Текст книги "Эффект Доплера (СИ)"
Автор книги: А. Артемьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Ведь Сэм уже исчезла.
Через полчаса суеты – гостиная готова, поручень лестницы, которая ведёт на второй этаж, обвешен гирляндой. Ари зажигает три лиловые свечи в подсвечнике и ставит его на журнальный столик. Мы выключаем свет и охаем. Действительно, красиво. Огоньки весело мигают всеми цветами радуги, а ёлка просто превосходна. Мы постарались на славу. Ради Ариэль. Хотя, наверное, ради всех нас.
– Уже семь. Может, пора выдвигаться? – спрашивает Рэдж.
– Но ещё не восемь, – ноет Нат, – ещё не стемнело.
– А мне кажется, стемнело, – возражает Рыжий.
– Ребят, я покурю. Мне нужно… проветриться, – прошу я, тщательно подбирая слова. – Минут через пятнадцать пойдём.
Оба понимающе кивают. Напоследок я услышал, как эти двое перешёптываются:
– Рэдж, мы придурки. На кого мы оставим ребёнка?
За последние два часа со мной произошло столько хорошего, праздничного и радостного, сколько не было за всю мою жизнь, наверное. Но с непривычки у меня разболелась голова. Не каждый день я смеюсь и бегаю как умалишенный туда-сюда, чтобы успеть украсить ёлку до семи. Далеко не каждый день. Я надеваю пальто и выхожу на свежий воздух. Глаза находят машину Ната. В кармане я нащупываю пачку сигарет и ключи. Мы вот совсем недавно ездили с Рэджи за ёлкой. Я залезаю в бедный Мустанг и улавливаю едва отчётливый запах бензина. Закрыв глаза, я откидываю голову, открываю окно и закуриваю. Если бы у меня была хорошая фантазия и отличное воображение, в голове бы уже давным-давно прорисовался до боли знакомый силуэт. И с каких это пор одна девушка вытеснила из моих мыслей другую?
Правая рука устало падает на пассажирское сидение и нащупыпает пару крошечек. Это остатки кукурузных палочек, которыми Сэм кормила меня и собаку во время нашей первой поездки. Хотя, нет. Это было слишком давно. Кажется, в прошлой жизни. Эти палочки Саманта покупала ещё сотню раз. По дороге к матери Джуд. Когда мы ехали к сгоревшему особняку. Когда мы возвращались домой к Нату. У нас с этой девчонкой столько всего было, что события начинают спутываться в голове. Я вспоминаю, как Сэм заказала пиццу в номер за мой счёт, и уронила кусок себе на джинсы. Как правило, бутерброд падает маслом вниз, в данном случае – пицца полетела майонезом ей на колени. Если вернуться на пару недель раньше, то, оказывается, мы с Самантой знакомы не очень и давно. Ну, не считая этого сорока четырёх дневного перерыва. Но, честно признаться, дни летят так быстро, что если бы я не отсчитывал их в календаре, не заметил бы, что прошло больше месяца. Просто все эти дни превратились в один большой. Утром я готовлю друзьям завтрак, они идут на занятия. Днём первая приходит Ари, её школа совсем недалеко. Мы едим вафли, затем идём в магазин. Каждый день нам нужно гулять, иначе, сидя в четырёх стенах, я сойду с ума. После магазина мы встречаем Ната и идём домой. Вечером смотрим один из предложенных телепрограммой фильмов по телевизору, затем я отношу Ари в свою постель на руках, так как она заснула на моём плече. Сзади идёт Нат и шёпотом прикрикивает Джуд, чтобы та не скулила. Я сплю вместе с ребёнком в одной комнате – на диванчике, который стоит рядом с её кроватью. Нат спит в своей обставленной книгами обители. Джуд нагло разваливается в ногах девочки. Я проверял – если сплю с кем-то в одной комнате, кошмары мучают не так часто. Но таким образом я от них не застрахован. Однажды мне приснилось уже под утро, как я поднимаюсь на крышу, вижу, как Джуди что-то рисует в блокноте, а затем она резко вскакивает, подбегает ко мне и вгрызается мне в лицо. Начинает больно кусать за нос, подбородок, шею. Меня данные виды мазохизма не возбуждают, поэтому, я начал кричать. А проснулся, когда собака начала облизывать моё лицо. Ари на тот момент уже завтракала с Натом. Меня не разбудили. Меня никогда не будят, потому что я мало сплю. Я читаю книги до двух часов ночи. Но просыпаюсь самостоятельно как по будильнику в 7:45 утра.
