Текст книги "К истокам Тихого Дона"
Автор книги: А. Макаров
Соавторы: С. Макарова
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Две противостоящие линии романа: Григория Мелехова и хуторских коммунистов пересекаются в эпизоде восстания Сердобского полка. Хронологически все события гл.47-49, 52, 54, 56 разворачиваются между 14 и 16 апреля. Временной ряд, образуемый событиями этого эпизода, совпадает с хронологическим рядом основной линии романа – Григория Мелехова почти во всех случаях. 16 апреля – «на следующий день» после восстания (которое датировано 15 апреля) пленные были отправлены в Вешенскую. В этот же день Григорий, узнав о восстании полка и захвате коммунистов, поскакал в хутор Татарский, чтобы перехватить пленных.
Для Григория последняя дата определяется по внутренней хронологии событий относительно праздника Пасхи [7 апреля 1919г. по с.ст.], если при этом учесть упоминаемые в тексте сведения о длительности его пребывания дома и на фронте – на Пасху Григорий проводит шесть дней дома и два дня в дивизии до начала наступления на Астахово.
Тут, впрочем, имеются две хронологические ошибки. Первая – выпадение из общего временного ряда даты наступления на слободу Астахово, явно называемой в гл.51 – 22 апреля. В тексте говорится, что утром 22 апреля Григорий получил от Кудинова записку о восстании Сердобского полка и поскакал после этого в станицу Усть-Хоперскую, а оттуда в хутор Татарский, чтобы
«...выручить Ивана, Мишку...».
А далее в гл.56 по ходу повествования он прибывает в хутор Татарский после 6 часов вечера... – 16 апреля! Ясно, что дата 22 апреля попала в текст по ошибке, случайно. Однако характерно, что она так и оставалась неисправленной все годы с момента публикации, при том, что мы одновременно встречаем в тексте тщательную синхронизацию событий, описываемых в разных сюжетных линиях «Тихого Дона». Вторая ошибочная дата (20 апреля вместо 26 апреля с.ст.) связана с реальным историческим событием – прилетом к повстанцам самолета из-за Донца с посланцем Донской армии сотником Петром Григорьевичем Богатыревым (гл.53).
Анализ композиции «повстанческих» глав, в которых описаны бои марта-апреля, выявляет органичность введения в текст основных эпизодов с коммунистами Штокманом, Кошевым, Котляровым. За исключением гл.38 (которая несколько забегает по времени вперед следующей за ней гл.39), разворачивающиеся события восстания составляют общий последовательный хронологический ряд, кульминацией которого становится восстание Сердобского полка. Лишь даты восстания полка (15 апреля) и последующей расправы над пленными коммунистами (16 апреля) не стыкуются с датой наступления на фронте (22 апреля), когда Мелехов, узнав о восстании, попытался «спасти» захваченных хуторян, да в письме Кудинова, сообщившем Григорию:
«2-го Сердобский полк сдался нам!»
«Тихий Дон» (VI, 51, 463).
По точному смыслу текста во всех случаях подразумевается одна и та же дата, именно, 16 апреля по старому стилю. Привязка к ней, как уже говорилось выше, дается по внутренней хронологии событий, связанных с пребыванием Григория Мелехова на хуторе в пасхальные дни 1919г.
Эти ошибки скорее всего случайны и имеют характер описок, но знаменательно, что они так и оставались неисправленными. Более того, в послевоенных изданиях попытка исправить текст, чтобы устранить некоторые имевшиеся противоречия, привела к тому, что хронология апрельских глав просто распалась!
По новому варианту (кстати, сохранившемуся до наших дней!) дата восстания изменена на 28 апреля (н.ст.?), дата приезда Григория на фронт на 5 мая (н.ст.?), а даты в письме Кудинова («2-го») и прилета самолета (20 апреля) остались без изменений.
Все это тем более удивительно, что в этих же самых главах главные события точно и умело синхронизированы. Здесь и скрытая связь эпизода боев на Чире с событиями вокруг станицы Еланской, когда на помощь еланцам ушел повстанческий полк с артиллерией, и совпадение хронологического ряда событий линии хуторских коммунистов с таким же рядом линии Григория Мелехова.
