Текст книги "Заветы предательства"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

Соавторы: Гэв Торп,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Ник Кайм,Джон Френч,Гай Хейли,Дэвид Аннандейл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Адепты Механикум обозначили их «нелингвальными носителями шифра».

Вёлунд же звал их «криптосами».

Они сидели на корточках в развалинах рудного комбината, превратившегося в бурлящее болото шипящих нефтехимикатов и токсичных газов. Расположенный среди возвышающегося леса передающих башен, что трещали и искрились разрядами электричества, этот очистительный завод стал конечным пунктом, куда мог их доставить ферровор. Существо пронесло двух воинов сквозь защитные рубежи вокруг храма кузницы, за увешанные трупами жилые башни и опустошенные огнем мануфактории, где гуляло эхо машинного канта, превращающегося по мере искажения в шум статических помех. Они видели мастерские, где гремели молоты строительных машин, обретших новую цель. Ослепительно серебристый с золотом ландшафт постепенно сменялся выжженным металлом и алтарями из запятнанной кровью бронзы.

Десятки ферроворов расхаживали по окрестностям, но ни один даже не взглянул в их сторону благодаря манипуляциям Вёлунда с энергетическим излучением их «транспорта». Патрули смертных и техники торопились убраться с их пути, прекрасно понимая, что ферроворы – создания непредсказуемые и запросто могут обратить свой голод на союзников так же, как на врагов. Существо знало безопасные маршруты по минным полям, слепые зоны датчиков движения и обладало достаточной ловкостью, чтобы преодолевать лазерные ловушки.

За башнями ретрансляторов лежало огороженное стенами сердце храма кузницы – массивное нагромождение кубов, пирамид и сфер. На сводчатых крышах маслом и кровью были намалеваны странные символы и мистические уравнения. Священная архитектура Омниссии была осквернена неэвклидовой геометрией и извращенной эшеровской алгеброй.

Ферровор приник к земле сразу за башнями, и его свирепый механический рык утонул в их пронзительном басовитом гудении. По меньшей мере пять десятков таких же существ патрулировали изуродованную пустошь на месте разрушенных заводов вокруг храма в сопровождении нескольких сотен вооруженных солдат с модифицированной ауспик-экипировкой скитариев.

– Оборонительные башни, пикт-сканеры, датчики движения, зоны перепада давления, перекрестные области огня. И всего один вход, – одну за другой отмечал защитные меры Шарроукин. Он лежал на животе в тени, глядя сквозь затемненные магнокуляры. – Судя по уровню охраны, наш источник не солгал. Криптос здесь.

– И ты знаешь, как нам все это обойти? – поинтересовался Вёлунд, припав на колено за гигантской керамитовой тарелкой, свалившейся с поврежденной башни. Болтер он держал у плеча, хотя ствол и прицел были убраны.

– Думаешь, сможешь разобраться с пятьюдесятью ферроворами? – вопросом на вопрос ответил Шарроукин.

– Нет, но будь с нами рота Железных Рук, могли бы попробовать пробиться силой.

– Здесь не годится ломиться в двери и размахивать оружием. Пойдем напролом – и криптосу в ту же секунду вышибут мозги.

– Тогда как нам, по-твоему, попасть внутрь?

– Никак, – констатировал Шарроукин. – Незаметно это сделать невозможно.

– Получается, мы здесь лишь впустую тратим время? – прошипел Вёлунд. – Я думал, вы, Гвардия Ворона, эксперты по таким делам, как скрытное проникновение в обход вражеской обороны.

– Да, это так, но иногда проникновение попросту невозможно. Порой защита настолько плотная, что никакими тактическими хитростями ее не обойти.

– И что дальше?

– А то, что если мы не можем попасть внутрь, то заставим врага вывести криптоса наружу.