– Кью, мы идём? – Рэдж просовывает своё лицо в открытое окно машины. Открываю глаза и вижу, как он зверски улыбается, напомнив этой улыбкой знаменитого Джокера из комиксов.
– Да. С кем мы оставим Ари?
Всё мы учли, да только не это.
Вылезаю из машины и закрываю дверь. Рыжий, облокотившись на крышу Мустанга, отвечает:
– С Натом, конечно. Он всё равно немного трусит туда идти.
Улыбка трогает моё лицо.
Мы не учли только один факт – после семи автобусы ходят плохо, а сейчас уже половина восьмого. К дому Рэджи пешком идти очень долго. На улице сильные морозы.
– Ну мы же не идиоты, – говорит Рэдж, – возьмём машину Ната.
Мне остаётся только хлопнуть себя ладонью по лбу. К вечеру моя голова совсем перестала думать.
Через десять минут мы медленно подкатываем к дому Рэджи.
– Я без понятия, как зовут твоего отца, – вдруг озвучиваю вслух свои мысли. Водитель смеётся.
– Тебе зачем? Они уже, скорее всего, в отключке.
– А если нет?
– Тогда вырубим их.
Похоже, Рэджи настроен серьёзно. Отец сильно избивал его при каждом удобном случае. Я понимаю, за что сын хочет отомстить отцу. Я сам ещё год назад занимался подобными вещами. Но месть – штука опасная, ведь закон бумеранга никто не отменял. Пытаясь отомстить отцу, я потерял Джуди. Кто знает, может, если бы девчонка не удрала из больницы, чтобы спасти меня, то всё было бы иначе. Она была бы жива, а я, скорее всего, мёртв. Но так было бы гораздо лучше. И я бы не «сбивал» своё чувство вины по шкале с десятки до девятки, и так далее, чтобы жить было проще.
Мы вылезаем из машины, я тихо закрываю дверь, и Рэджи показывает, как зайти в дом с чёрного хода. Мы медленно вплываем в тёмную комнату и слышим голоса из гостиной. В глазах начинает темнеть, но я не подаю вида. Пытаюсь не вспоминать последний день со своим отцом. Когда я зашёл в наш фамильный особняк, кругом было так же темно, как сейчас. И я слышал голоса на втором этаже. Не хочу вспоминать. Но эти предательские мурашки леденят мою кожу как тогда, так и сейчас. Ноги трясутся, но мы продолжаем идти. Я знаю, что Рэджи в этом доме житья нет, и не будет, пока мы не поставим его отца на место. Я здесь ради друга. Будь у меня такие друзья год назад, может, Джуди была бы жива, кто знает? Может, мы оба были бы живы.
– Они ещё не открывали бутылку, – вздыхает Рэджи, заглядывая за угол, прямо в комнату, где горит свет. – Но они прихватили её с собой. Почему именно в спальню?
Мы находимся на втором этаже, прямо возле комнаты, где спят родители Рэджи. Напротив – спальня старшего брата, а дальше по коридору – комната Рыжего. Я никогда не был в этом доме, Рэдж стеснялся звать друзей, зная, что отец не одобрит. Я это понимаю. К тому же, он до последнего не хотел рассказывать нам, что дома у него твориться настоящий хаос.
– Слышишь? – мой друг берёт меня за рукав и подтягивает ближе к приоткрытой двери, откуда доносятся голоса. – Они говорят обо мне. Бутылка уже открыта. Скоро их вырубит.