(Распадение художественного текста)
Девять заключительных глав шестой и первые двенадцать глав седьмой части романа рассказывают о последнем периоде восстания: о трагических неделях конца мая 1919г., о соединении восставших с прорвавшимся через фронт 9-й Красной армии корпусом Донской армии и последовавших совместно с ним боях за станицу Усть-Медведицкую. В этих главах выделяются два основных события.
Одно из них рассказывает об общем отступлении всех казаков, включая женщин, стариков и детей, на левый берег Дона, где проходил последний рубеж обороны. В течение двух недель казаки сражались не на жизнь, а на смерть возле своих станиц вплоть до разгрома красных частями Донской армии, прорвавшимися на помощь повстанцам.
Внутренняя хронология и некоторые обстоятельства боев:
– отход за Дон в течение суток после принятия решения;
– попытка форсирования Дона красными у Вешенской на 5-6-й день;
– обстоятельства боя с переправившимися у Вешенской красными подтверждаются и по воспоминаниям Кудинова, и по «Донским ведомостям», и по работам Венкова и Сивоволова.
Яркие художественные страницы описания народного бедствия имеют лишь незначительную неточность: дата отхода на левый берег смещена в тексте на десять дней (22 мая – в романе, 12 мая с.ст. – у Кудинова). Внутренне единое и достоверное описание последних двух недель героического восстания органично связано с предшествующим текстом и получает лишь не совсем точную хронологическую привязку.
Другой эпизод рассказывает о совместных боях повстанческой дивизии Мелехова и частей Донской армии «генерала Фицхелаурова» за овладение станицей Усть-Медведицкой. Напомним, что упоминание генерала Фицхелаурова появляется в 57-й главе шестой части. Действие предшествующих глав заканчивается 16 апреля с.ст., а в последующих описаны события середины мая и более поздние. Таким образом, эта глава играет особую роль и закрывает в тексте большую лакуну, прямым заимствованием соединяя повествование в единую хронологическую цепь.
Чужеродность этой главы по отношению к остальному тексту проявляется и в фальсифицированном «описании» подготовки прорыва фронта, о чем подробно уже говорилось выше, и в том, что единственное датированное событие гл.57 дано по новому стилю, хотя все остальные даты в тексте (даже ошибочные!) – по старому стилю![59]59
В тексте сказано, что истребление отряда кронштадтских матросов произошло в начале мая. В действительности этот случай имел место 9 мая н.ст./26 апреля с.ст.
[Закрыть]
Рассказ о соединении повстанцев с частями Донской армии в «Тихом Доне» содержит важные внутренние противоречия. Если командующим «ударной группой» при подготовке прорыва фронта дважды называется ген.Фицхелауров, то в гл.5 седьмой части фронт красных прорывает генерал Секретев – реальная историческая личность. Его же приветствуют станичники в Вешенской после соединения ударной группы с повстанцами.
Однако дальше в тексте Секретев исчезает и снова возникает Фицхелауров, командующий взятием станицы Усть-Медведицкой. Сама по себе такая «неразбериха» с генералами уже свидетельствует о разнородности романа, об использовании Шолоховым (причем явно неумелом и поспешном) существенно различных источников. Но нам интереснее изучить и содержание текста, его достоверность и связность.
Действие развивается следующим образом. Навстречу ударной группе через Дон сразу переправляются повстанческие части первой дивизии, что подтверждается воспоминаниями Кудинова. Вместо преследования отступающего, разбитого неприятеля Григорий Мелехов возвращается обратно в Вешенскую и вместе с генералом Секретевым принимает участие в банкете – по сути просто грандиозной пьянке.
«Генерала Секретева, приехавшего в Вешенскую... встречали хлебом-солью... А вечером... повстанческое командование устроило для прибывших банкет... Присутствовавший на банкете Григорий...»
«Тихий Дон» (VII, 7, 523-524)
(Далее следует описание безобразно напившихся «освободителей», его мы опускаем).
А вот этого не было и быть не могло!
Рассказывая о своей работе над «Тихим Доном», Шолохов многократно повторял, что он взялся писать не историю борьбы красных против белых, а историю борьбы белых против красных. Эти слова наглядно показывают чуждость Шолохова казачеству, непонимание им кипевшей вокруг борьбы. Сами казаки никогда себя «белыми» не считали и не называли! Казаки воевали в составе Донской армии, защищая родной край – Всевеликое войско Донское, во главе которого стоял донской атаман, избранный Войсковым кругом.
