Текст книги "Эффект Доплера (СИ)"

Автор книги: А. Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Ари позаботится о Джуди, а ты позаботься о сестре, – прошу я, собирая вещи. Наш с Натом зрительный контакт потерян. Сэм ждёт в прихожей. Ариэль выходит к двери и ждёт вместе с ней. Постоянно менять место жительства, на самом деле, очень грустно и паршиво, особенно, когда привязываешься к людям. Я полюбил эту хрустальную девочку со светлыми кудряшками и такими огромными, голубыми, всепонимающими глазами. Поверить не могу, что действительно уезжаю. Я надеялся, что этот день никогда не настанет. Я ведь действительно полюбил этих двоих. Они замечательные люди. Именно поэтому я вернусь сюда в будущем. Я не оставлю их, никогда и ни за что. Может, мы вернёмся ещё раньше, чем думаем.

Я прощаюсь и мне приходится снова вытирать слёзы с лица Ари. Она ненавидит меня, я знаю. Она не хочет всего этого. Поверь мне, малышка, я тоже не хочу. Но это странное ощущение долга висит прямо в моей голове, затмевая остальные мысли. Я должен помочь Сэм, я знаю, что без меня она пропадёт. Может, этим я помогу и себе тоже. Я вернул себе собаку, и чувство вины с десятки спустилось чуть пониже, на твёрдую девять. Может, если помогу Сэм, вина упадёт до восьмёрки?

– Я вернусь, обещаю, – я целую Ари в лоб и закатываю глаза, когда вижу подступающую порцию очередных слёз. – Ну, всё, перестань. Ты уже взрослая.

– Нет, Кью, я ещё маленькая.

И я знаю – она права. Повзрослеть нас обоих заставили обстоятельства.

– Тогда, думай о том, что я уезжаю тебе за подарком, и скоро вернусь. Поняла?

Она едва заметно кивает, и я знаю, что ничего она не поняла, и не хочет понимать.

Я киваю Нату, мол, береги её и сам не кисни. Сэм обнимает Умника, и мы выходим на улицу.

– Ключи, Кью! – он швыряет мне ключи от машины, и я не знаю, как благодарить его за такой щедрый подарок. Это неожиданно. Это очень… по-Натовски. Он всё-таки хороший друг. Я понимаю, что должен вернуться сюда в любом случае. За ними.

– Верни мне её в целости и сохранности, – предупреждает он, подавляя смешок. Нат кивает и на Сэм тоже, я понимаю, что он имеет в виду.

Мы садимся в машину и отъезжаем от места, успевшего стать нам домом. Не Сэм, так мне уж точно. Вряд ли она привыкла к нашему обществу за каких-то 5 дней. Она, кстати, сидит и рассматривает свои колени. Я слышу, как она шмыгает носом.

– Кью, скажи мне, кому мы так сильно нагадили в кашу? Самому Богу что-ли?

– Мне казалось, ты атеистка, – рассуждаю я.

– У меня что, на лице написано?! – наигранно возмущается она и улыбается. Я едва заметно усмехаюсь и отвечаю:

– Да, жирным таким шрифтом.

На самом деле, мы оба понимаем, что усомниться в существовании Бога нас заставила сама жизнь, кошмары, которые мы пережили, смерть близких, скорбь, несправедливость и подобного рода дерьмо. Бог бы не допустил, чтобы хорошие люди так нелепо и бессмысленно умирали. Это ведь несправедливо. Бог бы не допустил парадокса, когда люди во время войны убивают других людей, но изначально война предполагала разрешение конфликтов и бессмысленных смертей. Вся эта глупость, безрассудность – доказательство, что Бога нет. Раньше я верил в него, правда. Теперь не верю, не после смерти Джуди. Нет.

– Я не спала всю ночь, думала.

Я всегда поражаюсь тому, насколько девушки странные существа. Неужели, нельзя подумать днём? Почему они думают только ночью? У них мозг работает только в ночное время суток? Джуд была такой же. Ближе к ночи у неё включались мозги, она вдохновлялась любой ерундой, начинала рисовать, как бешеная, сочинять какие-то истории, в то время, как я хотел спать. Джуди обижалась на меня за то, что я не такой, как она. Я ничего не мог с собой поделать, ведь мы были разными людьми. Я был обычным парнем, а она – творческой девушкой. Её мышление было совершенно другим. На мой вопрос «что ты приготовишь на завтрак?» она отвечала «что-нибудь красочное и одновременно вкусное», и готовила банальную яичницу с помидорами, усыпая её зелёным луком. Она разукрасила мою жизнь в яркие цвета, этим и прекрасны творческие люди. Они видят красоту в обычных вещах. Я иногда до сих пор жалею, что я обычный, не такой, как Джуди.