Учитывая разруху вокруг кузницы, найти оголенный инфоканальный кабель, соединяющий храм с планетарной сетью, труда не составило. Большая часть проводки была повреждена или оплавлена до невосстановимого состояния, но несколько связок маслянистых кабелей еще работало, и на них Вёлунд сосредоточил свои усилия. Из его резной перчатки выдвинулось множество зажимов и щелкающих устройств, и даже крошечная искорка коронного разряда, проскочившая между приборами, заставляла Шарроукииа нервничать.

– Они же не заметят нас, правда?

– Если ты не будешь отвлекать меня, – сказал Вёлунд, присоединив кабель из связки к квадратному устройству у себя на поясе. Шифратор Механикум зажужжал, разбирая высокоуровневое кодирование достаточно аккуратно, чтобы избежать обнаружения.

– Получилось, – сообщил Вёлунд, когда его шифратор зашипел двоичным кодом. – Высокоуровневая ноосферная связь… Все самое лучшее для криптоса.

– Полегче, – предостерег товарища Шарроукин. – Если предателям хотя бы покажется, что мы здесь, всей миссии конец.

– Не надо думать, что раз я из Железных Рук, то не могу быть аккуратным и незаметным, когда того требуют обстоятельства, Никона, – сказал Вёлунд, умышленно назвав товарища по имени. – Я обучался на Марсе и прекрасно знаком с инновационными достижениями адепта Зета в области ноосферных сетей.

– Значит, ты уже работал с такими системами прежде?

– Я всесторонне их изучал, – признался Вёлунд.

– Изучал? – переспросил Гвардеец Ворона, почуяв неладное. – То есть ты никогда раньше ничем подобным не пользовался?

– Нет, но я уверен, что смогу успешно подключиться, – сказал Вёлунд, поднимая соединительный штепсель и вставляя его в разъем у основания модифицированного ворота его доспеха.

– Если нам придется спасать свои шкуры, я тебе это припомню, – пообещал Шарроукин.

Вёлунд ничего не ответил и лишь вздрогнул, когда поток информации хлынул из позолоченного кабеля в его мозговые имплантаты.

Легионер Железных Рук провел перчаткой в воздухе, управляя операционными системами, энергией и данными, которые видел только он один. Кончиками пальцев с гаптическими сенсорами он просеивал массу ноосферной информации каждое мгновение.

Шарроукин оставил Вёлунда наедине с цифровыми системами храма кузницы, а сам вернулся к изучению оборонительных рубежей, высматривая любые признаки того, что их вторжение обнаружено.

– Она помогает мне… – прошептал Вёлунд, и Гвардеец Ворона слегка наклонил голову, слушая.

– Кто?

– Кузница, – пояснил Вёлунд. Его напряженный голос звучал будто бы издалека. – Она ненавидит то, чем стала, и молит меня прекратить ее страдания. Ее системы переписывают мои инфоследы.

Шарроукину стало не по себе от мысли о том, что храм кузницы обладает неким подобием сознания. Хотя механикумы были неотъемлемой частью Империума, их вера в высшую силу, стоящую за машинами, которые они строят и обслуживают, шла вразрез с Имперской Истиной.

Но, как часто бывает с чем-то полезным, практичность и целесообразность перевесили скепсис.

– Получилось, – сказал Вёлунд, выгнув одну руку и задвигав пальцами, словно набирая код доступа на невидимой панели. – Следи за активностью. Скоро начнется.

Не успел Шарроукин вновь сосредоточиться на храме, как по всему комплексу взвыли сирены. Зажглись аварийные лампы, а рупоры на оборонительных башнях зарявкали объявлениями на булькающем канте. Из железных сооружений высыпали вооруженные люди – остатки одичавших когорт скитариев вперемешку с паникующими армейскими подразделениями.

– Не знаю, что ты сделал, – протянул Шарроукин, – но они всполошились.

– С дозволения храма я извлек управляющие стержни из ядра его атомного реактора и изменил состав каталитических элементов, чтобы экспоненциально повысить массу изотопов до критической. Когда это произойдет, все в радиусе ста километров испарится.

– Вместе с нами?

– Нет, – Вёлунд постучал пальцем по другому устройству механикумов у себя на поясе. – Кроме нас.