Поэтому «офицерские штурмовые отряды», сражающиеся под ст.Усть-Медведицкой под руководством генерала Фицхелаурова
[«...красные удерживают Усть-Медведицкую... С нашей стороны, кроме дивизии генерала Фицхелаурова и двух штурмовых офицерских отрядов, подошла целиком шестая бригада Богатырева и наша первая дивизия»
«Тихий Дон» (VII, 9, 535);
являются шолоховским вымыслом, который, как в капле воды, отражает его незнание и непонимание происходивших событий, тенденциозность и использование расхожих идеологических штампов советской пропаганды в качестве источника своих представлений и образов.
В Донской армии никаких офицерских отрядов не было! Шолохов путает с Добровольческой армией, которая сражалась на своем отдельном участке фронта: в мае 1919-го – под Харьковом. Плохо представляя само устройство казачества с его выборным атаманом, Донским правительством, Донской армией, Шолохов устами Пантелея Прокофьевича называет Краснова наказным (т.е. назначенным) атаманом:
«Я, братец ты мой, когда был на Войсковом Кругу, так я с самим наказным атаманом чай внакладку... – начал было Пантелей Прокофьевич и умолк».
«Тихий Дон» (VII, 12, 550)
В точности такую же ошибку мы встречаем в словах Кудинова:
«...окромя Мелехова, некому это проделать! А проделаешь – Донское войско тебе не забудет этого. Как только соединимся со своими, напишу рапорт самому наказному атаману. Все твои заслуги распишу, и повышение...»
«Тихий Дон» (VI, 64, 494)
и в авторской речи Шолохова:
«4 февраля съехавшимися на Круг делегатами... он [Назаров] был избран войсковым наказным атаманом».
«Тихий Дон» (V, 18, 286)
Кстати, та же ошибка с «наказным» атаманом, отмеченная еще Р.А.Медведевым[61]61
«Вопросы литературы», 1989, №8, с.213.
[Закрыть], встречается у Шолохова в «Донских рассказах».
Представляется логичным указать на книгу Антонова-Овсеенко как на возможный источник этой ошибки в романе:
«2-го декабря, при избрании наказного Атамана, Каледин получил почти 90% всех голосов... Круг постановил образовать высшую власть на Дону на «паритетных основаниях» по 7 представителей от казачества и от остального населения, а 15-м – наказной атаман».[62]62
В.А.Антонов-Овсеенко. Записки о гражданской войне. Т.1, с.67.
[Закрыть]
Тенденциозность рисуемой Шолоховым картины встречи повстанцев со своими же братьями-казаками, избавителями от смертельной опасности, проявляется и в заострении внимания на безобразном облике напившегося на банкете генерала, и в выделении из рядов освободителей следующей фигуры:
«...его [Секретева] вскормленник... Вчера отбил под Макеевкой денежный ящик у красных. Два миллиона денег хапнул. Глянь-ка, они у него изо всех карманов пачками торчат!»
«Тихий Дон» (VII 7, 525)
и в поведении Пантелея Прокофьевича, теряющего чувство собственного достоинства и умиляющегося близости своего сына к генералам:
«Скажи на милость! В какую ты честь попал, Гришка! За одним столом с настоящим генералом! Подумать только! – И Пантелей Прокофьевич, умиленно глядя на сына, с восхищением поцокал языком».
«Тихий Дон» (VI, 8, 529)
Между тем для настоящего казака, каким и изображен в романе Пантелей Прокофьевич, холопское умиление перед генералами (властью) просто немыслимо. Естественно, что в описании Шолохова таких освободителей казаки (среди них и Григорий) встречают «кисло», скептически. Что же в действительности происходило на Дону в описываемое время? Мы вернемся к этому вопросу, но прежде подведем некоторые итоги.
Результаты анализа.
Попытаемся суммировать выявленные нами особенности описания Верхнедонского восстания в «Тихом Доне» и на их основе сделать вывод о том, как все это характеризует Шолохова, уровень его знаний и представлений, метод работы над текстом.
