Текст книги "Эффект Доплера (СИ)"
Автор книги: А. Артемьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Ты издевалась над Сэмом, издевалась надо мной. Ты просто не умеешь любить. Зачем ты вообще решила завести детей?! – Саманта срывается на крик, и мне приходится слегка сжать её руку. – Нет, Кью, не надо меня успокаивать! Разве ты не видишь? Посмотри в её стеклянные глаза. Да ей же плевать на всё!
– Пойду-ка налью себе кофе, – говорит один из мужиков.
– Сигаретой не поделишься? – спрашивает второй у первого. Они оба уходят, почуяв, что ситуация накаляется, и теперь это не обычный разговор о прошлом, а переход на личности. Я очень жалею, что не могу уйти так же, как это сделали те двое. Меня раздражает тот факт, что я должен поддерживать эту девушку. Часть меня действительно хочет этого, а другая же часть с радостью бы ушла в любую закусочную и поела. Оставшиеся бутерброды в машине, скорее всего, пропали, а та еда, которой мы закупались, уже давно переваривается в наших желудках.
– Не смей винить меня в смерти Сэма! – шипит её мать. – Ты и только ты виновата в его смерти. Ох, мой маленький мальчик просто не выдержал напора со стороны его сестры, – лепечет эта женщина.
– ЧТО?! – орёт Сэм, – «напора со стороны его сестры»?! Ты знаешь, сколько шрамов оставила на его теле? Знаешь, что он до последнего надеялся на то, что наша мать наконец-то поумнеет, и, возможно, начнет проявлять любовь к своим детям? Каждую ночь мы ложились спать, и он говорил, что завтра наша жизнь изменится. Да вот, ни хрена она не изменилась, блядь. И знаешь, кто в этом виноват? Женщина, ни разу за всю жизнь не пожелавшая нам доброго утра. Женщина, которой важны были не наши отметки в школе, а как много травы мы впарили другим малолетним выблядкам. Женщина, которая… боже. Мама, – свободной рукой Сэм вытирает слёзы, – ты знаешь, что сделала нам больно? Думаешь, я не виню себя за смерть Сэма? Думаешь, я не жалею о том, что рассказала ему о потерянном ребёнке, и о том, что ты вышла из себя, случайно меня поранив? У меня другой вопрос. Неужели, ты действительно не считаешь себя виноватой в смерти своего любимого сына?
Молчание. Я внимательно смотрю в лицо Миссис Гилберт. С тех пор, как Саманта искренне назвала её мамой, пытаясь проникнуть этим словом ей прямо в душу, то глаза этой женщины слегка увлажнились. Она тщательно пытается это скрыть, но, кажется, Сэм потянула за правильную нить. Может, сейчас эти двое решат все свои неполадки, попытаются забыть прошлое. Я знаю, наивно полагать, что эти двое помирятся, да и зачем им это? Что даст это нелепое примирение? Разве что Сэм снова превратится в наивную дурочку, а мать будет продолжать вертеть своей дочерью, играя на её психике. И наконец, тихий голос Миссис Гилберт разрезает тишину в этой огромной комнате.
– Не смей, – повторяет она, – винить меня в смерти своего брата. Ты могла это предотвратить. Виновата только…
– Хватит! – Сэм подрывается с места. – Я надеялась, что мы решим все наши проблемы, поговорим, как нормальные люди. Но теперь я поняла, что всё это не имеет смысла. Желаю тебе удачи, мама.
Я встаю вслед за Самантой, но громкий и властный голос её матери врезается нам в спины.
– Ты никуда отсюда не уйдёшь!
Сэм спокойно разворачивается и говорит:
– Какой в этом смысл, мама? Хочешь держать меня здесь взаперти? Но, зачем? Ты ведь даже не любишь меня. Больше я не буду помогать тебе с продажей наркотиков. Меня уже, наверное, давно выгнали из колледжа за непосещение. Тогда зачем я тебе? Я – живое напоминание того, что твой «любимый сыночек» погиб. Мы ведь были близнецами.
– Не смей мне грубить! – голос матери Сэм становится всё громче. Она начинает выходить из себя. Каблуки буквально бьют нам по нервам, пока эта женщина быстрыми шагами идёт к нам. Сэм отпихивает меня в сторону, даже не глядя в глаза. Она смотрит на эту женщину, и, кажется, догадывается, что сейчас произойдёт. Мне вдруг становится страшно, ведь, что мне делать, если они вдруг сцепятся, как две тигрицы? Тех двух мужиков, вроде, нет, они торчат на улице. Но, услышав крики, тут же прибегут. Удивлён, почему они до сих пор этого не сделали.
