Текст книги "Twinfinity Soul (СИ)"

Автор книги: Zezuo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– «Поспеши домой и запрись внутри. Не открывай, не услышав моего голоса».

Так и поступил Гевелиос, услышав слова мои строгие. Вновь я поднял руку к небесам и скрылся в тенях моей Матушки, сделав шаг назад, в тень дома. Ожидал я услышать гневные слова, выходящие из её уст, но она… Она даже не раскрывала рта. Лишь смотрела на меня в лёгком страхе… и удивлении. Мне не нужно было объяснять ей всю жестокость этого мира. Лишь руками своими я обнял её, успокаивая и себя, и её. А после, почувствовав нежность рук её тёплых, спросил:

– «Видела ли ты женщину среди этих людей? Может и других людей ты видела, утаскивающих с собой кого либо?»

«Нет, дитя моё. Вокруг нас – ничего подозрительного я не увидела. Рожками моими могу тебе поклясться». – Не сомневался я в словах моей Матушки. Её взор не упустит подобных вещей. Всё, что я мог сделать теперь – спросить Гевелиоса о судьбе её жены – Амелии. Вернуться в дом его и позаботиться о его безопасности. Надеяться на то, что люди не видели истинный образ Матушки моей.

«Надо вернуться. Вернуться к дому. Там мы и передохнём, матушка». – И вновь поняла слова мои Матушка Мика. Вновь взмыла в небеса и исчезла, оставив от себя лишь небольшой клуб пыли и пепла.

Дорога была мне знакомой, и дойти до дома нужного мне не составляло особого труда. Люди не загораживали дорогу, а удивлённые возгласы никак не привлекали их. Все они, от мала до велика, увидят убитого человека. Весть о Судье-Инквизиторе, и образе его теневом, разлетится по округе подобно листьям на ветру. Не должны мы показывать своих образов на людях. Впредь, мы с Матушкой… должны быть бдительнее. И осторожнее.

Присутствие Матушки моей я чуял за спиной своей. Следовала она за мной к дому Гевелиоса, скользя от тени к тени. Даже стучаться в двери я не стал, прислушавшись к шумам в доме. Детский плач слегка утих, а в доме раздавались лёгкие стуки. Похоже… Гевелиос приводил в порядок дом свой. Три раза постучался я и произнёс гласом спокойным:

– «Открой мне двери, Гевелиос. Мне многое нужно узнать».

Не медлил друг мой Гевелиос. Быстро распахнул он двери для меня, протянув мне свою руку. Кровь его были смыта водой и слезами, но раны на лице грубом не скоро исчезнут.

«Иорфей… Друг мой! И это я думал, старый хрен… что глаза мои играют со мной злую шутку…» – обоими руками схватил он ладонь мою, сжав её крепко. Прижимался лбом к ней, благословляя меня безостановочно. Не было у меня времени на подобные встречи. Аккуратным касанием руки утихомирил я его, оглянувшись по сторонам.

«Прошу тебя, не сейчас. Нет времени на простые разговоры у нас», – не хотел я огорчать друга своего подобными фразами, но… правду я молвил! Его жена – Амелия… я всё ещё могу её найти, если он скажет мне, где искать её. Положил я руку на его плечо. Взглянул в глаза его. Спросил медленно и чётко: – «Где твоя жена? Куда они её увели?»

Ничего не сказал мне Гевелиос. Убрал руку мою с плеча своего и поник, взгляд свой скрыв. Молчал, слушая плач своей дочери. Катъя… она тоже услышала меня. Она тоже знает о судьбе своей матери.

«Этот человек… Худшее уже случилось, мой мальчик». – Шёпот Матушки проник в мои уши. Тень за моей спиной наклонилась ко мне беззвучно, нашёптывая эту истину. Даже словам моей Матушки я не хотел верить. Амелия… так молода была эта крестьянка. Чистейшим сердцем она обладала. Должен был я узнать о её судьбе. Найти преступника и наказать его… если я… все ещё не успел это сделать.

«Впусти нас внутрь, Гевелиос.» – приказал я другу своему гласом строгим, перешагнув через проём дверной. Видел я в глазах его шок и непонимание. Гевелиос не стал преграждать путь мой.