– О чём ты думала? – после собственных размышлений мне едва хватило остатков мозга вспомнить, что именно сказала Сэм пару минут назад.

– О будущем.

Красноречивый и весьмя исчерпывающий ответ. Мне хочется спросить нечто саркастическое, но я пока не придумал, что именно.

– Я хочу сбежать куда-нибудь, – говорит, наконец, она.

– Мы как раз этим и занимаемся.

– Нет. Я не об этом. Я хочу забыться, как во время чтения увлекательной книги. Хочу забыть о том, в какое дерьмо вляпалась. Никогда не хочу вспоминать о прошлом, хочу жить настоящим или будущим. Хочу стереть себя, и построить всё заново, с чистого листа. Почему, когда человек рождается, ему не дают возможности исправить свои ошибки? Знаешь, например, человек, который убил другого по нелепой случайности, будет винить себя в этом до конца своих дней. У него никогда больше не будет возможности всё исправить, ведь мёртвые не возвращаются к жизни, ровно так же, как дым не заходит обратно в сигарету, а стрелка на часах не движется в другом направлении.

– Движется, если ты сама её двигаешь. Понимаешь, о чём я?

– Я понимаю лишь то, что ты – любитель спорить.

Я улыбаюсь. Сэм чертовски права – я люблю оспаривать чужое мнение, этим я живу.

– Я уловил суть твоей мысли. Но пойми, жизнь – то ещё дерьмо, и здесь нет второго шанса.

Она молчит. В ближайшие пару часов мы не разговариваем. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, где живёт Сильвия Прайс, но этот отрезок стёрт из памяти, и я знаю имя этого ластика – Норман Прайс, мой отец. Когда я увидел смерть своей матери, догадался о всех его тёмных делах, и о том, что именно отец довёл мать до самоубийства, мой папочка решил стереть нам с Джуди память, именно поэтому мы не узнали друг друга спустя столько лет. В день нашей с Джуд встречи я поверил в судьбу, ведь иначе такое нелепое стечение обстоятельств никак не назовёшь. Каков был шанс того, что моя новая соседка – давно забытая старая подруга?

Я сворачиваю направо, и воспоминание вспышкой врезается в моё сознание. Сэм кричит:

– Кью! Что ты творишь?! Остановись, мы разобьёмся!

Её рука хватает меня, помогая держать руль. Она кое-как дотягивается левой ногой до тормоза, и жмёт по ним со всей силы. Я не могу собой совладать, и в эти секунды думал, что умру. Моё сознание сожрала темнота, а в голове звенел чей-то голос.

«Квентин, тебе всего пять лет, и ты не придумал ничего другого, как привести старушку в какую-то полуразваленную беседку в лесу? Но здесь красиво. Эй, что у тебя в руках? Красивое. Что это? А-а, фенечка. Странное слово, впервые его слышу. Это какой-то слэнг что-ли? Кто её сплёл? Ну конечно, твоя подруга Джуди. Давай, я помогу тебе надеть её на руку».

Чёрт. Я ничего не вижу. Голос в голове затих, но я по-прежнему нахожусь в какой-то темноте. Сэм кричит что-то о нашей смерти, и о том, какой же я придурок. Так продолжается ещё секунд десять, а затем…

Я возвращаюсь в сознание, и происходящее вокруг медленно появляется перед глазами. Сэм испуганно держит руль, впечатавшись лбом мне в плечо. Я слышу её неровное дыхание и понимаю, что чуть не угробил нас обоих. Беседка. Лес. Фенечка, которую сплела Джуди. Я привёл Сильвию в какое-то богом забытое место, наверняка неподалёку от дома.

– Разворачиваемся! – приказываю я скорее самому себе. Оттолкнув Сэм от себя, я надеваю ремень безопасности (удивляюсь, как я не ударился всем телом о руль в момент этого нелепого приступа), и мы мчимся обратно, откуда приехали.

– Куда мы едем? – не понимает Сэм. – мы ведь только что оттуда приехали? Ты решил вернуться домой?

