Текст книги "Сладкая соль: пакистанские сказки"

Автор книги: А. Порожняков

Соавторы: А. Сухочев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

СЛАДКАЯ СОЛЬ
Пакистанские сказки

Предисловие (А. С. Сухочев)

Прошло немногим более четырех десятилетий, как на политической карте мира появилось новое суверенное государство – Пакистан. Образованный в результате раздела бывшей колониальной Индии по религиозному признаку, Пакистан стал почти полностью мусульманским государством – «страной чистых», как назвали его мусульманские идеологи, в отличие от Индии, в которой наряду с основной религией – индуизмом существуют также ислам, буддизм, христианство и другие религии.

Но одно дело – история государства и совсем иное – история живущих в нем народов. Нередко государства возникают и погибают, объединяются и дробятся на мелкие, а народ продолжает жить на своей территории в течение многих столетий, развивая свою культуру, совершенствуя только ему присущий образ жизни, обычаи и нравы. Как раз на территории современного Пакистана мы находим неопровержимые доказательства того, что здесь не менее пяти тысяч лет тому назад уже существовало высокоразвитое общество. Археологические раскопки в Мохенджодаро («Курган мертвых») в Синде и Хараппе, в Пенджабе открыли культуру, сопоставимую и по времени, и по уровню развития с культурой Месопотамии – одной из древнейших в мире. Еще более древняя культура, разрушенная народами, осевшими в Хараппе и Мохенджодаро, была открыта в Кот Диджи; на левом берегу Инда, который как бы соединяет воедино все провинции Пакистана. Следует вспомнить и о развалинах древнего университета в Таксиле на севере Пакистана, разрушенного в 5 в. н. э. пришедшими с севера кочевыми племенами. В этот крупнейший учебный центр древнего мира тянулись монахи–буддисты со всех сторон Южной и Юго–Восточной Азии. Ученые доказали, что между этими древними цивилизациями и современностью существует непрерывная связь и преемственность. Таким образом, народы Пакистана являются прямыми наследниками пятитысячелетней культуры.

Правда, зачастую в слово «культура» археологи и историки вкладывают значение, разительно отличающееся от того, которое мы придаем в повседневности. Поэтому надо хотя бы кратко рассказать, что представлял собой город Мохенджодаро, наиболее полно изученный к настоящему времени.

На высокой насыпи, защищавшей прямоугольный в плане город от наводнений, возвышались могучие стены с четырехугольными башнями, расположенными на равном расстоянии друг от друга. Широкие параллельные проспекты и пересекавшие их более узкие улочки делили город на правильные кварталы. Построенный по продуманному плану, древний город имел совершенную систему канализации, состоявшую из сточных канав, покрытых каменными плитами. Во дворе каждого дома был колодец. В центре города находился большой дом с закрытым двором. Вероятно, тут было или религиозное училище, или дом какого‑то высокого представителя культа. Жители города знали колесо, пользовались арбами, запряженными буйволами. Они умели выращивать пшеницу, ячмень и другие сельскохозяйственные культуры, сеяли хлопок и умели его обрабатывать. Ремесленники применяли в строительстве обожженный кирпич, готовили прочную глиняную посуду, использовали большие кувшины в качестве сосудов для хранения зерна и других съестных припасов.

И самое главное – у них была собственная оригинальная письменность, правда до сих пор не расшифрованная. На глиняных печатках можно видеть короткие надписи из нескольких знаков–иероглифов, изображение богов и животных – слона, тигра, быка, коз и змей.

По–видимому, существовали какие‑то мифы, былички, простейшие песенки и какие‑нибудь сказки. Именно на этой древней основе сложился фольклор современных народов Пакистана.

Пакистан – страна многонациональная. Подавляющее большинство его населения составляют четыре народа. Синдхи занимают низовья долины Инда, пенджабцы живут вдоль среднего течения Инда и его притоков (само слово «Пенджаб» означает «пять рек, пятиречье»). Белуджи обитают в суровых пустынных и полупустынных районах, прилегающих к границам Ирана и Южного Афганистана, пуштунские племена поселились в горной местности на самом севере страны, на границе с Афганистаном. Есть и другие сравнительно малочисленные этнические группы, внесшие свой, пусть и скромный, вклад в общую культуру страны.

У каждого народа существует свой фольклор, сформировавшийся под воздействием специфических исторических условий жизни и географической среды обитания. При его внимательном изучении становится более понятным национальный характер народа, его породившего. Этот богатейший фольклор пока еще очень мало знают за пределами страны. Известно, однако, что одна из самых влиятельных литературных организаций Синда – «Синдхское литературное бюро» опубликовало многотомный свод синдхского фольклора. К сожалению, эти богатства народной словесности Синда мало переводились на другие языки, а специалистов, знающих этот язык за пределами Пакистана и Индии, можно пересчитать по пальцам.

Богата народная литература на белуджском языке. Ее большую часть составляют баллады и народные песни, лирические и героические. В основе большинства баллад, легенд и героических песен лежат реальные исторические события, связанные с многочисленными длительными войнами между различными белуджскими племенами, а также между белуджами и не менее воинственными соседями. Разумеется, в произведениях народных рапсодов и сказителей повествование о действительно происходивших событиях расшивалось причудливыми узорами вымысла. Белуджские сказки довольно полно представлены в данной книге, хотя стали записываться сравнительно недавно.

Несколько лучше изучено творчество пенджабцев – самого многочисленного из народов Пакистана. Существует несколько сборников пенджабских сказок, записанных как в Пакистане, так и в Индии. При этом в Пакистане больше внимания уделялось сказкам, содержащим мусульманские. реалии или нейтральным, в Индии – тем, в которых действовали герои – индусы и сикхи – или упоминались индусские боги.

О том огромном значении, которое играл фольклор в жизни пуштунов, говорит хотя бы тот факт, что в Пешаваре – центре северо–западной пограничной провинции – есть целая Улица сказочников. Это поэтическое название, появившееся в старину, довольно точно передает характер данной части города. Один из европейских исследователей, наблюдая в этих местах выступления народных поэтов и сказочников, писал: «Базарный рассказчик обыкновенно останавливается в самом людном месте и начинает одну из своих историй. Тут же его окружает толпа, упивающаяся эпизодами повествования; прохожие и проезжие с трудом пробираются сквозь толпу, если не останавливаются сами, чтобы ее увеличить».

Народы современного Пакистана, обладающие своей особой культурной традицией, издавна поддерживали тесные связи между собой. Поэтому в их творчестве, в первую очередь в сказках, мы видим много общего, что объясняется сходными культурно–историческими условиями жизни народа. Более тысячи лет тому назад на их территориях появились первые мусульманские завоеватели, а вместе с ними пришли и проповедники ислама. Как правило, эти религиозные деятели превосходно знали более развитые в то время арабскую и персидскую литературу. По мере укрепления ислама в долине Инда влияние арабско–персидской культуры, ближневосточной литературной традиции на культуру народов, населяющих современный Пакистан, возрастало все больше. Вот почему в сказках пенджабцев и белуджей, синдхцев и пуштунов в равной мере встречаются цари–падишахи и министры–везиры, исламские судьи – кази и начальники местной полиции – котвалы, действуют волшебники – дивы и джинны, герои перед своими подвигами испрашивают благословения Аллаха и мусульманских святых.

Как уже отмечалось, у пакистанских народов нередко сказка соседствует с легендой, более того, легенда часто порывает связь со своей исторической первоосновой и сама превращается в сказку. И тем не менее в большинстве случаев разница между ними ощущается довольно четко. Если легенда сознательно ориентируется на какое‑то историческое событие (реальное или выдаваемое за реально происходившее), то в сказке видна отчетливая установка на вымысел, фантазию. Отсюда и разный характер изображения героев, разная локализация действия. В сказке герой, как правило, безымянен, действие происходит в «некоем царстве», без всякой привязки к географическим реалиям. Кроме того, в легенде более ярко выражено авторское начало, иногда можно с большей или меньшей достоверностью говорить о ее создателе, тогда как в сказке авторство стерто из‑за бесконечного ряда переработок в процессе устной передачи.

Знакомясь с фантастическим миром пакистанской сказки, читатель найдет для себя много понятного и хорошо известного ему по фольклору других народов. Мир чудесного в главных своих чертах един во всех странах света. Одухотворение первобытным человеком природы привело к возникновению говорящих зверей, к превращению героев в животных, в различные предметы. Тигр так же легко разговаривает с человеком, как и с шакалом («Хвост к хвосту»). Часто чудеса совершаются как бы помимо воли героя. Так, недалекий и даже трусоватый крестьянин с помощью хитрой жены совершает без всяких видимых усилий подвиги, о которых он даже не мог и мечтать, и получает самую обычную сказочную награду – половину царства («Убийца Пяти»).

В пакистанских сказках о животных в основе сюжета лежат универсальные коллизии, распространенные у многих народов мира. В них осуждается человеческая несправедливость, социальное неравенство, воспевается находчивость, преданность в дружбе, благородство и честность. Правда, понятия о честности и справедливости в сказочном мире не всегда совпадают с принятыми в обычном человеческом обществе. Старик соблазняет медведя вкусной кашей – кхичри, заставляет его таскать дрова, а потом, вместе со своей старухой, со спокойной совестью обманывает его («Выгодная сделка»). И этот неблаговидный поступок никак не осуждается. Напротив, о нем рассказывается с одобрением, ибо находчивость в сказке ценится превыше всего.

За некоторыми животными закреплены постоянные роли–клише. Так, шакал всегда предстает хитрецом, хотя его хитрость может иметь, в зависимости от конкретной ситуации, как положительную, так и отрицательную окраску. Крокодил всегда кровожаден, но непроходимо глуп. Как правило, его могут легко провести другие звери («Глупый крокодил»).

Исследователи не раз отмечали, что одной из древнейших сюжетных схем в волшебной сказке является история женитьбы человека на чудесной жене. Этот мотив мы видим в синдхской сказке «Моряна». Ее герой проникает в подводное царство, женится на дочери морского царя, с ее помощью достигает удачи во всех своих делах. Но когда Моряна – синдхская русалка – с сыном выходит на морской берег, ее муж нарушает табу и входит в ее хижину без разрешения. Моряна покидает его и возвращается в море – родную для нее стихию. Хочется отметить известное сходство этой сказки с «Царевной–лягушкой» из русского фольклора. Сожжение Иваном–царевичем шкуры лягушки является таким же нарушением табу, повлекшим за собой трудные испытания героя.

В ряду повествований о хитрецах отметим белуджскую сказку «Хасан Шатйр», в которой появляется излюбленный персонаж ближневосточного фольклора —чудесный старец, разрешающий все трудности героя.

В сказке «Тигр и мыгры» встречаются великаны – джинны. Ближневосточная демонология наделяет джиннов ужасным, пугающим обликом, но изображает их социальное устройство таким же, как у людей. У них есть свое селение в джунглях (кстати, в Пакистане леса занимают крайне незначительную часть площади, но это не смущает сказочников, обычно помещающих действие в непроходимом лесу), вместе с ними живут их многочисленные дети. Они, так же как люди, копят деньги, откупаются золотом от тех, кто досаждает им шумом. Короче говоря, волшебный мир в сказке является довольно точным сколком мира, в котором живут сами создатели сказки.

Не обходятся сказки всех народов без чудесных предметов, выполняющих желания героев, приносящих им изобилие, разрешающих встающие перед героями трудные задачи. Такими предметами в сказке «Три чудесных подарка» являются бисер, ковер–самолет и зеркало. Если функции ковра–самолета и зеркала понятны по аналогии со сказками других народов – ковер–самолет способен в мгновение ока перенести на любое расстояние, а в зеркале можно увидеть все, что необходимо герою, на каком бы расстоянии оно ни находилось, – то роль бисера непривычна для нашего читателя. В какой‑то мере он замещает живую воду наших сказок. Если вымыть бисер и эту воду влить в рот умершего, то он тут же воскреснет.

Нередко в пакистанских сказках мы встречаем и семейные коллизии, характерные для очень ранних стадий развития социального строя. Это мотив обездоленности младших братьев и сестер. Как правило, такие обездоленные персонажи, лишенные милости своих родителей или высоких покровителей, чудесным образом добиваются очень многого в жизни. Сказка идеализирует обездоленного, приписывает ему необычайные способности, в результате которых (а также из‑за немотивированных удач, счастливых совпадений и тому подобного) он обретает все, что ему предназначено судьбой. В сказке «Сладкая соль» младшая царевна, выданная замуж за первого встреченного прокаженного, возвращается в отцовский дворец, а ее исцелившийся муж, оказавшийся царевичем соседнего государства, становится царем, сменяя на троне состарившегося тестя, некогда несправедливо поступившего с младшей дочерью. А пастух, по прозванию Сын верблюда, становится даже правителем двух царств одновременно («Сын верблюда»).

До недавнего времени пакистанские сказки были у нас почти неизвестны. Правда, пятнадцать лет тому назад А. Е. Порожняков опубликовал книгу «Сказки, басни и легенды белуджей», часть сказок из которой вошла в данный сборник. Что касается других народов стомиллионного государства, то их устное творчество пока еще не пришло к нашим читателям. Будем надеяться, что эта небольшая публикация пробудит интерес к словесному наследию пакистанского народа – такого же талантливого, как и остальные народы мира.

