Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"

Автор книги: Vlad Holle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Мне нужна была искра, которая будет подпитывать огонек. Я давно сменил свечу, которая растаяла, чей воск затвердел, и который не восстановить. Мне нужна новая свеча, и этой свечой должна была стать группа «Леч Д».

– И как ты все это придумываешь? – спросил Женя. Он первый, кто заинтересовался, что за бредом я занимаюсь.

– Беру и придумываю, – ответил я. – Я не могу сказать, как я вообще берусь писать.

– Секрет какой-то? – улыбнулся Женя. – Тайное общество писателей?

– Нет здесь никакого секрета потому, что все берется из головы. А головной мозг практически не изучен человеком.

– Понятно. А я вот рисовать люблю. Вот прям сейчас, я занят над одной картиной, портретом. У меня они неплохо получаются! – Женя рассказывал это так живо, открыто, будто доверяет на все сто.

– А что тогда не пошел в художественное училище? У меня там подруга учится, рассказала бы тебе, что к чему.

– Да ну к черту, – отмахнулся Женя, – мне бы просто художественную школу закончить. А кстати, сам-то, почему тогда не на писателя учишься, если что-то получается?

– Ну, ты контра, конечно, Женек. Я не пошел туда, потому что не поступил бы. А знаешь, почему я не смог бы это сделать?.. Знаешь?

– Не тяни кота, сам знаешь, за что. Говори.

– Я взялся за голову только в последний момент. Да, я хочу быть медком, потому что родители мои – тоже относятся к этой профессии. Выбор был не велик, кругозор узкий, как глаза у япошки. Но теперь я понимаю, что хочу стать чем-то большим, потому что могу этим «чем-то» стать. Понимаешь меня, Женек?

Женя почесал подбородок.

– М-да, наверное, понимаю, – сказал он. – Не, а медфак? Иди туда потом, выучишься на врача и будешь еще значимее, чем в роли фельдшера. Вон, сколько врачей каждый день делают операции на сердце или на что там еще, к примеру. Это же такая ответственность, и представить невозможно!

Ты не понял, Женя.

– Да, – ответил я. – Ты прав, но я не пойду в медфак. Я здесь проучусь четыре года, потом в армию на год, а дальше?.. В универ идти, что ли? – усмехнулся от мысли о поступлении в университет. – Отвечаю, пока я там выучусь, пройду интернатуру, ординатуру, – я всю свою жизнь истрачу. Да, будет работа, и что? Ради этого жить надо? Спроси себя, Женек, ради чего бы ты жил в этой долбанном мире?

Женя ощущал тяжесть от каждого слова своего одногруппника. Столько мыслей выливается, словно вода с водопада. Встанешь под воду – раздавит в блин. Вот и сейчас Женя понимал, что ему не хватает простого разговора по душам.

Он смотрел на своего одногруппника, худого, с сонными глазами, костлявыми пальцами, на которых были обгрызенные ногти.

Женя задумывался, почему он подошел к нему? Все время ни с кем не болтает, а при первом разговоре осенью, киданул его, забегая в транспорт. Думал, есть он, и ладно, тихий – пусть. Но тут он подошел к нему, когда группа выходила на улицу, а вместо пары было окно, спросил:

– Спрашивал, что это за были листки с текстом?.. Хорошо, держи, – он просунул их за пазуху Жене. – Это не тот текст, другой.

Женя не совсем понял, что только что произошло. Выходил себе из общежития, хотел связаться с Полиной, которая была в больнице, сдавала кровь, а тут на – дюжина листков со сплошным текстом! И что с этим делать?

– Мне интересно, что ты скажешь, – сказал одногруппник, оскалив зубы, выдавая это за улыбку.

– Э, ладно, – сказал Женя. – Только я дома прочту.

– А что не сейчас? У нас же окно, а это, – парень кивнул на текст, – осилишь и за час! Погнали в общагу, там тепло.

Так и сделали...

– Что ж, – сказал Женя, спустя долгую минуту тишины, – мне понравилась история. Только я не читал ни одного из этих авторов. Знаю некоторых, но не читал.

– Ты вообще читал хоть что-то помимо Глуховского? – хмыкнул я.

– В школе читал. Ну, там... Стругацких, например. А вот еще Некрасова читал!.. Да. Про Сталинградскую битву. А ты, что читал в то время? – спросил Женя, словно мы окончили школу несколько лет назад.

