Текст книги "Заветы предательства"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

Соавторы: Гэв Торп,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Ник Кайм,Джон Френч,Гай Хейли,Дэвид Аннандейл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Я молчал – еще не пришел в себя после сна и болезни. Никак не мог различить лицо владыки, а в голосе его звучали диковинные тревожащие нотки. Лежа на мехах, я чувствовал, как слабо вздымается и опадает моя грудь.

– Тебя будут обучать, как и остальных, – произнес он. – Ты должен понять, как владеть своим даром. Узнать, когда можно и когда нельзя применять его. При этом ты всегда будешь подчиняться моему слову. Никто другой не вправе указывать тебе, как пользоваться твоими умениями.

Я глядел, как его губы шевелятся в искристой темноте. Пока он говорил, передо мной мелькали обрывки видений с горы. Я снова видел разбитые корабли, пылающие среди звезд. Когда он завел речь о завоеваниях, мне вспомнились символы на кусках обгорелого металла.

Волк. Многоглавая змея. Разряд молнии.

– Я принес в этот мир новый способ сражаться, – сказал он. – Двигаться быстро, оставаться сильными, никогда не отдыхать. Когда Алтак станет нашим, принесем такую войну в земли кидани. После – в каждую империю между небом и землей. Все они падут, ибо они больны, а мы здоровы.

Сердце тихо стучало у меня в груди. Щеки горели от лихорадки. Слова Хана я слышал будто во сне.

– Все империи рушатся, – произнес он. – Все империи чахнут. Вот урок, выученный нами. Вот урок, который должен выучить ты.

Когда он говорил, шрам на его лице двигался. В кроваво-красном свете метка казалась живой, словно бледная змея, присосавшаяся к коже.

– Мы не станем служить империям. Мы будем оставаться в движении. У нас не будет центра. Где мы – там и центр.

Я осознавал, что Хан говорит мне нечто важное, но был слишком молод и недужен, чтобы понять его. Лишь позднее, намного позднее, я сумел поразмыслить над его речами и увидеть их истинную суть.

– Будешь ли ты служить мне, Таргутай Есугэй?

Тогда вопрос показался мне риторическим. Я был ребенком, не представлял, как долго может прожить человек и кем он способен стать. Думал, что на кону стоит нечто обычное – моя жизнь, распри между кланами, древний круговорот войны на Алтаке.

Сейчас, зная то, что я знаю… не уверен. Возможно, уже тогда он предлагал мне выбор.

– Да, мой хан, – ответил я.

Он долго смотрел на меня, глаза его блестели в кровавом свете.

– Значит, теперь ты из талскаров, и тебя пометят, как всех нас. Ты станешь носить на лице белый шрам, и все научатся испытывать страх перед тобой.

Отблески пламени дрожали на его броне цвета кости.

– Пока что мы никому не известны. Так будет не всегда. Придет день, и мы выйдем на свет, сражаясь так, как я научу тебя.

Его глаза, словно драгоценные камни, пылали в ночи голодным огнем безбрежных стремлений.

– И когда тот день настанет, когда мы наконец откроем себя, истинно говорю тебе, задын арга, – сами боги склонятся пред нами.

VI. ИЛИЯ РАВАЛЛИОН

Есугэй пришел за мной пять дней спустя, как и обещал. Тем временем я колесила без дела по улланорским пустошам, пытаясь найти себе полезное занятие. Удача мне не улыбнулась – флоты уже начинали покидать орбиту. Эта война закончилась, им поставили новые боевые задачи.

Я составляла описи, направляла отчеты руководству, читала заметки, сделанные после встречи с грозовым пророком.

Вызов пришел без предупреждения. Я сидела в комплексе Мьерта над какой-то скверно составленной инфосводкой, и тут завибрировала моя комм-бусина закрытой связи.

– Вы получите аудиенцию, генерал Раваллион, – прозвучало сообщение. – Будьте готовы через час. Направляю к вам транспортник.

Не представляю, как Есугэй получил доступ в сеть Департаменто. Первое, что я ощутила, – как желудок скручивается в тугой комок. Я служила во многих зонах боевых действий и отстаивала свои позиции перед немалым числом могущественных полководцев, поэтому не считала себя нервозной и легко внушаемой, но теперь…

Это ведь был примарх, один из сыновей самого Императора.