– Я уже сто раз пожалела о том, что вообще родила тебя. Нужно было убить тебя при рождении.
Мне становится не по себе от таких ужасных слов, сказанных матерью Саманты. Я отхожу к стене, прислоняюсь как можно сильнее, и, вам может показаться, что я сейчас веду себя, как чёртов трус, поэтому, я не буду вас переубеждать. Слова, сказанные вслух этой женщиной, помогли мне принять решение – не лезть во всё это дерьмо. Этот конфликт между матерью и дочерью зарождался ещё в далёком детстве Сэм. Лучше я не буду встревать, ведь, если помешаю, то вряд ли это когда-нибудь закончится.
– Так почему же не убила? – улыбка Сэм застигает меня врасплох, ведь, разве её нисколечко не задело то, что она сейчас услышала? – лично ты для меня уже давно мертва.
– Дрянь! – орёт мать и замахивается ладонью на свою дочь, но Сэм её опережает, и смачный звук пощёчины говорит о том, что эти действия будут необратимыми, имея ужасные последствия. Возможно, нас здесь убьют к чёртовой матери.
Миссис Гилберт отшатывается в сторону, держась за щеку. Сэм выглядит так, словно давно мечтала это сделать.
– Приятно, когда тебя бьёт собственная дочь? Почувствуй это. Живи с этим. Думай об этом по ночам. Я ненавижу тебя. Ты и только ты в этом виновата.
Развернувшись на пятках, Сэм идёт к выходу. Я отлипаю от стены, последний раз взглянув этой женщине прямо в лицо, и мы уходим. Ужас на её лице, ошеломление, и, возможно, раскаянье, я никогда не забуду. Эти эмоции на лице совершенно каменной, казалось бы, женщины, были слишком сильными, чтобы выйти и просто забыть об этом.
Поверить не могу, что её мать вот так вот просто нас отпустила. Особенно после того, как ладонь Сэм врезалась ей прямо в лицо. Я до последнего думал, что эти женщины ужасно мстительны, и просто так вещи подобного рода не оставляют. Похоже, я ошибался насчёт Саманты. Эта девушка смогла достучаться до своей матери, каким бы тираном та ни была. Я думал, у нас ничего не выйдет. Но, похоже, получилось. Мы выходим на улицу, и я вдыхаю свежий воздух, ощущая, с какой лёгкостью могу дышать. Возле нашей машины стоят те двое, которые с такой скоростью выбежали из дома в момент перепалки двух женщин, что я уже невольно задумываюсь над тем, какими бы ни были мужчины на вид (грозными амбалами), в момент ссоры двух особей женского пола, они предпочитают врубить заднюю. Сэм облегчённо вздыхает, берёт меня чуть ниже локтя и разворачивает к себе. Шепчет:
– Спасибо тебе за то, что всё это время был рядом. Сейчас мне нужно поговорить со своим дядей, нужно уладить кое-какие вопросы. Подождёшь?
Я молча киваю и отхожу в сторону. Иду к дереву, которое растёт у дороги, в обрамлении красивой винтажной ограды. Здесь у каждого дерева есть забор. Удивительное место. Я никогда не был в этом городе, но, кажется, здесь не так уж и плохо. Вставив меж губ сигарету, я зажигаю её, параллельно набирая сообщение Нату.
Получатель: Умник.
Дата: 8 ноября, 11:51.
Текст: Нат, кажется, всё получилось.
Ответ приходит буквально через полминуты.
Отправитель: Умник.
Дата: 8 ноября, 11:51.
Текст: Ари уже стелет вам красную ковровую дорожку.
Мои глаза пробегают снова и снова по этой строке. Ари, Нат – они ждут нас. Они теперь моя семья. Я счастлив, что всё получилось. Боже, как же я счастлив.
Через десять минут Сэм машет мне рукой, мол, иди сюда. Я с некой опаской шагаю к ним, зная, вроде как, что всё должно быть нормально (ну раз мать Сэм до сих пор не выбежала в дикой агонии из дома, с целью избить свою дочь до полусмерти), но всё равно что-то внутри меня невольно нашёптывает: «будь осторожен».
