Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"

Автор книги: Vlad Holle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Медицинская шарага
Vlad Holle

Пролог

– Ну, как прошло?

– Нормально – засунули его.

– За сколько?

– Поверь, тебе лучше не знать. Скажу лишь, что сумма переваливает за двадцать тысяч.

– Ох... и где теперь этот никчемный слюнтяй?

– Не знаю. Как только мы приехали обратно, он сказал, что хочет погулять.

– С кем? Ты видел, чтобы он с кем-нибудь разговаривал после школы? Да и ведет он себя более закрыто, чем раньше.

– И что ты предлагаешь с этим делать, дорогая?

– Может, его к психологу отправить, пока не начнется сентябрь? А еще лучше, если он найдет себе работу на лето.

– Ладно, скажем ему об этом, когда он вернется. Какое это лето по счету? Имею в виду, какой раз мы переживаем подобное?

– Третье по счету.

–  Ёп...

– Тихо, не выражайся при Виктории.

– Ни у кого из нас не было такого. Как так получилось?

– Не знаю, но мне хочется верить, что он справится.

– Я тоже в это верю, вроде как. Но сможет ли он учиться так же, как мы с тобой? Меня это интересует больше, чем то, как он будет проходить через все, что его ждет.

– Да... хорошие оценки тоже нужны. Но, я думаю, он справится. Он станет хорошим медиком, как мы с тобой.

– Хороший или плохой – эти элементы не играют роли. Если он будет плохо все знать, вот тогда стоит рубить тревогу. И если твои слова верны, дорогая, и ты в них веришь, то и я верю.

– Сереж, можешь отвезти нас с Викторией за костюмом в школу?

– Ладно. Собирайтесь.

Глава 1

Лев пришел раньше всех. Он знал, что больше не сможет приходить вовремя. Чисто из-за лени. Ну, может, в первый день учебы он еще придет в нужное время, но потом... все довольно трудновато. Даже сейчас ощущалась тяжесть, словно за ночь в тело проникло что-то инородное, что-то, что говорит: «Это не твое, что ты тут забыл?»  Само утро, которое выдалось жарким, но пасмурным, нашептывало об ошибке идти в медицинский колледж. Может, стоило подумать, а не с горяча брать и идти в медицину, только потому, что мама связала свою жизнь с такой работой. Лев не мог вспомнить, видел ли он кого-то из окружающих в день, когда он шел подавать документы на поступление. Да и все последующие дни до минуты, когда он увидел себя в списке зачисленных, всплывали серым туманом в голове. Настолько не хотелось вспоминать, как он рисковал, подавая заявление только в колледж. Дорога в медфак была закрыта с окончанием экзамена по химии. Всего-то брезгал перед одним предметом и на тебе!

Стоя в толпе студентов-медиков, Лев успел насчитать парней со всего направления «лечебное дело». Довольно-таки мало, но это хорошо – больше шансов, что самая симпатичная девушка будет принадлежать ему. Отношений у Левы не было, и они нужны были. Что-то ему подсказывало, что близкая дружба с какой-нибудь девочкой скрасит учебу, какой бы тяжкой она ни была. А она будет тяжкой, это же медицинский.

Быть взрослой не так уж и плохо. Вся жизнь принадлежит тебе, ты можешь как разрушить ее, так и усовершенствовать. Ты можешь напиваться, тусоваться в клубах, иметь партнера на одну ночи, если честь позволяет такое. Жизнь – хорошая вещь, и ты независим, ты свободен. Но подобные мысли – иллюзия. И все больше походили на сон, когда малолетки окружали Галю.

Хорошее количество лет в медфаке и все легло головой под плаху. И теперь нет другого выбора, вернее, он есть, всегда есть, но не в этот раз. Коли захотела иметь медицинское образование, то нравственный долг – получить его любой ценой. Даже если из-за этого придется учиться четыре года в колледже.

Галя стояла с краю и смотрела на первокурсников. Они еще так молоды, им нет двадцати трех, у них есть все шансы не вылететь, находясь около финишной прямой. А она, Галя, уже прочувствовала это на себе, и не собиралась падать еще ниже. Хотя, куда еще ниже? Школа закончена давным-давно, оттуда сразу в университет, теперь в колледж. Некуда больше падать. Дно достигнуто.