– Тоже не школьную программу. Читал, что считал для себя интересным.

Замолчали.

– Че грустим, пацаны? – сказал Коля, садясь рядом. – Исключают, что ли?.. А вот надо было учиться!

– Смотри, чтоб самого не исключили под самый конец, – сказал Женя.

– И обратно в армейку, – усмехнулся Родя, который сел рядом со своим другом.

– Да пошел ты! – улыбнулся Коля. – Все сдадим, и будем бухариков на «скорой» катать в больничку.

– А бомжи? – спросил Женя.

– А что с ними?

– На «скорой», что не инфаркт, – то алкоголик или бомж.

– Или беременная, какая попадется. Прикинь, будет рожать в машине, а ты единственный, кто сможет вытащить ребенка из нее.

– У меня за роды «4» стоит, так что нужно только морально к этому приготовиться.

– Ага, – поддержал Родя. – А то, небось, Чужой, какой вылезет!

– Слушайте, – сказал Коля, хотя его взгляд был обращен на Женю, – пара у нас в каком кабинете будет?

– Что у нас за пара вообще будет? – спросил Родя, играя бровями.

– Сам хотел бы знать, – ответил Женя. – Я замену на сегодня не смотрел.

– В 101, – сказал я. – Будет сестринское дело.

Коля удивился. Да, я говорю!

– Может, к черту это сестринское? – спросил Коля после небольшой паузы. – Не, серьезно. Лекции можно и потом написать, а...

– А в кальянку повод есть, – дополнил Родя.

– У тебя всегда повод есть, Родя. – Коля повернулся к нам с Женей. – А вы как на это смотрите?.. Айда кальян курить.

Сколько помню, когда пришли Коля и Родион, они не переставали говорить о том, что собираются в кальян-бар. Обычно они ходили туда в пятницу, а сегодня как раз пятница.

– Не, – помотал головой Женя. – Извиняйте, но я не курю.

– ЗОЖник? – спросил Родя, не убирая улыбки с лица. – Так и я тоже, однако раз в недельку не помешает покурить.

По телосложению Родиона я не мог сказать точно, это он набрал такую гору мышц, служа России, или он использует стероиды. О Коле я не мог сказать того же самого, так как он выглядел на фоне Родиона, как я на фоне любого парня, который ходит в спорт зал. Вроде и не дрыщ, но есть к чему стремиться.

– А ты? – Коля обратился ко мне. – Пошли.

– Я тоже не курю, – ответил. – Это вредно.

– Пить тоже вредно, но ты ж выпиваешь...

– Нет.

– Он ни разу ни курил, ни пил, вообще ничего такого не делал, – сказал Женя.

Коля усмехнулся.

– Правда? Прям ни разу не хотелось? – Глаза сверкают, горят любопытством.

– Нет.

– А ты чего закрылся-то весь? – Коля кивнул на скрещенные руки.

Со временем я перестал замечать, как закрываюсь, это уже стало обычным делом при разговоре с каждым человеком.

– Мне так удобно, – сказал я.

– Закрытым быть? – спросил Коля.

– Именно.

Я был непринужден. Коля не контактировал со мной так, как с другими. Спросил однажды обо мне, и на этом все. Только через пару недель, когда они с Родей обустроились в колледже, привыкли к новому коллективу, Коля сказал, чтобы я с ним прошелся.

Мы шли вдоль автострады, тогда шел снег. Коля рассказывал о том, что ему нужно было идти на репетицию, но ее отменили. Выбор был не велик, поэтому я спросил у него:

– К чему репетиция? – скулы замерзают, а я пытаюсь говорить внятно.

– Студенческая весна, – ответил тогда Коля.

Ээээээээээ...

– Что это? – спросил я.

– Песни, пляски и прочее. Не слышал об этом событии?

– Не доводилось.

Так и шли мы с ним. Иногда я задавал вопросы, иногда он. Но в основном он. Разговор как-то клеился, но я чувствовал, как раздражаю своей непреклонностью и увиливанием от ответов.

Мы разошлись с ним на перекрестке, на заливе, около «Макдональдса» ...

– Да ладно, – не унимался Коля со своей кальянкой. – Посидишь, поиграешь в приставку? Я тебя, конечно, вздерну, но потом освоишься.

Я никогда не играл в приставку, смотрел, как другие играют.