– Нет. Не задавай вопросов. Тебе ведь нужно бежать, так какая разница, куда? Просто будешь моей спутницей с полнейшим отсутствием слуха и продолжавшей раздражать своим пением мои истерзанные уши.

– Ах, вот как мы заговорили, – она угрожающе машет пальцем около моего лица, и я слышу, как открывается бардачок, а на её колени вываливаются кассеты. – Сегодня в нашей программе что-то… не могу прочитать, – она запинается и неловко кашляет.

– Что? Читать разучилась?

– Ещё слово, и я тебе врежу, – предупреждающе говорит она и всовывает кассету, нажав на плэй.

Наша перепалка напоминает ссору маленького ребёнка и его старшего брата, который в разы больше и умнее его. Я смеюсь, представив маленькую, испуганную Сэм в памперсе. Но эту сцену в моих мыслях прерывает музыка, которая ласково погладила мои уши. Я не могу не спросить:

– Кто поёт?

– Смитс. Известная группа, Кью, ты что?! – ужасается она скорее наигранно, нежели на самом деле.

Мы с ней обе делаем вид, будто ничего не произошло. Словно мой приступ не пытался убить нас обоих.

Смитс. Смитс. Я пробую это слово на вкус, произнося его про себя снова и снова. Где-то я уже слышал название этой группы, наверняка. Не могу вспомнить, где именно. Нат не слушает музыку, Ари ещё не доросла до подобных вещей, а Рэджи слушает не музыку, а нелепые диалоги в начале порно. Хотя, он, скорее всего, их проматывает. Нет, у друзей я этого названия точно не мог услышать. Может, Джуди включала эту песню в наушниках? Да, может быть.

Разве это может быть совпадением? Джуди, кажется, действительно включала её.

Я смотрю на Сэм лишь пару секунд, и то, боковым зрением. Затем целых полтора часа мы едем молча, слушая различные песни. Ни одна ещё не повторилась. Сэм постоянно меняет кассеты на другие, перематывает какие-то песни, а некоторые оставляет.

– Ты настолько хорошо разбираешься в старых песнях? – наконец решаю задать вопрос я.

– Нет, не я. Мой брат постоянно слушал подобные песни. Я уже выучила наизусть столько песен, что некоторые из них могу спеть даже сейчас.

– Спой, – вырывается у меня.

Я уже слышал, как она поёт. На самом деле, не так ужасно. Она удивлённо смотрит – я чувствую её взгляд на правой части своего лица. Даже боковым зрением не сложно заметить, насколько быстро её выражение меняется с удивлённого на злорадствующий.

– Ты говорил, у меня нет слуха.

– Я много чего говорю девушкам, и они слепо в это верят, – говорю я.

– Боже, какой ты заносчивый придурок, Кью. Думаешь, я поверила в то, что ты сказал? Мой слух просто превосходен! Да! – она отчеканивает каждое слово, наверное, предполагая, что если делать паузы, я лучше пойму, что она сказала. – А петь тебе я не буду, понял? Нужно было наслаждаться этим, когда была такая возможность.

Я прячу улыбку, продолжая ехать по заданому маршруту. Мы пару раз останавливаемся в гостинице, и спустя полтора дня добираемся до нужного нам места.

– Боже, опять эта поляна! – восклицает Сэм. – Я так и знала. В следующий раз я сяду за руль, потому что у тебя совсем фантазии нет.

– Я видел в новостях свою бабушку. Я думал, она мертва. Отец запудрил мне голову. Она – единственный родственник, который жив. Я должен её найти.

С каждым моим словом Сэм всё внимательнее изучает моё лицо, словно сканируя его детектором лжи.

– Поможешь? – с надеждой в голосе спрашиваю я, когда понимаю, что она не ответит.

И она кивает. Она – моя поддержка, мой спутник с полным отсутствием слуха (нет, на самом деле, всё ужасно). Но я знаю, что без Сэм я не справлюсь.

Она – моё спасенье.