«Нас?!» – спросил он меня в непонимании, ибо на глаза его не сразу попались очертания незнакомые за спиной моей. Матушка, следуя за мной, не заметила потолков высоких и ударилась головой об дверной проём, вскрикнув кроткое «Ай!». И только тогда понял слова мои Гевелиос, раскрыв двери шире. – «Да, конечно! Проходите!»

Боялся Гевелиос незнакомых очертаний, скрытых за тёмными одеждами. Даже Катъя, широко раскрыв глаза свои, показывала ужас, сокрытый в сердце юном.

«Не бойтесь Даемона, скрытого за одеждами этими. Не несёт она зла в сердце своём», – я успокаивал Гевелиоса словами своими, но он лишь сильнее пугался загадочного образа после слов моих. С ужасом он наблюдал, как тень, возвышающаяся за моей спиной, поглотила Катъю. Как взвизгнуло дитя от рук холодных, а после – засмеялось. Матушка Мика… Не сдержалась она. Не смогла она отвернуть взгляда и рук своих от красоты юной.

«Какое умилительное дитя! Ой-ой! Посмотрите на неё! Брыкается, извивается!» – развлекалась с юной Катъей Матушка моя. Тискала и щекотала тело её нежное руками своими. Смех звонкий проникал в уши Гевелиоса, меняя эмоции на лице его с каждым мгновением. Слушал он нежный голос Матушки моей, шепчущей с умилением: – «А чьи это ножки босые? А чей это животик нежный? А чьи это щёчки пухленькие?»

Тлело моё сердце от слов этих и смеха звонкого. Рад я был, что смогла она найти общий язык с юной девочкой. Даже Гевелиос, продолжающий наблюдать за тенью этой, с улыбкой наслаждался визгами радостными и смехом детским.

Нам с Матушкой пришлось остаться в доме Гевелиоса. По её желанию, Гевелиос укрыл все окна тканью плотной, и принёс ей чашу с водой. Раскрыла она одежды свои для него. Показала своё лицо истинное Гевелиосу и Катъе. Представилась моей матушкой, имя своё назвав. Может и напуган был друг мой Гевелиос, но нашёл он всё же странном образе тепло и нежность женскую. Быстро привык он к лицу незнакомому и смущался улыбок Матушки Мики.

Дочь её – Катъя – сильно полюбила Матушку мою. В руках серых, нежностью своей одаривая, тискала она юную Катъю. Играла и разговаривала с ней. Выщипывала из юной девочки всю грусть и печаль, заражая её своей улыбкой. Никогда ещё мне не приходилось слышать такой громкий и звонкий смех, выходящий из детских губ. Матушка помогла и Гевелиосу, смахнув с лица его раны и ссадины. Касанием нежным излечила Матушка тело его, высекая благодарности и слова добрые из уст Гевелиоса. И действиями своими она показала доброту сердца своего. Показала истинную сущность Даемона.

Медленно текло время в доме Гевелиоса. Незаметно шли мгновения, срывая с сердца усталого беспокойство и страх. За столом я вновь оказался, с Гевелиосом общаясь. Меня интересовало то, что случилось с Амелией. Судьба её… Даже я не предвидел такого конца:

– «Сразу после того, как ты, мой друг, покинул наши земли – Орден вновь закрыл все ворота», – рассказывал мне Гевелиос, мрачным взором меня оглядывая. – «Начал обыскивать каждый дом и каждый уголок, упрекая людей в грехах. Та неделя была для нас сложной, ибо еды совсем у нас не было. Ждать мы не могли, и жена моя… Она связалась не с теми людьми. Взяла еды у местного изверга, что зарабатывал на бедах чужих. На наших шеях висел долг, и этот долг рос с каждым днём. Не стал я терпеть этого! Каждого подхалима и бугая выгонял, если не словами, то силою! Они… Сначала они разграбили мастерскую… Потом кто-то подкинул Амелии крест тот проклятый… А когда… когда её сожгли на моих глазах Судьи… люди… пришли вновь и…»

«Не продолжай. Не терзай своё сердце.» – Матушка Мика успокаивала моего друга словами нежными. Не отрывала рук своих от Катъи, уснувшей прямо на груди её мягкой. Тихим шёпотом общалась она с нами, окрывая взглядом грустным то меня, то Гевелиоса. – «Как же печальна судьба людская. Я знала про веру вашу, про сложную жизнь и тесноту… Но… эта… жестокость…»

«Потому и существует Орден Пресвятой Инквизиции, матушка. Только они могут подставить свои плечи слабым и беззащитным… если наставить их на правильный путь», – разговоры наши мчали другой дорогой. Не сразу я вспомнил про миссию свою, наслаждаясь странным уютом дома этого. Почтить память Амелии у меня не хватало времени. Я должен был покинуть своего друга вновь.