– Нет, Коля, – ответил я под натиском одногруппника. – Давайте-ка без меня.

– А когда с тобой? – спросил Родион. – Нам нужна компания. Прям, чтоб банда целая!

– Возьмите Макса или Васька, – посоветовал Женя. – Они-то точно не откажутся. Ну, Максим точно не откажется.

– Хм, – Коля кивал головой, смотрел на меня и Женю. Что он думал в этот момент, не понятно. Промолвил сипло: – Хорошо. Ладно, Родя, погнали их найдем. Лимит пребывания в шараге подходит к концу и требует подзарядки кальяном.

Родион и Коля вышли на улицу, они направлялись в сторону колледжа.

– Ты реально не куришь? – спросил я у Жени.

– Пробовал один раз, но не зашло, – сказал Женя. – Не мое это, курить.

– Как и мое, – улыбнулся я. Впервые за несколько дней в колледже.

Лев занял место для Гали, забросив свой рюкзак на стул. Она сама попросила его об этом прежде, чем пойти в общежитие.

– Ты знаешь, кто стучит на Галю с Аленой? – спросил Лев у Андрея.

– Хотел бы, но не знаю, – ответил Андрей. – Это, по любому, кто-то с третьего или пятого этажа. Четвертому, второму – нет до этого дела, не у них же живут нелегалы.

Андрей расспрашивал девочке по соседству насчет стукача, но никто не знал, кто это. Все стало более серьезно, когда о нелегалах завели разговор на собрании общежития.

– В какое время была проверка? – спросила Галя, находясь у Ульяны в комнате.

– Была, когда ты уехала. – ответила Ульяна, ища тетрадь по сестринскому в тумбочке. – Благо, спохватились вовремя.

– Что вы сделали?

– Спрятали все ваши вещи в подвале, а там у нас стирка. Вот и спрятали там, а потом Андрей помог занести все обратно.

– А как вы через охрану-то пронесли все вещи? – не поняла Галя.

– Андрей со своим соседом вынесли все на улицу, а оттуда подняли на веревке на третий этаж.

Галя не могла поверить. Ради нее столько делают, а ведь эти люди не знаю ее и года.

– Если узнаю, кто это, – сказал Андрей, – я с ним поговорю.

– Поговоришь? – ухмыльнулся Лев. – Ну, поговори.

– Нет, я серьезно, – сухо ответил Андрей. – Мне лишние проблемы не нужны. Коменда, а еще ее зам – на хрен. Попробую на словах, авось прокатит.

Плотно поужинав, Женя закрылся у себя в комнате.

Стоило бы прилечь, дать устояться съеденному, чтоб не было тяжести. Но потом не захочется вставать с кровати, надо продолжать работать.

Убрал все лишнее со стола. Тетради в ящик, ручки – туда же. Рисунки, другие эскизы, сложил в ровную стопку и положил на подоконник. Размял кисти, наточил простой карандаш и приступил к портрету Полины. Работа шла медленно, а процесс длился уже месяц. Каждый раз что-то не устраивало, где-то криво и непропорционально. Только на этой неделе все шло как надо – руки не тянутся к ластику, нет желания поджечь рисунок и наблюдать за огнем. Желание есть, оно проходит в руки через мозг, заставляя их рисовать.

Только наточил, как следует, а уже толстые линии появились. Нет, не порядок, подумал Женя, и принялся точить карандаш заново.

Острый получился, хоть сейчас им коли палец, чтоб на ОАК сдать.

Продолжал рисовать...

Глаза хорошо получились, словно собрали всю красоту из Полины.

Девушка сидит вполоборота, смотрит куда-то, может, в автопортрет, о котором юноша задумывался, но еще не принимался рисовать.

Посмотрим, сначала нужно с этим портретом закончить.

Галя сидит за столом, переписывает фармакологию.

«Местные анестетики – вызывают местную, ограниченную потерю болевой чувствительности в тк. в области применения.

В зависимости от вида анестезии...»

– Быстрее прячься! – забежал Андрей в комнату.

– Мог бы, и постучаться, – испугалась Ульяна.

– Щас коменда к вам постучится. Галя, Алену спалили, сейчас сюда идут.

– Кто рассказал? – спросила Галя. Голова закружилась, чувство, будто она стоит на краю, с которой ее сбросят.

