Текст книги "Эффект Доплера (СИ)"

Автор книги: А. Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Я нащупываю в кармане пальто пачку сигарет, но у меня нет ни малейшего желания доставать её. Вместо этого я прошу Сэм:

– Насыпь и мне тоже.

Может, это всё-таки лучше сигарет. Сахар, может, тоже убивает, но не так усердно, как никотин или отношения.

Она с радостью делится лакомством, а затем мы включаем очередную кассету со сборником песен из 90-х. Сэм изредка подпевает, а собака, весело виляя хвостом, поддерживает её своим лаем. Я понимаю, что нахожусь в дурдоме, совершенно точно.

Мы останавливаемся в той же гостинице, в которой были вчера. Благо, нам разрешают переночевать с собакой за дополнительную плату. Я до последнего думал, что придётся оставить собаку в машине.

Рано утром мы выезжаем и уже вечером пересекаем отметку в тысячу километров, даже больше, я, вроде как, не считал. Но в семь вечера мы проезжаем табличку с надписью Ричмонд-Хилл. Уже через десять минут мы подъезжаем к дому Натаниэля. Собака весело виляет хвостом, когда слышит через открытое окно радостный вопль Ариэль. Малышку ждёт сюрприз, я предвкушаю, что наверняка ослепну от её счастливой улыбки.

Сэм берёт свой рюкзак, роется в нём в поисках чего-то важного, но затем её руки находят кое-что, и эта вещь расстраивает её.

– У тебя всё хорошо? – спрашиваю я с заботой, и удивляюсь, почему мне вообще интересно, что такого особенного лежит в её рюкзаке, почему она грустит, и ради чего я спрашиваю? Раньше мне было неинтересно получать ответы на подобные вопросы, я плевал на людей, но теперь слова буквально вырываются с моего рта. На заметку: найти пластырь у Ната и заклеить себе рот на хрен.

– Забей, – она закрывает рюкзак и открывает дверь наружу. Собака вылетает на улицу, вслед за ней выходит Сэм. Я вылезаю последним и закрываю машину на замок. Я вижу, как девушка переминается с ноги на ногу – её явно что-то беспокоит.

И всё-таки, что именно лежит в её рюкзаке? Может, она хотела мне что-то отдать?

– Прости, мне, наверное, пора.

– Почему ты извиняешься? – не понимаю я.

– Из-за банальной вежливости. Ты, видимо, думал, что я останусь.

– Я перестал думать ещё со вчерашнего вечера.

Она улыбается. Мне хочется пожать ей руку или что-то вроде этого. Это было бы очень глупым и неуместным жестом с моей стороны. Даже объятия на прощанье пришлось выбросить из головы. Сэм не хочет делиться проблемами и плохими мыслями – её право, я не буду настаивать. Мы и так достаточно друг другу рассказали за эти три дня. Мы слишком… доверились. Я никогда ни с кем не сближался так быстро и так безрассудно. О чём я только думаю? Зачем мы делаем это? Общаемся. Ради чего?

Затем я вспоминаю, что рядом с Сэм мне почему-то не снятся кошмары, и ей, кажется, тоже. Может, мы проводим время вместе, чтобы ночью нормально поспать? Я подавляю смешок, мне, правда, хочется рассмеяться вслух, когда я вдруг думаю о такой нелепой ситуации. Что, если нам до конца жизни придётся спать вместе, лишь бы нас не мучили кошмары? Может, нам прямо сейчас стоит по-быстрому сгонять в загс, затем в церковь, или наоборот? Не знаю, какие нынче обычаи, и как это происходит.

– Ещё увидимся, надеюсь, – Сэм не прощается. Я не считаю эти слова чем-то вроде «пока» или «удачи, Кью». Она не говорит этого. Вместо прощальных слов она намекает на дальнейшую встречу, может именно поэтому мы не обнимаемся на прощанье и не целуем друг друга в щеку, как это делают подружки.

Я провожаю Сэм взглядом – проводить её до дома мне не хватает смелости, или мозгов – предложить ей нечто подобное. Когда она скрывается за поворотом, я замечаю, как собака жалобно скулит, глядя куда-то в сторону унылыми глазами. Через некоторое мгновенье она разворачивается ко мне и смотрит так, словно я виноват в уходе Сэм.