Солдаты стекались к позициям сразу за главными воротами храма и, приняв оборонительное построение, ждали указаний. Осязаемое чувство страха тисками сдавило врага, а нет момента для удара лучше, чем когда противник выбит из колеи.

– Вон там, – заметил Вёлунд. – Должно быть, это он.

Шарроукин посмотрел туда, куда указывал Вёлунд. Воин в сверкающем красном доспехе, облепленном трепещущими на ветру свитками на восковых печатях, сопровождал неприметного адепта в мешковатой черной робе. У него не было механических рук и аугментаций, характерных для большинства техножрецов, но в остальном адепт совершенно ничем не выделялся внешне.

– Несущий Слово, – прошипел Шарроукин натянутым от контролируемой ненависти голосом.

– Электромагнитный разряд заблокирует вокс-связь, – сказал Вёлунд. – Но у нас меньше пяти минут, чтобы захватить криптоса.

– Тогда не будем терять время, – ответил Шарроукин, ткнув пальцем через плечо. – Она готова?

Вёлунд запустил управляющий механизм захваченного ими ферровора.

– О, более чем.

Ревущие гейзеры перегретого радиоактивного пара разметали купола и стены храма кузницы, и пламенный рисунок разрядов молний расчертил неспокойный воздух. Атомное ядро храма кипело на грани разрушения, а вентиляционные системы и протоколы рассеивания либо были сознательно отключены, либо попросту отказали. Несколько адептов еще оставались за своими постами, но все их попытки отвратить неизбежное разрушение храма снова и снова оказывались тщетны.

В последние минуты жизни обреченной кузницы Сабик Вёлунд и умирающее машинное сердце храма свершили свою месть. Автоматический огонь сорвался с оборонительных турелей, осыпав позиции предателей бронебойными снарядами. Переключатели, спроектированные подрывать закопанные мины при определенном сочетании параметров, сработали, и волна громоподобных взрывов сотрясла землю, обрушив близлежащие строения ревущими огненными шарами. Ферроворы забились в конвульсиях, когда их мозговые имплантаты стали получать противоречивые приказы, и принялись беспорядочно стрелять и хватать скитариев, чтобы поглотить их окованные металлом тела.

Шарроукин и Вёлунд бежали сквозь мельтешащий ад взрывов и оружейного огня с холодной точностью охотников.

Вёлунд на ходу стрелял из своей винтовки оглушительными субзвуковыми снарядами, и каждый разрывался внутри панцирной брони полководца скитариев или надзирателя. Все цели тщательно выбирались с расчетом на то, чтобы разбить командную структуру врага и не позволить ему оправиться и вернуть контроль. Космодесантник действовал с механической точностью, следуя за ревущим ферровором, чьи пушки выпускали дуги испепеляющего пламени и наэлектризованные гарпуны в тех немногих предателей, которые распознали в них врагов.

Установки на спине ферровора выпускали ракеты целыми роями, и они взрывались еще в воздухе, осыпали землю сотнями малокалиберных плазменных бомб. Сполохи обжигающего голубого пламени расцветали в рядах предательских подразделений, с мерзким шипящим звуком сплавляя воедино металл, плоть и кости.

Карабин Шарроукина был более легким и компактным по сравнению с винтовкой Вёлунда, но не менее смертоносным, особенно в руках опытного стрелка. Каждое нажатие на курок раскалывало вражеский череп либо разрывало оголенную глотку. Неизменно точные попадания забирали жизни врагов еще до того, как те понимали, что им угрожает опасность.

– Он бежит, – крикнул Шарроукин, увидев, как Несущий Слово закинул адепта в робе себе на плечо и рванул к приземистому зданию в углу храмового двора.

– Поймаешь его? – спросил Вёлунд, всаживая болт в грудь вопящего воина-скитария с окровавленной шкурой какого-то животного, наброшенной поверх шипастых наплечников.

– Я тебя умоляю, – ехидно отозвался Шарроукин.