– Болтун этот, как его... Смирнов тот, забыл имя...

– Он? – спросила Ульяна. – Не удивлена, но что поделать?..

– Поделать можно. Галя, бери куртку и выходи на балкон. Когда все уляжется, мы тебя позовем обратно. Хăвăрт!

Галя накинула куртку и вышла в коридор.

– Бутылку спрячь! – кричал кто-то из соседней комнаты. – Придут – заберут.

– И куда ее? Только не в холодильник – у меня горло до конца не прошло.

Сердце бешено колотится в ребра. Ноги становятся ватными, болят. Как же так получилось, еще денек и все, послезавтра и след простынет от двух девушек-нелегалов. Но нет, судьба, она такая.

Вышла на балкон, кто-то курил.

– Куришь? – спросила у Гали девушка.

Галя только помотала головой.

– Обидно, – после затяжки сказала девушка. Галя разглядела ее лицо, скрывающееся в тени от крыши. Брюнетка с короткими волосами выше скул, усталый взгляд оценивает Галю. Спрашивает: – Нелегалка?

– Д-да, – ответила Галя. Было холодно в трико и сапогах.

– Ищут, да?

Одиночный кивок.

– Не завидую тебе. – Девушка повернулась в сторону общежития. – Это со стороны кажется, что здание хорошее. А как завернешь за угол, – охреневаешь, как колледж еще держится. С общагой та же хрень.

Андрей помог затолкать вещи Гали в шкаф. Вышел в коридор, встречать коменду и стукача. Этот стукач – студент, идущий на красный диплом, – был местной звездой в общежитии. Даже в колледже, те, кто не жили в общаге, знали его. Этого парня ни с кем нельзя было спутать. О его приближении, ближайшей остановке, можно было узнать по голосу. Такой выразительный, энергичный, громкий. Оратор, в общем и целом. Андрей видел его на собраниях, по возвращению на свой этаж и в колледже.

Через старшекурсниц Андрей узнал, что это Смирнов – студент четвертого курса, без десяти месяцев квалифицированный лаборант Смирнов.

Довольно нейтральное положение занимал его авторитет в общежитии. Одни просили у него помощи, другие – презирали, и только по одной причине.

– Мы с моим парнем живем здесь с момента, как начали учиться здесь, – говорила одна старшекурсница Андрею, когда он впервые попросил ответы по фармакологии. – Хотели один разок уединиться в читальном зале на четвертом этаже, так этот интеллигент сидит там! Попросили уйти, но фиг там – говорит, что это место для чтения. А ведь никому эта читальня и даром не сдалась, никто там не сидит, не учит и не читает.

Только сейчас Андрей понимал, что с этим Смирновым нужно было держать ухо востро. Поздно спохватился.

– Где она? – спросила комендант у Андрея. Они стояли около выхода на лестничную клетку.

– Вы о чем? – не понял Андрей.

– Ох, не знаешь ты у нас?! Нелегалы в общежитии! Одну только что выселила на улицу. Еще одна прячется здесь.

– Кто вам это рассказал?

– Я рассказал! – сказал Смирнов, который стоял за спиной коменданта. – Я знаю, Никифоров, что эти девочки из твоей группы.

Андрей посмотрел на Смирнова. Он был в деловом костюме в зеленую клетку. Смирнов всегда ходил в костюме, словно каждый день для него праздник.

– А вдруг нет? – парировал Андрей. – Ты прям, точно знаешь, в какой группе учатся нелегалы?

– Я видел их вместе с тобой, они точно из «Леч Д»!

– Видел, и что? Ты ж умный, с чего взял, что они со мной учатся?

– Хватит спорить! – заявила коменда. – Сейчас я загляну в комнату к твоей одногруппнице, посмотрим, живет ли она только с одной девочкой, или там еще одна... нелегально.

– Пфф, – развел руки Андрей, – ладно, посмотрите.

Андрей отошел в сторону, смотрел на коменду и Смирнова.

Только бы все обошлось.

– Учти, – сказала комендант Ульяне, – узнаю, что нелегал живет здесь, вылетишь вместе с ней. Поняла?

Коменда осматривала каждый уголок, заглядывала в шкаф, но принимала все вещи за одежду Ульяны и ее основной соседки.

К этому времени весь этаж собрался около комнаты.

– Выселяют кого-то?

– Да не, наверное, внеплановая проверка. Может, кто нажаловался на них.

– У меня одногруппница на третьем этаже, она говорит, что у них то же самое только что было.

– Может, девочку ту спалил кто?..

– Тихо ты, а то точно будут знать, что она здесь.

Коменда вышла из комнаты. Смирнов, как шестерка, вышел за ней.

– И так, – обратилась коменда ко всем жителям пятого этажа, – я разобралась с одним нелегалом. Еще один остался. Если вы все такие «честные», то будьте добры выдать ее!

Молчание.

Никто не будет сдавать нелегала.

– Позвольте мне, – деликатно сказал Смирнов, выйдя к студентам. – Видно, что вы знаете, где находится нелегал. А не говорите, вероятно, из-за красноречивой соседки по этажу. Это похвально, дамы. Прямотоки «Женская лига защиты нелегалов»! Впечатлен, впечатлен...

– Не тяни, – сказала девушка из толпы, – мне еще картошку чистить.

Самолюбие в глазах Смирного не поубавилось.

– Давайте заключим сделку, – сказал он. – Со всеми вами. У кого-то точно есть долги, и их, наверное, много, а ходить на отработки – лень. Мое условие: поможете нашему любимому коменданту выселить нелегала, и я иду договариваться о том, чтобы отработки исчезли.

– В чем будет подвох? – спросил Андрей, прислонившись к стене.

– Отработки закроют только одному человеку. Кто первый скажет, тот и освободится от долгов. Как вам такой вариант, дамы? – Любезность так и прет.

Молчание.

Предложение искушает, Андрей видит, как жители пятого этажа засуетились. Если не сейчас скажут, то потом, когда он и Ульяна этого не увидят. Вот тогда-то гадай, кто зажил без отработок.

– Ну, хорошо, – сказал Смирнов. – Подумайте, пока мы сами ее не нашли.

Коменда и Смирнов ушли.

Андрей посмотрел на студентов.

– Спасибо, – сказал он.

– Спасибо в карман не положишь, – сказала девушка.

– Да и отработки вроде все равно исправлять придется, – поддержал кто-то из парней.

– И чего вы хотите? – спросил Андрей.

– Чтобы съехали.

– Но им негде жить.

– Пусть найдут, – пожала плечами девушка с розовыми кончиками волос.

– Они покинут нас, обещаю. Но дайте еще день, два. Потом вы их не увидите.

Жители пятого этажа начали расходиться по своим комнатам, кто-то пошел на кухню, кто-то в душевую.

Андрей глубоко вздохнул, тяжело это – держать на себе взгляды искушенных.

– Евĕрлĕ эсĕ? – спросила Ульяна.

– Сойдет, – промолвил Андрей. – Пойду, скажу Гале, чтоб зашла.

– Давай я. А ты иди на свой этаж, спроси у Лены, где там Алена.

– Лайăх, – кивнул Андрей.

– ... А я ведь хотела в Казани учиться! Дура тупая. Какая Казань? Где тут желание учиться в столице, можно разглядеть? – показывала на себя девушка.

Гале это надоело. Хотела спрятаться, а в итоге встретилась со старшекурсницей, которая и веществами баловалась, и на вписках очкариков лишала девственности. Галя думала, что там с Аленой, ведь ее обнаружили, выгнали на улицу.

– Галя, – показалась Ульяна в проеме. – Идем, все закончилось.

– Хорошо, – обрадовалась Галя, но этого не показала.

– Эй, – позвала Галю девушка, – ты потом приходи в 509 комнату, поговорим о жизни!

– Хорошо.

Тепло. Пальцы медленно набухают, а лицо жжет горячая кровь.

– Надо поговорить, – сказала Ульяна, он был настроен серьезно.

– Что там? – спросила Галя.

Они зашли в комнату.

– Они правы, – сказала Галя, когда ее одногруппники ввели ее нынешние обстоятельства. – Я должна покинуть вас. Но что с Аленой?

Андрей зашел к Лене. Та виновата посмотрела в его сторону.

– Где Алена? – спросил он.

– Не знаю, – ответила Лена. – Скорее всего на заднем дворе.

Андрей массировал виски, голова зудит, а он не может ничего сделать. Во второй раз заселить Алену не получится.

– Номер ее есть? – спросил наконец Андрей.

Лена кивнула, вытащила телефон и набрала номер.

– Да? – звучал незнакомый голос.

Андрей выхватил телефон.

– Кто это? – спросил он.

– Коля. Погоди. Андрюха, ты ли это? А что с незнакомого номера звонишь?

Андрей не понимал, это ему мерещится, или Лена перепутала номер.

– Я вроде на номер Алены звоню. Разве нет?

– Так-то да, но она сейчас спит.

– Чего? Колян, ты че такое несешь, я не понял?

– Подобрал я эту бедняжку. Понял теперь?

– Как?

– Проезжаю мимо шараги, вижу, что Алена с сумками на перевес стоит около дороги. Думаю, перейти хочет, а нет... Вот сейчас везу к себе. Пусть переночует, думаю.

К такому повороту, неожиданной помощи из неоткуда Андрей и никто другой не ожидал.

– А ты можешь? – спросил Андрей. Может, и Гале удастся пожить у Коли.

– Пока да, я же знаю, что она – нелегально живет в общаге. Вернее, жила... Как там Галя?

– Она еще в общежитии. Ты ее приютишь у себя?

– Только на пару дней. Не один живу, сам понимаешь.

– Да, конечно.

– Тогда пусть собирает свои вещи и готовится к переезду. Завтра у нас че, суббота. Приют до понедельника. До вторника – крайний случай.

– Договорились. Спасибо, Колян.

– Пока не за что, – чувствовалось, что парень улыбался.

Андрей отдал Лене телефон.

– Нашлась квартира? – спросила Лена. Она слышала разговор и улыбалась новым обстоятельствам.

– Вроде того, но только на пару дней.

Глава 9

Я еще не ложился спать, не хочу. Такое случается редко – все в доме спят, и я один бодрствую, не чувствую тяжести в глазах, только голоса в телевизоре звучат как-то иначе. Лежишь на кровати, думаешь, когда там персонажи поймут, кто убийца. Было очевидно, концепцию стырили с первого сезона...

Очередная тяжелая ночь в «Реанимации», снова все по-черному...

Стрела не может противостоять какому-то мафиози, обычному человеку, тупо не может всадить пару стрел, потому что сценарий не позволяет...

Снова серия «Сверхъестественного» ни о чем, лучше вернитесь к основному сюжету!..

Очередная смерть в Никербокере... Вылечите хоть кого-нибудь!..

За окном поднимается солнце, первым будит СЗР. Странная погода – в будни хмуро, меланхолично, зато в выходные солнечно. Может, специально так сделано, чтобы мы учились и не думали о гулянках, а как выходные, – то пожалуйста, идите на все четыре стороны!

Я не был в курсе насчет положения моих одногруппниц, пока Лев не рассказал мне об этом на паре, на английском. Это было печально, что их выселили, а теперь еще девушкам приходится жить в общежитии нелегально. Но что можно было поделать, это не были мои проблемы, меня это не касалось.

Я сам прикоснулся...

В дверь зазвонили, батя с суток пришел. А когда батя на сутках, я могу не спать всю ночь, чем я, собственно, и занимался.

Подошел к двери, открыл все замки, когда один закрывал всю дверь, и увидел батю. На нем темно-зеленая куртка, серая шапка и уставшие глаза. Я не понимал его, ведь меня еще не отрубало. При просмотре телевизора устают только глаза, но все остальное тело расползается по кровати и отдает все силы на просмотр, поэтому я продолжал смотреть на папу ясными глазами.

Он зашел в квартиру. Поздоровались.

– Никуда сегодня не идешь? – спросил он, когда я шел к себе в комнату, делать вид, что мне нужно доспать еще несколько минут.

– Нет, – ответил я, не поворачиваясь к нему.

– Сегодня на квартиру поедем, – сказал он, снимая крутку. – Надо бы стиральную машину установить.

Ладно.

– Ели? – продолжает батя. Это был его главный вопрос после возвращения с работы в психушке.

– Не еще, – говорю.

– А мама где?

– В душе, слышно же.

Батя включил плиту и поставил варить кашу.

– Не понимаю, – говорит он, заваривая нам с сестрой чай. – Столько лет питаешься этой кашей, а худой, как велосипед.

– На фотографиях твоих родителей ты был таким же, – говорю ему, а он кладет рядом с кашей куриное яйцо, разделенное на две части. – Да ладно!

– Ешь! – настаивает, но говорит спокойно. Батю ничем не вывести из состояния удава, спокоен, пока не начнется абсурдный ругань, который в нашей семье был обычным делом. – Тебе вес надо набирать.

– Нормально я вешу.

– Ешь!

Закатываю глаза, пока батя готовит порцию для мамы.

– Может, ты будешь? – спрашиваю у младшей сестры, Виктории.

Она строит кислое выражение лица и показывает язык.

– Что за деты в такие? – спрашивает батя. – Яйца не едите, сгущенку тоже, да вы едите три раза в день, когда стоит есть раза четыре! Как так?

– Вот так, – говорю и развожу руки.

Переодевшись, мама села за стол.

– Было что интересного на дежурстве? – спросила она у папы, предварительно чмокнув его в губы.

– Какой там, – махнул батя и вернулся к плите. – Ничего не происходит. У нас ведь как, на Пирогова ложатся только люди, которых вроде и посалить следует, но и свести все на психическую нестабильность будет хорошо.

– Стало быть, психлечебница – тюрьма для бедных? – спрашиваю я.

– Нет, – вертит головой батя, мешая кашу. – Просто ложатся туда те, кому можно и на зону попасть. Но лежат у нас. В моем понятии – они тупо отдыхают там. Выходят, а потом, через какое-то время, возвращаются обратно.

Батя поставил тарелку с кашей перед мамой.

– Ой, какой же ты у нас заботливый, Сереж, – сказала мама, размешивая еду по всей тарелке. – Дети, правда у вас хороший папа?

– До очередного срача? – спросил я.

Батя украдкой ухмыльнулся мне.

– Все равно я его люблю, – говорит мама.

Я с трудом верил в это. Мне казалось, что сейчас они вместе по двум причинам. Первая: я – их первый отпрыск. Вторая: Виктория, которая еще внушает надежды, но уже показывает своими рисунками, что нет у нас в семье финансистов или кого-то еще, кто мог распоряжаться деньгами и вертеть ими, как малолетки спинер. Я окончил школу, а Виктория только пошла туда – еще одиннадцать лет насилия над нервами.

– Господи, – сказала мама, когда я засунул в рот одну часть яйца. – Прям... как это... змея, которая яйцо ест.

Залил чай в рот, чтоб не чувствовать мерзкий вкус. Меня всегда тошнило от вкуса, да что там от вкуса, от запаха – кишки сворачивались в узел.

– Надеюсь, ты так в колледже не ешь? – спросила мама. Ее глаза выпучены на меня, на то, как я медленно осиливаю первую долю яйца.

Мотаю головой.

Я там вообще не ем, терплю до дома.

– Это ж, что значит, – говорю, когда прожевал, – никаких несчастных случаев, возможных побегов. Вообще ничего?

– Уже год ничего не происходило, – говорит батя.

– Пусть так и останется, – сказала мама. – Боже ж ты... А разделить оставшуюся долю пополам не вариант?

Не хочу тянуть это мерзкое чувство во рту, поэтому ем разом.

Лев ехал с репетиции вместе с Колей. Они готовились к студенческой весне давно, и успели сдружиться. Еще крепче закорешились, когда Коля втянулся в проблемы Гали и Алены.

– Стоит поспешить, – сказал Коля, заворачивая на своей «ладе» во двор. – У меня родители со дня на день вернутся, и тогда все – писец, край. Понимаешь, Симба?

– И ты туда же, – простонал Лев.

– Ладно, я шучу, – усмехнулся Коля. – Не обижайся, как девка. Просто я недавно только узнал, что Женек вам клички давал.

– Давно об этом забыли. Ржали пару недель с этого, а потом, понимаешь ли, поняли, что неправильно это.

– Что с девчонками делать будем-с? – вернулся Коля к главной теме.

Лев не знал, что делать, он не думал над этим так, как, например, над отработками по гериатрии или акушерству. Он узнал о новом прибежище посреди ночи. Проснулся и увидел сообщение от Андрея: «Алена выселена из общаги, но она побудет пару дней у Коли. Думаю, с Галей поступим также, т.к. общагу на уши подняли из-за нелегалов». На этом и решили – дать Гале и Алене пожить дома у Коляна выходные.

– Если честно, – начал Лева, заметив, что они остановились в пустом дворе в окружении старых пятиэтажек, – то это их дело. Ты им помог, но пора бы найти хоть какую-нибудь квартиру.