========== Глава 10 ==========

Полностью обессиленный, уставший я иду и понимаю, что если вернусь обратно в машину, мои вопросы так и останутся без ответов. Я вспоминаю день нашей последней встречи с Сильвией Прайс, и понимаю, что люди помнят не дни, а лишь моменты. Воспоминания заставляют меня вернуться в тот день, когда мне было всего пять лет, и вспомнить, что в детстве я был совсем другим человеком. Даже в пятнадцать я был другим, совсем юным, не знающим, что такое жизнь, плясавшим под дудку отца. У нас с ним не было разговоров, не было вопросов и ответов. Всё просто – он даёт деньги – я беру, выполняя его требования, а именно: быть послушным, не задавать вопросов, учиться, быть умницей, не заходить в кабинет отца. Изредка я нарушал его требования, кроме одного – в кабинет, где отец постоянно работал, я никогда не входил. Я знал, что если открою дверь, то следом за этим действием закроется крышка гроба. Моего гроба. В детстве мы все были другими, ведь люди начинают меняться лишь тогда, когда по-настоящему почувствуют боль, столкнуться с трудностями, поймут, что, наконец, повзрослели.

Сэм шагает следом. Я слышу шорханье листьев под нашими ногами, и понимаю, что я не один. Я долгое время был одинок. Каждый день я просыпался наедине со своими мыслями, слушая лишь собственное дыхание. До сих пор мне немного не по себе – Сэм постоянно рядом, ну, вернее, большую часть времени. А что бы вы чувствовали на моём месте?

– Я – единственная, кто знает о твоём прошлом? – осторожно спрашивает Саманта.

Я киваю. Да. О моём прошлом знает только Сэм, и частично мать Джуди.

Она, надеюсь, принимает этот кивок за утвердительный ответ, ведь по макушке головы можно и не догадаться. Но оставшееся время мы молчим. Думаю, она поняла. Жаль только, что я ничего не понимаю. Зачем иду туда, не знаю, куда. Ноги сами несут меня к той заброшенной беседке неподалёку от дома. Я ощущаю себя актером фильма «Мост в Терабитию». А вот и мост, кстати. Он тоже полуразваленный. Кое-где огромные кустарники проросли сквозь щели между досками. Я осторожно ступаю, заранее взяв Сэм за руку. Не хватало ещё, чтобы с ней что-то случилось. Тогда я действительно останусь совсем один. Хотя, нет, чёрт. Веду себя, как эгоист. Я переживаю за Сэм, потому, что так нужно. Так правильно. Так поступают нормальные люди. Именно поэтому я помогал Нату и Ариэль – так бы сделал любой другой на моем месте.

Перед нашими глазами вырисовывается та самая беседка из моих воспоминаний. Только сейчас она не выглядит красочной, белой в цветочек. Эта беседка – наглядное подобие того, что происходит с моей жизнью спустя годы. Я тоже развалюсь на подобные опилки, стану никому не нужной рухлядью, обо мне забудут. Я уверен в этом. Когда они узнают, Нат, Ариэль, даже бабушка – они отвернутся от меня.

Но Сэм же не отвернулась.

Я до сих пор не понимаю, почему. Может, она тоже… боже. Какой же я идиот. Она винит себя за смерть Сэма равно так же, как я виню себя за смерть Джуди. Мы одинаковы. Нет, спешу, мы – похожи.

Я бросаю руку Саманты и оставляю её позади. Осторожно ступая в беседку, я ощущаю запах свежескошенной травы, мокрой земли, и сосновой ели. Весь этот микс ударяется в мои ноздри, как только я замечаю кое-что ещё. Планка под моей ногой прогибается.

– Бабушка?

Я зову, но никто не отвечает. Глупо с моей стороны надеяться на чудо. Она не придёт.

Саманта стоит позади и обнимает себя руками, оглядываясь по сторонам. Я встречаюсь с ней взглядом, она безмолвно говорит – ты ошибся.

Я отхожу от этой странной планки, нагибаюсь и поддеваю её указательным пальцем. Она не поддаётся. Чёрт.

– Сэм, есть заколка или что-нибудь острое?

И она поражает меня своей находчивостью. Пробив каблуком от сапога эту гнилую доску, она делает в ней огромную дыру, а далее я могу руками убрать остатки дерева. Она мне шепчет одними губами: «не благодари», и высокомерно удаляется на своё место на поляне, озаряя меня напоследок язвительной ухмылкой. Я закатываю глаза, выбрасываю остатки этой доски и вытираю руки об штаны. Под ней лежит коробка, хотя, честно, я не знаю. Я до сих пор не понял, что это. Всё, как в самых предсказуемых детективах. Я достаю эту штуку и вижу, что это всего лишь навсего деревянная залакированная шкатулка. Я с изумлением рассматриваю её при солнечных лучах. На ней находится кодовый замок. Дерьмо, ну почему всё должно быть таким сложным?