– Что? Ты чем-то недовольна?! – я возмущён. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Побежал за ней? Тебе надо – ты и беги.

Собака срывается с места и бежит за Сэм. Я ошарашенно смотрю ей вслед. Благо, через минуту малышка Джуди возвращается. Я грустно вздыхаю.

– Наверняка, она села на автобус. Ты её уже не догонишь.

Мы подходим к двери, и я впечатываю указательный палец в кнопку звонка.

Нат открывает нам, и первое, что я вижу – его огромные мешки под глазами. Теперь они ещё больше обычного, а цвет кожи превратился не в обычный бледный оттенок, а в полупрозрачный. Нат умирает на глазах. Я понимаю, что случилось что-то ужасное.

Он не рад моему приезду. Ему плевать. Он не замечает собаку, которая неловко входит в дом следом за мной, обнюхивая пол. Ариэль сидит и смотрит мультики по выключенному телевизору. В доме стоит гробовая тишина. Тогда ещё я не знал, что выражение «гробовая тишина» – именно те самые слова, которые больше всего подходят данной ситуации. Я знаю, вернее, догадываюсь – произошло нечто необратимое. Я ничем не смогу помочь Натаниэлю, только лишь своим присутствием. Словами здесь не поможешь. Ему уже не станет легче.

Собака прыгает на диван к Ариэль, но малышка даже не удивляется присутствию животного. Она лишь устало роняет руки на её мягкую шерсть и вскоре сама падает на собаку всем телом, обняв её двумя руками. Та не сопротивляется, она знает – ребёнку нужно успокоение.

Мы с Натом проходим на кухню. Я думаю о Рэджи, неужели так сложно поддержать своего друга? Почему его нет рядом?

– Когда похороны? – я, кажется, угадываю с вопросом, но Нат отрицательно кивает головой, смахивая слёзы.

– Мы попрощались с ней ещё вчера.

Я представить не могу, как ему сейчас тяжело. Он остался совсем один, без семьи. На его шее висит десятилетний ребёнок. Он – подросток, учащийся в университете. Родных больше не осталось, даже самых дальних, через четыре колена – их нет. Я понимаю очевидную вещь – мне следует найти работу. Не знаю, каким образом, ведь я в розыске. Но я должен помочь другу. По другому – никак.

– Как это произошло?

– Передоз, Кью. Так обычно и происходит. Грёбаная халатность врачей, они не смогли спасти её. Сердце перестало биться, а я, кажется, перестал чувствовать себя живым вместе с мамой. Когда я узнал о её смерти, то…

Я кладу руку ему на плечо. Почему кругом умирают люди? Это, на самом деле, так ужасно. У Сэм умер брат, у меня умерла семья, плюс девушка на моих руках. Теперь Нат тоже остался одинок. Я бы пошутил и пригласил его в наши ряды неудачников, но сейчас не самое подходящее время. Ему нужна моя поддержка, просто необходима. Необдуманным словам и поступкам сейчас не место здесь.

Мы выходим на улицу, и я протягиваю ему пачку сигарет. Я знаю, что он, скорее всего, откажется, но, к моему удивлению, он принимает моё предложение. Мы закуриваем, я удивляюсь, почему Нат не кашляет, как Сэм совсем недавно. Затем я вспоминаю ту самую пачку сигарет, которую нашёл в его прихожей. Нат курит. Теперь – да. Я не в праве отговаривать его от пагубной привычки. У него умерла мать. Может, так ему легче. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

Я затягиваюсь снова и снова, чувствуя облегчения – мне этого не хватало. Напряжение угасает с каждой секундой, мысли уходят на второй план. На первом – пустота, которая заполняет сознание. Я не курил полтора дня. Почему сейчас так потянуло губами к сигарете? Наверное, потому, что у друга беда.

– Мне исполняется восемнадцать через пять дней. Я должен подать заявку на опекунство над Ариэль. Но пока я не могу этого сделать. А если не напишу заявление в ближайшие три дня, её могут забрать. Кью, я не знаю, что делать.

– Мы прорвёмся, Нат. Мы должны. Ради Ариэль. Ради самих себя.