– «Прости, Гевелиос, но нам нельзя задерживаться. Время для нас – дорогая монета».

Только поднялся я со стола обеденного и откланялся другу своему – Гевелиос схватил меня за руку. Взмолил он, слезами заливаясь:

– «Не уходи, Иорфей. Останься! Моя дочь… она беззащитна! Не уследить мне за нею, не прокормить! Прошу, забери её с собой! Уведи её с земель этих! Умоляю тебя!»

Просьба Гевелиоса… не мог исполнить я её. Не мог я увести дитя юное от рук отцовских. Не стоит этой юной девочке находиться среди Даемонов. И всё же… Не мог я оставить Гевелиоса беспомощным. Я должен был услышать его просьбу и помочь ему всем, чем только можно. Молчал я, не отдавая ответа своего. Не мог я принять решения. Найти выход из ситуации… На Матушку свою взглянул я и задумался, разглядывая лик её восхитительный. Мать… Этой семье нужна мать! Крепче станет семья с женщиной в ней

«Твоя дочь останется с тобой. Могу я лишь отдать тебя и Катъю в добрые руки. И если она ещё жива и помнит меня – появится ещё один добрый человек в доме твоём. С ней ты сможешь пережить эти ужасные времена». – Это было единственным разумным решением в голове моей. Может, у него и появятся лишние рты, что придётся ему кормить, но в скором времени эти рты станут ему работающими руками, что прокормят всю семью.

Гевелиос согласился со мной. Другого выбора не было. Он мог только доверить мне свою судьбу и посмотреть, что преподнесу я ему в середине пути этого. Вновь укрыл я себя накидкой тёмной. Вновь стала Матушка Мика тенью за моей спиной. Перед уходом – взглянул я на Гевелиоса, приказав ему:

– «Со звоном колокола – прячь себя и чадо своё. Не жди меня, если не вернусь я в следующем часу».

Судьба одного человека волновала меня. Именно эта судьба может разделить путь свой с Гевелиосом. Крестьянка-мать, что укрыла меня в погребе своём когда-то – она была единственной, кому я мог доверить судьбу Катъи. Кто мог помочь Гевелиосу и уберечь его от бед возможных. На пути обратном я смогу навестить её. Встретиться со своей Сестрой Элизой я должен был, и только потом, как только Час Суда закончится – узнать о судьбе этой крестьянки.

Матушка Мика несла меня на руках своих. Бежала беззвучно по стенам высоким, устремив взор свой в сторону церквей. Вовремя мы успели оказаться на землях Ордена. Звон колоколов заставил Матушку вздрогнуть. Стиснуть зубы и упасть на колено. Не нравился ей звук этот, и я лишь мог закрыть её уши ладонями, дожидаясь конца. Братья и Сёстры… все, как один, шагали в сторону раскрывающихся ворот. В тех землях они – Судья-Инквизиторы. Вестники смерти… И среди толпы этой я увидел странный образ. Образ, укрытый в мешковатую ткань, скрывшийся у старого склада. Это могла быть Сестра Элиза, но должен быть я осторожен. Мои глаза могут меня обмануть. Что угодно может произойти на этих землях, и я не смогу предвидеть исхода. Ни для себя, ни для Матушки моей, ни для Сестры моей Элизы.

Матушка провела меня к складу старому, укрывая образ мой под своими одеяниями. Мы наблюдали за этой странной фигурой, укрывшейся за стенами склада старого. В руках истерзанных увидел я послание своё. Вне сомнений – Сестра Элиза скрывала лицо своё за этой тканью. Ждала моего появления, оглядываясь по сторонам. Попросил я Матушку Мику остаться у входа. Посмотреть, есть ли вокруг люди, что ушами своими могут подслушать разговоры наши. И только я вошёл внутрь склада старого, вдыхая запах сырого сена – Сестра раскрыла свои мешковатые ткани, скрывающие лицо прекрасное.

