Текст книги "Гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств"

Автор книги: А. Корсунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Лангобардское общество находилось в первой половине VI века на стадии переходного периода, который, например, бургунды и вестготы прошли в первой половине V века. Родовой строй разлагался, остатки его сохранялись еще в организации войска, но его устройство быстро реорганизовывалось по византийскому образцу. Народное собрание – gairethinx (буквально «собрание копий»; по сути, это слово означало собрание войска) – еще обладало значительным влиянием. Но подлинная политическая власть принадлежала королю (kuning) и родовой знати (adalingi). Свободные, принимающие участие в собрании войска, назывались ариманнами (arimanni). Наряду с ними были также полусвободные альдионы (aldidi или aldiones) и несвободные (skalki). Файда^[71] и связанная с ней кровная месть имели все еще большое значение в судопроизводстве.

О характере земельной собственности у лангобардов в Паннонии нам ничего не известно. Выводы, сделанные исходя из позднейших условий поселения лангобардов и их собственности на землю, вряд ли нам здесь помогут, так как развитое классовое общество Италии, несомненно, быстро оказало глубокое воздействие на внутреннюю структуру лангобардского общества.

После гибели государства гепидов лангобарды стали испытывать растущее давление со стороны аваров, славян и византийцев. Противостоять возможной их коалиции лангобарды не могли. Альбоин понимал, что он со своим войском не может надеяться на победу над сильной и испытанной в боях аварской конницей, защищенной панцирями и вооруженной луками. 2 апреля 568 года весь лангобардский народ ушел из своих поселений в Паннонии и отправился в Италию. За год до этого Юстин II сместил с поста экзарха Италии выдающегося полководца Нарсеса, и некоторые хронисты полагают, что Нарсес, разгневанный этим, сам призвал лангобардов в Италию. Но, возможно, это просто придворные сплетни, которые исходили от тех, кто хотел войти в милость жены Юстина императрицы Софии, которая способствовала отставке Нарсеса.

Глава 12

Варварское королевство

Его характер и социальная сущность

В предыдущих главах охарактеризованы события, которые привели к изменению политической карты Европы: на той территории, которую прежде занимала Западная Римская империя, возник ряд варварских королевств. Согласно традиционной, широко распространенной в исторической литературе точке зрения, смещение последнего западноримского императора и формальное утверждение политической самостоятельности варварских королевств знаменовали собой переход от Античности к Средневековью. Согласно марксистской историографии эти события представляли собой составную часть того социального переворота, который означал в рассматриваемом регионе смену рабовладельческого строя феодальным.

Для того чтобы более полно охарактеризовать смысл и значение произошедшего исторического перелома, следует рассмотреть два вопроса:

1) почему оказалась возможной военная победа варваров над Западной империей и создание ими ряда королевств на ее территории?

2) каковы были социальный характер и сущность этих королевств?

Военный успех варваров нельзя объяснить ни их численным превосходством над римлянами, ни более высоким уровнем общественного развития. Наоборот, германцы, установившие свою власть над Галлией, Испанией, Италией и Северной Африкой, составили лишь несколько процентов от общей массы населения данных стран. По уровню же развития материальной и духовной культуры варварское общество стояло значительно ниже, чем позднеримское. Правда, вооружение варваров во многих случаях не уступало по своему качеству римскому, а их войско обладало внутренней сплоченностью, обусловленной узами родоплеменных объединений. Но всего этого было бы недостаточно для прочного военного успеха, если бы не внутреннее разложение рабовладельческого позднеримского общества, все более сказывавшееся на его военном потенциале.