Я пытаюсь успокоить больше себя, нежели своего друга. Я и сам не знаю, что нам делать. Ситуация безвыходная. Ари осталась без родителей. Нат остался без мамы. Они оба живут здесь совсем одни, я даже не знаю, как именно Натаниэль собирается платить за жилье, за пропитание, за собственную учёбу, и за учёбу Ариэль. Я понимаю – я тоже без работы. Наша компания аля-ботан-супермен-ловелас распалась так же стремительно, как и наша жизнь. Она разрушается с каждой секундой всё больше и больше. Нам отчаянно не хватает материальных средств. Понятия не имею, что мы будем делать дальше.

– Ты всё-таки нашёл её, – говорит Нат утвердительно, но я всё равно отвечаю.

– Да.

– Ты заботился о ней? – он, как мне показалось, кивает на машину. На самом деле, он просто смахнул какое-то маленькое насекомое со своего лица.

– Да, чёрт возьми, я вернул тебе машину без единой царапины.

После своих слов я понимаю, что сказал это сгоряча, но Нат, кажется, не замечает этого. Ему плевать. Он думает сейчас совершенно о другом.

– Я имел в виду Сэм, сколько можно повторять одно и то же? – он едва заметно улыбается, закрыв глаза. Я вспоминаю, как Нат просил меня беречь Сэм, словно она – сокровище, перед уездом.

– Да, она в порядке, – наконец отвечаю я.

– Береги того, кто делает тебя человеком, Кью. Кто держит тебя на плаву. Ради кого ты дышишь. Они – твой спасательный круг.

Его слова запоминаются мне на всю оставшуюся жизнь, можете мне поверить. Я бы сорвался с места и побежал вслед за этой девушкой, но я не знаю, где она живёт. Может, я больше никогда её не увижу. Не знаю, как теперь буду спать по ночам, особенно сейчас, в такое ужасное время.

Я решаю остаться на ночь у Ната. Мы спим втроём, вернее, вчетвером, постелив два пледа на полу у камина. Мы специально решаем включить телевизор, чтобы не было так грустно. Когда Ариэль засыпает, обнимая собаку, мы с Натом напиваемся в два часа ночи и отрубаемся прямо за столом.

Нас будит протяжный крик Ариэль. Я понимаю, что дом моего лучшего друга сейчас сгорит дотла.

========== Глава 8 ==========

Я просыпаюсь первым от громкого лая собаки. Затем я встречаюсь с испуганным взглядом Ариэль. Плед загорается прямо у её ног. Я быстро включаю соображалку, вытягиваю Ари из-под ткани, швыряю её на кухню и бегу в ванную на втором этаже.

Нет. Нет. НЕТ!

Только не пожар. Только не снова.

***

И вот Джуди с простреленными рёбрами говорит, что любит меня. Я подхватываю её под шею и талию. Но она уже мертва. Кровь тёплой струйкой стекает на мою правую руку, которая находится под её спиной. Глаза моей мёртвой девушки смотрят мне в лицо с немым осуждением. Я судорожно сглатываю и оставляю её на полу. Это неправильно. Она не должна была так умереть. Она вообще не должна была…

И уже через секунду, бросив на Джуд последний взгляд, я хватаю оружие и стреляю в оставшихся охранников. Мы остаёмся один на один с отцом. Но я вдруг понимаю, что он является родным лишь по крови. На самом деле, он чужой мне человек. Мы никогда не были семьёй. Джуд была моей семьёй. Всегда.

И останется ею до конца своих дней.

***

Когда возвращаюсь с внушительных размеров бутылью с водой, выливаю её на плед и на всё вокруг, заодно пытаясь потушить камин. Мысли о мёртвой девушке, о пожаре, о её теле, сгоревшем в том чёртовом особняке, отлетают на второй план. На третий. На десятый. Вылетают к чёрту из моей головы. Сейчас я могу потерять всё, что у меня осталось. Нет. Не в этот раз.

Ари уже стоит рядом с сонным братом, который до сих пор не пришёл в себя от шока или от сна, собака забивается в угол и жалобно воет. Я чувствую себя героем, который защищает испуганных котят от огня. Затем мне на помощь приходит наконец-то очухавшийся Нат, который берёт на кухне ковш с водой и выливает её прямо в камин. За минуту мы справляемся. Когда огонь с шипением гаснет на глазах, в комнате становится прохладно, мокро и темно. Мы зажигаем свет и начинаем оценивать размер ущерба, нанесённого нам этим чёртовым огнём. Честно говоря, когда я в детстве пару раз играл в «Симс 2», удивлялся, почему ковер, который лежит у камина, загорается. Неужели от одной лишь искры, случайно попавшей туда? Теперь не удивляюсь.