«Иорфей…» – прошептала она, раскрыв глаза шире. Не мог я скрыть от неё своего лица. Помнила она очертания мои. Помнила блеск глаз моих. Руки её обхватили мою шею, и встала на носочки моя Сестра, слёзы изливая. Повторяла она имя моё многократно, сильнее и сильнее сжимая одеяния мои в руках дрожащих. – «М-мой… братец… Мой дорогой… дорог-гой братец…»

Не знала она, как описать своё счастье. Как боль и грусть свою сжечь. Боялся дотронуться я до тела хрупкого, ибо видел я шрамы уродливые и раны свежие на теле Сестры моей. Элиза… она сама… заставила меня коснуться её. Причинить ей боль. Выпустить из её губ звуки боли неприятной. На одеяниях белых начали появляться мутно-багровые следы. Её раны… раскрылись от касаний моих, подобно распустившимся цветам.

«Сестра, не нужно! Твои раны…» – не мог я утихомирить Сестру свою. Насильно она заставляла руки мои касаться израненного и слабого тела. Коснулась губами искусанными шеи моей, забирая слова мои нежностью странной. Даже если от рук моих дрожала она, стараясь не выпускать боль эту из уст своих – не позволяла она отстраниться мне. Лила слезы счастья и боли, слабо поскуливая в моё плечо. Матушка Мика наблюдала за нами, скрываясь в тенях. Я чувствовал её присутствие. Её… удивление.

«Всё её тело покрыто шрамами и ожогами, царапинами, ранами и синяками…» – шептала она в моё ухо. – «Кто позволяет себе терзать настолько юное и нежное тело?»

Ответа на вопрос этот я не знал. Не позволял я раскрыть рта, ибо Сестра моя… Она наслаждается тишиной. Наслаждается теплом моего тела, скрываясь в моей накидке. Сердце её познало безграничные муки и боль. Сестра-мученица… Сколько агонии скрывается в призвании этом.

«Страшные вещи я видела, братец», – шептала Сестра Элиза торопливо. Вжималась телом своим, бегая пальцами дрожащими по спине моей, рассказывая мне историю свою ужасную со слезами на глазах. – «Эта… боль… Никакого милосердия не проявляют ко мне Братья. За грехи свои я заплатила кровью, но остальные сёстры… Епископ… Он просит Братьев моих… Просит уносить Сестёр непослушных в темницы. Погружать их сердца в греха безграничные. Пороть кнутами их, насиловать и проливать кровь девственную. А если найдут они в этом… грех – на костры посадят. Все мы… Боимся, братец. Мы… Все мы… порочными стали».

«Что они делали с тобой? Они вкушали запретный плод? Помыкали тобой? Клеветой забрасывали?» – На каждый вопрос мой отвечала Сестра молчанием. Возмущён я был делами Ордена. Возмущён тем, что Епископ склоняет Братьев и Сестёр моих к грехам против их воли. Что позволяет он себе? Кто позволяет ему делать это? Неужели весь Орден… порочен?

«Я не отдамся… и-им… Я отдамся только Иорфею! Братцу своему!» – повысила голос свой Сестра Элиза. Смотрела на меня взглядом безумным, со всей силой обняв меня. Слова её обратились в крики громкие, и одежды её начали покрываться цветом багровым: – «Сделай мне больно! Сожми меня так крепко, как только возможно! Сломай меня в своих руках! Пролей кровь мою девственную! Вкуси плод мой порочный, но не отдавай меня! Не хочу! Не надо!»

Был напуган я, ибо Сестра моя Элиза… Она стала… нечто другим в этот момент. Она сжимала меня в руках, крича на меня бездумно, выливая из себя порочные желания, завладевшие её разумом. Матушка Мика… ей пришлось вмешаться. Укрыла она нас в одеяниях своих. Положила руки на головы наши и заставила губы наши сомкнуться.