– Найди меня за шестьдесят секунд, или тебе никогда не покинуть этот мир.

Гвардеец Ворона кивнул и активировал прыжковый ранец, оставив позади Вёлунда и разошедшегося ферровора. Несущий Слово был слишком далеко, чтобы добраться до него за один прыжок, и Шарроукин, едва коснувшись земли, перешел на бег, стреляя в автоматическом режиме и набирая скорость для следующего прыжка. Турбины ранца выплюнули пламя, снова взметнув Шарроукина в воздух, и он увидел, что Несущий Слово уже достиг строения, крыша которого поднималась, открывая взгляду серебристый катер с огромными гондолами двигателей.

– Не тот враг страшен, что на виду, – прошипел Шарроукин, – а тот, которого не видишь.

Его карабин полыхнул, и Несущий Слово оступился, когда высокоскоростные иглы вонзились в боковину его шлема и плечо. Исковерканный металл и керамит разлетелись от удара. Шарроукин закинул свое оружие за плечо и в следующее мгновение приземлился, раскрошив под собой камень и подняв волну горячего дыма.

Не теряя ни секунды, Гвардеец Ворона вынул из заплечных ножен два гладия с черными клинками и бросился на Несущего Слово. Предатель отшвырнул свой расколотый шлем прочь, и Шарроукин увидел, что у него бледное, почти пепельное лицо, сплошь покрытое татуировками, которые извивались и скользили под его кожей, словно черви из разумных чернил.

Несущий Слово сбросил с плеча криптоса и вскинул болтер. Шарроукин рубанул по стволу своим первым гладием, одновременно вонзив второй в самый центр нагрудника предателя. Воин зарычал от боли и отпрянул, когда снаряд взорвался прямо в патроннике болтера. Он наотмашь хлестнул пудовым кулаком, но Шарроукина на прежнем месте уже не было. Гвардеец Ворона перескочил Несущему Слово за спину и вонзил мономолекулярный кончик гладия предателю в шею.

Клинок Шарроукина рассек позвоночник Несущего Слово. Он рывком выдернул меч, и голова его врага откинулась набок. Еще до того, как тело коснулось земли, Шарроукин повернулся и вздернул с земли адепта в черной робе. Капюшон откинулся назад, и Гвардеец Ворона вздрогнул, увидев жуткое лицо существа. Кожа криптоса была такой же бледной, как и его собственная, а вся нижняя половина лица представляла собой кошмарное нагромождение движущихся частей, аугмиттеров, вокс-решеток и звуковоспроизводящих элементов. Ничего подобного Шарроукин не видел за всю свою жизнь. Остальная часть черепа существа отдаленно напоминала корпус когитатора – жуткое смешение меди, плоти и стеклянных вставок, сквозь которые просматривались участки аугментированного мозга.

Криптос издал звук, похожий на скрежет железных гвоздей по металлической пластине, и поток искаженного машинного шума вырывался из его рта, что двигался с омерзительным механическим щелканьем и влажным животным бульканьем.

– Как раз то, о чем я думал, – сказал Шарроукин, рывком вскинул криптоса на плечо и вызвал на дисплей шлема иконку местоположения Вёлунда. Железнорукий с головой увяз в сражении, держась в тени ферровора, который разрывал на части своих бывших союзников. Шарроукин взмыл в воздух на языках пламени и приземлился в кратере, оставшемся от взрыва звуковой мины. Второй прыжок пронес его над группой съежившихся от страха смертных, а третий доставил прямиком к Вёлунду.

– Как всегда вовремя, – сказал Вёлунд. – Ядро достигло критической массы.

– Сколько еще? – спросил Шарроукин, сбрасывая криптоса с плеча.

Вёлунд снял с пояса второе устройство, выданное ему адептами Механикум, и, положив его на землю между собой и Гвардейцем Ворона, щелкнул переключателем. Палец его застыл над кнопкой активации.

– Готов? – спросил он.

– Давай, – сказал Шарроукин, и небеса вспыхнули невообразимо ярко, и яростный свет смел храм кузницы с лица планеты ураганом ядерного огня.

Время утратило всякий смысл.

Век ли минул для Шарроукина или одно мгновение – измерить это было невозможно. Свет и тень исказились и поблекли, а весь мир за пределами мерцающего пузыря нереальности, защищавшего их от атомного уничтожения, двигался, словно пикт-съемка в ускоренной перемотке. Он не мог пошевелиться, не мог думать – фактически он не существовал.

Но вот таймер на генераторе стазисного поля достиг отметки «ноль», и мир снова обрел четкость. Горячие ветры окатили их – радиоактивные, наполненные ядовитыми токсинами, что сделают этот регион Кавор Сарты не пригодным для жизни на тысячу лет. От храма ничего не осталось – лишь остекленная равнина да глубокая расщелина в земле на том месте, где расплавленное ядро кузницы ушло в кору планеты. Грибовидное облако высотой в несколько километров переливалось огнем, и ударные волны, словно могучие молоты, гремели в атмосфере. Едкие торнадо из тяжелых металлов завывали на пустоши после атомного взрыва, и грозовые бури рокотали, схлестнувшись в электромагнитном побоище.

Вёлунд еще некоторое время стоял на коленях рядом со стазис-генератором, а после поднялся и встряхнулся. Шарроукин окинул взглядом опустошенные земли, восхищаясь, что они уцелели в самом эпицентре ядерного холокоста.

– Думаю, все прошло удовлетворительно, – подытожил Вёлунд.

– Мы живы, криптос у нас, – согласился Шарроукин, глядя, как жалкое существо свернулось в позу эмбриона и лепечет что-то на своем неестественном и непостижимом шифрованном языке, пока радиация терзает его хилое тело.

– И предатели ничего не узнают о нашем вмешательстве. Для всех здесь произошло лишь случайное расплавление ядра.

– Думаешь, враг в это поверит?

– Учитывая недостаток связи и механических знаний у оккупационных сил, такое вполне могло бы произойти, – сказал Вёлунд. – Я считаю, наше участие останется незамеченным.

Шарроукин кивнул и активировал встроенный в его доспех пеленгатор, который отправил сигнал кораблю Железных Рук, скрытому в поле обломков вокруг Кавор Сарты. Электромагнитные бури скроют все следы телепортационного луча, и они исчезнут задолго до того, как вражеские силы прибудут, чтобы обследовать разрушенный участок.

– Хорошая работа, Сабик Вёлунд.

– И в самом деле хорошая, Никона Шарроукин.

«Так или иначе, – подумал Шарроукин, – сегодня у предателей выдался плохой денек».

КРИС РАЙТ
КОГОТЬ ВОЛКА

Враг носил доспехи, покрытые сине-зеленой чешуей – цвета предателей. Это был массивный монстр в тактической броне дредноута, тяжелыми шагами ступающий по палубе корабля. Под парными комби-болтерами ревели цепные клинки. Уже трое Волков Фенриса лежали у его ног изломанными куклами и истекали кровью.

Бьорн прижался к полу у самой стены коридора. Сражения в недрах космических кораблей всегда проходили на малой дистанции и вполне могли бы вызвать приступ клаустрофобии. Ключевую роль в них играло умение использовать густые тени и тесноту палуб. Из стаи, которую он привел за собой на борт фрегата Альфа-Легиона «Йота малафелос», осталось в живых всего четверо десантников. Им некуда было отступать и негде укрыться. Еще трое легионеров-предателей выдвинулись вперед из-за спины чемпиона в терминаторской броне, укрываясь за телами павших воинов.

Бьорн напрягся, готовясь к контратаке. Он чувствовал, как его выжившие братья, охваченные духами охоты, делают то же самое.

И именно в тот момент, когда мышцы Волка затопила волна гиперадреналина, а оба сердца наполнились жаждой крови, он вспомнил, как раньше ему приходилось обращаться к Следжеку за необходимыми инструментами войны и какие ответы он получал.

Бьорну стало интересно: что бы Оружейник сказал сейчас, когда безумие убийства снова захлестнуло все вокруг? Какие проклятия сорвались бы с затупившихся и обгоревших клыков, когда мастер понял бы, что случилось?

В глубине кузнечных палуб «Храфнкеля» огни не гасли никогда. Из литейных ковшей без остановки лился расплавленный металл, вспыхивая и с шипением затекая в формы.

Молоты поднимались и опускались над адамантиевыми наковальнями, а лязг конвейеров нарушался только тонким металлическим перезвоном молитв техножрецов в багровых мантиях.

Бьорн протолкался через массу работающих людей и оборудования, напористо двигаясь в направлении цели. Магистр кузни флагмана, закованный в покрытый вмятинами и практически черный от сажи древний доспех, ждал Волка у распахнутого жерла пылающей печи.

– Мне было интересно, сколько времени тебе понадобится, – произнес железный жрец. Выражение его лица, скрытого наклонной решеткой защитной маски, Волк прочесть не мог.

– Мне нужен тот, кого называют Оружейником, – заявил Бьорн.

– Нас всех здесь так называют. Но ты нашел того, о ком спрашиваешь, и он уже знает, чего ты хочешь.

Бьорн взглянул на громадную серворуку Следжека Оружейника, покрытую толстым слоем масла и испещренную царапинами от недавней работы.

– Мне нужна перчатка, – сказал воин.

Кузнец рассмеялся. Его голос был сухим, как угли в жаровне.

– Ты нравишься Волчьему Королю. Мне сообщили, что он лично отправил тебя сюда, – магистр кузни подошел ближе, и Бьорн учуял его едкий, дымный запах, – но это не поможет. Будь ты хоть сам лорд Гунн, все равно тебе пришлось бы ждать своей очереди.

Бьорн поднял левую руку. Она заканчивалась пучком перепутанных и обгоревших металлических обломков. После того как он потерял конечность на Просперо, времени на изготовление подходящего аугметического протеза так и не нашлось, а в последней битве с Альфа-Легионом пришло в негодность даже то, что было.

– Я не могу сражаться в таком состоянии, – сказал Волк, поворачивая культю из стороны в сторону в свете пламени. – Больше не могу.

– А я слышал, что ты неплохо справляешься.

– Я хочу снова драться клинком.

– Больше, чем одним? – Оружейник снова рассмеялся.

– Это была основная рука.

– Тогда учись пользоваться той, что осталась.

Бьорн придвинулся вплотную к Следжеку:

– Не шути со мной, кузнец.

– Думаешь, я шучу? Посмотри вокруг. У меня четыре тысячи воинов, каждого из которых нужно одеть в броню и вооружить. Каждый час мне приносят очередную окровавленную кучу разбитых доспехов и сломанных клинков. Мне пришлось заставить людей работать, пока они не начали умирать от изнеможения, чтобы утолить нужду в оружии наших братьев, и ничего не изменится, пока Змеи держат нас за глотку. У тебя есть глаза, силы, и ты можешь стрелять из болтера. Считай, что тебе повезло.

– Этого недостаточно, – огрызнулся Бьорн. – Мне нужна перчатка.

Следжек наклонился, и его почерневший шлем оказался на расстоянии ладони от забрала Бьорна.

– Жди. Своей. Очереди, – процедил кузнец.

На какое-то время Бьорн замер. Он сжимал и разжимал пальцы на правой руке, прикидывая возможность силового решения вопроса. Он находил такой исход вероятным. Следжек был большим, но воин справлялся и не с такими.

Однако в итоге Волк неохотно отступил. Драки с собственными братьями только ускорят наступление нависшей над ними печальной судьбы среди ржаво-рыжих звезд Алакксеса.

– Я еще вернусь, – пообещал он, отходя от Следжека. Топот закованных в броню ног громко отдавался по помещениям кузни. – И в следующий раз ты мне не откажешь.

Кузнец безразлично пожал плечами и вернулся к работе. Серворуки с жужжанием принялись за дело, а пламя в печи вспыхнуло с новой силой.

Бьорн быстро шагал мимо бесконечных трудящихся рабов, едва замечая отблески пламени сварочных горелок на их защитных масках. Каждая частица Волка пылала от ярости. Ему опять придется идти в бой неполноценным. Он был калекой, обузой. Собственная смерть не страшила воина, но мысли о том, что он может подвести братьев, отравляли ему кровь.

А затем в самой дальней части кузни он увидел нечто. Оно висело на цепях из адамантия, наполовину скрытое во тьме, отражая свет от печей яркими бликами. Вещь была совершенной, чистой и обладала особой дикой красотой.

– Ты, – произнес Бьорн, обращаясь к одному из смертных рабов. – Для кого это было сделано?

– Я не знаю, повелитель. Следует ли мне спросить об этом у моих хозяев? – человек, закованный в громоздкий кузнечный костюм, неуклюже поклонился.

Бьорн снова посмотрел на привлекшую его внимание вещь. Сплав казался идеальным. Это была штучная работа, шедевр гениального ремесленника. Обладатель такого оружия сможет повергать врагов одного за другим, пока звезды не выгорят дотла и темнота не разольется в пустоте космоса.

– Сможешь ее установить? – спросил Волк, вытягивая покалеченную руку.

– Да, но… – начал было раб, в растерянности.

– Делай, – потребовал космодесантник, протягивая руку к свисающим цепям. Его пульс уже начинал ускоряться. – Сейчас же.

Выкрикивая смертные проклятия со Старого Льда, Бьорн бросился на врага. Четыре адамантиевых когтя на его руке с треском пробудились к жизни, окутавшись полем голубоватой энергии, пронзившей окружающий полумрак.

Чемпион в терминаторской броне непоколебимо встретил его яростную атаку, цепные клинки завибрировали с пронзительным визгом. Бойцы столкнулись, и Волк почувствовал боль, нарастающую по мере того, как адамантиевые зубья вгрызались в его наплечник. Снаряд из болтера попал ему прямо в грудь, практически опрокинув воина на спину, но ему удалось извернуться, уйти в сторону и снова атаковать, стараясь удержать близкую дистанцию боя.

Волк сделал выпад и ударил когтистой перчаткой снизу вверх, целясь под шлем вражеского легионера. Если бы клинки, которыми заканчивались его пальцы, были сделаны с меньшим мастерством, они бы сломались, соскользнули с бронированного воротника, открывая хозяина для смертельной контратаки.

Но эти когти ударили как надо. Их расщепляющее поле полыхнуло сине-белым пламенем, прожигая толстый слой керамита. Лезвия погружались все глубже, пока не вонзились в плоть и не разорвали сухожилия, мышцы и кость. Горячая кровь брызнула фонтаном и зашипела, кипя на окутанных энергией клинках.

Чемпион с пронзенным горлом зашатался. Бьорн повернул перчатку в ране, и враг упал с вырванной глоткой. Закованное в броню тело с грохотом обрушилось на настил палубы.

Волк завыл, возвещая о своей победе, широко раскинув руки и разметав кровавые капли с перчатки по всему коридору. Следом за ним наступали его боевые братья, ведя беглый огонь, тесня оставшихся Альфа-Легионеров и заставляя тех отступить.

Годсмот, второй по старшинству в стае после Бьорна, усмехнулся, пробежав мимо командира.

– Ты больше не Однорукий, – заметил он, признавая его победу. – Придется придумать тебе прозвище получше.

Бьорн не обратил на него никакого внимания. Он чувствовал себя возрожденным. Снова готовый рвать, рубить и колоть, воин больше не был калекой, выведенным из строя по прихоти судьбы и войны.

Оружейник может ругаться сколько влезет, но обратно этих когтей он не получит.

– Убить их, – взревел Бьорн. – Убить их всех!

А затем воин двинулся вперед и растворился в тенях, сопровождаемый гулом брони и треском расщепляющих полей. Он снова стал целым.