– Что говорят? – спрашиваю я.
Рэдж молча подносит указательный палец к своему рту, а затем кивает на дверь, мол, слушай. И далее мы слышим интересный диалог. Хотя, это, скорее всего, монолог.
– Знаешь, я очень люблю своего сына. Но эта его болезнь… Мне кажется, его сглазили в этом вшивом колледже. Пару раз мне пришлось зайти в это место, и, если сказать помягче, люди там слишком уродливы. Школьной формы там нет, директор совсем помешался на самовыражении. Как только я переступил порог школы, на меня чуть не сбила с ног (конечно, случайно) девчонка из группы поддержки. Брат, ты знаешь, какие у них короткие юбки? А как они ярко красят своё лицо? А потом они идут в полицию и пишут заявление об изнасиловании. Даже смешно! Когда я заканчивал колледж, такой чертовщины не было. Мы носили форму, да и… понимаешь? Они его испортили. Моего сына. Он стал этим… отребъем. Я пытался исправить его, но он портит репутацию нашей семьи. Я ведь заместитель прокурора этого вонючего города. Меня здесь все знают, как и мою семью. Я не могу допустить этого позора – первой страницы в местной газете, где моего сына, не дай бог, поймают за неподобающее поведение. Каждую неделю, когда нам приносят газету, я молюсь Господу, чтобы там не было ничего ужасного.
– Ужасного? – наконец подал голос другой мужчина.
– Не хочу однажды увидеть, как на страницах красуется фото, где Рэджи целуется с другим парнем. Это будет позор для всей нашей семьи. Я не знаю, что делать с младшим сыном. Может, отправить его на реабилитацию?
– Вот ведь урод, – выдыхаю я. Рэджи прячет глаза, я не вижу выражения его лица. Уверен, ему сейчас погано. Его отец наговорил сейчас много лишнего, вместо того, чтобы принять сына таким, какой он есть.
Проходит минут пять, но мы ничего не слышим. В комнате стало тихо.
– Давай! Они вырубились, – Рэджи открывает дверь и заталкивает меня внутрь. Я вижу, как два мужчины (рыжий – явно отец моего друга) лежат на кровати, открытая бутылка виски стоит на полу. Бокалы валяются на кровати и они пустые.
– И что ты предлагаешь? – спрашиваю я, опасаясь того, что Рэджи может сделать со своим отцом после услышанного совсем недавно.
– Действуем по плану.
Чёрт. Знали бы вы, какой план мы составили… Хотя, всё равно ведь сейчас узнаете. Пока я наблюдал за тем, как Рэджи снимает брюки со своего отца, мы оба слышим, как открылся гараж.
– Быстрее. Чего стоишь?! Помогай! – гавкает Рэджи в спешке. Я стягиваю штаны с другого мужчины. Как же всё это дико. И теперь замечательный план мести уже не кажется мне таким замечательным. А вот Рыжий очень увлечён этим занятием.
Через минуту оба мужчины лежат в одних трусах. И если другой мужик в обычных серых труселях-бомберах, то отец Рэджи в обтягивающих красных плавках, облегающих его прелести.
– Смотреть противно, – кривится мой друг. Понимаю. Мне тоже.
– Мы сделали всё, что хотели, – говорю я. – Уходим. Твоя мать приехала.
– Нет. Далеко не всё. Это лишь часть плана. О последнем пункте я забыл упомянуть. Однажды отец вытащил меня на улицу голышом, чтобы унизить при моих друзьях. Это было в начальной школе, Кью. Мы с тобой ещё не были знакомы. Это было ужасное зрелище.
– Что ты такого сделал, чтобы получить такое наказание? – ужасаюсь я.
– Привёл школьного друга к себе домой, а затем отец увидел, как мы сидим за пианино, я кладу свои пальцы на его, учу этого парня играть «Собачий вальс». Отец сразу заподозрил что-то неладное. Выгнал моего друга, а меня вытащил на улицу голышом. Трусы он стянул с меня уже на пороге. Пнул меня ногой в грязь. Но, знаешь, что странно? Никто из прохожих не смеялся. Все были в ужасе. Но всё равно это был такой позор, Кью! Я должен отплатить ему той же монетой.
Глядя на лицо своего друга, я понимаю, что ему это действительно нужно. Но видеть голых мужиков мне не очень хочется.
– Можешь отвернуться, – понимает Рэдж. – Я сам справлюсь.
Я с радостью поворачиваю своё туловище задницей к происходящему, и соответственно – лицом к выходу. Моя правая нога уже готова бежать. Я слышу, как сзади ткань скользит по телу. Через полминуты Рэджи смеётся.
– Бог мой, Кью. Да у него здесь тату. Жесть какая.
Моё любопытство взяло верх, но то, что я увидел, чуть не вызвало тошноту. Видимо, отец Рэджи издевался над сыном очень часто, и очень сильно, раз этот парнишка решил сделать такое. На кровати лежит два голых тела (извращение), левая рука отца Рэджи покрывает член лежащего рядом брата (инцест), а тату в области паха отдалённо напоминает какую-то сидящую на живом члене девочку в розовом платье (просто пиздец).
– Теперь отец никогда и не подумает о том, чтобы поднять на меня руку. Это тебе за все те годы унижения, папа. За всё, о чём ты не думал. За ночи, проведённые в страхе под одной крышей с тобой.
Рэджи фотографирует сие чудо сверху, чтобы было видно все пикантные подробности, в том числе и тату, и мы выбегаем в коридор. Успев спрятаться в комнате старшего брата Рыжего, мы стоим у двери и ждём, пока женщина, по совместительству, жена этого придурка-извращенца, войдёт в спальню. Закричит. Конечно же, она закричит. Звонко, пронзительно, так громко, что вылетят окна, лопнут бокалы. Так, словно она выступает в опере. Так, будто увидела двух голых мужиков, которые лапают друг друга за член.
Но мы не слышим крика. Это кажется нам странным. О чём сейчас думает мать Рэджи, глядя на эту картину? Почему она не подаёт признаков жизни? Ничего не говорит? Может, они ожидала увидеть нечто подобное? Минуты через две каблуки стучат по направлению к лестнице. Затем хлопает входная дверь. Мы выходим из комнаты, Рэджи напоследок заглядывает в спальню родителей и говорит:
– Ну надо же, она оставила записку.
Мы на минуту находим в комнату, чтобы прочитать послание. Действительно, на животе мужчины красуется листик, где написано всего пять слов.
«За всё, что ты сделал».
– Пора уходить, – Рэджи улыбается. – У меня превосходная мать. Она всегда защищала меня, и даже сейчас… но я не могу позволить, чтобы отец подумал, что это сделала она. Он же не даст ей спокойно жить.
– У тебя ведь есть фото, которым ты сможешь шантажировать своего отца. Он ничего не сделает. Больше – нет.
Но мой друг всё равно забирает записку и мнёт её в кулаке по дороге к машине. Мы уезжаем домой, и я с радостью отмечаю на лице у Рэджи облегчение, а следом – спокойствие. Думаю, его отец и так поймёт, за что его семья решила «пошутить» над ним таким образом.
– Спасибо тебе за помощь, Кью.
– Брось! – машу рукой я. – Было весело. Хоть и дико… странно.
– Покажу это фото Нату, вот он обалдеет! – говорит Рэджи.
– Только Ари не показывай, – смеюсь я.
Я паркую машину у дома, и мы заходим внутрь. Как только я открываю дверь, в нос бьёт до боли знакомый запах. Яичница с беконом жарится на сковороде, а на кухне сидя за столом, Нат играет с сестрой в шахматы.
– Какая прелесть! – хлопает в ладоши Рэджи. – Хочу тебе кое-что показать. Только закрой глаза ребёнку.
– Господи, Рэдж! – орёт Умник, глядя в экран телефона. – Жесть какая. Убери эту гадость.
– Зацени его татуировку. Вот ведь извращенец! – смеётся Рыжий. А я продолжаю стоять как вкопанный посреди гостиной. Здесь так предательски здорово пахнет беконом и жареными яйцами, что я невольно начинаю надеяться, а вдруг…
– Кью, садись с нами, – Ари заманивает меня рукой.
Но, вдруг…
Пора отпустить её, Кью, и ты это знаешь. Она не приедет.
Она, чёрт возьми, не приедет. Забудь об этом.
Ноги устало несут меня к столу. Я бросаю взгляд на ёлку, чтобы понять, насколько праздничное у меня настроение. Так вот, моё настроение близко к нулю, хотя ещё недавно мне было так весело. Я содержу семью Ната, забочусь о ребёнке, помогаю Рэджи с отцом. Моё чувство вины за смерть Джуди от с восьмёрки упало до шестёрки, а может, пятёрки. Я помогаю людям, и этим я делаю свою жизнь лучше. По крайней мере, мне так отчаянно хочется в это верить.
Моя задница падает на стул, и я погружаюсь в дружескую тёплую атмосферу шуток и смешных историй. Этот вечер замечательный. И всё здесь такое красочное, яркое, новогоднее. Здесь приятно пахнет. Меня окружают хорошие люди.
Но мне грустно. И эта тоска по девушке сжирает меня изнутри.
Сэм вытеснила из моей головы Джуди. Я мечтал о том, чтобы мне перестали сниться кошмары. Чтобы Джуд покинула мои мысли. Получил что хотел? Жри, наслаждайся.
Это новый круг ада. И кругу не свойственно заканчиваться.
========== Эпилог ==========
У каждого из нас своя история. Свои фобии. Свой бесконечный поток мыслей, приправленных чувством вины. Но к концу истории я понял, что это далеко не так. Спустя каких-то два месяца мои проблемы стали общими. Мы помогли отцу Рэджи понять, что насилие – не выход. Мы доказали Нату, что он не один в этом мире, и что у него есть семья, не смотря на смерть его матери. У него всё ещё есть мы. И мы рядом, что бы не случилось.
К концу истории у всех слетели маски. Мы знаем секреты каждого из нас. Рэджи больше не коллекционер женских трусиков. Ему больше не нужно притворяться. Не в доме Ната уж точно. Рэдж близок к тому, чтобы рассказать о своих чувствах какому-то парню из колледжа. Я знаю, что рано или поздно общество узнает про него. Мы будем гордиться этим парнем, который не струсит перед публикой. А отец Рэджи в начале истории был художником. Но после того, как мы увидели его тату в области паха, поняли, что он не простой художник, а чёртов извращенец, трахающий татуировщика. Но теперь у Рэджи всё в порядке. Он поселился с матерью на нашей с Натом улице, и теперь мы видимся гораздо чаще. Я рад, что эти двое дали отпор ненавистному тирану в их жизни.
Нат по-прежнему остался зубрилкой, только теперь он начал курить. Я пытался перерубить корень этой пагубной привычки ещё в самом начале, но затем Умник сказал следующее: «лучше – курево, чем что-то другое». Он до сих пор не оправился от смерти матери, до сих пор не привык к тому, что теперь он – ответственный за свою младшую сестру, за дом, за оплату колледжа, и за всю свою жизнь. Деньги, которые Саманта скинула мне на карту, очень помогают мне и Нату. Они буквально вытаскивают Умника из пропасти отчаяния и грусти. К слову о деньгах, я устроился барменом в том самом баре, где мне однажды привиделся призрак (или что это вообще было) моей бабули. Хотя я до последнего верю, что седовласая девушка действительно существовала, и это не игра моего воображения. Теперь у меня нет проблем с полицией (благодаря Баду – дяде Сэм), и я могу спокойно разгуливать по улицам, как и делал это раньше, но теперь – законно.
Джуди родила трёх прекрасных щенят, которые по сей день веселят нашу маленькую Ариэль. Хотя она каждый раз утверждает, что больше не ребёнок, мы все знаем, что это далеко не так. Не надо ей взрослеть. Не сейчас. Пусть побудет в своём мире грёз, и даже когда смерть матери пошатнула детскую психику, я верю, что Ари будет в порядке. Она вырастет замечательным человеком, я точно знаю. И, надеюсь, она поймёт, когда мы раздадим щенков в хорошие руки. Потому что, злая Ари подобна урагану, которая сметёт всё на своём пути.
Мои ноги свисают с края крыши, а тёплый весенний ветер обдувает голую шею. Недавно я был у миссис Холмс, мы пили чай и вспоминали, какой хорошей была девушка по имени Джуди. Я забрал из её комнаты пару рисунков, чтобы сделать кое-что чуть позже. И вот он я – сижу на крыше с этими бумажками в руках. Не знаю, что делать. Не понимаю, зачем вообще взял их. Наверное, стоит отпустить это. Проститься с Джуди.
– Если слышишь меня, пожалуйста, – я зарываюсь лицом в эти рисунки, – прости меня. За всё.
Тёплый ветер ласково гладит мой лоб, напоминая этим прикосновение матери. Мне так этого не хватает. Я знаю, что Нат и Ари – моя семья. Но мне так не хватает мамы. Я делаю из рисунков Джуд бумажные самолётики и пускаю их по воздуху. Теперь она меня отпустит. Я простился с ней. Попросил прощение. Теперь я свободен. Чувство вины никогда не исчезнет окончательно, что бы я не делал, сколько бы девушек не вызволял из беды, и как бы сильно не заботился о близких.
– Здесь не занято? – я слышу знакомый голос где-то сзади. Мурашки бегут по моей спине, и я понимаю, что не хочу поворачиваться. Лучше пусть мне послышалось. Нет. Только не снова. Я ведь едва забыл тебя.
Саманта садится рядом со мной и грустно улыбается. Но я больше не вижу этих красных глаз и розовых щёчек. Она больше не плачет. Девочка выросла. Боже, я так давно её не видел. Кажется, почти полгода прошло с тех пор, как мы с этой девушкой «разминулись» по жизни, и она перестала быть моим спутником, моим пассажиром, моим спасением. И вот она снова здесь, сидит рядом и протягивает мне… шкатулку.
– Откуда…
– Я была у Ната, спрашивала о тебе. Он сказал, что ты уехал решать свои проблемы, поэтому я сразу направилась сюда. Он дал мне шкатулку, когда я спросила, открывал ли ты её.
– Не открывал, – говорю я очевидный ответ. Сэм по-прежнему улыбается.
– Скучал по мне?
Такой наглый вопрос. В ответ лишь молчание. Хотя, хочется закричать: «Да, чёрт возьми, я очень скучал!»
– Молчишь. А я вот скучала.
И когда эти слова настигают моих ушей, а следом – сознания, я накрываю её руку своей.
– Ты ведь даже не пытался открыть эту шкатулку, – говорит Сэм утвердительно, но я всё равно киваю. – Кью! Но ведь я дала тебе подсказку. Ту фотографию, где есть дата. Давай попробуем!
Когда эти самые губы произнесли моё имя спустя долгое время, я перестал думать. Мне вдруг резко стало наплевать на всё происходящее. На шкатулку, на фотографию. Остался только я, наедине со своими мыслями об этой девушке.
– Я тоже скучал по тебе, – тихо говорю я, мысленно ругая себя за сентиментальность.
– Ты не хочешь открывать её?
– Мне плевать. Все ответы я давно получил.
– Не все, – говорит Сэм, глядя на меня своими карими глазами. Кажется, её волосы стали немного короче. Она по-прежнему не красится. Но, как я говорил недавно – все мы изменились. Я перестал бояться нелепой привязанности, ведь лучше любить кого-то, и, может, потерять в будущем, чем жалеть, что никогда и не был влюблён.
– Это шкатулка моего отца. Я понятия не имею, что в ней. И, честно, даже знать не хочу.
Красивая залакированная шкатулка цвета вишнёвого дерева летит с девятого этажа. Я вижу округлённые глаза Саманты и улыбаюсь. Я долго искал ответы, но они были прямо у меня под носом.
– Я отпустил всё это, – говорю я. – Извинился перед Джуд за то, что не спас её тогда. Сэм, это такое облегчение. Я часто просил прощение, но не вот так. Сейчас что-то изменилось. И это «что-то» помогло мне получить прощение. Надеюсь, теперь кошмары не будут терзать меня ночами.
– С тех пор, как я врезала своей матери, кошмары отступили. Мне следовало простить саму себя за смерть брата. Кью, ведь главное – не прощение других, а то, что ты чувствуешь у себя внутри. Время лечит, а так же время даёт возможность подумать. Главное, чтобы мы сами себя простили.
Рука девушки выскальзывает из моей.
– Я рада, что у тебя всё хорошо.
– Уходишь? – внутри меня начинают закипать нервы. Она ведь только пришла. Зачем вообще приходила? Разодрать старые раны?
– Пора. Я уезжаю на лето в другую страну вместе со своим дядей.
Мой уставший взгляд провожает девушку, которая медленно плывёт к выходу. Что бы я ни сказал, она не останется рядом. Но я буду винить себя за то, что даже не попытался. Мои ноги сами несут меня к ней и настигают девушку, когда та была уже на втором этаже. Долго же я мешкался.
– Останься.
Мой запыхавшийся голос даёт Сэм понять, что я бежал за ней, и буду делать это снова и снова, пока она не даст мне шанс. – Почему ты вообще ушла? Тогда.
Женская рука гладит мою правую щеку. От неожиданности я застываю на месте как вкопанный.
– Я влюбилась в тебя, Кью. В тот вечер, когда я сказала, что хочу остаться рядом с тобой, ты сказал, что я для тебя просто друг.
– Я испугался, Сэм! – кричу, а она тихо гладит меня по лицу, словно успокаивая. – Моя бывшая девушка погибла. Я боялся за твою жизнь.
– Она умерла не по твоей вине, Кью! – теперь Сэм тоже повышает голос. – К тому же, ты не дал мне шанса решить всё самой. Может, я хочу быть с тобой! А ты не даешь мне…
Хочу быть с тобой. Хочу. С тобой. Она сказала это. Я вычеркну это нелепое «может». Она действительно сказала это. Снова.
Мои губы впиваются в неё с такой силой, будто этот поцелуй – чёртово спасение. Так и есть. Сначала мой язык неловко изучает нижнюю губу девушки, а затем я замираю в ожидании ответа. Только не говори, что это твой первый поцелуй. Не говори.
Она отвечает. Сначала неловко, едва пошевелив губами, а затем уже более уверенно. Её пальцы… боже! Они зарываются в мои волосы, а тело Сэм прижимает меня к стене. Это для меня в новинку. Я не ожидал. До сих пор не понимаю, как у меня хватило смелости поцеловать эту девушку. И почему она меня не оттолкнула, а наоборот, прижала к себе?
Мне это нужно. И ей, кажется, тоже.
Нужна.
– Ты нужна мне, – выдыхаю я. Мы ловим ртом воздух. Моя правая рука находит её пальцы, запутанные в моих волосах, и выдирают их оттуда. Так непривычно держать её за руку. Всё вокруг так изменилось за эти две минуты. Просто не верится.
Телефон в моём кармане начинает надоедливо жужжать. Я достаю его, открываю крышку, пытаясь не потерять сознание от ласковых поглаживаний её большим пальцем по моей руке. Сообщение от Ната. Спрашивает: «У тебя всё хорошо?». Вот паршивец. Он отправил Сэм ко мне, подсказал, куда я уехал. Чёртов Умник. Он всегда всё знает. Отвечаю: «Когда мы приедем, тебе – конец».
Улыбаюсь и кладу телефон обратно. Сэм зарывается носом мне в шею. Вдыхает запах моего одеколона. Нам пора. Ноги едва несут меня к выходу. А эта чертовка бежит впереди меня вниз по лестнице, не отпуская моей руки. Ещё никогда прежде я не чувствовал такого облегчения. Счастлив.
Снова это непривычное для меня слово.
Я счастлив.
– Смотри. Вот и твоя шкатулка, – говорит Саманта, когда мы проходим буквально метров двадцать от подъезда. – Она сломанная, и… пустая.
Её грустные глаза смотрят на меня снизу вверх. Какая же она всё-таки маленькая.
Когда я так хотел открыть эту шкатулку, её можно было просто скинуть с девятого этажа? Ах, ну да, Сэм просила меня не разбивать её, ведь шкатулка такая красивая и дорогая. Может, поэтому я не разбил её ещё тогда, когда нашёл в беседке.
– Это ничего. Неважно. Может, если там была бумажка, её уже давно сдуло ветром. А может, она всегда была пустой.
– Почему? – удивляется Сэм.
– Это ведь шкатулка моего отца, – говорю я, направляя девушку в сторону машины, – может, таким образом он даёт мне понять, что ожидание и надежда получить ответы внутри, или что-то более стоящее – пустой воздух.
– А может, он просто болван, который забыл положить внутрь то, что собирался.
Я наигранно смеюсь и достаю ключи из кармана. Мы залезаем внутрь, и мне так приятно видеть моего давнего спутника на пассажирском месте. Как же я скучал по этому.
Никогда мы больше не заговаривали об этой шкатулке. Я ни разу не рассказывал друзьям и Саманте о том, что в десяти метрах от сломанной шкатулки лежала записка, которую я так и не поднял. Потому что всё это уже неважно. Это – старое забытое прошлое, и его не нужно вспоминать. Кошмары меня отпустили с тех пор, как я простился с Джуди на той крыше. А может, причина в Саманте, которая теперь всегда находится рядом со мной. Когда я привёз Сэм домой, Ари расплакалась от счастья, и эти двое обнимались в гостиной больше десяти минут. Затем Нат решил отвлечь их, показав Саманте щенков.
– Какая прелесть, – скулит она, а затем поворачивается ко мне и говорит, – у меня никогда не было щенков.
– И у меня тоже, – отвечаю я, затем вспоминаю кое-что супер важное и смешное. – Смотри!
Когда Саманта замечает в экране моего телефона двух голых мужиков, её глаза округляются до невероятных размеров, и это зрелище заставляет нас всех смеяться.
– Жесть какая, – говорит Сэм.
– Я, в принципе, так и сказал, когда увидел, – улыбается Нат.
– Ладно, пора приготовить что-нибудь вкусненькое, – Саманта уже рвётся на кухню, но я её останавливаю.
– Давай, лучше я, – говорю. – А то твоя яичница опять сгорит.
За эти слова мне тут же прилетает подзатыльник. Заслуженно. Но после того, как я получил пендаля, Сэм подплывает ко мне слева, прижимается к моим рёбрам, а я в свою очередь, обняв её за плечи, иду на кухню. Нат присвистывает где-то сзади, а Ари смеётся.
Впервые яичница Саманты не подгорела, потому что мы готовили вдвоём. Это непривычное для меня слово ещё долго щекотало мои нервы, но затем наш дуэт стал обыденным спустя какое-то время. Сэм быстро прижилась в этом доме.
– Я никогда не говорила, как сильно я тебя… – начинает она, но я перебиваю.
– Я тоже, – и целую её в лоб.
Счастлив. Теперь наконец-то это слово стало привычным для меня.
Эффект Доплера – это просто физика. В жизни ведь всё иначе. Я рад, что доверился друзьям. Теперь у меня есть семья, и больше нет секретов. Жить стало проще. Я отключил свою сигнализацию, которая предупреждала об опасности – не подходить к другим людям, не доверять им. Вернее, думаю, это Сэм её отключила. И я рад, что, услышав правду, она не сбежала. Осталась рядом. Думаю, это спасло меня.
И продолжает спасать по сей день.