Чувствовал я крови вкус во рту своём. Старался я одаривать Сестру свою поцелуями аккуратными и медленными, пока Матушка моя, улыбаясь от картины подобной, поглаживала тело Сестры моей руками нежными. Увидела Сестра Элиза лицо Матушки моей, но страх не проткнул её сердцем. Матушка лишь приставила палец к губам своим, улыбаясь ей тепло, и только когда почувствовал я дрожь в теле Сестры моей – раскаялась она, слезами заливаясь:

– «Прост-ти м-меня. Ум-моляю, прости! Ос… Ос-сквернили разум мой… б-б-болью… Н-не хотела я… выпускать с-слова… эти…»

«Ты слаба, дитя. Сердечко юное… колотится устало. Дух твой не может окрепнуть от ран глубоких. Не теряй себя в боли этой. Отдайся усталости своей», – нежной истинной ласкала Матушка Сестру мою. Нашёптывала на ухо её слова нежные, успокаивая душу и сердце. Сестра Элиза была готова уснуть в моих руках. Едва стояла на ногах она, рухнув на меня всем телом, выпустив из себя лёгкий стон, закрыв свои глаза от боли. Матушка Мика добивалась именно этого. Околдовала она её словами своими. – «А теперь… позволь мне увести вас обоих».

«Не планировал я этого, матушка! Хотел я найти доказательства, достойные глаз людских! Убедиться в том, что Сестра моя ещё жива! Это всё, чего я хотел!» – паника завладела мною. Не знал я, как поступить. В горле моём эта паника вставала комком плотным, заставляя медленно терять свою сосредоточенность. Вновь я встал перед выбором сложным: Найти доказательства и вернуться за Сестрою позднее, или же спасти её прямо сейчас и рисковать жизнью Матушки? Не могу я позволить Матушке Мике ходить среди людей в Час Судный! Не могу я позволить Сестре своей умереть от хлыстов и рук злых! И вновь Матушка усмирила разум мой. Прошептала губами нежными:

– «Мой хороший… Взгляни на неё. Она не сможет прожить без тебя и дня. Оставь её тут, и она не вынесет этих мук. Она сойдёт с ума, или же… погибнет. Разве тебе не хочется позаботиться об этом хрупком цветке? Разве она – не доказательство?»

Матушка обняла меня своими руками. Высказала ту истину, которую она видела. Вновь я был благодарен ей за нежность и ласку. За мудрость её… благодарен я. Разглядывал я тело своей Сестры, впитывая в себя картину эту. Как Сестра моя Элиза, чьё тело укрыто множественными шрамами, терпела мучения и оскорбления со стороны Братьев своих. Нельзя её оставлять в этом месте.

«Будь аккуратна, матушка. Её тело покрыто ранами глубокими. Укрой её в доме Гевелиоса. Скрой за собой всех в том доме. Пока не прозвенит колокол – не возвращайся за мной». – Не могла спорить с моим выбором Матушка Мика. Аккуратно взяла на руки она Сестру Элизу и исчезла в тенях, оставив меня одного. В этот час… Я боялся за её жизнь больше, чем за свою.

Моя задача была опасной, но важной: Найти любые доказательства и вещи, которые могут раскрыть истинное лицо Епископа. Люди должны верить в мои слова и видеть истину в руках моих. Знал я земли Ордена, как пальцы на руках своих. Знал я, где и кто находиться будет в час этот. Какие двери открыты мне, а какие – нет. Все Братья и Сёстры были на своих постах, за стенами, в районах соседних. Юнцы и дети же, не готовые встретить черноту и грязь этого мира – спали в своих покоях. Никто не покинет постов своих и не вернётся обратно, если только не пробьёт колокол. И час их возвращения был близок! Необходимо мне опорочить свою душу грехом, если я хочу достигнуть цели своей! Необходимо мне… украсть то, что не является моим. Вторгнуться в покои Епископа, обыскать Темницы и найти хоть что-то, что может раскрыть истинные деяния Ордена, или же самого Епископа. Что-то ужасное происходит в Ордене, и люди должны знать об этом!