– Вот сейчас им это и скажешь, Симба.

– Бля...

Коля заржал, выходя из машины.

Женя аккуратно стер кривую линию, которую парень успел провести прежде чем заснуть. Хотелось закончить уже этот проклятый портрет своей любимой!

Женя не помнил, как отрубился, видел только результат своего упорства и любви.

И без цвета хорошо, думал он. Четкие контуры лица радуют глаз, невозможно не остановиться и присмотреться к каждой линии. Волосы, конечно, придется раскрасить, а то слишком сильно сливается с лицом и не понятно, что это за бред на голове.

Посмотрел из далека, с другого конца комнаты.

Полины не было рядом, но в рисунке он видел ее, ощущал ее, словно она близко. Женя сводил все к нулю – то, что он чувствовал, это не считается. У него любовь, эмоции, взрыв тестостерона при взгляде на портрет, возбуждение. А что подумают другие, что подумает Полина? Хочется надеяться, что она оценит, что не зря потратил так много времени на портрет.

Посмотрел на карандаш, которым рисовал, – источен, некуда больше точить. Целый карандаш израсходовал.

Так, я читал у него рассказ, значит, его черед помочь мне. Пусть оценит, скажет, как получилось. Тем более, он единственный, кто знает о портрете, а ему можно доверять.

– Что смотришь? – спросил батя, когда мы ехали давно знакомым нам дворам.

– Тут одногруппник картинку скинул, – сказал я. – Девку свою нарисовал, дал на оценку.

Батя молчал. У него был безразличный взгляд, как и на многое другое, что происходит в повседневной жизни.

– Как он учится? – спросил он.

– Точно так же, как и я, – говорю.

Батя цокнул и припарковал машину.

Я не мог дать весомой оценки портрету. С одной стороны – это талантливо, эти изгибы, черты лица, глаза, словно художник наделил их мыслями о чем-то вечном. Хорошо бы на публику показать, может, оценит кто. Но иначе я никак не мог смотреть на портрет старосты. Мое мнение насчет этого относительно. Я думаю так, а другой считает иначе. Кому-то нравится «Сталинград» Бондарчука, кто-то тащится от «Враг у ворот» с Джудом Лоу.

Мы зашли в старый пятиэтажный дом, хрущевку.

– А стиралка? – спросил я.

– Сначала дверь откроем, – ответил батя.

– Я жители что, не откроют нам?

– Так их и нет. Не слышал, что ли, съехали вчера. А до этого сказали, что не помешало бы стиральную машину в квартиру.

Учитывая, сколько раз в неделю я ссорился с родителями, или им просто не нравилось то, что я срываюсь, я говорил, чтобы они дали мне пожить самостоятельно в этой старой однушке. Но они отказывались, продолжали давать квартиру молодым семьям, пока те не окрепнут, и не купят свою собственную квартиру. Исключением были молодые люди, которые не зарегистрированы в браке, и студенты, которые могли устроить потрахушки.

– Раздолбают квартиру, – говорил батя, когда они обсуждали этот вопрос с мамой. – И так весь ремонт сами делали, так потом еще тратиться на последствия от всяких тусовок.

Вышли на улицу, мороз колит щеки, а яркое солнце слепит глаза.

Во дворе тихо, все засыпано снегом, выпавшим ночью. Детские качели утонули в сугробе, карусель в центре детской площадки не крутится, только скрипит под напором детски ручонок двух ребятишек.

Батя открыл багажник, там лежала разобранная стиральная машина. Очень старая.

– А она точно выстирает одежду? – с недоверием спрашиваю я.

Папа берет низ стиралки и говорит мне сделать то же самое с своей стороны.

Вытащили.

– Если б не стирала, – сказал батя, – клал бы я на этот аппарат.

– Где ты ее вообще достал?

– На помойке нашел, – усмехнувшись, ответил батя.

Да, совсем забыл, что батя сначала поищет на свалке, прежде чем пойдет в магазин и купит. Так было с несколькими табуретками, которые теперь на даче маминых родителей, лампой, которая теперь стоит у меня на столе, и хорошо работает, с шапкой танкиста, пустившую на замену бревнам на костер. Сейчас стиральная машина. Понятно теперь, куда батя уходил на полдня, – он ремонтировал стиралку. У него хорошо получалось чинить то, что другие ленились чинить.