– Знакомься, это мой дядя.
– Бад, – мужчина протягивает руку.
– Как пиво? – брякаю я и тут же затыкаюсь в ужасе. Сэм смеётся. На удивление, здесь все рассмеялись.
– А ты, значит, Квентин Прайс, – Бад по-прежнему не отпускает мою руку и продолжает её трясти.
Браво, Сэм. Ты рассказала ему, что я сын Нормана Прайса – любовника твоей матери.
– Да не бойся. Сэм сказала, у тебя проблемы, ну, типа, ты в розыске. Я решу эти вопросы. Взамен я прошу тебя только об одном.
В голове вертятся слова: «я решу твои проблемы. Решу проблемы. Решу». Неужели, наконец-то началась светлая полоса в моей жизни? Не верю. Просто не верю.
– Ты будешь следить за тем, чтобы Сэм никуда не влипла. Я-то её знаю – моя крестница та ещё проныра. Ах, да, Сэм, совсем забыл, – он наконец выпустил мою руку из своей огромной потной ладони, и теперь обращается к Саманте, – ты же знаешь, что раньше твоя мать была совсем другим человеком. Чёрт возьми, Сэм, я хочу попросить прощения за то, что восемь лет назад втянул её в свои мерзкие делишки, связанные с травкой и прочим. Она совсем с катушек слетела. Ещё когда вам было по десять лет, она начала курить марихуану, у неё совсем тогда башню сорвало. Когда она напала на тебя, да и вообще, каждый шрам на твоём теле – следствие того, что она была под кайфом. Мне жаль, Сэм, что она так и не попросила у тебя прощения.
Саманта бросается в объятия своего крёстного отца, и говорит:
– Сейчас главное только то, что я наконец высказала этой женщине всё, что хотела. И, надеюсь, я больше никогда её не увижу.
– Эй, – улыбается Бад, – ты ведь не забудешь своего дядю? Будешь навещать меня в Примстоне?
– Конечно, – Саманта целует мужчину в щеку и отходит ко мне.
– И, Сэм, заведи себе карточку. Я поговорю с твоей матерью, и, ну, скажем так, – мужчина самодовольно улыбается, – она поделится частью наследства, оставленного твоим отцом, Кью, – на этот раз он обращается непосредственно ко мне.
Будем надеяться, что эта «часть наследства» действительно стоящая, и нам хватит на ближайшие пару лет, чтобы встать на ноги.
Крёстный Саманты вдруг резко срывается с места, и обнимает девушку, говоря ей прямо в ухо, думая, что никто не услышит:
– Мне, правда, очень жаль, что я не предотвратил всё это. Если бы я только знал, примчался бы из Примстона и устроил бы своей сестре Третью Мировую.
– Спасибо, дядя, ты итак многое для меня сделал – Сэм обнимает мужчину последний раз на прощанье, и мы залезаем в машину. Я сажусь за руль, а Сэм – на пассажирское. Она машет рукой своему дяде в открытое окно до тех пор, пока мы не скрываемся за поворотом. Мы едем домой. Чёрт возьми, мы сделали это!
– Кью, как ни странно, но то, что я врезала своей матери – сделало меня счастливой.
– Тебе давно следовало постоять за себя. Я до последнего не верил, что вы действительно ничего не предпринимали. Твой брат разве не защищал тебя?
– У него была своя договорённость с моей матерью, но он так и не рассказал о ней, – грустно вздыхает Сэм. Я вспоминаю момент отъезда от чересчур белого изнутри и снаружи дома, буквально минуту назад (терпеть не могу белый цвет!). В большом окне, отодвинув огромную кружевную штору, стояла Миссис Гилберт, грустно прислонив ладонь к стеклу. Это был последний раз, когда мы видели эту женщину. И, думаю, это к лучшему.
По приезду Сэм завела себе карточку, и скинула номер своему дяде смс-кой. Мы сделали это по пути домой. Благо, все документы Сэм были при ней. Пришлось немного заплатить этим людям, чтобы они сделали всё в кратчайшие сроки – я потратил последние деньги, которые мне дал Рэджи. И вот мы паркуемся возле дома Натаниэля. К моему удивлению, не я бегу к входной двери, чтобы как можно быстрее постучать и войти внутрь. Сэм срывается с места, хлопая дверью машины, и бежит к дому. Я с улыбкой на лице беру оба портфеля, и понимаю, что хоть мы и чертовски устали, дома нас ждёт тёплый приём.