В Западной Римской империи IV–V веков правительство не обладало широкой социальной базой, и это обусловило военную слабость государства. Значительная часть населения была освобождена от службы в армии, а те, кто оставались военнообязанными, упорно уклонялись от несения службы. Магнаты, на которых лежала повинность представлять рекрутов из числа своих колонов, старались обойти это требование, и правительству пришлось согласиться на замену рекрутов денежными взносами. В конечном счете вооруженные силы государства состояли из варваров-наемников или варваров-федератов. Ни первым, ни вторым не были присущи патриотические настроения и та моральная стойкость, которую сообщает войску его органическое единство с гражданским населением и заинтересованность в судьбах своего государства. Массы производительного населения – рабы, колоны, свободные крестьяне и городские ремесленники – не склонны были выступать в защиту того государства, которое отдавало их во власть крупных землевладельцев и декурионов и само подвергало жестокой эксплуатации с помощью налогов и повинностей. Это не значит, что колоны и крестьяне шли на союз с варварами, как утверждали в свое время некоторые историки, хотя в некоторых случаях массы поднимали восстания, а рабы использовали военные действия для бегства от своих господ и иногда и примыкали к соплеменникам. Но в целом позиция низших слоев римского общества была пассивной. Подобное отношение народных масс к государству лишало его внутренней прочности, столь необходимой в период конфронтации с внешним противником.

Кризис рабовладельческой системы с характерным для него ростом натурально-хозяйственных отношений, прогрессирующим упадком городов и торговли вел к ослаблению связей между провинциями и метрополиями. В различных частях Западной империи росли сепаратистские тенденции, которые находили проявление как в захватах власти узурпаторами, так и в появлении местных ересей (например, донатизма в Северной Африке).

В таких условиях Западная империя смогла просуществовать еще более половины столетия после взятия Рима Аларихом лишь благодаря разобщенности своих противников и большому политическому и государственному опыту римских правящих кругов, которым удавалось использовать одних варваров для борьбы против других.

Для самих же германцев борьба против Римской империи в период ее крушения была экспансией, характерной для племен, находящихся на стадии разложения родоплеменного строя. Королевская власть варваров выступала на этой стадии как выразительница интересов всех свободных членов племени, заинтересованных в захвате земель для поселения и военной добычи. В ходе завоеваний у варваров все более возрастало значение военных дружин, что содействовало в свою очередь усилению королевской власти.

В западной историографии крушение Западной Римской империи и образование варварских королевств рассматривается как преобразование чисто политического характера, которое не сопровождалось сколько-нибудь глубокими социально-экономическими преобразованиями. Так, Р. Бюхнер^[72], анализируя характер Франкского королевства при Меровингах, подчеркивает значение его преемственности с позднеантичными политическими институтами, хотя и признает, что сама королевская власть представляла собой германское явление. Ф. Лот^[73] также не считает образование варварских королевств переломным историческим моментом. Он начинает отсчет последнего периода в истории античного мира с кризиса III века и заканчивает этот период каролингским временем. С VIII века начинается, по его мнению, эпоха Средневековья.

Еще в большей степени подчеркивает преемственность от Рима, говоря о средиземноморских варварских королевствах, К. Штрохекер^[74]. По его мнению, в королевствах вестготов, остготов и вандалов германский элемент играл роль ведущего военного сословия, но в целом все эти государства представляли собой последнюю фазу поздней Античности. Он, как и некоторые французские историки, отмечает особый «дуалистический» характер этих королевств, выражавшийся в длительной обособленности местного и германского населения в области права и религии.

Представители «современной школы» в немецкоязычной историографии придают особенно большое значение германским элементам в структуре варварских королевств. Так, для Т. Майера^[75] германский король – ядро нового государства. Он создает «государственный народ». К. Босль^[76] подчеркивает аристократический характер общественного и политического строя варварских королевств. Он считает, что главным носителем государственных функций в период переселений у германцев была знать с ее дружинами. Аристократия с монархом во главе – это отличительная черта германских народов в данную эпоху. Рабство, по его мнению, исчезло уже в конце Античности, рабов заменили прикрепленные к земле мелкие держатели.