Я попыталась вообразить, как выглядит Хан. О примархах рассказывали много разного – что они всегда окружены светом, что их доспехи сияют ярче солнца, что каждый из них способен убить словом или жестом, а взглядом может содрать кожу и переломать кости.

Времени на раздумья было вполне достаточно. В привычной для Белых Шрамов манере их челнок опоздал. Когда он наконец приземлился, то поднял облако пыли на севере, у самой границы комплекса. Увидев из окна его белые борта и красно-золотой символ молнии, я испытала новый приступ робости.

– Держи себя в руках! – произнесла я вслух, в последний раз поправила пояс с недавно приобретенным оружием и направилась к судну. – Он просто человек… Нет, нечто большее. Что же он тогда? Плоть и кровь. Человеческое существо. Один из нас.

Но я даже не знала, правда ли это. У меня всегда были трудности с точной категоризацией.

– Он на нашей стороне, – подобрала я формулировку, и мне заранее стало не по себе.

Летательный аппарат представлял собой космический челнок для ближних рейсов «Горта-РВ», вариант для Легионес Астартес, поздняя модель. Я все о нем знала. Мысленно разобрала его до мелочей, и настроение улучшилось.

Есугэй ждал меня в пассажирском отсеке. В своей броне цвета слоновой кости он казался громадным в тесном помещении. Когда я взобралась по рампе, Таргутай поклонился мне.

– Вы в порядке, генерал Раваллион? – спросил он.

Я поклонилась в ответ, стараясь скрыть беспокойство. Подозреваю, что безуспешно.

– В полном, Есугэй, – ответила я. После долгих изысканий мне удалось выяснить, что грозовых пророков не титуловали «ханами». У них вообще не было титулов – обращение по имени или должности, кажется, считалось достаточным. – Спасибо еще раз, что устроили встречу.

Десантная рампа закрылась позади меня под скулеж сервоприводов. Прозвучал глухой лязг герметизации шлюза, и заработали турбины челнока.

– Не за что, – он сел, прислонившись к металлической стене.

Внутри транспорт был рассчитан на размеры космодесантников, и все в нем, даже скамьи и страховочные ремни, оказалось слишком большим для меня. Я уселась напротив Таргутая и стала возиться с фиксаторами, едва касаясь ногами пола. Грозовой пророк не стал пристегиваться и безмятежно сидел, положив латные перчатки на колени.

– Можно спросить, генерал, – произнес он, – вы раньше встречались с примархами?

Двигатели набирали мощность, и за крохотными смотровыми щелями вздымались клубы пыли.

– Нет, – призналась я.

– О.

Челнок с приглушенным ревом оторвался от земли, несколько мгновений повисел над бетонной площадкой и начал набирать высоту. Боковым зрением я видела, как внизу уменьшаются сухие долины Улланора.

– Раз так, позволите дать совет? – спросил Есугэй.

Я невесело улыбнулась. Мне уже становилось не по себе от вибрации, что волнами прокатывалась по телу, а стены пассажирского отсека дрожали, как обтяжка на барабане. Мы поднимались очень быстро, и мне пришло в голову, что пилоты не привыкли возить обычных людей.

– Прошу вас, – ответила я. – Никто другой мне их не давал.

– Обращайтесь к нему «Хан». Мы называем его иначе, но для вас так будет правильно. Когда начнете говорить, смотрите ему в глаза, даже если окажется трудно. Потрясение от первой встречи будет… сильным. Но оно пройдет. Примарх не станет запугивать вас. Не забывайте, ради чего он был сотворен.

Я кивнула; от стремительного подъема у меня кружилась голова. Надежно опершись руками о края сиденья, я почувствовала, что ладони в перчатках вспотели.

– Знающие люди говорили мне, что Хан не похож на братьев, – продолжил Таргутай. – Его бывает сложно понять, даже нам. На Чогорисе мы охотимся с птицами, которых называем беркутами. У него душа, как у этих хищников, – беспокойная, устремленная вдаль. Иногда его речи кажутся странными. Может показаться, что он насмехается над тобой.

Небо за иллюминаторами почернело, вспыхнули крохотные точки звезд. Челнок невероятно быстро поднялся в верхние слои атмосферы. Я попыталась сосредоточиться на словах Есугэя.

– Запомните главное, – добавил он. – Беркут никогда не забывает порядок охоты. В конце он всегда возвращается на руку, что выпустила его.

Я кивнула, испытывая легкую дурноту.