Решил осмотреть я Темницу в первую очередь. Увидеть, что хранят в себе стальные клетки. Среди холодных подземелий и темноты непроглядной я бродил, выискивая двери потайные среди стен каменных. И место загадочное, которое я так долго искал, оказалось сокрыто за толстой дверью. Так я и знал! Темница эта держала в себе не только клетки! Множество комнат увидел я в холле длинном. Из комнат этих доносились крики и стоны протяжные. Кровью были испачканы стены и пол в холле пустом. А за дверями толстыми, сквозь отверстие небольшое… увидел я истинное предназначение комнат этих. Пытают Братьев и Сестёр моих изверги проклятые! Делают из них кукол тряпичных, поддавливая волю человеческую с помощью неописуемых мук и страданий. Тела Братьев и Сестёр моих… прикованы к стенам и конструкциям странным, изорваны плетью, ожогами покрыты…

В каждой комнате я видел около десятка тел, живых и мёртвых. Тела нагие впитывали в себя холод и боль комнат этих, а из губ дрожащих едва-едва могли выйти звуки и стоны тихие. Я поступил правильно, появившись тут в первую очередь. Правильно я поступал и тогда, когда инструмент мой срубал головы этим извергам бесчеловечным! Нужно мне было освободить всех от оков. Воды чистой предложить им. Укрыть их тела от холода и пыли. Три ведра с водой мне удалось найти, и плоды сочные разрублены были на куски равные. Кормил и поил я Сестёр и Братьев своих юных. Слушал хрип, наполненный ужасом, несущий в себе одно лишь слово: – «Даемон». Вскоре слово это переросло в благодарности и молитвы, ибо видели в сердце моём они доброту сияющую. Благодарили меня за помощь, за спасение.

Возвращал я силы своим Братьям и Сёстрам. Возвращал надежду. Возвращал… веру. Оставалось лишь освободить их. Снять с них оковы и укрыть их тела за тканью. Они должны рассказать правду Братьям и Сёстрам своим, что живут в неведении.

Среди моих мучающихся Братьев оказался и Брат Аместолий. Он… не преклонился перед волей Епископа. Не причинил вреда мне, ни словами, ни руками своими. Лицо моё он узнал не сразу, стараясь поднять веки глаз своих. И только посмел он произнести имя моё, выпустив его из губ своих дрожащих – Срубил я цепи оков. Освободил его, омыл его и укрыл покрывалом белым.

«Не прилагай усилий движеньям своим, Брат мой. Не позволю я взять тебе инструмент в руки. Наберись сил. Очисти свой разум. Выслушай», – со словами тихими я предложил Брату воды и кусок сочного плода. Перевести дыхание давал я ему. Успокоиться и выслушать меня, ибо он – единственный Брат, которому я могу довериться в этих землях.

– «У тебя, как и у остальных Братьев и Сестёр наших измученных, лишь одна роль – показать всем то, что делают с вами в подземельях этих. Наказать извергов. Раскрыть маску, за которой прячется Епископ. Встаньте у ворот и встретьте их, когда прозвенит колокол. А ты – встань за них и убереги эту истину. Это всё, о чём прошу я.»

Согласился со мною немногословный мой Брат. Укрыл себя тряпкой рваною и выпрямил спину свою. Нашёл он силы помочь мне. Разрубить оковы Братьев и Сестёр своих. Омыть их водою чистой и укрыть их простынями, которые я забирал из Братских покоев. Глаза мои не боялись наготы. Руки мои не боялись коснуться Брата или Сестры моей избитой. Забирал я грех из их душ, ибо они должны оставаться непорочны. Скрывал грех, другими руками оставленный. Шесть десятков освободил я, и эти шесть десятков должны теперь ждать моего следующего появления. Закрыл я двери в Темницу, оставив их внутри, под охраной Брата моего Аместолия. Надеюсь… я смогу вернуться к ним вовремя.

В тенях плавал я, избегая взглядов чужих. Продвигался я к Церквям, пытаясь найти скрытый путь к одному из балконов. Забраться в покои Епископа должен я был, и только через балкон я мог пробраться внутрь. Пробраться незаметно и тихо. Смог забраться на стену я и, подобравшись к церквям поближе, зацепиться за угол выступающий. Выступы я видел на стенах белых, что образовывали лестницу для меня.

Сквозь боль и усталость карабкался я, поднимаясь выше и выше, пока руки мои не схватились за свисающие ткани. По тканям этим я забирался, хватаясь за них аккуратно и бережно, стараясь не порвать их. Если хоть одна царапина окажется на тканях этих – упаду я вниз камнем и разобьюсь о земную твердь. Страхом наполнено было моё сердце, и со страхом этим я карабкался наверх. Словно по воле божьей оказался я на балконе. Уставший и напуганный. Смотрящий вниз, на путь прошедший. Самое страшное испытание… теперь позади.