Ненавижу эти ребусы.

Наверняка, бабушка не смогла прийти, и поэтому оставила эту штуку здесь. Или, может, её оставили кто-нибудь другой.

Вдруг… нет. Не может быть. Только не она. Джуд не могла…

Но, может, всё-таки и она?

Желание вскрыть эту шкатулку как можно скорее заставляет меня начать дубасить по крышке пальцами, пытаться отодрать ногтями всё, что там можно отодрать, но… через минуту я понимаю, что все это напрасно.

Внутри ответы на мои вопросы. Мне нужно её открыть. Может, просто напросто разбить её? Или, треснуть по крышке чем-нибудь? Не пальцами, а камнем, или ломом.

Ну да, и где же я найду лом? В машине из восьмидесятых в багажнике только пара дохлых крыс валяется, и несколько мух. Вряд ли я найду там что-то наподобие лома или топора.

Боже, топор. Кью, ты с ума сошёл? Да, определённо.

Я понимаю, что этим лишь испорчу такую красивую вещь. Даже моё невероятное желание получить ответы не настолько сильное, чтобы разбивать такую дорогую и, вероятно, оставленную мне в подарок, шкатулку.

Оставленную, возможно, моей мёртвой девушкой.

Я беспомощно смотрю на Сэм. Она берёт предложенную мной вещь и с интересом крутит её в разные стороны.

– Ты знаешь код?

Знал бы, открыл сразу.

Я отрицательно мотаю головой. Она лишь томно вздыхает, мол, чёрт, ещё одна загадка, ненавижу. Я вижу, как закатываются её глаза, но она быстренько ставит их на место, чтобы я не заметил. Я ухмыляюсь. Всё-таки, мы с ней похожи. С каждым днём понимаю это всё больше и больше.

– Что будешь делать?

– Уж точно не собираюсь её разбивать, – отвечаю я. – Думаю, бабушка оставила мне её в подарок.

– Шестизначный код. Как думаешь, что это может быть? Номер дома, который сгорел? Может, ты знаешь комбинацию? Бабушка не могла оставить тебе шкатулку с ответами, не убедившись, что ты додумаешься насчёт кода. Ты знаешь его.

– Может, это и не бабушка. Мы не знаем, кто оставил шкатулку.

Но я понимаю, что она права. К моему удивлению, Сэм уж слишком часто оказывается права. Даже чаще, чем я сам. Даже если шкатулку оставила не бабушка, а кто-то другой, этот «кто-то» был совершенно точно уверен в том, что я, балбес, догадаюсь, какая именно комбинация здесь нужна.

Вдруг я слышу голос где-то позади нас, со стороны беседки. Оборачиваюсь и вижу седые волосы, обрамляющие круглое лицо в морщинах. Её тонкие губы, такие же, как у меня, улыбаются. Зелено-карие глаза блестят от слёз. Мы слишком похожи друг на друга внешне. Правда, бабуля была ниже меня ровно наполовину.

– Ты пришёл, – она озаряет меня своей счастливой улыбкой. – Кью, нам нужно поговорить.

– Я как раз за этим и приехал сюда, – отвечаю я и даже не замечаю недоумевающего и слегка испуганного взгляда Сэм. Я отхожу от неё и несусь на всех парах к бабушке.

Куча вопросов вскруживают мою голову. Неужели, бабушка ждала меня все это время? И где же она пряталась? А с репортажем тоже она придумала? Это она оставила шкатулку? Пусть скажет мне код, вдруг я…

– Кью, как я рада тебя видеть! – она обнимает меня, обрывая мои глупые мысли, и я чувствую родное тепло, которого мне так не хватало.

– И я тебя, ба.

Я виню себя за то, что не помню о ней буквально ничего. Где она живёт? Когда мы последний раз виделись? Почему она выбрала именно это место?

– О-о, – протягивает она. – Я вижу в твоих глазах целый список вопросов. Задавай.

Я сажусь рядом с ней на трухлявую лавочку, бабушка гладит меня по лицу. От неё пахнет лавандой. Вспоминаю: она выращивала её в своём саду. Значит, всё-таки воспоминания о ней не стёрты из моей головы окончательно.

– Я не убивал отца. Вернее, это так сложно.

– Знаю, Кью. Знаю.

– Я защищал свою девушку.

– Джуди? Она тоже была в том здании?