И, к вашему сведенью, Ари действительно постелила маленький красный ковёр, как и обещала.
========== Глава 19 ==========
– Кью, смотри, я сделала снежинку! – малышка Ариэль смотрит на меня своими огромными небесного цвета глазами, протягивая бумажную поделку. Её восторженный тон заставляет меня улыбнуться – как же мало нужно этому ребёнку для счастья. Иногда я ей даже завидую.
Нат готовит оладьи на кухне, а мы с растолстевшей Джуд и Ари валяемся на диване. Малышка продолжает вырезать снежинки и складывать их у меня на коленях. Минут через десять наши носы начинает щекотать приятный запах выпечки на кефире. Я закрываю глаза, откидываю голову на спинку дивана и вдыхаю этот восхитительный запах. Я дома. Большего мне и не нужно. Хотя, скорее всего, я сам себя обманываю. Ведь даже этого недостаточно.
– А когда Сэм придёт к нам в гости? – громко спрашивает Ари, буквально читая мои мысли, и мы с Натом встречаемся взглядом. Он вопросительно смотрит на меня, я вопросительно смотрю на него. Эта контактная дуэль длится не больше полуминуты. Вопрос Ари остаётся без ответа, поэтому, эта засранка начинает донимать меня дополнительными расспросами. Похоже, она составляла их заранее, записывая на листочке.
– Прошло больше месяца. Может, стоит написать Сэм, всё ли у неё в порядке? – не унимается Ариэль.
– Заец, пойми, Саманта решает свои проблемы. Когда она будет свободна, то, думаю, обязательно зайдёт к нам. Скоро ведь Рождество, в конце-то концов. Ты уже взрослая, потерпи. Совсем немного осталось.
Нат одобрительно кивает из кухни. Я закатываю глаза. Своим кивком друг говорит мне о том, что я всё делаю правильно. Мои слова должны успокоить малышку и заставить забыть о Саманте на какое-то время – до Рождества уж точно. Мне совсем не хочется рассказывать ребёнку о том, что мы вряд ли увидим Сэм ещё хоть когда-нибудь. После нашего совместного вечера, после тёплого приёма, красной ковровой дорожки, радостного собачьего лая, и вкусного ужина, Сэм попросила меня помочь разобрать вещи, в итоге достала из своего портфеля то самое фото, на котором изображена её мать в обнимку с моим отцом – в день похорон моей матери. Она отдала фото мне, чтобы я не забыл дату – возможный код от шкатулки. Но, как ни странно, прошёл почти месяц, а именно – сорок четыре дня с момента, как мы вернулись домой, но я даже пальцем к той шкатулке не прикасался. Она лежит в комнате Ариэль, и я даже не знаю, в каком именно месте. Меня одолевает странное нежелание вообще видеть эту штуковину. Возможно, это связано с тем, что теперь меня вновь мучают кошмары. На этот раз я снова и снова вижу, как Джуди разбирает какие-то письма, сидя на крыше. Каждое из них она аккуратно вскрывает своим идеальным ноготком, но там нет ничего кроме каких-то цифр. И эти числительные повсюду. Они нарисованы белым мелом на крыше, этими цифрами исписаны руки Джуди, и кажется, во сне разными комбинациями забита вся моя голова. Теперь моя мёртвая девушка не убивает себя на крыше снова и снова. Теперь именно я делаю шаг навстречу ветру, падая с крыши вниз, чтобы проснуться. Эти кошмары меня сильно выматывают. Каждое утро я просыпаюсь уставший. Нат и Ари ничего не могут поделать с этим. Я пробовал пить алкоголь до беспамятства и отключаться. Пробовал принимать успокоительные. Пачками их жрал. Не помогает.