Ари жутко напугана, Нат пытается вытереть её слёзы.

Малышка, я тоже напуган, поверь. Перед моими глазами сейчас промелькнули все те страхи, которые мучают меня сейчас в кошмарах по ночам.

Я знаю – ребёнок получил двойной шок за сегодняшний день (и ночь) – смерть матери, плюс ко всему прочему – она чуть не сгорела, обёрнутая в плед, как мумия. Я снимаю свою толстовку и надеваю её на плечи Ариэль. В доме жарко, но малышка дрожит не то от страха, не то от холода. Банальную дрожь вследствие шока никто не отменял. Нат шмыгает носом и плюёт в сторону. Смерть матери заставила его постареть лет на пять. А сейчас он и вовсе напоминает худощавого старика, только трости не хватает. Я понимаю, что бросить их означает пустить пулю в лоб. Я должен им помочь.

Мы с другом вытираем пол старой тряпкой. Как ни странно, после пожара дерево не пострадало – я вовремя вылил бутыль с водой на паркет. Пострадал лишь кусок ковра и половина пледа (и наши нервы). Через полчаса мы управились с уборкой. Я подхожу к дрожащей Ари и глажу собаку, которая лежит у неё на ногах. Через секунду я присаживаюсь на диван рядом с ребёнком и спрашиваю:

– Как дела в школе?

– Я пропустила целую неделю.

Я понимаю, что спросил зря, этот вопрос можно добавить к тысяче других, которые не стоит задавать в данный момент.

– Я хочу, чтобы Сэм пришла в гости завтра утром.

Я вспоминаю – завтра суббота. Я ведь тоже пропустил целую неделю. Хотя, кажется, даже больше. Насчет Ната можно не сомневаться – он отличник, в придачу ещё и любимчик многих учителей. Ему и месяц пропустить – не проблема. У меня же всё с точностью наоборот. Разве только родителей теперь к директору не вызовешь – их попросту нет. Я на последнем курсе, Нат на первом, и даже за его заслуги в учёбе и в стремлении к знаниям, ему не позволено вручить диплом раньше на целых два года. Я хочу уехать отсюда, забрать Сэм, Ната и Ари, и сбежать куда подальше.

Постойте, Сэм? Почему я вдруг хочу забрать её с собой?

Начать новую жизнь. Мы все бежим от прошлого, сталкиваясь с не менее ужасным настоящим, и лишь предугадывая, что будет в будущем.

– Она придёт, обязательно.

Я знаю, что врать – нехорошо, особенно ребёнку, потерявшему мать. Я вселяю в Ари надежду, лишь бы она не унывала. Грусть в нашей ситуации нежелательна, но и, к сожалению, необратима. Я хватаюсь за любую возможность хоть на секунду развеселить Ариэль.

Утром нас будит звонок в дверь. Я первым бегу к двери, в надежде, что это… чёрт. Я осознаю ужасную вещь – я жду Сэм, словно она стала мне подругой или кем-то ещё. Нет, это и вправду очень плохо. Нельзя привязываться к людям, надеяться на внезапную встречу или незапланированный поход в гости. Немного помешкав у двери, я всё-же открываю её и вижу на пороге Рэджи.

– Хэй! – он беззаботно улыбается, почесав затылок. Неловким движением руки он хлопает меня по плечу и проходит внутрь. Я не приглашаю его, но он решает, будто имеет право на всё это. А я? Почему решил, будто распоряжаюсь домом Рэджи, открываю дверь, и вообще имею право находиться здесь, чувствуя себя как дома?