Кажется, бабушка удивлена. Но её реакция кажется мне странной. Может, она знала о происшествии раньше, но тогда зачем сейчас играть на публику?

– Она примчалась спасать мою задницу, – тихо говорю я, а затем охаю, – чёрт, прости, слово задница для тебя – ругательство.

– Знаешь, слово «чёрт» – тоже ругательство, – она улыбается. – О-о, ты помнишь, как я ругала тебя за это слово, сказанное тобой в пять лет? От отца ты перенял только самые плохие черты характера, в том числе и способность постоянно ругаться. Я не могла заткнуть тебе рот, даже в пять лет. Это было и смешно и отвратительно одновременно.

Мы смеёмся, но её смех кажется мне каким-то призрачным, что ли. И я вдруг вспоминаю, как мы смеялись над моими ругательствами. Мне действительно было пять лет. Но тогда бабушка смеялась искренним, хоть и слегка ироничным смехом.

– Я ведь тогда была уверена в том, что ты научишь Джуди плохим манерам. Я воспитывала тебя совсем не так. Ох, Квентин, когда твоя мать умерла, я умерла вместе с ней.

Я изумлённо смотрю бабушке прямо в лицо.

– Вскоре ты всё поймёшь, милый.

Я чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Голова начинает кружиться, но рука бабушки хватает меня за плечо.

– Задавай следующий вопрос. У нас мало времени.

Я не понимаю, куда ей спешить.

– Тебя разыскивает полиция?

Она как-то грустно улыбается.

– Больше нет.

– А меня разыскивают, – утвердительно говорю я.

– Знаю, милый. Скоро они будут здесь. Вам нужно уезжать. Задавай следующий вопрос.

Да что она заладила с этими вопросами? Странная какая-то. Но я решаю задать самый главный вопрос, ответ на который мучает меня уже целый год.

– Почти каждую ночь Джуди приходит ко мне в кошмарах. Как мне избавиться от чувства вины? Я ведь не смог спасти её. Она винит меня.

Я сдерживаю слёзы, не в состоянии вспомнить, когда последний раз нормально спал, не проснувшись утром от очередного кошмара.

– Ох, Кью, вряд ли Джуди винит тебя. Ты сам себя винишь. Тебе нужно отпустить это, и тогда кошмары исчезнут, – бабушка гладит меня по рукам и с нежностью смотрит в глаза. Я вижу в её взгляде сочувствие.

– Кью? – Сэм зовёт меня. На её лице читается нескрытый ужас. Я отворачиваюсь от неё. Нет, Сэм, не сейчас.

Холодный ветер дует прямо в лицо, заставив меня вспомнить, что на улице всё-таки осень. Я застёгиваю пальто и сильнее натягиваю шарф на лицо.

– Не думаю, что когда-нибудь забуду то, что произошло, – рассуждаю я, уронив лицо в свои руки.

– И не нужно забывать. Нужно лишь отпустить это. Воспоминания – штука сложная. Отец стёр меня из твоей памяти, ровно так же, как стёр твою мать, и Джуди. Я знала его секрет.

– Какой?

– Он завещал всё свое имущество одному человеку. Женщине, которую любил. И ею была не твоя мать.

– Любовница?

Бабушка кивает.

– Её звали Джулией Гилберт. У неё ещё было двое детей, кажется. Он изменял твоей матери. А когда она умерла, он решил внести Джулию в список в своём завещании. В список, состоящий из одного человека. Тебе он решил ничего не оставлять. Эта шкатулка принадлежала ему. Я, хм, взяла её на время, – бабушка зловеще улыбается, закатив глаза. – А теперь ты её полноправный владелец. Она твоя.

– Так это ты принесла её сюда? – улыбаясь, спрашиваю я, заранее зная ответ.

– Нет.

Улыбка из моего лица исчезает.

– Но… ты же сказала, что… – я начинаю запинаться, не понимая, кто именно принес шкатулку.

– Квентин, я понятия не имею. Я не могу этого знать.

– О чём ты говоришь? – я теряю нить разговора, смысл сказанных ею слов, и прочую белиберду, которая так нужна для поддержки разговора и здравого смысла.

– Я не знаю, кто принёс её сюда. Помню, что шкатулку у меня забрали.

– Ты не знаешь, что там лежит?

– Понятия не имею, – говорит бабушка, томно вздыхая.