Кстати, забыл сказать – я забрал документы из университета. Мне пришлось, так как куча предупреждений в виде писем на почтовый ящик, высылались чуть ли не каждодневно. Ещё они донимали Ната, зная, что я живу с ним. С хозяйкой прежнего дома, который я снимал, пришлось попрощаться. В итоге, если бы я сам не забрал документы и прочие бумажки, меня бы выгнали за непосещение занятий. И меня радует, что всё решилось более-менее мирным путём. К слову об учёбе, Нат и Ари по-прежнему ходят на занятия, у них жизнь идёт своим чередом. Пока их нет дома, я по привычке сажусь на диван, выключаю телевизор, и смотрю в чёрный прямоугольник, как раньше делала Ари, когда умерла её мать. Кажется, что-то внутри меня тоже погасло, но я не знаю, в чём дело. Умник, к слову, может закончить второй курс экстерном и попасть сразу на третий. Это хорошая новость для всех нас. Каждый день мои пальцы листают газету, щёлкают каналы на пульте, ищут информацию в интернете. Я теперь всё знаю о городе, в котором жила Сэм. И теперь моя жизнь превратилась в типичный День Сурка. Прошло ведь грёбаных сорок четыре дня…
Кью, она сказала, что не вернётся. Может, пора забыть всё это?
Нат зовёт нас на кухню, Ариэль весело бежит, подняв на руки Джуд.
А, может, ты сам виноват в том, что она ушла?
– Она ещё больше растолстела, – ноет малышка.
– Нат, чем ты её здесь кормишь? – возмущаюсь я, заметив, что собака действительно превратилась в огромный шарик. Раньше я как-то даже внимания не обращал. Голова была забита совершенно другим.
– Ну вы и дураки, – смеётся Умник. – Не понимаете, да?
– Чего не понимаем? – в один голос спрашиваем мы с Ари.
– Наша Джуди вот-вот лопнет.
– В смысле?! – ужасается Ари. Признаться, даже я сначала не вкурил, что имеет в виду мой друг.
– Вот ведь тугодумы, – Натаниэль закатывает глаза. – У неё скоро будут щенки.
Малышка разевает рот и остаётся стоять в неподвижном состоянии.
– Глаза сейчас выкатятся, – улыбается Нат.
– Или муха в рот залетит, – говорю я.
– Какие вы остроумные, – бурчит Ари, но далее говорит уже более радостно, – поверить не могу. У меня будут щенки!
Мы с Натом не возражаем против такого наглого заявления «у меня», потому что собака уже давным-давно полностью перешла во владения Ариэль. После смерти её матери, щенки – лучший подарок на Рождество. Ей это нужно. Да и нам всем тоже. Честно признаться, в детстве я мечтал завести щенков. Думаю, у каждого ребёнка была подобного рода маленькая запретная мечта. Запретная – потому что не каждый родитель позволит своему чаду завести питомца. Аллергия, дополнительные расходы на корм, куча миниатюрных «сюрпризов» по всему дому, которые ты так «неожиданно» находишь по запаху утром. Но, к слову, у меня аллергии на шерсть животных никогда не было. У Ната, вроде как, тоже. «Сюрпризы» – не проблема, учитывая, что щенки сделают ребёнка по-настоящему счастливым. Ну, расходы – ерунда. После того, как Сэм оставила мне фото и уехала, через два дня я получил внушительную сумму денег, убедившись, что часть наследства, которую дядя Бад всё-таки выпросил у матери Сэм, действительно внушительная. Думаю, Саманта отдала мне ровно половину, вернее, скинула на карту. Смс-кой она сообщила, что её дядя помог уладить мои проблемы в полиции. Я больше не в розыске. Мы с Натом начали обсуждать наш переезд в город получше, но, к моему глубочайшему сожалению, Умник хочет ещё на какое-то время остаться здесь и закончить колледж. Ари тоже пока не хочет уезжать, ведь недавно она и так получила огромный стресс. Переезд сейчас уж точно не пошёл бы ей на пользу. Я дам им время. Полгода, год, сколько потребуется. Если ребята пока не хотят уезжать, я не буду настаивать, к тому же, куда я уеду без них?
– Может, стоит сводить её к ветеринару? – спрашивает Ари, засовывая в рот целых два оладья, густо смазанных клубничным сиропом.
– Думаю, это не имеет смысла, – говорит Нат, протягивая мне стакан сока. Я вежливо киваю, развернувшись к малышке.
– Не переживай, это ведь собака. Если что-то пойдёт не так, мы обязательно вызовем ветеринара. Но, уверен, Джуди вполне может справиться сама.
Мы слышим, как кто-то стучит в дверь. Ари на радостях бежит открывать, но это всего лишь Рэджи. С удивлением и скромной улыбкой на лице, он снимает куртку, разувается, и через минуту присоединяется к нам.
– Думаю, малышка ждала кого-то другого, – говорит Рыжий, поставив на стол гранатовый сок, который принёс с собой. Ариэль его обожает.
– Увы, она ждёт Саманту, – говорит Нат.
– И не дождётся, – шёпотом говорю друзьям я.
– Почему же? – спрашивает Рэдж.
– Она вернула мне часть денег, которую отец завещал её матери. Она даже помогла мне, скорее всего (я ещё не пробовал) разобраться с той шкатулкой, отдав мне фото с датой – возможным кодом от неё.
– Ты пробовал её открыть? – Нат удивлённо смотрит мне в глаза, словно он впервые об этой шкатулке вообще слышит. Ну, не удивительно, ведь речь об этой штуковине заходила крайне редко, а вернее – никогда. Мы и о Сэм никогда не разговариваем. Мне иногда приходится отбиваться от резких нападений со стороны Ариэль, но не более.
– Нет, – достаточно резко сказал я, этим дав понять своим друзьям, что дальнейшие расспросы не нужны. Но Рэджи, как всегда, делает вид, что он не понимает намёков.
– В чем проблема? Хоть бы попробовал.
Нат молча смотрит в тарелку. Рэджи задевает больную для меня тему, да ещё и смотрит на меня как-то странно, мол, «Кью, ты какой-то придурок, честное слово». Может, он и прав. Я действительно дурак. Столько времени маяться с какой-то шкатулкой, слюнями обливаться, надеяться на то, что внутри действительно что-то стоящее, а сейчас просто… забить на неё жирный гвоздь. В этом, и правда, нет логики.
– Ладно, я на перекур. Нат, спасибо за восхитительный завтрак. Моя мать в жизни такое бы не приготовила.
Рэджи говорит это так искренне, с детской улыбкой на лице, что я невольно радуюсь за друга, ведь в этом доме он действительно не должен притворяться быть кем-то другим. Но что-то внутри меня подсказывает, что я должен пойти на улицу вместе с ним. Я знаю Рыжего не так хорошо, как хотелось бы, но здесь невооружённым глазом видно, что с ним что-то не так. Люди, которых что-то беспокоит внутри, снаружи улыбаются чаще других.
Кивнув Нату, я выхожу на улицу, предварительно надев пальто.
– Рэдж, в чём дело? – я осторожно подкатываю к нему с правой стороны.
– Через месяц мне исполняется двадцать один, Кью. В следующем году я заканчиваю своё обучение, но не знаю, что делать дальше. Мой отец постоянно поднимает руку на меня, на мою мать.
– На мать-то за что? – ужасаюсь я.
– За то, что та меня прикрывает. Мама меня очень любит. И хоть готовит она хреново, но она хороший человек. Вернее, единственный человек, кому не всё равно.
Моя рука накрывает плечо парня.
– Рэджи, нам не всё равно, – уверяю друга я.
– Правда?
– Хочешь уехать вместе с нами? – задаю встречный вопрос, так как не вижу смысла что-либо доказывать. Так сказать, иду на рожон. После моих слов Рэджи больше ни в жизнь не подумает, что нам на него плевать. И это правда. Было бы неплохо, на самом деле, если бы он уехал вместе с нами. Когда я переехал в этот город, Нат и Рэджи – единственные люди, которые не спрашивали, кто я, и почему я такой странный. Сейчас до меня начинает доходить тот факт, что эти двое, возможно, догадывались, чей я сын, и что я забыл в этом маленьком городке. Никто из них не настучал. Оба меня поддерживали. Нат, так вообще, стал моей семьей. Рэджи – хорошим другом.
– Знаешь, что? – я сбрасываю руку с плеча Рыжего и киваю ему на дорогу, – я хочу накостылять твоему отцу. Никогда не бил чужих родителей. Это, наверное, приятное ощущение, когда лепишь пощёчины одну за другой человеку, который это заслужил. Который и сам недавно тебя… о! Знаешь, что недавно Сэм учудила? – восхищённо говорю я, вспомнив, как Саманта врезала своей матери за все её грехи, а затем затыкаюсь. Рэджи удивлённо смотрит на меня, а я понимаю, что даже спустя сорок четыре дня после нашего с ней прощания до сих пор думаю о ней. Слова об этой девушке вырываются спонтанно, я даже не замечаю.
– И что же она учудила? – улыбается мой собеседник.
– Я часто думаю о ней. Рэдж, чёрт возьми. Мне кажется, я в неё…
– Я понял, – смеётся Рыжий, – но будет странно, если два парня начнут говорить о любви. Ну, в смысле, парни ведь обычно вообще такие вещи не обсуждают.
И то верно. Чего это я раскис? Вроде, хотел что-то предложить своему другу. Точно!
– Рэджи, суть не в этом. Я хочу врезать твоему отцу.
Рыжий вдруг резко обнимает меня и тихо говорит прямо на ухо:
– Спасибо, Кью. Но, поверь, мой отец не стоит ни капли твоего внимания.
Правая рука моего друга снова сжимает моё плечо.
– Это мы ещё посмотрим, – улыбаюсь я, отстраняя от себя Рэджи. Он прячет глаза, но, кажется, тоже улыбается.
Мы возвращаемся в дом, и я высказываю идею нашему народу, ну, вернее, только Нату, так как Ари занята своими делами – возится с собакой, напялив на себя игрушечный стетоскоп из детского набора врача, и слушает живот, пока Джуди покорно лежит на спине.
– Да, я не против, – говорит Натаниэль, выслушав мою идею преподать отцу Рэджи урок, – только, давай без насилия, хорошо? У меня есть идея получше. Но нам следует быть очень-очень осторожными, – внезапно тон Умника становится серьёзнее, на пару тонов ниже. Мы рассаживаемся за стол, складываем локти на поверхность, подвинув стаканы с апельсиновым соком, и внимаем. Нат придумывает план, который, в общем-то, никому не навредит. Ну, разве что, отцу Рэджи. Наш рыжий ловелас коварно улыбается, дослушав предложение Умника, и я потираю руки, убрав локти со стола.
– Все согласны? Так будет разумнее, – заканчивает свою речь наш маленький «только-давай-без-насилия», и мы с Рэджи обмениваемся взглядом аля-это-куда-лучше-чем-насилие.
– Все знают, что такое эффект Доплера? – спрашивает Натаниэль напоследок. Рэджи удивлённо смотрит, отрицательно мотая головой, а я закатываю глаза. Нам предстоит выполнить очень кропотливую и сложную операцию, предварительно всё продумав.
И при чём здесь эффект Доплера?
Если Нат промолчал, значит, он действительно задумал что-то зверски-умное. Слишком умное для нас с Рэджи, но, надеюсь, слишком зверское для мистера Санчеза.
Рэджи поправляет свои очки и добавляет:
– Мой отец – художник. Как думаете, мы можем придумать что-то зверски-смешное с этим?
Натаниэль как-то странно начинает смеяться. Никогда не слышал от него таких ужасающих звуков. После резкого «му-ха-ха» смеха нашего Умника, все трое закатываются звонким смехом. Ночь обещает быть весёлой (не для отца Рэджи).
========== Глава 20 ==========
С учётом всех ньюансов, мы продумали план по уничтожению отца Рэджи за каких-то два часа. Нат всё записывал в тетради (да, он завел специально отведённую ради такого случая тетрадь).
– Мама должна прийти с работы пораньше, – Рыжий многозначительно шевелит бровями, убрав телефон в задний карман. Видимо, мать написала ему буквально только что.
– И вместо привычного хропящего тела в свой кровати… – начинаю я.
– …она найдёт двух мужиков, спящих в обнимку, – заканчивает Натаниэль.
– Правильно! – хлопает в ладоши Рэджи.
Мы продумали абсолютно всё.
Абсолютно.
Даже то, что сегодня как раз кстати придёт дядя Рэджи – по совместительству родной брат его отца. Отмечают какое-то супер важное событие их жизни. На самом деле, это часть плана.
Даже то, что старший брат Рэджи уезжает вечером к своей девушке (почти жене) с ночёвкой по случаю помолвки. Тоже часть плана.
– Операция начинается в семь, – говорит Рыжий.
– Может, в восемь? В это время уже окончательно стемнеет, – предлагает Нат. По взгляду всем ясно, что он немного трусит. Боится попасться. Отец Рэджи очень влиятельный человек с большими связями. Понятия не имею, что он сделает, если узнает, что мы приложили руку, чтобы опозорить всю его семью. А ведь это рано или поздно всё равно всплывёт.
– Кое-кто подсыпал снотворное в любимое виски своего отца. Они с дядей часто выпивают, когда тот приходит погостить, – упоминает Рэдж, – так что, неважно, во сколько мы придём. Они, скорее всего, будут в отключке.