Предлагаемые читателю сказки переведены А. Е. Порожняковым с английского языка и А. С. Сухочевым – с языка урду.

А. С. Сухочев

ХВОСТ К ХВОСТУ (Перевод А. Е. Порожнякова)

Как‑то ранним утром крестьянин с двумя быками выехал в поле и стал пахать. Не успел он сделать два или три круга, как, откуда ни возьмись, появился тигр.

Крестьянин обомлел от страха, сложил умоляюще ладони рук и, поклонившись тигру, еле слышно пролепетал:

– О владыка джунглей, прими мое самое глубокое уважение!

– Гм… Вижу, что на тебе не так уж много мяса, – прорычал тигр, внимательно его разглядывая. – Лучше бы ты научился охотиться, как это делаю я. Ведь в том, что ты царапаешь землю, проку мало.

– Но мы, крестьяне, делаем это из поколения в поколение, – промолвил пахарь.

– Да ты, я вижу, совсем глуп. Взгляни на меня, ведь я обладаю такой силой потому, что охочусь.

– Каждый должен заниматься своим делом, господин тигр, – ответил крестьянин.

– Ну, что ж, пусть будет так, – прорычал тигр, – тогда я буду заниматься своим делом и поначалу позавтракаю твоими быками. Распрягай их.

«Эх, зачем я сказал, что каждый должен заниматься своим делом», – стал корить себя крестьянин и, почесывая затылок, принялся раздумывать, чем можно ублажить тигра, чтобы он не тронул быков.

– О владыка джунглей, – проговорил он наконец, – бог создал человека, чтобы он обрабатывал землю и растил хлеб себе на пропитание. Для обработки земли он даровал человеку рогатый скот. А для тигров создал оленей, зайцев и шакалов.

– У меня нет времени для всякой там болтовни! – рявкнул тигр. – Распрягай поскорее быков! —И глаза его блеснули гневом.

– О господин, не тронь моих быков! —взмолился крестьянин. – Взамен я приведу тебе жирную корову, которую заботливо вырастила моя жена.

– Но ее хватит только на половину моего завтрака, – облизнулся тигр. – Вот если, кроме коровы, ты приведешь еще и теленка, тогда я не трону твоих быков.

Крестьянин отвязал соху, взвалил ее себе на плечи и поплелся домой.

– Смотри не обмани меня, – пригрозил ему вслед тигр. – Не то мы нападем на вашу деревню и вообще всех перережем.

Жена крестьянина была страшно удивлена, что муж так скоро вернулся домой.

– Ну до чего же ленивы эти мужчины, никак не хотят работать, – встретила она его, ворча себе под нос. – Небось что‑то забыл.

Крестьянин присел на корточки, обхватил руками голову и ничего не ответил.

– Что с тобой? —забеспокоилась жена.

И муж рассказал ей все, что произошло.

– Ага, значит, ты готов пожертвовать нашей коровой, которая дает столько молока, ради своих глупых быков? – запричитала она. – Да сколько бы ты ни пахал, мы никогда не получим хорошего урожая. Пусть тигр жрет твоих быков. Скоро наша телка тоже станет коровой, и у нас их будет тогда две. Мы станем продавать много молока и как‑нибудь прокормимся.

Крестьянин снова схватился за голову и заплакал.

– Трус, несчастный трус! —вспылила жена. – Что ты плачешь? Давай лучше придумаем, как спасти быков.

– А что тут можно придумать? – безвольно отвечал крестьянин.

– Вот что, – предложила женщина. – Возвращайся к тигру и скажи ему, что жена сама сейчас приведет корову. Смотри не перепутай чего‑нибудь, ступай.

Крестьянин был до смерти напуган мыслью о том, как он явится к тигру без коровы. Ведь в ярости тигр может съесть и его самого. Но он не стал возражать и, опустив голову, направился в поле.

Тигр увидел, что крестьянин идет без коровы, и заскрежетал зубами от ярости. А бедный пахарь, при виде разъяренного тигра, упал на колени и затрясся от страха.

Тем временем жена крестьянина, одев на себя мужскую одежду и тюрбан, села на лошадь и поехала в поле вслед за мужем.

– Ага! —закричала она громким голосом при виде тигра. – Слава богу, нашелся наконец настоящий тигр. Сейчас попробуем его, давно я уже не ел свежей тигрятины. В детстве я почти каждый день съедал по одному тигру.

Тигр от удивления даже замотал головой. Да разве это мыслимо, чтобы вот такое чудище могло съедать по одному тигру в день?