– Но какой на ней код? Я не смогу открыть, не зная…

– Ты знаешь! – вдруг резко прерывает меня бабушка, заставив моё тело дёрнутся вверх. – Мне пора идти. Прощай, Кью.

– Постой! – я не понимаю, почему она вдруг резко поднимается с лавочки и куда-то уходит. – Мы ещё увидимся?

– Да, – она грустно улыбается. – Мы с тобой ещё встретимся. Тебе пора идти, Кью, иначе, тебя поймают.

Я слышу вой сирены. Отворачиваюсь от бабушки и встречаюсь с перепуганным насмерть взглядом Сэм. Копы здесь? Почему Сильвия сказала о них за секунду, как я услышал визжащую полицейскую машину неподалёку от нас?

Сэм подбегает ко мне, хватает за руку и быстро говорит:

– Не знаю, что за дерьмо сейчас произошло, но нам пора смываться.

Я не понимаю, о чём она. Сейчас это неважно. Ещё немного, и нас поймают. А я в розыске, между прочим. Да и Сэм ночь за решёткой на пользу явно не пойдёт.

Уже через пару минут мы подбегаем к машине. Я резким движением рву дверцу на себя. Сэм успокаивает меня, но я не слушаю. Копы рыщут с другой стороны леса. Благо, я додумался подъехать с другой стороны, противоположной от сгоревшего дома.

Вуаля! Мы в машине. Я завожу двигатель и жму на газ. Я понимаю, что бабушка ничем мне толком не помогла, а лишь добавила вопросов. Да ещё и эта чёртова шкатулка… понятия не имею, что с ней делать. Кода я не знаю. Вряд ли вспомню. Сэм крутит эту самую шкатулку по часовой стрелке и рассуждает вслух:

– Кью, мне плевать, что было на той поляне, и в беседке. Да, это было слишком странно, но…

– Что? – не понимаю я. – О чём ты?

И её ответ ошарашивает меня до мурашек по коже.

– Ты разговаривал сам с собой.

Я на секунду теряю управление над машиной, и нас заносит влево. Сэм кричит, пытаясь выдавить этим высоким писком мой собственный мозг через уши. Видимо, надеется, чтобы я оглох и помер за рулём, чтобы она наконец смогла взять управление в свои умелые пальчики. Я кое-как выравниваю машину и смотрю на неё с ужасом.

– То есть, как это, сам с собой?

– Ещё раз так сделаешь, и ты труп, Квентин. Второй раз за сегодня ты пугаешь меня до ужаса. С кем ты говорил, Кью? – на этот раз Сэм не стала скрывать своё настороженное и слегка испуганное выражение лица.

– С бабушкой, – просто отвечаю я, но затем ответ приходит сам собой.

– Но там никого не было кроме нас с тобой.

До меня, кажется, доходит.

– Знаю.

– Ты разговаривал сам с собой.

Вот же чёрт.

– Знаю я! – кричу я, испугав девушку ещё больше. – Боже, Сэм. Кажется, я схожу с ума.

– Она ведь мертва, да? – с сочувствием в голосе спрашивает Саманта.

– Да. Думаю, да. Она сказала мне кое-что важное. У моего отца была любовница. Он завещал ей все свои сбережения.

Говорю это и не могу поверить в сказанное. Я был единственным сыном своего отца. И он завещал деньги какой-то шлюхе. Почему он так поступил со мной? Голос внутри меня кричит от досады и от понимания того, что отец совсем не любил меня. Он пытался сделать из меня робота, создать собственное воплощение себя. Я не поддался ещё в детстве, и тогда он решил стереть мне память, заставить забыть о том, что он виновен в смерти матери, забыть о всех его секретах. Может, именно из-за этого я прожил с ним до 17-ти лет. Если бы я вдруг вспомнил хоть малейшую долю того, что мне начисто стёрли из памяти, я бы убил его ещё три года назад.

Но затем я понимаю, что в семнадцать лет мне бы не хватило смелости сделать это. Я – трус, и всегда таким был. И сейчас таковым являюсь.

– Она, случайно, не сказала тебе имя этого человека? – спрашивает Сэм.

– Да, кажется, её звали Джулией Гилберт.

– ЧТО?! – Сэм определённо бы поперхнулась колой и умерла бы на месте, если бы эта самая кола была сейчас в её горле. – Что ты сейчас сказал?!