Интерес к парням, конечно, был, но глядя на нынешних мальчиков, невольно начинаешь задумываться, на каких сайтах для знакомств лучше зарегистрироваться. Все такие... молодые, такие худощавые и прыщавые, что стоять рядом с ними – это как быть приглашенной на танец с ботаником на выпускном вечере. Но тут Галя заметила знакомые лица с медфака. Такие же павшие умы, как и она сама. Высокие, такого же возраста, крепкие... однако не в ее вкусе.

Каких бы пафосных слов не было в речи ректора по поводу первого учебного года в колледже, Галя взволнованно смотрела на время в смартфоне. Побыстрей бы все это закончилось и можно было бежать на работу.

Неужели он единственный очкарик в группе?

Женя стоял в самом эпицентре толпы. Длинные темные волосы девушки впереди щекотали подбородок. Волосы пахли фруктами, или Жене просто хотелось есть. Не завтракал. Хотел встать часов этак в шесть, но поднялся в восемь и ринулся к остановке, а оттуда на другую, уже в городе. Как бы не опаздывать так в другие дни. От Малых Карачур до колледжа путь не малый, а снимать или покупать квартиру в Чебоксарах желания не возникало. Это так легко и удобно – жить в городе и за несколько минут приезжать на учебу. А так – часа полтора. Хреново, очень хреново это.

Стоило встать в самом конце. Невозможно повертеться и осмотреться, куда не повернёшь головой, всюду сонные лица студентов, своих одногруппников. А девчата симпатичные. Несколько. Некоторые. А может, стоит обзавестись собственными отношениями где-нибудь за пределами колледжа? Нет, ну серьезно, тут не было таких милах, от которых возникал бы зоб в одном месте. Хотя от той, что стояла впереди, что-то да чувствовалось. Щебечущее чувство возникло в груди, когда девушка обернулась в сторону Жени. Одна секунда, и только она, а непривычный жар разошелся по всему телу.

Стоит немного подышать, высвободиться из этого столпотворения студентов.

Женя протиснулся мимо брюнетки со смуглым цветом кожи и ее подругой, которая была несколько выше. Тоже симпатичные, но что-то не то, нет того чувства, которые было минуту назад.

Одногруппники расходились по сторонам, чтобы Женя прошел в конец. Потихоньку он начинал чувствовать прилив сил, и свежий осенний воздух, пришедший с окончанием августа, заполнил легкие парня.

Больная нога дала о себе знать. Чувство, словно нога исчезла, просто взяла и пуф! – ее нет. Боль возникала не всегда, но Женя ожидал ее каждый час. Прошло так много времени с получения травмы на футбольном матче, что удивительно, как Женя не приспособился к подобному. Женя приземлился на больную ногу и держался на здоровой. Парень хотел подняться самостоятельно, не потому, что хотел что-то доказать, а потому, что он не чувствовал поддержки. Всегда полагался на себя, и так будет.

Тут перед лицом возникла ладонь с обгрызенными ногтями и кровавыми заусенцами.

Женя поднял голову и увидел еще одного парня в очках. У того был безжизненный взгляд, мало-заинтересованный в происходящем. И кто знает, может он хочет помочь подняться ради галочки, чтоб никто не думал, будто он равнодушен? Жене так не казалось. Он взялся за руку и поднялся.

Женя хотел поблагодарить, но заметил, что парень был в наушниках. Какой бы трек там ни играл, он не мог придать жизнерадостности юноше. Поэтому Женя просто кивнул и встал рядом с парнем. Тот никак не отреагировал, он продолжал смотреть на декана и преподавателей. Несмотря на то что была жара, этот парень в наушниках был в стеганной куртке. Через плечо свисала кожаная сумка, из которой торчал ежедневник из синей кожи и застежкой. Листки были мятые, грязные по краям и с закругленными углами. Сам Женя взял с собой только блокнот с карандашом. Женя подумал, что стоит закупиться в канцелярии прежде, чем поехать обратно домой.

Прозвучали аплодисменты, и Женя подхватил волну ликования. Линейка закончилась, пора идти в актовый зал и там послушать куратора.

Много же девушек в медицинском, думал я, оглядываясь по сторонам, смотря на людей, с которыми придется учиться бок о бок аж четыре года. Но, к глубочайшему сожалению, я не уверен, что хочу знать всех этих людей. Скорее, хочется залезть в коробку, в которую хорошо поступает воздух, и писать лекции, ходить на практику, все делать в ней, не выходя из нее. Конечно мне не удастся реализовать это, и рано или поздно мне придется разговаривать со всеми. А позже они поймут, какой человек стоит перед ними, и только в их интересах будет, станут ли они болтать со мной, или будут видеть во мне блеклую тень, падающую от коллектива, группы «Леч Д».

Я снизил громкость «The Fall» группы Imagine Dragons, чтобы услышать своего куратора – Марину Александровну. По ходу раздавали зачетки и студенческие билеты. Взглянув на свои фотографии в книжонках, я почувствовал, как сильно я поторопился делать фото для подачи документов. Очень умно идти сонным после выпускного делать фотографию. Пустой взгляд смотрит куда-то вверх, в «светлое» будущее в медицинском колледже. Джинсовая куртка косо свисала с плеч. Несколько ссадин, которые зажили только через месяц, убрали фотошопом. Сейчас же единственным украшением были шрамы от прыщей на подбородке. Тетя пыталась замаскировать уродство, но бледно-красные пятна все равно виднелись, из-за чего я немного наклонял голову, чтобы девочки не видели шрамы. «Шрамы украшают мужчину» – это бред. Как и все остальные липовые качества, присущие «настоящим» мужчинам, которые так и заявляют о себе через одногруппников. Вернее, через одного. Такого современного петуха-натурала, чьи волосы стоят дыбом из-за лака, и которые напоминали гребешок. Лицо петуха показывало полное отсутствие понимания, где и зачем. Стоит сразу поставить себя выше этой красивой оболочки, наполненной говном внутри.

Стоит также задуматься, как показывать себя перед другими. Показать себя интровертом? Экстраверта, после чего у всех появится желание завалить меня? Может, мизантропа-экстраверта, восклицающего о ненависти к людям? Нет. Может у меня и возникают проблемы с головой, но этого не заслуживают милые девушки группы. С головы до ног они были красивы. Почти все. Однако зудящего чувства в джинсах не возникало, когда я смотрел на девчонок. Даже мыслей, как я запираюсь с одной из них в укромном месте, поднимаю поло ее халата, расстёгиваю ее джинсы и начинаю нежно мастурбировать, не возникает.

В любом случае придется адаптироваться ко всем, ко всему. Благо не на одиннадцать лет, а только на четыре.

– Фельдшера, – окликнула нас Марина Александровна, – в понедельник к одиннадцати часам на физкультуру. А пока отдыхайте еще два дня, или купите халаты до дня посвящения. Все свободны.

Наконец-то, а то песня закончилась и включился Rammstein, слушать который настроения нет.

Марина Александровна ушла из актового зала, и кто-то сказал:

– Добро пожаловать в медицинскую шарагу!

Глава 2

В кабинете психолога, Михаила Ефремова, было свежо. Связано ли это с тем, что рабочее место находилось на цокольном этаже, или из-за того, что входная дверь была открыта, не понятно. В любом случае я сюда больше не приду. Мало того, что выпускной удался не так чтоб прям на славу, так еще возникли проблемы с поступлением в колледж. Сначала низкие шансы из-за среднего балла в аттестате, затем проваленное психологическое тестирование, показывающее, каков потенциал учиться помогать людям, а потом поиск работы на лето. Последнее меня волновало в последнюю очередь, так как найти работу было не так уж и трудно, труднее всего было разобраться со временем для посещения психотерапевта. Два месяца родители пускали деньги на воздух, думая, что это выход, – отправить меня к психологу, этому бесполому существу, которое выслушает тебя за деньги, а сам ты – среднее звено, которое передает родительские деньги.

Михаил Ефремов сидел напротив меня на диване и, сложив руки, на пузе, спросил:

– Чувствуешь ли ты, что наши занятия помогли тебе? – Его голос звучал спокойно и в то же время амбициозно.

– Да, – сказал я, беря карамель в вафле. Пока предлагают, надо брать. – Мне кажется, если б не вы, то я не нашел бы, как выйти из той, за ранее извиняюсь, задницы, в которую сам себя завел.

– А мой совет, который я дал тебе вначале августа?

– Ну, вроде бы. Я больше себя чувствую агентом Купером, когда говорю в диктофон. Хотя, это даже прикольно. Если у меня возникают какие-либо мысли насчет новых рассказов, то я их сразу же записываю.

– Отлично, – широко улыбнулся психолог. Слишком веселое лицо, аж дрожью пробирает. – Как там на работе?

– Я уволился буквально на днях. Я не смогу работать столько часов и учиться одновременно. Личной жизни не будет места.

– И как восприняли твой уход? Ты говорил, что был хорошим официантом, как на это отреагировало начальство?

Заебали эти вопросы, честно.

– Ну, – я начал перебирать воспоминания прошедших дней, дошел до того дня, когда уходил с работы. – Нормально. Я ж не на вес золота. Найдутся и другие. А мне пора учиться на фельдшера.

– Тогда желаю тебе удачи, – Михаил протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатиями. – В медицинском не так уж и легко, насколько я знаю.

– Если все учить, то будет легко. Да и где найдется место, где легко учиться?

– Именно. Везде нужно стараться. Что же, нам пора прощаться.

– Прощайте, Михаил.

– До скорого.

Врал, врал, еще раз врал, и еще раз. Я и вспомнить не могу, лгал ли так много раз на дню.  Этот психолог – пустая трата времени. Я приходил туда перед работой, а оттуда с прочищенными мозгами в ресторан.

Сколько времени? Одиннадцать часов. Хорошо, что до колледжа недалеко.

Что ж, время нагрузить себя депрессняком и пойти покорять колледж.  Radiohead, твой выход!

Лев пришел самый первый. Он сидел в раздевалке – маленькой коробочке. Комната отдаленно напоминала мужскую раздевалку в школе, только места тут не хватило бы и на дюжину студентов.

Поднялся и прошелся из стороны в сторону. Будет тесно, когда придут другие. Слева от небольшого окна было две двери. Первая открывала уборную, другая – душевую. Лева попробовал включить один душ, но тот лишь издал режущий скрип и выпустил пару капель из лейки. Не комильфо, а вдруг жара и захочется остудиться? Что, потным ходить по шараге и вонять на весь кабинет?

Посмотрел время на телефоне. Скоро пара, а Лев один. Где все?

Дверь тяжело открылась и зашел юноша. Сонный вид, потерянный взгляд, очки сползали на нос. Парень оценивающе осмотрел раздевалку. Видать, не это ожидал увидеть, не эту каморку.

– Успокойся, ты не первый, – сказал Лев, сидя на диване.

– А ты давно здесь? – спросил юноша, наклонившись к Леве.

– Не особо. Кстати, – Лев протянул руку своему одногруппнику, – Лев.

– Женя, – поздоровался юноша. – Значит, будем учиться вместе?

– Думаю, да, – усмехнулся Лев.

– А ты что, так пойдешь на физкультуру? – Женя осмотрел одежду Льва – джинсы, кофта, кроссовки.

– Так я и не переодевался. Решил подождать. Может, не будет у нас пары сегодня.

– С чего ты так решил? – не понял Женя.

– С того, что смысла сейчас нет проводить пару. Считаю, что вводный урок... пара должна быть. Форму, конечно, взял, но вот терзаюсь: переодеваться или нет. И решил, что подожду кого-нибудь. И вот ты тут.

Женя ухмыльнулся.

На этом и замолчали. Не знали, что еще можно спросить, а ведь вопросов, интересующих их друг от друге, так много, аж сразу и не выберешь. Где учился раньше, почему в колледж, а не в университет, почему в мед? Все вертелось на языке, подобно мясу над огнем – еще немного и все выгорит.

Лева прервал тишину, понимал, что молчать толку нет. Женя – первый друг в этом месте и странно, что ни тот, ни другой не расспрашивают обо всем. Может, просто неудобно, может, просто пофиг.

– Эй, – прервал тишину Женя, – слышишь? Снаружи кажись еще наши.

– Айда посмотрим, – сказал Лев.

В фойе было тепло. Не то что на улице. Кажется, теплые дни потихоньку дают слабину, скоро, может ближе к середине сентября, начнутся холода.

Галя смотрела на одногруппников. Ребятня. Сама она сидела где-то на краю, рядом со своей подругой Аленой из медфака. Как же теперь не называть ее подругой, если дорогу придется осиливать заново вдвоем. Раньше, еще в университете, они являлись лишь однокурсниками – студентами из разных групп, не более. Пересекались на лекциях и в коридорах во время практики, а в остальном – ничего. Только сейчас это «ничего» начинало перерастать в дружбу.

Не так уж и много народу в группе, понимала Галя, когда вскользь смотрела на членов коллектива. Выглядели все довольно опрятно, по-доброму смотрели на нее, если взгляды пересекались. Девушка не была уверена, что верно думает о каждом, то есть даже симпатяга в серой кофте, который вышел из раздевалки и сел напротив нее, мог быть наглецом. Но это было как пример. Этот юноша был... неплох. У него было доброе, равнодушное лицо. Рядом с ним другой – в очках. Короткостриженый, с острыми скулами и маленьким подбородком. Еще неделя и у него появится козлиная бородка.

Тут внимание перескочило на другого мальчика. Он сидел дальше всех, где-то около самого выхода. У него было детское лицо, длинная шея и челка, которая скрывала правый глаз. В ушах наушники. Одногруппник выглядел уставшим – смотрел в одну точку и не двигался, словно окаменел. Большой палец скользил на экране смартфона. Вверх-вниз, вверх-вниз. Странный паренек. Даже ребенок, думала Галя, ему, если на глазок, и семнадцати не дашь.

Женя сидел рядом с Левой. Глаза разбегались от количества девушек. Парней было в пару раз меньше. Лев – ясное дело – уже знаком, а другие? Они норм пацаны? Тот, который высокий и с каменным выражением лица, кажется нормальным, если найти общий язык. Еще двое в центре дивана, эти, видать, представители рода «человек-раздолбай». Выглядели они раздолбаями и говорили, как местные придурки, которых у себя дома, в поселке, достаточно.

Осмотрел всех еще раз. Еще один пацан. Меломан, видать. Все сидит в своих наушниках и скрывает свои грустные глаза за экраном. Слишком отреченный. Изгой по собственному хотению.

Посмотрел на девушек, искал ту самую, которую видел первого сентября. Нашел. Сидит себе и никого не трогает. Тоже головой в телефоне. Белый свет экрана освещал ее лицо. Это из-за света или у нее реально веснушки? Не замечал их раньше.

Жене хотелось поговорить с ней, сразу установить отношения, да так, чтоб во френдзоне не очутиться в первые же дни. Помаленьку, не быстро, чтобы привыкла, но и не поставила штамп «друг из шараги».

В центр фойе вышел седой и старый, в спортивном костюме, учитель. От него несло перегаром и табаком. Взгляд его, будто на урожай свежих овощей смотрит.

Старик достал из-под мышки журнал в твердом переплете и начал лениво вещать:

– Так, подходите по одному, пишите свое имя и группу, потом подходит второй и так дальше.

Еще раз посмотрел на студентов и ушел к себе в кабинет.

– Это наш препод, что ли? – спросил Женя шепотом.

– Кажись, – ответил Лев, затем хмыкнул. – Блин, ты видел, какой старый? С него скоро песок начнет сыпаться!

– Ага.

Лев вписал себя в журнал, сел обратно. Предчувствие, что пары сегодня не будет. Уже тридцать-сорок минут прошло.

– А ты что, индивидуально будешь ходить на физкультуру? – спросил Лев у Жени, который не подошел, чтобы вписать имя, а вышел мальчик в наушниках.

– У меня, – неуверенно начал Женя, – проблемы со здоровьем.

– А что у тебя? Погоди, – в голове всплыло первое сентября, – это ведь ты упал тогда, на линейке.

Женя кивнул, сжав губы.

– Что за хрень?

– Травма. Объясню потом.

Когда все закончили вписывать себя, седой физрук вышел в центр еще раз.

– Я Амаев Александр Николаевич, – назвал себя физрук. – Буду преподавать у вас все четыре года...

Началось, понял Лев, весь этот инструктаж, в этом приходи, в такое время приходи. Опоздал на минуту – иди к херам, отработка. Зачетный препод! С таким только за бутыль можно договориться, если погрязнешь в отработках с головой.

Галя села за четвертый ряд. Почему-то решила уступить место другим. Алена уселась рядом, выложила толстую тетрадь с ручкой.

– Ну, как тебе? – спросила Алена.

– Что?

– Колледж, группа.

– Ален, мы тут два часа сидим, – усмехнулась Галя. – Я к университету привыкала несколько недель.

– Привыкнешь быстрее, если начнешь болтать с другими, а не только со мной.

И вправду, столько времени на паре физкультуры было, а она ни словом с другими девочками. Даже «привет-пока» ни с кем, а дело-то секундное.

В коридоре прозвенел звонок.

В кабинет зашла учительница – бабушка с короткими бордовыми волосами, с множеством морщин, прищуренными глазами. Она казалась цветком, за которым нужен уход – не польешь один раз и высохнет к черту.

– Здравствуйте, фельдшера, – сказала учительница. – Я Роза Константиновна – преподаватель по гигиене.

Галя и Алена знали, что из себя представляет этот предмет. Гигиена – это не только чистка зубов, мытье рук и всего прочего, примитивного. Это... бред полный. Сколько прошло времени, а Роза Константиновна уже три раза сказала, что группе суждено отправиться на ФАП – куда-то в колхоз подобно юному доктору в рассказах Булгакова. Один медик на всю округу, и не поймешь еще, какая там округа, сколько деревень. Галя знала, что даже за пятьсот тысяч она не будет одним медиком на всю деревню. Тем более что эти пятьсот тысяч оцениваются в рублях. Вот, если б доллары, то можно было бы задуматься. А так...

Лев упал в пропасть между сном и реальностью. Голос учительницы заменял теплое молоко перед сном, убаюкивал.

Парня шатало все сорок минут. Он пытался писать, успевать по крайней мере. Понятные для себя слова, термины начинали скользить, пока не превратились в линии. «Закон отрицательного воздействия на окр. среду деятельности людей. Независимо от своей воли и созн., а в связи с физиологическим, бытовым и...» дальше одни линии. Что там дальше? И двух листов не исписал, а уже слился.

Осмотрелся, у кого бы взять лекцию, посмотреть, что там дальше. Краем глаза заглянул в тетрадь Женька. «Закон отрицательного воздействия на окружающую среду де...» Чего, бля, написано? Иероглифы, блин. Да, надеюсь самым трудным будет – писать лекции на скорость.

– Эй, – обратился Лева к сзади сидящим девушкам, – можете дать тетрадь? У меня тут кое-чего не достает.

Смуглая брюнетка протянула тетрадь. Колыхнулось.

– Я Лев.

– Толстой? – спросила Галя, улыбнувшись.

– Петров, – не оценил Лев шутку.

– Я Галя.

Девушка смотрела на Леву и думала, если б парень был старше, можно было бы попробовать. Ну а что? Парней мало, на всех девушек не хватит, а искать где-то еще как-то лень.

– Красивый почерк, – сказал Лев, сыграв бровью, – лучше, чем у Жени.

– Я по именам не всех знаю, – сказала Галя.

– Много же писать. Это что, еще одна лекция?! Мы вторую пишем уже?

– Как давно ты перестал писать?

– Не так уж и давно, наверное, без десяти минут до перемены.

– В меде оно так – дал глазам отдохнуть, а лекция ушла далеко вперед.

– Что так улыбаешься? Писать любишь много? – Лева выглядел мило, вежливо. Это нравилось Гале.

– Рука уже набита писать долго. Освоишь по ходу, Лева.

Глаза Левы округлились, глядя в тетрадь – так много писать!

Надо было взбодриться, еще немного и домой. Дотерпеть, не заснуть.

«... производственной деятельности. Люди оказывают отрицательное воздействие на окр. ср., которая...»

Женя захохотал, а вместе с ним еще два парня. А рядом с этой троицей еще один – парень с одним наушников в ухе. У него был хмурый вид, сдержанный. Взгляд пофигиста.

– Будешь Вованом, – сказал Женя. – Ну, как тебе, Вован?

Другие захохотали еще сильнее. Ладно Женя, но эти парни, что ржут? Один из них был полноватый, с кудрявыми грязными волосами. Второй – низкий – был с прической подобно гребешку у петуха. Лева догадывался, что такие не отстают за современной «модой», а значит, в группе не без петуха.

Лев молчал, смотрел на Вована. Какой-то он зашуганный, что ли. Сутулый.

– А если по делу, – привлек к себе внимание Лев, – то как тебя зовут?

Только первый день, а мне уже дали прозвище. При чем просто так. Еще хуже то, что один, с петушиной прической, думает, будто мое имя Владимир. Интересно, а имя Павел – это как Пидор? У тебя есть все основания, чтобы тебя так звали. В зауженных джинсах, словно достоинство отсекли, слабый сонный голос, будто в рот имели несколько часов подряд. Да и просто смотрю на его морду с прищуренными глазами, думаю, может ты би? Просто не успел понять, что твоя жопа нуждается в чем-то твердом и выделяющем.

Я складываю тетрадь в рюкзак. Халатов у нас нет – еще не время. Парта шаталась все время, даже когда писал, и сейчас она умудрилась покоситься так, чтобы из рюкзака выпали листы с текстом.

Летят вниз, скользят по невидимым ступеням под парту, стул, в проход. Класс!

Хватаю все подряд, не разбирая порядок. Тут перед глазами возникли еще пять листов. Это тот пацан, который дал мне имя. Тот, которому я помог подняться на линейке. Как его там?.. Женя?

– Что это? – спрашивает он, не заглядывая в текст. – Лекции, что ль?

Никакие это не лекции. Говорю, что это собственный текст и благодарю за помощь.

– Мне надо спешить, – говорю. – Прошу прощения. Э, до завтра.

Я выбегаю из колледжа. Надо бы поспешить, давно нужно отдать рукописи, а времени не было.

Женя догнал меня, он хромал.

– Ты это, спешишь куда-то? – спросил он. Не отстанет ведь. Не отстанешь, я прав?

– Да, есть куда. – Я ускоряю шаг, но расстояние так и не убавилось.

– Слушай, ты извини, если я с кликухой сострил. Просто привычка такая – давать прозвища. Вон, Леве дал прозвище «Симба», и что? Не обижается ведь парень.

Красный свет светофора. Полминуты еще.

– Но ты дал прозвище просто так, – огрызся. Не хотел, но стал. – Улавливаешь? Симба – это лев из мультика. Ясен хер – это прозвище подходит. Но мое. Ты, словно из воздуха, поймал имя и прилепил его ко мне. Вован. Это даже не вариация моего имени, блин. Это, на хрен, другое имя. Совершенно! Что это, Женя, как не стеб?

Женя молчал. Совесть заиграла?

Загорелся зеленый, и мы пошли к остановке.

– Ну, это, – начал Женя и резко замолчал.

Ну, продолжай. Оправдывайся отмазками, придуманными за пару секунд. Молчит. Стонет.

Я обернулся и увидел, Женя, как на линейке, сидит на асфальте. Что такое?

– Эй, Женя, – сказал я, поднимая его за руку. Тяжелый тип. – Ты тут не разыгрывай драму. Пошли, пока зеленый горит.

– Не могу, – растерянно произнес Женя. – Нога опять отнялась.

Как-то на автомате – перебросил руку Женька через спину и стал ему костылём. Одногруппник подпрыгивал, всасывал воздух через зубы.

– Что за хрень с ногой? – спросил. – Второй раз замечаю такое.

– Травма. Хочешь, могу рассказать.

– Скажи лучше, когда у тебя это пройдет. Мой транспорт едет.

– Понемногу проходит. – Женя начинал вставать на больную ногу. – Иди тогда. У меня троллейбус через минуту подъедет.

Заскочил в маршрутку.

***

– В смысле отказано? – удивился я. Столько времени за текстом, а все через жопу.

– А в таком, – ответил новый редактор. – Этот рассказ – антиреклама для ресторана, где вы, как я понимаю, работали в августе. Сомневаюсь, что людям нужно это.

– Не хотите, чтобы люди знали правду?

– Не в этом смысл. Правда, не правда, тут роли не играют. Я хочу сказать, что твой литературный прототип... как бы это сказать... наглый.

– Наглый?!

– Если тебе надо, могу и по жестче сказать. Но факт остается фактом, главный герой – не тот, на кого можно было бы равняться. Уж точно не в наше время. Слишком злой, мизантропный. Да и момент с тортом вроде и должен выглядеть комичным, но... где рамки в поведении этого персонажа?

– Их, вроде как, нет.

– То есть, ты еще сам вел себя так?

– Не совсем, чтобы так, но...

– Хорошо, – в голосе редактора лед. – Я понял, но мне это было неинтересно. Вернее, это мерзко.

– Мерзко?! То есть это мерзко, по-вашему?! У Паланика «Кишки» выглядят мерзко, а вы тут про слюнявый, испорченный торт говорите! Как это понимать?

– А так, ты еще не сделал имя. Ты пытаешься выстрелить в голову без всякой тренировки, от бедра. А надо набить руку, стрелять с прицела.

Я не хотел спорить с редактором.  Уж больно напористо я веду себя перед тем, кто говорит по делу, а не разбрасывается словами просто так, чтоб унизить.

– Что молчишь? – спросил он. – Может, заберешь текст?

– И что мне делать?

– Что тебе говорят мозги?

– Переписать рассказ? Если да, то скажите, что я должен изменить. Я все сделаю.

– Не переписать, – вздохнул редактор. – Его нужно выкинуть. Или закопай его.

– Неужели он настолько ужасен?

– Не ужасен. Противен. Ты пытаешься показать прототип себя мучеником вне кругов Данте. Читать можно, но все эти сопли, усталость, которая валит персонажа, не нужна. Вся его злость – это не нужно. Он же хороший в душе, так почему ведет себя так?

– Скажем так, у него есть причины на это.

– И какие?

– Я не могу сказать. Это... личное.

– Ну, – редактор хлопнул ладошами, – тогда я, лично тебе, говорю. Отказано.

Это единственное, что я хотел делать – писать. Да, есть еще медицина, но я предпочту жене любовницу. Для обоих есть смысл быть в моей жизни, но одна – повседневность, которую хочется бросить. Вторая же – та, кто ждет в пабе, где сидят мужики, сбежавшие от жен. Изменчива, как погода, непредсказуема, как сама жизнь. Попросил налить большую кружку светлого, со смыслом на поверхности – нальет. Попросил такое же, но темное, пожалуйста!

Зальешь несколько и улетаешь. Все затупляется, остается свобода. Та, которая необходима тебе, чтобы она была всегда рядом.

Залпом! Залпом еще одну!

Время исчезло, настоящее стало иллюзией. Есть только ты и твое настоящее. А там всего по малу или по многу.

Хватает тебя эта любовница и тащит куда-то. В тень, чтоб другие не видели. Нежный, холодный голос шепчет, и ты уходишь еще глубже в себя, не зная, как долго ты будешь там. Каждый раз окунаешься, а там все иначе, чем было в прошлый раз. Никогда не происходило такого, что ты вышел, а в следующий раз зашел в то же самое место. Нет, всегда все иначе.

Опьяненный любовницей уже не хочешь идти к жене – знаешь, что она может догадаться, а там неизвестно, чего ожидать. Страшно.

Но ты приходишь обратно и видишь, она не знает – спит, не ждет тебя, или ей просто плевать на тебя. Как и тебе на нее, иначе на кой любовница сдалась, если тебе не пофиг на первую.

Приятное послевкусие оседает у тебя на губах, затмевая вкус хмеля. Не включаешь свет, иначе снова увидишь мир – повседневность, работу, своих долбанных коллег с этой долбанной работы. Ничего не хочется видеть. Хватит на сегодня. Уперся ногами о кровать, нащупал одеяло и залез под него. А жена не замечает, спит себе и ладно. И ты засыпаешь, думаешь, когда еще можно свидеться с ней, да чтоб подолгу можно было посидеть вместе.