С одной стороны, в «повстанческих» главах мы обнаруживаем тщательную разработку даже мелких деталей событий, историческую достоверность и отсутствие серьезных фактологических ошибок в эпизодах, связанных с Григорием Мелеховым, а также в некоторых фрагментах, относящихся к персонажам-большевикам (гл. 39, 40) и к восстанию Сердобского полка.
С другой – слишком очевидна попытка «растянуть» небольшой эпизод боя у ст. Еланской и включить его в текст таким образом, чтобы хронологически линия коммунистов присутствовала в повествовании в тех же временных пределах, что и основная, казачья.
Осуществление такой задачи привело при соединении различных эпизодов к возникновению в романе грубых ошибок и анахронизмов, к нарушению логики и просто здравого смысла. Обращает на себя внимание и нашедший применение весьма оригинальный «творческий» прием размножения текста, когда одни и те же фрагменты или их части многократно включались в роман. При этом содержание первичного эпизода лишь слегка изменялось или просто пересказывалось.
Многократное использование одного и того же фрагмента встречается в тексте по крайней мере еще дважды. В двух разных местах вставляется уже обсуждавшийся отрывок «подготовки прорыва фронта» на Донце, заимствованный у Краснова, а также изложение отрывка о восстании на верхнем Дону из книги Какурина «Как сражалась революция», который включен в 38-ю и 57-ю главы шестой части. Сам отрывок, служивший первоисточником, в ранних изданиях тридцатых годов (до ареста автора, комбрига Какурина) приводился тут же, в сноске к гл.57.
Отметим здесь еще один интересный факт: хронология «вставной» 57-й главы (в отличие от всех остальных дат «повстанческих глав») дана по новому стилю. Это упоминание о прибытии «в начале мая» на фронт и последовавшей затем гибели Кронштадтского полка. Событие это действительно имело место – окружение и рассеяние батальона 3-го Кронштадтского полка, и произошло оно в ночь на 9 мая по новому стилю или 26 апреля по старому!
Первый вывод относится к органичности и единству текста. До 29-й главы роман можно считать однородным по композиции, идейной направленности, развитию сюжета и использованию изобразительных средств. Начиная с 29-й главы он расслаивается, каждый из слоев внутренне однороден и относится к какой-нибудь определенной сюжетной линии романа.
Следующий вывод касается неорганичности соединения отдельных частей текста. Мы встречаем в «повстанческих» главах:
– разрывы в событиях и датах, провалы в развитии сюжета;
– нарушения последовательности и логики повествования;
– повторное включение в текст одних и тех же фрагментов;
– смещения эпизодов и несовпадение различных дат.
Все это столь разительно не соответствует соединяемым эпизодам, единству их содержания, достоверности и их художественному уровню, что мы вправе снова поставить вопрос о вероятности соединения в романе текстов различного происхождения и авторства. Материалы «другого» автора, заимствованные Шолоховым для «повстанческих» глав, были полностью, либо в значительной мере завершенными. Представления самого Шолохова о событиях, его литературные возможности оказались явно недостаточными, чтобы этот материал связать воедино, а недостающий – восполнить собственными страницами.
Выявление и изучение множества отдельных фактов и наблюдений позволяют поставить вопрос о текстологии «Тихого Дона» несколько шире, постараться понять цели, которые преследовал Шолохов при создании своей версии романа. Попытаемся посмотреть на проблему в целом и понять, ради чего нужны были все эти вставки, связки и т.п. Какова основная направленность, главная цель сделанных в тексте изменений и корректировок?
Встреча восставших со своими освободителями – один из кульминационных эпизодов романа. В нем как в фокусе проявились наиболее характерные особенности «соавторской» работы с текстом, ранее уже рассматривавшиеся нами:
– использование заимствований для связывания отдельных эпизодов;
– восполнение недостающего материала «самодельными» отрывками, резко выделяющимися из основного текста недостоверностью содержания, сбивчивой хронологией, лексикой, идейной направленностью;
– плохое понимание содержания и внутренних связей в тексте;
– попытки идеологической переориентации всего произведения.
А что же в действительности происходило в описываемые дни в районе Верхнедонского восстания?