Таким образом, варварские королевства, согласно концепциям упомянутых историков, по своему социальному характеру представляют собой продолжение либо Античности, либо общественного строя древних германцев, либо сочетание черт той и другой общественных систем, но не нечто новое. В этих королевствах имеются лишь те элементы феодализма, которые возникли еще в поздней Империи или у германцев во времена Тацита. Собственно же феодальные отношения складываются значительно позднее, после VIII века.

В марксистской исторической литературе в течение длительного времени вся эпоха раннего Средневековья рассматривалась как раннефеодальный период, а время существования варварских королевств считалось составной частью этого периода. Но еще с 1950-х годов стали высказываться и иные взгляды. Так, Б. Д. Греков^[77], например, считал, что IV–VI века у восточных славян были эпохой военной демократии, а VI–VIII века можно трактовать как переходный период от родового строя (на последнем этапе его развития) к раннефеодальному государству. Этот последний этап соответствует тому периоду, который в Западной Европе относится ко времени существования варварских королевств.

Особенно резко поставил вопрос о необходимости выделения времени существования варварских королевств в особый период А. И. Неусыхин^[78]. По его мнению, за этапом разложения родоплеменного строя следует дофеодальный (или протофеодальный) период, для которого характерны следующие черты: основную массу племени составляет еще широкий слой свободных; зарождается индивидуально-семейная собственность, возникает имущественное расслоение, а затем и социальное неравенство, но не классовое деление. Родовая знать еще не превратилась в особый класс, эксплуатирующий свободных людей. Варварское королевство еще не было государством в том смысле, что имелся аппарат политического господства одного класса над другим. Такой характер носило франкское общество при Хлсдвиге, а общество саксов – вплоть до IX века. Точка зрения А. И. Неусыхина встретила возражения некоторых историков, но получила поддержку других.

Нам она представляется обоснованной и плодотворной. Но принимая концепцию А. И. Неусыхина, необходимо, однако, учитывать, что она имеет в виду некий чистый тип развития варварского германского общества, не осложненный воздействием внешних факторов. То, что пишет А. И. Неусыхин о дофеодальном обществе франков на рубеже V и VI веков или саксов до VIII века, основано исключительно на анализе внутренних отношений в этих германских племенных союзах. Выводы из этого анализа можно применить без оговорок по отношению к саксам, а также к франкам в самый начальный период их поселения в Галлии, в известной мере и по отношению к германским завоевателям Британии. Но если мы рассматриваем конкретную историю не франков, а их королевства в целом, как и других варварских королевств, основанных на прежней римской территории, то следует учитывать смешанный характер их социальных структур. В разных странах были представлены в различном соотношении социальные институты разлагающегося родоплеменного строя, с одной стороны, позднеантичного общества, с другой. Сам А. И. Неусыхин вполне отдавал себе в этом отчет.

Варварские королевства в VI веке

Двойственный характер присущ социальной природе всех варварских королевств, возникших на территории Италии, Галлии, Испании и Северной Африки, хотя удельный вес римских и германских элементов, точнее – позднеантичных рабовладельческих и родоплеменных – в разных странах и даже в тех или иных областях одной и той же страны был неодинаков. Во Франкском королевстве, в котором доля германцев в общей массе населения была гораздо большей, чем в других варварских королевствах в Европе и Африке, возник довольно значительный общинный уклад хозяйства (главным образом к северу от Луары). Основную массу германского населения в нем составляли свободные рядовые франки, хотя имелись также слои полусвободных (литов) и рабов, с одной стороны, зарождавшейся служилой знати, дружинников, с другой. Рядом с этой структурой находилась другая – галло-римская. Сохранялась значительная часть крупных и средних вилл, где хозяйствование велось прежними позднеантичными способами, оставались римские города и деревни. Соответственно уцелели римские светские крупные и средние землевладельцы, католическое духовенство, мелкие земельные собственники, прекаристы, колоны и рабы, а также купцы и ремесленники.