– Ты её знаешь? – не понимаю, чего Саманта так завелась. Её истерический крик когда-нибудь доведёт меня до самоубийства. Серьезно, я уже подумываю над тем, чтобы выпрыгнуть в окно из машины.

– Боже, это невозможно, – шепчет она себе под нос.

– Ты знаешь эту женщину? – повторяю вопрос я.

– Боже, Кью.

– Хватит талдычить о боге! – взрываюсь я.

– Меня зовут Саманта Гилберт. И Джулия Гилберт – моя мать.

========== Глава 11 ==========

Поверить не могу. Столько тысяч километров от дома. Два разных города. Мы с этой девушкой никак не были связаны. Не могли. Это невозможно. Через год моих собственных терзаний, погонь от самого себя, мы с Сэм встречаем друг друга.

Вот ведь совпадение?!

И мой чёртов папаня завещал целое состояние (огромное, мать его, состояние) своей любовнице, а по совместительству – матери… угадайте, кого? Саманты Гилберт.

Снова совпадение?!

Кажется, я по уши в дерьме. И Сэм тоже. Ведь, что самое интересное, она не хочет видеть свою мать. Она скрывается от неё. Именно из-за нападения собственной матери Сэм пришлось уйти из дому, вернее, сбежать. Но, вот же ирония судьбы – встреча с её матерью мне просто необходима. Жизненно необходима. Да, я не должен вмешиваться в семью Саманты. Да, отец завещал какую-то часть денег её матери, и по документам всё верное. Завещание я не читал, но уверен в том, что фамилия Гилберт фигурирует там на первом месте. Хотя, второго там нет, и третьего тоже.

Младшая Гилберт бежит от своей матери, а мне наоборот следует найти эту женщину. И как мы поступим, Сэм? Что нам делать, Сэм? Меня ищут копы, Сэм. Мне нужны эти деньги, Сэм.

И тут у меня в голове, яркой лампочкой загорается идея.

– Хочешь отомстить своей мамочке? – ехидно улыбаюсь я Сэм через крышу этой старой развалюхи. Мы медленно вылезаем из машины. Нехотя. Лениво.

– Да, я поняла, что ты имеешь в виду, – она устало улыбается в ответ. Да. Она со мной. Вместе мы добудем эти деньги для семьи Ната, и для меня тоже. Да чего уж там… Сэм тоже следует на что-то жить и за что-то убегать. Уже представляю, как мы с Гилберт, два сраных супермена (поверить не могу, что взял кого-то в свою команду) засовываем свои задницы в окно дома её семьи, крадём деньги, поджигаем дом… нет, с пожаром я, кажется, погорячился.

Кью, неужели ты и вправду такой любитель поджигать дома? Тебя в детстве не учили, что спички детям не игрушка?

Я провожу рукой по волосам, стараясь отогнать ненужные мысли. Сэм грустно вздыхает. Хотя, нет, скорее, устало. Мы стоим у двери Натаниэля. Я понимаю, что не видел друга четыре дня. Могло быть и хуже. Я думал, что уезжаю минимум на месяц. Благо, за нами не было погони, иначе пришлось бы задержаться, засев где-нибудь в укромном месте. Тем временем осень сменилась зимой, на улице выпал первый снег. А моё настроение перескакивает с грустного на очень грустное, даже, скорее, тоскливое. Выгляжу, как унылое дерьмо, неспособное открыть шкатулку, в которой, чёрт возьми, лежат все ответы. Я торопливо киваю Сэм, мол, стучи скорее, а то холодно. Снег тем временем покрывает её каштановые волосы, окрашивая их в белый. Пара снежинок попадает ей на ресницы. Снег в середине октября – дело привычное.

После стука в дверь мы слышим, как лает собака. Чёрт, я так скучал по собаке. По своему другу. По малышке Ариэль. По этой домашней обстановке. Нат торопливо идёт к двери, мы слышим его глухие шаги. Буквально через секунду дверь открывается. Я вижу, как сияет Ариэль при виде нас. Кажется, они постоянно сидели у двери, ожидая, что мы вернемся. Я тоже улыбаюсь. Раньше я и вправду был уверен в том, что не увижу малышку несколько месяцев. Шкатулка буквально заставила меня вернуться, подвергнув опасности Сэм, ведь её мать знает о её местонахождении. Я ни разу не спрашивал у неё, что будет, если её всё-таки схватят и утащат в родные края. Не спрашивал, потому что знаю ответ – ничего хорошего.