На деле я лишь пожимаю плечами и закрываю дверь. Нат сам должен с ним поговорить. Наша компания распалась неделю назад, я чувствую – мы изменились. Что-то внутри каждого из нас, подобно рычагу, сместилось в другую сторону, изменив пункт «нехотя взрослеющий» на «внезапно повзрослевший». На самом деле, страшно осознавать, что ещё вчера у тебя в жизни всё было прекрасно. Я помню тот самый день, когда Джуди сделали операцию. Я держал её за руку, когда она была без сознания – ещё не отошла от наркоза. Я пообещал, что вернусь до того, как она откроет глаза. В этот же вечер она умерла в том чёртовом особняке, а я не понимал, как такое бывает? Ещё секунду назад она дышала, а теперь в моих руках лишь обмякшее тело, не способное ни на что больше. Нат чувствует то же самое, что и я когда-то. Но на самом деле, сложнее всего приходится детям. Ари сейчас не просто напугана, она не понимает, что именно произошло, и понятия не имеет, что будет дальше. Хотя, мы все не имеем ни малейшего представления о будущем. Она не вкусила взрослой жизни, в то время, как Нат уже понимает, что именно нам всем предстоит пережить, и что именно мы уже пережили. Ему, как-никак, исполняется восемнадцать, Ари через три месяца исполнится всего десять.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Нат. Вид у обоих потерянный. Ари спит в своей комнате, на часах всего утра. Рэджи смотрит на меня умоляющим взглядом, мол, помоги мне. Я отрицательно киваю головой.

– Где ты был всё это время? – Натаниэль идёт на кухню, опустив голову. Рыжий идёт за ним, грустно поглядывая по сторонам. Джуди спит на диване, и, к моему удивлению, она отнеслась к присутствию чужого человека в доме вполне нормально.

– У меня возникли неприятности. Нат, прости, друг, ты же знаешь… – начинает оправдываться Рэдж, но тот его перебивает.

– Нет! – рявкает он. – Не знаю! Моя мать умерла. Тебя не было на похоронах.

Я понимаю, что меня тоже не было рядом, и ума не приложу, почему Нат не злится на меня. Я искренне благодарен, что он не держит на меня зла или обиды. Хотя я заслужил. Ведь в поездке мой телефон сел. Нат звонил. Наверняка звонил. После слов «моя мать умерла» Рэджи бледнеет на глазах. Его нижняя челюсть начинает дрожать. Губы поджаты. Он молчит. Мы все молчим. Нат достаёт очередную бутылку спиртного (понятия не имею, что это, так как надписи никакой нет), и мы, как по команде, садимся за стол. Далее, как вы понимаете, начинается игра под названием «вопрос-ответ». Если сидящие за столом уверены, что ты врёшь – ты выпиваешь.

Я невольно задумываюсь о Сэм. Интересно, чем она сейчас занимается? Увижу ли я её когда-нибудь? Вспоминаю о том, как она нелепо выглядела во время пения – совершенно нет слуха, но она заставляла меня улыбаться. Что-то внутри меня подсказывает, что за таких людей, как она, мне следует держаться.

«Береги того, кто делает тебя человеком, Кью» – вспоминаю слова Ната. Он знает. Он всегда узнает всё раньше меня. И сейчас такая же ситуация. Он прав. Я должен найти её. Без Сэм я не смогу заснуть. Этой ночью мы с Натом напились, затем плед запылал ярким пламенем… я поспал часа два, если не меньше.

Рэджи напился раньше всех нас – врёт он искусно, но мы знаем правду.

– Что именно Сэм показывала тебе в том переулке, когда я вас застукал? – спрашиваю я.

– Сиськи.

И он пьёт.

– Почему ты ни разу не зашёл к Нату за всё это время? – задаю очередной вопрос я.

– Извините, парни, у меня были неотложные дела.

И он снова пьёт.

Через два часа он сдаётся – как раз вовремя, потому что на лестнице послышались шаги. Нат и Рэджи остаются на кухне, а я подлетаю к Ари и подхватываю её на руки.

– Выспалась?

– Угу, – бурчит она, сонно потирая глаза.

Мы уваливаемся на диван, и она включает телевизор. Джуди просыпается после того, как две туши плюхаются рядом с ней, и недовольно смотрит на нас.

– Извините, сударыня, что побеспокоили, – сарказмом говорю я. Ари едва заметно смеётся. По телеку новости. Звука нет, не знаю, кто его выключил. Вообще не помню, что случилось до того, как плед загорелся, ибо засыпали мы под включённый телевизор. Странно, этот фрагмент выпал из памяти.

По новостям красивая грациозная женщина в костюме и с очень высокой шеей что-то рассказывала со странным выражением лица, но Ари переключила, едва я успел заметить фамилию Прайс.