Шолохов неоднократно заявлял, что в «Тихом Доне» идейным стержнем его творчества всегда была «большая человеческая правда». Интересно узнать, как относились к этой «правде» современники, хорошо знавшие донскую землю, преданные ей всем сердцем, принимавшие непосредственное участие в событиях и разделившие трагическую судьбу Дона и России. Вот, например, как воспринимался в эмиграции только что вышедший в свет роман:
«Повседневная казачья жизнь, не затрагивающая собой господствующей в романе большевицкой «большой человеческой правды», изображено так верно и образно, что такие места романа читаешь и перечитываешь до упоения.
В самом деле, кому из казаков неизвестна такая дорогая и милая картинка и кого она не возьмет за живое:
– Давай, Ксюша, заиграем песню?..»[63]63
В.П.Елисеев (В.Петров). «Большая человеческая правда» и «Казачий национализм»
(По роману М.Шолохова «Тихий Дон»). «Вольное казачество», 1931, №84-85, с.17. Автор, чтобы подчеркнуть известную двойственность содержания, даже вынес эту проблему в заголовок.
[Закрыть]
Представление об этой «правде» мы можем получить, сравнив его текст с реальными событиями на Дону во время освободительной борьбы 1918-1919 годов. В этом случае мы не только решаем частный вопрос об исторической достоверности событий и уровне знаний автора (или «соавтора»), но одновременно выявляем отношение самого Шолохова к казачеству и его судьбе, к трагическим событиям междоусобной войны, степень внутреннего духовного сопереживания и вовлеченности Шолохова в описываемые на страницах «Тихого Дона» события.
Ключевым вопросом здесь стало отношение Шолохова к самой радостной и незабываемой минуте в жизни восставших – встрече со своими братьями-казаками, прорвавшимися на помощь из-за Донца и принесшими освобождение от неминуемой гибели.
Из огромного числа свидетельств о борьбе казачества в годы гражданской войны, которые можно найти, например, на страницах донских газет и журналов тех лет, мы выбрали всего несколько. Они касаются наиболее важных для нашего исследования обстоятельств:
– воссоздание положения казаков, сложившегося в занятых Красной армией районах;
– выяснение главных мотивов, толкнувших их на восстание;
– отношение восставших к ушедшим за Донец вместе с Донской армией.
Здесь возникает вопрос: можно ли вполне доверять газетным описаниям ужасов, творившихся на «освобожденной» территории? Не является ли все это обычной пропагандой, преувеличением или даже выдумкой? Примеры поведения красных почерпнуты нами со страниц «Донских ведомостей». Внимательное знакомство с этим изданием (редактором был Ф.Д.Крюков, ему помогал и на несколько месяцев замещал Н.П.Асеев) свидетельствует о строгом отборе материала, продуманности и серьезности всей линии газеты, чувстве высокой ответственности со стороны участвовавших в издании представителей донской и российской интеллигенции.
Первый отрывок, который мы приведем, заимствован из очерка, где рассказано о судьбе станицы Константиновской, расположенной на Дону у впадения Северного Донца. Автор воссоздает ту атмосферу террора, ужаса и отчаяния, которую испытывали казаки в районах, занятых Красной армией:
«21 февраля «мироновцы» ворвались в Константиновскую: началось советское строительство жизни, или, как писала «Донская Правда», – «спала завеса с глаз, новые планы и новые мечты зародились из нового семени разумного, доброго, вечного».
Гомерическое пьянство... разразилось в первый же день, а из «новых мечтаний» осуществились самые главные: расстреляны были захваченные офицеры... и «казаки-красновцы» по доносу иногородних... другая осуществленная «новая мечта»: выпущены были все арестанты из тюрьмы, ибо «у нас нет тюрем»!..
Местные воры и конокрады, краса и гордость революции – матросы, озлобленные иногородние отплясывали дикую сарабанду над поверженной в прах станицей, захлебываясь в реках награбленного вина и потоках безвинной крови...