Наряду с германским обычным правом во Франкском королевстве сохраняло свое действие для галло-римского населения постклассическое римское право. Если ведущими принципами римского права были идеи частной собственности, классовой иерархии, то германское еще признавало принцип родовой собственности, исходя из полноправности всех свободных германцев. Такое же примерно сосуществование римских и германских элементов характерно и для других варварских королевств. Особенностью всех этих политических образований (отвлекаясь от своеобразных черт каждого из них) было еще большее численное превосходство местного населения над германским, чем во Франкском государстве, расселение германцев не обособленно от римлян (как было в большинстве случаев в королевстве Хлодвига), а вперемешку с ними (во всяком случае в королевствах вестготов, бургундов и остготов). Свободные германские общины здесь представляли собой островки среди римских вилл и деревень со смешанным римско-германским населением. Соответственно узкой была сфера действия германских судебных собраний.

Несмотря на свою малочисленность, слой свободных рядовых германцев играл важную роль в хозяйственной жизни страны, оказывая влияние на ее аграрный строй и положение непосредственных производителей. Особенно значительное место занимали они в политической жизни. Составляя войско, свободные германцы служили опорой королевской власти, которая и здесь надстроилась не только над германскими, но и над римскими органами управления. Относительная слабость германского элемента в королевствах заставляла королевскую власть, которая была прежде всего выразительницей интересов своих соплеменников, в первый период искусственно поддерживать обособленность двух основных этнических групп (запрещение смешанных браков, сохранение арианской религии).

Таким образом, варварское королевство в том виде, в каком оно существовало в первый период после поселения германцев на территории Галлии, Италии и Испании, не может быть охарактеризовано однозначно лишь как доклассовое и догосударственное образование. Для него типична двойственная природа: в нем сочетаются доклассовая структура германцев и классовая позднеантичная структура; догосударственные органы управления варварского общества и остатки государственного аппарата империи.

Иной характер носили варварские германские королевства, возникшие на территории Британии. Римские виллы и города вместе с римскими органами управления были здесь сметены в ходе завоевания страны варварами. Местное кельтское население оказалось в приниженном положении. Англосаксонское общество V–VI веков было слабо дифференцировано: основную массу германцев составляли полноправные свободные; сохранялась еще родоплеменная знать. На этой социальной структуре и базировалась поначалу королевская власть.

Известно, что формирование основного типа непосредственного производителя феодального общества не происходило путем прямого превращения колона в феодально зависимого крестьянина. Как отметил Ф. Энгельс, «между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин». Этот слой свободных франкских земледельцев не был ни классом позднеримского общества, ни классом феодального общества, но позднее, в раннефеодальный период, из него сформировалось зависимое крестьянство. Следует отметить, что и основная хозяйственная ячейка феодального общества – вотчина – в тех местах, где генезис феодализма осуществлялся в наиболее полной, «классической форме», то есть в Северной Франции, складывалась не просто путем видоизменения позднеримской виллы, а в результате образования крупного имения нового типа.

Все это, разумеется, не означает, что в формировании класса зависимого крестьянства не участвовали позднеантичные колоны и другие социальные слои и что на становление средневековой вотчины не оказывала влияния уцелевшая римская вилла. В некоторых случаях эти компоненты процесса феодализации могли даже превалировать.

Например, для Г. Миттейса^[79] римско-германский синтез во Франкском королевстве состоял прежде всего в том, что в систему феодальных связей, которые возникли еще в галлоримском вассалитете, проникла идея «германской верности». В результате возникла ленная система, представлявшая собой феодализм в его позитивной форме. В этом синтезе германский элемент везде выступает как основная и ведущая сила. Г. Аубин^[80], рассматривая значение римско-германских культурных связей в Рейнской области, привел ряд интересных данных об усвоении германцами римских достижений в области агрикультуры и ремесла, о роли церкви в римско-германских отношениях, о положении городов. Но, касаясь роли римских и германских элементов в синтезе, он высказывает взгляд, не имеющий ничего общего с научным рассмотрением вопроса: «Мы чувствуем германское, как не подлежащий обсуждению источник всего нашего существа. Мы никогда не можем допустить, чтоб оно ставилось на одну ступень с остатками Античности».

Широко распространена в зарубежной медиевистике и другая интерпретация синтеза, которая придает большое значение роли позднеантичного крупного землевладения, римского права и церкви в истории варварских королевств. Р. Бюхнер, указав на важную роль наследия Античности во Франкском королевстве в экономике и праве, выражает свое несогласие с точкой зрения Г. Миттейса относительно преобладающей роли германского начала во франкском устройстве. В политической системе Хлодвига Р. Бюхнер видит слияние римских институтов с германскими. Еще более определенно подобная точка зрения высказывается К. Штрохекером относительно средиземноморских варварских королевств. Их природа, по его мнению, была дуалистической, основанной на противоречиях между римскими и германскими элементами, и оставалась такой в Остготском и Вандальском королевствах до их гибели, а в Вестготском королевстве до конца VI века, когда осуществился синтез римских и германских начал при перевесе позднеантичного субстрата.

В отечественной историографии проблемам синтеза уделялось много внимания. Общая черта подхода к ней заключается в интерпретации синтеза как взаимодействия отношений разлагающегося рабовладельческого строя и также разлагающегося первобытнообщинного строя. Но в оценке роли и соотношения тех или иных социальных, экономических, политических и идеологических институтов высказываются различные суждения.

Так, Б. Ф. Поршнев^[81], например, совершенно справедливо, по нашему мнению, возражал против толкования феодального синтеза как осуществления лишь взаимных культурных влияний. Но далее он высказывает положение, с которым трудно согласиться. Утверждая, что в Древнем мире рабовладельческое государство и его варварская периферия представляли целое, он пытается доказать, что феодальный синтез совершался внутри этого целого.

Несомненно, взаимное влияние античной метрополии и варварской периферии имело место и до завоевания империи германцами. Но, говоря о синтезе, мы имеем в виду не только взаимовлияние, но и возникновение новых отношений. Изучение истории поздней Античности и раннего Средневековья в Европе показывает, что качественно новые отношения стали складываться лишь после уничтожения рабовладельческого государства в рамках варварских королевств. Б. Ф. Поршневым высказано было также положение о всеобщности феодального синтеза – он якобы характерен для всех стран, от Британии до Киевской Руси, хотя в одних странах был более пропорционален и уравновешен, чем в других. Это положение обосновывается толкованием понятия феодального синтеза как имманентных закономерностей развития феодализма. Обращаясь к конкретным проявлениям этих закономерностей, Б. Ф. Поршнев приводит, однако, лишь примеры, относящиеся к взаимодействию различных институтов античного и варварского обществ.

Как характерный пример становления феодальных отношений, происходившего почти полностью в результате лишь внутреннего развития варварского общества, можно рассматривать историю варварских королевств в Британии. Примерно через два столетия после завоевания англосаксами здесь созрели предпосылки для образования раннефеодального общества и государства, завоеватели стали принимать христианство, а церковь еще через столетие ввела в практику отчуждение земли по грамоте, способствуя тем самым созданию условий для формирования феодальной земельной собственности.

Процесс феодализации в Европе нередко градуируют в соответствии с наличием или отсутствием синтеза римских и германских отношений и его интенсивностью. Выделяют «пропорциональный» или «уравновешенный» синтез, а также синтез, в котором преобладающую роль играл один из компонентов взаимодействия – варварские элементы в одних случаях, позднеантичные – в других. При этом варварское королевство иногда рассматривают как своеобразное сочетание двух обществ – варварского и позднеримского. Изучение истории варварских королевств позволяет сделать вывод, что подобный подход не точен: на территории варварских королевств существовало одно общество, которое было неоднородным по характеру своей социальной структуры. Например, в такой стране, как Британия, – это широкий слой германских свободных общинников и родовой знати, а также их домашние рабы; слой кельтских свободных общинников, родовая знать, христианский клир и быстро исчезнувшая прослойка римских землевладельцев, колонов и рабов.

В Италии, Галлии и Испании общество, находившееся под властью варварских королей, состояло из позднеантичных классов и сословий, с одной стороны, и социальных слоев варварского общества, с другой. При всей обособленности той и другой части населения в правовом, религиозном и политическом отношениях они были связаны хозяйственными, правовыми и политическими узами. Эти части населения не могут поэтому рассматриваться как два различных общества.

Следует отметить, что критерий для подобных оценок еще не выработан. Вряд ли можно подкрепить убедительными фактами распространенное мнение о «равнозначности» германского и римского элемента, например, в Галлии. Данные, которыми мы располагаем, позволяют говорить лишь об относительно большей или меньшей роли тех или иных римских и германских элементов в изучаемых регионах.

Изучение отношений Римской империи и варварских племен, а также истории варварских королевств позволяет сделать вывод, что взаимодействие римских и германских элементов приводило к феодальному синтезу лишь в определенных исторических условиях. Для реализации такого синтеза необходим был определенный уровень развития варваров и известная ступень зрелости (и разложения) рабовладельческих отношений у римлян. Поселение гуннов, например, в V веке на римской территории не привело к развитию у них феодальных отношений. Кочевники-завоеватели не способны были усвоить римские принципы организации производительных сил и достаточно глубоко воспринять влияние позднеантичных общественных отношений. Завоеватели остались здесь этнической группой, обособленной от коренного населения не только в сфере культурной и религиозной жизни, но и в производственной деятельности. Гунны продолжили заниматься скотоводством, а их верхушка, обогащаясь за счет даней, не превратилась в крупных землевладельцев типа германской служилой знати.

Наиболее яркий пример отсутствия необходимых условий для синтеза со стороны одного из участников этого процесса легче найти вне Западной империи. В Восточной Римской империи в V–VI веках синтез варварских и римских элементов не мог осуществиться потому, что рабовладельческие отношения еще не исчерпали всех возможностей для дальнейшего своего развития и позднеантичное государство сохранило способность противостоять варварам.

Необходимым условием синтеза было также относительно продолжительное мирное сосуществование двух основных этнических групп населения. В Остготском королевстве срок такого сосуществования (четыре десятилетия) оказался, по-видимому, слишком мал. Необходимы были, наконец, и известные демографические условия. Нужен был некий численный минимум носителей варварских и римских институтов. Мы не располагаем точными данными о численности варваров, завоевывавших различные страны Западной Римской империи, но известно, что процентное отношение германцев к местному населению во Франкском королевстве (в начале VI века) было во много раз выше, чем в готской Испании (где германцы составляли 2–3 процента от общей массы населения). В остготской Италии доля варваров в общей массе жителей страны, по-видимому, была еще менее значительной, чем в Испании, и это, вероятно, стало одной из причин, помешавших здесь осуществлению синтеза.

Во Франкском и Вестготском королевствах синтез способствовал относительно быстрому завершению протофеодальнего периода. Уже во второй половине VI века во Франкском королевстве, включавшем в это время уже всю Галлию и западную часть Германии, у германцев сложилась аллодиальная собственность^[82]. Рядом с прежними виллами галлоримской сенаторской знати и католической церкви стали возникать вотчины франкской служилой знати и разбогатевших членов общины. К этому времени еще сохранялся широкий слой свободных равноправных общинников, но уже стал формироваться класс зависимого крестьянства из впадавших в земельную и личную зависимость обедневших свободных франков, а также из германских полусвободных и рабов, из разорившихся римских крестьян, вольноотпущенников и посаженных на землю рабов. Одновременно складывался класс феодальных землевладельцев из вотчинников римского и германского происхождения. Владельцами вотчин были также корона и церковь. По-видимому, во второй половине VI века еще сохранялись виллы, основанные на эксплуатации позднеантичных сервов и колонов.