– Почему ты так уверен, что они выпьют именно вот этот твой виски? – спрашиваю я.
– Мой брат поставил его на самое видное место, – парень поправляет свою чёрную толстовку поверх белой майки, и демонстративно бьёт себя в кулак. – К тому же, как я сказал, это его любимое пойло.
Его брат в курсе? Отлично. Надеюсь, это не станет помехой.
– Ох, хоть бы получилось, – шепчет Нат. – Погоди-ка, а когда ты успел написать своему брату?
– Что получилось?
Мы все резко дёргаемся от голоса Ариэль где-то сзади. Малышка сонно потирает глаза кулачками. Джуди весело подметает пол своим хвостом, стоя рядом с Ари.
– Милая, скоро ты всё узнаешь, – Рэджи подходит к ребёнку и гладит его по голове. Нат улыбается, мило сложив пальцы к подбородку.
На часах полшестого вечера. У нас ещё уйма времени.
– Ёлка! Ёлка! – орёт Ари, вдруг резко приободрившись. – Пока вы здесь! Все трое!
Вот и занятие на полтора часа. Мы не украсили дом и это… дерево, а ведь скоро Рождество! К тому же День благодарения мы неблагодарным образом просрали, когда я спасал задницу Сэм в доме её матери. Или это было ещё до этого… не помню точно. Кажется, это было восьмого ноября. Где же я был двадцать второго? Хотя, сейчас уже неважно.
Моя семья никогда не праздновала День благодарения. Огромная индейка, стоящая прямо посреди стола, и люди, собирающиеся по кругу, словно сектанты, которые говорят: «прошу прощения за мои грехи». Ну или как-то так. Я не знаю, как это должно происходить, потому что отец терпеть не мог этот день. Слышал об этом празднике лишь от матери, и то, шёпотом. Ведь, как говорил отец: «мне не за что просить прощение». Ну, вы понимаете, да?
– Рэдж, не знаешь, где можно купить ёлку? – в быстром темпе спрашиваю я.
– В паре кварталов отсюда продают отличные…
– Отлично, – перебиваю его я своей тавтологией. – Поедешь со мной.
На прощанье я прошу Ната и Ари достать ёлочные игрушки и вытащить их на первый этаж. Через двадцать минут (честно, мы с Рыжим были приятно удивлены своей быстро проделанной работе) ёлка уже красуется в гостиной. На лице ребёнка невооружённым глазом читается восхищение и некое предвкушение праздника. Она постоянно порхает от ёлки к дивану, на котором стоят игрушки, и обратно, словно мотылёк. У неё будто открылось второе дыхание. Собака неловко ковыляет туда-сюда за ребёнком, как хвостик, не успевая толком развернуться обратно, как Ари с игрушками уже скачет обратно. Я запомню этот день навсегда, я точно знаю. Мы с родителями никогда не украшали ёлку. Похоже, слово «никогда» в нашей семье было как девиз по жизни. Отец заказывал огромную уже украшенную ель у своего знакомого, и нам её привозили уже готовенькую. Да, было смешно наблюдать, как люди заносят это дерево через огромное окно, так как наша парадная дверь была порядком меньше. Но я никогда не чувствовал это. Ощущение праздника, словно моя душа научилась каким-то образом петь романсы и эти новогодние песенки, где большую часть времени звенят колокольчики. Я доволен этой новогодней суетой, и, кажется, я… счастлив.
Такое непривычное для меня слово.
Но такое приятное. Если бы я мог его пощупать, то моя рука погрузилась бы в шерсть котёнка, или, не знаю, кролика какого-нибудь.
Или в волосы Саманты.
– Кью, – смеётся Рэджи, – ты завис минут на пять, наверное. О чём ты думаешь?
Оказывается, я стою посреди гостиной с двумя ёлочными игрушками в руках. Вокруг меня творится что-то невообразимое, все смеются и бегают туда-сюда, как сумасшедшие. Подростки ведут себя, как дети. Дети ведут себя как дети. А я просто… стою на месте. Вопрос своего друга я игнорирую, возобновив свой путь до ёлки. С тех пор я больше не зависаю. Нельзя. Не хочу думать о Сэм. Не хочу думать о слове «счастлив». Я боюсь, что это исчезнет, если часто думать.
