урале, и в Сибири, и о севере разговор особый; но в Сибири, дескать, есть еще и юг, и центральная, так сказать, часть.

Да, это так, и путешествие "по меридиану", которое я только что совершил, дает возможность как раз посмотреть несколько широтных, что ли, этажей Сибири.

Но, извините за резкость, желания поселиться на каком-нибудь из этих этажей у меня не возникло. Несмотря ни на Дивные горы возле Красноярска, смотреть на которые как раз приятно, но только полюбоваться, ни на сосновые леса по берегам Среднего Енисея. Почему?

Потому, что еще, мягко говоря, слишком скромная жизнь идет на этих берегах. Потому, что степень освоенности этого края – вот что, пожалуй, самое для меня неожиданное, – степень освоенности этого края, по моим впечатлениям, находится разве что на нулевом цикле, а ведь только после его завершения легко и быстро растет здание".

Тут у нас Экскурсанта прерывает Строитель.

"Хотел бы я знать, где это в Сибири легко и быстро растет здание? А я строил на юге Западной Сибири и на севере Восточной, в степи и на болотах и что-то не припомню легких строек".

Но и мы, в свою очередь, прервем Строителя, чтобы оценить монолог Экскурсанта. Возражением ему, как, впрочем, и остальным его сердитым единомышленникам, будет вся наша книга, но кое-что мы обязаны сказать сразу.

Нам в принципе чужд оценочно-взвешивающий взгляд на Сибирь, взгляд без любви, боли и деятельного интереса. Сами мы видим в Сибири огромное и благодарное поле приложения сил во имя добрых преобразований на бесконечной земле нашей Родины. И в этом смысле нам дороже и ближе пусть несколько наивная, но бескорыстная и активная позиция романтика, вдохновленного как раз тем, что так много в Сибири предстоит сделать именно ему.

Был у нас товарищ – геолог и экономист Григорий Борисович Острый. В Сибири знали его сотни и сотни людей. Где бы он ни работал – на енисейском ли Севере, в Новосибирске или в Тюмени, он везде становился душой общественной жизни молодежи. Незабываемы апрельские научно-практические конференции молодых ученых и специалистов в Тюмени, в проведение которых он вкладывал столько изобретательности, сил, фантазии! Именно благодаря ему тюменские апрели 1966-1970 годов были большими праздниками науки и искусства. Вместе с крупными учеными и специалистами съезжались на эти конференции писатели, композиторы, певцы из десятков городов страны, и всем было интересно в атмосфере дерзкой, талантливой молодости, начинавшей "нефтяную одиссею Сибири"...

Кстати, так называется небольшая книжечка Г. Острого, выпущенная в свет издательством "Знание" еще при жизни автора. Да, он трагически погиб. Осталась незащищенной докторская диссертация. Остались статьи, книги, ученики. Остались друзья, традиции и светлая печаль по неугомонному романтику, верному товарищу, неизбывному оптимисту, наделенному особенным даром верить во все хорошее, несмотря ни на какие сиюминутные трудности.

В предисловии к книжке Г. Острый пишет о себе: "Мне необычайно повезло. Сразу после окончания университета судьба забросила меня на север Красноярского края – восточную оконечность Западно-Сибирской равнины, раскинувшейся на миллионы квадратных километров от Урала до Енисея. Здесь уже долгие годы геологи искали нефть и газ, и мне предстояло стать в их ряды".

Ему повезло: он искал нефть в Восточной Сибири, а потом занимался освоением нефтяных месторождений в Западной Сибири. И о Тюмени начала 60-х годов писал одному из своих бывших сокурсников: "Здесь есть размах, здесь огромное новое дело, здесь ты срочно нужен..."

Вот и позиция: здесь ты срочно нужен!

Г. Острый не дожил до 36 лет, но собственной жизнью сумел показать, как велико значение одного хорошего деятельного человека в крае, имя которому – Начало. Начало нового дела, нового города, нового поиска.

Когда-то Г. Острый искал нефть на просторах енисейского Севера, сегодня ее ищут здесь другие, но среди них, к счастью, много людей с именно такой жизненной позицией: хорошо, когда я нужен, и там, где я нужен, должно быть хорошо.

Совсем недавно мы встречались с геологами и геофизиками Восточной Сибири. От Ангары до северных морей, на бескрайних пространствах Эвенкии и Таймыра, в малообжитых и фактически необжитых местах (например, в Байкитском районе в Эвенкии, где на 130 тысяч квадратных километров чуть больше 4,5 тысячи жителей, из которых 3 тысячи живут в районном центре) работают экспедиции треста "Красноярск– нефтегеологоразведка". Сложностей у них хоть отбавляй. База экспедиции в Байките, куда все – от продуктов питания до оборудования – завозится по Под– каменной Тунгуске, судоходной максимум 15 дней в весенний паводок. Весной 1979 года случилось так, что вода поднялась рано, но зато очень быстро спала, и часть судов с одеждой и стройматериалами не успела дойти ни до Байкита, ни до Ванавары. Пришлось целый год обходиться старыми запасами.

С рекой связана и эффективность работы. Как только отойдут буровики от реки на 10-15 километров, тут же снижаются показатели бурения, ибо сказываются бездорожье и отсутствие приспособленного транспорта. А ведь на каждый метр бурения завозится 1 -1,5 тонны груза, а буровая – это, можно сказать, завод в тайге стоимостью в 2,5 миллиона рублей.

На одну из буровых в Эвенкии мы попали в жаркий июльский день, когда тайга по-особому нехороша для человека: безжалостные пауты, удушливый хвойный настой с примесью одуряющих запахов разнотравья удручают, лишают воли и силы. Но люди работали, и работали весело, а начальник Эвенкийской экспедиции Николай Степанович Разинкин, может быть, для контраста рассказывал нам, каково им приходится зимой, когда при минус 45 выходят из строя компрессоры, двигатели внутреннего сгорания, автомобили, тракторы, словом, не выходят из строя только люди, которых природа испытывает тут в диапазоне температур от плюс 40 до минус 50.

Бездорожье, техника, обустройство, кадры, тьма других сложностей и проблем – вот о чем говорил высокий, загорелый, светловолосый и черноглазый геолог, но говорил так, что было ясно – он решит все проблемы, преодолеет все сложности, потому что он мечтает каждый год получать на своем поисковом поле фонтан нефти! Решит потому, что верит в богатство и Щедрость недр Восточной Сибири и понимает, какую ответственность именно на него возложила страна, послав его в край даже "не нулевого цикла освоения", как сказал Экскурсант; потому, что убежден: Тунгусская синеклиза – Юго-Запад – самая перспективная площадка.

Пусть приезжают в Сибирь туристы, пусть любуются ее суровыми красотами и отдают должное ее пространствам и масштабам. Но нам ближе те из них, кто видит в Сибири зону созидания и в ком неосвоенность Сибири вызывает желание взяться за дело.

Пусть приезжают в Сибирь туристы...

Вы слышали и читали не раз: "Тюменская земля – полуторатысячекилометровая строительная площадка", "Красноярский край – огромная строительная площадка" и вообще, "Сибирь сегодня – бескрайняя строительная площадка". Но и вам и нам эти слова уже ничего не говорят из-за бесконечности повторений. Однако без Строителя представить себе Сибирь наших дней невозможно.

Строятся старые города. Хотя применительно к Сибири понятие "старые" весьма относительно, тем не менее приближаются к 400-летию Тюмень и Тобольск, отметили 350-летие Томск и Красноярск, за 300 Иркутску, за 250 Омску, да и "выскочка" Новосибирск отпразднует первое столетие на исходе этого века.

В старых городах – в отличие от новых, числом которых Сибирь, конечно же, превосходит все прочие районы страны, – строятся, кроме предприятий и жилья, еще и театры, университеты, концертные залы, музеи, даже первая очередь первого сибирского метрополитена – в Новосибирске.

Строятся заводы, гидростанции, комбинаты, трубопроводы, тоннели, знаменитая железная дорога от Байкала до Амура, агрокомплексы, аэропорты, речные причалы, словом, "бескрайняя строительная площадка" (неужели лучше не скажешь?), где мы и нашли Строителя, чтобы дать и ему возможность посетовать на трудности сибирской жизни, в которой он играет сегодня одну из первых ролей. Перелопачивая сотни, тысячи, миллионы кубометров сибирской землицы, поднимая этажи над тайгой, степью, тундрой, он поднимается и сам на строительных лесах, и раньше других открывается перед ним панорама созидания в ее самом что ни на есть рабочем виде. Так чем он у нас недоволен?

Строитель. "Сибирь и легкая стройка – сочетание невозможное. И я это понял давно. Есть под Новосибирском Чернореченский цементный завод. Крупный, союзного, что ли, значения. Так вот, 20 лет назад проходил я там сибирскую строительную школу. Была, помнится, задача: возвести так называемые шламбанки. Это почти тридцатиметровые кирпичные стаканы, под ними глубокие железобетонные воронки. Надо было делать их четыре штуки. Строители, как это в Сибири бывает, сплошь и рядом народ сборный, молодой, неопытный, со шламбанками никто раньше дела не имел и, как к ним подступиться, с какого бока подойти, не знал. По проекту должна была быть металлическая скользящая опалубка, а металла нет, да и специальных монтажных бригад для этой цели тоже нет. Что делать? Ломали-ломали горячие головы и надумали сделать опалубку скользящую, но деревянную. Дело новое, сложное, опасное. Малейший перекос – и опалубку не поднимешь, ведь с деревом размер еще труднее держать, чем с металлом. Но опасностью молодых не испугаешь. Короче, работали в три смены, старались и бригадой в 40 человек вывели 4 стакана. В скользящей опалубке бетонировали, а с подвесных лесов вели одновременно кирпичную кладку, работали непрерывно. И неподвижную опалубку сами изготавливали. Только в одну воронку, без стакана, нужно было уложить 170 тонн железобетона! А зима – ну как назло: под тридцать да за тридцать, под тридцать да за тридцать! Юг, называется, Западной Сибири!

Тогда я и понял, что сибирский строитель должен быть сильным – раз. Изобретательным – два. Хитрым и изворотливым – три. Потому что ко всему к этому его вынуждают и природные условия, и условия организации самого строительства. То вы щебенку везете тысячи эдак за две километров, как на тюменском Севере. То вам панели привозят из тридевятого царств тридесятого государства, как, например, в Северо-Байкальск из Ленинграда. То ваши металлоконструкции по ошибке вместо Якутии завозят в Амурскую область, по соседству, так сказать! Благо кругом строят. А природа что делает?

Строили первый крупнопанельный дом в Нерюнгри. И на "нулевке" же сюрприз. Дом по проекту "садился" на скалу – подарок своего рода в условиях вечно– мерзлого грунта. Так что вы думаете? Половину фундамента сделали и... скалу потеряли. Как не было! Жидкая грязь. Строительство затянулось, и блин этот таким комом выходил!

Тут, конечно, легко возразить: при чем, мол, в этой ситуации природа, она везде – что в Средней Азии, что на Камчатке – заставляет людей приспосабливаться, и не она виновата, что скала потерялась, а люди, которые рисовали на бумаге несуществующую скалу. Но на это возражение есть встречное: сколько тысяч лет люди живут на земле Ташкента или Ашхабада и то еще не познали по-настоящему характера этой земли, и она их время от времени так удивляет, если не сказать больше. А что же говорить о Сибири, где сплошь и рядом дома строятся на земле, ни разу за века своей жизни не державшей ни одного дома? И я, например, ничуть не виню ни изыскателей, ни проектировщиков, принявших промерзшую землю за скалу. Это чертова мерзлота такая разная, такая коварная, что от нее так и жди подвоха на каждом шагу. С домом пример хоть и маленький, но для Сибири, как мне кажется, типичный.

То и дело мы в Сибири суемся в воду, не зная броду: начинаем стройку, а что почем – познаем на собственной шкуре, да иной раз так, что без шкуры, грубо говоря, и остаемся.

Представьте, вы построили многоэтажный дом, и не где-нибудь, а за Полярным кругом, куда лес, кирпич, цемент доставляли по воде, а то и самолетом, где уже в сентябре вы не без удовольствия влезаете в полушубок, где на окна ставят тройные рамы, где строят на ветру, который в буквальном смысле несет человека по улице, и нужно протягивать вдоль улицы специальные веревки, чтобы люди могли передвигаться без опаски, и так далее и тому подобные подробности жизни Севера, цену которым можно понять только ценой собственных лишений и трудностей. И вот именно в таких условиях вы построили девятиэтажку. Вручили людям ключи от долгожданных квартир. Все счастливы – и строители и новоселы. Девятиэтажка "утепляет" суровую северную обстановку в полярную ночь цветными занавесками на окнах, уютными огнями семейных очагов, словом, да здравствует строитель крепости тепла, комфорта, благополучия!..

Прошло полгода, и вы, строитель, пробегаете мимо этой девятиэтажки, низко опустив голову, вам хочется кричать от обиды, злости, бессилия, вы ненавидите себя, свою профессию, эту проклятую землю, с которой вас соединила судьба.