– Запомню.

Тут же я впервые заметила далеко впереди наш пункт назначения: военный космолет, громадный, покрытый боевыми шрамами, с изогнутым носом белого цвета. Его габаритные огни мерцали в пустоте.

Название этого космолета было известно мне по записям: «Буря мечей».

«Флагманский корабль. Гигантский. Модернизирован для увеличения скорости – колоссальные двигатели. Есть ли на это санкция Марса?»

Я знала, что он внутри. Там он ждал меня.

– Постарайтесь понять его, – спокойно сказал Есугэй. – Может, вы ему даже понравитесь. При мне и не такие диковины случались.

Мы сели в одном из ангаров «Бури мечей», после чего дела пошли быстро. Таргутай указывал дорогу, и мы шагали по длинным палубам, поднимались на лифтах, пересекали огромные залы, заполненные слугами и сервиторами. Я слышала песни на неизвестном мне языке, а из служебных коридоров звучали отголоски смеха. Во всем корабле ощущалась атмосфера буйной, добродушной, немного хаотичной активности. На нем пахло лучше, чем на армейских крейсерах, к которым я привыкла, и от чистых натертых полов тянулся легкий аромат, похожий на благовония. Все отсеки были ярко освещены и обильно украшены в цветовой гамме легиона – белой, золотой и красной.

Добравшись до покоев Хана, я уже не понимала, как далеко прошла, – великанские линкоры были скорее городами, чем военными кораблями. Наконец мы остановились перед двойными дверями, выложенными слоновой костью. Их охраняли двое огромных стражей в нескладной церемониальной броне, и я опознала древние «Громовые»[7]7
  «Громовой» доспех – негерметичная броня типа I, которую носили Громовые Воины.


[Закрыть] доспехи, значительно измененные и отделанные золотом. В отличие от Есугэя, охранники были в шлемах – позолоченных, с прорезями для глаз и султанами из конских хвостов.

При виде грозового пророка они поклонились, после чего взялись за массивные бронзовые ручки дверей.

– Готовы? – спросил Таргутай.

У меня гулко колотилось сердце. Из щелей под створками сочился свет.

– Нет, – сказала я.

Двери открылись.

Долю секунды я совершенно ничего не видела. Мне представилось нечто размытое, вроде светового ореола, который плясал передо мной, словно отражаясь в воде. Я чувствовала поток невероятной мощи, немыслимой энергии, которая пылала и билась в оковах, словно плазма в экранированном ядре реактора.

В тот момент я не совсем понимала, вижу ли его таким, каков он есть, – возможно, мой свежий взгляд, пронзив некую тщательно сплетенную завесу обмана, проник в истинную суть примарха, – или на мое восприятие просто повлияла дурнота от подъема с Улланора.

Знала я только одно: нужно держаться на ногах и не закрывать глаза. Есугэй говорил, что шок пройдет.

– Генерал Илия Раваллион из Департаменто Муниторум.

Как только Хан заговорил, обстановка в помещении обрела четкость, как на старинной пиктографии, которую проявляли в ванночке с химикатами. Покои оказались просторными, с великолепными высокими окнами; через них проникал свет улланорского солнца.

Я неловко поклонилась.

– Хан, – мне не понравилось, как пискляво прозвучал мой голос в сравнении с его богатым тембром.

– Садитесь, генерал, – сказал примарх. – Вот кресло для вас.

Направившись к сиденью, я начала осматриваться по сторонам. Стены были отделаны гладкими темными панелями из материала, похожего на терранское красное дерево. На полу лежал толстый ковер с грубо вытканными изображениями засушливых степей и всадников-копьеносцев, приникнувших к седлам. Имелся древний книжный шкаф, уставленный старыми книгами в кожаных переплетах. На стенах висело оружие – мечи, луки, кремневые ружья, броня из других эпох и с иных планет. На меня накатила волна запахов, земляных и металлических, пронизанных едкими ароматами замши, пылающих углей и полировальных жидкостей.

Я села в приготовленное для меня кресло. На каминной полке слабо тикали антикварные часы, где-то очень далеко и очень тихо гудели двигатели звездолета.

Только тогда я набралась отваги и посмотрела на Хана.