– Верни! – ору я, напугав до смерти всех присутствующих. Нат с Рэджи переглядываются, но уже через секунду отворачиваются и продолжают беседу. Я их не слышу. Я вникаю в сюжет новостей. Пока я успел прибавить звук, на экране появилась пожилая женщина. Её до боли родные глаза помогают мне вспомнить. Это моя бабушка. Я считал её мёртвой до сегодняшнего дня – так сказал мне отец. По его словам, Сильвия Прайс умерла от сердечного приступа. Когда я последний раз видел бабушку, мне было… чёрт. Пять лет. В этом возрасте мне стёрли память, но когда я начал вспоминать (увидел фото в альбоме), отец сказал, что у неё был сердечный приступ очень давно.

Я жадно вслушиваюсь в каждое слово, стараясь ничего не упустить.

«После случившегося в том особняке мне потребовался целый год, чтобы решиться на подобное заявление. Твой отец запугал меня, пригрозил уничтожить мой дом, сад, и саму старушку стереть в порошок. Теперь он мёртв, я понятия не имею, кто в этом замешан, но, Квентин, родной, я знаю, что ты не виноват в смерти отца. Я не боюсь СМИ и репортёров. Я знаю, ты помнишь меня, Норман не мог окончательно задурить тебе голову. Помнишь то самое место, куда ты однажды привёл меня? Приезжай, я буду ждать. Я люблю тебя, Квентин, помни об этом. Я – твоя семья».

По моим щекам текут слёзы, но не от милых слов бабушки, и даже не от осознания того, что я до последнего думал, что остался один, без семьи. Она упомянула место, о котором я не помню. И, думаю, уже никогда не вспомню. Я даже не могу вспомнить, где и когда видел бабушку в последний раз. Я не знаю, где она живёт. Я в розыске. Надеюсь, со старушкой всё будет в порядке и репортёры не доведут её до реального сердечного приступа.

– Кью, почему ты плачешь? – Ари берёт меня за руку и со страхом смотрит в глаза. Очередной шок для ребёнка, видеть, как возле тебя сидит и пускает сопли совершенно взрослый человек. Дети ведь уверены, что взрослые не плачут, ведь они же взрослые. Я сам в детстве думал так же, пока не вкусил взрослой жизни в пятилетнем возрасте со всеми вытекающими проблемами и нарушениями в психике.

После слов Ари, её брат ошарашенно смотрит на меня, я понимаю – он в ужасе. Большой мальчик по имени Кью сидит и ноет, как пятилетний ребёнок. В последний момент я беру себя в руки, вытирая нос рукавом. Отвратительно, кстати.

– Чего уставились?! – гавкаю я на них. Оба смиренно смотрят вниз, как щенки. Я поворачиваюсь к Ари и решаю, что она должна знать. Мой секрет отвлечёт её от собственных кошмаров – вдруг они мучают малышку по ночам, как меня или Сэм.

Сэм. Я понимаю, что в последнее время позволяю думать о ней слишком часто.

– Сейчас по телевизору показывали мою бабушку, а я думал, она мертва.

– Это же хорошо, Кью! – Ариэль улыбается и целует меня в руку. Её мягкие кудрявые волосы гладят мою кожу на тыльной стороне ладони. Какая она всё-таки потрясающая.

– Где твои родители? Извини, если не хочешь об этом говорить, – поспешно тараторит она, но я прикладываю указательный палец к её губам, во-первых, она неправа, и я очень даже не прочь высказаться хоть кому-то, во-вторых, этим «кто-то» пусть лучше окажется девочка, умеющая хранить секреты, нежели Нат, у которого своих проблем хватает. Ребёнка я хотя бы смогу отвлечь этими разговорами, а вот Натаниэля лишь загрузить по-полной. У него итак скоро черепушка треснет. Я знаю, что рано или поздно расскажу Нату о своих родителях, об умершей девушке и своих кошмарах. Я знаю – ему можно доверять. Но, не сегодня, это уж точно.

Ариэль мыслит, как взрослая. Ей и по виду не скажешь, что она родилась всего десять лет назад. Я глажу её по голове и говорю:

– Мои родители погибли.

Она охает и с ужасом закрывает рот рукой. Затем понимающе кивает, и между нами возникает некая связь, как у старшего брата с сестрой. На самом деле, мы все здесь в одной лодке под названием «пиздец подкрался незаметно, заставив повзрослеть лет на пять с лишним». Рэджи (не знаю наверняка), можно ли приписать к нам, но то, что он не звонил мне и Нату – своим друзьям – всё это время, может означать лишь одно – у него на самом деле появились свои проблемы. И что-то мне подсказывает, это нечто похуже, чем «у меня чихает хомяк, кто знает, может он умрёт?».

– Как они погибли? – спрашивает Ариэль. Джуди кладёт голову ей на колени и поднимает на меня глаза. Она едва слышно скулит и её каре-зелёные глазки наполняются слезами. Я не верю в реинкарнацию, но это дерьмо начинает меня пугать. Сначала эта собака выла на месте сгоревшего особняка, затем начинает скулить во время моего с Ари разговора о родителях. С ней явно творится что-то неладное.

– Мама умерла, когда мне было пять лет, а отец скончался в прошлом году. Именно поэтому я переехал в ваш город. Если бы не происзошедшее той осенью, мы бы с тобой, сестрёнка, не знали друг друга.

Она улыбается. Но наш зрительный немаловажный контакт прерывает звонок в дверь. Нат кивает мне, мол, откроет.

Нет. Зачем?

Сэм влетает в дом и трясущимися руками обнимает Натаниэля. На её лице читается полный кошмар.

– Они нашли меня, нашли!

И я понимаю – пора бежать.

========== Глава 9 ==========

Рэджи сматывается, поспешно прощаясь с каждым по очереди. Не могу назвать его трусом, ведь сам такой же. Но я хотя бы не ушёл. Я стою здесь в этом доме, сейчас, в то время, пока Сэм поспешно что-то тараторит Нату прямо в ухо. Я ее не слушаю. Я смотрю лишь на Рэджи, который надевает куртку и уходит. Сейчас наш друг (можно сказать, бывший) делает ноги, вместо того, чтобы предложить свою помощь. Может, он прав. Чем меньше людей знает о нас, тем лучше. Рыжий не знает о моих секретах. Он в курсе лишь последних событий – смерти матери Ната и Ари.

Наша жизнь сейчас далеко не сахар. Из сладкого у нас лишь чай, а у Ари – леденец. Но я верю в жизненный перевес – если сейчас всё хреново, значит, есть вероятность, что завтра будет немного лучше. Но так же, завтра может стать ещё хуже – я не могу этого отрицать. Я знаю только одно – если Сэм останется, возможно, они узнают и обо мне тоже. Когда-нибудь убийство отца всплывет наружу, и все узнают, что это сделал я. Им плевать, кого я там защищал, собственную шкуру или жизнь моей девушки. Либо же я сделал это из собственных побуждений, мести, или в отместку за то, что мой отец был подонком. Им плевать. Они готовы засадить меня на пожизненное при первой же возможности.

Затем меня ошарашивает мысль о деньгах, которые отец явно кому-то завещал в случае смерти. У него было целое состояние. Он ведь имеет какие-то заначки, плюс бизнес. В каких лапах теперь все эти сбережения? Эти деньги не могли попросту испариться. Отец был крупным землевладельцем, конченым уродом, и бизнесменом. И уродом, пожалуй, да. Я, кажется, упоминал уже.

Почему я раньше об этом не подумал? О деньгах, вернее. Может, они спасут нам жизнь. Я перестану убегать. Мы закончим университет. Дальше что-нибудь решим. Но я перестану скрываться от полиции.

Я знаю, Нат и Сэм помогут мне разобраться. Мне лишь стоит им довериться, может, деньги отца помогут нам прожить пару лет, а позже мы станем на ноги, найдём работу, перестанем бежать. Деньги решают всё.

Может, удастся решить проблему Сэм и её матери. Это вселяет в меня надежду, я начинаю дышать ровнее и спокойней. У нас всё получится. Эти слова стучат в моей голове молотками.

У. Нас. Всё. Получится.

Но когда я слышу рыдания Сэм, надежда угасает, ведь, вдруг мы не справимся? Многое может пойти не так. Я не могу спокойно смотреть на трясущуюся в руках беспомощного Натаниэля девушку, и подхожу к ним. Сэм помогла мне справиться с болью, которая нагрянула в самый неподходящий момент – когда мы стояли на той поляне. И теперь она в отчаянье – никогда не видел её в таком состоянии раньше. Даже в том самом баре в момент нашей первой встречи – она была лишь напугана. Даже в день, когда я открылся ей, когда выла собака, когда мы стояли на поляне, она плакала, но… не выглядела так, как сейчас. Теперь же её взгляд изменился. Сэм не просто напугана, она потеряла веру, надежду, всё хорошее, что заставляет человека не сдаваться и идти дальше, или даже бежать, если потребуется.

– Я так больше не могу. Не могу, Нат!

Блондин беспомощно смотрит на меня, но тщетно. Я тоже не знаю, что делать. Что говорить, какими жестами успокоить девушку. Ситуация безвыходная. А мы с Натом просто два балбеса, не способных приободрить человека. К тому же, Натаниэль не знает, от кого Сэм убегает, и кто её нашёл. Снова. Я грустно опускаю голову – он на самом деле многого не знает о ней, и обо мне тоже, в то время, как перед нами он словно открытая книга.

Я беру Сэм за руку и шепчу:

– Мы уедем, обещаю. Не забывай, я тоже в бегах.

Она вытирает слёзы, стирая с лица весь тот ужас, с которым она смотрела на меня ещё секунду назад. Её лицо становится нейтральным, но я знаю – она вот-вот сорвётся. Мне приходится в спешке провести её в гостиную и усадить рядом с Ариэль, которая снова смотрит выключенный телевизор. Может, она и права, по телеку ведь одно дерьмо показывают (не считая мультиков). Хотя, даже здесь можно поспорить, ведь современные мультфильмы – сплошная деградация, действующая на психику даже взрослого человека.

Я оборачиваюсь к Нату и думаю, что делать. Уезжать ему из города глупо. Но нам с Сэм – необходимо. Поэтому, я поспешно принимаю решение.

– Ари, послушай, – я почему-то решаюсь заговорить только с ребёнком, ведь она не будет задавать лишних вопросов. – Помнишь, я говорил тебе о бабушке, которую показывали по телевизору? Мне нужно её найти, понимаешь? Поэтому, мы с тобой, малышка, не увидимся пару недель, может, даже меньше. Дождёшься меня?

Она кивает, к её глазам подступают слезы. Я знаю, что она чувствует. Ари уверена в том, что если я уеду, она навсегда потеряет меня.

– Я оставляю тебе Джуди, береги её, ладно? И она будет сторожить тебя по ночам от кошмаров.

Ариэль снова кивает. На этот раз слёзы текут по её щекам, скапливаясь на подбородке. Я аккуратно притрагиваюсь к её лицу и вытираю мокрые дорожки, словно боясь её поранить. Ари подобна хрусталю, и то, что она пережила за последние два дня… я удивлён, как она не разбилась.

Саманта поможет мне найти последнего в мире родственника. Может, Сильвия знает ответы, которых не знаю я. Мы поможем друг другу. Я подхожу к Нату и молча обнимаю его за плечи. Он утыкается носом мне в ключицу – терпеть не могу свой рост, ведь многие считают, раз парень под два метра ростом, он – жилетка для слёз. Высоких людей при встрече хочется обнять, и когда подобного рода гора сжимает тебя в объятиях, ты чувствуешь себя в безопасности. Может поэтому Нат держится за меня двумя руками. Я нужен ему. И тот ужасный факт нашего необходимого уезда выставляет меня эгоистом. Я очень надеюсь, что мой друг поймёт всё это. Он понятия не имеет, почему мы бежим. От кого? Зачем? Он единственный остаётся в неведении. Но времени на объяснения нет. Не сейчас. Может, чуть позже, Нат.

– Ты ведь Умник, понимаешь, почему мне нужно уехать? – я умоляюще смотрю в его голубые глаза и надеюсь, что не потеряю лучшего друга. Остаться без его поддержки сейчас – самое ужасное, что можно себе представить.

– Я всегда считал тебя странным, Кью, – он едва заметно улыбается, понимающе глядя на меня. – Для тебя это действительно так важно?

– Я бы не просил меня понять, если бы ситуация не была безвыходной, Нат.

– Я понял. Береги Сэм. Звони почаще.

Слова «мне нужна твоя поддержка, друг» повисла в воздухе. Тишина длилась очень долго. Никто из нас не решался её нарушить. Но времени мало.