Деятельно работали, как всегда у большевиков, лишь чрезвычайка (военно-революционный суд), трибунал и военные власти. Главными заправилами чрезвычайки были два еврея – Аронштам и Склярский. За два месяца ими было расстреляно (приговоры утверждались латышом-комендантом) свыше 800 человек, из которых около 100 – жители станицы. Большинство расстрелянных – старики... Расстреливали днем у тюрьмы китайцы, на виду у всех».[64]64
П.Map. По разоренному Дону. – «Донские ведомости», №143, 22 июня (5 июля) 1919г. Политком Аронштам даже переименовал станицу в город Розы Люксембург с улицами: Подтелковской, Мироновской, Ленинской, Смерти. Не этот ли эпизод гражданской войны зародил у А.Платонова образы «Чевенгура»?
[Закрыть]
«...в концентрационные лагери на всю жизнь»
О составе восставших верхнедонцев и причинах, подвинувших их на восстание, у нас имеется свидетельство двух казаков – посланцев из Мигулинской станицы К.Е.Чайкина и Е.А.Мирошникова. В их докладе Войсковому Кругу 16 [29] мая 1919г. говорилось:
Мы видим из этих рассказов, что восстание было для казаков актом отчаяния, решимостью скорее умереть, чем быть обращенными в рабское состояние. Поэтому колебания в настроении Григория Мелехова относительно целесообразности восставать против «своей, родной» власти (см., например, эпизоды с матросами под Климовкой или пьянки с Ермаковым и другими командирами) – фальшивы от начала и до конца. Они не только противоречат авторскому образу Григория Мелехова, но и имеют совершенно фантастический характер на фоне той политики террора («расказачивания»), которую проводила на занятой территории коммунистическая – «своя, родная» – власть.
Вмешательство Шолохова в органично написанный, единый по замыслу, используемым художественным средствам и идейной направленности текст носит чисто идеологический характер и имеет целью перекрасить героев чуждой ему по внутреннему пафосу, по духу книги. Приезд станичников в Новочеркасск за командирами для руководства их восстанием также прямо противоположен шолоховской идее о неприязни повстанцев (и Григория в их числе) к «кадетам» и к «генералам», опровергает ее.
Приведем еще один документ – донесение сотника П.Г.Богатырева о положении в районе восстания, куда он, первый из представителей Донской армии, прилетел на самолете в апреле 1918 г.:
«Председателю окружного Круга Верхне-Донского округа. Х[утор] Сингин, 28 апреля, 13ч. 50 мин. Доношу господам членам Войскового Круга, что восстание есть. Восстали станицы Казанская, Мигулинская, Вешенская, Еланская, Слащевская, Букановская, часть Усть-Хоперской, Боковской, Каргинской и слобода Березняги.
Численный состав восставших до 25000 человек. Ощущается недостаток в командном составе, снарядах, патронах, полное отсутствие денежных знаков, табаку, спичек.
Дух восставших хорош. Очень сильное тяготение к Донской армии на предмет соединения... Восстание произошло на почве экономической, а в особенности террора...»[66]66
Цитируется по А.В.Венкову, указ. соч., с.152; впервые: «Донские ведомости», 30 апреля (13 мая) 1919г.
[Закрыть]
Другое свидетельство – показания перебежчиков из Сердобского полка, направленного на подавление восстания:
«...приказано... 3 марта... по прибытии в ст.Слащевскую перейти в ст.Букановскую, где был сконцентрирован весь карательный отряд 9-й армии... Мы получили задание переправиться на правую сторону Дона, двигаясь по этой стороне вплоть до станицы Мигулинской сжигать все восставшие хутора, всех же казаков от 18-летнего возраста расстреливать. А в тех местах, где восстания не было, всех казаков некоммунистов под конвоем отправлять в ст.Михайловскую, откуда они должны были быть отправлены в Петроградскую губернию в концентрационные лагери на всю жизнь, все же их имущество подлежит конфискации...»[67]67
Донские ведомости», №110, 12 (25) мая 1919г.
[Закрыть]
Жестокое и безжалостное отношение к населению казачьих районов, которое рисует нам свидетельство красноармейцев, соответствует общей картине событий в «Тихом Доне». На его страницах практически нет эпизодов, где красноармейцы вели бы себя лояльно по отношению к казачьему населению занятых районов. «Тихий Дон» написан в целом с позиций враждебного отношения к Красной армии как к армии поработителей. Именно по этой причине Шолохову так и не удалось коренным образом изменить первоначальный замысел. А его грубые вмешательства в основной текст слишком выделяются фальшивостью тона и надуманностью деталей.