Роскошными были покои Епископа, не отрицал я это. Кровать широкая, золотые и серебряные канделябры, яркие ткани и покрывала, развешанные на стенах белых. Рядом с толстым столом – полки книжные и пьедесталы разнообразные. Различные инструменты, необходимые священнику, располагались на пьедесталах этих. Ничего особенного они из себя не представляли… если бы на глаза мои не попался маленький ларец.

Внутри деревянного ларца, на почерневшей ткани, лежала небольшая, серебряная сфера с цепью тонкой. Предмет этот походил на кадило видом своим, но внутри него я слышал… всплески жидкости. Вскрикнул я от боли жгущей, выпустив из рук сферу эту. На руке своей я увидел, как капля кристальная прожигала кожу мою. Жидкое пламя хранили в сфере этой. Артефакт, который держал когда-то Савелий. Которым опрыскал он Сестру мою Элизу. Жидкое пламя… И Епископ считает эту жидкость водой святой? Многие купаются в водах святых, но эта жидкость – вода из иного источника. Если я сравню воды всевозможные с содержимым этого Артефакта – разница будет очевидной для людских глаз. Забрать я должен сферу эту. Укутать в ткань из ларца и положить в карман на поясе своём. И Артефакт этот – не единственное доказательство, которое мне пришлось найти.

На столе и на полках книжных я находил манускрипты: указания, которые создавал Епископ рукою своей. Принимал и подтверждал он указания эти, расписывая пером подтверждение своё. Среди них был некий «Пакт о неприкосновенности», и в нём были записаны имена простых людей. И по указаниям из этого манускрипта… Все эти люди носят кресты Святых. Ремесленники! Люди, продающие кресты порочные! И за неприкосновенность свою они отдают деньги?! Манускрипт этот стал ещё одним доказательством, которое мне пришлось взять с собой. Мог бы найти я уйму предметов и бумаг в покоях этих, доказывающих порочность Епископа, но поиски мои прервал звон колокола. Моё время было на исходе! Мне нужно было бежать к Темнице!

«Кто здесь?!» – голос Епископа пугал меня с каждым уходящим мигом. Услышал он шаги мои. Узнал, что кто-то находится в его покоях. И он был не один, ибо слышал я шаги множественные. Мне пришлось бежать сквозь преграды! Выбить дверь плечом своим и сбить Епископа с ног! Проскользнуть сквозь Стражей-Рыцарей и бежать по лестнице вниз!

«Вор! Во-ор!» – кричал Епископ, не щадя горла своего, приказывая своим Сыновьям идти за мной в погоню. Не раз мне преграждали путь на лестнице, но попытки их были тщетны. Ногой пинал я их, заставляя скатываться вниз с лестниц. Продолжал бежать, не сбавляя ходу. Священнослужители пытались ранить меня кинжалами своими, а Рыцари и Стражи пытались схватить меня, выставляя инструменты свои наперевес.

Мой путь наружу пытались они перекрыть, закрывая двери. Встали Стражи в ряд, стену образовывая. Выставили свои инструменты, покрывая меня проклятиями. У меня не было времени думать! Единственный предмет использовать я мог, дабы пробиться через этот плотный ряд! Бросил я накидку свою вперёд, закрыв ею лица Стражей! Перепрыгнул я через них, напуганных и ослеплённых, выхватив у одного из них инструмент! И выбежал наружу я, закрывая за собой массивные двери!

С хлопком громким закрылись двери эти, и прижался я к ним спиной, срывая ткань с инструмента украденного. Этим инструментом я и закрыл двери, вставив инструмент между кольцами дверными. Выдержать напор не сможет инструмент этот, но он задержит Стражей на момент короткий. За этот момент я успею спрятаться и добраться до Темницы. И открыл я двери Темницы в нужный миг! Выпустил из них Братьев своих и Сестёр, руку помощи им предлагая! Стражи остановились при виде истерзанных Святых. Братьям и Сёстрам, вернувшимся со своих постов, пришлось слышать крики хриплые, исходящие от Сестёр-мучениц.