У него было такое же смуглое, словно выдубленное лицо, как у Есугэя. Худощавое, благородное, светящееся яростным умом – и гордое. Голову он брил начисто, за исключением длинного чуба, черного как сажа и стянутого золотыми кольцами. Под орлиным носом на обветренной коже примарх носил усы. Глаза, что сидели глубоко под выступающими бровями, мерцали подобно жемчужинам в бронзовой оправе.

Сидел он в свободной позе, вытянув громадное тело в кресле размером вдвое больше моего. Одну руку, обтянутую перчаткой, Хан держал на подлокотнике из слоновой кости, другую расслабленно свесил за край. Мне представился образ альфа-самца из семейства кошачьих, который, развалившись в тени под деревом, сберегает свои исполинские силы в промежутке между охотами.

Я едва могла двигаться. Сердце билось, как молот.

– Итак, – Хан аристократично, по-светски растягивал слова, – о чем вы желаете говорить со мной?

Собираясь ответить, я взглянула в его блестящие глаза. И в этот миг, вздрогнув от ужаса, осознала, что ничего не помню.

Тогда к нам присоединился Есугэй. Встав у плеча примарха, он сдержанно разъяснил тому обстоятельства нашей встречи на Улланоре. Позже я узнала, что Таргутай все время оставался рядом со мной, на случай если меня захлестнут чувства. Никогда не забуду его доброты.

Пока задын арга говорил, а Хан отвечал, я пришла в себя, выпрямилась в кресле и вспомнила свое задание до мельчайших подробностей. Даже тогда меня поразила ирония происходящего: моя память, то единственное, на что я всегда могла положиться, мгновенно изменила мне при виде примарха.

– Так чего еще они хотят от нас? – более сухо спросил Хан, по-прежнему обращаясь к Есугэю. – Больше завоеваний? Быстрее?

В его тоне звучали нотки усталого главы общины, который вынужден заниматься пустяковыми делами, недостойными его высокого положения. В отличие от Таргутая, он превосходно говорил на готике, хотя и с тем же глухим акцентом, что грозовой пророк.

– Господин, – начала я, надеясь, что голос не задрожит, – Департаменто полностью удовлетворен динамикой успехов Пятого легиона.

Хан и Есугэй разом повернулись ко мне.

Я сглотнула пересохшим горлом.

– Проблема совершенно в ином, – продолжила я, с трудом выдерживая взгляд примарха. – Старшие стратеги испытывают затруднения при попытках выстроить достаточно точную картину ваших передвижений. Это влияет на многое. Мы не можем снабжать вас так, как хотели бы. Мы не можем координировать ваши усилия с сопровождающими армейскими полками. Вам предписано встретиться с Девятьсот пятнадцатым экспедиционным флотом, но у нас до сих пор нет подтвержденной информации о ваших дальнейших действиях.

Лицо Хана напоминало маску. Его выражение не изменилось, хотя я ощутила недовольство примарха.

Ситуация стала нелепой. Хан был абсолютным воином, машиной, созданной Императором для уничтожения миров. Он не хотел обсуждать каналы снабжения.

– Генерал, вы думаете, что до вас никто на это не жаловался? – спросил примарх.

Его тон – расслабленный, вежливый, безразличный – подавлял меня. Сомневаюсь, что Хан поступал так умышленно, но результат оставался тем же.

«Они могут убить словом».

– Нет, господин, – я пыталась сохранять спокойствие, твердо решив придерживаться задания. – Мне известно о семнадцати посланиях легионного уровня, направленных с Терры вашему командному составу.

– Семнадцать, да? – примарх лениво опустил веки. – Я потерял им счет. И что вы собираетесь добавить к ним?

– Прежние делегации не имели чести говорить с вами лично, господин. Я надеялась, что если смогу объяснить положение более ясно, то мы сумеем разработать уточненную схему материально-технического обеспечения.

Произнеся фразу «уточненная схема материально-технического обеспечения», я осознала, что все пропало. Хан уставился прямо на меня, наполовину озадаченный, наполовину раздраженный. Слегка изменил позу, и даже это еле заметное движение показывало, насколько бесплодны мои попытки.

Он ненавидел сидеть на месте. Ненавидел разговоры. Ненавидел пребывание в четырех стенах боевого корабля. Мечтал начать кампанию, забыться в преследовании врага, высвободить свою феноменальную мощь в бесконечной погоне.

«Он никогда не забывает порядок охоты».

– Вы терранка? – спросил Хан.

Вопрос был совсем неожиданным, но я помнила слова Есугэя и даже не моргнула.

– Да, господин.

– Так я и предполагал. Вы мыслите как терранка. У меня в легионе есть воины с Терры, и они думают схожим образом.

Он немного подался вперед в кресле и сцепил перед собой руки в перчатках.

– Вот чего вы хотите, – заявил Хан. – Вы хотите, чтобы каждый легион маршировал от Терры в четком строю, шагал тяжело, как адуун, оставлял за собой ведущий к родному миру след, по которому можно было бы отправлять конвои с оружием и пайками. Вы мыслите так, поскольку ваша планета сложно устроена – там есть города, оседлые народы, и ее требуется держать в узде.

Примарх был прав. Именно этого я и хотела.

– Мы такого не хотим, – продолжил он. – На Чогорисе мы научились сражаться, не имея центра. Мы берем наше оружие и скакунов с собой. Перемещаемся, как подсказывает нам ход войны. Не связываем себя ничем – мы никогда так не делали.

Говоря, он не сводил с меня глубоко посаженных глаз и не повышал голос. Он не гневался, его тон оставался спокойным, как у строгого родителя, который объясняет ребенку простую вещь.

– Мы бились с армиями, что превосходили нас числом. Подвижность была нашим преимуществом. Они не могли ударить нас в центр, поскольку мы не имели центра. Мы запомнили этот урок навсегда.

Теперь я поняла, почему все наши делегации не произвели впечатления на Хана. Белые Шрамы были неорганизованными не по легкомыслию – они принципиально действовали так, следуя своей военной доктрине.

Возможно, тогда мне следовало промолчать, признать собственную неудачу, но я не собиралась пускать дело на самотек. Одно дело – сражаться в седле на Чогорисе, совсем другое – участвовать в Крестовом походе из триллионов бойцов по всей Галактике.

– Но, господин, – ответила я, – после Улланора у врагов нет больших армий. Мы наступаем, а не обороняемся, и здесь необходима координация. И, прошу прощения, но вы наверняка согласитесь, что Терре ни что не угрожает. Не осталось противников, способных повредить нам.

Хан бросил на меня ледяной утомленный взгляд. Моя речь его не впечатлила. Я ощутила всю тяжесть разочарования примарха, и вынести ее было непросто.

– «Не осталось противников, способных повредить нам», – тихо повторил он. – Интересно, Есугэй, сколько раз, в скольких ныне забытых империях произносились эти слова?

Хан уже не обращался ко мне. Он двигался дальше, обсуждал пути истории с сородичем. Меня отбросили в сторону, как и всех остальных, кто пытался затянуть примарха в жесткую иерархию Империума. Я была для него никем; труды Департаменто были для него ничем. Долгие месяцы перелетов, изысканий, приготовлений – все завершилось ничем.

Я страшно злилась на себя и кипела от негодования. В тот момент мне казалось, что я никогда больше не встречусь лицом к лицу с настолько великим и могучим воином. Что я упустила возможность повлиять на него.

Как оказалось, и то и другое было неверно.

Он ворвался в покои без предупреждений и объявлений. Хлопнули распахнутые двери, заставив меня вздрогнуть.

Он пронесся по залу, облаченный в толстую мантию из волчьих шкур, которая развевалась в ритме его грохочущих шагов. Броня воина, отделанная кованой бронзой, сверкала жемчужными разводами белого золота, а на нагруднике глянцевито поблескивало гранатовокрасное око. Гостя словно бы окружал ореол величия во всех его проявлениях – телесном, умственном и духовном. У него была молодцеватая походка солдата, уверенная и полная жизни.

Конечно, я видела пикты с ним. Все мы видели. Но я никогда не думала, что столкнусь с ним вплотную, окажусь в присутствии личности, о которой рассказывали легенды и шепотом передавали слухи.

Сжавшись в кресле, я крепко стиснула подлокотники от страха, что потеряю сознание или совершу какую-нибудь глупость.

Хан блеснул улыбкой и вскочил на ноги, спеша приветствовать воина. Он мгновенно забыл обо мне – сером пятнышке на роскошной картине воссоединения богов.

– Брат мой! – обнял гостя Хан.

– Джагатай, – ответил Хорус Луперкаль.

Мое сердце бешено стучало в груди. Меня ужасала мысль, что один из примархов повернется и спросит, почему я до сих пор сижу здесь. Я хотела уйти, но не осмеливалась шевельнуться без разрешения, поэтому оставалась в кресле, мечтая, чтобы оно свернулось вокруг меня.

Я должна была преисполниться благоговейной радости при виде магистра войны. Должна была расцвести от гордости и признательности за то, что я, одна из триллионов смертных, оказалась в присутствии избранных сынов Императора. Но почему-то не испытывала ничего, кроме страха. У меня побелели костяшки пальцев. Я молчала, и мне мерещилось, что в покоях гуляет морозный ветер, а моя душа дрожит от принесенного им холода.

Есугэя представили Хорусу, и грозовой пророк даже бровью не повел, оставшись таким же спокойным и флегматичным, как всегда. Затем взор Луперкаля – его грозный, ищущий взор – оторвался от Хана и остановился на мне.

У меня как будто остановилось сердце. Я не могла ничего сделать, даже отвернуться. Меня охватил беспримесный первобытный ужас жертвы, осознавшей, что ей нет спасения.

– А кто она? – спросил магистр войны.

Джагатай положил ему руку на плечо.

– Одна из бюрократок Сигиллита, – Хан кратко взглянул в мою сторону. – Она здесь по моему разрешению.

Когда они отвернулись и возобновили разговор, на моем сердце словно бы разжались стальные тиски.

Если с Ханом было сложно общаться, то Хорус просто потрясал. Телосложением примархи походили друг на друга – возможно, Джагатай даже был чуть выше, – но мне сразу стало очевидно, почему Император избрал Луперкаля своим орудием. Размашистые жесты магистра войны, открытость его лица, ощущение непринужденной властности, словно излучавшееся в покои с его великолепной брони, – они объясняли все. Даже охваченная безотчетным удушливым страхом, я понимала, почему люди поклоняются ему.

И пыталась соотнести то, что видела, с тем, что чувствовала. Очевидно, Хан и Хорус были братьями. Они говорили и поддразнивали друг друга, как братья, рассуждали о непостижимых для меня вопросах галактического уровня, словно о пустяках, шутили и переругивались на эти темы. Джагатай был властным, вдумчивым, строгим, царственным.

Луперкаль был… иным.

Встреча между ними оказалась краткой. Когда я дерзнула прислушаться к беседе, она уже заканчивалась.

– И все-таки, брат, поверь мне – я стыжусь этого, – с извиняющимся видом сказал Хорус.

– Не нужно, – ответил Хан.

– Если бы имелся другой выбор…

– Не надо ничего объяснять. В любом случае я уже дал тебе слово.

Магистр войны благодарно взглянул на Джагатая.

– Знаю. Твое слово очень многое значит. Уверен, что и для Отца тоже.

Хан поднял бровь, и Луперкаль расхохотался. От смеха его черты словно бы разгладились. Хорусу привычна была открытая, страстная манера поведения, словно в его воинственной душе каким-то образом отражалось величие или совершенство воли Императора.

– Все не так плохо, – заявил магистр войны. – Чондакс – пустошь, там раскроются сильные стороны твоего легиона. Охота тебе понравится.

Джагатай вполне искренне кивнул, хотя мне показалось, что это был жест человека, искавшего положительные моменты в скверной ситуации.

– Мы не жадны до славы, – ответил он. – Остатки армии Уррлака нужно истребить, и мы подходим для этого. Но что потом? Вот о чем я беспокоюсь.

Луперкаль стиснул плечо Хана латной перчаткой. Даже в столь простом движении – легкое изменение позы, взмах рукой снизу вверх – проглядывала ловкость воина. В любом его жесте сквозили немыслимая грациозность, восхитительная эффективность и плотно сжатая мощь – изобильная, уверенная в себе. Оба примарха были существами иного, более возвышенного плана реальности, и оковы смертного мира едва держались на них.

– Потом мы будем вновь сражаться вместе, ты и я, – ответил Хорус. – Давно такого не было, и я скучаю по тебе. С тобой всегда просто, жаль, что ты любишь скрываться.

– Обычно меня находят, в конечном счете.

Магистр войны иронически взглянул на него.

– Да, в конечном счете, – затем Луперкаль посерьезнел. – Галактика меняется. В ней возникает многое, чего я не понимаю, и многое, что мне не нравится. Воинам нужно держаться рядом. Надеюсь, что ты откликнешься на мой зов, когда придет час.

Примархи посмотрели друг другу в глаза. Представив, как они сражаются вместе, я слегка вздрогнула от подобной картины. Пред их союзом пошатнулись бы основы Галактики.

– Ты знаешь, что откликнусь, брат, – произнес Хан. – Так всегда было между нами. Ты зовешь – я прихожу.

В голосе Джагатая звучала искренность, он верил в то, что говорил. Также я разобрала обожание и теплоту. Все эти чувства были родственны между собой.

Я затаила дыхание – мне почему-то представилось, что происходит нечто значительное, нечто необратимое.

«Ты зовешь – я прихожу».

Затем братья вместе вышли из залы, шагая в ногу, захваченные разговором. Есугэй последовал за ними.

Воцарилось спокойствие. У меня в ушах отдавался стук сердца, кажущийся громким, как тиканье часов. Еще долго я не могла сдвинуться с места, медленно освобождаясь от липкого ужаса. Когда мне наконец удалось разжать пальцы на подлокотниках, меня по-прежнему била дрожь. В голове мелькали мысли и образы, теснившиеся в бешеной круговерти ошеломительных впечатлений.

Я не сразу осознала, что меня бросили в недрах боевого корабля легиона, откуда мне самой вряд ли удалось бы отыскать обратный путь. Скорее всего, мое звание в таком месте мало что значило.

Но это было еще не самое худшее. Я увидела, пусть мельком, как в действительности управляется Великий крестовый поход, и моя крохотная роль в нем оказалась даже более незначительной, чем думалось мне. Мы, люди, были ничем для этих закованных в доспехи богов.

Когда я поняла это, сама идея споров с примархом о военной стратегии показалась мне уже не тщеславной, а безумной.

Но все же я увидела их. Сделала то, ради чего бесчисленные кадровые солдаты с радостью отдали бы жизнь. Это чего-то да стоило, несмотря на итоговую неудачу.

Я неуверенно поднялась с кресла и собралась с силами перед тем, как выйти в коридор. Меня не радовала перспектива встречи с охранниками у дверей.

Оказалось, что я зря беспокоилась. Есугэй вернулся, бесшумно проскользнув в покои, и одарил меня заговорщицкой улыбкой.

– Ну, – сказал он, – неожиданно вышло.

– Да уж, – еще слабым голосом отозвалась я.

– Примарх и магистр войны, – добавил Таргутай. – Вы хорошо держались.

Я рассмеялась, в основном из-за схлынувшего напряжения.

– Правда? Я чуть сознания не лишилась.

– Бывает, – ответил Белый Шрам. – Как ощущения?

– Выставила себя дурой, – я закатила глаза. – Зря потратила время – ваше время. Простите.

Есугэй пожал плечами.

– Не извиняйтесь. Хан ничего не делает зря.

Он осторожно посмотрел на меня.

– Вскоре мы отбываем на Чондакс, – продолжил Таргутай. – Надо поохотиться на орков. Хан знает, что нам предстоит, и он прислушался к вам. Он просил передать, что если вы пожелаете, то можете присоединиться к нам. Нашему курултаю нужен опытный советник, такой, что не боится говорить правду, которую не желают слышать.

Легионер снова улыбнулся.

– Мы знаем наши слабости. Все меняется, и мы должны измениться. Что думаете?

На мгновение я не поверила своим ушам. Решила, что Есугэй шутит, но тут же подумала, что он не из шутников.

– А вы летите на Чондакс? – спросила я.

– Не знаю. Может, скоро узнаю. Так вот, присоединиться к нам непросто. У нас есть обычаи, диковинные для посторонних. Возможно, вам будет лучше в вашем Департаменто. Если так, мы поймем.

Пока Таргутай говорил, я приняла решение.

Во мне вспыхнуло будоражащее чувство прыжка в неизведанное, нечто столь же нехарактерное для меня, как и временная забывчивость в разговоре с Ханом. Учитывая события последней пары часов, несложно было поверить, что судьба дает мне возможность что-то сделать со своей жизнью, уйти от роли безымянной шестеренки в бесконечном механизме.

– Вы правы, говоря, что я не понимаю вас, – сказала я. – Мне почти ничего о вас неизвестно.

Я старалась ровно произносить слова, чтобы показаться более уверенной, чем на самом деле. Мне хотелось смеяться, наполовину от восторга, наполовину от страха.

– Но я могу научиться, – добавила я.