Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"
Автор книги: Vlad Holle
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Она такая стройная, хрупкая, я не хочу ей вредить, делать больно. Она убирает волосы назад, отводит голову, словно готовится к укусу вампира. Но вместо этого получает неловкие поцелуи, как бы обойтись без засосов. Страшное это дело, – засос на половину шеи. Ее руки впиваются мне в спину ногтями, меня пробирает приятная боль, которая придает сил. Хочу ее поцеловать в губы, но невидимый барьер, словно стекло между нашими лицами, не позволяет этого сделать. Я наблюдаю, как на ее губах появляется цианоз. Глаза все такие же ясные, греют душу. Но сердцем чую, скоро придет конец.
Я не хочу с ней расставаться, не сейчас. Не готов к этому!
Кого я обманываю. Синие губы были только началом. Я наблюдаю, как ее кожа становится бледной, сухой и холодной, как стены. Что же с тобой? Дай мне помочь, я не хочу такого конца, чем я могу помочь? Как мне спасти тебя?
Она берет мои ладони с упругой, как кокосовый орех, задницы и кладет себе на груди. Слабый стук, я едва его улавливаю. Ее улыбка все также белоснежна, кожа на всем теле белая как снег.
Тебя надо укрыть. Да! Я укрою тебя от холода, ты согреешься, и мы побудем вдвоем еще какое-то время. Пиджак мне не нужен, я укрою тебя им. Как бы я хотел и дальше видеть тебя нагой, но твое состояние важнее. Посмотри на себя, ты же... умираешь.
Это невыносимо, отпусти меня, я хочу одеть тебя. Да, я замерзну сам, но плевал я на себя, ты важнее, ведь я люблю тебя! Пожалуйста, хватит улыбаться, не до этого ведь сейчас! Не улыбайся!
Все труднее было одевать ее. Снял с себя штаны, одел на нее. Но почему она коченеет, неужели я не спасу ее?
Хватит!.. Я же хочу как лучше. Холодно?.. Вот, держи рубашку. Нам не выбраться отсюда, я не вижу, куда мы могли бы уйти от этой холодрыги. Слышишь меня?
Я не видел разницы между ней и трупом в морге.
Мурашки прошлись по спине с дуновением ветра из неоткуда. Это же ветер лишил ее последних сил стоять. Она продолжала улыбаться, находясь у меня в объятьях, продолжала смотреть на меня и умирать.
Хотел бы я увести тебя отсюда куда-нибудь, где тепло, где есть море и песок, где по вечерам мы слышим музыку музыкантов на улице. Однажды я спустился бы к ним, сказал бы сыграть песню для тебя одной, вернуться и заняться любовью. Я бы боролся, но ты меня уже не слышишь. Твоя улыбка застыла навсегда, а глаза пусты, лишены разума, за который я тебя люблю.
Между зубами выступала тонкая линия алой крови...
Снова кто-то из родителей открыл окно. Еще не май, чтобы открывать окно целиком!
Взглянув на часы, ноги заныли – я опаздываю на пары.
Лев сбил свой режим сна, как и все остальные студенты. Он привык рано вставать, но все равно писал одногруппникам, чтобы они заняли ему место на самом последнем ряду. Он приходил за минуту до начала, вытаскивал полупустую тетрадь и засыпал. Иногда, когда аудитория была забита под завязку, он мог откинуться на спинку стула и спать в таком положении. Если же нет, то приходилось надеяться, что его не видно, тогда он просто ложился головой на парту и укрывался за спиной впередисидящего.
Так и сейчас – он лежал головой на холодной парте, пытался заснуть под голос Ларисы Николаевны, учителя по микробиологии. Это была женщина с короткими каштановыми волосами, небольшими морщинками на щеках. Она сидела за учительским столом, читала распечатку и показывала слайды с микробами, вирусами, больных, которые подхватили какую-ту заразу.
Лев не мог припомнить, когда он еще хорошо так спал. После выступления мог появиться шанс, – тогда ужасно клонило в сон. Глаза закрывались под тяжестью век, а в ушах голоса Коли и Маши (она тоже участвовала в выступлении) имели странное качество, такое, которое уже дает понять, что сон вот-вот начнется. Парню было безразлично, что там происходит у Коли с Машей, Лев только знал о нарастающих чувствах отслужившего к одной из самых лучших учениц на курсе.
– Тебе кто-нибудь говорил, что твоя прическа похожа на куст? – спросил Коля.
Лев немного взбодрился, услышав такой неординарный комплимент. Он бы никогда не сказал подобного о Машиной прическе. А вот Коля смог, и сейчас Маша ему ответит, думал Лев, ожидая реакции пассажирки на переднем сиденье.
– Нет, – улыбнулась Маша. – А тебя кто-нибудь спрашивал, зачем ты учишься в медицинском, если так хорошо двигаешься?
– Я могу уйти из меда хоть когда, – сказал Коля и остановился около перехода, чтобы пропустить пешеходов. Дождавшись, когда дорога будет свободна, водитель продолжил: – Однако мне нравится эта профессия. На вышку я не пойду, попробую найти себя в искусстве. Но перед этим я должен быть уверен, что у меня будет страховка. А под страховкой я имею виду работу фельдшером.
– Значит, хочешь обрести известность? – усмехнулась Маша. Она мило улыбалась водителю.
Лев чувствовал, что не будь он третьим в машине, то отношения завязались бы сразу на месте. Но он тут, исполняет роль зрителя и держится изо всех сил, чтобы не заржать на весь салон.
– Не столь известность, сколь чувство удовлетворенности от любимого дела. Думаю, это важно, – иметь любимое дело и кайфовать от него.
– А прибыль не хотел бы с этого иметь?
– Эх, Машка. Я вот, отвечаю тебе, мне раз плюнуть рассказать о том, почему я готов танцевать, выступать даром. Только...
– Мы можем переписаться сегодня вечером, – отрезала Маша. – Или выбери день посвободней, и мы... – Маша резко замолчала, слишком хорошую возможность она преподносит Коле.
– На свидание меня зовешь, что ли? А разве не парень это должен делать? – Коля улыбался во все зубы, у него было светлое лицо, а взгляд полностью перескочил на Машу (горел красный, поэтому он мог себе это позволить).
– Попытай удачу, может, я соглашусь.
– Пойдешь со мной... на свидание?
– Да.
Лев сидел сзади, улыбался с закрытыми глазами...
Как бы Льву ни хотелось почувствовать той самой тяжести в глазах, его не оставляла опасность, что учитель пойдет по аудитории, – проверять, кто пишет, а кто Лев. Через лень он писал лекцию, слова расплывались, двоились в глазах, пока не прозвучал звонок.
Галя и Алена не успевали добраться до колледжа быстро. Их одногруппник, чей отец помог с жильем, мог разделить с ними такую участь, если бы не переехал в самом начале осени в центральный район Чебоксар. Так получалось, что девушки приходили на пару тогда, когда все хорошие места, где их не увидят зоркие глаза преподавателей, были заняты парнями. Алена садилась в центр, рядом с девушками из других групп. А Галя предпочитала сидеть где-то сбоку, там же любил сидеть меломан.
– Ты всегда сидишь в наушниках? – спросила она у него в перерыв.
– Не всегда, – сняв их, ответил он. – Я же должен писать лекции, а чтобы их писать, нужно слушать учителя.
– А когда не нужно, что ты слушаешь?
– С чего такой интерес к моим предпочтениям?
– Просто интересно узнать, почему у тебя лицо такое... – Галя не могла подобрать слова, которые описали бы физиономию, мордоворот этого парня. Лицо было хмурым, задумчивым, словно в голове был вопрос глобального масштаба, но и... мечтательным. Девушке начинало казаться, что у одногруппника больше места занимают мечты и их реализация в голове.
– Ханз Зиммер, Лорн Бэлф, Рамин Джавади, Патрик Доил... мне перечислять дальше? – спросил он.
– Э, – для девушки это был набор имен, не более. – И кто все эти люди?
– Композиторы. Они пишут саундтреки к фильмам, сериалам или играм. Зиммер, например, написал музыку к... – парень скривил губы, нахмурил лоб. Через несколько мгновений раздумья он сказал: – К «Бегущему по лезвию 2049», а еще «Темному рыцарю», там, где Бэйл и Хит, царство ему небесное, Леджер играли. Смотрела?
Галя кивнула.
– Вот, – появилась широкая улыбка, которая показала клыки, – а Рамин написал саундтрек к «Игре престолов» и «Варкрафту». Ты, кстати, смотрела, ну, «Игру»?
– Нет, – Галя сжала губы. – Но Алена смотрела.
Юноша повернулся к аудитории, нашел Алену. Подруга Гали спала, спрятав голову под тетрадью.
– Значит, это из-за них у тебя такой?..
– Миномет? – перебил одногруппник. – Нет, ни разу. Ну, то есть у меня есть пара песен, из-за которых у меня слезы появляются на глазах, а так – это, – парень показал на свое лицо, которое стало более дружелюбным, – мое базовое выражение. Всегда с таким хожу.
– А ты не пробовал улыбаться, или сделать лицо менее равнодушным?
– Это как?
– Не знаю, как тебе объяснить.
– А ты попытайся, Галя.
Вот и завела себя в ловушку, зачем только спросила.
– Равнодушное мое лицо или нет, – не ожидая ответа от Гали, сказал одногруппник, – но я скажу тебе одно... Лучше идти по улицам с меланхолией на лице, чем показать другим, что ты счастлив. Никому не хочется видеть незнакомца, идущего по дороге, счастливым. Его могут принять за придурка.
– Теперь только придурки ходят по улице с улыбкой на лице, хотя бы небольшой.
– Почему же... нет, конечно. Но улыбнись так, как улыбаешься обычно, когда тебе хорошо, и толпа посчитает тебя странным.
– А не все ли равно, что посчитают другие?
– Это твое мнение, Галя. Однако дискутировать на эту тему я не хочу.
– Мы же просто болтаем. Впервые так долго говорим!
– И мне это нравится. Поэтому давай поговорим о другом.
Нет ничего лучше, чем беседа с девушкой. Я не мог оторвать глаз от Гали. Она говорила тихо, чего нельзя было сказать обо мне. Я так давно не говорил с девушками, то есть ни о чем. В голове бурлила кровь, я едва успевал набрать воздуха, говорил, как пулемет, – неразборчиво, бывало в пустоту. Но я не замечал этого.
Галя, словно таран, пробила во мне брешь, из которой моментально вылетело все накопившееся. Меня переполняло желание говорить с ней всю пару, но я знал, что силы иссякнут, а Галю отвлечет кто-то другой, более интересный, живой.
Сегодня было только три пары, и Женя хотел пойти в тренажерный зал. Он надеялся, что Лев пойдет вместе с ним, но тот ответил:
– У меня абонемент закончился, а на новый денег нет.
– И когда пойдешь в следующий раз? – спросил тогда Женя.
– Не знаю. У меня денег-то нет, чтоб купить новый абонемент. Может, через неделю.
Женя глубоко вздохнул, нечего было сказать, придется ходить одному какое-то время. Они надели куртки, и вышли на улицу.
Было тепло. С утра так нельзя было сказать – над городом нависали облака. К началу дня выглядывало солнце, согревая землю. Нерастаявший снег покрывался грязью от выхлопных газов, местами сверкал под солнцем. Студенты медфака стояли около своего корпуса и курили в небольших кучках. Кто-то шел на остановку, которая давно перестала иметь такое название, теперь это курильня, где собирались юноши и девушки. Во дворы редко кто ходил. Во-первых: далеко и не хочется тратить где-то три минуты на ходьбу. Во-вторых: жители чуть ли ни каждый раз кричали, чтобы студенты ушли восвояси. Некоторые студенты, жильцы общежития, шли обратно домой. Их ни с кем нельзя было спутать – они всегда, при любой погоде предпочитали ходить только в халатах. Кому было холодно, тот бежал, кому нет, тот просто шел быстро. Но все знали, эти ребята из общаги.
Женя и Лев вдохнули свежего весеннего воздуха, и пошли в сторону остановки. И дошли бы, если бы не четыре парня, которые прегради путь.
– Позвольте, – сказал Женя, пытаясь пройти мимо них, но те встали плотной стеной.
– Это он? – шепнул кто-то другому.
– Ща погодь, проверю, – сказал другой в спортивных трико и болоньевой куртке. У него были грязные волосы, похоже на сосульки, и зализанные назад. Парень тыкал большим пальцем по экрану смартфона.
Женя и Лев уже хотели пойти дальше, нет у них времени проходить фэйс-контроль от каких-то парней. Но никто не давал им проходу, держали.
– Он это, – сказали волосы-сосульки.
– Ну, очкарик, поговорим по чистоте душевной? – поинтересовался первый в комбинезоне и обтягивающей шапке, из-за которой голова казалась маленькой.
Очкарик... Пришла беда, когда не ожидали, понял Женя.
– Женек, – сказал сквозь зубы Лев, он тянул друга за рукав, чтобы тот отступил. Рядом никого из знакомых нет, нельзя доходить до драки.
– Чего вам, и кто вы? – спросил Женя вместо того, чтобы начать отходить.
Юноша не чувствовал страха перед незнакомой компанией. Они выглядели как деревенщины, которые только что зашли в спортивный магазин. Одеты, как спортсмены, но это не так. Один, тот, который захотел поговорить, был сутулый коротышка с короткими черными волосами. Второй – с длинными волосами-сосульками, словно он только что подставил голову под воду, и вот результат. У третьего и четвертого были покрасневшие лица. У того, что выше из всей компании, третьего, шли сопли; у четвертого, примерно ростом с Леву, торчал складной нож из переднего кармана трико.
– Мы друзья Павла, – ответил коротыш, – помнишь такого, с тобой еще учился, а ты у него девчонку забрал. Помнишь?
Этот Павел мастер пересказывать историю на свой лад. Не было такого, Полина никогда не была его девушкой! Учился он, ага, приходил и думал, как бы членом войти в какую-нибудь девчонку.
– Помню, что он приставал к ней, – ответил Женя, скрестив руки на груди.
– Так вот, пацан, – сутулый выпрямил спину с характерным хрустом в позвоночнике, – я, смотрю, ты видный кадр – хороший. Ты прости нас за угрозу в СМС, резко накинулись, признаем.
Женя не понимал, что происходит. Если парень хочет извиниться, то зачем пришел еще с трюма людьми?
– Павел говорит, что ты дрался не по-честному. Расскажи, что в твоем понятии честность.
Вот она стратегия – вызвать у противника совесть, чтобы тот чувствовал себя неправым, а там до морального унижения недалеко будет. Не дождутся.
– Я устану говорить, – сказал Женя. – Но я знаю одно, то, как поступил Павел с девушкой, ныне моей, не то что честно, но и аморально. Думаю, он получил за дело.
– Хочешь сказать, ты был правым, то есть честным по всем понятиям? – сутулый поднял бровь.
– Что тебе сказал Павел? Вернее, сказал вам всем.
– Ты избил его из-за девушки. Он хотел предложить ей встречаться, чтоб было из-за кого вернуться. Ждать дембеля. А ты взял и отмудохал его, сказал, что она твоя, а не его.
Ох, Павел, рассказчик хуев...
– Так, что, из-за этого пришли? Поверили своему Павлу, а теперь пришли толпой мстить за него?
– А ты бы не дрался за своего другана?
Видать, сутулый рос на улице с дворовыми собаками и лишайными кошаками. «Брат за брата» принцип, а в голове пусто.
– Хочешь драться? – сжимая руки в кулаки, спросил Женя. – Давай. Но один на один, коли по понятиям живешь.
– Так, бля, никто драться не будет, – вмешался Лев.
– Ты, сука, не видишь, – толкнул Леву третий. – Тут взрослые разбираются. Свалил отсюда.
Живот заболел, к горлу подступала желчь. Лев не оставит Женю наедине со сворой Павла. Останется, за компанию получит несколько ударов кулаком и разобьет лицу четырем дуракам.
– Угомони своего другана, – сказал Женя. – Мы все равно не будем драться.
– Ссышь? – усмехнулся сутулый.
– Да-да, ссу. Ссу попасть под надзор декана, а то и сразу – получить свои документы и быть исключенным из шараги.
– А может щас, а? Давай! За Павла и всех остальных тебе лично очки сломаю и очко порву! Ну, давай! Или ты при своей шкуре только храбрый?!
Коля и Родион перехватили меня сразу после пары. Они хотели взять меня в кальян-бар, поболтать. Вместе с нами, рядом шел Максим. Все мысли о том, чтобы покурить, исчезли, когда мы увидели стычку около колледжа. Студенты прибавляли шаг, когда проходили мимо. Другие, те, что только вышли из здания медфака, внимательно наблюдали за тем, как двое студентов противостоят четырем отморозкам в спортивных костюмах.
Коля побежал к стычке, оттолкнул сутулого от Жени. Он не знал, из-за чего все началось, но Коля понимал одно – его одногруппников, друзей, хотят избить те, кто, по-видимому, и не учится здесь. Им нечего бояться, а вот Льву и Жене нет.
– Разошлись на хрен, – прорычал Коля. – Если и драться, то на равных. Что, очко сжалось, не такие храбрые теперь?!
– А ты, кто такой?! – заревел сутулый коротышка. – Сучка его? – он кивнул на Женю.
– Вякнешь еще хоть слово, и ты пойдешь с вывихнутой рукой туда, где тебя ждут.
– Ну, попробуй!.. Сучара!
Коля мог втоптать этого сутулого пацана в асфальт, повод был. Но тут Женя встал между ними.
– Вот сейчас не хватало побоище устроить на глазах у всего колледжа!
Коля отошел в сторону, показывая, что согласен с Женей.
– А вы, – Женя обратился к сутулому. – Хотите устроить реванш от лица Павла? Хорошо. Давайте. Но не сейчас, не в этом месяце.
– Очкуешь? Думаешь, успеешь нарастить мышцы на своих ручонка? – хохотнул сутулый.
– Нет, просто хочу с некоторыми отработками разобраться. У меня нет времени ходить на стрелки днем и вечером. Кулаками помериться можно и тогда, когда снег растает.
– Мне-то вообще до пизды, когда. – Сутулый замолчал, а через пару секунд добавил: – Тебе все равно хана. А за компанию и твоим друзьям. Я глубоко сожалею, что оскорбил тебя, пацан, – он смотрел на Колю, который выдвинул подбородок вперед.
– Так что, вы уйдете? – спросил Женя.
– Да. Но нам не помешает быть уверенными друг в друге.
– Я только за, – процедил сквозь зубы Женя.
– Тогда ты говоришь время, а я место.
– Денек спонтанно выберешь?
– Я даю тебе полную свободу выбора. Мне все равно, когда и во сколько ты получишь пизды.
Стоило бы продолжить разборки, закончить их сразу здесь и сейчас, без всякого галдежа. Если Павел вернется, он ответит перед Женей еще раз, но это при условии, что петух вернется в шарагу. Перебив желание сломать позвоночник коротышке, он сказал:
– В конце апреля, чтобы на Майских смогли все отойти. В шесть часов вечера.
– Мототриал, – назвал место сутулый. – Знаешь, где это?
– Догадываюсь.
– Вот и славно. Пацаны, погнали отсюда, а то из-за такого количества белых халатов бельмо в глаза лезет.
Друзья Павла прошли мимо собравшихся, старшекурсников, студентов-таджиков, молодых курильщиков, девушек.
Я не был удивлен, этого можно было ожидать. Павел мог оставить послание мстить за него, в таком случае, если мои одногруппники победят, он передумает возвращаться именно в колледж.
Полина протиснулась между мной и Максом.
– Все войны из-за женщин, – промолвил Максим.
– Сейчас модно бить друг друга по глупости, – сказал я. – Стрелку, что ли, назначили?
– Ага, – ухмыльнулся Максим. – Готовься, в первых рядах будешь мудохать вон тех идиотов!
– А ты что, отлынивать будешь?
– Да я вообще не боец.
– Тогда я не студент. Уверен, Родион и Коля сейчас бы разбросали всю четверку.
– И исключили бы по правилам шараги.
– Верно. – А я не хотел бы, чтобы Коля и Родион были выкинуты отсюда.
И я сам не был готов драться снова.
Женя смотрел вслед четверке. Он был доволен, что Полина ничего не видела. Стоило повернуться к друзьям, как он оказался в объятиях своей девушки.
– Что здесь произошло? – спросила она.
– Да фигня полная, – махнул рукой Женя. Он посмотрел на Леву, тот, одним своим ясным взглядом, давал понять, что нужно признаться. Женя и сам это прекрасно понимал, лучше рассказать, чтобы потом Полина не ужасалась его избитому лицу. Он обнял ее крепче, чтобы она не отстранилась от него после услышанного, начал:
– Полин, – сказал он тихо, – здесь были друзья Павла. Они...
– Ничего не говори, – перебила его Полина, – я ничего не хочу про это слушать. Пожалуйста, скажи, что не пойдешь никуда никого бить.
– Думаешь, не справлюсь?
– Ничего не думаю, я просто хочу видеть тебя целым. Вот и все. А эти уроды пусть ищут другого мальчика для битья.
– Ты не понимаешь. Они считают, что я тебя отбил у Павла, думают, будто это я козел и подлец, а не их друг.
– И поэтому надо набить им лица?! – взревела Полина. – Вспомни, что было в прошлый раз, я не хочу, чтобы тебя забили до смерти эти люди.
Лицо Полины залилось слезами, но бояться было нечего. Драку можно было избежать, не приходя на нее. Дело в то...
– Пообещай мне, – сказала Полина, – что не пойдешь никуда драться. Ни за меня, ни за себя, ни за что вообще.
– Обещаю.
Женя не мог понять, честен ли он сейчас перед своей девушкой, или лжет ей во благо. В этот момент середины не было, либо он пойдет, либо нет. Время и место назначено, остался только один вопрос, который оставался в голове Жени весь оставшийся день: кто пойдет со мной на стрелку?
Глава 12
Лев сделал затяжку из вейпа. Оставалось семь минут от перерыва, и Лев вместе с несколькими парнями из курса фельдшеров пошел за угол колледжа. Человек десять стояли около входа в подвал, где проводился урок английского языка. Лев наблюдал, как вода течет по дороге, стекает по водосточной трубе с крыши. Все давно сменили тяжелые, зимние куртки на тонкие, кожаные. У Льва не было кожанки, она теснила в движениях. Юноша хотел успокоиться, расслабиться, чтобы пережить еще одну пару по микробиологии. Вейп не помогал, только зря пропитывал одежду своим сладковатым запахом.
Лева не мог забыть тот день, когда пришли друзья Павла. Он боялся в тот момент. После того дня он сделал около трех затяжек (максимальное количество в день – две сигареты), но это не помогало. Все чаще Лев замечал, что начинает кашлять. На парах, на практике, просто на улице, когда в легкие попадал свежий весенний воздух. Но он не хотел с этим завязывать, иногда сигареты помогали. Иногда он был не прочь побаловаться, – делал дорожку из табака в мужском туалете и нюхал. Он никому этого не говорил, делал все тайком.
Сейчас ему хотелось лишь одного, – еще раз нюхнуть табак.
– Эй, мне-то оставь, – сказал Макс, забирая вейп.
Лева отдал вейп, вытащил сигарету.
– Делать нечего? – спросил Женя, стоя рядом с другом.
Лев проигнорировал его, щелкнул зажигалкой и затянулся. Выпуская бледный дым в небо, он сказал:
– Я не могу больше сидеть здесь. Но надо. А ты решил, что будешь делать с друзьями Павла?
– Нет, – помотал головой Женя. – У меня осталась неделя.
– Черт, – Лев затянулся, выдохнул дым через нос и продолжил: – Вроде вчера пришли в эту шарагу, а уже апрель заканчивается. Щас май, затем июнь со своими сраными экзаменами и практикой в больничке, и все! Два месяца отдыха от учебы.
– Работать пойдешь? – влился в разговор Коля.
– Придется, – кивнул Лев. – Тем более я получу права ближе к июлю, а потом можно и курьером или таксистом.
– Не, Лева, – усмехнулся Родя, – ты не станешь таксистом.
– Это почему?
– Таксисты должны затирать о жизни всю поездку, а ты не способен на это.
– Делать мне нечего, как с пассажирами болтать. Но меня это не пугает, – Лев затянулся еще раз, сигарета почти закончилась. – Единственное, что пугает меня в работе таксиста... облеванный пассажиром салон машины!
– Будешь помогать промывать желудок, – усмехнулся Коля. – Как раз на практике будем учиться это делать.
– Слышь, Женя, ты че такой серьезный? – спросил Родион.
Женя сидел на ступенях в подвал, слушал своих друзей, дышал этим горьким смогом. Время подходила к концу, скоро стрелка. Женя все чаще начинал чувствовать застоявшуюся желчь в пищеводе, боль травмированной ноге. Потеря чувствительности, конечно, не пропадала, и это пугало. Он не обойдет драку стороной, не может этого сделать. А как начнется бой, и нога отключится, что дальше? Если в драке с Павлом один на один, шанс проиграть был из-за ноги, то и сейчас это не стоит исключать. Он проиграет, такая мысль возникала каждый вечер, каждое мгновение, когда он сидел в колледже.
Мысль о стрелке разгорелась с приходом нового дня и разговора Коли по поводу этого.
Они сидели в столовой общежития во время большой перемены, обедали.
– Ты же не станешь идти туда? – спросил Коля, вернее, сказал, будто просил Женю сделать ему одолжение.
– Я бы не пошел, но должен, – сказал Женя.
– А Полина? – Коля уже был в отношениях с Машей и прикидывал себя на месте Жени, думал, как бы он поступил. Он бы на месте снес с ног обидчика, выбил из него все мысли вперемешку с кровью.
– Я сказал ей, что это случайно, меня спутали с кем-то.
– И она поверила? – Коля принял это за шутку.
Женя слабо кивнул.
– Чтоб тебя... ты понимаешь, что ты натворил?!
– Что я натворил? – не понял Женя.
– Хорошие отношения – это, в первую очередь, доверие, честность. Ты должен был знать это. А теперь, когда тебе угрожают какие-то сволочи, ты решаешь об этом молчать со своей девушкой. Не надо так.
– А как надо было? Признаться на месте?
– Да и сейчас не поздно, если подумать. Тебе нужно сказать правду, иначе, когда придет время, и истина всплывет сама собой, ты ничего не исправишь. Ты потеряешь ее, Жендьос.
– А если я расскажу правду, то ничего не будет?!
– Будет, но это вряд ли станет разлукой.
Женя молчал, он не знал, что сказать. Всегда думал, что подобные проблемы будут обходить его, словно вода камень.
– Женек, – прервал тишину Коля, – что ты намерен делать, когда придешь на встречу с ними?
Лицо Жени побледнело, он не мог смотреть в лицо Коле.
– Скорее всего, пойду один, – ответил Женя, – прихвачу чего потяжелее, может, прокатит. У меня еще собака есть – гибрид волка и овчарки.
– Пфф... Тобi пизда, ты понимаешь это? Ты против четверых, если не пятерых или десятерых, с одной какой-то бандурой и собакой. Если тебе все равно на себя, то пса пожалей.
– Не веришь, что я справлюсь?
– Справишься ты только в том случае, если в живых останешься. А так, – тебе конец. И я не преувеличиваю. Я знаю, на что способны такие сволочи, как они. Таких бы в армейку в качестве рабочей силы запрячь и отправить сортиры вылизывать. А здесь не так, тут – срали они, что да как. Им бы набить морду, а повод, к счастью, у них есть. Поэтому, – Коля приблизился к Жене, – не иди туда один.
– Значит, ты предлагаешь бросить все, сидеть на жопе ровно?
– Не совсем. Я предлагаю тебе свою помощь.
На том и сошлись...
– Не очкуй, Женьдос, – похлопал того Родя. – Мы же будем рядом с тобой. Страху нагоним на всю их свору!
Коля сказал, что все парни будут стоять горой за Женю, если он пойдет драться. Не мешкая, Лев тут же согласился. Андрей просто кивнул в знак того, что будет биться. Коля и Родя... если сказать, что они идут на стрелку, значит не сказать ничего. Через день о проблеме Жени, которая стала общей в компании парней группы, стало известно и другим юношам из параллельных групп. Парни из групп «ФЕ» и «ФД» состояли в основном из тех, кто отслужил в армии (ко второму семестру парней стало гораздо больше на курсе фельдшеров). Коля и Родион поговорили с ними, те согласились, но не все. Многие отказались по простой причине: с чего вдруг драться за того, кого толком не знают. Голова у всех на плечах, просто многим захотелось об этом забыть. Так и появилась небольшая компания людей, которые собрались идти бить морды другой компании таких же людей.
Я часто сидел впереди аудитории. Сидя в конце, голос преподавателя смешивался с хихиканьем, разговорами одногруппников. Впереди я получал знания, сзади – новости. Так получилось, что в тот момент, когда Коля уверял Женю, что за ним пойдут многие, я сидел рядом. Интересным было то, что Женя верил Коле, – что именно за ним пойдут парни из других групп. Не пошли бы, если бы Коля не завел об этом разговор. Никто, кроме Левы и Андрея, не дрался бы за Женю. А причина была та же, какой придерживались те, кто не собирался на стрелку. И я в том числе.
Я слушал разговоры о стрелке, их было множественное количество, и дня не проходило, чтобы об этом не понимали вопрос.
Очередной разговор состоялся во время практики, тогда, когда мы писали заключительную работу по патологии, чтобы получить доступ к экзамену. Я знал, что справлюсь, потому что мне везло сдавать работы на балл выше прежнего, на «4». Нам всем казалось, что работы становились легче одна за одной. А может, мы, сами того не замечая, взялись за ум. Однако я так не считал. Мы учились, как в первом семестре, не хорошо и не плохо. Средне.
Коля подсел к Жене и спросил:
– Я тут подсчитал, получилось, что за твоей спиной будет... семь человек.
Семь. Это мало, очень мало. Преимуществом можно лишь считать то, что Коля, Родион и еще два парня – служивые. Но семь... а если друзей Павла будет больше?
– Сойдет, – сказал Женя. – Нам бы еще по-быстрому там разобраться. Мы будем драться на открытом пространстве, а там, глядишь, и ментов могут вызвать кто-то со стороны.
– Нам это будет на руку, – сказал Коля. – Если повезет, то в полицейскую тачку закинут тех дебилов, а не нас. Свалим по-быстрому. Ты лучше скажи, как драться будем? Стенка на стенку?
– Это очевидно. Но нам стоит брать врасплох.
– Что ты хочешь сделать?
– Камни. Нас восемь человек, так? Значит, встанем в два ряда. Второй ряд будет прикрывать нас. Как начнется представление – первые пригнутся, а вторые кинут по камню.
– Ха-ха... ну, стратегия. Прям в войнушку с тобой только играй!
Да, поиграть в войну было бы неплохо, вспомнить, заставить детству заиграть в жопе снова. Как сейчас помню, во дворе собирались, бежали в деревянный городок, где никто не играл, кроме нас. У меня PM-40, у других М-16 или какая другая пушка. И играли каждый день, в любое время погоды. Пока одну мальчику пулькой в глаз не зарядили. Ох и орал же он тогда.
Сейчас я представлял, как в заключительный день апреля, недалеко от торгового центра «Каскад» будут орать одногруппники и друзья Павла.
Мысли по этому поводу, что кого-то могут отправить в больницу сразу после драки, не уходила из головы, мешала думать над тестом. Это был зачет по патологии.
«Виды смертей: естественная, насильственная, вызванная болезнями...»
Парта вибрировала, и я вместе с ней. Щекочущая волна вибрации ползла по ногам, мешала концентрироваться.
– Прекрати, – сказал я Васе. У него часто, если не всегда, дрожала нога. Если не одна, то две. Стучал по полу толстой подошвой ботинок, склонялся над пустым листом, держал перьевую ручку, которой махал перед каждым студентом-фельдшером. Однажды он спросил, почему мне не нужна такая, ведь писатели пишут такими ручками, я сказал ему:
– А смысл тогда тебе иметь такую?
Наверное, никто не видел меня таким, как Вася. Только он получал хорошую порцию моей агрессии, которую я коплю, как ребенок монеты, чтоб купить игрушку. И вот наступает момент, я освобождаюсь от накопленного, чувствую, что мне хорошо, и неважно, как себя будет чувствовать человек, который попал в диапазон моей злости. Иногда мне было стыдно, а иногда человеком, который принимал мою озлобленность, был Васей.
– Не могу, – ответил Вася, теперь стуча ручкой по бумаге, – ничего не знаю. А когда не знаю, – всегда ноги дрожат.
Как ты, Жир, вообще остаешься в состоянии покоя, если тебя должно трясти каждый раз, когда ты заходишь в колледж?
– Если не перестанешь трястись, – сказал я сквозь зубы, – я тебе ноги отрежу без применения анестезии. Понял, что нужно делать?