Жена крестьянина вытащила серп и, размахивая им, бросилась на тигра.

– Видишь этот серп? Я наточил его, как бритву. Приготовься, сейчас я смахну им твою голову.

Испугался тигр, подумал, что ему приходит конец, и дал стрекача. Смотрит – а навстречу бежит шакал.

– О господин мой! —говорит он тигру. – Куда это ты мчишься? Я так мечтал полакомиться косточками тех быков, которых ты сегодня намеревался съесть. Скажи мне, там что‑нибудь осталось?

– Нет, нет, не ходи туда! Там, возле поля крестьянина, появилось на коне какое‑то чудище, поедающее тигров.

– Да что ты?! —захихикал шакал. – Солнце, что ли, тебе глаза ослепило? Да это совсем не чудище, а жена крестьянина, переодевшаяся в мужскую одежду. Я ведь там был невдалеке и все видел.

– Хм!.. Ты в этом уверен? —растерянно спросил тигр.

– Абсолютно уверен! И если тебе солнце не ослепило бы глаз, ты мог бы видеть, что у нее из‑под тюрбана торчит сзади что‑то наподобие свиного хвоста, – заметил шакал.

– Не такой уж я глупец, чтобы не рассмотреть женщину в мужской одежде. Уверяю тебя, это настоящее чудище. Своим серпом оно чуть было не снесло мне голову, – стал оправдываться тигр.

– Ну и упрям же ты! Давай вернемся, и я докажу тебе, что это не кто иной, как женщина в мужской одежде, – предложил шакал.

– Не разыгрывай меня, шакал, – насупился тигр. – Я знаю, что вы, шакалы, коварны по своей натуре.

– Неправда! —вскричал шакал. – Нас прозвали коварными за то, что мы умны. А вот вам, тиграм, предназначено пить кровь, а не показывать хвосты, когда вы видите женщину с серпом в руках. Никогда не думал, что ты такой трус!

Тигр почувствовал себя оскорбленным.

– Я трус?! —взревел он. – Ладно, пойдем и посмотрим, кто это. Но обещай мне, что ты не побежишь, поджав хвост, если убедишься, что это действительно чудище.

– Не только обещаю, но готов связать свой хвост с твоим, чтобы ты поверил в мою правоту. В таком случае уж я никак не смогу убежать.

Тигр согласился, и они привязали хвост к хвосту.

Жена крестьянина привезла мужу немного еды в сумке, прикрепленной к седлу. И только стала ее развязывать, глядь – а к ним приближается тигр со своим прислужником шакалом, а хвосты у них связаны.

– Скорее, скорее садимся на коня и удерем отсюда! – испуганно вскричал крестьянин.

– И оставим им на съедение быков? —возразила жена. – Ты не только глуп, ты еще и труслив. Сиди на месте, я сама с ними разберусь… Браво, шакал! —закричала она, как только звери подошли поближе. – Спасибо, что ты привел мне тигра на обед. Сейчас я его съем, и ты подберешь косточки, как договорились.

Услыхав такие слова, тигр моментально смекнул, что шакал и чудище договорились его съесть, рванул что было сил, оборвал хвост и бросился бежать.

– О господин тигр! —истошно завопил шакал. – Не пугайся, эта женщина просто дурачит нас.

Крик шакала еще больше напугал тигра, и он побежал еще быстрее. Тем более что за ним вдогонку бросился и шакал.

Тут тигру уже совсем стало ясно, что его прислужник был в сговоре с чудищем. В несколько прыжков он пересек гору и пришел в себя только тогда, когда достиг логова.

Жена крестьянина засмеялась и, обернувшись к мужу, назидательно заметила:

– Все вы, мужчины, трусы!

Рыскал как‑то в джунглях шакал, глядь – на поляне стоит павлин, да такой важный, хвост распустил, головой из стороны в сторону покачивает. Засмотрелся на него шакал и думает:

«До чего же ладные птицы, эти павлины, сколько в них красоты, сколько грации и самомнения! Вот бы мне стать таким, но как? Поговорю‑ка я с этим павлином».

А павлин, ничего не подозревая, обошел, как обычно, несколько кругов, взобрался на кучу хвороста покормиться, потом пустился в танец, призывая дождь громкими криками.

Подождал шакал, покуда павлин закончит свою песню, подошел к нему и говорит:

– Послушай, павлин! Ты так красив и важен, а кричишь, будто от боли. Почему бы тебе не научиться куковать, как кукушка?

– А кто меня научит языку кукушки?

– Не волнуйся, это сделаю я, – гордо ответил шакал.