Таким образом, к концу VI века возник феодальный уклад, рядом с которым еще сохранялись рабовладельческий и общинные уклады хозяйства. Параллельно происходило формирование нового государства. Это выразилось прежде всего в изменении социального характера королевской власти, которая стала выражать в первую очередь интересы формирующегося класса феодальных землевладельцев, в образовании государственного аппарата, начавшего играть определяющую роль в суде и административном управлении. Но и в самом этом аппарате, и вне его сохранялись еще некоторые институты и учреждения, унаследованные от германской организации управления (военной демократии) и от позднеримского политического устройства.

Все вышеизложенное позволяет заключить, что образование варварских королевств само по себе не только не замедлило, а, наоборот, создало благоприятные условия для развертывания социальной революции, означавшей смену рабовладельческого строя феодальным в Западной Европе. Но эта революция в Западной Европе не сразу привела к установлению феодальных отношений. Возникновение варварских королевств было началом протофеодального периода, которому в дальнейшем еще предстояло перейти в раннефеодальный.

ИСТОРИЯ/ГЕОГРАФИЯ/ЭТНОГРАФИЯ

В СЕРИИ ВЫШЛИ:

204 Вера Бокова. Отроку благочестие блюсти… Как наставляли дворянских детей

205 Русский быт накануне Петровских реформ. Жилище, еда, одежда, деньги, занятия русских людей в XVII веке

206 Детство в купеческом доме

207 Алла Ястребицкая. Западная Европа XI–XIII ВЕКОВ. Эпоха, быт, костюм

206 Дарья Трынкина. Японская демонология

209 Жизнь итальянского города. через Средние века к Возрождению

210 Александр Мишулин. Античная Испания до образования римских провинций

211 Уильям Монтгомери Уотт, Пьер Какиа. История мусульманской Испании

212 Борис Владимирцов. Чингисхан и монголы его времени

213 Иван Мейендорф. Византия и Московская Русь

214 Лев Карсавин. Культура Средних веков

215 Михаил Барг. Шекспир и история

216 Герман Бенгтсон. Эллинистический мир в биографиях

217 Зигмунд Фрейд. Этот человек Моисей

216 Джеймс Хедли Биллингтон. Век русской дворянской культуры. Середина XVIII – середина XIX века

219 Марк Батунский. Русь и ислам. X–XVI века

220 Тира Соколовская. Капитул Феникса и другие русские масонские общества. 1778–1822 годы

221 Анри Александр Валлон. История рабства в Древней Греции

222 Анна Павловская. Кухня первобытного человека. Как еда сделала человека разумным

223 Теодор Мейер-Штейнег, Карл Зудгоф. История врачевания в древности и Средние века

224 Андрей Дёмкин. Екатерининские орлы. Статские чины

225 Николай Воронин. Андрей Боголюбский

226 Михаил Супотницкий, Надежда Супотницкая. История чумных катастроф от древности до нового времени

227 Игорь Павловский. Аристократия на Руси. X–XVI века

226 Джордж Маколей Тревельян. От Плантагенетов к Стюартам. Быт и культура Англии. XIV – начало XVII века

229 Анна Павловская. От пиши богов к пище людей. Еда как основа возникновения человеческой цивилизации

23 °Cтепан Веселовский. Опричнина

231 Эдуард Винтер. Россия и папство. 1453–1825 годы

232 Междуцарствие и восстание декабристов в воспоминаниях и переписке членов царской семьи

233 Юрий Селезнёв. Картины ордынского ига

234 Александр Заозерский. Фельдмаршал Борис Петрович Шереметев. Портрет на фоне Петровской эпохи

235 Игорь Симбирцев. Горький привкус власти. История отравлений и прочих покушений на жизнь правителей древности и Средних веков

236 Террор ЧК в свидетельствах социалистов-революционеров. 1918-1922

237 Николай Ерофеев. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825–1853 годы