«Епископ – отец всех пороков!» – кричали они, показывая раны и шрамы, падая на колени свои от усталости. Окружён я был Стражами и Братьями удивлёнными. Окружён раненными и избитыми Сёстрами. Некуда мне было бежать. Я мог только молить о помощи:

– «Матушка! Мика!» – вскрикнул я в небеса, подняв вверх свою руку. И пала на меня тень чёрная. Укрыла меня и поглотила меня. Напуганы были Братья и Сёстры тенью этой, и, не успев взмахнуть инструментами своими, пролетела тень эта над их головами, словно стрела, из лука выпущенная. Ускользнула в темноту небесную в мгновение ока.

Мы с Матушкой спрятались в тенях ближайших домов. Скрылись от чужих глаз, давая себе момент для отдыха небольшого. Видел я кровь на одеждах моей Матушки. Ранена она была.

«У тебя кровь!» – Сам я был покрыт ссадинами и ранами свежими, но жизнь моей Матушки была для меня важнее собственной. Приложил я руку к ране свежей, что на талии красовалась, но Матушка лишь аккуратно убрала её, улыбаясь и успокаивая меня с теплом и нежностью в голосе:

– «Это лишь царапина, мой хороший. До свадьбы, как говорят люди, заживёт», – обняла и поцеловала меня Матушка. Согрела сердце моё в руках мягких. Осмотрелась по сторонам и принялась двигаться дальше по улицам тёмным, укрывая меня в тени своей и весть добрую разделяя: – «Я оставила твою половинку в доме твоего друга. На кровати оставила. Спит она и видит сны».

Весть эта была более чем приятной. Радость великая играла в сердце моём, ибо целым оказался не только я, но и Матушка моя с Сестрой Элизой. Мне оставалось лишь исполнить свои обещания и уйти. И перед тем, как направиться к нужному дому…

«Матушка… Стой рядом и не мешай мне», – выскользнул я из накидки и покинул Матушку свою на пару мгновений, оставив её наблюдать за мной в удивлении. Знакомое лицо я видел… продающее кресты порочные. Этот старик даже головы своей не поднял при виде моём. Даже не вздрогнул при виде одеяний Ордена. При виде рога моего. Голос мой громом стал! Приказал я старику-мошеннику вновь, повторяя слова старые:

– «Крестами своими убиваешь ты людей невинных! Очерняешь души чистые! Вердикт твой предрешён!»

И усом не вильнул старик. И бровью не повёл от слов моих. Лишь спину свою разогнул. Улыбнулся ехидно, показывая мне крест Святых в руках грязных. И прохрипел он с ухмылкой:

– «Ты, червяк, даже пальцем меня не тронешь. Только Епископу…»

«Не поможет тебе Епископ». – Прошептал я, с гневом на устах, старику. Незаметно вонзились клыки Закона в тело мошенника, вспоров ему грудь. Переламывая рёбра на пути своём. Разрывая плоть его с сердцем чёрным. И развернулся я к людям шокированным! Забрал кресты порочные из рук мошенника! Бросил их в грязь, сапогом их втаптывая! А из уст моих вышло предупреждение, грому подобное:

– «Снимайте кресты порочные с шей своих! Кресты эти человека убьют! На костёр отводят тех, кто носит их! Предупреждайте своих близких и родных, прохожих и знакомых! Не берите в руки свои порочные знаки!»

Словами подобными удивил я крестьян. Увидел я, как снимают они свои кресты, роняя их из рук. И потом только, пару шагов в сторону сделав – скрылся в тенях я. Укрылся под накидкой Матушки Мики, в руки ей отдаваясь. Более ничего не остановит меня. Ничего более не навредит невинным людям.

Знакомой дорогой шёл я. Шёл к домам крестьянским с Матушкой моей, укрываясь её накидкой. Свет в домах этих горел тускло, приглашая внутрь. Но только в один дом приглашён я был… и дом этот не был пустым. Вышел я вперёд, к двери заветной, оставив Матушку свою позади. Постучался я в двери эти и открыл их, заглянув внутрь. Знакомые лица… с удивлением разглядывали меня. Не успела мать-крестьянка узнать друга в лице моём, как пал я на колено перед ней. Пал перед ней и взмолил тихим гласом:

– «Простите меня за вторжение очередное. Желаю я помощи от рук ваших», – с радостью в глазах своих и с улыбкой широкой слушала меня Мать-крестьянка, прижимая к себе своих сыновей. С головой опущенной я молил о помощи их, ощущая касание рук на голове и плечах своих: