Текст книги "О мифах и магии (ЛП)"

Автор книги: Wonkington

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Закружилась пыль. Гермиона отвернулась от его невидимой фигуры, часто моргая. Горло немилосердно горело.

– И ещё кое-что, – слова приходилось выдавливать. – Лощина Тьмы. Замок. Их кое-что объединяет.

– Помимо нашего безумия.

– Да, – пробормотала Гермиона. Его пальцы вцепились в мокрую землю. – Их уничтожила чума.

До неё теперь доносилось только его дыхание и неровное капанье… а на заднем фоне слышен был какой-то белый шум, как от работающего телевизора с отключённым звуком. У Гермионы начало гудеть в ушах, звенеть резким звоном.

– Давайте двигаться дальше, – сказал Снейп.

Она повернулась, тряся головой, пытаясь избавиться от шума, к которому присоединился другой звук – ритмичный сильный стук камешка о её ключицу. Стук этот был громче обычного, он проникал сквозь грудь, сквозь сердце прямо в мозг, вызывая пульсирующую боль во лбу. Они по-прежнему ползли куда-то вверх и наверняка были уже почти на уровне поверхности земли. И тут Гермиона увидела впереди тусклый серый свет.

Она попыталась что-то сказать, но выругалась, ударившись головой о корень дерева.

Странная картинка промелькнула у неё перед глазами вместе с болью – два жёлтых огонька. Белый шум глубоко в ушах нарастал, переходя в ровное вибрирующее шипение.

– Гермиона? – окликнул её Снейп.

Камень на шее висел тяжело, ещё тяжелее. Она сама не заметила, как остановилась, зависнув, словно не могла двигаться. Словно она была не в этом туннеле, а где-то наверху, сидела, съёжившись, наблюдая, затаив дыхание. Каждая косточка и каждая мышца её болела, каждый волосок на теле стоял дыбом.

– Гермиона? – опять позвал Снейп. Она почувствовала, как его руки ложатся на её ягодицы, толкают её бедра. – Не вздумайте теперь останавливаться. Вперёд.

Она доползла до света, сама того не осознавая, протолкнулась сквозь полуразвалившуюся створку двери в комнату, заставленную коробками. Пыль и серый свет проникал внутрь сквозь колючие заросли и заколоченные окна. Снейп вытолкнул её дальше и проследовал за ней. Она помогла ему подняться на ноги.

И оба замерли.

– Я знаю это место, – сказала Гермиона. Она повернулась, поскользнулась на чем-то мокром, схватилась за пустой ящик, занозив пальцы. Сделала глубокий вдох. Глаза вдруг стало жечь, но шипение исчезло, сменившись не другим звуком, но ощущением. Тревогой. Ожиданием чего-то ужасного.

Её взгляд упал на Северуса. Его лицо должно было быть скучающим, измученным, запачканным грязью. Он должен был требовать, чтобы они немедленно уходили, прежде чем прогнивший пол провалится под их ногами.

Но Снейп был бледен, бледнее обычного. Чёрные глаза его были широко раскрыты, и в них застыл ужас.

Не она сказала это. Не её голос сложил два слова, которые она знала, которые слышала раньше. Два слова, произнесённые на одном, глубоком, прерывистом дыхании:

– Визжащая Хижина.

========== До ==========

2 мая 1998 года

Школа чародейства и волшебства Хогвартс (и окрестности)

До

В утро победы Гермиона Грейнджер безжалостно теребила камень. Он не должен был быть у неё. Он ни у кого не должен был быть – Гарри утверждал, что потерял его в лесу, втоптал в землю. Гарри верил портрету Дамблдора, утверждавшему, что в лесу камень никто не найдёт. Гермиона знала, что это не так.

Они втроём взбирались по лестнице в Дамблдоров – Снейпов – ничей кабинет, и Гарри по пути рассказывал друзьям о том, что видел в Думосбросе. И когда он закончил, первое, что пришло Гермионе на ум: а ведь камень так и лежит там, ждёт, чтобы его нашли. Совсем как лежал человек, в чьи воспоминания они только что так бесцеремонно вторглись, человек, умерший у неё на глазах на полу Визжащей Хижины.

Гарри улыбался и говорил, говорил что-то, но Гермиона уже не слушала. У неё всё ещё кружилась голова, воспоминания о прошедшей ночи яркими картинками горели перед глазами. Рон молча смотрел на Гарри – его эмоциональной глубины (как у чайной ложки) явно оказывалось недостаточно, чтобы объять пережитое. Ночь переполняла, захлестывала его.

– Так нельзя, – неожиданно для себя самой сказала Гермиона высоким дрожащим голосом. Портреты пустовали – все бывшие директора и директрисы спустились вниз, к остальным, бурно рукоплеща, будто Гарри только что продемонстрировал особо эффектный фокус. Брат Рона лежал мёртвый в Большом зале, по которому ходили, жуя и не обращая внимания на недвижные тела, люди – а ладонь Рона лежала на её плече, словно не он сам, а Гермиона нуждалась в утешении.

Она стряхнула его руку и напустилась на Гарри.

– Ты хочешь пойти спать? – Слишком резко получилось – несправедливо было так с ним говорить после всего, что произошло. Но Гермиону это едва заботило.

– Камень по-прежнему где-то там, Гарри… небезопасно оставлять его лежать где-то в лесу, что бы ни говорил Дамблдор. И Снейп! Он так и остался в Визжащей Хижине… – её глаза наполнились слезами, и голос грозил сорваться. – Никто кроме нас не знает, что он там. Нужно пойти и забрать его. Нам нужно вернуть его.

Всю ночь она гнала от себя истерику. Была тоска. Было отчаяние. Был смех, когда пришло утро – и она ничего не чувствовала. Её резало и резало изнутри насквозь, пока она не опустила взгляд, обнаружив с удивлением, что не истекает кровью.

Гермиона Грейнджер не была в порядке.

Что она сказала Гарри в Визжащей Хижине, после того, как пронзительный и вкрадчивый голос Волдеморта заполнил все уголки комнаты, пробрав каждого из них до костей? «Всё будет хорошо».

Это была ложь.

Ничто и никогда не будет хорошо.

Никогда больше.

Гермиона видела, как рухнул Волдеморт. Она помогала перенести его в комнату рядом с Большим Залом. В смерти, с полуприкрытыми как у спящей кошки красными глазами, он выглядел почему-то более устрашающим, чем при жизни. Гермиона обошла его по широкой дуге, и облегчение затопило её, когда она дошла до двери, а бледная рука так и не ухватила её за лодыжку. Флитвик и МакГоннагал тем временем обсуждали, безопасно ли будет сжечь труп.

Большой Зал и пришкольный участок были завалены телами. Только Снейпа среди этих тел не было. Быть может, его тоже перенесли в вестибюль, вместе с Беллатрикс Лестрейндж, Яксли, Сивым. И тем, другим… она даже не знала его имени. Кем он был, что он сделал, был ли тут по собственной воле или под Империо, а может быть, угрожали его семье и жизни? Перед Гермионой разлетелась на части рука доспехов, мимо пролетела кованая перчатка, едва не ударив её в лицо. Она направила на него палочку, видя только огромные глаза и оттопыренные уши, шепнула «Ступефай!», и Пожирателя Смерти отшвырнуло назад. Три запинающихся шага, четыре – и он вылетел прямо на траекторию зелёного луча, брошенного Беллатрикс Лестрейндж.

Беллатрикс завопила, бешено вращая глазами с досады, но помчалась дальше, не заметив Гермиону, которая затаила дыхание, ожидая, чтобы та прошла, и не сводя глаз с недвижно распростёртой на земле фигуры в чёрном плаще. Мёртвой фигуры.

Невилл потянул её назад – она и не заметила, как он оказался рядом – яростно шепча ей на ухо: «Пойдём!»

Казалось, всё это произошло несколько лет, а не часов назад. Так много изменилось, и в то же время так мало. Гарри согласился, что камень не будет в безопасности в лесу, но стоял с Роном у подножия лестницы в вестибюле в ожидании дальнейших указаний. Оба страшно устали.

– Сначала камень, – сказала Гермиона. В её голосе прорезались жёсткие, грубоватые нотки, будто он принадлежал кому-то другому. – Потом Снейп.

Глазам было больно от коварного дневного света. Какой-то краткий миг она только и думать могла о том, как сладко сейчас было бы уснуть, соскользнуть в ничто, обо всем забыть. Склянку Сна-без-сновидений, а потом ещё одну, и ещё одну…

Лес будто сам шагал к ним навстречу – Гермиона едва чувствовала, как двигаются её ноги. Солнце скрылось за деревьями. Гарри безропотно вёл друзей за собой.

– Кажется, здесь. – Он пристально смотрел из-под полуприкрытых век на подстилку леса, попинывая ногой камни и листья. – Где-то здесь.

– А если призвать? – предложил Рон.

Гарри взмахнул палочкой с пером феникса и прошептал:

– Акцио камень.

В руку ему влетел плоский серый камешек.

– Воскрешающий камень, – по-суфлёрски подсказал Рон.

Гарри попробовал ещё. Безрезультатно.

– Тебе идти было необязательно, – сказал Гарри Рону, явно усталый и раздосадованный. Гермиона оцепенело наблюдала, стоя поодаль.

– Да всё нормально, – ответил Рон, коротко и ясно давая понять, что один возвращаться назад не хочет.

– Попробуй Старшей Палочкой, Гарри, – сказала Гермиона.

Гарри сунул свою палочку за пояс («Задницу себе отколдуешь», – так и слышала Гермиона голос Хмури – мёртвого Хмури) и поднял Старшую Палочку.

– Акцио Воскрешающий камень.

В мгновение ока откуда-то с запада, посверкивая в редких солнечных лучах, подскочил и повис перед ними в воздухе, просясь в руку, маленький чёрный камешек.

Гарри даже не потянулся к нему. Камень взяла и крепко сжала в ладони Гермиона.

– Вот потому-то, – сказала она, – нельзя оставлять такие штуки валяться в лесу.

Они пробирались через деревья к Визжащей Хижине. Всё, кроме тёплого воздуха, напоминало о долгих месяцах, проведённых ими вместе в похожем лесу. Гермиона никогда не видела эти деревья при свете дня, и после прошлой ночи они должны были казаться менее грозными, более… просто деревьями. Но мысли её витали где-то далеко, и полог леса был всё так же плотен. Они шли молча, и Гермиона чувствовала, как вокруг, скользя по кустам, движутся тени.

Она сжимала камень так крепко, что пальцы начинали неметь.

У неё вдруг возникло странное настойчивое желание. Сделать с камнем что-то, оправить его во что-то, как он некогда был оправлен в кольцо, но Гермиона предпочла бы, пожалуй, подвеску, кулон, чтобы носить близко к сердцу – как она носила свой Хроноворот. Камень не был Хроноворотом, но ощущался таким странным в её руке: гладкий на ощупь, несмотря на трещину посередине, и тёплый, гудящий, почти живой. Такой же подъём она чувствовала, садясь напротив Дамблдора в его кабинете в первый учебный день на третьем курсе. МакГонагалл тогда оставила её наедине с директором и стопкой документов, а сама побежала за Пивзом, громившим женский туалет.

Когда дверь Дамблдорова кабинета закрылась за ней, Гермиона выпрямила спину, зажав в кулачках мантию на коленках, и стала терпеливо ждать, прекрасно зная, что теперь, в отсутствие декана, Дамблдор расскажет ей гораздо больше.

– Не стану вас пугать, – сказал Дамблдор, в точности как она и ожидала. Она казалась себе такой маленькой, такой наивной, утопая в огромном кресле. Директор покачал перед ней песочными часиками, как какой-нибудь безделушкой. В стекле часиков поблёскивало пламя свечей. – Полагаю, об этом уже позаботилась профессор МакГонагалл. В отличие от других средств, Хроноворот слишком мал, а вы слишком умны, чтобы он вызвал в ваших руках много нежелательных последствий. – Гермиона зарделась от комплимента. – Вы мгновенно узнаете саму себя и будете знать причину, однако ваши друзья, как и Министерство, могут не проявить подобного понимания.

– Я знаю, – согласилась Гермиона. – я им не скажу, не попадусь им на глаза и вообще буду очень осторожна.

– Я в этом уверен. – Дамблдор, слегка нахмурившись, взглянул на Хроноворот поверх сползающих с длинного носа очков-половинок.

– Профессор?

Директор поднял на неё глаза, сжав губы в выжидающей улыбке.

– Вы сказали «другие средства». Значит ли это, что в нашей власти повернуть время вспять… то есть, больше чем на несколько часов назад?

– О да, – ответил Дамблдор. – По крайней мере, это было возможно раньше. Однако, при нынешних законах… некоторые методы, – он повертел стеклянные часики в тонких пальцах, – подверглись серьёзным ограничениям.

– Каким ещё способом это возможно? – спросила Гермиона. Её собственные пальцы мяли ткань мантии, беспокойные, алчущие знаний и слов, её разум жаждал информации.

– Полагаю, это должно быть мощное волшебство, – туманно ответил Дамблдор, будто не знал, какое именно.

– То, что могло бы действительно изменить мир или направление, в котором он движется? Навсегда?

– Это очень сложный, бесконечно разветвляющийся путь мысли для такой юной особы, как вы, – ответил Дамблдор.

– Но такой увлекательный, – отозвалась Гермиона, не отрывая взгляда от мерцающего стекла. Бледные морщинистые пальцы Дамблдора вели цепочку между костяшек, осторожно, чтобы не повернуть часы в ладони. – Хотя прошлое изменить невозможно, правда? Иначе никогда не произойдут события, побудившие нас изменить их… – Она не поспевала за собственным разумом, который несся вперёд, возбужденно гудя. Её пальцы барабанили по ноге всё быстрее. – Разве что, конечно, параллельные вселенные действительно существуют, и тогда мы только создаем ещё больше развилок на тропе событий…

– Я думаю, что, – мягко перебил её Дамблдор, – пожалуй, будет лучше, если мы этого никогда не узнаем.

– Пожалуй, – уступила Гермиона и добавила, не в силах сдержаться, – а может быть, где-то… в другом мире… есть Гермиона Грейнджер – маггл.

– И Альбус Дамблдор, который продает носки, – мечтательно подхватил Дамблдор. – Но в том-то и сложность существования такого мира. Магия, она как любовь. Она отчаянно стремится быть найденной.

– Значит, даже Гермиона, не получившая письма из Хогвартса, знала бы, что что-то не так. – Гермиону замутило от одной мысли о такой вероятности.

– Вне всякого сомнения, – ответил Дамблдор. – Ах, – продолжил он, – как ни приятно мне ваше поистине живительное общество, мисс Грейнджер, в будущем у нас будет много часов для постулирования и теоретизирования. Сейчас же, полагаю, вас в девять часов ждут три урока, а перед тем – завтрак. – Хроноворот, тихо звякнув, опустился на стол, цепочка свернулась вокруг волшебного прибора широкими кольцами, так и просясь обвиться вокруг её пальцев. – Вам лучше двинуться в путь.

У них так и не нашлось времени на упомянутые постулирование и теоретизирование – следующие четыре года до смерти старого волшебника заполнили другие заботы, оставив мало места для бесед. И, сдавая Хроноворот обратно МакГонагалл по завершении третьего курса, Гермиона очень жалела, что не воспользовалась им напоследок ещё один раз, чтобы ещё однажды посидеть вместе с Дамблдором в его кабинете, под звон золотых инструментов, с Фоуксом, распушающим перья в углу, и довести наконец до конца нить этих размышлений.

Разумеется, она была права насчет воздействия времени – она это знала и знала, что знал это и Дамблдор. Ему было прекрасно известно, что произошло в ту ночь, когда они спасли Сириуса Блэка. Им было суждено вернуться назад во времени – к тому моменту, как часики повернулись на три оборота, они уже совершили то, что должны были совершить. Сириусу не суждено было потерять душу в ту ночь, а Клювокрылу – лишиться головы под топором Макнейра.

(Гермиона невольно думала: что если? Тогда, два года спустя после той знаменательной ночи… Что если бы мы не спасли Сириуса, а только отогнали бы Дементоров и отправили обратно в Азкабан, и он был бы в тюрьме, но живой? Потом она прислушалась к совету Дамблдора и затолкала эти мысли в дальний уголок разума, извлекая их на свет снова и снова в те бесконечные часы в палатке, когда она пыталась отгородиться от храпа Гарри).

Теперь её снова снедали сомнения. Те же сомнения грызли её, когда она переселяла родителей в Австралию, когда говорила по телефону со своей кузиной-магглой: Порша рассказывала ей о мальчике, с которым встречается, о хоккейном матче, который выиграла их команда, и погода в последнее время просто ужасная, да? И ничего кроме – никаких забот, никакого ужаса. Вся прелесть неведения. Простая жизнь.

Пока те, другие, лежали мёртвые.

Камень перекатывался в её ладони, назад, вперёд, вперёд, вперёд, вперёд. Гермиона вдохнула – и воздух был ледяной, горький, режущий, хотя ночь стояла тёплая, а утро выдалось таким безжалостно ярким, светлым, что казалось фальшивым, пустым, словно пространство освобождалось, готовясь засосать её в ничто, в небытие.

Свет переменился, и Гермиона побледнела.

С ними рядом брели призраки. Призраки стояли между ней и Роном, ещё один шёл следом за Гарри. Её друзья не обращали на них внимания – просто не видели их – но они были тут, серые, непрозрачные, и земля тихо проседала под их шагами.

– Гермиона, – сказал один из призраков. Фред. Он почесал ухо, впервые в жизни – в смерти – смущаясь. – Передай Джорджу, что я должен ему пять галлеонов, ага? Пусть возьмёт из моей доли в магазине. Неудачное получилось пари. А Кэти Белл скажи…

Но к его голосу присоединилось множество других, из лесной тени выступили ещё фигуры и тоже пошли с ними. Гермиона не могла выпустить камень из пальцев, не могла перестать вращать его. Теперь рядом с ней хромал Хмури, подбрасывая стеклянный глаз в руке. Серая радужка вокруг зрачка крутилась, вращалась, расплываясь по краям. «Постоянная бдительность, Грейнджер, – прорычал Хмури. – Сколько ни повторяй, будет мало. И раз уж ты тут, не могла бы ты…»

Люпин не улыбался. «Я знаю, что Гарри присмотрит за Тедди. А ты присмотришь за Гарри?»

Ещё и ещё. Бесконечная череда серых фигур, движущихся с ними, следующих за ними по лесу. Колин Криви с дымящейся в руке камерой: «Скажи моему папе, ладно? По-моему, маглорожденным нужно…» Даже Крэбб был тут. Плелся тяжело, уставившись на собственные ноги, еле слышно бормоча что-то, похожее на: «Я не хотел…»

Деревья поредели. Стена, отделяющая Запретный лес от Хогсмида, была разнесена, составлявшие её камни разбросаны по улице. Зато на холме высилась Визжащая Хижина, невредимая – только доски, закрывавшие её окна, были отодраны, а дверь висела нараспашку.

Рядом с Гермионой появилась ещё одна фигура, и она не знала, кто это, пока не повернулась, чтобы рассмотреть призрака получше – оттопыренные уши, огромные глаза, которые больше не были пустыми. Он уже не пытался её убить: «Мне ужасно жаль, что так получилось, я не понимал, что творю. Пожалуй, всё к лучшему. Не плачь, виновата была Беллатрикс…»

У Гермионы колотилось сердце, она запыхалась от подъёма на холм, глаза жгло. Нужно было выпустить камень из руки, но она не могла, не могла себя заставить. Фигуры следовали за ними – Рон и Гарри теперь тихо переговаривались вдвоём, игнорируя её, но даже если бы они говорили с ней, Гермиона не смогла бы их услышать. Она слышала только какофонию голосов, оплакивающих свои судьбы, просивших исполнить последние желания, желавших, чтобы о них узнали люди, которых они любили…

Снейпа среди них не было. Снейп по-прежнему лежал там, внутри, в луже собственной крови.

Рон вошёл первым, за ним Гарри и сразу за Гарри – Гермиона, закрыв за собой дверь. Призраки остались снаружи, не желая или не умея пройти сквозь дверь. Но она всё так же слышала их. Их голоса, их рыдания, их горькие за что?…

Рон и Гарри остановились, уставившись в одну и ту же точку на полу. У Гермионы пересохло в горле. Она не могла принудить себя шагнуть вперёд, не решаясь разрушить единственную крошечную крупицу надежды – убедиться наверняка, что там снаружи, среди призраков, скребущихся в окно, чтобы высказать свою последнюю волю, сейчас должен быть ещё один человек…

– Чертовски несправедливо, правда? – сказал Рон, и Гермиона подняла на него глаза, удивляясь, как точно он угадал её мысли. – После всего, что он… то есть, он, конечно, был тот ещё гад, но в конечном счёте вроде бы оказался не так уж плох.

Гарри промолчал. Гермиона стояла в двух шагах позади него, видя только глянцевый край лужи крови из-за ящиков.

– Я где-то надеялся… – Рон громко прочистил горло, – что из всех, кто… уж он-то может выжить, понимаете?

Сердце колотилось где-то в глотке.

– Думаете, можно что-то сделать? Ну, то есть, я понимаю, уже слишком поздно, но хоть что-то – есть же Дары. Может быть…

– Он умер, Рон, – сказал Гарри.

«Гермиона, пожалуйста…» – шептали голоса снаружи.

– Мы кое-что можем. – Гермиона облизнула губы. Голос её был хриплым и тихим. – Сколько людей умерло за тебя прошлой ночью, Гарри?

Парни наконец повернулись к ней. Их лица искажены были недоумением, горем, усталостью.

– Я не знаю, – ответил Гарри.

– Ты и сам умер. Но ты вернулся.

– Гермиона? – нахмурился Рон.

– Зачем нам это? – Гермиона подняла руку с зажатым в ней камнем. – Зачем это кому-либо вообще? Не в первый раз за магию ведутся войны, Гарри. Этим можно уничтожить миры. – Она подбросила камень в руке, и он на секунду оторвался от поверхности её кожи. Голоса вернулись в тот же момент, как камень лег обратно в ладонь. – Люди не должны обладать такой властью.

– Я же сказал, что избавлюсь от них… – начал Гарри.

– Не в них дело, Гарри, – раздражённо, устало сказала Гермиона. На глаза наворачивались слёзы. Она сделала шаг вперёд и, заметив чёрные гладкие волосы на полу, шагнула назад к стене, тяжело дыша. Серые фигуры двигались за заколоченными окнами, скользя сквозь солнечный свет, жемчужно-дымчатые, непрозрачные и слишком плотные, чтобы быть нереальными.

– Все эти люди, – выдавила она, задыхаясь.

Что-то в хижине менялось. Стало невыносимо жарко и мертвенно тихо. Солнце накрыла тень. Рон положил ладонь на свою палочку, и он и Гарри отступили от мёртвого Снейпа, молча глядя вниз, будто что-то в теле изменилось.

– И так будет снова и снова. Будут ещё Люпины, ещё Фреды. Чьи-то братья, мужья, жены, дети.

– Гермиона… – снова начал Рон.

– Что делает история, Гарри? Правильно: повторяется. Опять будут умирать люди, и всё из-за магии.

Она опять подняла камень, который, казалось, потемнел, вобрав в себя и уничтожив весь свет. Гермиона знала, что Хроноворот не может вернуть умершего к жизни, она знала, что не умеет этого на самом деле и Воскрешающий камень. Но как там сказал Дамблдор? Другие средства. И если надёжные средства вообще существуют, это должны быть этот камень, плащ-невидимка и палочка, которую держит сейчас в руке Гарри Поттер.

Ей было почти весело и хотелось рассмеяться: она вспомнила о том, что сказал Дамблдор, о том, как мечтательно прозвучал тогда его голос… «И Альбус Дамблдор, который продает носки». Нарисовавшаяся картина была такой чистой, такой мирной. Такой правильной.

Камень раскалился и осязался… чужеродным в её руке. Гарри выглядел глупо с такой большой палочкой. Плащ, свисавший из кармана Рона, делал его бедро наполовину невидимым. Трое детей, владеющих самыми могущественными предметами во всём волшебном мире – ещё совсем недавно они сражались в очередной из множества нескончаемых битв за власть. За такую власть, которой никогда и ни за что не должен обладать ни один человек. Потому что человеку свойственно ошибаться.

Она так долго задавала не те вопросы. Не за то боролась. Волдеморт был далеко не первым, кто отнял столько жизней во имя магии, и Гермиона знала, что он не будет последним.

Она так обстоятельно изучила легенду о трех братьях – простые слова на бумаге рассказали ей об их слабостях, уязвимостях, недостатках, их гневе и отчаянии. Какое совпадение, что они трое – Гарри, Гермиона и Рон, которые были близки, как братья и сестра, находились сейчас здесь, в этой комнате, с палочкой, камнем и плащом. Но она упустила смысл истории в целом, урок, который Дамблдор стремился преподать ей этой легендой. Встреча лицом к лицу со смертью – просто побочный эффект, уже не существенный теперь, когда все уже мертвы. Война выиграна, но какой ценой и во имя какого будущего? Лучшее будущее – надолго ли оно?

До сих пор она неправильно понимала смысл Даров.

Они не должны были попасть ни в чьи руки.

Никому и никогда – с самого их появления на свете.

– Гарри, – тихо произнесла она, – можно мне взять плащ?

– Э, конечно, – сказал Гарри. Он ухватился за кончик плаща-невидимки, торчавшего из кармана Рона, выдернул и бросил плащ ей.

Гермиона поймала плащ на лету, набросила на себя и направила палочку на Гарри:

– Экспеллиармус!

Задумайся Гермиона тогда на секунду – воспользуйся она собственным советом, который так часто давала Гарри и Рону – она не стала бы этого делать. Да и в тот самый момент она признавала правоту тихого голоса, подозрительно похожего на Сортировочную Шляпу, прозвучавшего где-то в подсознании: «Глупая, иррациональная, нетерпеливая…»

Но в тот момент камень был её. Плащ был её. Палочка была её.

Смерть была её.

Она повелевала Смертью.

И снова Смерть показала, что не терпит над собою власти.

***

Другая тропа

Январь 2005 года

Гермиона Грейнджер безжалостно теребила камень в утро, когда они со Снейпом ворвались в Визжащую Хижину. Тогда она даже не осознавала это глубокое, почти подсознательное желание сорвать камень с шеи и перекатывать взад-вперёд по ладони. Она и не замечала, что замочек расстегнулся, пока шнурок не повис свободно, и камень не скатился в ладонь.

Снейп всё ещё что-то говорил, отодвигаясь от двери, через которую они вошли, но Гермиона стояла неподвижно, как вкопанная.

Они были тут не одни.

– Северус? – попыталась сказать Гермиона, но ни звука не вырвалось из её рта. Если Снейп и был ещё рядом, она его не видела, потому что не могла заставить себя повернуть голову. Всё, что она видела, не моргая, не говоря и не сдвигаясь ни на дюйм с места, были три серые фигуры на другом конце комнаты, все три ужасно знакомые и родные.

Два парня стояли впереди, всего в футе от неё, смотря на что-то невидимое на земле. А за ними, в тени – она. Гермиона сначала не узнала себя. Одежда, волосы, раскрытый серый рот, демонстрирующий передние зубы вполне обычного, среднего размера. И лет на семь младше её здешней. Но это несомненно была Гермиона Грейнджер, с ввалившимися глазами и такая же перепуганная, какой была эта Гермиона Грейнджер на противоположном конце комнаты.

Она не слышала их, но знала, что именно они говорят: она читала по губам, слыша в голове каждый голос. Она знала в точности, какой звук издаст сейчас младшая Гермиона: «Экспеллиармус!» – и волшебная палочка одного из парней (а это была волшебная палочка, она знала, что это будет волшебная палочка) прыгнет из его руки в её. Знала, какое чувство испытает та Гермиона, когда её пальцы сомкнутся на полированном дереве, пройдутся по всей длине палочки от ягод бузины до самого кончика. Как покалывать будет при этом под пальцами.

Серые фигуры исчезли. Камень выпал из руки на пол. Мир очнулся, оттаял, и тогда Гермиона упала тоже, назад, споткнувшись о деревянный ящик, который раскололся под ней, рассыпав по полу множество заплесневелых сумок из змеиной кожи.

Она расхохоталась. Иначе невозможно было снова прозреть, невозможно было понять, как избавиться от нарастающей в голове боли. Разглядеть Снейпа, который сидел, скорчившись, у стены в пяти футах от неё, подтянув колени к груди, сомкнув руки на лодыжках, с лицом бледным и искажённым ужасом. Он смотрел на неё, пока она смеялась, катаясь в змеиной коже, и ждал, чтобы она прекратила.

Когда она отсмеялась, у неё болели ребра. Боль сверлила голову насквозь: Гермиона боялась, что череп треснет. Такое чувство было, что она исходит светом, что свет течёт из её тела как кровь, расползаясь по полу, захватывая дюйм за дюймом, фут за футом, миля за милей, озаряя развалины замка, отстраивая его камень за камнем, пока он не встанет, дымящийся и потрёпанный, но целый. Пока кровь и тела не сложатся в поле боя, пока она не узнает имя каждого выжившего, каждого погибшего, каждого…

– Снейп?

Он не ответил.

Гермиона схватилась за бока. Подышала глубоко.

– Я вспомнила.

Снейп подтянул колени выше.

– Я, к сожалению, тоже, – ответил он. – Какая жалость, не правда ли? Мир магии – это мир, в котором я мёртв.

***

Опять темно. Всегда темно. Но в «Краю света» горел свет, владелец был на месте и не сильно удивился их появлению.

– Да вы живые, как я погляжу, – сказал он. Гермиона и Снейп, вошедшие бок о бок, тряслись от холода.

Снейп фыркнул. Гермиона ответила: «Самую малость», и хозяин вернул им ключ от номера.

– Ваша мама опять звонила, – окликнул он уже поднимавшуюся наверх Гермиону.

– Я ей перезвоню, – бросила Гермиона через плечо, и они со Снейпом буквально пробежали остаток пути.

Немедленно был поставлен чайник. Снаружи опять поднимался ветер, и Гермиона молилась, чтобы электричество продержалось хотя бы так долго, чтобы вода успела закипеть.

– Вы их не видели, – уточнила она, вручая Снейпу кружку с чаем. Кровать оставалась незаправленной, и Снейп залез на матрас, накрыв ноги покрывалом.

– Я видел только одно, Гермиона. – Снейп поставил кружку на тумбочку со своей стороны кровати. – Нагини, перед тем, как она выдрала мне горло.

– Так вы всё помните, – выдохнула Гермиона.

– Помню.

Казалось бы, такое простое, незначительное слово: помнить. Да, Гермиона помнила, кусочками, но как могла она знать всё сразу? Всё равно что пытаться вспомнить целую книгу, которую читал много лет назад, сразу всю книгу целиком. У неё всё ещё болела голова, и каждые несколько минут она лезла рукой в карман, пощупать камень, убедиться, что он на месте.

– И это всё по-настоящему? – сказала Гермиона. – Должно быть по-настоящему.

– Это всё по-настоящему.

Снейп поднял руку и помассировал шею. На шее у него был шрам, длинный, бледно-жемчужного цвета. Ни следов двойного прокола – отметины, оставленной парой скверных ядовитых клыков.

– Ничего реальнее этого ужаса не видел.

Гермиона затихла, накладывая ложечкой сахар себе в чай.

– Но ведь ничего из этого не было. Мы ведь здесь. Мы больше не в том мире.

– Что же это тогда? – спросил Снейп, спросил горько, мрачно. – Какое-то чистилище? Я никогда не верил в загробную жизнь, а теперь…

– Кажется, это я виновата. – Гермиона уселась на краю кровати, и её вдруг замутило от их близости. Она отодвинулась на несколько дюймов. – Кажется, это я сделала.

– Да что такого вы могли сделать?

Она провела пальцами по ручке. Выцветший рисунок поросячьей головы уставился на неё с изогнутой стенки кружки.

– У меня были Дары Смерти.

Снейп нахмурился в чай.

– Я была не совсем в здравом уме, – оправдывалась она. – Я видела столько смертей – одного человека убила я сама, и мы пришли в хижину забрать ваше тело…

Снейп шумно сглотнул.

– Думаю, мы всё слишком усложняем, – торопливо добавила Гермиона. – А всё довольно просто, не правда ли? Всё всегда, в любом случае, упиралось только в одно: в том мире магия есть, а в этом нет, по крайней мере, её нет больше для нас. Магии либо никогда не существовало, либо её уничтожили прежде, чем она до нас добралась. – Она вынула камень из кармана и подняла его к свету. – И камень наводит меня на мысль, что это второй вариант.

– «Сама Смерть принесла чуму, – пробормотал Снейп, и Гермиона вспомнила, как он рассказывал ей историю, которую услышал от гида в Лощине Тьмы, – через лес в деревню и приветствовала каждого жителя поцелуем…»